Ислам в моделях развития ННГ Центральной Азии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство образования и науки Кыргызской Республики

Министерство науки и высшего образования Российской Федерации

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

Кыргызско-Российской Славянский университет

Факультет Международных отношений

Кафедра Политологии

Доклад

на тему: Ислам в моделях развития ННГ Центральной Азии

Студент:

Аракеев Нуржан

Бишкек-2021

Ислам на протяжении своего существования в Центральной Азии был либо инструментом легитимации сменяющихся режимов, либо подвергался гонениям со стороны этих режимов в «грешные» времена. С прошлых веков исламcкая религия аккумулировала огромный опыт сопротивления и адаптации - сначала при царском режиме, затем в советский и постсоветский периоды. Исследование исторической траектории взаимодействия ислама с политической властью и гражданским обществом вызывает вопрос: чем объясняется невысокий уровень террористической угрозы в Центральной Азии? Частично сложившаяся ситуация объясняется контролем со стороны правящих режимов над населением и внешними финансовыми ресурсами. С другой стороны, данное обстоятельство не препятствует постоянному росту террористического контингента в Сирии и Ираке за счет выходцев из Узбекистана, Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана и даже Туркменистана.

Ислам в Центральной Азии смог устоять вопреки ограничениям секулярной атеистической власти, когда репрессии сочетались с инструментализацией. Официальное признание ислама Сталином в 1942 г. позволило мусульманам принять свою двойную принадлежность homo islamo-sovieticus в социальном пространстве

Четверть века прошла с момента развала СССР в 1991 г. и появления среди членов ООН пяти новообразованных независимых государств Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана, Таджикистана и Туркменистана. Ранее эти государства были известны Западу как «мусульманские республики советской Центральной Азии». Советские мусульмане практиковали ислам без шариата с 1926 г. Ислам в Центральной Азии смог устоять вопреки ограничениям секулярной атеистической власти, когда репрессии сочетались с инструментализацией. Официальное признание ислама Сталином в 1942 г. позволило мусульманам принять свою двойную принадлежность homo islamo-sovieticus в социальном пространстве, «защищённом» местными религиозными и национальными элитами. Жизнестойкость ислама заложена в его корнях, его фундаментальных устоях. Терпеливость перед неблагоприятными обстоятельствами (sabr), ценность намерения в случае неудачи (niyya) и вся система компенсации незавершённых ритуалов, основанных на «состоянии необходимости ислама» помогли мусульманам выстоять и адаптироваться к советскому режиму в ожидании лучших дней.

После 1945 г., затяжной процесс «безмолвного слияния с туземцами», в трактовке историка Винсента Фурнио, изменил сталинское определение государства в контексте Центральной Азии.[2] Вместо того, чтобы быть «национальным по форме и социалистическим в основе», оно становится «в основе национально-исламским» и лишь «формально советским».

В то время, как на местах ежедневно проживаемая национальная исламская идентичность удовлетворяла большую часть населения, ее внешнее восприятие в глазах зарубежных мусульманских стран было негативным. Развал СССР обнаружил существование новых исламских рубежей. Мусульманские средства массовой информации обнаружили в Центральной Азии миллионы братьев по вере, которые, несмотря на то, что в постсоветской Центральной Азии советскость перевешивала мусульманскость, должны были быть интегрированы в международную умму (сообщество мусульман).

Политическое значение ислама

Наиболее ранний этап исламизации «заамударьинского» региона относится к 709 и 712 гг. Именно тогда в ходе завоевательных походов были подчинены Бухара и Самарканд. В последующие столетия ислам продолжил распространяться на север, обратив в мусульманство тюркские племена в периоды монгольского завоевания и дальнейших политических преобразований.

Несколько веков ислам является инструментом легитимизации, находясь по «по правую руку» властей. В тоже время отошедшие на задний план, но не исчезнувшие, доисламские верования многочисленны в регионе.

Исходя из географических, экономических и культурных факторов, Центральная Азия рано познала три формы приобщения к исламу. Первая возникла в городах Трансоксании вдоль великого караванного пути и, включая научную, политическую и архитектурную составляющую, основывается на юридической ханафитской школе. Вторая-- синкретичная и нематериальная, распространена в кочевом пространстве Центральной Азии. Третья-- основанная на суфийской духовности - является связующим звеном между двумя предыдущими формами, где сочетаются элитарная сторона, основанная на цепи преемственности (силсила) и популярная у населения практика поклонения святым.

Два фактора способствовали тому, что народный ислам стал реальным ориентиром идентичности, и одновременно в контексте политических репрессий в отношении ислама, сформировалось пространство упрощенной веры, ограничиваясь ритуальной частью и игнорируя теологическую составляющую:

· периоды немусульманских завоеваний -- монгольское нашествие, Российская империя, советское государство, которые определили суфистский ислам на роль охранной колыбели религии;

· использование братств как сети из децентрализованных ячеек, составляющих оппозицию правительству, непризнаваемое как «законное».

Об этом свидетельствует, например, призыв к провозглашению исламской республики Таджикистан в листовках, распространяемых в 70-х гг. в Ферганской долине «опасными фанатиками», как их называла местная пресса, учреждение первой партии исламского возрождения в Курган-Тюбэ в 1973 г.

С этой точки зрения следует отметить значение Центральной Азии как места возникновения главнейших мусульманских братств, в частности Накшбандия, адепты которого впоследствии появились у курдских племен, на Кавказе, в Турции и Индии. Практика молчаливого зикра - вспоминание имени божьего - и многие другие практики позволяли последователям суфизма, без всякого разглашения своих религиозных предпочтений, участвовать в политической и социальной светской жизни.

В наши дни ислам в Центральной Азии вписывается более в преемственность, чем в разрыв. Таким образом обеспечивает тройное наследие в системе официального управления исламом - как средство социального контроля, оппозиция «джихадистского» типа в противовес «незаконной власти» (наследуя призывы к джихаду против царских колониальных властей и антисоветской борьбы с басмачами) и фундаменталистские проповеди (салафитского толка).

Повторное вхождение мусульман Центральной Азии в мировую умму до событий 1991 г.

После русской революции 1917 г., мусульмане Центральной Азии оказались отрезанными от внешнего мира. Эта изолированность закончилась со смертью Сталина и началом правления Хрущева. В так называемые годы «брежневского застоя» происходит скромный возврат советских мусульман в мировую умму. Возврат этот символизирует стремление советских властей инструментализировать ислам в целях международной политики. С позволения Москвы несколько представителей «мусульманского духовенства» отправляются в паломничество (хадж) в Мекку. Вернувшись, они привносят тренды, усвоенные во время хаджа во внутренние дебаты.

Ислам Каримов, экс-секретарь Коммунистической партии Узбекистана, осознал новый статус религии в ходе электоральной поездки в Ферганскую долину в декабре 1991 г. На одной из исламистских встреч с него потребовали обещание провозгласить «Исламскую республику Узбекистан». Это стало огромным потрясением

Крупномасштабное развитие салафитского дискурса в 70-80 гг. оказывает непосредственное влияние на Советский Союз. Издаваемый в Ташкенте, официальный журнал «Мусульмане советского Востока» с периодической регулярностью осуждал паломничество к святым местам, называя такую практику бид'а «нововведение, противоречащее исламу», и в то же время выдвигая на первый план Узбекистан, витрину социализма, где мусульмане создают свой рай на земле, созидая свое спасение в мире загробном.

Относительная открытость СССР была прервана в 1979 г., после ввода советских войск в Афганистан и исламской революции в Иране. С этих пор все политически подкованные мусульмане СССР просыпались с зарлй, чтобы прослушать запрещенные радиопрограммы. Тем временем, связи с внешней уммой были восстановлены. Широкий диапазон восприятия ислама в социуме отныне предоставлял большее значение мусульманской составляющей со всей ее многозначностью, нежели составляющей советской.

Об этом свидетельствует, например, призыв к провозглашению исламской республики Таджикистан в листовках, распространяемых в 70-х гг. в Ферганской долине «опасными фанатиками», как их называла местная пресса, учреждение первой партии исламского возрождения в Курган-Тюбэ в 1973 г., то есть за девятнадцать лет до ее повторного созыва в Астрахани в годы перестройки, а также отчаянная активность подпольных проповедников.

После прихода к власти Михаила Горбачева в марте 1985 г., ислам в обретении былой представленности перенес сильные потрясения. Ислам Каримов, экс-секретарь Коммунистической партии Узбекистана, осознал новый статус религии в ходе электоральной поездки в Ферганскую долину в декабре 1991 г. На одной из исламистских встреч с него потребовали обещание провозгласить «Исламскую республику Узбекистан». Это стало огромным потрясением, которое объясняет последующее стремление узбекского президента искоренить всякую оппозицию сначала «национально-демократическую», затем исламистскую и тем самым защитить свою страну от неизбежной открытости внешнему миру.

Исчезновение советской системы требовало уточнения религиозной политики в каждом новосозданном государстве. Постсоветское гражданское общество таким образом реорганизовалось по религиозной, со ссылкой на исламскую мораль в качестве культурного фундамента, и по социальной, даже семейной направленности. Начиная с этого времени, все те, кто считал рамки национального и также исламского государства слишком узкими, не перестают пополнять ряды ностальгирующих о халифате, потерянном в 1924 г.

Реорганизация, логика избегания и ограниченная радикализация

В начавшейся после 1991 г. реорганизации многочисленные исламоориентированные внутренние и внешние политические структуры, партии, ассоциации, группы проявляются в Кыргызстане, Казахстане, Таджикистане, Узбекистане. Туркменистан, единственная страна в Центральной Азии, которая не участвует в этих процессах. Среди целей вышеназванных организаций-- провозглашение исламских республик либо восстановление Кокандского ханства[5], что тем самым подразумевает ликвидацию границ национальных государств. Либо по версии наиболее радикально настроенных кругов - создание Туркестанского халифата и более того, халифата глобального.

Активность исламских движений

Среди основных движений Центральной Азии, одно из наиболее активных -- Исламское Движение Узбекистана (ИДУ), основанное Джумой Намангани и Тахиром Юлдашевым. Партия исламского Возрождения Таджикистана (ПИВТ), основателем и лидером которой до самой своей смерти в 2006 г. являлся Саид Абдулло Нури. ПИВТ была в коалиции с правящей властью, однако постепенно ее влияние ограничивалось, а в 2015 г., партия была запрещена и признана террористической. Движение фундаменталистов Акрамилар, основанное узбекскими бизнесменами и практикующее исламскую благотворительность, которое подверглось репрессивным мерам со стороны власти, в частности в 2005 г. в Андижане

Внешнее влияние ислама распространялось усилиями партии Хизб ут-Тахрир («Партии Освобождения», образованной в Иордании в 1953 г.). Последняя, фундаменталистского характера, вела активную работу в Узбекистане, Таджикистане и Казахстане, но со смертью Бен Ладена в 2011 г. сократила свою деятельность[9]. Турецкое Исламско-национальное движение Фетуллаха Гюлена также было активно в регионе, до его изгнания во всех странах по просьбе президента Эрдогана после попытки переворота в июле 2016 г. в Стамбуле. Гюленовские образовательные учреждения остались на месте лишь в Кыргызстане, где они контролируются министерством образования. Наконец, Джама'ат Таблиги-- прозелитское движение, основанное в Индии, особенно активное в Кыргызстане и Казахстане, хотя и не имеют легального статуса.

В целом все мусульманские государства привнесли свой вклад в повторный процесс исламизации. В том числе и Турция, в которой кроме «гюленского» движения, следует упомянуть официальный фонд «Диянет» или суфийское течение нагшбандия. Это также справедливо для стран Персидского залива и Пакистана. Шиитский Иран после распада Советского союза не был затронут влиянием прозелитизма в силу приверженности исламу суннитского толка большинства населения Центральной Азии.

На местах, официальные власти в каждом государстве принимают новые законы касательно свободы совести и собраний; большая или меньшая веротерпимость существует в отношении зарубежных религиозных организаций, чьл финансирование, впрочем, тщательно контролируется. В Центральной Азии открытость любым религиям и сектам сочетается как в Кыргызстане, ставшем новым Эльдорадо для проповедников различных конфессий, с абсолютной закрытостью гражданского общества как в Туркменистане.

Между этими двумя крайностями, в трех других республиках наблюдаются различные сценарии развития конфессиональной ситуации. Выверенная терпимость в Казахстане, который с 2001 г. столкнулся не только с экономическими и социальными проблемами на богатом нефтью западе страны, но и с исламской угрозой. Усиленный контроль над исламскими активистами в Узбекистане в силу растущей конфронтации между властью и джихадистским движением, особенно после андижанских событий 2005 г., когда режим Каримова жестко подавил исламское протестное движение. Дальнейший прессинг на исламские политические силы в Таджикистане, избравшие после событий в 1997 г. путь радикализации, несмотря на участие Партии Исламского Возрождения Таджикистана в неокоммунистическом режиме президента Эмомали Рахмона до 2015 ого года.

Национализация народного ислама

С первых десятилетий независимости общества Центральной Азии подверглись двусторонней исламизации. С одной стороны, сверху властями проводится официально приемлемaя исламизация с учетом светской Конституции. В Узбекистане этот процесс проявляется в запрете на меры по планированию семьи, в обязательстве сократить так называемые расходы на престиж (свадьбу или похороны) дабы не заострять социальное неравенство; аналогичные меры предпринимаются в Таджикистане с 2007 г. для удовлетворения большинства мусульман страны. В то же время, другой процесс исламизации идет снизу, представителями зарождающего гражданского общества: бизнесменами, предпринимателями, а также разноконфессиональными иностранными представителями -- турецкими, саудовскими, и пакистанскими проповедниками и прозелитами. Внешние акторы были оперативно назначены официальной властью, с различными оговорками в зависимости от страны, на роль «опасных» элементов, которым следует противодействовать. Тезис о внешней исламской угрозе поддержала Россия, где афганская травма навсегда стигматизировала российский подход в Центральной Азии. Двоякий характер этого тезиса представлен с одной стороны политической угрозой вторжения в Узбекистан афганских муджахедов и талибов, с другой, фундаменталистской опасностью в лице многочисленных иностранных проповедников, чей ненасильственный характер мог, тем не менее, фатально повлиять на местные режимы.

В силу этих факторов Узбекистан и Казахстан разыгрывали карту исламского суфизма и его народных корней, организуя с большой помпезностью памятные празднования Бахауддина Накшбанда, Ходжа Ахрара и Ахмада Ясави, чтобы снизить влияние прозелитизма салафизма, неоправданно именуемого «вахабитским» в регионе. Суфийские практики снова дозволены в регионе. У знаменитого шейха нагшбанди Ибрагима-хазрата, родившегося в 1928 г. в Коканде, число последователей насчитывает порядка 20 000 - 30 000 чел. в Узбекистане, в том числе распространяясь на Россию и Молдавию.

Радикализация молодого поколения

В противоположность своим родителям, все больше молодежи младше 25 лет отказываются от алкоголя, свинины, повсеместно соблюдая пост в месяц Рамадан.

Ни так называемый «естественный барьер от фундаментализма», ни заклинательный призыв о национальном долге перед родиной, кажется, никак не влияют на молодое поколение. В противоположность своим родителям, все больше молодежи младше 25 лет отказываются от алкоголя, свинины, повсеместно соблюдая пост в месяц Рамадан.

Дети социальных сетей (несмотря на контроль секретных служб)-- Вконтакте и Одноклассники, некоторые из них выбирают радикализацию, как новую идентичность «супермусульманина», представленную в последней работе Фати Бенслама[12]. Растущее неравенство, разочарование молодежи из-за трудностей трудовой миграции в Россию, безработица и понижение социального уровня, все эти факторы объясняют, почему сотни молодых узбеков, таджиков, кыргызов, казахов и туркмен, а также уйгуров и чеченцев присоединяются к джихадистам в Турции, Пакистане и особенно, в России (как ни парадоксально, но именно в России ДАИШ с легкостью вербует новых наемников для пока еще существующего Исламского государства).

Исламская угроза оставалась для центральноазиатских властей излюбленным рычагом поддержания их репрессивной политики

Третий контингент бойцов организации Исламского государства (ДАИШ) в Ираке и Сирии, а также Фронта ан-Носра, в количестве порядка 5 000 чел., ничего не говорит об истинном влиянии столь опасной джихадистской пропаганды в регионе. Действующая эффективно в тюрьмах и социальных сетях несмотря на контроль, эта пропаганда распространяется даже лучше, чем информация про события арабской весны 2011 г., которая тщательно избегалась средствами массовой информации, в то время как исламская угроза оставалась для центральноазиатских властей излюбленным рычагом поддержания их репрессивной политики.

Таким образом, в вопросе боевиков-исламистов различаются два этапа при разных временных отрезках: в первые годы независимости до 2001 г., когда внешние силы прибывали в государства Центральной Азии; на втором этапе боевики формировались внутри региона, отправляясь затем в зоны конфликта: Афганистан, Пакистан, Ирак и Сирия.

Центральная Азия -- это мусульманский регион, в наименьшей степени затронутый исламским терроризмом

Сопротивление терроризму

11 сентября 2001 г. стало поворотным моментом для всех. Случилось то, что невозможно было даже вообразить, с согласия России, американские военные базы появились в Кыргызстане и Узбекистане, впоследствии, они были закрыты. Падение режима талибов и западное присутствие в Афганистане дали второе дыхание радикальному исламскому движению Юг-юг которое получило широкое распространение в Интернете. Тем не менее, это движение прекратило свое существование сразу же после смерти Усама Бен Ладена в 2011 г На смену пришло новое движение, чему способствовало падение режима Саддама Хуссейна в 2003 г., затем гражданская война в Сирии, начавшаяся в 2011 г, и особенно - появление организации Исламского государства (ДАИШ) как объединительной пан-суннитской силы в 2014 г. Несмотря на террористические акты и нападения террористов-смертников, имевшие место в Центральной Азии на протяжении последних двадцати лет, в частности « теракты в Актобе» в 2016 г, хотя джихадистскую природу этих терактов нужно ещё доказать, Центральная Азия -- это мусульманский регион, в наименьшей степени затронутый исламским терроризмом. Объясняется такая ситуация частично жестким контролем финансовых потоков, практическим отсутствием в местных СМИ любой информации по террористическим организациям и личностям террористов-смертников, а также тем, что большая часть населения практикует умеренный ислам. Сегодня когда войны идут в Ираке, Сирии и на Украине, а вовлечение России в эти зоны конфликта может послужить катализатором, смогут ли официальные власти и СМИ Центральной Азии, разыгрывающие карту национализма и авторитета старших, преуспеть, в отличии от западных правительств, в сокращении исхода в Сирию, к боевикам?

Заключение

Двадцать пять лет после распада Советского Союза местный дискурс об исламской угрозе слегка трансформировался. В мировом плане, изменился масштаб исламского вопроса. Местные власти продолжают, с относительным успехом, разыгрывать карту исламской угрозы дабы сдержать воинствующий ислам и контролировать ислам фундаментальный, в тоже время расширяя социальные репрессии. Становясь все более уязвимыми вследствие ухудшения экономической и социальной ситуации, едва ли они могут оценить степень радикализации молодежи.

Тем временем общество постепенно выражает обеспокоенность этой темой. В Казахстане, Кыргызстане и Узбекистане этот вопрос больше не представляет табу.

В то же время, учитывая такие факторы, как-то: почтенный возраст президентов, превалирование среди населения молодежи младше 16 лет, международная обстановка пост-арабской весны, частичный вывод иностранных войск из Афганистана в 2014 г., международная напряженность в связи с аннексией Крыма, рост влияния Китая, наконец, непредсказуемая ситуация в Ираке и Сирии, - политические риски, связанные с исламизмом в Центральной Азии, на Ближнем Востоке и на Западе повышены сейчас как никогда. ислам мусульман политический азия

Литература

1. Jean-Paul Charnay, Regards sur l'islam, Freud, Marx, Ibn Khaldun, L'Herne, Paris, 2003.

2. Vincent Fourniau, De l'indigйnisation а l'indйpendance, Les Indes savantes, Paris, 2018.

3. Martha Brill Olcott, Sufism in Central Asia: A Force for Moderation or a Cause of Politicization?, « Carnegie Papers », n° 84, Russian and Eurasian Program, Carnegie Endowment for International Peace, Washington, may 2007.

4. Atherine Poujol, « Gйographie sacrйe de l'Asie centrale », in Daniel Balland (dir.), Hommes et Terres d'Islam. Mйlanges offerts а Xavier de Planhol, Institut franзais de recherche en Iran, Tйhйran, 2000, tome I, p. 449-469.

5. Кокандское ханство, основанное узбеками в Ферганской долине в 1710 г. и просуществовавшее вплоть до присоединения к Российской Империи в 1876 г. включало значительную часть территории современных Кыргызстана и Таджикистана.

6. Основавшись в Таджикистане, а затем перебравшись в Афганистан где они присягнули на верность Аль-Каида. Впоследствии оба были убиты в 2001 и 2009 г. соответственно. Bayram Balci, « Islam et politique en Asie centrale. Vingt ans de recomposition », Les Dossiers du CERI, novembre 2011 (www.ceri-sciences-po.org).

7. Didier Chaudet, « Islamisme en Asie centrale: йtat des lieux, йvaluation des risques », EurOrient, n° 20, hiver 2005, p. 1-35; Vitaly Naumkin, Radical Islam in Central Asia: Between Pen and Rifle, Rowman & Littlefield, New York, 2005.

8. Эти трагические для Узбекистана события привели к закрытию американской военной базы в Карши- Ханабаде в 2005 г.

9. См. Sйbastien Peyrouse, « Islam in Central Asia: National Specificities and Postsoviet Globalisation », Religion, State and Society, vol. 35, n° 3, 2007, p. 257-259

10. Didier Chaudet « Hizb ut-Tahrir: An Islamist Threat to Central Asia?», Journal of Muslim Minority Affairs, vol. 26, n° 1, aoыt 2006, p. 113-125 ; International Crisis Group, «Radical Islam in Central Asia: Responding to Hizb ut-Tahrir», IGC Asia Report, n° 58, juin 2003.

11. Об этих прозелитских движениях см. Mukaram Toktogulova, « Le rфle de la da`wa dans la rйislamisation au Kirghizstan », in Habiba Fathi (dir.), Les Islamistes d'Asie centrale. Un dйfi aux Йtats indйpendants?, « Cahiers d'Asie centrale », n° 15-16, Maisonneuve & Larose/IFЙAC, Paris, 2007, p. 83-102.

12. Didier Chaudet, « When the Bear Confront the Crescent: Russia and the Jihadist Issue », The China and Eurasia Forum Quarterly, vol. 7, n° 2, mai-juin 2009, p. 37-58.

13. Об этом новом понятии, а также новом подходе к исламизму см. Fethi Benslama, Un furieux dйsir de sacrifice. Le Surmusulman, Le Seuil, Paris, 2016.

14. Bayram Balci et Jйrйmie Berlioux, « L'ombre du terrorisme islamiste s'йtend а l'Asie centrale », Libйration, 16 fйvrier 2016.

15. Согласно Марии Ефимовой, « Имя угрозы» (Le nom de la menace), Коммерсант.ру, №44, с.24 11 ноября 2015 *

Размещено на Allbest.ru