Особенности организации духовного управления для мусульманского населения северокавказской окраины Российской империи во второй половине XIX - начале XX вв.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Особенности организации духовного управления для мусульманского населения северокавказской окраины Российской империи во второй половине XIX - начале XX вв.

В.А. Матвеев,

доктор исторических наук, профессор кафедры отечественной истории XX-XXI вв. Института истории и международных отношений Южного федерального университета

Аннотация

Российское мусульманство, как наследие прошлого, остается до сих пор во всей полноте не изученным. Существование же данного интеграционного результата проявлялось неоднократно с возникновением внешних или внутренних угроз. Весомый вклад в его формирование вносило и мусульманское духовенство, в среде которого так же, как и у верующих, преобладающими оказывались отнюдь не сепаратистские настроения. Патриотический потенциал российского мусульманства на Северном Кавказе проявлялся и в кризисные периоды в истории Отечества. Организация духовного управления для мусульманского населения северокавказской окраины имела такую же направленность, как и иные составляющие проводившейся во второй половине XIX - начале XX вв. российской политики, ориентированные на обеспечение развития интеграционного процесса. Достигалось вместе с тем межконфессиональное и цивилизационное совмещение. В статье раскрыта специфика взаимодействия органов государственной власти России и мусульманского сообщества в вопросах организации религиозной жизни на Северном Кавказе, обозначены политико-правовые инструменты поддержки мусульманского духовенства в регионе, а также проделан компаративный анализ судебной системы мусульман в России и Османской империи.

Ключевые слова: вакуф, ислам, исповедание, конфессия, мечеть, муллы, мусульманство.

духовный власть религиозный северокавказский

V.A. Matveev,

Doctor of History, Professor, Department of Russian History of the 20th-21st centuries, Institute of History and International Relations, Southern Federal University

FEATURES OF THE SPIRITUAL GOVERNANCE OF THE MUSLIM POPULATION RESIDING IN NORTH CAUCASIAN REGION OF THE RUSSIAN EMPIRE IN THE SECOND HALF OF THE 19TH AND THE EARLY 20TH CENTURY

Abstract

Russian Islam as a legacy of the past remains largely unexplored to this day. The existence of this integration outcome manifested itself repeatedly with the emergence of external or internal threats. A significant contribution to its formation was also made by the Muslim clergy, among whom, just like among the believers, separatist sentiments were not the ones that prevailed. The patriotic potential of Russian Islam in the North Caucasus also manifested itself during the crisis periods in the history of the homeland. The organization of spiritual administration for the Muslim population of the North Caucasian outskirts also absorbed the general orientation, as well as other integral features of the Russian policy established in the second half of the 19th and in the early 20th century, directed towards the development of the integration process. At the same time, inter-confessional and civilizational convergence was achieved.

Keywords: wakuf, Islam, belief, confession, mosque, mullahs, Islam.

Целью исследования являлось изучение опыта организации духовного управления для мусульманского населения северокавказской окраины Российской империи во второй половине XIX - начале XX вв., задачами - раскрыть специфику его функционирования, существовавших богослужебных и образовательных практик, а также существовавшую подчиненность объединяющим структурам различных уровней. Предметом анализа, соответственно, служат особенности организации духовного управления мусульманским населением во второй половине XIX - начале XX вв., объектом - северокавказская окраина Российской империи.

Мечети обеспечивали в различных северокавказских субъектах религиозные потребности 12,5% исповедовавшего ислам населения [1; 190-237]. По мусульманской традиции, не нарушавшейся и в России, они обладали вакуфными землями, размеры которых существенно различались и нередко соответствовали экономическим показателям крупных феодальных имений [2]. Такая форма собственности соотносилась с неотчуждаемым имуществом, предназначенным «для определенных целей». Особенность ее заключалась в устанавливающихся некоторых ограничениях на пользование всем или частью получаемого дохода. В тех случаях, когда вакуф- ная собственность появлялась в результате дарения, принадлежность ее оставалась неопределенной, так как признается только «акт купли- продажи» или передачи по наследству [3; 45].

Обладание ею оформлялось письменно, с заверением судьи и свидетелей. Допускается вместе с тем передача при помощи публичного оглашения в устной форме в мечети. После этого дарение «безоговорочно вступало в силу», и учредитель уже не мог отозвать обратно переданное мечети. Вакуфные земли служили, как и в зарубежных мусульманских странах, основным источником существования культовых учреждений. Наряду с другими видами обретаемой собственности, они способствовали «профессионализации и консолидации лиц», обеспечивавших соблюдение предписаний ислама. За счет вакуфных земель и иных категорий обретавшейся собственности как раз и создавалась особая социальная группа, которую условно принято называть мусульманским духовенством [3; 45].

В его составе муллы являлись низшей, но наиболее массовой категорией. Обозначение в русском обиходе появилось вследствие заимствования из татарского языка. В переводе это слово означает «служитель культа; учитель религиозной школы; грамотный, ученый человек». Такой смысл в понятие вкладывается в арабской, персидской и тюркских версиях. Муллы в Российской империи относились к священникам и имели равный, по сути, статус с православным духовенством. Деятельность их также определялась государственными постановлениями. За ней осуществлялся лишь внешний контроль со стороны ряда государственных структур. Назначение мулл производилось, в частности, специальными указами. Состояли они обычно в качестве священнослужителей при конкретных мечетях [3; 170]. Относятся же муллы к той категории священнослужителей, которых мусульмане выбирают из своей среды [4; 145].

На них возлагается ответственность за ежедневное исполнение молитвенных обязанностей в мечетях. По сложившейся субординации муллы подчинялись эффендиям, должностным лицам, заведовавшим религиозными делами аульных (сельских) обществ. Сфера их компетенции распространялась на все входившие в эти общества конфессиональные субъекты [5; 87, 91]. Еще в 1836 г. в предписаниях занимавшимся организацией управления на Кавказе представителям государственной власти, среди которых в то время было немало военных, Бенкендорф, возглавлявший жандармский корпус Российской империи, отметил: «...класс эффендиев есть именно то, от привлечения которого может произойти польза, если не большая, то и не меньшая, чем приобретаемая силой оружия» [5; 86].

Рекомендация основывалась, как можно судить при соотнесении с реальностью, на осведомленности о местной специфике. По степени влияния на верующих эффендии имели фактически равные возможности с муллами. Кадии специализировались в знании исламского права (шариата) и выполняли функции судей [2]. Им принадлежали также обязанности надзора за приходским духовенством. Вместе с тем кадии занимались рассмотрением дел брачных. Компетенция данной категории мусульманского духовенства распространялась и на ситуации, при которых необходим был примирительный разбор споров. При этом в соответствии с учениями у суннитов и шиитов существовала своя, имевшая исповедные отличия, практика [2]. Российскими административными установлениями в крае она оберегалась.

Мусульманское духовенство в сельских (аульных) обществах на Северном Кавказе, подвергшихся процессу исламизации, неизменно занимало весьма влиятельные позиции. По социальным признакам оно было неоднородно [5; 87]. Высшие его прослойки состояли из крупных собственников [6], низшие - из мулл и кадиев крестьянского происхождения, в среде которых, в свою очередь, встречались зажиточные и беднейшие слои [7; 23, 25]. В последнем случае по своему положению мусульманское духовенство не отличалось от остальной массы верующих того или иного прихода, имея с ней одинаковые социальные показатели [2].

В сельских обществах на мулл и кадиев часто возлагались административные обязанности, а там, где отсутствовали аульные правления, они вели и служебную переписку. Исполнявшее властные функции низшее духовенство подчинялось старшинам. В силу своего положения оно оказывало наибольшее влияние на религиозный быт и политические настроения мусульман северокавказской окраины [8], занимаясь не только организацией молитв в мечетях, но и ведая практически всеми сферами культурной и правовой жизни [9; 27]. С этим считались и представители русской власти.

В 1881 г. в одном из донесений в правительственные инстанции сообщалось: «Вопрос о мусульманском духовенстве, в руках которого находится не только умственное и нравственное развитие народа», а также непосредственное соприкосновение с его гражданской жизнью, «имеет серьезное значение» [10]. Наряду с этим отмечалось и то, что «действия мулл и кадиев» разрознены из-за отсутствия духовного управления на Северном Кавказе, вследствие чего они, как и прежде, признавали «над собою главенство шаха, находящегося при гробе Магомеда, который и передает им свои приказания» [10].

По содержанию эти распоряжения, касавшиеся «постов и молений», не представляли угрозы для целостности России, но такая зависимость мулл края от фанатичного духовенства Османской империи и находившейся тогда в ее составе Аравии могла, как не без основания полагали представители администрации, в любой момент обрести и иной характер. Именно поэтому неоднократно обращалось внимание на необходимость ее ослабления при помощи учреждения должности муфтия, высшего духовного лица, в частности в Кубанской области. Данная необходимость существовала и в других административных образованиях северокавказской окраины [10].

По установившейся традиции у мусульман суннитского толка в зарубежных странах муфтий являлся в пределах того или иного региона высшим духовным лицом. Ему предоставлялась прерогатива давать заключение о том, как должно происходить применение тех или иных норм исламского права (шариата). Определение «муфтий», в переводе с арабского языка, как раз и означало «высказывающий мнение» [4; 156]. Именно данной категории мусульманского духовенства присуще наиболее глубокое знание шариата. Соответственно, муфтиям принадлежит прерогатива давать «разъяснение его основным положениям» и принимать «решения по спорным вопросам в форме особого заключения (фатвы)» [3; 177]. В Османской империи такие вердикты назывались «фетвами» [3; 252].

Особые заключения могут основываться не только на нормах шариата, но и на прецедентах, встречавшихся на практике. В странах зарубежного Востока муфтии когда- то служили, наряду с исполнением отмеченных религиозных функций, советниками при правителях и кадиях. Такая практика сложилась, например, в Египте. Применение ее наблюдалось и в других мусульманских государствах. В качестве советников муфтии нередко приглашались также управителями больших областей. В ряде случаев происходило даже их назначение. Постановления же муфтия признавались обязательными для населения. При их неисполнении предполагались различные санкции. Если муфтиев в структуре управления существовало несколько, то один из них становился главным. Ему предоставлялось право рассматривать апелляции на решения остальных [3; 177].

В Османской империи главному муфтию Стамбула (Константинополя) с XV в. присваивается титул великого муфтия всей страны («Шайх ал-ислам»). Полномочия его предполагали вынесение заключений (фетв) по запросам самого султана. Составлялись они по его повелению и при обращениях с такими же просьбами чиновников, осуществлявших управление государством. Тем самым производилось утверждение или осуждение их действий с позиций шариата. Оценке подвергалась и законность предпринимавшихся инициатив. Впоследствиидолжность верховного муфтия появилась во всех государствах с мусульманским населением. Ему предоставлялись так же, как и в Османской империи, полномочия осуществления контроля за действиями правительств с позиций ислама. На Северном Кавказе и в Дагестане наименование «муфтий» присваивалось по установившейся практике на окраинах отечественного Востока главам мусульманских общин [3; 177].

В российских субъектах, например, с суннитским населением, намечавшуюся на должность муфтия кандидатуру избирали на съездах представителей духовенства и верующих [4, 156]. Происходило это, тем не менее, при поддержке Министерства внутренних дел. После утверждения в должности муфтии получали жалование. Несмотря на это, за их деятельностью осуществлялся только косвенный надзор [11; 41]. В Российской империи внешние ограничения без вмешательства в самобытные распорядки также являлись составным элементом государственного управления.

Обретавшие наивысший авторитет муфтии становились, так же, как и в странах зарубежного Востока, главами региональных ученых сообществ (улемов) [4; 156]. В таких случаях им присваивалось звание «шейх-уль-ислама», что в переводе с арабского языка означает «старейшина ислама». В Османской империи обладавший данным статусом представитель мусульманского духовенства наделялся даже полномочиями освящать решения султана. Там шейх-уль-ислам вместе с тем санкционировал «назначения на высшие должности», принимал «присягу у преемника султана». Со временем степень влиятельности шейх-уль-ислама в системе управления Османской империи ослабевала [4; 156]. На российских окраинах, в пределах которых проживало му- сульманскоенаселение,титул«шейх- уль-ислам» присваивался не только суннитским, но и шиитским муфтиям. Такая практика сложилась и на Кавказе [4; 156].

Особая позиция в иерархии мусульманского духовенства отводится имамам. Заложенный в данное наименование смысл в переводе с арабского языка означает «стоять впереди, предводительствовать». Имамы выступают в качестве духовных руководителей мусульманских общин. Функция организации повседневной общей молитвы в мечетях принадлежит именно им. Обязанности имама может исполнять один и тот же человек. Но его статус не соотносится с каким-то особым саном [3; 97]. Имамы мечетей и их заместители («наиб- имамы») причисляются также к приходским муллам. Наименование «имам» присваивается вместе с тем мусульманским священнослужителям, которые действуют в иных условиях [4; 145], например, в составе вооруженных сил.

Имамами сельских и квартальных мечетей в городах в действительности становятся представители мусульманского духовенства, получившие «элементарное богословское образование» [3; 97]. Требования к претендентам выдвигаются более жесткие, если они намереваются возглавить соборные молитвенные учреждения, имеющие более многочисленные приходы. В таких случаях учитывается наличие у них специального богословского образования. Во внимание при предоставлении места принимается и наличие авторитета у верующих. Возникшие в прошлом разногласия по поводу того, кого следует признавать «законным имамом и какова сущность его власти», не в последнюю очередь привели к разделению мусульман на суннитов и шиитов [3; 97]. Несовпадение трактовок по ряду канонических аспектов оказалось весьма существенным.

Суннитская версия предназначение имама сводит к охране религии и управлению мирскими делами. В обязанность ему вменяется надзор «за правильностью воплощения принципов религиозного закона в жизни общины». По сложившемуся у суннитов критерию имам должен избираться всеми ее членами. На самом деле это осуществляется ее представителями, а в ряде случаев предшественник его назначает. У шиитов, напротив, признается предопределенность верховной власти имама свыше. Поэтому, по их убеждению, «она не может зависеть от желания людей». Отвергается, соответственно, и возможность выбора имама. Верховная власть его воспринимается в качестве наследственной и ниспосланной изначальным божественным происхождением [3; 97].

Имаму у шиитов присваивается знание «сокровенных сторон религии», открытых самим «Пророком». Такое свойство, по воспринятой у них богословской трактовке, передается из поколения в поколение по мужской линии. Имам, соответственно, у шиитов служит «гарантом преемственности и чистоты религиозной традиции». Приписывается ему и непогрешимость. По шиитскому вероучению имам является законным правителем исламской общины, воспринявшим полномочия от «Пророка в устроении людских дел». Вместе с тем за ним признается право толковать сакральные смыслы Корана, содержащиеся в нем канонические знания и связанные с ними предания. В имаме воплощается, по представлениям шиитов, «высший духовный авторитет», позволяющий формировать правильные восприятия божественных предначертаний [3; 97].

Власть имама у шиитов распространяется «на мирскую и духовную жизнь» верующих. Усматривается в ней, в том числе, невидимая связь с всевышним. Неоспоримая абсолютная непогрешимость имама у шиитов предусматривает соблюдение требования «безусловного повиновения ему» [3; 97]. Власть его поддерживалась, тем не менее, «на авторитете... Пророка», а также вере в ее «божественное» ниспослание. Вследствие этого в своей деятельности имамы у шиитов не опираются, как правило, на аппарат принуждения. Влияние их на мирские дела основывается в значительной степени на добровольном повиновении [3; 97].

У шиитов, таким образом, установилось восприятие имамов как исполнителей «воли Аллаха». Суннитское учение, между тем, их предназначение сводит к выражению воли членов общины. Шииты в имамах видят наследников «пророческих знаний». Однако и их ответвление не является единым, подразделяясь на разные направления [3; 97]. Неодинаково у них интерпретируется также возможность взаимодействия с государственной властью. Вместе с тем у суннитов и шиитов наименование «имам» присваивается представителям мусульманского духовенства «в качестве почетного прозвища крупнейших религиозных авторитетов, руководителей больших общин, основателей богословских толков и богословских школ» [3; 97].

В пределах Кавказа, так же, как и на других окраинах отечественного Востока с мусульманским населением, в организации духовенства сложившаяся конфессиональная субординация не нарушалась. Особенности имели в каждом конкретном случае лишь устанавливавшиеся в Российской империи внешние ограничения. У мусульман шиитского толка, например, в южных пределах края высшее духовенство по- прежнему составляли шейх-уль- ислам, члены Духовного правления, представители меджлисов (органов религиозного самоуправления) и казны. Во внутренние распорядки государственное вмешательство не допускалось. Влияние осуществлялось лишь на формирование мусульманского духовенства. Предусматривалось оно и для суннитов.

Вступление в состав мусульманского духовенства для обеих ответвлений допускалось при соблюдении установленных государственной властью требований. Претенденты должны были иметь русское подданство, свидетельство, удостоверяющее выдержанные испытания на знание основ вероучения. Наряду с этим для каждого духовного звания устанавливался и свой соответствующий уровень исламской образованности. Предъявлялись наряду с этим возрастные требования. Для занятия приходских должностей в мечетях соискатель должен был достигнуть 22 лет, а при намерении получить высшие духовные звания - не менее 30.

В состав мусульманского духовенства в Российской империи не допускались лица, состоявшие под следствием, отстраненные от служебных обязанностей по суду, признанные непригодными к исполнению соответствующих обязанностей вследствие наличия пороков или подвергшихся исключению при их обнаружении. Распространялось это и на тех, кто попадал в разряд несостоятельных должников. Ограничения имели направленность, как можно видеть, на укрепление авторитета среди верующих, и учитывали, в том числе, моральные показатели. На должность муфтия в северокавказских мусульманских общинах при поддержке и контроле русской администрации в этой связи выдвигалась личность, обладавшая нравственным авторитетом, развитая и надежная. После избрания претендент наделялся соответствующими духовными и управленческими полномочиями [10].

Высокая представительность служебного статуса муфтиев в чиновничьей иерархии должна была поставить, как предполагалось, в какой-то мере преграду в сношениях малограмотных мулл с духовенством Мекки и Стамбула [10]. Для их подготовки предусматривалось и создание школ на территории России с привлечением к работе в них хороших учителей арабского языка [12]. Существовавшие в ее пределах учебные заведения, где производилось изучение ислама, несмотря на многочисленность, предъявляемым требованиям зачастую не соответствовали [12], и их деятельность шла в разрез с намечавшимися задачами.

Находясь вне правительственного влияния, они не подпадали под официальные распоряжения и имели, кроме того, в штатах преподавателей зарубежного, чаще всего турецкого, происхождения. Последние на восточные российские окраины, в том числе и на Северный Кавказ, засылались, как правило, под прикрытием идеалов веры специально для проведения возбуждающей религиозный фанатизм пропаганды. Это создавало угрозу и самому населению. Именно такая агитация не в последнюю очередь способствовала массовому выселению горцев в Турцию [12].

Поднятие уровня образованности наиболее массовой, низшей категории мусульманского духовенства, введение единства его действий и установление контроля над ним [13] вызывалось настоятельной потребностью преодоления состояния цивилизационного тяготения к зарубежному исламскому Востоку. Оттуда неоднократно и в прошлом при любых обострениях обстановки на Кавказе исходили, под прикрытием единства веры, враждебные для России влияния, что, безусловно, нельзя было игнорировать. Для противодействия им использовались возможности клятвенных обещаний, принимавшихся в полном соответствии с предписаниями мусульманской религии [13]. Такая практика получила на Северном Кавказе широкое распространение.

В соответствии с канонической традицией в содержание закладывался, в частности, такой сакральный смысл: «...клянусь всемогущим Богом и великим его Пророком Мухаммедом. в возлагаемых обязанностях. быть ревностным к службе его императорского величества и попечительным о пользе общественной. В заключение же сей моей клятвы целую слова святого Корана» [13]. Обещания скреплялись подписью вступавшего в должность муллы и присутствующих, в них проставлялся год, месяц и день присяги [13]. На мулл русской властью возлагалась обязанность «быть передовыми в своем народе, понимать современные требования» и вести за собою людей [10].

Через специализированную систему учебных заведений русские власти стремились поднять уровень исламской образованности духовенства, и в первую очередь - его низшего, наиболее массового звена (мулл), чтобы оно «своим пастырским словом влияло на среду в той степени нравственности, как установлено религиею и законностью» [14]. Для занятия должности приходского муллы претенденты подвергались «испытанию в знании мусульманского вероучения» [15]. На Северо-Западном Кавказе, например, с 1892 г. действовал специальный циркуляр начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска. В соответствии с ним на испытание требовались предварительные разрешения атаманов отделов [15]. Далее они проводились исключительно с учетом предписаний исламской традиции [16].

Представители русской власти на должности мулл старались по мере возможности утверждать лишь тех, кто прошел проверку на знание основ вероучения [16]. Однако на этом направлении ситуацию до конца все же изменить не удалось [17]. Проверки «всех мулл в знании учения магометанской веры» проводились на Северном Кавказе периодически и после занятия должностей. Но это не дает основания для утверждения, что «мусульманское духовенство... полностью зависело от администрации» [5; 88]. Во всех случаях, когда испытания практиковались в управленческих структурах, как показывает не только отечественный, но и мировой опыт, они только повышали уровень культуры и компетентности тех, кто в них входил.

А в Российской империи, в том числе и на ее северокавказской окраине, мусульманское духовенство, прежде всего низшего звена, являлось частью административного аппарата и рассматривалось в качестве важнейшей опоры, обеспечивавшей функционирование государственной системы. Содержание мулл, как в шиитских, так и суннитских мечетях, являлось обязательным для прихода, а его размер определялся специальным сходом верующих [18; 171]. Претенденты на должности кадиев горских судов также выбирались. При этом кандидатуры предлагались непосредственно сельскими обществами. Утверждение кадиев происходило лишь после этого, и связанные с их вступлением в должности административные решения принимались, как видно, в интересах самого населения. При утверждении кадиев, равно как и мулл, обращалось внимание «на образованность. и благонадежность» [19]. Для них предусматривалась и необходимость знания русского языка, что являлось весьма важным для эффективности исполнения возлагавшихся на них административных обязанностей.

В ряде случаев попытки организации мусульманского духовенства, предпринимавшиеся представителями русской власти, воспринимались местным населением как стеснения в делах веры. В подававшихся в вышестоящие инстанции прошениях выражалась обеспокоенность, в частности, тем, что «богомоления в мечетях совершаются только утвержденными начальством муллами, тогда как по Корану моления могут совершать все, знающие Коран, и в любом месте, где застает мусульманина время намаза» [20]. По мнению горцев, они также были лишены «права свободы выборов кадиев и сельских мулл, так как начальство утверждает не тех, кого избирает общество, а кого само желает» [20].

Начальник Кубанской области и наказной атаман Кубанского казачьего войска, столкнувшись в 1901 г. с такого рода обеспокоенностью некоторых аульных обществ, обязал представителей своей администрации дать следующие разъяснения: «.введение правильной организации. духовенства имеет исключительной целью оградить население от невежественного вмешательства в их духовную жизнь лиц, выдающих себя за сведущих в знании Корана. Стеснять же кого- либо в богомолении в виду не имелось, и поэтому ежедневное пятикратное моление, без произношения проповедей, они могут совершать как им угодно по правилам своей религии» [20].

В рекомендации содержалось и весьма важное для преодоления недоверия уточнение о том, что «кадии и муллы утверждаются из числа лиц, избираемых обществами, за исключением очень редких случаев, когда избранные кандидаты оказываются лицами неблагонадежными» [20]. В заключительном пояснении констатировалось: «Таким образом, указания на эти стеснения не могут составить какого-либо повода к недовольству администрацией, тем более что избрание кадиев по шариатским правилам предоставляется власти начальства, а не обществам, но из уважения к голосу горских обществ право это оставлено... за сими последними» [20]. В данном ответе прослеживается неплохое знание основ ислама представителями русской власти, занимавшимися управлением на Кавказе. Причем это относится не только к начальникам северокавказских областей, являвшимся вместе с тем наказными атаманами казачьих войск, но и к генерал-губернаторам. Такими познаниями нередко обладали руководители других уровней краевых административных структур.

Примечания

Кавказский календарь на 1917 г. /Под ред. Н.П. Стельмащука. Отдел статистический. Тифлис: Типография канцелярии наместника е.и.в. на Кавказе, 1916. 368 с.

Центральный государственный архив Республики Дагестан (далее - ЦГА РД). Ф. 147. Оп. 1. Д. 7. Л. 212.

Ислам: Энциклопедический словарь. М.: Наука, 1991. 315 с.

Исламский толковый словарь /Сост. Г.М. Гогиберидзе. Ростов н/Д.: Феникс,

266 с.

Калмыков Ж.А. Установление русской администрации в Кабарде и Балкарии. Нальчик: Эльбрус, 1995. 125 с.

Жизнь национальностей. 1919. 21 сент.

Калмыков Б.Э. Страничка революционной борьбы в Кабарде // Воспоминания участников Октябрьской революции и гражданской войны в Кабардино- Балкарии. Нальчик: Эльбрус, 1981. С. 23-29.

Российский государственный исторический архив (далее - РГИА). Ф. 1276. Оп. 19. Д. 922. Л. 5, 9-10.

Василевский К. Ислам на службе контрреволюции. М.: Атеист, 1930. 76 с.

Государственный архив Краснодарского края (далее - ГАКК). Ф. 454. Оп. 2. Д. 764. Л. 17-18.

Хоперская Л. Л. Современные этнополитические процессы на Северном Кавказе: концепция этнической субъектности. Ростов н/Д: Издательство СКАГС,

144 с.

Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 400. Оп. 1. Д. 1551. Л. 87.

ГАКК. Ф. 454. Оп. 2. Д. 1226. Л. 56-57.

ГАКК. Ф. 454. Оп. 2. Д. 1229. Л. 55-об.

ГАКК. Ф. 454. Оп. 1. Д. 5701. Л. 313.

ГАКК. Ф. 454. Оп. 2. Д. 1505. Л. 12.

РГИА. Ф. 1276. Оп. 19. Д. 922. Л. 4.

Россия: Энциклопедический словарь. Л.: Лениздат, 1991. 922 с.

ГАКК. Ф. 454. Оп. 2. Д. 1136. Л. 1-1-об.

ГАКК. Ф. 454. Оп. 1. Д. 5299. Л. 22-22-об.

References

Caucasian calendar for 1917, Ed. N.P. Stelmashchuk. Statistical department. Tiflis: Printing House of the Office of the Governor e.i.v. in the Caucasus, 1916. 368 p.

Central State Archives of the Republic of Dagestan (hereinafter - CSA RD). F.147. Inv.1. C.7. L.212.

Islam: Encyclopedic Dictionary. Moscow: Nauka Publishing House, 1991. 315 p.

Islamic Explanatory Dictionary. Comp. G.M. Gogiberidze. Rostov-on-Don: Phoenix, 2009. 266 p.

Kalmykov Zh.A. Establishment of the Russian administration in Kabarda and Balkaria. Nalchik: Elbrus, 1995. 125 p.

Life of nationalities. 1919. 21 Sept.

Kalmykov B.E. Page of the revolutionary struggle in Kabarda // Memoirs of participants in the October Revolution and the Civil War in Kabardino-Balkaria. Nalchik: Elbrus, 1981. P. 23-29.

Russian State Historical Archives (hereinafter - RSHA). F.1276. Inv.19. C.922.

5, 9-10.

Vasilevsky K. Islam in the service of the counter-revolution. Moscow: Atheist, 1930. 76 p.

State Archive of the Krasnodar Territory (hereinafter - SAKT). F.454. Inv.2.

764. L.17-18.

Khoperskaya L.L. Contemporary ethnopolitical processes in the North Caucasus: the concept of ethnic subjectivity. Rostov-on-Don: SKAGS Publishing House, 1997. P. 144.

Russian State Military Historical Archive (RSMHA). F.400. Inv.1. C.1551.

87.

SAKT. F. 454. Inv. 2. C. 1226. L. 56-57.

SAKT. F. 454. Inv. 2. C. 1229. L. 55-turnover.

SAKT. F. 454. Inv. 1. C. 5701. L. 313.

SAKT. F. 454. Inv. 2. C. 1505. L. 12.

RSHA. F. 1276. Inv. 19. C. 922. L. 4.

Russia: Encyclopedic Dictionary. L.: Lenizdat, 1991. 922 p.

SAKT. F. 454. Inv. 2. C. 1136. L. 1-1- turnover.

SAKT. F. 454. Inv. 1. C. 5299. L. 22-22- turnover.

Размещено на Allbest.ru