Деятельность Свято-Михайловского монастыря в зеркале миссионерского служения на Северном Кавказе в 1970-е годы

There is urgent need to study the experience of implementing the state confessional policy in one of the most multi-ethnic and multi-confessional regions of Russia. And this fact causes the necessity to form a favorable ground for inter-ethnic, inter-confessional and inter-cultural dialogue at all historical stages of the development of Russian society. The paper examines the peculiarities of the missionary activity of the Russian Orthodox Church in the North-Western Caucasus in the 70-s of the 19th century - the beginning of the 20th century. The confessional policy of tsarism, focused on the interpolation of the North Caucasus, inhabited by representatives of various ethno-confessional communities, into a unitary social and economic and social and cultural locum of the Russian Empire, provided for the use, among other things, methods of missionary activity as well. Missionary priests played a significant role in establishing inter-ethnic relations, produced certain mechanisms and forms of interaction with the autochthonous population of the region. The paper reveals that almost all clergymen performed missionary work. The main forms of missionary service were educational, charitable and economic activities. The organization of a home for the elderly and sick retired soldiers, the creation of parish schools, the training of qualified artisans needed in the monastery courtyard, treatment and assistance to the local population - all this and much more the monks considered their direct business. Missionary activity developed in the context of the geopolitical and socio-economic characteristics of the region, taking into account the fact that the presence of Christianity and Islam in this territory had a long established tradition and practice of living together. The authors note that the efficiency and productivity of missionary activity was the higher, the further it shifted from intolerance towards a respectful attitude towards all confessions.

Keywords: North-Western Caucasus, missionary activity, monastery, multi-confessional region, Russian Orthodox Church, pilgrimage.

Исследование форм и методов мис-сионерской деятельности Русской православной церкви в исторической ретроспекции представляется акту-альным в связи с активизацией в со-временных условиях в полиэтничном и поликонфессиональном Северо-Кавказском регионе миссионерства традиционных и нетрадиционных ре-лигиозных течений, ориентированных на расширение паствы и возрастание ареала диссеминации своих конфессий. Изучение миссионерского служения на Северном Кавказе в российской исто-рической, историко-религиозной и пу-блицистической литературе отчётливо просматривается со второй половины XIX в. в трудах просветителей Север-ного Кавказа, известных обществен-ных деятелей, ученых-кавказоведов и провинциальных исследователей, а также на страницах северокавказской периодической печати.

В советский период изучение исто-рии Русской православной церкви на должном уровне исчезло из фокуса вни-мания отечественной историографии, последовательность чередования фа-зисов которой была скоординирована изменением политических интенций в обществе и отражалась на ее контенте и механизмах функционирования. В трудах современных российских исто-риков были репродуцированы и экстра-полированы суждения имперской рос-сийской историографии, часть проблем были интерпретированы по-новому в контексте современных достижений исторического знания и выявления ра-нее неизвестных источников [1; 233, 234, 236]. В настоящее время появи-лись шансы «объективной оценки как позитивного, так и негативного истори-ческого опыта миссионерской деятель-ности на Северном Кавказе, проводи-мой Русской православной церковью. Исследование данной проблемы вносит вклад не только в светскую историче-скую науку, но и в православную исто-рию» [2; 56].

Свято-Михайловский монастырь, обустроенный близ Майкопа в 1878 г., стал надеждой и форпостом миссионер-ского служения Русской православной церкви на Северо-Западном Кавказе в последней четверти XIX в. Характер-ной чертой миссионерской деятельно-сти на Северном Кавказе было влияние на языческое население представите-лей не только православной, но и като-лической церквей, а также ислама, ко-торые соперничали в регионе с давних времён, зачастую в сложной военно-политической обстановке.

Согласно церковным преданиям, летописным сводам, а также археоло-гическим открытиям, с христианской религией в причерноморских колониях были знакомы уже в I в. н.э. благодаря апостольской миссии святых Симона Кананита и Андрея Первозванного, ре-зультатом чего стало её распростране-ние на большей части Кавказа в конце

XII в. [3; 5]. Грузия, Армения и значи-тельное число северокавказских на-родов испытали на себе влияние Кон-стантинопольского патриархата в деле христианизации региона [3; 6]. Первым опытом распространения православия на Северном Кавказе была деятельность православной епархии, появившейся здесь в XI в. [3; 6].

Следует отметить, что миссия гену-эзских купцов и католических монахов по пропаганде католицизма в регионе в

XIII и XIV вв. оказалась обречённой на провал вследствие отсутствия знаний ими местных языков и традиций. Отсут-ствие в тот период письменности у наро-дов Северного Кавказа стало серьёзной преградой в деле перевода богослужеб-ных книг на языки автохтонных наро-дов, поскольку устный перевод Библии и Евангелия они не воспринимали. Как подчёркивает М.Ю. Горожанина, православные миссионеры, в противо-вес католикам, преследовали цель не навязывать свою веру, а заинтересовать северокавказские народы в своей вере, показать преимущества христианского образа жизни и не стремились противо-поставлять христиан язычникам [4; 70]. Монгольские завоевания и дальнейшее принятие ислама монголами сделали уязвимыми позиции православного христианства на Кавказе [5; 18], по-скольку на Кавказ начинал проникать ислам [5; 18].

После падения Византийской импе-рии начинается извечное противобор-ство Персии и Османской империи на Кавказе, который оказался в тяжёлой ситуации - «между двух огней». Влия-ние Турции сопровождалось усилением позиций ислама. Шейх-Мансур, пропо-ведовавший мюридизм, сумел в 1785 г. обратить в магометанскую веру боль-шую часть населения Чечни и адыг-ских племен [6; 26].

Андреевское Братство в Ставро-поле и Братство св. Гурия стремились оказывать противодействие уверенной популяризации ислама [7; 28], «разъяс-няя христианское вероучение местному христианскому населению и органи-зуя для крещеных детей христианские школы с обучением на родном языке» [8; 31]. Следует отметить, что опреде-лённая сословная открытость право-славного духовенства, по сравнению с католическим, позволяла новообра-щенным образованным христианам выполнять миссию духовных пасторов своего народа. До настоящего времени в адыгском языке употребляется термин «шовгень, а также производная от него фамилия Шовгеня, что в переводе озна-чает православный священник» [9; 99]. Переселение в течение XVIII в. на Север-ный Кавказ казачьего и крестьянского населения с Малороссии, Дона, Урала и Волги благоприятствовало проповедо-ванию и упрочению здесь православной веры [10; 138, 176].

Кавказская война дестабилизиро-вала позиции православной Церкви, поскольку ислам превратился в мощ-ный консолидирующий фактор осво-бодительной борьбы горских народов [11; 8]. Священный Синод и имперское правительство, осознавая грозящую опасность миссионерской деятельности Церкви, поддерживали её упрочение в регионе. Кавказская епархия с центром в Ставрополе, образованная в 1843 г., должна была заниматься подготовкой духовенства, способного осуществлять миссионерскую деятельность в поли-этнической среде. «Изучение языков, обычаев и традиций автохтонного на-селения и перевод литургических книг на языки северокавказских народов были в центре внимания специально созданной Осетинской миссии» [12; 45]. Подобная деятельность испытывала потребность в серьёзных источниках финансирования. В связи с этим Синод для строительства новых церквей и мо-настырей систематически «выделял ей 12 тыс. рублей», что сделало возмож-ным менее чем за пятилетие «возвести 30 храмов и привлечь в лоно правосла-вия около 61 тыс. человек. Помимо это-го на осетинский язык были переведены Евангелие и служебник» [13; 240]. Как отмечает Е.А. Савенко, в конце 1850-х гг. была фундирована «специфичность «восстановительного» миссионерства на Кавказе, осмыслена потребность в при-влечении к деятельности по восстанов-лению православия в регионе предста-вителей российской общественности» [14; 14]. В числе созданных десяти мона-стырских подворий Кубани был и Свято-Михайловский монастырь [13; 5].

В 70-х гг. XIX в. на горном плато у горы Физиабхо в античных пещерах древневизантийского монастыря по-селились первые богомольцы - сторон-ники праведного образа жизни. Казаки из близлежащих станиц помогали им в обустройстве на новом месте, посколь-ку их благочестие имело притягатель-ную силу в казачьей среде. Проблема предоставления земли под проектируе-мый монастырь была незамедлительно решена на собраниях станичного ка-зачества. Однако «позволение адми-нистративных органов на возведение монастыря было получено только че-рез два года» [15; 38]. Брат императора Александра II кавказский наместник Михаил Романов патронировал строи-тельство обители. Зимой 1877-1878 гг. стартовало строительство монастыря под руководством о. Мартирия. Обитель в связи с действующим уставом Афон-ского монастыря стала называться «Афонской», а принимая во внимание её географическое положение - «Заку- банской» [15; 42].

В итоге за 5 лет на пустынном, ра-нее нежилом месте у горы Физиабхо, благодаря помощи властей и жителей близлежащих станиц, было возведёно монастырское подворье с двумя церквя-ми. В 1883 г. настоятелем о. Мартири- ем «состоялось освящение монастыря, который разрастался: были возведены новая церковь Успения Пресвятой Бо-городицы, еще 2 корпуса для паломни-ков, монастырская лавка для продажи книг, картин и икон. Планировалось также воздвижение собора Архангела Михаила и 5 корпусов для братии, чис-ло которой увеличилось с 7 человек до 30» [15; 46-47]. Жители близлежащих станиц оказывали посильную помощь монастырю продуктами, деньгами, скотом.

Монахи не имели возможности в гористой местности заниматься хлебопашеством, но можно было на плоскогорье пасти скот, заниматься садоводством и виноградарством, раз-водить в прудах форель, стерлядь, ло-сось. Монахи использовали передовые технологии для выращивания зерно-вых культур: «паровую молотилку, косилки, сноповязку и другие земле-дельческие орудия» [15; 54], на приоб-ретённом участке земли в районе ста-ниц Гиагинской и Дондуковской.

В «Казачью Лавру», такое название приобрёл Свято-Михайловский мона-стырь, направлялись стремившиеся принять иноческий чин паломники из многих российских губерний. Харак-терной чертой монастыря было успеш-ное ведение хозяйства, позволявшее обеспечивать себя всем необходимым. Между Гиагинской и Дондуковской в монастырской экономии сеяли зер-новые и получали завидный урожай. Монахи активно трудились и на сыро-варенном заводе, который функцио-нировал с 1898 г. Продукция завода

- сливочное масло и голландский сыр

- славилась по всей округе. Монахи за-ботились и о преемственности ремес-ленных кадров, обучая практикантов и учеников сыроваренному делу, были ответственны за работу и качество про-изводимой продукции. В монастырском подворье были «кожевенный, свечной, кирпичный, алебастровый и известко-вый заводы, переплетная, токарная, кузнечно-слесарная, малярная, сапож-ная, колесная, иконописная, столяр-ные и плотницкие мастерские, муко-мольная мельница» [15; 63]. Система образования детей местного населения в церковноприходской одноклассной школе при монастыре предусматрива-ла дать не только основы грамоты, но и ремесленные навыки, что обеспечивало им путёвку во взрослую жизнь.

Паломническое движение в Свято-Михайловский монастырь началось ещё в 1870-х гг., а «в 1880-х гг. насчитыва-лось уже около 100 тысяч странников, а к началу ХХ в. - уже по 150 тыс. в год. Когда наступал Великий Пост, монахам приходилось варить по 300 ведер щей и выносить 1600 кг хлеба, дабы поддер-жать физические силы приходивших в обитель до 5 тыс. богомольцев» [15; 111]. Монастырь с благодарностью принимал пожертвования от всех желающих и на-правлял их на богоугодные дела.

Свято-Михайловский монастырь активно посещали не только жители Кубани, но и представители других российских губерний. Расположенное в г. Майкопе подворье, а в станице Абад- зехской гостиница, давали возмож-ность путникам отдохнуть и по дороге в обитель переночевать под крышей. Обычно по праздникам «Казачью Лав-ру» посещало «около тысячи паломни-ков, которые проживали и питались там бесплатно. В неурожайные годы монастырь был спасением от голода для бедняков, нищих, студентов, калек, по-скольку там практиковали бесплатные обеды и каждого нуждающегося обе-спечивали одеждой и давали приют, взамен предлагая проживающим зани-маться посильным трудом» [15; 112].

В монастыре располагались «33 зда-ния, из которых 24 относились к жилым помещениям, а остальные выполняли роль подсобно-хозяйственных помеще-ний. Помимо того в монастыре функци-онировали 7 церквей, где одновременно могли молиться до 1200 верующих» [15; 119]. Учащиеся церковно-приходских школ Ставропольского края и Кубан-ской области после окончания учебного процесса во главе с учителями и их по-мощниками шли в Михайловскую пу-стынь пешком, останавливаясь по пути в близлежащих станицах на отдых. Мо-нахи заранее готовились к встрече с па-ломниками и организовывали не только трапезу и ночлег, но и содержательную экскурсию по монастырю. Детские впе-чатления многие из них сохранили на всю жизнь.

Миссионеры вели активную про-светительскую работу и среди горожан г. Майкопа и других населённых пун-ктов. Дошли до наших дней заметки окружного миссионера Е. Соколова, по-свящённые борьбе протоиерея Симеона Никольского в г. Майкопе против сек-тантов и возвращению их в сферу дея-тельности православной церкви [16].

Таким образом, Свято-Михайловский монастырь был «самым значимым, состоятельным и обустроен-ным монастырем Северного Кавказа» [17; 225]. Основными формами мис-сионерского служения была просвети-тельская, благотворительная и хозяй-ственная деятельность. Организацию богадельни и приюта для военных инвалидов, создание церковноприход-ских школ, подготовку квалифициро-ванных ремесленников, необходимых в монастырском подворье, лечение и помощь местному населению - всё это и многое другое монахи считали своим непосредственным делом. Миссионер-ская деятельность развивалась в кон-тексте геополитических и социально-экономических особенностей региона, вследствие чего на Северном Кавказе «проявило себя некоторое совмещение разнородных вероучительных и культо-вых положений в процессе взаимовлия-ния религий в их историческом разви-тии - «синкретизм», то есть смешение верований (язычество, христианство и мусульманство)» [11; 7]. Миссионерская работа в данной ситуации приобретала «затруднительный характер и осложня-лась необходимостью более тонкого под-хода к проблемам христианизации» [18; 134]. Свято-Михайловский монастырь был надеждой и опорой миссионерско-го служения Русской православной церкви даже в сложных политических и социально-экономических условиях.

Эффективность конфессиональной политики Российской империи на Се-верном Кавказе была непосредственно скоммутирована с другими гранями внутренней политики, прежде всего с социально-экономическими. В целом показателем успеха процесса христиа-низации служат не столько достижения количественного характера, сколько со-циокультурные последствия, посколь-ку трансформация конфессиональной идентичности обусловливала формиро-вание новой культурной идентичности, зачастую вызывавшей ситуацию рас-кола [19; 171]. Опыт реализации рос-сийской государственной религиозной политики в одном из самых полиэтнич-ных и поликонфессиональных регионов страны в 70-е гг. XIX в. - начале XX

в. был эффективен, а плодотворность религиозной политики была тем зна-чительнее, чем дальше она сдвигалась от интолерантности в сторону коррект-ного отношения ко всем конфессиям. Это позволяло сформировать позитив-ную основу для межэтнического, меж-конфессионального и межкультурного диалога.

Примечания

1. Колесникова М.Е. «Восстановление христианства» как направление мис-сионерской деятельности Русской православной церкви на Северном Кавказе во второй половине XVIII - начале XX вв.: к историографии вопроса // Религия и политика на Юге России: аспекты взаимодействия: международная конференция. Москва, 8 июня 2015 г. М.: Научное общество кавказоведов, 2015. С. 232-246.

2. Соколова Э.А. Миссионерская деятельность на Северном Кавказе в XIX - на-чале XX вв.: Постановка проблемы и условия организации исследования // Вест-ник Ставропольского государственного университета. Исторические науки. 2010. № 6. С. 55-61.

3. Шеуджен Э.А. Предисловие // Северный Кавказ: российская политика и практика христианизации = Northern Caucasus: the Russian policy and practice of Christianization : извлечения из «Ставропольских (Кавказских) епархиальных ве-домостей» (1873-1917 гг.) / Адыгейский гос. ун-т ; [ред. Н.А. Почешхов]. Майкоп : Изд-во АГУ, 2009. 457 с.

4. Горожанина М.Ю. Миссионерская деятельность православной церкви на Северном Кавказе: основные этапы и их специфика // Политологические и этно- конфессиональные исследования в регионах: материалы Всероссийской (с между-народным участием) научной конференции: в 2 т. Барнаул: Изд-во Алтайского университета. 2009. Т. 2. С. 68-78.

5. О христианстве среди мусульман на Кавказе. № 1. Кавказские епархи-альные ведомости 1873 г. // Северный Кавказ: российская политика и прак-тика христианизации = Northern Caucasus: the Russian policy and practice of christianization : извлечения из «Ставропольских (Кавказских) епархиальных ведомостей» (1873-1917 гг.) / Адыгейский гос. ун-т ; [ред. Н.А. Почешхов]. Май-коп : Изд-во АГУ, 2009. 457 с.

6. О христианстве среди мусульман на Кавказе. № 2. Кавказские епархиальные ведомости 1873 г. // Северный Кавказ: российская политика и практика христиа-низации = Northern Caucasus: the Russian policy and practice of Christianization : извлечения из «Ставропольских (Кавказских) епархиальных ведомостей» (1873-1917 гг.) / Адыгейский гос. ун-т ; [ред. Н.А. Почешхов]. Майкоп : Изд-во АГУ,

2008. 457 с.

7. О деятельности православных церковных Братств // Северный Кавказ: рос-сийская политика и практика христианизации = Northern Caucasus: the Russian policy and practice of christianization : извлечения из «Ставропольских (Кавказ-ских) епархиальных ведомостей» (1873-1917 гг.) / Адыгейский гос. ун-т ; [ред. Н.А. Почешхов]. Майкоп : Изд-во АГУ, 2009. 457 с.

8. Торжество открытия Андреевского Братства в городе Ставрополе // Северный Кавказ: российская политика и практика христианизации = Northern Caucasus: the Russian policy and practice of christianization : извлечения из «Ставропольских (Кавказских) епархиальных ведомостей» (1873-1917 гг.) / Адыгейский гос. ун-т ; [ред. Н.А. Почешхов]. Майкоп : Изд-во АГУ, 2009. 457 с.

9. Ляушева С.А. История православия у адыгов // Православие в историче-ских судьбах Юга России. Южнороссийское обозрение ЦСРИиП ИППК при РГУ и ИСПИ РАН. Сборник статей /отв. ред. В.В. Черноус. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2004. Вып.20. С. 97-105.

10. Православная церковь на Кубани (конец XVIII - начало XX вв.): сборник документов (к 2000-летию христианства) / Упр. по делам архивов Краснодарского края, Госархив Краснодарского края, Госархив Ставропольского края. Краснодар, 2001. 728 с.

11. Шеуджен Э.А. Предисловие // Северный Кавказ: российская политика и практика христианизации = Northern Caucasus: the Russian policy and practice of christianization: извлечения из «Ставропольских (Кавказских) епархиальных ве-домостей» (1873-1917 гг.) / Адыгейский гос. ун-т ; [ред. Н.А. Почешхов]. Майкоп: Изд-во АГУ, 2009. 457 с.

12. Гатуев А.Г. Христианство в Осетии: исторический очерк / протоиер. Алек-сий Гатуев ; сост. и ред. А.А. Горобца. Владикавказ. Олимп, 2007. 158 с.

13. СмоличИ.К. ИсторияРусскойЦеркви.1700-1917. М.:Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, 1996-1997 г. 800 с.

14. Савенко Е.А. Вопросы историографии восстановления православного хри-стианства на Северном Кавказе в середине XVIII - начале XX вв. / Савенко Е.А., Савенко С.Н. Ставрополь : Графа, 2013. 52 с.

15. История Свято-Михайло-Афонской Закубанской общежительной пустыни / авт.-сост. Монах Прокопий (Леонов). Майкоп: Адыгея, 2007. 247 с.

16. Соколов Е. Город Майкоп (заметки миссии). Ставрополь, 1908. 25 с.

17. Дело мира и любви: очерки истории культуры и православия на Кубани / научн. ред. О.В. Матвеев. Краснодар: Православный Екатеринодар: Традиция, 2009. 304 с.

18. Серогодский Н.А. Миссионерская деятельность Русской православной церкви на Северном Кавказе во второй половине XIX в. // Северный Кавказ: про-блемы и перспективы развития этноконфессиональных отношений. Материалы III Всероссийской научной конференции. Филиал Кубанского государственного университета в г. Славянске-на-Кубани. 2017. Славянск-на-Кубани: Издательство филиала федерального государственного бюджетного образовательного учрежде-ния высшего профессионального образования «Кубанский государственный уни-верситет» в г. Славянске-на-Кубани (Славянск-на-Кубани), 2017. С. 132-135.

19. Ефимов А. Б. Очерки по истории миссионерства Русской Православной Церкви. М.: Изд-во Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного универси-тета, 2007. 688 с.

References