Размещено на http://www.allbest.ru/

Политико-правовые факторы в социокультурном интеграционном процессе

И.А. Савченко

Значение политико-правового фактора в социокультурном интеграционном процессе измеряется эффективностью властных усилий в интеграции культурно разнородных групп на едином государственно-территориальном пространстве. Действительно, какова роль правовых норм, централизованной власти и административных границ в создании интегрированного сообщества? И является ли социокультурная интеграция следствием коллективной деятельности в рамках общей политической парадигмы?

Для современной общественной науки являются классическими труды, содержащие анализ политико-интеграционного потенциала национализма. Согласно принятой на Западе социально-политической терминологии, национализм - это мероприятия, направленные на объединение различных этногрупп в нацию в пределах государства. Иными словами, "национализм - это комплекс идеологических представлений и политической практики, в котором центральное место занимают интересы нации".

В контексте национализма приведение всех субкультурных сегментов общества к единому стандарту, заданному титульным этносом, определялось как единственно правильная стратегия развития индустриального общества. Исследовались возможности осуществления национально-интеграционной политики путем непосредственно политикоправовых мер (Дж. Брейи и М. Манн), экономического регулирования (А. Смит, Э. Геллнер, Т. Нэирн) и методов культурного манипулирования со стороны властей (Б. Андерсон, М. Шадсон, К. Дойч, Р. Брубейкер, Д. Лернер, C. Холл (в соавторстве с Б. Гибеном, Т. Джефферсоном), Л. Гринфилд и Р. Арон). Все эти авторы исходят из установки, что национальная индустриальная политика прогрессивна и позитивна, поскольку заставляет отсталые общности, лишенные представлений о демократии и свободах, войти в индустриально развитое общество, разделив единые культурные символы и установки. Примерно на таких же принципах основана концепция глобальной интеграции, в которой культурная гомогенизация по западному образцу принимают планетарный масштаб (Н. Питерсе, А.Д. Смит).

Параллельно концепциям глобальной интеграции в самих западных странах развивались концепции мультикультуралистской политики, сторонники которой выступали против культурной унификации многоэтничных обществ и отстаивали права этнических меньшинств на сохранение и развитие культурной самобытности (У.Г. МакНейл, С. МакЛауглин, Г. Вермюлен и К. Гаверс). К сожалению, сегодня во многих западноевропейских государствах политика мультикультурализма, правильная в своей основе, становится все менее популярной не столько по причине своей нежизнеспособности, сколько в силу несовершенства методов своей реализации, поощряющих скорее культурную маргинальность, нежели культурное развитие этногрупп. Так, в качестве интегрирующего начала в полиэтничном сообществе была установлена гражданская (политическая) культура, основанная на едином социально-правовом стандарте для всех граждан, независимо от их этнической принадлежности. Между тем, интерпретация прав индивида в различных культурах неодинакова, и навязывание единого правового стандарта можно рассматривать как политику культурного насилия.

В отечественной науке воздействие политики на межэтнические отношения исследуется достаточно давно, но с различных методологических позиций. Так, в многочисленных работах по вопросам национальных отношений в СССР, написанных советскими обществоведами в третьей четверти прошлого века, разрабатывались как проблемы "расцвета наций и народностей, так и неуклонного их сближения на основе добровольности, равенства, братского сотрудничества". В целом, взгляды советских ученых на проблемы межнациональных отношений восходили к ленинским диалектическим положениям о "праве наций на самоопределение" и одновременном приветствии "всякой ассимиляции".

Начиная с 90-х гг. ХХ в. российские исследования по проблемам социальной интеграции, ведущиеся на основе отказа от марксистко-ленинской методологии, стали развиваться, преимущественно, в русле направлений, ставших к тому времени традиционными для западной науки. Так, работы М.Н. Напсо, Л.С. Рубан, С.Г. Ларченко, М. Еременко являют собой адаптацию политических концепций национального государства к российским социально-политическим и этнокультурным реалиям с использованием элементов концепций гражданского общества и гражданской культуры.

Более перспективны подходы Ю.С. Фроловой и Н.М. Лебедевой. Оба автора противопоставляют социальную интеграцию процессу ассимиляции, считая, что политические усилия должны быть направлены не на культурную гомогенизацию, а на бикультурализм.

Есть исследования, в которых этническая мозаичность современных сообществ принимается как данность и предлагаются практические пути политической координацииме - жэтнических процессов. Культурный диалог - желаемый результат такой координации, реальная же ее цель - избегание конфликта. Примерно в таком ключе написаны работы М.В. Саввы, Р.Р. Галлямова, Г.Т. Галиева, А.Р. Чагилова, А.Ф. Дашдамирова.

В последние годы работы по проблемам политико-правового регулирования социокультурных процессов приобретают все более прикладной характер. Многие исследования проводятся на примере российских регионов: Приволжского федерального округа, Татарстана, Башкортостана и Якутии-Саха, Республики Алтай, Кавказского региона. Особую остроту вопросы политико-правового воздействия на социокультурный процесс приобретают в исследованиях, проводимых на материале стран постсоветского пространства: Латвии, Кыргизии, Украины (здесь изучаются, в первую очередь, вопросы языковой политики).

В ряде исследований (А.С. Чесноков, Т.Л. Полянников, Л.В. Савчинов) анализируется соотношение государственных и глобальных интересов в политико-правой координации этнокультурных процессов. Авторы вплотную подходят к вопросу культурной дистанции и конфликтогенности межэтнических отношений, ищут политикоправовые пути решения проблемы, что является важным шагом к детальному анализу роли права и политики в социокультурной интеграции полиэтничных сообществ.

Иллюстрации политических реалий. Механизмы и стратегии национальной политики в разных полиэтничных сообществах существенно различаются по структурному содержанию, идеологической направленности, степени включенности в реализацию программ органов государственного управления конкретных государств и регионов. "Плавильный котел" в США, политика мультикультурализма в Канаде, культурный плюрализм в Финляндии, концепция многонационального "единого советского народа" в несуществующем уже СССР и т.д. - все эти концепции были так или иначе закреплены законодательно на государственном уровне.

Законы и законодательные акты декларируют отношение государства и общества к культурным группам. Вместе с тем это не означает, что схожие законодательные нормы будут одинаковым образом воплощаться в жизнь. Так, статьи о расово-этническом равенстве есть в конституциях Великобритании, Финляндии, Соединенных Штатов Америки, Франции, Узбекистана, Грузии, Абхазии, Латвии, Эстонии, Литвы и т.д., однако истолковываться и пониматься эти положения могут по-разному. В зависимости от политических реалий.

З. Левин делает предположение, что, возможно, лучшей иллюстрацией роли государственной политики в организации межэтнического контакта служит история еврейской диаспоры в Европе. К евреям в определенное время благоволили в Испании и во Франции, в иные времена их преследовали и изгоняли из пределов тех же Испании и Франции. В царской России для евреев существовали "черта оседлости" и "процентная норма", чего не знает современная Россия. В Германии XVIII в. евреи жили спокойно, в гитлеровской Германии для них существовали запрет на профессию, обязательная желтая звезда на одежде, концентрационные лагеря смерти. Зато нынешняя Германия испытывает чувство вины перед еврейским народом за уничтожение 6 миллионов евреев.

Иммиграционная политика меняется с переменой обстоятельств. В одних случаях этническая община считается необходимым элементом в стране (обычно - как резерв рабочей силы), в других, когда нужда в услугах общины отпадает, иммиграция для реципиента оказывается нежелательной, следуют всякого рода запретительные меры, ужесточение иммиграционных законов, а то (как это нередко бывало с евреями в средневековье) чужаков попросту изгоняют из страны.

Рост численности и социальной активности иммигрантов особенно порождает опасение властных структур за социальную и отчасти политическую стабильность. Страны - реципиенты вынуждены по мере изменения ситуации пересматривать иммиграционную политику. Когда непрекращающийся поток легальной и незаконной иммиграции становится чрезмерно широким, неизменно возникает вопрос о ее политическом регулировании. Такой же постепенно становится миграционная ситуация в России.

Власть и диаспоры. В этих условиях первостепенное для общины значение приобретают ее отношения с государством. Поскольку функционирование всякой живой, в том числе и социальной, системы направлено на самосохранение, иммигрантская община-анклав стремится к сохранению или обретению более высокого статуса в межгрупповых отношениях, что подтверждают многие исследователи социально-психологических аспектов межгрупповых контактов.

Если говорить об общинах (диаспорах) как об определенной политической силе, нужно сначала понять, насколько активно эти общины действуют в регионах России. Для этого нами было проведено исследование в двух респондентских группах:

Студенты из стран дальнего зарубежья (247 человек), обучающиеся в вузах Нижнего Новгорода: Нижегородском государственном техническом университете им.Р.Е. Алексеева (58 чел.), Нижегородском государственном университете им. Н.И. Лобачевского (98 чел.), Нижегородской государственной медицинской академии (47 чел.), Нижегородском государственном архитектурно-строительном университете (44 чел.). Опрашивались африканцы (43 %), индусы (16 %) и китайцы (41 %). Гражданство респондентов: 16 % - Индия, 41 % - Китай, 14 % - Камерун, 16 %

Танзания, 13 % - Намибия.

Студенты из стран ближнего зарубежья (253 человека): белорусы - 19 %, абхазцы - 3 %, литовцы - 3 %, эстонцы - 5 %; украинцы

17 %, грузины - 10 %, армяне - 17 %, азербайджанцы - 10 %, таджики - 3 %, туркмены

3 %, молдаване - 8 %. Студенты обучаются в Нижегородском государственном техническом университете им.Р.Е. Алексеева (74 чел.), Нижегородском государственном университете им.Н.И. Лобачевского (68 чел.), Нижегородском государственном архитектурно-строительном университете (51 чел.), Нижегородской государственной медицинской академии (13 чел.), Волжской государственной академии водного транспорта (21 чел.), Нижегородском лингвистическом университете им. Н.А. Добролюбова (16 чел.), Нижегородском коммерческом институте (6 чел.), Нижегородской государственной консерватории им.М.И. Глинки (4 чел.). Опрошенные являются гражданами России (47 %), Украины (23 %), Беларуси, Азербайджана и Грузии (по 10 %).

Студентам был задан ряд вопросов (в их составлении нам помогло исследование Н.М. Лебедевой), имеющих отношение к национальным общинам и их деятельности (см. рис. 1).

Рис. 1. Посещение приезжими студентами общин.

При этом только у выходцев из бывших союзных республик представлены мнения, в определенной мере дискредитирующие деятельность общины: 39 % сознательно не посещают общины, так как не видят в этом смысла, 8 % не посещают общины потому, что не симпатизируют их деятельности, и 4 % не могут посещать национально-культурные объединения, поскольку их нет в городе.

На вопрос о посещении национально-культурных объединений (общин, диаспор) % иностранцев и лишь 8 % мигрантов из ближнего зарубежья ответили положительно. Остальные дали отрицательный ответ и объяснили его следующим образом: 41 % выходцев из ближнего зарубежья и 37 % иностранцев ничего не знают о диаспорах, 4 % мигрантов из стран СНГ и 375 иностранцев уверены, что в городе нет соответствующих культурных общин.

Отметим, что при указании потребностей, удовлетворяемых в общине, студенты из стран ближнего зарубежья и студенты иностранцы указали на разные потребности (см. рис. 2).

Рис. 2. Потребности, которые студенты-мигранты удовлетворяют в общинах

Так, большинство опрошенных выходцев из бывших республик Советского Союза, посещающих общины, стремятся в основном удовлетворить там свою духовную потребность (76 %). Иностранцы же удовлетворяют в общине более широкий спектр потребностей (потребность сохранить свою культуру - 19 %, потребность в общении на родном языке - 16 %, потребность преодолеть одиночество - 15 %), среди которых на первый план выходят потребность политико-правового плана - потребность в защите своих прав (22 %). Таким образом, можно сказать, что для иностранцев община, примерно так же, как у этнических меньшинств в странах Запада, становится политико-правовым инструментом взаимодействия с принимающим обществом.

Рис. 3. Потребности, которые мигранты хотели бы удовлетворить в общине

Как известно, потребности, которые удовлетворяются в определенной деятельности, и которые индивид хотел бы удовлетворить, могут не совпадать. Ответы на вопрос "Какие потребности Вы бы хотели удовлетворить в своей национальной общине?" позволили установить, что такие несовпадения минимальны у иностранцев и достаточно ярко выражены у мигрантов из ближнего зарубежья, многие из которых хотели бы удовлетворить в общине актуальную нереализованную потребность в информации о жизни своей родины (см. рис. 3).

Основная часть посещающих общины не принимает активного участия в их деятельности (рис. 4): 72 % выходцев из республик бывшего Союза ССР и 53 % иностранцев.

Рис. 4. Участие студентов-мигрантов в жизни общины

В целом по результатам опроса можно сказать, что деятельность национальных общин на территории России не очень интенсивна, а вовлеченность мигрантов в жизнь общины невелика. И политико-правовое значение общин сегодня невелико. Это можно объяснить разными причинами. Первая причина - сам характер миграции, нецентрализованный и неорганизованный.

Эта ситуация подобна той, что сложилась во Франции, где, как, впрочем, и в ряде других европейских стран, иммигранты, прежде всего, мусульманского происхождения, не представляют собой однородной группы.

"С одной стороны, отсутствие консолидации на широкой основе и раздробленность выгодны властям, поскольку это ослабляет мусульманское движение как единую политическую силу, представляющую интересы части населения страны. С другой - отсутствие единого центра препятствует установлению эффективного диалога с мусульманами и контроля над ними, к чему стремилось французское руководство, поставившее задачу европеизировать ислам. Учреждение в 2001 году Французского совета мусульманского культа желаемых результатов не принесло. Между тем в стране неуклонно происходит усиление позиций радикальных исламистов".

Таким образом, сравнивая ситуацию во Франции и потенциальную ситуацию в России, можно сказать, что неорганизованность общин нельзя рассматривать однозначно: только позитивно или только негативно.

Другая причина малой политической активности диаспор в России - незначительная вероятность различных форм политико-правового ущемления меньшинств. В условиях же этнорасовой дискриминации диаспора "осознанно или нет ищет покровительства в стране проживания, будь то само государство или влиятельные в нем внешние силы, чтобы иметь гарантию безопасности личности и имущества. В афро-азиатском мире в колониальный период - со стороны местного правителя или колониальной администрации, в постколониальный - политических, финансовых, экономических центров силы".

Единая для современных диаспор закономерность - закономерность в их ориентации на более престижную культуру и доминирующий этнос: на этнически разнородных Гавайях индийцы при необходимости сделать выбор невесты предпочитают белую женщину негритянке. Еврейская, греческая, армянская диаспоры на Ближнем и Среднем Востоке всегда проявляли мало желания сблизиться со своим арабским окружением и стремились к тому, чтобы их приняли в свой круг европейцы.

В Египте после Второй мировой войны греки (и некоторые другие южно-европейские диаспоры) были интегрированы в экономическую жизнь страны, но оставались в целом вне египетской социокультурной сферы. Для них полюсом мировой цивилизации был Запад. В связи с этим известный сибирский историк В.И. Дятлов констатирует: "Размывание перегородок происходит только в сторону Запада".

Мы показали двойственность политико-административного фактора в интеграции культурно разнородного сообщества. Что делают право и власть носителями разных культур на едином ареальном пространстве? Чтобы в какой-то степени ответить на данный вопрос, было проведено эмпирическое исследование в двух уже знакомых нам студенческих выборках (мигранты из бывших союзных республик, студенты-иностранцы), к которым теперь добавились русские студенты (215 человек), обучающиеся в Нижегородском государственном техническом университете им.Р.Е. Алексеева. Большинство русских студентов являются гражданами России (92 %), остальные - граждане Украины, Беларуси, Казахстана и Молдовы.

Исследование политико-правовых ориентиров членов мультиэтничного сообщества мы начали с простого вопроса "Гражданином какого государства Вы хотели бы быть?" (см. рис.5).

Рис. 5. Ответы студентов на вопрос "Гражданином какого государства Вы хотели бы быть?" (в %).

Говоря о русских, стоит ли удивляться, что 70 % из них хотели бы быть гражданами своей страны - России. Гораздо любопытнее, что оставшаяся часть стремится жить за рубежом. Примечательно, что по данному вопросу данные у русских и иностранцев почти одинаковы: 70 % русских и 69 % иностранных студентов хотят оставаться гражданами своей родной страны, и примерно по 30 % гражданами других государств. Сходные данные детерминированы диаметрально противоположными мотивами. По всей видимости, политико-правовые ориентиры русских сформированы, так скажем, благодаря слишком, даже чересчур детальному знанию реалий родной страны и своих перспектив в ней. Именно поэтому достаточно большая часть русских не возражает против смены гражданства и жизни в обществе с иным политико-правовым устройством.

Для иностранцев же Россия - все еще очень чужая страна, именно поэтому количество принять российское гражданство (12 %) вполне сопоставимо с числом желающих стать гражданами европейских стран (10 %) или США (5 %).

Если у иностранцев связь с родиной еще очень крепка, то большинство мигрантов из союзных республик именно в политическом плане окончательно отграничили себя от родных стран и связывают будущее с Россией. Таким образом, в сфере политической адаптации мигрантов из бывшего Союза ССР наблюдается феномен, который можно назвать этнополитическим интеграционным прорывом. Приезжие уже "освоились" в жизни среди русских, приобрели и переняли у более старших членов своей общины навыки не только выживания, но и успеха в многоэтнич - ном социуме. Мигранты осознали преимущества политкорректности (возможно, и не зная самого замысловатого термина) и поняли, что их права в какой-то мере защищены даже в большей степени, нежели права коренного населения: то, что в отношении русского расценивается как обычное хулиганство, в отношении этнического мигранта - разжигание национальной розни.

В целом, мигрант из ближнего зарубежья демонстрирует оптимистичный настрой, желание интегрироваться, удовлетворение сегодняшним днем и безграничные надежды на будущее - все это характеристики политико-правовой интеграционной ступени, которая, возможно, спустя некоторое время станет актуальной для иностранцев, естественно, в случае, если они не покинут нашу страну. Но даже если иностранец, решив не возвращаться на родину, уедет из России куда-нибудь на Запад, он будет иметь достаточный опыт интегративной активности, который будет ему полезен в любом новом для него социуме.

Рис. 6. Россия в восприятии студентов

Вопрос "Что для Вас Россия" помог уточнить отношения опрашиваемых к социально-правовой ситуации в нашей стране (см. рис. 6). И снова мигранты из соседних стран ближнего зарубежья демонстрируют наиболее позитивное отношение к Российской Федерации как государству. Именно на их долю приходится наибольшее количество положительно окрашенных ответов ("сильное государство, способное меня защитить" - 40 %, "место, где я чувствую себя в безопасности" - 30 %, "мой дом" - 10 % (такого ответа мы не встретили даже у русских) - в сумме 80 %. Лишь 3 % приезжих из стран бывшего СССР считают РФ местом, где они "не чувствуют себя в безопасности", и только 10 % - "землей, откуда их гонят", и 7 % - "землей, где они никому не нужны". То есть 20 % мигрантов из бывших республик Союза оценивают свою социально-правовую ситуацию в России негативно.

Рис. 7. Представленность политико-правового аспекта связи со своим народов у русских, иностранцев и мигрантов из республик бывшего Советского Союза

У русских аналогичный (отрицательный) показатель не очень велик, но и не мал для коренных жителей: 2 % считают Россию землей, где они "никому не нужны", 10 % - небезопасным местом. При этом число русских, чувствующих себя на своей земле защищенными в политико-правовом плане (всего 88 %), вполне сопоставимо с аналогичными показателями у мигрантов из ближнего зарубежья: 27 % считают Россию сильным государством, способным защитить, и 61 % - местом, где чувствуют себя в безопасности.

По сравнению с мигрантами из бывших союзных республик и, тем более, с русскими, количество иностранцев, отрицательно оценивающих свой социально-политический статус в России, очень велико (58 %): 43 % считают Россию местом, где они "НЕ чувствуют себя в безопасности", и 12 % - местом, откуда их гонят, и 3 % - землей, где они "никому не нужны". Между тем, обратим внимание на то, что очень значительное число иностранцев ощущает себя в России достаточно защищенными (42 %): 20 % считают Россию сильным государством, способным защитить, и 22 % - местом, где чувствуют себя в безопасности.

Выявить, насколько для члена многоэтничного общества актуальны экзистенциальные потребности, то есть потребности в безопасности (по А. Маслоу), которые, как известно, являются базой политико-правовой общественной сферы, нам помог вопрос "В каких ситуациях Вы сильнее всего ощущаете связь со своим народом?". Ответ "Когда сталкиваюсь с политическими, социальными, гражданскими ущемлениями прав людей моей национальности" является маркером выраженности потребности в безопасности у трех опрашиваемых групп (рис.7).

В диаграмме отражена выявленная закономерность, свойственная функционированию в социально-интеграционном процессе двух низших потребностей: материальных и экзистенциальных. Так, малая степень интегрированности, в нашем случае характерная для иностранцев (70 %), обостряет потребности нижних ступеней.

Актуализации потребности в безопасности способствует и реальная социально-политическая обстановка - не секрет, что время от времени иностранные студенты становятся объектом недовольства националистически настроенной молодежи (один из недавних примеров - потасовка в центре Нижнего Новгорода, закончившаяся вмешательством органов правопорядка.

Средняя степень интегрированности, сопровождаемая этнополитическим интеграционным прорывом, оптимизмом и самоуверенностью (мигранты из соседних стран - 11 %), напротив, притупляет стремление к безопасности и актуализирует другие потребности, прежде всего, социальные.

Исконная интегрированность, сопровождаемая известным пессимизмом ("В России ничего не меняется, как все было 100 назад, так и остается"), способствует умеренной представленности потребности в политико-правовой безопасности. Поэтому 21 % русских не случайно являет собою промежуточный показатель между иностранцами и мигрантами из стран бывшего Союза.

Мы стремились узнать, каким образом отношение к политической ситуации на родине влияет на желание интегрироваться и каким образом эта ситуация стимулирует стремление к отъезду.

Сравнить ответы всех трех групп респондентов на вопрос "Чем для Вас является ваша Родина?" поможет рис. 8.

Рис. 8. Родина в восприятии студентов

Отношение русских к своей Родине естественным образом совпадает с их отношением к России (см. рис. 8). Основная часть иностранцев (в сумме 94 %) положительно оценивает отношение своего государства к индивиду: равное количество иностранных студентов (по 47 %) считают родину "сильным государством, способным защитить", и местом, где "чувствуешь себя в безопасности". Такие ответы, в принципе, согласуются с низким уровнем чувства безопасности в России, тоской по родине и возможным туда возвращением.

Восприятие родины мигрантами из бывшего Союза ССР начинает обнажать неуниверсальное значение политического фактора в социокультурном процессе. Большинство мигрантов оценивают политико-правовую ситуацию своей родины скорее положительно (83 %), то есть примерно так же, как России: 53 % чувствовали себя на Родине в безопасности, а 20 % считают свою Родину "государством, способным защитить". Эти данные позволяют заключить, что политические факторы - далеко не главные побудители на отъезд, а привлекательная политическая обстановка на родине далеко не всегда является стимулом для возвращения туда. Хотя, возможно, наиболее близко подошли к истине 7 % мигрантов, в ответах в графе "Другое. укажите, что именно" написавшие: "Родина, без комментариев".

Достаточно важно, что отношение студентов к российскому региону, в котором они проживают, не всегда совпадает с восприятием России в целом. Это подтверждается в первую очередь ответами студентов на вопрос "Что для Вас наш регион (Нижегородская область)?" (рис. 9).

Размещено на http://www.allbest.ru/

Рис. 9. Российский регион (Нижегородская область) в восприятии студентов

Так, нас удивило, что Нижний Новгород и Нижегородская область нравятся практически всем опрошенным иностранцам (вспомним их достаточно прохладное отношение к России). Так, 67 % из них он представляется "комфортным местом", для 22 % - безопасным, 3 % - не более, чем место учебы, и лишь для 3 % - землей, где "они никому не нужны".

Похожие данные у студентов из республик бывшего СССР. Хотя они в большинстве своем, в отличие от иностранцев, оценивали положительно социально-политическую ситуацию и в России в целом (88 %), регион ими оценивается еще лучше: 90 % исключительно положительных оценок. Так, Нижний Новгород и Нижегородская область для 77 % - "комфортное место", для 13 % - безопасное, для 7 % - не более, чем место учебы, и для 3 % - земля, где "они никому не нужны".

У русских к своему региону отношение также положительное, однако они, в отличие от двух других респондентских групп, регион оценивают ниже, нежели Россию в целом. Если в совокупности 88 % давали положительную оценку социально-политической ситуации в России, то такую же оценку ситуации в регионе дают только 69 %: 10 % считают регион комфортным местом, 59 % - безопасным.

Возможно, для русских актуально противопоставление столицы и регионов, приписывание политико-правовых неудач региональным, а не центральным властям и т.п.

Для приезжих, скорее всего, политико-правовая сфера целиком ассоциируется с центром, то есть с обширным понятием `Россия'. Если `Россия' - власть, то регион - люди, с которыми приезжему приходится общаться (и, судя по всему, небезуспешно) ежедневно. В этом смысле регион больше имеет отношение к той области, которую мы обычно называем "повседневностью".

Чтобы узнать степень конфликтогенности и политико-правовой дезинтегрированности полиэтничного сообщества, мы спросили своих респондентов: "Приходилось ли Вам (или членам Вашей семьи) испытывать ущемление своих прав или возможностей из - за Вашей национальной принадлежности?" (рис. 10).

Рис. 10. Количество студентов, испытавших ущемление прав или возможностей из-за своей национальной принадлежности

Половина опрошенных студентов из ближнего зарубежья утверждает, что им (или членам их семьи) приходилось испытывать ущемление своих прав или возможностей из-за национальной принадлежности. Такие трудности они испытывали при поиске съемного жилья, а также "от скинхедов".

Что касается иностранных студентов, то африканцы (75 %) утверждают, что им приходилось испытывать ущемление своих прав или возможностей из-за национальной принадлежности. Такие трудности они испытывали в основном при поиске работы. При этом намного менее значительная часть китайцев (21 %) и индусов (26 %) дает аналогичный ответ.

Рис. 11. Формы негативного социального поведения в отношении этнических групп

По поводу русских студентов можно сказать, что удивителен вовсе не тот факт, что 69 % из них никогда не испытывали ущемление своих прав или возможностей из-за национальной принадлежности. Значимо то, что 31 % все же довелось испытать такого рода ущемление, причем, как выяснилось в личных беседах, из этих 31 % лишь четверть испытала его за пределами привычного социума, то есть за границей либо на российских территориях, где титульным является нерусский этнос.

Следующий вопрос ("С какими из форм поведения в отношении людей Вашей национальности Вам приходилось сталкиваться в повседневной жизни") был предназначен для того, чтобы уточнить данные предыдущего вопроса (рис. 11).

Как видно из диаграммы, только 37 % студентов из стран бывшего Советского Союза указывают, что им не приходилось сталкиваться в повседневной жизни с недоброжелательным поведением в отношении людей их национальности. При этом 20 % указывает, что "внешних признаков нет, но чувствуют недоброжелательство".

Однако 27 % сталкивались с "высказываниями за спиной, холодностью в общении", 15 % - с открытым нежеланием разговаривать, 10 % столкнулись с физическим насилием на национальной почве, столько же с принуждениями к выезду, перемене места жительства; 4 % испытали в свой адрес оскорбительные замечания, насмешки, явное презрение; 4 % утверждают, что в их окружении были соотечественники, убитые на национальной почве.

Точно так же многие иностранцы (китайцы - 58 %, африканцы - 87 %, индусы - 37 %) указывают, что им приходилось сталкиваться в повседневной жизни с недоброжелательным поведением в отношении людей их национальности.

Вместе с тем, 30 % китайцев, 44 % африканцев и 10 % индусов указывают, что "внешних признаков нет, но чувствуют недоброжелательство". Кроме того, 28 % китайцев, 43 % африканцев и 7 % индусов сталкивались с "высказываниями за спиной, холодностью в общении", 15 % китайцев, 38 % африканцев и 5 % индусов - с открытым нежеланием разговаривать, 7 % африканцев и 2 % индусов столкнулись с физическим насилием на национальной почве, по 1 % - с принуждениями к выезду, перемене места жительства; в среднем по 4 % испытали в свой адрес оскорбительные замечания, насмешки, явное презрение; около 2 % в каждой группе указали, что в их окружении были соотечественники, убитые на национальной почве.

У русских, что вполне естественно, ситуация несколько иная: 70 % из них никогда не сталкивались с отрицательным отношением к людям своей национальности на национальной почве. И все же 15 % приходилось ощущать "высказывания за спиной, холодность в общении", 9 % указывают такие формы негативного отношения, как физические воздействия (толкнули, ударили), 6 % - убийства.

Как бы ожидаемо ни выглядел вывод, который позволяют сделать ответы на два последних вопроса, мы обязаны его сделать. Он таков: повседневная жизнь этнически - гетерогенного сообщества "умеренно - конфликтогенна". Крайние, связанные с насилием формы этнической нетерпимости представлены слабо, но есть предпосылки к их развитию. Причем испытывать нетерпимость на себе приходится как меньшинствам, так и коренному русскому населению.

Не подлежит сомнению, что необходима определенная работа, способствующая интегративному движению в социуме и препятствующая развитию конфликтогенных тенденций. Но возникает вопрос, в какой мере эта работа должна находиться в политико-правовой плоскости и насколько эффективны политико-правовые решения.

В западных странах в рамках современной политической корректности любые формы межэтнического взаимодействия переведены в плоскость судебно-правовых отношений. Однако такая строгая регламентация привела не к социокультурной интеграции, а к трансформации толерантности в становящуюся все более очевидной нетерпимость западных элит к представителям культурных меньшинств.

Зачастую обнаруживаются крайние непредсказуемость и вариативность развития отношений между этническими группами. В таких условиях очень часто правовые инструменты оказываются бессильными. Приведем пример, очень характерный и достаточно часто встречающийся в последнее время. В Гренобле юноша-араб угоняет мотоцикл из магазина. Полиция гонится за ним, и в перестрелке молодой человек погибает. После этого начинается месть жителей мусульманских окраин с традиционным сжиганием магазинов и автомобилей (последних было сожжено 50) . Ситуация из уголовной сферы переходит в сферу межнациональных отношений, полиция оказывается бессильной, власти организуют встречи и собрания, направленные на "мирное урегулирование" ситуации, в результате которых ни одна сторона не чувствует себя полностью удовлетворенной. И это при том, что французская правовая система - одна из самых адаптированных к многоэтничному социуму. Так каковы же возможности политико-правового регулирования в стимуляции интеграционных процессов?

Можно ли считать политико-правовое регулирование панацеей? Люди, живущие в одном доме, как правило, ищут пути сближения. Это и называется феноменом соседства. По-видимому, и административная граница, отделяющая определенную территорию, заставляет людей, живущих на данной территории, искать пути диалога.

Но бывает и так, что люди, живущие в многоквартирном доме, друг друга не знают по именам и не здороваются друг с другом. И на едином территориальном пространстве бывает подобное.

Примерно та же картина обнаружится при анализе непосредственно властного фактора межэтнической интеграции. Прописная истина: власть бывает не только политической. Так, с помощью властного усилия родителей жениха и невесты создаются эндогамные браки. Как ни странно, эти "союзы без любви" часто бывают долговечны. Люди, которые, пусть не по своей воле, вынуждены быть рядом, в конце концов, становятся друг другу необходимыми. Точно так же и народы, которым велели жить вместе, в ряде случаев не только смиряются с таким положением вещей, но и извлекают выгоды из взаимного приспособления.

Но ведь бывает иначе. В браке, не скрепленном изначальной любовью, супруги либо яростно ненавидят, либо не замечают друг друга. В полиэтничном обществе, единство которого не подкреплено ничем, кроме чьего-либо властного решения, начинаются разлад и смута.

В таком случае, почему в различных случаях процесс взаимодействия культур в единых административных пределах и под общим властным началом протекает неодинаково. Окончательный ответ на этот вопрос, скорее всего, поставил бы точку в развитии этнополитики, этносоциологии и социологии культуры. Но, судя по актуальной этнополитической ситуации в мире и регионах, у данной области научного знания большое будущее, поскольку до получения четкого ответа на поставленный вопрос очень и очень далеко.

Единственное, что можно утверждать: если бы социокультурные интеграционные процессы регулировались исключительно властными распоряжениями, многие проблемы вообще не возникли бы. Или, напротив, возникли и никогда не были бы решены в силу политических решений, противоречащих естественной социокультурной динамике, стремящейся, по нашему мнению, к некой духовной органичности. Политический фактор сам по себе, не подкрепленный иными инструментами (экономическими и духовноценностными), обладает ограниченным интеграционным потенциалом.

интеграционный межэтнический политический правовой

Литература

1. Коротеева, В.В. Теории национализма в зарубежных социальных науках. М.: Рос. гос. гуманитар. ун-т, 1999. С.9.

2. Breiully, J. Nationalism and the State. Manchester: Manchester Univ. Press, 1993.377 p.

3. Mann, M. A. Political Theory of Nationalism and Its Excesses // S. Perival S. Nations of Nationalism. Budapest, 1995. P.112-123.

4. Smith, A. Memory and Modernity Reflections on Ernest Gellner's Theory of Nationalism // Nations and Nationalism. 1996. Vol.2, № 3. P. 20-26.

5. Геллнер, Э. Нации и национализм. М.: Эксмо, 1991.229 c.

6. Nairn, T.: 1. Faces of Nationalism: Janus Revisited. L.: Routledge & Paul, 1997.299 p.; 2. The Break-Up of Britain: Crisis and NeoNationalism. L.: Routledge & Paul, 1990.243 p.

7. Андерсон, Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: Канон-Пресс-Ц: Кучково поле, 2001.288 с.

8. Шадсон, М. Культура и интеграция национальных обществ // Междунар. журн. соц. наук. 1994. № 3 (6). Авг.

9. Deutsch, K. W. Tides among Nations. N. Y.: Free Press, 1979.361 p.

10. Brubaker, R. Nationalism Reframed: Nationhood and the National Question in the

11. New Europe. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1996.266 p.

12. Lerner, D. The Passing of Traditional Society. Glencoe: Free Press, 1958.337 р.

13. Hall, S. Formations of Modernity / S. Hall, Gieben. Cambridge: Polity Press, 1992.287 р.

14. Hall, S. Resistance through Rituals / S. Hall, T. Jefferson. L.: Hutchinson, 1976.198 p.

15. Greenfeld, L. Nationalism: Five Roads to Modermity. L.: Cambridge (Mass.), 1992.412 p.

16. Aron, R.: 1) Eighteen Lectures on Industrial Society. L.: Weidenfeld & Nicolson, 1967.432 p.,

17. 2) The Imperial Republic. The United States and the World 1945-1973. Englewood Cliffs. New Jersey: Prentice-Hall, 1974.229 p.

18. Pieterse, N. Globalisation and Culture. Three Paradigms // Economic and Political Weekly.

19. Vol. XXXI, № 23 (June 8). P.13891393.

20. Smith, A. D. Nations and Nationalism in a Global Era. Cambridge: Polity Press, 1995.229 р.

21. McNeil, W. H. Poliethnicity and National Unity in World history. Toronto: Free Press, 1986.85 p.

22. McLoughlin, S. Recognising Muslims: Religion, Ethnicity and Identity Politics in Britain // Сеmoti. 2002. № 33. P.41-49.

23. Vermeulen, H. Introduction / H. Vermeulen, Govers // The Antropology of Ethnicity. Beyond Ethnic Groups and Boundaries. Amsterdam: Univ. Press, 1994. P.6-11.

24. Greverus, I. - M. Kultur und Alltagwellt. Eine Einfuhrung in Fragen der Kulturantropologie. Frankfurt am Main: Institut fur kulturantropologie und europaische Ethnologie, 1987.190 p.

25. Ракитов, А.И. Марксистско-ленинская философия. М.: Полит. лит., 1988. С.308.

26. Ленин, В.И. О праве наций на самоопределение // Ленин, В.И. Полн. собр. соч. Т.25. М.: Прогресс, 1987. С.258-259.

27. Ленин, В.И. О национальном вопросе и национальной политике. М.: Наука, 1989. С.159.

28. Напсо, М.Н. Проблемы межэтнической интеграции (социально-философский анализ): дис. д-ра социол. наук. Ростов на/Д, 1993.316 с.

29. Рубан, Л.С. Развитие конфликта-консенсуса в полиэтничных регионах (социологический анализ-прогноз): дис. д-ра социол. наук. М.: Ин-т соц. - полит. исслед. РАН, 1997.327 с.

30. Ларченко, С.Г. Социальные детерминации этнокультурного развития. Новосибирск: НИИ дискрет. математики и информатики, 170 с.

31. Еременко, А.М. Этническая общность и нация: концепция консолидации. Философско - солиологический аспект. Самара: Самар. гос. сельскохозяйств. акад., 1998.250 с.

32. Фролова, Ю.С. Єоциокультурньїе изменения современной российской полиэтнической провинции: автореф. дис. д-ра соци - ол. наук. М.: МГУ, 2007.50 с.

33. Лебедева, Н.М. Социальная психология аккультурации этнических групп: дис. д-ра психол. наук. М.: РАГС, 1997. С.32.

34. Этнический статус (конфликтологический анализ социального феномена). Краснодар: КубГУ, 1997.155 с.

35. Галлямов, Р.Х. Многонациональный город как объект социологического исследования и социального регулирования: дис. д-ра социол. наук. М., 1997.324 с.

36. Галиев, Г.Т. Проблемы социальной технологии преодоления межнациональных конфликтов и гармонизации межнациональных отношений: дис. д-ра социол. наук. Уфа, 341 с.

37. Чагилов, В.Р. Политизированная этничность: опыт методологического анализа. М.: Прометей, 1999.252 с.

38. Дашдамиров, А.Ф. Национальная идея и этничность. М.: ИС РАН, 1996.176 с.

39. Шехмаметьева, В.А. Этнополитика в субъектах Приволжского федерального округа: базовые принципы и специфика государственного управления в 2000-2009 гг.: дис. канд. полит. наук. Н. Новгород: ВВАГС, 29 с.

40. Дробижева, Л.М. Этничность в современном обществе. Этнополитика и социальные практики в Российской Федерации // Мир России. 2001. Т.10, № 2. С.167-180.

41. Эшматова, Г.Б. Этнополитические процессы в реформируемом обществе (на примере Республики Алтай): автореф. дис. канд. полит. наук. М.: Ин-т соц. - полит. исслед. РАН, 2004.23 с.

42. Барбарян, К.Б. Этнополитические конфликты в закавказском регионе: истоки и развитие: автореф. дис. канд. полит. наук. М.: ННОУ "Моск. гуманитар. ун-т", 2007.23 с.

43. Гордиенко, П.В. Этнополитика стран постсоветского пространства: на примере Латвии: автореф. дис. канд. полит. наук. М.: Дипломат. акад. МИД России, 2008.21 с.

44. Иманалиев, К.К. Проблемы и перспективы этнополитической консолидации в Кыргызской Республике: дис. д-ра полит. наук. М.: Дипломат. акад. МИД России, 2010.321 с.

45. Кудрявцева, Л.А. Функции и статус русского языка на Украине // Рус. Община Украины.

46. июля 2003. URL: www.russian. kiev.ua.; Дубичинский, В.В. Статус русского языка на Украине // Рус. яз. и лит. в учеб. заведениях. 2002. № 2. С.99-105.

47. Чесноков, А.С. Специфика политического регулирования иммиграционных процессов в современном мире: автореф. дис. д-ра полит. наук. Екатеринбург: УрГУ им.А.М. Горького, 2010.46 с.

48. Полянников, Т.Л. Неклассический национализм в современной мировой политике: социально-политический и культурный контекст: автореф. дис. канд. полит. наук. М.: ВШЭ, 2009.29 с.

49. Савинов, Л.В. Концепт нации, конституция и этнополитика // Ценности и Смыслы. 2010. № 3. С.61-68.

50. Левин, З.И. Менталитет диаспоры: системный и социокультурный анализ. М.: Ин-т востоковедения РАН: Крафт+, 2001. С.31.

51. Лебедева, Н.М. Социальная психология этнических миграций. М.: Ин-т этнологии и антропологии им. И.Н. Миклухо-Маклая, 1993. С.37.

52. Лебедева, Н.М. Социальная психология аккультурации этнических групп: дис. д-ра психол. наук. М.: РАГС, 1997.310 с.

53. Филиппова, Е. Французы, мусульмане: в чем проблема? // Этнограф. обозр. 2005. № 3. С.22.

54. Сапего, Г.П. Иммигранты в Западной Европе // Мировая экономика и междунар. отношения. 2006. № 9. C.50-58.

55. Левин, З.И. Менталитет диаспоры. С.32.

56. Дятлов, В.И. Предпринимательские меньшинства: торгаши, чужаки или посланные Богом? Симбиоз, конфликт, интеграция в странах Арабского Востока и Тропической Африки. М.: Наталис, 1996. С.134.

57. "Они чуть не убили Мигеля". "МК" пообщался с одним из участников "черно-белой" драки в садике Пушкина // "Московский комсомолец" в Нижнем Новгороде. 2010. 26 мая - 2 июня. С.7.

58. Эко, У. Политкорректность или нетерпимость? // Эко, У. Картонки Минервы. Заметки на спичечных коробках. СПб.: Симпозиум, 2010. С.45;

59. Джордано, Р. Письмо в защиту Германии // Лента. ру. 2010.13 окт.; Sarrazin, T. Verlust von Kompetenzen statt Abberufung // Focus.10.10.2009;

60. Черненко, Е. Чужого не надо. Европа ужесточает политику в отношении иммигрантов // Коммерсантъ. 2 нояб. № 204 (4504). С.9;

61. Портнова, О. Совет Европы: мультикультурализм опасен для ЕС // Телеграф. ^. 2011.17 февр. URL: http://www.telegraf. lv/news; Британский премьер Дэвид Кэмерон предлагает отказаться от толерантности. URL: // http://news. mail.ru/ politics.

62. Дробыш, Е. Гренобль в огне. Во Франции эмигранты жгут машины и громят город // Комсомол. правда. 2010.17 июля.

Размещено на Allbest.ru