Европейская идея: от утопии - к реальности. Исторические метаморфозы европеизма

Вторая половина XIX в. вообще характеризуется падением интереса к идее «единой Европы». Это было обусловлено как социальной поляризацией в западноевропейских странах, так и обострением международной обстановки, связанным с новым противостоянием ведущих европейских держав. Что касается первого фактора, то в набиравшем силу организованном рабочем движении доминировала идея социализма. И хотя II Интернационал поддержал лозунг Соединенных Штатов Европы, на его политической деятельности это никак не отражалось.

Еще меньше благоприятствовала популярности «европейской идеи» международная ситуация. В начале 1870-х гг. три империи - Германия, Россия и Австрия - предприняли последнюю попытку закрепить территориальный и социально-политический статус-кво в Европе, создав некое подобие Священного союза. Однако это объединение, к которому не присоединились ни Франция, ни Англия, прекратило свое существование в том же десятилетии. Логика событий неотвратимо толкала ведущие европейские державы на путь противостояния. Наиболее взрывоопасной силой в новой ситуации стала только что возникшая Германская империя, откровенно демонстрировавшая свои геге-монистские амбиции. Еще в 1872 г. рейхсканцлер Бисмарк заявил, что «Европа видит в новой Германской империи оплот всеобщего мира»2. Разумеется, с такой трактовкой не могли согласиться остальные претенденты на роль «вершителей» судеб Европы и всего мира.

Многовековая история христианских, гуманистических, пацифистских, реакционно-реставраторских и буржуазно-демократических проектов «европейского мира», конфедераций, федераций или лиг европейских народов оказалась, историей сменявших друг друга утопий. Реальностью оставались бесчисленные войны, социальный и национальный гнет.

Кульминацией этого столкновения идеи и действительности стала Первая мировая война 1914-1918 гг. Наступило время разгула националистических страстей и шовинистского дурмана, торжества милитаризма и империалистической внешней политики, которую питала не только давняя традиция великодержавных притязаний государств, но и безудержная экспансия набравших силу капиталистических трестов. Международное рабочее и социал-демократическое движение не предотвратило войну; оно не сумело подняться даже до единого политического и морального осуждения начавшейся бойни.

Из Первой мировой войны Европа вышла рассеченной глубокими бороздами расколов. Одна - отделила от капиталистической Европы Советскую Россию, а затем Союз Советских Социалистических Республик; другая, прочерченная в Версале, разделила державы победившей Антанты и побежденную Германию; третья, не обозначенная на политических и географических картах, рассекала каждую нацию на социальных и политических антагонистов, отвергавших идею гражданского согласия, бескомпромиссных, заряженных на борьбу и насилие.

Следующий период, с 1920-х - по середину 1940-х гг., был самым страшным. Попытки извлечь уроки из опыта первой мировой войны и послевоенных революций оказались неудачными в большинстве европейских стран как в сфере социальных отношений, так и на международной арене. Коричневая чума нацизма в Германии, сталинский ГУЛАГ, который нельзя назвать иначе как геноцидом собственного народа, и, наконец, Вторая мировая война, унесшая десятки миллионов жизней, - таковы вехи этого трагического времени.

Трудно, да и бессмысленно, строить гипотезы относительно того, какой вид приняла бы система международных отношений в Европе после Первой мировой войны, если бы Россия не стала советской, большевистской. В считанные годы были разрушены все дороги и мосты между нею и Европой, почти безостановочно строившиеся в течение трех веков.

Может быть, самым поразительным и, на первый взгляд, парадоксальным было то, что разрушала эти связи и строила антиевропейскую, по своей сути, общественную систему правящая партия, вооружившаяся идеологией самого что ни на есть европейского происхождения. К. Маркс и Ф. Энгельс не только опирались в своих идеях исключительно на европейских мыслителей, но и сами были весьма последовательными европоцент-ристами, то есть рассматривали всю мировую историю, исходя из европейского опыта, апеллируя к ценностям европейской цивилизации, пусть даже односторонне интерпретируемым. Но для того чтобы превратить марксизм в антиевропейскую доктрину, надо было соответствующим образом препарировать его, приспособить к российской действительности, соединить с традициями русского революционаризма. ;

Эту работу проделал большевизм. Ленин дал ей идейное обоснование - теорию империализма и пролетарской революции, включавшую, помимо всего прочего, резкую критику лозунга «Соединенных Штатов Европы», которые «при капитализме либо невозможны, либо реакционны»1. Сталин с его программой ускоренного строительства социализма казарменного образца, с его приверженностью методам насилия, с его жаждой абсолютной власти и абсолютной неразборчивостью в средствах довел размежевание с Европой до полной самоизоляции СССР. Отношение Сталина к Европе яснее всего выражено в его знаменитом программном утверждении: «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут»2.

Вплоть до начала 1930-х гг. схватка двух несовместимых общественных систем в Европе представлялась многим фатальной. Однако события повернулись иным образом, и это было обусловлено еще одним противостоянием, не только не преодоленным, но еще более усугубленным Первой мировой войной. Речь идет о национально-государственных антагонизмах, прежде всего франко-германском. В соответствии с многовековой практикой международных отношений страны Антанты продиктовали поверженному врагу унизительные условия мира. Подписанный в 1919 г. Версальский договор обернулся буйным расцветом германского национализма, в полной мере использованным, наряду с безудержной популистской демагогией, национал-социализмом.

Нельзя сказать, что в 20-летнем промежутке между Версалем и нападением гитлеровской Германии на Польшу не возникали новые проекты европейского мира, «единой Европы» и т.п. По преимуществу европейской организацией была Лига Наций, в которую не вошли инициаторы ее создания - США, предоставив распоряжаться в ней Франции и Великобритании. Попыткой упорядочить внутри европейские отношения, в первую очередь между упомянутыми двумя державами и Германией, были соглашения в Локарно.

А еще раньше, в 1923 г. родился новый проект объединения Европы, автор которого, граф Рихард Куденхове-Калерги, опубликовал в.Вене книгу «Пан-Европа» и обратился с призывом создать паневропейское движение. Годом позже был опубликован «Паневропейский манифест», который призывал все «демократические государства» Европы объединиться, создать механизм обязательного арбитража для предотвращения угрозы войн, устранить таможенные границы и ввести свободное движение товаров1. Куденхове-Калерги подразумевал под пан-Европой континентальную Европу, которой угрожают три могущественных соперника - США, Британская империя и Россия. Мир и соглашения с ними, а также с Дальним Востоком, удовлетворяющие интересы Европы, по его мнению, стали бы возможными лишь при условии ее объединения.

В течение ряда лет это движение набирало силу. В 1927 г. в Вене состоялся первый Паневропейский конгресс, вызвавший заметный международный резонанс. Его почетным председателем был избран известный политический деятель, в ту пору министр иностранных дел Франции, Аристид Бриан, ставший горячим сторонником паневропеизма. В сентябре 1930 г. он пред-

1 См.: Genealogie des grands desseins europeens. P. 67-68.

ставил в Лигу Наций «Меморандум об организации европейского федерального союза»1. Таким образом, в многовековой истории «европейской идеи» произошло знаменательное событие: впервые она воплотилась в официальный документ, принятый на правительственном уровне. Однако это не сделало его судьбу более удачной, чем участь всех предшествующих проектов. В Лиге Наций он встретил весьма прохладный прием. Ни одно из европейских государств, входивших в эту организацию, не было готово отказаться от концепции «абсолютного суверенитета».

Но дело было не только в этом. Обреченность проекта была предопределена всей ситуацией, сложившейся в Европе и во всем мире к началу 1930-х гг. Разразившийся экономический кризис потряс в большинстве европейских стран общественные структуры, еще не совсем оправившиеся после потрясений 1917-1923 гг. Стремительно набирал силу идейный и политический экстремизм. В том же сентябре 1930 г., когда А. Бриан представил свой меморандум, национал-социалисты добились первого крупного успеха на выборах в бундестаг, чему в немалой степени способствовала борьба между немецкими коммунистами и социал-демократами. В январе 1933 г. Гитлер пришел к власти, а вскоре пламя над рейхстагом возвестило миру об установлении нацистского тоталитарного режима. Образно говоря, в этом пламени сгорел французский проект пан-Европы.

Национал-социализм имел свои представления о «единой Европе», идейной основой которых стал фашизм. Согласно «Майн кампф» Адольфа Гитлера, арийская раса, наиболее полно проявившаяся в немецкой нации, была призвана господствовать в Европе. После того как нацистская Германия оккупировала или подчинила себе большинство европейских стран, эта идея воплотилась в политику установления «нового порядка» в Европе. Гитлеровская программа предусматривала перекройку политической карты Европы, ликвидацию одних независимых государств, расчленение других, частичное физическое уничтожение или переселение ряда народов. Остальным государствам надлежало послушно пойти в фарватере «Третьего рейха». В экокомическом плане предусматривалось «разумное» разделение труда: таможенный и валютный союз наиболее развитых европейских стран при безусловном доминировании германского капитала; превращение остальных стран (Восточной, Юго-Восточной и Южной Европы) в аграрный придаток Германии, частично колонизуемый арийцами1.

Разгром нацизма положил конец дьявольским экспериментам с «новым порядком». И еще во время войны, особенно в движении Сопротивления, стали возрождаться идеи «единой Европы» с наднациональной политической структурой, федеральной или кон федеральной, которая заменила бы окончательно скомпрометировавшую себя традиционную структуру межгосударственных отношений, основанную на принципе «европейского баланса сил».

Соответственно вновь пошли в ход и приобрели популярность все «европейские» аргументы пацифистского, историко-культурного, религиозно-нравственного и социального характера. Опубликованные во второй половине 1980-х гг. три тома документов периода Второй мировой войны и послевоенного пятилетия2 - разных проектов будущей единой и мирной Европы, статей на эту тему и т.п. - поистине ошеломляют всеобщностью и интенсивностью этого духовного поворота в Европе (в упомянутом издании передставлены документы почти из 20 стран) от разобщенности к солидарности.

События и процессы, развернувшиеся после 9 мая 1945 г., очень быстро доказали то, что можно было предположить заранее: мирное устройство Европы как единого целого невозможно из-за несовместимости двух общественных систем. Собственно говоря, это подразумевалось уже в Ялтинских соглашениях трех держав, лидеры которых - Иосиф Сталин, Франклин Рузвельт и Уинстон Черчилль - фатически санкционировали раздел Европы, оставивший в зоне интересов и господства СССР почти все страны и территории, освобожденные от гитлеровской оккупации советскими войсками. В советской историографии начало «холодной войны» обычно ассоциируется с речью У. Черчилля, произнесенной им в марте 1946 г. в Фултоне (США). В сущности эта речь, как и выступление министра иностранных дел СССР В.М. Молотова, месяцем раньше заклеймившего «подстрекателей войны»1, лишь удостоверили факт «холодной войны», начавшейся сразу же после капитуляции нацистской Германии.

В этих условиях идея «единой Европы» трансформировалась в проекты объединения западноевропейских государств, приверженных ценностям западного общества, рыночной экономике и политической демократии. Из ведущих государственных деятелей в Западной Европе первым призвал к такому объединению У. Черчилль. В короткой речи, произнесенной в сентябре 1946 г. по случаю присвоения ему степени почетного доктора наук, он напомнил о «серии страшных националистических ссор», которые привели Европу к трагедии, и призвал «воссоздать европейскую семью». По словам Черчилля, следовало создать «федеральную систему» в духе давней идеи Соединенных Штатов Европы, и первым шагом в этом направлении должно было стать франко-германское партнерство2.

Цюрихское выступление Черчилля вызвало широкий международный резонанс и стимулировало развитие федералистского движения в Западной Европе. Свидетельством высокой оценки этой речи служит, в частности, тот факт, что в официальных изданиях Европейского сообщества, опубликованных уже в 1980-е гг., летопись истории европейской интеграции начинается именно с нее.

Подготовительный, предстартовый период интеграции занял пять лет (1945-1950). Это было время мобилизации общественного мнения, создания и консолидации множества организаций в поддержку объединения Западной Европы, разработки конкретных проектов на общественном и государственном уровнях, уточнения позиций заинтересованных стран и поисков взаимоприемлемых вариантов. Центральным событием этого периода стал конгресс сторонников объединения Западной Европы, состоявшийся в Гааге в 1948 г. Он собрал более 700 делегатов из 16 стран, в том числе государственных деятелей, политических лидеров, ученых, деятелей культуры и т.д., а также сотни наблюдателей, журналистов и гостей1. После Гаагского форума подготовка к объединению вступила в практическую фазу.

В ходе дискуссий выяснилось, что между двумя ведущими западноевропейскими государствами того времени - Францией и Великобританией - существуют непреодолимые разногласия относительно целей и формы будущего союза, объема его компетенции и их соотношения с принципом национально-государственного суверенитета. Великобритания и ряд других государств не соглашались идти так далеко, как предлагала Франция, которую поддержали ФРГ, Италия, а также Нидерланды, Бельгия и Люксембург, уже создавшие свой тройственный союз - Бенилюкс.

Решающий шаг был сделан Францией. 9 мая 1950 г., ровно через пять лет после окончания войны в Европе, французский министр иностранных дел Робер Шуман выступил с официальной Декларацией, обращенной в первую очередь к правительству ФРГ1. В ней предлагалось положить конец длительному франке-германскому антагонизму и начать с чистого листа новую главу в отношениях между двумя государствами, основанных отныне на принципах мира, дружбы и сотрудничества. В качестве первого шага предусматривалось создание франко-германского объединения угля и стали.

Однако значение Декларации Шумана выходило далеко за рамки двусторонних отношений между этими государствами. Франция обратилась ко всем западноевропейским странам с призывом принять участие в предполагаемом сообществе, чтобы вместе начать осуществление давней идеи - строительства единой Европы мира, демократии, экономического и социального прогресса. Сам по себе этот призыв не был чем-то новым и оригинальным, но, в отличие от множества других предложений и проектов, Декларация Шумана предлагала цельную концепцию европейского строительства, разработанную при самом активном участии другого французского политического деятеля -Жана Монне.

Именно эта концепция (разумеется, со всеми более поздними уточнениями и дополнениями) легла в основу всего последующего развития европейской интеграции. Ее основные положения могут быть сформулированы следующим образом.

1. Вместо Европы, раздираемой националистическими распрями, социальными конфликтами и тоталитарными идеологиями, должна быть создана единая демократическая и миролюбивая Европа. Иной альтернативы у европейских народов нет. Инициаторами создания новой Европы должны стать западноевропейские государства, руководствующиеся принципами демократии, экономического благосостояния и социального консенсуса, принципами мира и равноправного сотрудничества.

2. «Европа не будет создана сразу или по единому плану. Она будет строиться на основе конкретных достижений, благодаря которым возникнет сначала фактическая солидарность»1. Участвующие европейские народы будут последовательно распространять эту солидарность на все новые области совместной деятельности.

3. Строительство единой Европы должно быть начато в сфере экономики. Не будучи самоцелью, экономическое сотрудничество в наибольшей степени отвечает повседневным практическим потребностям участников, способствует росту благосостояния народов, и в то же время меньше затрагивает такие чувствительные - особенно на первых порах - сферы государственного суверенитета, как национальная безопасность, оборона, внешняя политика и т.п.

4. Движение к единой Европе не может не быть поэтапным - от первоначальных и ограниченных форм региональной интеграции к бояее сложным и широкомасштабным. Объединение угля и стали ~ это начало продвижения к «экономическому сообществу», «первый этап европейской федерации». Позже этот общий принцип был конкретизирован в виде следующей схемы: от таможенного союза и общего рынка товаров -- к единому внутреннему рынку со свободным движением товаров, услуг, капиталов и лиц - затем к экономическому и валютному союзу - и наконец, к политическому союзу.

5. Важнейшим условием успешного продвижения к единой Европе является формирование правовой базы интеграции и системы общих институтов, имеющих отчасти межгосударственный, отчасти наднациональный характер, т.е. наделенных правом принятия обязательных решений и правом контроля за их исполнением государствами и всеми другими участниками интеграционного процесса. Иными словами, этим институтам делегируются некоторые полномочия, составляющие часть суверенных прав государств - членов объединения. Именно эта уникальная особенность в наибольшей мере отличает Европейское сообщество от всех других объединений интеграционного типа, созданных в различных регионах современного мира.

Поддержанная Западной Германией, странами Бенилюкса и Италией, Декларация Шумана положила начало практической подготовке объединения, завершившейся подписанием в Париже Договора об учреждении Европейского объединения угля и стали - ЕОУС (официально он именуется Европейским сообществом угля и стали). Дата подписания ~ 18 апреля 1951 г. - стала официальным днем рождения европейской интеграции. Многовековая идея «единой Европы» перекочевала, наконец, из области утопий в реальную жизнь.

В марте 1957 г, создавшая ЕОУС «шестерка» закрепила первый успех подписанием в Риме еще двух основополагающих договоров, учредивших Европейское экономическое сообщество (ЕЭС) и Европейское сообщество по атомной энергии (Евратом).

Далеко не все страны Западной Европы приняли стратегию, предложенную Шуманом. Разделяя ее основополагающие цели и принципы, они придерживались иных взглядов на конкретные формы и методы «европейского строительства». Спустя десять лет, в I960 г., Великобритания вместе с шестью другими государствами - Австрией, Данией, Норвегией, Португалией, Швейцарией и Швецией - создали Европейскую ассоциацию свободной торговли (ЕАСТ), поставившую перед собой гораздо более скромную задачу, обозначенную в самом названии этого объединения (позже к нему присоединились Исландия и Финляндия), Понадобилось более 40 лет, чтобы два направления западноевропейской интеграции окончательно слились в рамках Европейского Союза, возникшего на базе трех Европейских сообществ, начало которым было положено в 1951 г.

Крайне трудно дать суммарную характеристику истории развития европеизма, претерпевшего за семь столетий множество метаморфоз. Но если все же попытаться, то, пожалуй, следовало бы выделить пять тенденций.

Во-первых, от века к веку «европейская идея» становилась все более содержательной. Весьма простая мысль, что христианская, а фактически католическая Европа должна объединиться, чтобы противостоять «иноверцам», превратилась в развернутое идеологическое обоснование уникальности и целостности европейской цивилизации, сохранение и развитие которой требует единства народов, разделяющих ее ценности. «Европейская идея» впитала в себя многовековой исторический опыт Европы, духовное наследие эпох Возрождения, Реформации, Просвещения, достижения общественной мысли XIX и XX столетий. В итоге она обрела силу духовной традиции, что и сказалось после Второй мировой войны.

Во-вторых, при наличии отмеченной выше общей основы «европейская идея» принимала самые разные обличья. В разные времена ей давалось самое разное толкование - клерикальное, гуманистическое, пацифистское, реакционно-реставраторское, консервативное, либеральное, утопическое, социал-демократическое, европоцентристское, националистическое. И все же к середине нынешнего века возобладала либерально-демократическая и интеграционистская интерпретация «европейской идеи», учитывавшая трагический опыт предшествующей истории Европы. ..

В-третьих, в «европейской идее» почти всегда присутствовало два начала - защитное и наступательное. Соотношение между ними многократно изменялось, но в общем можно выделить три больших исторических периода, для каждого из которых было характерно преобладание одного из этих начал. В течение XIV-XVI вв. ведущей была защитная функция европеизма, причем в качестве противников, угрожающих европейской цивилизации, воспринимались арабы, турки-османы, а иногда «московиты». В XVII в. оба начала более или менее уравновешивали друг друга.

Второй период охватывал XVIII, XIX и начало XX столетий. Именно в этот период сложилась евроцентристская концепция, связанная с развитием промышленного капитализма, растущей мощью сложившихся в Европе национальных государств и их колониальной экспансией. Ключевой пункт этой концепции - представление об изначальном и неодолимом превосходстве европейской цивилизации над другими цивилизациями и культурами.

После Первой мировой войны в «европейской идее» вновь на первый план вышла защитная функция, что, однако, было ответом не только на вызовы, исходившие из-за пределов Европы (соперничество с Соединенными Штатами и империалистической Японией), но и на ситуацию в самой Европе (установление коммунистической диктатуры в России, преобразованной в СССР; приход к власти фашизма в Италии и особенно нацизма в Германии). После Второй мировой войны защитный характер европеизма обусловлен опять-таки коммунистическим экспансионизмом СССР и соперничеством с Соединенными Штатами, а также новыми вызовами со стороны национально-освободительного движения в колониях и полуколониях, выросшей в экономического гиганта Японии и некоторых группировок развивающихся государств - арабских стран Ближнего Востока и новых индустриальных государств в Юго-Восточной Азии.

В-четвертых, вся история «европейской идеи» распадается на два резко различных по продолжительности периода - шесть с половиной столетий утопии и каких-то полвека после Второй мировой войны, когда утопия становится практикой. Суть дела не в утопизме самой этой идеи, а в огромном разрыве между всей совокупностью нравственных и социальных идеалов, которыми руководствовались выдающиеся деятели европейской культуры, и реальной жизнью. Понадобились столетия, чтобы европейская цивилизация достигла той ступени развития, когда стало возможным осуществление этих идеалов. Такова была одна предпосылка реализации «европейской идеи». Другой предпосылкой стало осознание западноевропейскими политиками неотвратимости выбора: либо единство и мир, либо полная утрата всех позиций в мире, превращение в придаток одной из двух «сверхдержав». Жесткая альтернатива заставила принять радикальное решение и энергично действовать.

В-пятых, возможно, и этого было бы недостаточно, если бы не проявилась с необычной силой еще одна тенденция, а именно: превращение «европейской идеи» из достояния одиночек-утопистов, пусть даже выдающихся, в лозунг широкого общественного движения. Эта эволюция началась поздно. Ее первые признаки проявились в середине XVIII в. Еще через столетие она впервые стала программным требованием общественной организации - Лиги мира и свободы. Но только после 1945 г.идея «единой Европы» стала одной из основных политических идей большинства наиболее влиятельных партий и массовых общественных организаций в целой группе западноевропейских государств. Это обеспечило ей успех.

И все же, несмотря на то, что эта идея воплощена ныне в Европейский Союз, объединяющий уже 15 западноевропейских государств, т.е. почти всю Западную Европу, и намеревающийся принять в течение ближайших 10-15 лет еще 12 государств Центральной, Восточной и Южной Европы, несмотря на осуществляемую программу перехода к экономическому и валютному союзу, а также распространение компетенции ЕС на сферы внешней политики и безопасности, внутренних дел и социальной политики - несмотря на все это, будущая судьба «единой Европы» отнюдь не безоблачна. Трудности внутреннего и внешнего характера, не говоря уже об острейших глобальных проблемах, могут затормозить или временно заблокировать дальнейшее развитие европейской интеграции, а при некоторых обстоятельствах - даже поставить под угрозу прежние достижения.

Эти факторы будут рассмотрены в следующих главах. Здесь же следует напомнить о том, что «европейская идея» трансформировалась в программу практических действий, разработанную политиками и поддержанную обществом, в конкретной исторической ситуации 40-х гг. XIX в., когда одна всемирная эпоха сменялась другой. В преддверии нового столетия человечество, и Европа в том числе, вновь находятся на переломе истории. Последствия этого перелома еще не прояснились. Как ответят европейцы на вызовы новой эпохи? Будут ли политические «верхи», общественность европейских стран по-прежнему видеть в «европейской идее» наилучший ответ на эти вызовы, или получит развитие обозначившаяся в последние годы тенденция к возрождению национализма, руководствующегося в конечном счете нехитрым эгоистическим правилом «своя рубашка ближе к телу»? Опыт послевоенного развития Европы служит веским аргументом в пользу первого варианта. Тем не менее основания для сомнений и тревог - налицо.

Размещено на Allbest.ru