Мусульманская диаспора на Западе: дифференциация, конвергенция, гибридизация

Размещено на http://www.allbest.ru/

Мусульманская диаспора на западе: дифференциация, конвергенция, гибридизация?

миграция исламский макдональдизация детерриториализованный

Виталий Вячеславович Наумкин

Нет необходимости повторять истину о том, что в современном мире цивилизации, культуры, народы, государства оказывают возрастающее влияние друг на друга благодаря все более активному перемещению капиталов, людей и информации (хотя, на самом деле, свободно перемещаются лишь капиталы и информация, но не люди). Не нужно повторять и другое, не менее известное положение о том, что глобализация не является порождением нашего времени. Но ее характер и масштабы меняются. В частности, как отмечал Иан Недервеен Пиетерс: "Если между 1840 и 1960 годами главной политической формой глобализации было национальное государство, то в настоящее время ее ведущей политической формой является регионализация"¹. И, если основой глобализации в последней четверти XX в. было доминирование США, то в нашем веке ситуация изменилаcь. Как написал в своей порпулярной книге "Пост-американский мир" Фарид Закариа, вслед за эпохой "подъема Запада" (the rise of the West) в XXI веке наступила эпоха "подъема остальных" (the rise of the rest)². В данной статье рассматриваются некоторые проблемы современной мировой политики, связанные с миграцией населения государств исламского мира на Запад и его взаимоотношениями с новой средой обитания

Основные миграционные потоки по-прежнему движутся на Запад. В рамках настоящей статьи мусульманская миграция на Запад нами рассматривается в русле глобализационно-цивилизационного подхода, получившего развитие в трудах некоторых отечественных и зарубежных политологов и культурологов (в том числе в недавно опубликованной книге Недервеена Пиетерса). На основе достигнутого уровня теоретического осмысления проблемы можно говорить о трех глобализационно-культурных парадигмах, или перспективах, по Пиетерсу: о культурном дифференциализме, или продолжающихся различиях; культурной конвергенции, или растущей похожести (sameness); культурной гибридизации, или постоянном смешении³. Ключевым здесь является отношение к культурно-цивилизационным различиям: приведет ли глобализация к их нивелированию, стиранию путем поглощения одних другими, гомогенизации (конвергенция); будут ли они, напротив, укреплены, увековечены (дифференциализм, лежащий в основе допущения о "столкновения цивилизаций") или же будет идти процесс их смешивания (гибридизация).

Следует заметить, что дискурс, основанный на известной еще в XIX в. концепции гибридизации, получил на Западе развитие именно в литературе, посвященной феномену миграции. Этот дискурс представляет собой семантическую антитезу "эссенциализма", "фетишизма границ" и "культурного дифференциализма расистских и националистических доктрин"⁴, ключевыми понятиями которого являются этничность и идентичность. Гибридизация в определенном смысле может трактоваться как потенциальная утрата и того, и другого. Фетишизации межкультурных границ противопоставляется тезис об их неизбежной эрозии. Характерные для концепции гибридизации ключевые понятия - смешение, синкретизм. Ее сторонники анализируют такие процессы, как креолизация, метисизация, а также ориентализация западного общества. В данном контексте мусульманский Восток выполняет функцию агента гибридизации.

Сторонники концепции гомогенизации обычно приводят в пример повсеместное распространение ресторанов североамериканской сети "Макдональд", где подают немецкий гамбургер с французской жареной картошкой и элементами итальянской кухни на основе американского менеджмента и маркетинга. "Макдональдизация" (термин, напоминающий придуманную в 1970-х годах в Латинской Америке "кока-колонизацию"), в том числе и наиболее традиционных стран Востока, имеющих богатую кулинарную традицию, действительно, явление, ставшее символом глобализации. Тезис о "макдональдизации", по И.Н.Пиетерсу⁵, представляет собой версию недавно появившейся идеи о "всемирной гомогенизации обществ через влияние многонациональных корпораций" и вариацией на тему классической темы "универсализма, модернизации и глобального триумфа капиталистических отношений". Вопрос рассматривается также в контексте тезиса о "диффузионизме", что означает распространение феномена культуры из одного центра.

Похоже, что в бурном распространении ресторанов "Макдональдс" сыграл роль не вкусовой, а эстетический фактор. Посещение этих ресторанов во многих странах мира стало признаком престижного потребления. Есть и другие аналогичные западные сети - "Бургер Кинг", "KFC", "Пицца Хат", "Венди'з". Уже никто не удивляется тому, что эти рестораны можно встретить на улицах священной для мусульман Мекки. Но сети бывают не только западные. Применительно к Москве, например, можно говорить, вероятнее, о "суши/сашимизации": кажется, скоро в России не останется ни одного заведения общественного питания, где бы ни подавали это прежде не известное россиянам блюдо. Людей радует эстетика палочек, которыми едят сырую рыбу на не по-русски слепленном комке риса, а также посещение японского сетевого ресторана, который тем не менее функционирует на основе американской системы менеджмента и маркетинга. Иначе говоря, здесь культурная диффузия идет не из Северной Америки, а с Востока (если, конечно, относить к Востоку Японию, давно вошедшую в число наиболее развитых стран мира).

В настоящее время число людей, живущих за пределами стран своего происхождения или гражданства, приближается, видимо, уже к 200 млн. человек, или более чем 3% населения планеты. Почти половина из них - из менее развитых стран (МРС). Заметим, что Россия, обладающая сухопутными границами огромной протяженности (более 20 тыс. км), сталкивается с особо серьезным вызовом в этой сфере, как, к примеру, похожие на нее в этом отношении США или ЮАР, граничащие с МРС. В качестве одного из факторов американский эксперт Джеймс Холлифилд называет постоянно растущее влияние "выталкивающих сил предложения" (supply-push forces) в противоположность маятниково меняющимся - "притягивающим силам спроса" (demand-pull forces⁶⁾. Россия, давно испытывающая потребность в притоке дешевой рабочей силы из постсоветских МРС (в какой-то мере аналогию здесь можно провести с новыми индустриальными странами /НИС/ Юго-Восточной Азии, привлекающими рабочую силу из соседних МРС - Филиппин и Таиланда), так же, как и все они, не сумела за эти годы выработать четких законов, регулирующих эту миграцию.

Если для США и Канады иммиграция всегда была частью их повседневной жизни, то государства Западной Европы, начав испытывать нужду в рабочих руках для бурно развивающейся экономики, стали поощрять массовую иммиграцию лишь с середины 1950-х годов. Значительная часть миграционных потоков, текущих на Запад и на Север, в первую очередь в страны Евросоюза, приходится на государства исламского мира, откуда приходят люди, исповедующие другую религию, отличающиеся более высокой религиозностью и иные в культурном отношении. Это предопределило появление серьезных проблем в дальнейшем, причем именно религиозный фактор, как считают многие европейцы, сыграл в этом ведущую роль.

В Дании, где с приходом к власти правой Датской народной партии (ДНП) были приняты самые жесткие в ЕС меры против иммиграции, министр интеграции Рикке Хвилшой еще в 2005 году, выражая популярные настроения, заявлял: "Проблема состоит в том, что вы не можете интегрировать большое число мусульман в стране, культурная база которой является христианской"⁷. Как пишет известный американский журналист и автор фундаментальной работы о мусульманских иммигрантах на Западе Кристофер Колдуэлл: "Европейская терпимость к другим культурам была искренней, особенно среди элит, но даже они не предвидели, что подобная терпимость будет означать появление, укоренение и устойчивое распространение иностранной религии на европейской земле"⁸. Таким образом, заключает автор, Европа сама посеяла семена угрозы - межрелигиозного разлада как внутреннего, так и международного (!). Действительно, европейские державы имели длительную историю противоборства с исламским миром, обостренного колониализмом. Дух отношения к исламу как к потенциальной угрозе выразил в конце XIX в. известный французский писатель Эрнест Ренан: "Ислам был либерален, когда был слабым, и агрессивен, когда был сильным"⁹. Именно этот исторический фон сделал столь легким распространение в Европе антиисламских настроений, когда для этого уже в наше время появились и другие причины.

В настоящее время численность мусульманской общины в ЕС составляет более 20 млн. человек, в том числе более 5 млн. во Франции (преимущественно арабы), примерно 4 млн. в Германии (преимущественно турки), 2 млн. в Великобритании (преимущественно пакистанцы и бенгальцы), причем в одном только Лондоне постоянно проживает более 1 млн. мусульман, или восьмая часть его населения. Прирост населения среди мусульман значительно выше, чем немусульман, и, по разным прогнозам, уже в третьей четверти этого века среди населения Европейского Союза будут преобладать мусульмане. Конечно, никто не знает, какими они сами станут к тому времени, да и какую эволюцию претерпят отношения между Западом и исламским миром (хотя "многовековое военное противостояние Запада и ислама вряд ли уменьшится"¹⁰).

Зарубежная Европа выработала несколько основных моделей отношений с иммигрантскими общинами. Это французская модель ассимиляции, согласно которой иммигранты должны полностью воспринять культуру большинства; британская модель мультикультурализма, согласно которой иммигрантам предоставляется право сохранять свою культуру, лишь уважая закон; а также ныне уже ушедшая в прошлое германская модель гастарбайтерства, предполагавшая, что большинство иммигрантов в перспективе покинут страну. Но ни одна модель не помогла преодолеть симптомы опасного разлома, наметившегося в отношениях между основной частью населения и мусульманскими общинами Запада (в первую очередь, ЕС) и являющегося в значительной мере выражением имеющихся противоречий между Западом и исламским миром.

Согласно опросам, в Великобритании лишь 23% мусульманского населения положительно относятся к своим согражданам-немусульманам и 62% отрицательно, в Германии соответственно 29 и 60%, во Франции - 41 и 58%. Оценка немусульман мусульманами гораздо лучше в Испании - 49 и 23%, зато среди коренных испанцев лишь 23% считают, что они находятся в хороших отношениях с мусульманами, а 83% ассоциируют ислам с фанатизмом¹¹ (возможно, свою роль в этом сыграл террористический акт на Мадридском вокзале в 2004 году).

Исламофобские и арабофобские настроения (ислам обычно ассоциируется с арабским миром, хотя большинство мусульман мира живет за его пределами) в последние годы приобрели в Европе широкое распространение. Конечно, этому способствовали атаки террористов и распространение политического ислама. По опросам, проведенным в 2004 г. в Европе Национальным консультативным комитетом Франции по правам человека об отношении к религиям, к христианству отнеслись положительно 52% и отрицательно 13% европейских респондентов, к иудаизму соответственно - 30 и 20%, к исламу - 23 и 66%¹². Когда в Германии в ходе опроса респондентов спросили, о чем они думают, когда слышат слово "ислам", 93% ответили: "угнетение женщин", 83% - "терроризм", 82% - "радикализм"¹³. Прослеживается явный образ врага, созданный не без помощи средств массовой информации.

В результате массовой миграции в ЕС миллионы мусульман начинают жить в секулярных государствах, где преобладающей конфессией является христианство, а они оказываются в любом случае меньшинством - конфессиональным, а иногда и вообще верующим. Проблему адаптации осложняет одно существенное обстоятельство. Ислам исторически утверждался как религия большинства, в нем не заложен инструмент приспособления мусульманской уммы к роли группы меньшинства. Отчасти поэтому европейские мусульмане формируют транснациональную и, как гротескно выразился известный французский исламовед Оливье Руа, "воображаемую умму".

Формирование этой новой псевдо-уммы с характерной для нее особой идентичностью О. Руа считает проявлением детерриториализации ислама¹⁴. По его мнению, "новая община может быть чисто идеальной (не имеющей других связей помимо веры), основываться на традиционных групповых связях (сохраняя эндогамные отношения с семьями, остающимися в стране происхождения), но она всегда действует как реконструкция"¹⁵.

Парадоксально, что новые мухаджиры (добровольно или вынужденно переселившиеся) зачастую приходят к выводу, что они могут свободнее исповедовать ислам в не-мусульманской стране, в которую они перебрались жить, чем на своей родине, поскольку царящие там порядки и нравы не представляются чисто исламскими¹⁶. Тарик Рамадан, один из наиболее популярных и либерально настроенных молодых лидеров исламской общины ЕС, профессор Фрибурского университета в Швейцарии, этнический египтянин и внук знаменитого основателя движения "Братьев-мусульман" Хасана аль-Банны, даже считает, что на Западе мусульманин имеет больше возможностей жить в соответствии со своей религией, чем в большинстве, если не во всех мусульманских странах¹⁷. С этим утверждением перекликается высказывание мусульманского законоведа Камаля Хельбави, живущего в Великобритании: "Мы должны поддерживать положительные аспекты общества, хотя его контролирует или им правит немусульманское большинство… Многие политические аспекты жизни на Западе положительны, включая свободу выбора, уважение прав человека, независимую судебную систему, свободу выражения и другие, которые в основном имеют исламскую природу"¹⁸.

Наиболее яркое подтверждение концепции детерриториализованного ислама О. Руа находит в парадоксально перекликающихся с мыслями Т. Рамадана высказываниях лидера противоположной, консервативной части исламской общины Евросоюза - радикала Абу Хамзы, много лет прожившего в Лондоне, а в настоящее время отбывающего срок в британской тюрьме: "Я говорю [мусульманам Запада], что им нужно идти в мусульманскую среду, а не в мусульманскую страну, поскольку в наших странах [откуда мы родом] мы имеем мусульман, но не имеем исламского государства... Я советую мусульманам покинуть эти общества... Мне приходится быть Моисеем в доме Фараона"¹⁹.

Однако можно ли считать такое позитивное отношение к Западу тезисом, одинаково разделяемым фундаменталистами и либералами? Ведь есть и хиджра обратно в страны мусульманского мира, хотя ими правят лидеры, порицаемые как радикалами-фундаменталистами, так и либералами (одними за одно, другими за другое, но и теми, и другими за авторитаризм и диктаторство). Тот факт, что Абу Хамза говорит об исламской среде, еще не значит, что все исламские лидеры полагают, будто на Западе можно создать подобную среду, а в исламском мире нельзя.

Благодаря политике терпимости в первой половине 1990-х годов еще могли открыто действовать в США радикальные исламисты. Основатель подпольной экстремистской "Джама'а исламийя" в Египте шейх Омар Абдуррахман без труда въехал в Америку, стал имамом Джерси-сити и угодил в тюрьму лишь после организации им первого нападения на Всемирный торговый центр в феврале 1993 года (башни ВТЦ один из радикалов позднее, после 11 сентября 2001 года, назвал "Буддами Уолл-стрита", по аналогии с разрушенными талибами в Бамиане древними статуями). В том же году без проблем получил въездную визу в Соединенные Штаты другой известный исламский радикал - Айман аз-Завахири, собиравший среди исламских ученых в Силиконовой долине пожертвования на ведение джихада против США. Хотя об этом знали американские спецслужбы, ему не чинили никаких препятствий. Он не был ни арестован, ни депортирован²⁰.

Однако в ЕС и США верующим иммигрантам-мусульманам приходится привыкать жить в обществе не только секуляризованном, но и толерантно относящемся к атеистам (то же самое можно сказать и о российском обществе). Их там немало и они не скрывают, а зачастую и открыто демонстрируют свое неверие, иногда даже бравируют им, что трудно представить себе в большинстве обществ мусульманского Востока. Не случайно президент Б. Обама недавно заявил в одном из своих выступлений, что Америка - страна христиан, мусульман, иудеев, индуистов и неверующих. Между тем в США никогда не изберут президентом кандидата, если он не будет говорить о своей вере в Бога.

Тем не менее в этой традиционно высокорелигиозной стране сегодня довольно популярным становится "неоатеизм". Большими тиражами издаются и раскупаются книги адептов этого течения. Среди них можно назвать, к примеру, работу Кристофера Хитченса "Бог не велик: как религия все отравляет". Нет необходимости пересказывать ее содержание - название говорит само за себя. Для примера коснусь лишь одного, более корректного, чем остальные, замечания автора: "Как многие другие, но не все, священные места ислама, Мекка закрыта для иноверцев, что несколько противоречит претензии на его универсальность"²¹. Как ни странно, это перекликается с идеей ливийского лидера Муаммара Каддафи о необходимости допустить иноверцев в священные мусульманские города - Мекку и Медину.

В Евросоюзе иммигранты-мусульмане встречают также секуляризм агрессивного толка, предполагающий навязывание им неприемлемых для них норм. Во Франции - это вызвавший массовые активные протесты мусульман запрет на ношение головного платка - хиджаба в государственных учреждениях и школах, что не вызывает возражений, к примеру, в такой стране, как Великобритания. Впрочем, если для Франции с ее ассимиляционной политикой в отношении иммигрантов подобные шаги не удивительны, то в мультикультуралистской Великобритании даже полицейским, если они сикхи, разрешается в качестве форменного головного убора носить чалму. Зато там встречает неприятие мусульманская практика забивания скота, и даже была предпринята попытка законодательно запретить ее, вызвавшая столь же активные протесты мусульман, как и запрет на ношение хиджаба во Франции.

Мусульманам даже ненавязчиво предлагают специфические прочтения их священных текстов. В опубликованной в 2000 г. в Берлине работе "Сирийско-арамейская версия Корана" немецкий арабист, пишущий под псевдонимом Кристоф Люксенберг, утверждает, что Коран можно лучше понять, если согласиться с сирийско-арамейской, а не арабской интерпретацией его лексики. Наиболее характерный пример - в заново переведенном таким образом, через сирийско-арамейский язык, тексте оказывается, что в раю праведников ожидают не девственницы, а белый виноград²². Подобные идеи подаются мусульманам под соусом "реформации", в которой, как их все чаще убеждают, нуждается их религия.

Мусульманская реформация нередко принимала фундаменталистские формы. Люксенберг упоминает, ссылаясь на текст Резы Аслана, что венгерский исламовед прошлого Игнац Гольдциер первым считал, что многие хадисы являлись лишь "стихами из Торы и псалмов, отрывками из высказываний раввинов, древнеперсидскими максимами, отрывками из трудов греческих философов, индийскими пословицами и даже дословно воспроизводимыми христианскими молитвами Господу"²³.

Не удивительно, что реакцией на поток этих идей является распространение оградительных настроений и мобилизационный прилив у исламских фундаменталистов. Салафитская да'ва (проповедь, призыв обратиться в свою веру) удачно использует поток словоблудия, за которым видится заговор неверных, а то и козни сатаны против правоверных мусульман (как пишет О. Руа, неофундаменталисты, в частности, фактически конструируют себе пространство, иное, нежели то, в котором они живут, отделяя религиозное начало от социального²⁴). На таком фоне действительно конструктивные попытки модернизации изнутри, к которой призывают многие мусульманские деятели, вызывают настороженное отношение у одних и полное неприятие у других представителей мусульманской общины. Проклятия немалого числа консервативных мусульманских деятелей посыпались на голову Тарика Рамадана, когда в ходе дебатов с Николя Саркози, в то время министром внутренних дел Франции²⁵, он предложил ввести в современном исламе мораторий на применение худуд - жестоких телесных наказаний, которым шариат предписывает подвергать мусульманина за определенные осуждаемые Богом преступления. Иначе говоря, эти наказания следует не отменить, а отказаться от их применения.

Наш российский коллега, профессор Тауфик Ибрагим, подобно Рамадану, исходящий из понимания несовместимости худуд с универсальными человеческими ценностями в их современном значении (и, подобно ему, подвергающийся за это нападкам со стороны консервативной части мусульманского религиозного истэблишмента), также не покушается собственно на шариат. Но он стремится доказать, что в источниках мусульманского вероучения вообще нет прямого указания на необходимость применения этих шокирующе жестоких наказаний²⁶. Оба ученых, равно как и многие их последователи, безусловно, полагают, что подобная адаптационная модернизация укрепляет позиции ислама, делая его ценности приемлемыми для высокомодернизированного мусульманина, живущего в западном (в том числе российском) обществе. Как считает О. Руа, призыв Рамадана в большей степени соответствует принципам принятого во Франции лаицизма. Речь не идет об отмене этих религиозных предписаний. Ведь общество и государство ведают земными, а не небесными делами, поэтому и приговаривать за такие преступления к телесным наказаниям, и тем более приводить приговор в исполнение не следует. "Ад может подождать"²⁷.

В данном контексте следует отметить, что французские ученые Марсель Гоше и вслед за ним О. Руа разделяют понятия секуляризм и лаицизм. При этом Руа считает лаицизм характерной особенностью исключительно французской общественной системы²⁸, не характерной для других западных государств, хотя все они являются светскими демократиями. Если секуляризм состоит в том, что общество эмансипирует себя от всего "священного", не отрицая его, то суть лаицизма в том, что общество "изгоняет религиозную жизнь" за ту границу, которую оно устанавливает с помощью закона²⁹. Поясним, что в таком понимании страна может быть секулярной, но не лаицистской, если она имеет официальную религию (христианство англиканского толка в Великобритании и протестантского в Дании). При этом Руа считает Данию и не в полной мере секулярной, так как там не вполне соблюдается принцип отделения религии от государства - пасторы являются государственными служащими. Упоминание Бога в российском гимне при таком строгом понимании секуляризма - тоже отход от этого принципа, и выступивший недавно с требованием отказаться от этого один из депутатов-коммунистов отстаивал не обязательно атеизм, но жестко последовательный секуляризм. Поддержки это требование, как мы знаем, не получило. Кстати, в США Верховный суд также решил сохранить упоминание Бога в клятве, которую произносят в государственных школах. В Турции, которая считает себя светским государством, имамы, как пасторы в Дании, являются государственными служащими, поэтому и там принцип секуляризма подвергся эрозии из-за желания государства не упускать из своих рук контроль над религиозной жизнью граждан.

В мусульманской диаспоре на Западе есть некоторое число людей, которые не только вполне комфортно чувствуют себя в секулярном обществе, но и не отличаются высоким уровнем религиозности. В письме в газету "Интернэшнл Гералд Трибьюн" читатель Тарик Ахмад написал, что для победы над радикальным исламом мусульманам надо стать "менее исламскими". Он заметил, что все большее число мусульман секуляризуются, не знают Коран, не посещают мечети, ориентированы исключительно на личный успех³⁰. Хотя с ним не согласились другие читатели, ясно, что такое утверждение появилось не на пустом месте. Однако даже те мусульмане Запада, которые не соблюдают всех обрядов ислама, все равно воспринимают его как важнейший маркер их идентичности. Из опрошенных французских студентов-мусульман на вопрос о том, что их характеризует в первую очередь, треть ответили: "религия", среди коренных французов-студентов так считают только 5%³¹. Не только враждебность, существующая сегодня в отношениях между Западом и исламским миром, и трения между немусульманским большинством и мусульманским меньшинством в Европе предопределяют высокий уровень символизации³² всего, что связано с идентичностью мусульманской диаспоры на Западе, но и наблюдающиеся попытки властей тех или иных государств ограничить свободу вероисповедания.

Это проявилось, в частности, в реакции на принятое в конце 2009 г. на референдуме швейцарцев решение о запрете строительства минаретов на мечетях (в Швейцарии немало мечетей - 1500, но только четыре из них имеют минареты). За это высказались шесть из каждых десяти голосовавших. Сам факт проведения референдума и его итоги были повсеместно восприняты в исламском мире как символ враждебного и дискриминационного отношения европейцев (или их части) к мусульманам и вызвали бурную реакцию с их стороны. Американский обозреватель даже посетовал: "…больше американцев посылают воевать с исламскими экстремистами в Афганистане, в то время как антиисламский экстремизм в Европе угрожает разжечь рост мусульманского фанатизма"³³. Кстати, опросы, проведенные вслед за швейцарским референдумом в Бельгии, показали, что 38% респондентов - за запрет строительства минаретов, а 61% вообще не хотели бы видеть мечеть в своем квартале³⁴.

Показательно, что как раз за две недели до референдума французские власти, видимо насытившись проблемами, возникшими в прошлом из-за запрета на ношение хиджаба в учреждениях и государственных школах, сняли запрет на ношение бурки (чадры-покрывала, паранджи) мусульманками. Разгорелся очередной скандал после того, как Н. Саркози заявил: "Франция - страна, в которой нет места бурке". При этом, по данным полиции, в пятимиллионной мусульманской общине Франции только 367 женщин носили бурку. На фоне усиливающихся в Европе призывов ужесточить иммиграционные законы, что также интерпретируется как антимусульманская мера, впору говорить о новой "линии Мажино", призванной защитить континент от исламских радикалов. Опасные издержки афганской кампании заставляют американцев быть предельно корректными в этой сфере, и то, что происходит в Европе, вызывает за океаном раздражение. Не стоит удивляться тому, что острой реакция на швейцарский референдум была и у российских мусульман.

Впрочем, проявившиеся в его ходе настроения, к сожалению, нашли понимание и у отдельных отечественных комментаторов. Так, известный журналист из весьма уважаемой и вроде бы либеральной газеты сделал странный вывод о том, что референдум был призывом к мусульманам "отказаться от политического ислама, от веры в некое превосходство мусульман над другими". Порицая европейцев за их толерантность, он напомнил, что "в лице своих нынешних правителей европейская христианская цивилизация готова во имя некой эфемерной "справедливости" сдаться пришельцам". Досталось от автора не только за "политкорректность, замешанную на глупости", - архиепископу Кентерберийскому Роуэну Уильямсу и верховному судье Великобритании лорду Филипсу, выступившими за частичное признание шариатского суда в этой стране, но и "шустрому президенту Саркози", который, "как обычно, перестроился раньше остальных лидеров Старого Света".

Чего стоит высказывание этого воинствующего журналиста о том, что "в Москве только официально обосновалось около 2 млн. мусульман", как будто их подавляющее большинство не являются такими же коренными жителями России, как сам автор (а может быть, кто знает, и в большей мере, чем он). И вот уж совсем непристойное заключение автора, живущего в центре Москвы: "Не дай Бог закричать на всю ивановскую здесь, на Ивановской горке, когда-нибудь какому-нибудь муэдзину"³⁵(!). Естественно, в среде немногочисленных подобным образом настроенных людей негативно восприняли объявленное мэром Москвы Ю.М.Лужковым разумное, как представялется, решение построить мечети в каждом округе российской столицы.

Отдельные евросоюзовские политики в стремлении замкнуть мусульманские общины в некую капсулу противопоставили уязвимой стратегии ассимиляции своеобразно понимаемую интеграцию. Юрген Рюттгерс, премьер-министр германской земли Северный Рейн - Вестфалия и открытый ксенофоб, считает, что нигде в мире нет примера успешного мультикультурного общества. Он говорит: "Интеграция - не ассимиляция. Вам не нужно отказываться от вашей религии, но вы должны подчиняться нашим основополагающим ценностям"³⁶. Ему же принадлежит выражение: "Kinder statt Inder" - "Больше детей, но не индийцев"³⁷. Со своей стороны шведский профсоюзный лидер Гёран Юханссон на вопрос о том, что он имеет в виду под интеграцией, отвечает несколько иначе: "Меня не интересует, уважаете ли вы нашу культуру. Вы лишь должны подчиняться закону"³⁸. Заметим по этому поводу, что церковь, не призывая верующих не подчиняться тем законам, к которым она относится неодобрительно, все же иногда призывает их руководствоваться иными нормами. К примеру, католическая церковь запрещает аборты, а в тех государствах, где законодательно разрешены однополые браки, активно порицает их.

К. Колдуэлл, обращаясь к взглядам Тарика Рамадана на интеграцию, упрекает его в том, что тот всегда использует "двойной язык", и заключает, что его нельзя считать "искренним реформистом". Он приводит в пример следующее высказывание Т. Рамадана об интеграции мусульман в Европе: она "удастся тогда, когда мусульмане найдут в своей традиции элементы, согласующиеся с законами тех стран, гражданами которых они являются, потому что это решит любые вопросы о двойной лояльности"³⁹. Колдуэлл интерпретирует это следующим образом: "Только тогда, когда европейские установления будут поняты как мусульманские, мусульмане будут подчиняться им".

В 2007 г. Т. Рамадан сказал в интервью Иану Буруме о знаменитых мусульманских реформистах XIX-XX вв. Мухаммаде Абдо и Джамаль ад-Дине аль-Афгани: "Они чувствовали потребность сопротивляться Западу через ислам, заимствуя у него при этом все полезное". Отсюда Бурума делает вывод, что подобно исламистам прошлого, "цинично использовавшим технологические инновации Запада", исламисты нашего века, в том числе Рамадан, "точно так же относятся к западным свободам и правам"⁴⁰. Но ведь реформисты прошлого века думали об освобождении от колониальной зависимости. Зачем сравнивать их с Т. Рамаданом, одним из наиболее просвещенных сторонников прав мусульман на Западе? Его постоянно подозревают в контактах с террористами - заведомо несуществующих. Конечно, на Западе вызывает раздражение его позиция в отношении европейских ценностей, в которых он видит разложение и греховность. Но такая же позиция характерна и для представителей религиозных кругов не только мусульманского мира, в частности - Русской православной церкви.

Число мусульманских ученых, стремящихся с разных позиций - как модернистских, так и консервативно-оградительных, приспособить ислам к условиям жизни уммы в условиях обществ немусульманского большинства и правления немусульман, весьма велико. Крупнейший мусульманский законовед Америки и основатель Североамериканского совета по фикху шейх Таха Джабир аль-Альвани считается создателем концепции "фикха меньшинств", получившей распространение с середины 1990-х годов. Правоведы, развивающие доктрину этого "нового фикха", с помощью фетв корректируют правовые нормы традиционного мусульманского законоведения, не противореча при этом основам шариата. К примеру, в фетве Европейского совета по фетвам и исследованиям мусульманам не только разрешается, но и рекомендуется поздравлять немусульман с их праздниками, что не дозволялось многими законоведами, но запрещается участвовать в самих празднованиях ("мы находим, что некоторые невежественные мусульмане празднуют Рождество так, как они обычно празднуют `Ид аль-Фитр и `Ид аль-Адха…"), за исключением светских национальных праздников государств их пребывания⁴¹.

Справедливости ради надо сказать, что внутри государств исламского мира наблюдается процесс ухудшения отношений между мусульманским большинством и местными христианскими общинами, представители которых все чаще говорят об их дискриминации, причем даже в тех обществах, которые считаются традиционно толерантными. Так, глава Константинопольской православной церкви патриарх Варфоломей в интервью каналу "Си-Би-Эс" сказал, что "греко-православная община Турции не чувствует, что она пользуется всеми свободами как турецкие граждане", и что с местными православными греками в стране обращаются, как с "гражданами второго сорта"⁴².

* * *

Цитировавшийся в начале статьи И.Н. Пиетерс считает, что феномен современной миграции надо трактовать вовсе не как гомогенизацию, а именно как "межкультурную гибридизацию" - перспективу, которую отстаивают и ряд других авторов, пишущих на тему глобализации и культуры. Говоря о ее символах, К.Т. Гринфелд писал о "японских бабушках, кланяющихся банковским автоматам"⁴³. В этой связи актуальность приобретает вопрос об иммигрантских и поселенческих сообществах, которые И.Н. Пиетерс применительно к США (не Европе) характеризует как носителей смешанной и "путешествующей культуры", в которой сходятся "грамматики многочисленных культур". Именно это предопределяет всемирную человеческую привлекательность американской поп-культуры.

Действительно, американские фильмы ругают, но все смотрят, индийскую киностудию в подражание Голивуду называют Боливудом, а нигерийскую Ноливудом. Победа гибридизация способна снизить уровень конфликтности, в том числе и между мусульманами и немусульманским окружением на Западе.

Примечания

^{1 Nederveen Pieterse, Ian. Globalization & Culture. Lanham: Rowman & Littlefield, 2009, p. 12.}

^{2 Zakaria, Fareed. The Post-American World. New York: Norton, 2008.}

^{3 Nederveen Pieterse. Оp.cit., p. 44.}

^{4 Nedeveen Pieterse. Оp.cit., p.55, 102.}

^{5 Nederveen Pieterse. Оp.cit., p. 51.}

^{6 Hollifield, James. "The Emerging Migration State". In: Cultural and Civilizational Realities. Centre Marocain Interdisciplinaire des Etudes Strategiques et Internationales. Directed by Abdelhak Azzouzi. Volume 5. Paris, L'Harmattan, 2008, p. 194.}

^{7 Интервью Кристофера Колдуэлла с министром интеграции Дании от 10 декабря 2005 г., г. Копенгаген (цит.по: Caldwell, Christopher. Reflections on the Revolution in Europe: Immigration, Islam, and the West. New York: Doubleday, 2009, p. 154).}

^{8 Caldwell, op.cit., p. 111.}

^{9 Renan, Ernest. L'Islam et la science. Paris: L'Archange Minotaure, 2005, pp. 38-39 (лекция в Сорбонне 29 марта 1883 г.).}

^{10 Huntington, Samuel. "The Clash of Civilizations". Foreign Affairs 72, no. 3 (1993), p. 31-32.}

^{11 "Europe's Muslims more moderate", Washington, D.C.: The New Global Attitudes Project, June 22, 2006, pp. 1,5.Цит. в: Coldwell, op.cit., pp. 150-151.}

^{12 Vidal, Dominique. "Quand Jean Christophe Rufin prone le delit d'opinion". Le Monde diplomatique, 21 Octobre 2004.}

^{13 Noelle, Elizabeth. "Der Kampf der Kulturen". Frankfurter Allgemeine Zeitung, 15.09.2004, p.5. Цит в.: Coldwell, op.cit., p. 116.}

^{14 См. об этом подробно в статье: "Концепция мусульманской уммы: от религии к национализму и глобализму". В кн.: В.В.Наумкин. Ислам и мусульмане: культура и политика. М.: Медина, 2008, с. 643-663.}

^{15 О. Roy. Globalized Islam: The Search for a New Ummah. London: Hurst & Company, 2002, p. 157.}

^{16 Shahid Athar. Reflections of an American Muslim. Chicago: Kazi Publications, 2002 (http://www.islam-usa.com/r8.html).}

^{17 Tariq Ramadan. Les musulmans dans la laicite: Responsibilite et droits des musulmans dans les societes occidentales. Lyon: Tawhid, 1994, p. 101. Несмотря на воспеваемую Рамаданом свободу, которой пользуются мусульмане на Западе, ему отказали в выдаче въездной визы в США, куда он был приглашен для чтения лекций. Кстати, Брата Тарика, Хани, в противоположность брату причисляют к фундаменталистам, он, в частности, является сторонником побивания камнями мусульманок, виновных в супружеской измене.}

^{18 http://www/islamonline.net/livedialogu/english/Browse.asp?hGuestID=55E3cb#ixzz0cHZXpbAr}

^{19 См.: http://www.supportersofshariat.org/ eng/abuhamza.html, дата посещения: 17 октября 2001 года.}

^{20 Следует заметить, что Завахири побывал и в России на Северном Кавказе и даже был арестован, но отпущен, поскольку тогда российские спецслужбы о нем, видимо, ничего не знали. Айман аз-Завахири (род. в 1951 г.) позднее стал самой колоритной и зловещей фигурой мирового джихадистского подполья, главным политиком и идеологом "Аль-Каиды", правой рукой Усамы бен Ладена. Его предки по отцу и по матери были родом из Саудовской Аравии, но в XIX в. перебрались в Египет. Отец был известным профессором-фармакологом. Дед по матери, Аззам-бей, учился в исламском университете "аль-Азхар" и в Лондоне, был деканом факультета в Каирском университете, дважды послом Египта в Саудовской Аравии. Брат деда также учился в Англии, был первым генеральным секретарем Лиги арабских государств и выдал дочь за старшего сына короля Саудовской Аравии Мухаммада (основателя Исламского банка Фейсала). Еще один двоюродный дед Завахири был адвокатом духовного отца всех суннитских джихадистов Сейида Кутба, казненного в Египте в 1966 году. Сам Завахири получил медицинское образование, стал хирургом, затем вступил в ассоциацию "Братьев-мусульман". Именно Завахири (наряду с другими) впоследствии заложил практические основы террористического джихадистского интернационала.}

^{21 Hitchens, Christopher. God is not Great: How Religion Poisons Everything. New York, Boston: 12 Twelve, p.136.}

^{22 Hitchens, op.cit., p. 137. "Девственницы, или девы - abka-r" упоминаются в Коране, сура 56, аяты 35-36: "(35)Мы сотворим гурий в новом облике (36) и сделаем их девами" (Священный Коран, в переводе А.Ю.Али, с.1397), в той же суре упоминаются "гурии, или черноокие, большеглазые девы - hu-r `i-n", аят3: "Их женами будут черноокие, большеглазые девы" (там же, с.1396), см. также суру 44, аят 54: "Мы сочетаем их с девами черноокими, большеглазыми". А.Ю.Али комментирует: "Общение с прекрасными, грациозными девами - одно из высочайших наслаждений; в этом телесной жизни оно имеет телесный облик, а в жизни вечной оно примет высшую форму" (там же, с.1280).}

^{23 Hitchens. Оp. cit., p. 132.}

^{24 Roy, Olivier. Secularism Confronts Islam. New York: Columbia University Press, 2007, p. 82.}

^{25 Телеканал France 2, 20 ноября 2003 г.}

^{26 См., в частности: Ибрагим, Тауфик. Вперед, к коранической толерантности. Нижний Новгород: "Медина", 2007.}

^{27 Roy, Secularism, p. 24-25.}

^{28 Gauchet, Marcel. La Religion dans la democratie: Parcours de la laїcite. Paris: Gallimard, 1998, ch.2. Гоше считает лаицизм характерным для стран с католической традицией, а секуляризм - с протестантской.}

^{29 Roy, Secularism, p.13.}

^{30 International Herald Tribune, December 5, 2009.}

^{31 Geisser, Vincent and Mohsen-Finan, Khadija. "L'Islam `a l'ecole", Institute des Hautes Etudes de la Securite Interieure (IHESI), 2001. Цит. по: Laurence, Jonathan, and Vaїsse, Justin. Integrating Islam: Political and Religious Challenges in Contemporary France. Washington, D.C.: Brookings, 2006, p.75.}

^{32 См. о символической политике подробнее в статье: В.В.Наумкин, "Исламизм, этничность и конфликты: о роли символической политики". Вестник МГУ, серия "Международные отношения и мировая политика", №1, 2009, с. 9-27.}

^{33 Wickham, DeWayne. "Afghanistan not just our fight, but NATO's, too". USA Today, December 8, 2009.}

^{34 Минеев, Александр. "Европа смотрит на минареты со своей колокольни". Новая газета, №141, 18 декабря 2009 г.}

^{35 Воскобойников, Дмитрий. "Когда муэдзины хранят молчание". Известия, 14 декабря 2009 г.}

^{36 Caldwell. Оp. cit. pp. 298-299.}

^{37 Caldwell. Оp. cit. p.54.}

^{38 Caldwell. Оp. cit. p. 152.}

^{39 Gresh, Alain, and Ramadan, Tariq. L'Islam en questions. Arles: Actes Sud, p. 327.}

^{40 Caldwell. Оp. cit. pp. 298-299.}

^{41 http://www.islamonline.net/servlet/Sattelite?cid=1119503546666&pagename=IslamOnline-English-Ask_Scholar%2FFatwaE%2FFatwa EAskTheSchlolar#ixzz0cHbTBYW1}

^{42 "Patriarch Bartholomew talks tough against Turkey". Zaman, December 19, 2009.}

^{43 Greenfeld, K.T. Speed Tribes: Children of the Japanese Bubble. London: Boxtree, 1994. Р. 230.}

Размещено на Allbest.ru