Факторы многополярности в современном мире

Размещено на http://www.allbest.ru/

1. Факторы многополярности в современном мире. Российско- Американские отношения. Общая борьба против терроризма. Увеличение международной роли Китая

По мере ужесточения внешнеполитического курса США все большую значимость приобретали факторы, способные сохранить многополярность системы международных отношений. Потенциально роль альтернативных геополитических «полюсов» могли сыграть Россия, Европейский Союз и Азиатско-Тихоокеанский регион.

Международное положение России на протяжении 1990-х гг. оставалось весьма сложным. Несмотря на принятие в 1992 г. в Международный валютный фонд и Мировой банк реконструкции и развития, а в 1996 г. в Совет Европы, Россия оставалась в глазах Запада источником потенциальной угрозы или как минимум нестабильности. Чеченский конфликт в особой степени способствовал сохранению антироссийских настроений. Заметным было и отсутствие стратегических ориентиров российской внешней политики, ее большая подверженность смене настроений в правящих кругах. Тем не менее Россия оставалась мощной ядерной державой, достаточно влиятельной не только на постсоветском пространстве, но и в мире. К тому же до президентских выборов 1996 г. западным политикам приходилось считаться с возможностью возвращения к власти в России коммунистов.

С 1996 г. внешнеполитический курс России начал существенно меняться. Во многом это было связано с приходом на пост главы МИД Е. Примакова, не разделявшего проамериканские симпатии своего предшественника и настойчиво пропагандировавшего идею многополюсного мира, в том числе развития связей России с Китаем и Индией, восстановления ее прежних позиций в арабском мире. Недвусмысленное согласие России на расширение НАТО, продемонстрированное в 1997 г., также вполне сочеталось с этой стратегией - российское руководство отказывалось от иллюзорных попыток сохранить контроль над Восточной Европой с тем, чтобы «развязать руки» на иных геополитических направлениях. В декабре 1997 г. была принята «Концепция национальной безопасности Российской Федерации», основанная на концепции многополярного мира. Любопытно, что язык прагматической политики был вполне понятен и в Вашингтоне. В сентябре 1998 г. лидеры США и России подписали «Совместное Заявление об общих вызовах безопасности на рубеже XXI в.» и целый пакет документов по взаимным отношениям.

События 1999 г. выявили всю противоречивость современных российско-американских отношений. Россия жестко осудила военную акцию НАТО против Югославии, а Примаков даже демонстративно отказался от запланированного визита в Вашингтон, развернув самолет прямо над Атлантическим океаном. Но уже в июне 1999 г. российский контингент был отправлен в Косово для участия в миротворческих операциях вместе с войсками НАТО. В том же месяце лидеры США и России подписали «Совместное заявление по СНВ - ПРО», в котором выражали намерение сохранить курс на ограничение стратегических вооружений и систем противоракетной обороны. Однако в июле Клинтон подписал закон «О национальной противоракетной обороне», который предопределил в конечном счете выход США из системы ПРО. В августе 1999 г. американское руководство «с пониманием» отнеслось к началу новой фазы антитеррористической операции в Чечне, но в октябре отказалось от ратификации «Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний».

Подобные «качели» требовали придания внешнеполитическому курсу России более стабильного характера. Переломным моментом стало принятие в 2000 г. обновленной «Концепции национальной стратегии». В отличе от документа 1997 г. акцент в ней переносился с угроз внутреннего характера на внешнеполитические задачи, в том числе укрепление влияния России по периметру своих границ, развитие равноправных отношений со всеми странами мира, последовательную борьбу с терроризмом, реструктуризацию военно-промышленного комплекса и информационной сферы в интересах национальной безопасности.

На роль еще одного геополитического полюса, способного противостоять американскому глобализму, претендовал Европейский Союз.

Решение об институционализации обшеевропейского процесса было достигнуто еще на Парижской конференции в ноябре 1990 г. Хельсинкская встреча на высшем уровне в 1992 г. подтвердила этот курс. Принятая на ней декларация «Вызов времени перемен» дала толчок для формирования организационной структуры СБСЕ и расширения его функций. На протяжении последующих двух лет под эгидой Совета министров иностранных дел шла работа по перепрофилированию деятельности организации на миротворчество и урегулирование региональных кризисов. Римский саммит СМИД в декабре 1993 г. принял «Декларацию по агрессивному национализму», нацеливающую общеевропейский процесс на борьбу с терроризмом. В декабре 1994 г. Будапештский саммит на высшем уровне приял решение о переименовании СБСЕ с 1 января 1995 г. в

Новый этап в развитии ОБСЕ начался с Лиссабонского саммита на высшем уровне (2-3 декабря 1996 г.). Принятая на нем декларация «О модели общей и всеобъемлющей безопасности для Европы XXI века» ориентировала ОБСЕ на укрепление безопасности и стабильности «во всех измерениях», в том числе не только в сфере контроля над вооружением и урегулирования конфликтов, но и профилактики политической напряженности, «укрепления доверия между народами» в гуманитарной сфере, борьбы за соблюдение прав человека и демократических принципов общественной жизни. Проявилось и особое внимание к «гуманитарно-конфликтной» проблематике на пространстве бывших СССР и СФРЮ. После Лиссабонского саммита резко активизировались региональные миссии ОБСЕ, которые превратились в основной инструмент текущей деятельности организации.

К концу 1990-х гг. ОБСЕ превратилась в очень влиятельную международную организацию с разветвленной организационной структурой, широкими политическими и полицейскими полномочиями. Миссии ОБСЕ были представлены в Косово, Боснии и Герцеговине, Хорватии, Эстонии, Грузии, Латвии, Молдове, Таджикистане, Македонии, Украине. После заседания СМИД в Осло в декабре 1998 г., на котором с российской делегацией были урегулированы проблемы деятельности ОБСЕ на постсоветском пространстве, миссии ОБСЕ появились в Чечне, Албании, Беларуси, Центральной Азии, Алма-Ате, Ашхабаде, Бишкеке. Стамбульский саммит ОБСЕ в ноябре 1999 г. принял новый пакет документов, определивших компетенцию ОБСЕ в наступающем десятилетии (в том числе «Хартию европейской безопасности», соглашение об адаптации «Договора об обычных вооруженных силах в Европе» к современным условиям, новую редакцию «Венского документа по мерам доверия»).

После начала международной антитеррористической операции в 2001 г. борьба с терроризмом была провозглашена одним из приоритетных направлений деятельности ОБСЕ. 12 июня 2002 г. на Лиссабонской международной конференции при активном участии стран ОБСЕ был принят концептуальный документ «Предотвращение терроризма и борьба с ним», в котором давалась оценка роли международных и региональных организаций для реализации стратегий и планов противодействий терроризму, сформулированы принципы сотрудничества между ними. В то же время все более заметным становился внутренний кризис в самом ОБСВ связанный с развертыванием гуманитарно-правозащитной дискуссии. Некоторые страны, в том числе Россия и Белоруссия, начали достаточно жестко протестовать против использования миссий ОБСЕ для вмешательства во внутренние дела суверенных государств и поддержки отдельных политических группировок. 15 января 2004 г. этот вопрос был поставлен российской делегацией на заседании Постоянного совета ОБСЕ в Вене. Однако, несмотря на стремление всех сторон к компромиссу, кризис так и не был преодолен. Это наглядно продемонстрировали события в Украине в 2005 г., когда лидеры «оранжевой революции» получили недвусмысленную поддержку со стороны руководства ОБСЕ.

Схожие проблемы на современном этапе переживает и Совет Европы, деятельность которого была изначально ориентирована на правозащитную сферу. На протяжении 1990-х гг. под эгидой Совета Европы достаточно активно развивалось гуманитарное сотрудничество в самых различных областях: образования («Европейский Центр молодежи», «Европейский Фонд молодежи»); стандартизации медицинских препаратов («Европейская Фармакопея»), борьбе против наркомании («Группа Помпиду»); внедрению общих принципов биоэтики, в том числе по проблемам трансплантации органов и клонирования, усиления гражданской ответственности в вопросах экологии (центр «Натуропа»); развитию нравственного, безопасного и здорового спорта («Европейская Хартия спорта» и «Кодекс этики» 1992 г.).

В 1998 г. вступил в силу обязательный для всех участников Совета Европы протокол, согласно которому Европейский Суд по правам человека стал единственным органом общеевропейского правосудия, действующим на постоянной основе. Граждане и юридические лица получили право обращаться в Суд непосредственно и с гарантией обязательного рассмотрения их дела (ранее гражданин, исчерпав все возможности зашиты своих прав в собственной стране, должен был вначале обратиться в Комиссию по правам человека, которая рассматривала правомочность его обращения). Государства-участники Совета Европы взяли на себя обязательство выполнять решения Суда по любому спору, сторонами которого они являются.

Все эти меры существенно повысили международный престиж и значимость деятельности Совета Европы. Но постоянным катализатором внутренней напряженности в организации стала правозащитная деятельность Парламентской Ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ). В апреле 2000 г. ПАСЕ, протестуя против событий в Чечне, лишила российскую делегацию права слова и постановила начать процедуру исключения России из Совета Европы. Это решение было заблокировано руководством ведущих стран Европы, но серьезно подорвало авторитет самого Совета Европы.

Помимо России и Европы еще одним влиятельным геополитическим полюсом в современной системе международных отношений остается Азиатско-Тихоокеанский регион. Правда, надежды на экономическую «сверхдержавность» Японии и блестящие экономические перспективы азиатских «маленьких тигров» и «драконов» не оправдались. На роль лидера АТР достаточно неожиданно выдвинулся Китай, где под руководством Дэн Сяопина очень успешно проходили структурные реформы. Их характер существенно отличался от советской перестройки и постсоциалистических преобразований в странах Восточной Европы. Китайское руководство не собиралось отказываться от принципа однопартийное™ и проводить политику гласности. В апреле и мае 1989 г. это привело к серьезному политическому кризису, когда во многих городах Китая прошли массовые манифестации против всевластия коммунистической партии. Трагическая развязка произошла 4 июня 1989 г. в Пекине. На площади Тяньаньмэнь при разгоне демонстрации студентов погибли сотни человек. В отношениях Китая с западными державами и мировым сообществом в целом наступил период охлаждения. Однако объявить Китай, обладающий ядерным оружием и мощным военным потенциалом, «государством-изгоем» США не решились.

К началу 2000-х гг. целенаправленная модернизация промышленности, развитие наукоемких отраслей в сочетании с традиционными видами легкой промышленности позволили Китаю достичь беспрецедентных темпов экономического роста. После приема Китая в ВТО началась настоящая экспансия китайских товаров в мире. Все эти процессы сопровождались и быстрым ростом международного авторитета Китая. Внешнеполитическая стратегия китайского руководства основывается на концепции многополярного мира, где растущее военно- политическое влияние США блокируется экономической активностью других крупных стран и интеграционных объединений. Предполагалось, что в такой ситуации крупномасштабные конфликты оказываются маловероятны, а само военное противостояние утрачивает значимость по сравнению с конкуренцией в области развития технологий и образования.

Увеичение международной роли Китая ставит вопрос о превращении «восьмерки» ведущих стран мира в «девятку». При таком развитии событий этот политический «пул» будет уже очень напоминать состав Совета Безопасности ООН, а с учетом участия в нем Германии и Италии окажется даже более влиятельным. Ситуация усугубляется нарастающим кризисом самой Организации Объединенных Наций и затянувшейся дискуссией о ее реформировании. Предметом критики стали привилегированный статус постоянных членов, обладающих правом вето, отсутствие в их числе Германии и других влиятельных стран мира, несовершенство многих организационных и процедурных норм, препятствующих быстрому реагированию ООН на возникновение международных кризисов, недостаточная эффективность миротворческих операций и двусмысленная роль «голубых касок», зачастую находящихся в самых «горячих» зонах конфликтов, но лишенных права на использование военной силы. Провал миротворческих операций в Сомали в

1992 г. и Руанде в 1994 г. вызвал самый острый политический кризис ООН за все время ее существования.

В то же время нельзя отрицать, что роль ООН в 1990-х гг. существенно возросла. На чрезвычайном заседании Совета Безопасности в 1992 г. (первом на уровне глав государств и правительств) было принято обращение к Генеральному секретарю с просьбой подготовить рекомендации о мерах усиления влияния Объединенных Наций в мировой политике. В развитие этой инициативы в 1992 г. Генеральным секретарем ООН был подготовлен доклад «Повестка дня для мира. Превентивная дипломатия, миротворчество и поддержание мира», началась работа по формированию системы раннего предупреждения о возникновении угрозы миру, созданию специальных военных формирований, готовых к проведению не только обычных миротворческих операций, но и применению силовых методов воздействий. Координация всех этих действий была возложена на Рабочую группу Генеральной Ассамблеи ООН.

В 1995. г. Генеральный Секретарь ООН окончательно получил «открытый мандат» на осуществление превентивной дипломатии и расширение полномочий ООН по выявлению потенциальных конфликтных ситуаций. В 1998 г. была создана Система резервных соглашений, в рамках которой 70 государств определили конкретные военные подразделения постоянной готовности, которые могут быть использованы в любой момент для проведения операций объединенных сил ООН. Подобные меры позволили значительно повысить эффективность миротворческих усилий ООН и перейти от практики экономических санкций к массированному проведению «операций по поддержанию мира» в самых разных регионах планеты (в 1990-х гг. состоялось более 40 таких операций, участие в них приняли не менее 1 млн. солдат из 68 стран). Кроме того, под эгидой ООН продолжилась разработка международных соглашений о многостороннем разоружении и регулировании вооружений (самые заметные достижения - Конвенция по химическому оружию

1993 г. и Конвенция о противопехотных минах 1997 г.), развитию экономического и социального сотрудничества, проведению гуманитарных акций в депрессивных районах и регионах стихийных бедствий.

Таким образом, к началу XXI в. ООН сохранила роль важнейшего института системы международных отношений. Однако сама концепция Организации Объединенных Наций обладает глубокой внутренней противоречивостью. Она отражает миропонимание, воплощенное в ялтинско-потсдамской системе, основанное с одной стороны на сдерживающем влиянии «сверхдержав», а с другой - на признании их права определять судьбы человечества, причем не по причине силового превосходства, а в качестве «маяков» прогресса и благополучия. Тем самым фактически легализовывался принцип насильственного вмешательства группы стран или международного сообщества в целом во внутренние дела суверенных государств.

На первый взгляд, пути выхода из политико-правового кризиса ООН очевидны. Концепция ООН и ее Устав должны быть избавлены от ориентации на гегемонизм «прогрессивных стран» и их претензий на руководство миром. Необходимо возвращение к принципу суверенного равенства государств и действительной нерушимости границ. В частности, должен быть разорван порочный круг противоречий между суверенностью национальных государств и суверенностью каждого человека в его естественных правах. Это может означать только возвращение международно-правового института прав человека из системы императивных международных норм в состав категорий морального обязательства. Но что может заставить США и их союзников признать тупиковость сохранения остатков ялтинско-потсдамской модели в современном мире? Этот вопрос предстал в особом свете после трагических событий 11 сентября 2001 г.

Нападение исламистских террористов, захвативших гражданские авиалайнеры, на Центр международной торговли в Нью-Йорке и здание Пентагона в Вашингтоне 11 сентября 2001 г., а также последующие террористические акты от острова Бали на Тихом океане до центра Москвы не только потрясли мировую общественность, но и заставили задуматься об уязвимости существующей международной системы безопасности. Вслед за терактом в американских городах последовал немедленный ответ со стороны США и их союзников. Уже 12 сентября Робертсон сообщил, что США могут полагаться на поддержку всех 18 членов альянса в борьбе против угроз терроризма. Проведение операции в Афганистане одобрил и Совете Безопасности ООН.

7 октября 2001 г. началась антитеррористическая операция «Бесконечная свобода». Территория Афганистана подверглась налетам американской авиации, базировавшейся на авианосцах в Аравийском море и на острове Диего-Гарсиа в Индийском океане. С подводных лодок ВМС США и Великобритании были запущены десятки крылатых ракет. Наиболее сильные удары пришлись на Кандагар и его окрестности, где располагался штаб движения «Талибан», а также на горные ущелья, где находились подземные укрытия бен Ладена. В кратчайшие сроки военная и транспортная инфраструктура Афганистана была нарушена. С 11 октября осуществлялись массированные бомбардировки целей в Кабуле. С конца октября американская авиация начала поддерживать и действия войск Северного альянса - группировки моджахедов, сражавшихся с талибами в северных провинциях Афганистана.

Первые американские солдаты высадились на территории Афганистана 21 октября. В южных провинциях Афганистана начали действовать группы разведки, а специальный отряд американского спецназа атаковал штаб главы движения «Талибан» муллы Моххамеда Омара. В дальнейшем наращивание военного контингента коалиции шло параллельно с быстрым наступлением войск Северного альянса. Уже 7 ноября отряды моджахедов вступили в Кабул. Талибы не могли оказывать серьезного сопротивления и отступали в горные районы Южного Афганистана.

Еще до завершения активной фазы операции в Афганистане американское руководство заявило о своем стремлении продолжить антитеррористическую войну. 30 января 2002 г. Буш-младший в своем выступлении не только назвал новых стратегических союзников пс антитеррористической коалиции - Россию, Китай и Индию, но и страны, представляющие потенциальную опасность, - Северную Корею, Иран и Ирак (хотя Иран официально поддержал афганский Северный альянс в борьбе против талибов). По поводу Ирака Буш-младший заявил, что эта страна «будет оставаться врагом до тех пор, пока не будет подтверждено обратное». Именно свержение Саддама Хусейна стало следующей целью американской политики. Подготовка такой операции началась сразу же после событий 11 сентября. Официальным же поводом для войны против режима Хусейна стало обнародование разведданных, якобы свидетельствующих о наличии в Ираке оружия массового поражения. Сомнения в истинности «иракского досье» появились очень скоро, а впоследствии была доказана не только ошибочность этих сведений, но и их преднамеренное искажение со стороны американского и британского руководства. Тем не менее с учетом этих данных Совет безопасности ООН в ноябре 2002 г. принял Резолюцию № 1441 о разоружении Ирака. О способах и средствах ее выполнения единогласия добиться не удалось. Впоследствии многие страны антитеррористической коалиции, в том числе Россия, осудили односторонние действия США и их союзников. Но решающий шаг к новой войне был сделан.

17 марта 2003 г. Буш-младший выступил с обращением к нации и ко всему миру, в котором объявил, что если иракский лидер и его сыновья не покинут страну в течение ближайших сорока восьми часов, то США предпримут силовые акции. 20 марта американо-британская военная коалиция начала операцию «Шок и трепет» по захвату Ирака. Активные боевые действия длились всего 23 дня. Это было совершенно неожиданно, поскольку иракский режим обладал многочисленной и хорошо подготовленной армией. Войска же коалиции были почти в 2 раза меньше, чем во время первой «войны в Заливе». С военной точки зрения основную роль в стремительном разгроме Ирака сыграла новая тактика американцев - массированные ракетно-бомбовые удары с использованием оружия высокой точности.

Вскоре после падения режима Хусейна в Ираке развернулись партизанские действия. Военнослужащие стран коалиции и иракцы, решившиеся поступить на службу в полицию, стали объектами террористических актов. 11 ноября 2003 г. американские войска были вынуждены даже начать масштабную антипартизанскую операцию «Железный молот», включающую массовые аресты, артиллерийские и авиаудары по «подозрительным» объектам. Ситуацию не изменила и поимка Саддама Хусейна 13 декабря 2003 г. Более того, на территории Ирака участились столкновения между суннитами и шиитами. Боевики из различных экстремистских группировок начали захватывать заложников из числа иностранных специалистов и журналистов, требуя вывода из Ирака войск коалиции. 11 марта 2004 г. в пригородных электричках близ Мадрида произошли взрывы, организованные «Аль Каидой» в качестве мести за участие испанских войск в оккупации.

Несмотря на политическое фиаско иракской кампании внешнеполитический курс США не претерпел изменений. Американский обозреватель Дж. Хогленд емко назвал его «неопределившейся смесью выборочного вмешательства и твердой односторонности». Уже сразу после событий 11 сентября Буш-младший начал действовать по принципу «Кто не с нами, тот против нас!». В своей первой после теракта речи в Конгрессе он заявил: «Война будет долгой. Наш ответ будет представлять собой нечто большее, чем краткосрочное возмездие или несколько отдельных ударов. Американцам следует ожидать не одно сражение, но долгосрочную кампанию, не похожую ни на что, что мы когда-либо делали. И это не только американская битва..

Такая категоричность добавила новые штрихи в действия США в роли лидера «свободного мира». Не отказываясь от угроз в адрес остатков «оси зла» (Иран - Северная Корея), США перешли к активной поддержке прозападных политических движений на постсоветском пространстве. Причем, если первоначальная официальная реакция Вашингтона на события в Грузии и Украине была достаточно умеренной, то уже 28 мая 2005 г. новый госсекретарь США Кондолиза Райе однозначно заявила: «Америка должна проложить путь для марша свободы по всему миру.

В 2004-2005 гг. американская администрация начала все более отчетливо проявлять приверженность собственным национальным интересам, а не «судьбам демократии в мире». Скандальный выход США из Киотского протокола, ограничивающего выброс в атмосферу промышленных отходов, и Договора по ПРО показывает стремление Вашингтона руководствоваться в любых вопросах только прагматичными соображениями независимо от мнения своих «стратегических союзников».

События иракской кампании показали, что не только Россия, но и крупнейшие союзники США - Франция и ФРГ, готовы достаточно жестко противостоять американской политике «государственного эгоизма». Правда, и ось «Париж - Берлин - Москва - Пекин», о которой немало рассуждали в 2003-2004 гг., так и не сложилась. К тому же досадный провал ратификации конституционного договора неожиданно ослабил международные позиции самого Евросоюза. Малопредсказуемый характер приобретают события на постсоветском пространстве, а также в арабском мире (после выборов 2005 г. в Иране, смерти бессменного лидера ООП Ясира Арафата и на фоне тяжелой болезни короля Саудовской Аравии Фадха). Не только для США, но и для любого современного государства все более затруднительным становится разделение мира на «друзей» и «врагов», «мировое сообщество» и «государств-изгоев». К тому же международный терроризм не имеет ни национальности, ни государственной принадлежности. Военные и полицейские операции против любого из «государств-изгоев» не могут уничтожить терроризм как политическое и социальное явление. Не столь эффективными в борьбе против этого врага оказались и широкие многонациональные коалиции. В такой ситуации многополюсная международная система, при всей ее неустойчивости и уязвимости, не имеет альтернатив. Залогом ее формирования может быть лишь последовательное стремление всех ведущих держав мира искать компромисс между национальными интересами и общими задачами по обеспечению мира и безопасности.

терроризм европейский конституция

2. Конституционный договор Европейского союза: взгляд в будущее или шаг к распаду. Реформы Европейского правового пространства. Проект Европейской конституции. Разногласия по Европейской конституции

Еще до вступления Ниццкого договора в силу руководство Евросоюза поставило вопрос о разработке концепции наиболее масштабной реформы европейского правового пространства. Дискуссия вокруг этого вопроса началась в мае 2000 г., когда министр иностранных дел ФРГ Йошка Фишер выдвинул идею окончательного перехода к федеральному устройству Евросоюза. Одновременно в британской и испанской прессе появилось совместное открытое письмо премьер-министров Тони Блэра и Хосе Марии Аснара, в котором оба лидера делились своими соображениями по поводу устройства Европы. Они предлагали оставить в сфере компетенции Евросоюза только те вопросы, которые не могут быть решены на национальном уровне, и шире использовать практику «продвинутого сотрудничества». В июне 2000 г. президент Франции Жак Ширак и канцлер ФРГ Герхард Шредер призвали к разработке новой концепции Евросоюза, которая бы сняла противоречия между «еврооптимистами» и «евроскептиками».

По итогам обсуждения проблемы дальнейшей правовой реформы Евросоюза в приложение к Ниццкому договору было включено «Заявление о будущем Европейского Союза». В нем определялись ключевые для продолжения реформы вопросы: новое разграничение компетенций между Евросоюзом и государствами, определение статуса «Хартии об основных правах», упрощение учредительных договоров, уточнение роли национальных парламентов в «архитектуре» Евросоюза. ».

Лакейская декларация под названием «Будушее Европейского Союза» ориентировала деятельность Конвента на комплексное обсуждение проблем институциональной реформы. Фактически перед Конвентом была поставлена двоякая задача: либо разработать проект будущего единого учредительного документа Союза, либо представить варианты решения отдельных проблем, препятствующих углублению интеграции. В состав Конвента (105 человек) вошли представители всех государств- членов и с правом совещательного голоса представители 13 государств- кандидатов. Первое заседание Конвента состоялось 28 февраля 2002 г. Его председателем был избран бывший президент Франции Валери Жискар д'Эстен. Под влиянием Жискар д'Эстена работа Конвента сразу же приобрела характер конституционного строительства

В конце октября 2002 г. Конвент представил предварительный проект будущей конституции. При его доработке ставка была сделана на пакетное решение - систему взаимных конструктивных уступок, которую в дальнейшем было бы очень трудно или почти невозможно разорвать. Жискар д'Эстен настойчиво проводил стратегическую линию -- усиление роли Евросоюза через усиление всех его основных институтов. Окончательный проект конституции, единогласно одобренный членами Конвента, был представлен 18 июля 2003 г. В октябре 2003 г. в Риме для его рассмотрения была созвана Межправительственная конференция на уровне глав государств и правительств 25 стран. На ней предстояло утвердить текст Европейской конституции, а затем передать его на ратификацию парламентов или утверждение в ходе референдумом.

Обсуждение проекта конституции раскололо страны-участницы конференции на три группы. Испания, Польша, Финляндия и Австрия выступили против проекта в целом. Представители Великобритании, Чехии, Португалии, Греции, Дании, Ирландии и Словении заняли относительно умеренную позицию, хотя высказывали критические замечания по отдельным статьям договора. Франция, ФРГ, Италия и страны Бенилюкса настаивали на принятии текста без существенных изменений.

Наиболее активные дискуссии развернулись по вопросам компетенции властных институтов и их общей «архитектуры», в том числе возможности создания Законодательного Совета и Конгресса народов Европы, критериях ротации в руководящих органах, распространении принципа голосовании квалифицированным большинством, правилах единогласного голосования в Совете. В итоге, в совместной декларации, принятой по итогам Римского саммита, главы государств высказались за принятие конституционного договора в дальнейшем, но подтвердили, что пока им не удалось снять все разногласия. Состоявшиеся в Брюсселе в декабре 2003 г. переговоры о редакционных изменениях конституционного договора также не принесли успеха. Наиболее жесткую позицию в их ходе заняли Польша и Испания, выступавшие против предлагаемой схемы голосования в Европейском Совете.

После срыва брюссельских переговоров Конвент принял решение вернуться к доработке проекта. Достаточно неожиданно обострилась общественная дискуссия вокруг проекта Конституции. Поводом стало обращение папы римского Иоанна Павла II с призывом включить в преамбулу конституционного договора упоминания о христианском наследии Европы. Понтифик обратил внимание общественности на трактовку в предложенном проекте «основ европейского единства» лишь как набора духовных ценностей и социальных принципов, «берущих свое начало в цивилизациях Греции и Рима», и заявил, что «европейская идентичность была бы непонятной без христианства».

В мае 2004 г. с предложением учесть замечания христианской общественности выступили семь государств - Италия, Польша, Литва, Мальта, Португалия, Греция и Словакия. Руководство Франции, Бельгии, Дании, Великобритании, Швеции и Словении, напротив, заняло по этому вопросу бескомпромиссную позицию, считая вполне корректной формулировку, предложенную Европейским конвентом («культурное, религиозное и гуманистическое наследие»). В итоге именно эта позиция и возобладала, хотя сама дискуссия наглядно продемонстрировала недостаточность внимания политической элиты к доктринальным основам европейского конституционного процесса.

Пока же, несмотря на тревожные изменения в настроениях общественности, руководство ведущих европейских стран надеялось выйти из конституционного кризиса с помощью привычных политических методов. Со стороны ФРГ, Франции и Великобритании усилился дипломатический нажим на двух основных «бунтовщиков» - Польшу и Испанию. Ситуация неожиданно изменилась после трагического теракта в Испании в марте 2004 г. После победы на внеочередных парламентских выборах оппозиционной социалистической партии во главе с Хосе Луисом Род- ригесом Сапатеро внешнеполитический курс страны изменился в противоположную сторону. Что касается оставшейся в одиночестве Польши, то ее позиция изменилась после недвусмысленного заявления канцлера ФРГ о том, что страны, препятствующие углублению интеграционного процесса, не могут рассчитывать на существенную финансовую поддержку со стороны Евросоюза.

В апреле-мае 2004 г. состоялись консультации по согласованию обновленного текста конституционного договора, на которых была достигнута единая позиция по наиболее спорным вопросам (критерии определения квалифицированного большинства при голосовании в Совете, состав Комиссии, соотношение количества мест, выделенных отдельным странам в Европейском парламенте, отказ от ссылки на духовное или христианское наследие в преамбуле). 18 июня 2004 г. текст конституционного договора получил одобрение всех 25 глав государств и правительств стран-членов ЕС.

Итак, что представлял проект Европейской конституции? Первое, что обращает на себя внимание, - это официальное наименование документа: «Договор, учреждающий Конституцию для Европы». Таким образом, понятие «конституция» используется как характеристика формируемого наднационального правопорядка, а не по аналогии с Основными законами государств. Авторы проекта неоднократно подчеркивали, что создание Европейской конституции является последовательной реализацией принципов коммунитарного права, а не формированием отдельной отрасли конституционного права в составе европейского. Доктринально Европейский Союз, оформляемый конституционным договором, рассматривается в качестве особого рода федерации - «федерации государств- наций» («federation d'Etats-nations») или «федерации государств и народов» («federation d'Etats et de peuples»). Само понятие «федерация» в тексте широко не используется, но в преамбуле подчеркивается, что Конвент создал конституцию «от имени граждан и государств». В ст.1 дается определение: «Союз европейских государств, сохраняющих собственную национальную индивидуальность, которые тесно координируют свою политику на европейском уровне и управляют на федеративных началах определенными сферами общей компетенции».

С другой стороны, в тексте конституционного договора подчеркивается преобладающая субъектность народов и граждан Европы, а не государств. Преамбула апеллирует к историческому единству народов Европы как основе интеграционного процесса. Причем это единство усматривается не в проявлении политической воли к объединению, а в общих духовных ценностях и социальных идеалах, «берущих свое начало в цивилизациях Греции и Рима», развитых в «религиозных и гуманистических традициях Европы, в философии Просвещения». Статья 2 более конкретно устанавливает «ценности Союза»: человеческое достоинство, основные права человека, демократия, правовое государство, терпимость, уважение обязательств и международного права.

Постановка вопроса о единых принципах и ценностях подчеркивает тот факт, что Евросоюз является договорным межгосударственным объединением лишь по происхождению, но не по своей природе. С этой точки зрения исключительно важным фактом стал ввод в текст конституционного договора без каких-либо изменений и купюр «Хартии основных прав» (что придает ей характер правовой нормы прямого действия). Закрепленные в ней права, свободы и обязанности граждан рассматриваются в качестве «генеральных принципов» европейского права и их реализация предполагается на основе принципа субсидиарности, т.е. с приоритетной ролью национальных государств, а не институтов Евросоюза. Но такая оговорка не меняет суть произошедшего перелома в европейском правопонимании.

Итак, в соответствии с «духом и буквой» конституционного договора Европейский Союз рассматривается двояко: и как объединение государств. сохраняющих свой суверенитет, и как суверенное объединение народов. Так, например, ст.4 устанавливает «ясно выраженное признание правосубъектности за Союзом», что при расширительном толковании понимается как признание того факта, что субъектность Союза является первичной, суверенной, а не делегированной государствами-членами. Очень показательны и цели Европейского Союза, зафиксированные в конституционном договоре. Все они ориентированы не на развитие сотрудничества между странами и народами, а на решение общеевропейских задач (защита общих ценностей, интересов и независимости Союза; содействие экономическому и социальному сплочению; укрепление Экономического и валютного союза; содействие высокому уровню занятости и социальной защиты; высокий уровень защиты окружающей среды; поощрение технологического и научного прогресса; создание пространства свободы, безопасности и правосудия; развитие общей внешней политики и политики безопасности, а также оборонной политики в целях обеспечить защиту ценностей Союза и содействовать их реализации в отношениях с окружающим миром).

Из вопросов, наиболее активно обсуждавшихся при подготовке конституционного договора, можно выделить определение состава Комиссии и Парламента, а также порядок голосования в Совете. Договор установил, что первая Комиссия, которая будет назначена после вступления в силу Конституции, должна включать но одному члену на каждое из участвующих государств. Впоследствии, но не ранее 2014 г., произойдет сокращение числа членов Комиссии до цифры, равной двум третям от общего количества государств-членов Евросоюза. Максимальное число членов Европейского парламента увеличено с 736 до 750. Пр и этом на долю каждого из государств-членов, в зависимости от численности национального населения, будет приходиться от 6 до 96 депутатских мест.

В Европейском Совете при голосовании тех вопросов, которые остались в преимущественном ведении государств, вместо принципа «единогласия» вводится принятие решений методом консенсуса (с сохранением права вето). Одновременно существенно расширяется голосование квалифицированным большинством голосов. Квалифицированное большинство должно составлять не менее 55 % от числа всех государств- членов, представляющих при этом не менее 65 % от общей численности населения Европейского Союза. Впрочем, квалифицированное большинство также будет считаться достигнутым, если против того или иного предложения проголосует менее четырех государств-членов (тем самым для крупнейших стран затрудняется задача формирования блокирующего меньшинства). Количество стран, воздержавшихся при голосовании, при подсчете учитываться не будет (это поспособствует достижению положительного результата при решении особо спорных вопросов). Так, если одно или несколько государств воздержатся при голосовании, то для блокирования какого-либо решения все равно потребуется не менее четырех государств, а вот большинство, достаточное для принятия решения, составит 55 % от числа стран-участниц, высказавшихся «за» или «против», и 65 % только от их суммарного населения.

Для ввода всех положений конституционного договора в силу предполагается переходный период. Но первоначально текст конституции должен быть ратифицирован всеми странами Евросоюза. Предполагалось, что в случае срыва ратификации хотя бы в одной стране Европейскому совету придется принимать специальное решение относительно будущего Конституции и Европейского Союза как интеграционного объединения.

Еще более сомнителен главный тезис «евроскептиков» - опасность «бегства» капиталов в Восточную Европу и притока оттуда дешевой рабочей силы. Неслучайно, что в СМИ провал конституционного референдума сразу же назвали «поражением польского сантехника». Однако, в действительности, все подобные проблемы совершенно не связаны с процессом принятия конституционного договора. По условиям Экономического и валютного союза капиталы из Западной Европы уже свободно перемещаются в экономическое пространство новых стран ЕС, а через несколько лет, с окончанием переходного периода, и рабочие из Восточной Европы смогут столь же свободно предложить свои услуги на рынке труда в странах-«старожилах» ЕС. Более того, только подобное перемещение капиталов и рабочей силы, при всех неизбежных социальных издержках, способно придать новый импульс экономическому развитию Европейского Союза, поскольку приведет к общему снижению себестоимости производимых товаров и оказываемых услуг.

Нежелание общественности прислушаться к очевидным доводам в пользу конституционного процесса наглядно доказывает не кризис интеграционного процесса, а всю глубину противоречий современной политической системы в странах Запада. Голосование против конституции во Франции объединило традиционных политических соперников: антиглобалистов, троцкистов, коммунистов, националистов, ультраправых. Их пропагандистская кампания прошла под популистскими лозунгами, а поддержка со стороны значительной части граждан стала классическим протестным голосованием - самозабвенным и бесперспективным. Политическая элита убедилась в том, что ее доводы не просто не поддержаны, а вообще не услышаны. Таким образом, конституционный кризис в Европейском Союзе заставляет вновь задуматься о кризисе самой демократии в современном мире и путях решения этой серьезнейшей проблемы.

Роль ООН в современном мире

Ослабление роли ООН в условиях торжества однополярного мира оказалось кратковременным трендом. С изменением соотношения сил на международной арене и дискредитацией США в качестве мирового гегемона роль этой организации как переговорной площадки для не обладающего внутренним единством мирового сообщества будет только возрастать.

Единственная переговорная площадка

Несмотря на существенные изменения, произошедшие в мире в 1990-х годах в связи с распадом СССР и исчезновением биполярной системы, роль ООН по-прежнему остается весьма значительной.

В конце XX столетия наметилось некоторое ослабление роли ООН, о чем свидетельствовали действия НАТО в Косово, произведенные без санкции Совета Безопасности, война в Ираке, начатая Соединенными Штатами в 2003 г., вопреки отсутствию согласия по этому вопросу даже внутри НАТО (Франция и Германия были против начала этой войны). 2003 год можно считать «кульминацией» однополярности мира.

Ситуация начала меняться по мере того, как американцы увязали в иракской войне, и внутри Соединенных Штатов росло протестное движение. В 2008 г. в США разразился ипотечный кризис, который впоследствии превратился в кризис мировой экономики. В конце президентского срока Джорджа Буша-младшего международные позиции США серьезно ослабли. Все это в сочетании с начинавшимся кризисом привело к победе на выборах Барака Обамы и к достаточно радикальному изменению внешней политики: американцы стали больше ориентироваться на принципы международного согласия и воздерживаться от односторонних действий.

Мировой экономический кризис парадоксальным образом привел к резкому возрастанию роли ООН

Мировой экономический кризис парадоксальным образом привел к резкому возрастанию роли ООН, так как Совет Безопасности (СБ) оставался по существу единственной переговорной площадкой, на которой ведущие державы мира могли договариваться о текущих международных делах. Кризис привел также к значительному возрастанию роли «Двадцатки», на которую оказалась возложенной задача реформирования мировой финансовой системы. Тогда же стало окончательно ясно, что США, даже используя весь свой силовой и экономический ресурс, не в состоянии в одиночку удерживать доминирующую роль в мире. С началом мирового финансового кризиса однополярная модель была окончательно похоронена. Этот процесс сопровождался выходом на передний план на мировой арене государств, обладавших значительными финансовыми ресурсами, большой территорией и большой численностью населения.

Появление БРИКС повышает престиж ООН

Еще в начале 2000-х годов экономисты Goldman Sachs, прогнозируя мировое экономическое развитие до 2050 г., обратили внимание на четыре страны, отличающиеся размерами экономик и высокими темпами экономического роста. Так возникла идея БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай) . В прогнозе Goldman Sachs подчеркивалось, что речь идет только о будущих размерах экономики. Предполагалось, что к 2050 г. страны БРИК обойдут страны ОЭСР по совокупному объему ВВП. При этом не было сделано никаких предположений относительно возможной политической кооперации между странами БРИК. Однако события, связанные с мировым экономическим кризисом, радикально изменили ситуацию. Потребовался новый уровень международного сотрудничества, и в этих условиях у стран БРИК появились общие не только экономические, но и политические интересы. После саммита БРИК в Екатеринбурге (2009 г.) начались интенсивные переговоры и реальное согласование политических действий. В 2011 г. после присоединения Южно-Африканской Республики БРИК превратился в БРИКС.

Создание но ого международного объединения существенно изменило расстановку сил на мировой арене. В тяжелый период мирового экономического кризиса появилась возможность того, что Китай, Индия и Россия, сохранившие достаточно высокие темпы экономического роста, действуя совместно, смогут служить локомотивами мировой экономики.

Россия, будучи преемником СССР, на протяжении последних двадцати лет постоянно стремилась к укреплению роли ООН, однако эти усилия не всегда давали положительные результаты в силу доминирования Соединенных Штатов, поддерживаемых странами НАТО. И дело не только в соотношении сил. Фактически общей тенденцией в политике большинства государств-членов ООН стала поддержка американской гегемонии. Если понимать гегемонию в том смысле, который вкладывал в это понятие Антонио Грамши, то гегемон -- это лидер, не столько заставляющий, сколько направляющий другие политические силы в соответствии с декларируемыми целями. Американская гегемония в 1990-х годах выражалась, прежде всего, в том, что США взяли на себя лидирующую роль в приведении мира к демократии и рыночной экономике, т. е. к «концу истории», по Фукуяме. Ни одна страна не решалась отрицать эти ценности, что и выражалось в соответствующих голосованиях в СБ ООН и Генеральной Ассамблее. Неизбежным следствием такой «бесконфликтности» внутри ООН в условиях гегемонии США и стало падение влияния Организации Объединенных Наций на мировую политику.

Практическая реализация политики США в конце 1990-х -- начале 2000-х годов показала, что Соединенные Штаты руководствуются не столько общими интересами мирового сообщества, сколько своими собственными. Америка открыто возвращалась к политическому реализму, что и дискредитировало ее в качестве мирового гегемона. Появление БРИК -- объединения стран, национальные интересы которых в значительной мере расходятся с национальными интересами США, -- разрушает риторику американского руководства, которое в 1990-е годы постоянно апеллировало к мнению мирового сообщества.

Мировое сообщество по-прежнему поддерживает ценности демократии и рынка. Но как показал мировой экономический кризис, конфликт возникает уровнем ниже и вытекает из структуры национальных интересов крупнейших государств. Относясь к их числу, страны Запада, тем не менее, не могут претендовать на выражение мнения мирового сообщества. Мировое сообщество, не имеющее внутреннего единства, остро нуждается в переговорной площадке, роль которой может с успехом и дальше выполнять Организация Объединенных Наций.

Основные направления современного конституционного строительства.

Первые попытки выработать новую конституционную модель, сочетающую либеральный подход с принципом этатизма, были предприняты в период между двумя мировыми войнами (Веймарская конституция в Германии, конституция 1920 г. в Австрии, конституционное строительство в скандинавских странах).

Но в полной мере доктрина либерально-этатистского конституционализма сложилась лишь во второй половине XX в. Признанными образцами ее реализации стали действующие конституции ФРГ, Франции, Италии, Испании, Греции.

Создание конституций нового поколения, как правило, происходило в условиях серьезных политических потрясений, на фоне радикального обновления государственной системы. Идеологическое обоснование новой модели конституционализма несло отпечаток конфронтации, нарочитого отказа как от либеральных традиций правопонимания (ассоциировавшихся прежде всего с американским влиянием), так и от наследия тоталитарной эпохи. Однако в действительности либерально-этатистский конституционализм унаследовал важнейшие черты обеих систем.

С либеральной традицией новую конституционную доктрину сближало признание естественной правосубъектности человека. Провозглашение и защита естественных прав человека становились важнейшей задачей конституционного регулирования. Соответственно признавалось преобладание в обществе договорных правоотношений, а также необходимость построения правового государства, способного занять позицию нейтрального арбитра по отношению к гражданскому обществу. При этом либерально-этатистский конституционализм сохранил органическую трактовку принципа народного суверенитета (правда, в смягченной версии). Народ рассматривался в качестве не только источника власти, но и реального субъекта конституционных правоотношений, обладающего определенными интересами, целями, правами и обязанностями.

Субъектами конституционно-правовых отношений становились и иные социальные общности - этнические, конфессиональные, региональные, профессиональные сообщества, половозрастные группы, а также семья. В системе правоотношений, призванной не только гарантировать защищенность гражданского общества, но и обеспечить субъектность всех этих сообществ, государство явно выходило за рамки действий нейтрального арбитра

Формируя правовой статус человека, либерально-этатистские конституции закрепляли очень широкий круг прав, обязанностей и свобод. Причем использовался так называемый «позитивный» способ регулирования правосубъектности (человек «может», «вправе», «имеет право»). Такой подход предполагает не только провозглашение того или иного конституционного права, но и наличие некоего субъекта, несущего ответственность за реализацию данного права и получающего необходимые полномочия (в такой роли, как правило, и выступало «социальное государство»).

Все это позволяло не только защитить индивида от дискриминации, но и поместить его в многогранное и «плотное» правовое пространство. Конституция, как основной закон общества, утрачивала декларативный характер и оказывалась насыщена нормами, тесно связанными с реальной практикой общественной жизни, с текущим законодательством. Задачами конституционного строительства становились обеспечение социальной солидарности в обществе, сотрудничества различных слоев общества, формирование здоровой и безопасной среды обитания, защита идеологического и культурного плюрализма, свободы совести, равноправия и защищенности всех видов собственности, права на труд и на образование, свободы научной, художественной и иной творческой деятельности.

Итак, распространение прямого конституционно-правового регулирования на все сферы общественных отношений позволяло не только установить правосубъектность личности и основных социальных групп, но и смоделировать важнейшие механизмы социального взаимодействия, закрепить целостную систему ролевых отношений и, тем самым, преодолеть спонтанный порядок саморазвития гражданского общества. Это придавало конституционной доктрине более идеологизированный характер и требовало усиления политической роли государства. Соответственно менялась трактовка принципов представительной демократии, разделения властей, правовой государственности. При сохранении трех классических «ветвей» (исполнительной, законодательной, судебной) система разделения властей утрачивала строго пропорциональный характер. Вместо «сдержек и противовесов» формировался определенный эпицентр важнейших властных пол-номбчий. Классическим примером такого подхода стала конституционная модель ФРГ, где главенствующей политической фигурой стал глава правительства и лидер парламентского большинства - канцлер. Французская конституция 1958 г. образовывала такой же мощный эпицентр власти вокруг избираемого на прямых общенародных выборах президента.