Проблема крестьянской ментальности и модернизационные процессы России начала XX в.: теоретико-методологический аспект

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Проблема крестьянской ментальности и модернизационные процессы России начала XX в.: теоретико-методологический аспект

Надежда Владимировна Шалаева,

Андрей Леонидович Крайнов

Аннотация

Крестьянство на протяжении нескольких столетий в России составляло самое многочисленное сословие в социальной структуре дореволюционного общества. Для него присущ особый характер жизни и занятий, представлений о мире и справедливости, выраженный в образе мыслей и повседневных практиках. Крестьянство, связанное с землей и системой хозяйствования, было вполне консервативным сословием в силу своей патриархальности. Осознание в научном мире особого места крестьянства в структуре российского общества и потенциальная возможность участия в политических процессах сделали крестьянство объектом исследования. На основе изучения отечественной и зарубежной историографии проведен социокультурный анализ такого сложного понятия, как «ментальность», его уровней с целью выявления восприятия крестьянами модернизационных процессов в России на теоретическом уровне. В конце сделаны выводы об особенностях крестьянской ментальности, что влияло на восприятие реформ начала XX в.

Ключевые слова: крестьянство, реформы, ментальность, менталитет, сознание, психология, П.А. Столыпин, модернизация

The Problem of Peasant Mentality and Modernization Processes in Russia in the Early XX Century: Theoretical and Methodological Aspect

Nadezhda V. Shalaeva, Andrey L. Krainov

Abstract

For several centuries, the peasantry in Russia constituted the largest estate in the social structure of pre-revolutionary society. It is characterized by a particular way of life and occupation, ideas about peace and justice, expressed in thought patterns and daily practices. The peasantry, associated with the land and the farming system, was a quite conservative class by virtue of its patriarchy. The scientific world's awareness of the peasantry's special place in the structure of Russian society and its potential involvement in political processes made the peasantry an object of study. Based on the study of domestic and foreign historiography, a socio-cultural analysis of such a complex concept as “mentality” and its levels was carried out in order to reveal the peasants' perception of modernization processes in Russia at the theoretical level. Afterwards, conclusions are drawn about the characteristics of the peasant mentality, which influenced perceptions of the reforms of the early XX century.

Keywords: peasantry, reforms, mindset, mentality, consciousness, psychology, P.A. Stolypin, modernization

Введение

На протяжении всего периода своего развития российская цивилизация находится на острие пересечения двух тенденций - постоянной, периодически повторяющейся модернизации и сохранения сильных традиций. В русской культуре это было выражено в дискуссии между западниками и славянофилами в середине XIX в. Другими словами, с одной стороны, Россия всегда стремилась встать в один ряд с европейскими государствами, с другой - укорененность и консервативность традиций, которые затрудняли модернизационные трансформации. Многие нововведения власти воспринимались со стороны общества как минимум негативно, как максимум - вызывали активное сопротивление. Причиной такого отношения со стороны общества служили ментальные установки, выраженные в настроениях и мнениях. Особенно ярко устойчивость традиций проявилась на ментальном уровне в крестьянском сознании.

Цель статьи - на основе социокультурного анализа выяснить основы русской ментальности на уровне мнений и настроений как полисемантического понятия глубинного мышления русского человека, в частности крестьянства, оказывающей влияние на исторические процессы.

Теоретико-методологической основой статьи является проблема ментальности и выделение ее различных уровней - сознания, настроений, мнений.

Ментальность как научная проблема в истории начала разрабатываться только во второй половине XX в. благодаря работам французских историков школы «Анналов» (Блок, 1986; Февр, 1990). Обращение к проблеме ментальности связано со стремлением изучения истории, социальных процессов с позиции человека, его психологии, а не руководствуясь только социально-экономическими аспектами. В результате объективные процессы дополнялись субъективными переживаниями современников событий.

Для историков школы «Анналов» понятие «ментальность» связано с внутренним миром человека, его ценностными установками и убеждениями (Дюби, 1994; Бродель, 1997). Многие из представителей этого научного направления считали, что исторические события надо рассматривать с позиции человека того времени, его чувств, верований, моделей и стереотипов поведения, а не давать им оценку с позиции сегодняшнего дня (Ревель, 1993: 53).

Теоретические и методологические разработки школы «Анналов» способствовали развитию социокультурного поворота в изучении истории России, развитию социальной истории (Жидков, Соколов, 2001; Миронов, 1986), исторической психологии (Гуревич, 1988; Николаева, 2004; Поршнева, 2000), новой локальной истории (Репина, 1998; Козлов, 2020), общественному сознанию как одному из пластов ментальности Лившин А.Я. Общественные настроения в Советской России 1917-1929 гг. : дис. ... д-ра ист. наук, М. 2004. 501 с. (Шалаева, 2013; 2019).

Проблема ментальности тесно связна с понятиями «массы», «массовое сознание», «массовые настроения», «массовые мнения», которые все в большей степени рассматриваются как междисциплинарные, требующие привлечения знаний и методов исследования в смежных с историей гуманитарных науках - философии, культурологии, политологии, социологии. За последние двадцать лет появилось большое число научных работ, исследующих эти понятия, в которых авторы пытаются определить роль масс и массового сознания в кризисные периоды.

В социогуманитарном знании нет единого понимания и определения понятия «массы». Так, например, оно трактуется как толпа (Г. Лебон); «тело социума», благодаря которому происходит идентификация человека (Э. Канетти); «радикальная неопределенность» (Ж. Бодрияр). В русской марксистской традиции массы - синоним понятию «народ» (В. Ленин). Под понятием «массы» авторы понимают особую неструктурированную гетерогенную социальную общинность, обладающую психологическими характеристиками (стихийность, агрессивность, инстинктивность, внушаемость) и общностью переживаний.

Под общественным сознанием мы будем понимать комплекс идей, взглядов и чувств, в которых отражается бытие простого человека на разных уровнях - личностном, групповом и социальном. И в этом смысле общественное сознание есть отражение как личностного, так и коллективного начала в обществе, основой для которого является менталитет. Особенностью массового сознания является высокая степень эмоциональности, сочетание рационального и иррационального начал в психологии человека и социума, в его способности к рефлексии. Массовое сознание характеризуется сложным комплексом признаков - радикализмом, высокой степенью внушаемости, бытовым прагматизмом.

Массовое сознание отражается в настроениях и мнениях. Это реакция общества на властные мероприятия, которая может проявляться в разных формах и масштабах - от открытого неприятия и отрицания формируемого образа власти до стремления высказать свое мнение в более лояльной форме - письмах, прошениях, обращениях и другой корреспонденции, адресованной к власти (Марченя, 2010; Крайнов, 2016).

Сегодня в историографии нет единого определения менталитета из-за сложности его фиксации в сознании. Его особенность - психоэмоциональное состояние и переживание человека, выраженное часто спонтанно в поведенческих практиках, в источниках личного происхождения (письмах, дневниках, воспоминаниях). Ментальные установки в обыденное время, в условиях благополучного развития общества слабо проявляются, тогда как в условиях кризиса историки фиксируют изменения как в поведенческих практиках, так и на эмоциональном уровне.

Основная часть

Крестьянство в течение многих столетий было одним из ключевых акторов российской истории, несло в себе глубинные смыслы народной мудрости и в той или иной степени оказывало воздействие на разные стороны социальной действительности. Осмысление крестьянской картины мира, отраженной в его ментальных установках, позволяет провести анализ судьбоносных для крестьянства реформ начала XX в., в том числе одной из сложных и противоречивых ее страниц - реформ А.П. Столыпина в начале XX в. Как писал Г. Федотов, крестьянство означало «всю Русь, оставшуюся чуждой европейской культуре. Это черная, темная, социально деградировавшая, но морально крепкая Русь, живущая в понятиях и быте XVIII века....Не только народничество русское, но и все консервативные направления русской мысли сохраняют сознание, что в этой почве коренятся моральные устои России» (Федотов, 1992: 58).

В крестьянской культурной традиции сохранились в большом количестве архаические формы картины мира, уходящие корнями в дохристианскую старину, что нашло свое отражение в сознании и образе жизни русского крестьянина. По мнению многих исследователей (как историков, так и культурологов), своеобразие крестьянской ментальности во многом коренится во влиянии природно-климатического и географического факторов Кондаков И.В. Культурология. История культуры России. Курс лекций. М., 2003. 615 с.. Короткое лето, капризы природы, непредсказуемость результатов труда - все это приучило русского человека к чрезмерному кратковременному напряжению своих сил, к своеобразному отношению к своему труду и к земле. Постоянная борьба с непогодой привела к тому, что крестьянин-земледелец еще на стадии становления общества стал воспринимать и ассоциировать образ собственной личности с семьей или деревенской общиной, являвшимися регуляторами его поведения. При этом с веками эта связь только усиливалась, и когда встал вопрос о самостоятельной жизни без общины вначале XX в., крестьянин оказался к этому морально не готов. «Российское сельское население жило в.более обособленном мире, чем селяне на Западе. Крестьянство.сохраняло верность культурным традициям Московской Руси» (Пайпс, 2005: 127).

Крестьянская ментальность носила дуалистический, т. е. двойственный, характер, что нашло отражение в понимании свободы. С одной стороны, русский крестьянин был тотально несвободен. Он был зависим от сил природы, которые часто были к нему враждебны (уничтожение урожая, угрозы собственной жизни). Крестьянин в силу своей неграмотности не мог понять силы природы, тем более на них влиять или как-то контролировать. С другой стороны, он был зависим от воли помещика. Последний мог сделать с крестьянином все, что заблагорассудится. Все вместе это рождало в сознании крестьянина мечту об абсолютной свободе. Но воля для крестьянина, по мнению В. Жидкова и К. Соколова, «означала полную необузданность, право на буйство, гулянку, поджог» (Жидков, Соколов, 2001: 383). Но в то же время воля - это и свободное распоряжение своей землей, т. е. делать на ней то, что он считает нужным: сеять, пахать без указа свыше; посадить, рассадить культуру в таком количестве, в каком ему необходимо и, наверно, перестать переходить с одного участка на другой. При этом картина воли рисовалась совершенно неприглядной с точки зрения западного образа жизни: воля как анархия, как цыганщина, как отказ подчиняться правилам. Подтверждение дуализма воли можно найти и у русских разночинцев XIX в. (Русская идея., 1994: 157).

В то же время природно-географический фактор сыграл определенную роль в формировании отношения к земле и результатам собственного труда у русского крестьянина. Неэффективность крестьянского земледельческого труда объяснялась его приверженностью к традиции как символу определенной устойчивости и стабильности, что нашло отражение в сознании и картине мира. Это приводило к тому, что любая модернизация, неважно на каком уровне (в рамках поместья или государства) она проводилась, воспринималась недоверчиво, как барская прихоть и причуда (Ахиезер, 1991: 268). Любое вмешательство помещиков в устоявшийся для крестьянина быт и повседневную сферу труда - использование новых агрикультур или техники - вызывало лишь недовольство. Намерения тут роли не играли: доброхота-помещика, желавшего за свой собственный счет улучшить крестьянскую долю, не выносили точно так же, как безжалостного эксплуататора. Так, например, в романе Л. Толстого «Анна Каренина» один из героев, стремясь внедрить в крестьянский труд и новую технику, и способы организации самого труда, встретился с полным неприятием и отторжением. «Жизнь русского крестьянина вращалась вокруг трех основных институтов: двора, деревни. и общины», где «преобладали личностные отношения над деловыми» (Пайпс, 2005: 128).

Объясняя сложность реализации агарной реформы П. Столыпина, Р. Пайпс рассматривает на ментальном уровне специфику жизни русской деревни (Пайпс, 2005: 128). Он выделяет три плоскости или установления, сознания, психологии и жизни русской деревни в начале XX в., говорит о специфике семьи, общины и сельского схода, где сохранялись патриархальные отношения. Но конкретная патриархальная семья существовала, пока был жив ее глава. После его смерти семья распадалась и образовывала новые несколько семей, так как выделялись в самостоятельные семьи сыновей, становившиеся главами новых патриархальных семей. При этом происходило дробление земли. Проблему русской деревни Р. Пайпс видит именно в малоземелье русской деревни, в отсутствии крупных крестьянских хозяйств, которые составляли опору власти в сельском хозяйстве на Западе (Пайпс, 2005: 128-137). По мнению Р. Пайпса, низкий уровень реализации реформы был связан с несколькими причинами. Исходя из общинного сознания крестьян и общинной практики возделывания земли (пусть и патриархальной семьей), для крестьянина сложно было самостоятельно, без поддержки общины, возделывать землю. Кроме того, условия рискованного земледелия изначально создавали условия совместной работы на земле, поэтому переход на единоличные хозяйства был для крестьян сомнительным мероприятием. При этом нельзя забывать, что в большинстве своем крестьянские хозяйства носили натуральный характер и были слабо ориентированы на рынок, тогда как аграрная реформа предполагала капитализацию деревни. Это так же создавало дополнительные трудности при реализации реформы, большая часть крестьян была не готова ни морально, ни экономически к вхождению в рынок. И еще одно обстоятельство затрудняло реализацию реформы: «Русскому крестьянину, живущему “во Святой Руси”, в замкнутом, маловосприимчивом к чужим культурам мире, среди родственных ему по вере и происхождению славянских народов, дикой и нелепой казалась жизнь среди “басурман”» (Пайпс, 2005: 142-143).

Традиционно в крестьянском сознании и картине мира была укоренена мысль о том, что вся земля принадлежит им - земля принадлежит тому, кто ее обрабатывает, а целина - ничья. Эта убежденность была выражена в крестьянском праве на земли помещиков, что привело в 1861 г. к тому, что крестьяне восприняли раздел и частичную потерю земли (отрезки) как величайшую несправедливость и обман, вызвав к жизни крестьянские протесты. Крестьяне не согласились с тем, что большая часть земли осталась у дворян-помещиков, тогда как должна была принадлежать им. Эта психологическая особенность в известной степени объясняет известный парадокс: освобождение крестьян нанесло первый удар по монархическому чувству крестьянства. Оно же положило начало разложению тех духовных основ, на которых держалась вековечная мужицкая верность царю.

В ходе аграрных преобразований разрушение ментальности сопровождалось резким расслоением крестьянской массы. В руках одних концентрировались значительные средства, другие ее теряли, разорялись, и, хотя в целом шел процесс интенсификации сельскохозяйственного производства, общество становились богаче, но поляризацию деревни никак нельзя сбрасывать со счета. Выделение крестьян из общины привело к расколу некогда единого сельского мира. Так, например, по сведениям саратовских чиновников «обстановка в деревне... крайне обострена и натянута, между крестьянами., укрепившими свои наделы в личную собственность, с лицами, оставшимися в общине, совершенно не желают выделять им землю и всеми неправдами застращают их, отчего землеустройство в обществе имеет полный застой»¹.

Вместе с тем постоянное падение эффективности сельского хозяйства еще больше обостряло извечную проблему дефицита земли, что создавало почву для ее передела. С целью разрядить социальное напряжение в деревне в начале XX в. государство провело политику переселения крестьян, предусмотренную аграрной реформой.

Сторонники сохранения помещичьего землевладения считали, что проблема малоземелья надумана, что надо не увеличивать крестьянские наделы, а модернизировать саму систему хозяйствования посредством внедрения новых сельскохозяйственных технологий. На практике все было далеко не так однозначно. Засухи, неурожаи и разорения в развитых черноземных землях с большим крестьянским землепользованием встречались так же часто, как и в малоземельных хозяйствах. Так, например, княгиня М.К. Тенишева, которая много времени проводила в своем поместье и помогала своим крестьянам, писала: «У смоленских крестьян земли довольно, но не умели обращаться ею. Скот, обработка земли - одно отчаяние. На благоустроенное имение смотрели как на господскую затею, к ним неприменимую. У некоторых бывали прикупленные клочки земли, но на них они были не хозяевами: зависть соседей не позволяла мужику пользоваться ими. Посеет культуру, соседи напустят скотину, насадят яблонь -ребятишки все яблоки еще зелеными украдут» Очерки истории Саратовского Поволжья / под ред. И.В. Пороха. Т. 2, ч. 2. Саратов. 1999. С. 92. Тенишева М.К. Впечатления моей жизни. М., 1991. С. 89..

Выводы

крестьянская ментальность модернизационный

Крестьянская ментальность, выраженная в картине мира, повседневных практиках, общественном сознании и настроениях складывалась на протяжении столетий вод влиянием крепостничества как фактора давления. В сознании крестьянства формировался дуалистический взгляд на мир. С одной стороны, желание свободы и чувство глубокой несправедливости по вопросу распределения земли, с другой - некоторое раболепство, выработанное на протяжении нескольких столетий в отношении с другими социальными слоями. Крепостничество способствовало сохранению в социальной памяти крестьянства чувства несправедливости миропорядка, недоверия и настороженности к любым модернизационным процессам.

Таким образом, проблема крестьянской ментальности, являясь одной из центральных для понимания специфики внедрения и развития модернизации русской деревни начала XX в., помогает выявить особенности становления сознания и психологии русского крестьянина, определить специфику жизни крестьянского двора, что сказалось на существовании деревни в ходе реформ начала XX в.

Список источников

Ахиезер А.С. Россия: критика исторического общества. В 3 т. М., 1991. Т. 1.590 с.

Блок М. Апология истории или ремесло историка / пер. с фр. Е.М. Лысенко. М., 1986. 254 с.

Бродель Ф. Что такое Франция? / пер. с фр. В. Мильчиной, С. Зенкина. М., 1997.

Гуревич А.Я. Историческая наука и историческая антропология // Вопросы философии. 1988. № 1. С. 56-70.

Дюби Ж. Европа в средние века / пер. с фр. В. Колесникова. Смоленск, 1994. 316 с.

Жидков В.С., Соколов К.Б. Десять веков российской ментальности: Картина мира и власть. СПб., 2001.633 с.

Козлов С.А. «Служение интересам всей страны»: Московское общество сельского хозяйства (1820-1930 гг.). В 3 т. М., 2020. Т. II. 272 с.

Крайнов А.Л. Проблема массового сознания общества на сломе эпох (теоретический аспект) // Актуальные проблемы современного гуманитарного знания. Актобе - Саратов, 2016. С. 57-62.

Марченя П.П. Современные подходы к изучению масс и современные подходы к изучению масс и массового сознания в истории: тенденции и результаты // Современные исследования социальных проблем. 2010. № 3. С. 86-90.

Миронов Б.Н. Историческая психология и историческое знание // Общественные науки. 1986. № 1. С. 130-143.

Николаева И.Ю. Ментальность гендерного казуса в свете теории модернизации // Междисциплинарный синтез в истории и социальные теории: теория, историография и практика конкретных исследований / под ред. Б.Г. Могильницкого, И.Ю. Николаевой, Л.П. Репиной. М., 2004. С. 104-118.

Пайпс Р. Русская революция. В 3-х т. Т. 1. Агония старого режима. М., 2005. 478 с.

Поршнева О.С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период первой мировой войны (1914 - март 1918 гг.). Екатеринбург, 2000. 414 с.

Ревель Ж. История ментальностей: опыт обзора // Споры о главном: Дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы «Анналов» / отв. ред. Ю.Л. Бессмертный. М., 1993. С. 51-58.

Репина Л.П. «Новая историческая наука» и социальная история. М., 1998. 320 с.

Русская идея: в кругу писателей и мыслителей Русского зарубежья / редкол.: пред. А.Я. Зись. М., 1994. 538 с.

Шалаева Н.В. Советская праздничная культура и ее отражение в крестьянском сознании. 1917-1920-е гг. // Государственная власть и крестьянство в XIX - начале XXI века: сб. ст. междунар. науч.-практ. конф. Коломна, 2013. С. 312-315.

Шалаева Н.В. Трансформация ценностного мира человека в период революционных процессов в России (1917 г.) // Аграрная наука в XXI веке: проблемы и перспективы. Сборник статей Всероссийской научно-практической конференции / под ред. Е.Б. Дудниковой. Саратов, 2019. С. 395-399.

Февр Л. Бои за историю /пер. с фр. А.А. Бобовича. М., 1990. 629 с.

Федотов Г.П. Судьба и грехи России: Избранные статьи по философии русской истории и культуры: в 2 т. Т. 2. СПб., 1992.

References

Akhiezer, A.S. (1991) Rossiya:kritika istoricheskogo obshhestva. V3 t. T. 1. [Russia: Criticism of Historical Society]. Moscow, Filosofskoe obshchestvo. (In Russian).

Blok, M. (1986) Apologiya istorii ili remeslo istorika [History Apologia or the Historian's Craft]. Moscow, Nauka. (In Russian).

Braudel, F. (1997) Chto takoe Frantsiya? [What is France?]. Moscow, Izdatel'stvo imeni Sabashnikovyh. (In Russian).

Duby, J. (1994) Evropa vsrednie veka [Europe in the Middle Ages]. Moscow, Poligramma. (In Russian).

Febvre, L. (1990) Boi za istoriyu [Battles for History]. Moscow, Nauka. (In Russian).

Fedotov, G.P. (1992) Sud'ba i grekhi Rossii: Izbrannye stat'i po filosofii russkoi istorii i kul'tury: v 2 t. T. 2 [The Fate and Sins of Russia: Selected Articles on the Philosophy of Russian History and Culture: in 2 vols. Т. 2.]. St. Petersburg. (In Russian).

Gurevich, A.Ya. (1991) Istoricheskaya nauka i istoricheskaya antropologiya [Historical Science and Historical Anthropology]. Voprosy filosofi [Philosophy Issues]. (1), 56-70. (In Russian).

Kozlov, S.A. (2020) “Sluzhenie interesam vsejstrany”: Moskovskoe obshchestvo sel'skogohozyajstva (1820-1930 gg.) ["Serving the Interests of the Whole Country": Moscow Agricultural Society (1820-1930)]. Moscow, IRI Ran. (In Russian).

Krajnov, A.L. (2016) Problema massovogo soznaniya obshchestva na slome epoh (teoreticheskij aspekt) [The Problem of Mass Consciousness of Society at the Turn of an Epoch (Theoretical Aspect)]. In: Dudnikova, E.B. & Shalaeva N.V. (ed.) Actual problems of modern humanitarian knowledge. Aktobe, Saratov. p. 57-62. (In Russian).

Marchenya, P.P. (2010) Modern approaches to studying of the masses and mass consciousness in history: trends and results. Modern studies of social issues. (3), 86-90. (In Russian).

Mironov, B.N. (1996) Istoricheskaya psihologiya i istoricheskoe znanie [Historical Psychology and Historical Knowledge]. Obshchestvennye nauki [Social Sciences]. (1), 130-143. (In Russian).

Nikolaeva, I.Yu. (2004) Mental'nost' gendernogo kazusa v svete teorii modernizatsii [The Mentality of Gender Casus in the Light of Modernization Theory]. In: Mogil'nickij, B.G., Nikolaeva, I.Yu. & Repina, L.P. Mezhdisciplinarnyjsintez v istorii i so- cial'nyeteorii: teoriya, istoriografiya i praktika konkretnyh issledovanij [Interdisciplinary Synthesis in History and Social Theory: Theory, Historiography and Practice of Case Studies]. Moscow, IVI RAN. p. 104-118. (In Russian).

Pajps, R. (2004) Russkaya revolyutsiya. V 3-kh t. T. 1. Agoniya starogo rezhima [The Russian Revolution. In 3 Vols. Vol. 1 ]. Moscow, Zakharov. (In Russian).

Porshneva, O.S. (2000) Mentalitet i social'noe povedenie rabochih, krest'yan i soldat Rossii v period pervojmirovojvojny (1914 - mart 1918 gg.) [Mentality and Social Behaviour of Workers, Peasants and Soldiers in Russia during the First World War (1914 - March 1918)]. Ekaterinburg. (In Russian).

Repina, L.P. (1998) “Novaya istoricheskaya nauka” i social'naya istoriya ["New Historical Science" and Social History]. Moscow, IVI RAN. (In Russian).

Revel', Z.H. (1993) Istoriya mental'nostej: opyt obzora [The History of Mentality: A Survey Experience]. In: Bessmertnyj, Yu.L. (ed.) Spory o glavnom: Diskussii o nastoyashchem i budushchem istoricheskoj nauki vokrug francuzskoj shkoly “Annalov [Debates on the Present and Future of Historical Science around the French Annales School]. Moscow, Nauka. p. 51-58. (In Russian).

Shalaeva, N.V. (2013) Sovetskaya prazdnichnaya kul'tura i ee otrazhenie v krest'yanskom soznanii. 1917-1920-e gg. [Soviet Festive Culture and its Reflection in Peasant Consciousness. 1917-1920s]. In: Gosudarstvennaya vlast' i krest'yanstvo v XIX- nachale XXI veka. Sbornik statej mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii [State Power and Peasantry in XIX - early XXI Century: Proceedings of the International Scientific and Practical Conference]. Kolomna, Moskovskij gosudarstvennyj oblast- noj social'no-gumanitarnyj institut. p. 312-315. (In Russian)

Shalaeva, N.V. (2019) Transformaciya cennostnogo mira cheloveka v period revolyucionnyh processov v Rossii (1917 g.) [Transformation of Man's Value World during the Revolutionary Processes in Russia (1917)]. In: Dudnikovoj, E.B. (ed). Agrarnaya nauka v XXI veke: problemy i perspektivy. Sbornik statej Vserossijskoj nauchno-prakticheskoj konferencii [Agrarian Science in the XXI Century: Problems and Prospects. Collection of articles of the All-Russian Scientific-Practical Conference]. Saratov, OOO “CeSAin”. p. 395-399. (In Russian).

Zhidkov, V.S. & Sokolov, K.B. (2001) Desyat' vekovrossijskoj mental'nosti: Kartinamira i vlast' [Ten Centuries of Russian Mentality: A Picture of the World and Power]. St. Petersburg, Alteya. (In Russian).

Zis', A.Ya. (ed.) (1994) Russkaya ideya: v krugu pisatelej i myslitelej russkogo zarubezh'ya [The Russian Idea: Among the Writers and Thinkers of the Russian Abroad]. Moscow, Iskusstvo. (In Russian).

Размещено на Allbest.ru