Руководитель Госбезопасности Литвы А. Повилайтис на Лубянке: проблема достоверности следственных показаний

Однако достаточно посмотреть на два других следственных дела, ведшихся в тех же самых стенах теми же самыми сотрудниками НКВД, чтобы усомниться в стремлении следователей получить требуемые признания любым путем. Речь идет о следственных делах двух коллег Повилайтиса - директора управления полиции МВД Эстонии Й. Соомана и директора Департамента политической полиции МВД Латвии Я. Фридрихсонса. Оба этих высокопоставленных полицейских чиновника были арестованы в конце сентября 1940 г. и доставлены на Лубянку. 12 сентября 1940 г. в ходе допроса, проводившегося уже известным нам по делу Повилайтиса следователем - заместителем начальника 3-го отдела ГУГБ Л. Влодзимирским - бывший директор политполиции Латвии признался в том, что в начале 1940 г. его пытались завербовать сотрудники германской военной разведки - Абвера [27, т. 1, л. 48, 49; 40, с. 139, 140]. Полторы недели спустя, 23 сентября 1940 г., аналогичные признания о попытке вербовки Абвером сделал бывший глава эстонской политполиции Сооман; под протоколом допроса стоит подпись помощника начальника Следчасти ГЭУ Е. Либенсона, также знакомого нам по делу Повилайтиса [40, с. 141-145; 41, л. 228, 237-248].

Если предположить, что перед следователями стояло задание любым путем получить показания о связях с германскими спецслужбами, следовало бы ожидать, что Влодзимирский и Либенсон «раскрутят» эти признания, как они делали это в случае с Повилайтисом. Ведь признания в сотрудничестве с германской разведкой глав спецслужб Латвии и Эстонии имели никак не меньшее внешнеполитическое значение, чем аналогичное признание руководителя спецслужбы Литвы.

Однако и в случае Фридрихсонса, и в случае Соомана следователи удовлетворились заявлениями подследственных о том, что попытки вербовок были неудачными для Абвера. В следственных делах Фридрихсонса и Соомана (доступных нам полностью) не зафиксировано ни одной попытки следователя вернуться к этим сюжетам. Не потому ли, что попытки вербовки Фридрихсонса и Соомана, в отличие от Повилайтиса, были действительно неудачными для германской разведки?

Немаловажно для нас также наблюдение латвийского историка А. Траутманиса: «Анализ материалов уголовного дела Яниса Фридрихсонса показывает, что он во многих случаях успешно уклонился от дачи точных сведений и не открыл большую часть секретной информации, имевшейся в его распоряжении. Вместо этого он обширно говорил по общеизвестным делам, фактам, которые в то время можно было отыскать в прессе и других справочных сборниках» [42, с. 100]. Подобная оценка поведения подследственного заставляет усомнится в том, что ведшие дело бывшего директора латвийской политполиции следователи НКВД «выбивали» из него заведомо ложные показания, а ведь это были те же самые люди, что допрашивали и Повилайтиса.

Вернемся к делу Повилайтиса. По справедливому замечанию С.И. Быковой, «важнейшим источником сведений о характере отношений “следователь - обвиняемый” являются сохранившиеся в делах... ходатайства, жалобы и заявления. <...> В прошениях и письмах воссоздается история ареста, условия содержания во время предварительного ареста и произвол следователей» [43]. Любой исследователь сталинской репрессивной политики знаком с десятками таких документов - попытки подследственных сообщить о нарушениях «революционной законности» были нередки. Однако в имеющихся в нашем распоряжении материалах уголовного дела (в том числе в собственноручных показаниях, написанных на неизвестном следователям языке) нет ни одного упоминания Повилайтиса о том, что по отношению к нему применялись пытки.

Косвенным образом о применении пыток может свидетельствовать отказ подследственного от данных им под принуждением показаний - такие случаи также встречаются в следственных делах сталинского периода достаточно часто [44, с. 136-138]. В известных нам материалах следственного дела Повилайтиса подобные свидетельства отсутствуют. Также не существует каких-либо независимых свидетельств (например, воспоминаний сокамерников) о применении следователями пыток по отношению к Повилайтису.

О пытках может свидетельствовать существенное изменение подчерка подследственного. Однако сравнение почерка Повилайтиса в собственноручных показаниях конца сентября 1940 и 4 февраля 1941 г. с почерком письма жене в июне 1940 г. [11, л. 109; 12, с. 100] не дает возможности говорить о каких-либо кардинальных изменениях, могущих свидетельствовать о пытках. Таким образом, на данный момент достоверные свидетельства о применении следователями пыток в отношении А. Повилайтиса отсутствуют - также, впрочем, как и свидетельства сфальсифицированного характера данных им показаний.

По наблюдению историков, следователями НКВД применялись два способа фальсификации показаний подследственных. В первом случае следователь сам писал вымышленные показания, основываясь на доносах и агентурных данных, а потом заставлял подследственного поставить под этим фальсификатом свою подпись [44, с. 130; 45, с. 41]. Подобные заведомо сфальсифицированные показания легко узнаваемы: они носят расплывчатый характер, признание вины обвиняемого делается без ссылок на конкретные факты и обстоятельства, зато вместо этого наличествуют многословные рассуждения об «антисоветском» характере действий подследственного Наглядным примером подобного рода «показаний» является протокол допроса бывшего главнокомандующего эстонской армии генерала И. Лайдонера от 17 марта 1952 г. [23, л. 170-172]. Стоит отметить, что данные в 1940-1941 гг. показания Лайдонера оцениваются историками как достоверные [46, с. 220].. Как отмечает С.В. Журавлев, подобные целиком «состряпанные» протоколы допросов сравнительно легко вычислить. «Во-первых, в силу явной абсурдности и противоречивости содержащихся в них данных, во-вторых, поскольку при составлении “липы” следователи не особенно заботились о правдоподобии вымысла, в-третьих, на основании фактов, имен или деталей, которые есть возможность перепроверить с помощью других источников» [3, с. 186]. То, что показания А. Повилайтиса не являются подобным грубым фальсификатом, совершенно очевидно - ведь многие весьма точно изложенные детали просто не могли быть известны московским следователям [1, с. 57].

Второй использовавшийся в органах НКВД способ фальсификации следственных показаний представлял собой своеобразное «коллективное творчество» подследственного и следователя. Пример подобного коллективного творчества уже приводился нами выше: следователь А.Ф. Рассыпнинский, ознакомив подследственного В.Л. Зускина с протоколами допросов его признавшихся «подельников», попросил написать комментарии к этим показаниям. После того как эти комментарии были написаны, следователь на их основе подготовил сфальсифицированные «показания» [39]. С подобными документами историку работать труднее, однако сфальсифицированные элементы также могут быть выявлены. Еще раз процитируем С.В. Журавлева: «Такого рода вынужденное “коллективное творчество” лучше всего выдают логические нестыковки и неправдоподобные детали в отношении обстоятельств вербовки, полученного задания, связных и переданных им материалов, других участников шпионской группы и др.» [3, с. 187].

Однако в зафиксированных в протоколах допросов показаниях А. Повилайтиса подобных нестыковок не наблюдается. Более того, мы располагаем обширными собственноручными показаниями подследственного на литовском языке. При их сравнении с протоколами допросов в последних не обнаруживается каких-либо принципиально важных признаний, которые имело бы смысл фальсифицировать следователю. Развернутые признания о сотрудничестве с нацистскими спецслужбами и визите А. Повилайтиса в Берлин (а это единственные признания, имевшие актуальный политический смысл) сначала появляются в собственноручных показаниях и лишь потом фиксируются следователями в протоколах допросов.

Но, быть может, фальсификация показаний проводилась не на уровне протоколов допросов, а на уровне собственноручных показаний? Рассмотрим эту возможность.

Как и в случае с протоколами допросов, существуют две возможности фальсификации собственноручных показаний. Первый - наиболее простой, когда собственноручные показания пишутся сломленным арестантом под диктовку следователя. Подобный метод фальсификации, безусловно, практиковался в НКВД, однако в интересующем нас случае это практически невозможно. Дело в том, что свои собственноручные показания Повилайтис писал на литовском языке, в знании которого невозможно заподозрить ни одного из допрашивавших его следователей НКВД. Однако для того, чтобы следователь имел возможность проверить правильность изложения диктуемых им «показаний», Повилайтис должен был бы писать диктуемый ему текст исключительно по-русски (русским языком бывший шеф литовской политической полиции, разумеется, владел). К тому же остается непонятным, откуда следователю было известно столько специфической информации о деятельности литовских, германских, британских и французских спецслужб на территории Литвы.

Разумеется, возможен другой способ подготовки сфальсифицированных собственноручных показаний - путем уже упоминавшегося «коллективного творчества». Историкам известны случаи, когда подследственный писал свои показания самостоятельно, следователь НКВД вносил в них «нужные» дополнения, после чего подследственный подготавливал чистовую версию показаний [47, с. 146]. Однако в интересующем нас случае реализация подобного сценария предельно маловероятна, так как требует многократного (и абсолютно бессмысленного ввиду владения Повилайтиса русским языком) перевода текстов собственноручных показаний с литовского на русский и обратно.

Стоит обратить внимание и на еще один немаловажный момент. В предыдущем разделе мы уже обращали внимание на то, что информация, сообщаемая Повилайтисом в собственноручных показаниях, практически сразу фиксировалась следователями в отдельных протоколах допросов. По всей видимости, следователи не хотели дожидаться подготовки перевода собственноручных показаний, предпочитая получить показания как можно скорее. Сравнение этих протоколов с собственноручными показаниями демонстрирует, что в протоколы не включались детали, показавшиеся следователям крамольными. Например, в протоколе допроса от 13 марта 1941 г. при изложении содержания беседы Повилайтиса с высокопоставленным сотрудником РСХА В. Бестом следователь записывает показания следующим образом: «Здесь же Бест не упустил также случая высказать свое отношение к СССР и стал в довольно неприкрытой и наглой форме возводить клевету на Советский Союз, причем каждый раз старался подчеркнуть свою широкую осведомленность о Советском Союзе и его внутригосударственной жизни» [1, с. 208]. Обращение к собственноручным показаниям А. Повилайтиса от 4 февраля 1941 г. позволяет понять, что «неприкрытая и наглая клевета» заключалась в негативной оценке Бестом последствий «Большого террора» 1937-1938 гг. для политической устойчивости и обороноспособности Советского Союза [1, с. 179].

В тех же собственноручных показаниях Повилайтиса от 4 февраля 1940 г. мы находим не менее крамольное наблюдение: «Движение троцкистов [в Литве] начало также увеличиваться в 1939 г. после того, как Германия подписала пакт о ненападении с Советским Союзом. Это движение проявилось в критике данной политики Коминтерна... Помню, что самой главной нападкой троцкистов на коммунистов было следующее: дескать, коммунисты все время кричали, что троцкисты и сам Лев Троцкий - агенты Гитлера и фашизма. Теперь же, после подписания пакта о ненападении с Германией, выяснилось, кто настоящие агенты Гитлера и фашизма. Как мне докладывали начальники округов, подобными аргументам троцкисты вносили разочарование в коммунизме в рабочую среду и в компартию» [1, с. 191, 192]. В «закрепляющих» собственноручные показания последующих протоколах допросов ничего подобного, разумеется, не зафиксировано: следователь предусмотрительно сократил показания Повилайтиса.

Наличие подобных сокращений чрезвычайно важно для нас, поскольку наглядно свидетельствует о том, что имеющиеся в нашем распоряжении собственноручные показания Повилайтиса не писались под диктовку следователей и не редактировались ими. Ведь в противном случае никакой «крамолы» в показаниях не было бы с самого начала.

Существенным является и тот факт, что ни в протоколах допросов, ни в собственноручных показаниях Повилайтиса мы не находим упоминаний о том, что следователь неправильно записывает его показания. Между тем в материалах следственных дел других литовских чиновников (в том числе в дошедших до нас в форме выписок из протоколов допросов) подобные упоминания встречаются. Так, например, в протоколе допроса сотрудника военной разведки Литвы К. Пранцкониса от 24 мая 1941 г. в ответ на уточняющий ранее данные показания вопрос подследственный отмечает: «В этой части мои показания неверны и я об этом заявлял во время допроса, но мне следователь сказал, что это впоследствии будет уточнено, чего сделано не было, и я об этом писал специальное заявление на имя начальника следчасти» [24, л. 217]. Повилайтис же подобных заявлений не делал - даже в собственноручных показаниях.

Анализируя собственноручные показания Повилайтиса, необходимо обратить внимание и на еще одно обстоятельство. Как отмечает А.Ю. Ватлин, «своеобразной формой сопротивления фальсификациям было незаметное для следователя встраивание... в собственноручные показания нелепиц и фактов, которые можно было бы опровергнуть на судебном заседании. Это было достаточно распространенной тактикой обвиняемых, в частности, офицеры Красной армии называли в качестве вербовщиков имена средневековых немецких рыцарей» [44, с. 140, 141]. Однако в собственноручных показаниях Повилайтиса нет абсолютно никаких заведомых нелепиц.

При этом стоит отметить, что поведение Повилайтиса на следствии никак не соответствует поведению «сломленного» человека. Мы уже упоминали в предыдущем разделе, что бывший директор Департамента безопасности последовательно пытался скрыть от следствия известную ему агентуру литовской политической полиции в компартии и других политических организациях, проявляя при этом изрядное хитроумие и находчивость. Это, безусловно, поведение сильного и умного человека, ведущего опасную игру со следователем и заботящегося о тех, кто ему доверился. К слову сказать, аналогичным было поведение на следствии и коллег Повилайтиса - руководителей политических полиций Эстонии и Латвии Й. Соомана и Я. Фридрихсонса [42, с. 100].

В предыдущей работе [4] мы описывали последовательность, в которой производится анализ достоверности информации, содержащейся в следственных показаниях. На первом (предварительном) этапе исследователю необходимо установить, планировалось ли дело к рассмотрению в качестве публичного; существуют ли данные о применении следователем пыток; сосредотачивал ли следователь внимание исключительно на фиксации компрометирующих подследственного материалов; не носят ли показания шаблонный и расплывчатый характер; не происходило ли во время следствия резкой смены поведения обвиняемого. Ответы на эти вопросы дают возможность исследователю сформировать предварительное представление об особенностях источника, выдвинуть предположения о наличии или отсутствии фальсификаций в показаниях репрессированного.

Что мы можем сказать о деле А. Повилайтиса с точки зрения этих вопросов?

1. Дело А. Повилайтиса не планировалось к рассмотрению в качестве публичного, однако, вне всякого сомнения, носило актуальный политический характер. Следовательно, возможность фальсификации показаний подследственного весьма высока.

2. Хотя прямые свидетельства о применении пыток по отношению к А. Повилайтису отсутствуют, имеются обширные и достоверные свидетельства о том, что все ведшие дело следователи при необходимости не гнушались ни избиением подследственных, ни фальсификацией их показаний. Это, опять-таки, заставляет нас оценивать возможность фальсификации показаний подследственного как весьма высокую.

3. Имеющиеся в нашем распоряжении протоколы допросов и выписки из протоколов допросов свидетельствуют, что Повилайтиса допрашивали не только по вопросам, связанным с предъявленными ему обвинениями, и политически значимой теме сотрудничества с германскими спецслужбами, но и по многим другим. Следователи пытались выяснить известную Повилайтису информацию об агентуре Департамента государственной безопасности в политических партиях и общественных организациях, об установленной агентуре иностранных разведывательных органов в Литве, о структуре литовских органов государственной безопасности. С учетом того, что Повилайтису было предъявлено обвинение по ст. 58-6 (шпионаж) и ст. 58-13 (активная борьба против рабочего класса или революционного движения) УК РСФСР, для простого осуждения бывшего главы литовской спецслужбы выявление всех этих подробностей было абсолютно излишним. Излишними эти сведения были и с внешнеполитической точки зрения. А вот в случае их оперативного использования эти подробности становились чрезвычайно важны. Из этого мы можем сделать вывод, что одной из задач следователей являлось получение информации оперативного характера. Это уменьшает возможность применения по отношению к Повилайтису мер физического воздействия, резко снижает возможность «выбивания» у него заведомо ложных показаний и (или) их фальсификации.

4. Как собственноручные, так и зафиксированные в протоколах допросов показания А. Повилайтиса носят подробный и четкий характер, содержат массу деталей, о которых не могли знать следователи НКВД. Наличие в деле рукописных собственноручных показаний на незнакомом следователям литовском языке делает процесс возможной фальсификации показаний чрезвычайно сложным. В собственноручных показаниях Повилайтиса от 4 февраля 1940 г. присутствуют «крамольные» с советской точки зрения высказывания, свидетельствующие о том, что следователь в написании и (или) редактуре этих показаний участия не принимал.

5. Резкой смены показаний обвиняемого не происходило, все ключевые показания относительно политически значимой темы сотрудничества с германскими спецслужбами и визита в Берлин были даны Повилайтисом в самом начале следствия. Однако в феврале - марте 1941 г. следователь А.Ф. Рассыпнинский добился их важного уточнения, значимого с политической точки зрения. Это может быть признаком фальсификации части показаний, однако каких-либо категорических выводов на этом основании сделать нельзя.

Подводя итоги первого (предварительного) этапа анализа следственных показаний А. Повилайтиса, мы не можем дать исчерпывающий ответ на вопрос о достоверности содержащейся в них информации. Политическая значимость дела и состав следователей ясно говорит о том, что фальсификация показаний Повилайтиса более чем возможна. Однако внимательное изучение самих показаний и механизма их появления, напротив, дает множество существенных аргументов в пользу достоверности, зафиксированной в протоколах допросов и собственноручных показаниях А. Повилайтиса информации. Поэтому на втором этапе нашего анализа мы ответим на вопрос, подтверждаются ли показания подследственного независимыми источниками и, если да, то в какой степени. Только этим путем мы сможем окончательно решить интересующий нас вопрос о достоверности показаний А. Повилайтиса.

Библиографический список

1. Дюков, А.Р. «Протекторат Литва». Тайное сотрудничество с нацистами и нереализованный сценарий утраты литовской независимости / А.Р. Дюков. - Москва, 2013.

2. Дюков, А.Р. Вводная статья / А.Р. Дюков, Н.Н. Кабанов, В.В. Симиндей // Вынужденный альянс. Советско-балтийские отношения и международный кризис 1939-1940: сб. док. / сост.: А.Р. Дюков, Н.Н. Кабанов, В.В. Симиндей. - Москва, 2019.

3. Журавлев, С.В. Судебно-следственная и тюремно-лагерная документация / С.В. Журавлев // Источниковедение новейшей истории России: теория, методология, практика / под ред. А.К. Соколова. - Москва, 2004.

4. Дюков, А.Р. К вопросу о допустимости использования следственных показаний, полученных органами ОГПУ-НКВД / А.Р. Дюков // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2018. - №3 (47). - С.74-89.

5. Гоцуленко, А.В. О следственной работе органов НКВД СССР в 1930-е годы / А.В. Гоцуленко // История государства и права. - 2013. - №6.

6. Гоцуленко, А.В. Следствие в органах НКВД СССР в середине 1930-х годов / А.В. Гоцуленко // Российский юридический журнал. - 2012. - №1. - С. 187-194.

7. Лубянка. ВЧК - ОГПУ - НКВД - НКГБ - МГБ - МВД - КГБ, 1917-1960: справочник / сост., введ., прим. А.И. Кокурина, Н.В. Петрова. - Москва, 2003.

8. Жирнов, Е. «Берия стал бояться Абакумова как огня» / Е. Жирнов // Коммерсантъ-Власть. - 2008. - №25.

9. Кантор, Ю.З. Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии 20-30-х годов / Ю.З. Кантор. - Москва, 2014.

10. Дюков, А.Р. «Дело Повилайтиса» и кризис советско-литовских отношений в мае - июне 1940 г. / А.Р. Дюков // Вестник Самарского университета. История, педагогика, филология. - 2018. - №1. - С. 46-53.

11. Lietuvos centrinis valstybes archyvas. Ф. R-475. Оп. 1. Д. 1.

12. Asmenskas, V. Didziosios tautos aukos / V. Asmenskas. - Vilnius, 2009.

13. Anusauskas, A. Lietuvos slaptosios tarnybos, 1918-1940 / A. Anusauskas. - Vilnius, 1993.

14. Anusauskas, A. KGB Lietuvoje. Slaptosios veiklos bruozai / A. Anusauskas. - Vilnius, 2008.

15. Tininis, V. Snieckus: 33 metai valdzioje (Antano Snieckaus biografine apybraiza) / V. Tininis. - Vilnius, 2000.

16. Voveris, V. Broliai Sprindziai: “Plьgo” direktorius ir CK sekretorius / V. Voveris.

17. Славинас, А. Гибель Помпеи. Записки очевидца / А. Славинас. - Тель-Авив, 1997.

18. Lietuvos yapatingas archyvas. Ф. K-1. Оп. 58. Д. 28419/3.

19. Lietuvos yapatingas archyvas. Ф. 3377. Оп. 58. Д. 483.

20. Lietuvos yapatingas archyvas. Ф. К-40. Оп. 1. Д. 107.

21. Politische Archiv des Auswдrtigen Amts. R 101.031.

22. Zentrale Stelle der Landesjustizverwaltungen zur Verfolgung von NS-Gewaltverbre- chen in Ludwigsburg. II 207 AR-Z 41/83, vol. 2.

23. Lietuvos yapatingas archyvas. Ф. 3377. Оп. 55. Д. 65.

24. Lietuvos yapatingas archyvas. Ф. 3377. Оп. 58. Д. 806.

25. Lietuvos yapatingas archyvas. Ф. К-40. Оп. 1. Д. 84.

26. Lietuvos yapatingas archyvas. Ф. К-40. Оп. 1. Д. 104.

27. Latvijas Valsts Arhivs. Ф. 1986. Оп. 1. Д. 43894.

28. Lietuvos yapatingas archyvas. Ф. 3377. Оп. 55. Д. 40.

29. Butautas, К.A. Povilaicio kelione j Berlyn. 1940 metais / К. Butautas // Aidai. - 1988. - №4. - P. 248-257.

30. Seen, A. Lithuania 1940: Revolution from Above / A. Seen. - Amsterdam; New York, 2007.

31. Петров, Н. Палачи. Они выполняли заказы Сталина / Н. Петров. - Москва, 2011.

32. Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы: в 3 т. Т. 1. Март 1953 - февраль 1956 гг. / сост. А.Н. Артизов, Ю.В. Сигачев, В.Г. Хлопов, И.Н. Шевчук. - Москва: МФД, 2000. - 503 с.

33. Лубянка. Сталин и НКВД - НКГБ - ГУКР «Смерш». 1939 - март 1946. - Москва, 2006.

34. «Дело Берия». Приговор обжалованию не подлежит / сост. В.Н. Хаустов. - Москва, 2012.

35. Политбюро и дело Берия: сб. док. / сост. О.Б. Мозохин. - Москва, 2012.

36. Следственная часть по особо важным делам.

37. Обгольц, А. История одной лжи / А. Обгольц.

38. Смирнов, А.А. Казачьи атаманы / А.А. Смирнов. - Санкт-Петербург, 2002.

39. Борщаговский, А. Обвиняется кровь: фрагменты книги / А. Борщаговский // Новый мир. - 1993. - №10.

40. Дюков, А.Р. Неудачи капитана Крибица. О попытках вербовки абвером руководителей политических полиций Латвии и Эстонии / А.Р. Дюков // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. - 2017. - №2.

41. Eesti Riigiarhiivi filiaal. Ф. 130SM. Оп. 1. Д. 9861.

42. Trautmanis, A. Izlыkosanas noslepumi. Latvijas iedzпvotвji arvalstu slepenajоs dienestos 20. gadsimta pirmaja puse / A. Trautmanis. - Riga, 2015.

43. Быкова, С.И. «Наказанная память»: свидетельства о прошлом в следственных материалах НКВД / С. И. Быкова // Неприкосновенный запас. - 2009. - №2.

44. Ватлин, А.Ю. «Ну и нечисть». Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области, 1936-1941 гг. / А.Ю. Ватлин. - Москва: РОССПЭН, 2012.

45. Ватлин, А.Ю. Террор районного масштаба. «Массовые операции» НКВД в Кунцевском районе Московской области, 1937-1938 гг. / А.Ю. Ватлин. - Москва: Политическая энциклопедия, 2004. - 254 с.

46. Ильмярв, М. Безмолвная капитуляция. Внешняя политика Эстонии, Латвии и Литвы между двумя войнами и утрата независимости (с середины 1920-х годов до аннексии в 1940) / М. Ильмярв. - Москва, 2012.

47. Соколов, М.В. Трактат для ОГПУ: Борис Шабер. «Народничество на рубеже 2-й пятилетки» (1933) / М.В. Соколов // Русский Сборник: исследования по истории России / ред.-сост.: О.Р. Айрапетов, М. Йованович, М.А. Колеров, Б. Меннинг, П. Чейсти. - Москва: Регнум, 2012. - Т. XI - 520 с.

References

1. Dyukov A.R. «Protektorat Litva». Taynoe sotrudnichestvo s natsistami i nerealizovannyy stsenariy utraty litovskoy nezavisimosti [“Protectorate of Lithuania”. Secret cooperation with the Nazis and the unrealized scenario of the loss of Lithuanian independence]. Moscow, 2013. [In Russian]

2. Dyukov A.R., Kabanov N.N., Simindey V.V. Vynuzhdennyy al'yans. Sovetsko-baltiyskie otnosheniya i mezhdunarodnyy krizis 1939-1940: sb. dok. [Forced alliance. Soviet-Baltic relations and the international crisis 1939-1940: collected reports]. Moscow, 2019. [In Russian]

3. Zhuravlev S.V. Istochnikovedenie noveyshey istorii Rossii: teoriya, metodologiya, praktika [Source studies of the contemporaryt history of Russia: theory, methodology, practice]. Moscow, 2004. [In Russian]

4. Dyukov A.R. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedeniy. Povolzhskiy region. Gumanitarnye nauki [University proceedings. Volga region. Humanities]. 2018, no. 3 (47), pp. 74-89. [In Russian]

5. Gotsulenko A.V. Istoriya gosudarstva i prava [History of state and law]. 2013, no. 6.

6. Gotsulenko A.V. Rossiyskiy yuridicheskiy zhurnal [Russian law journal]. 2012, no. 1, pp. 187-194. [In Russian]

7. Lubyanka. VChK - OGPU - NKVD - NKGB - MGB - MVD - KGB, 1917-1960: spravochnik [Lubyanka. Cheka - OGPU - NKVD - NKGB - MGB - Ministry of Internal Affairs - KGB, 1917-1960: reference book]. Compilers A.I. Kokurina, N.V. Petrova. Moscow, 2003. [In Russian]

8. Zhirnov E. Kommersant"-Vlast' [Kommersant - Vlast newspaper]. 2008, no. 25.

9. Kantor Yu.Z. Zaklyataya druzhba. Sekretnoe sotrudnichestvo SSSR i Germanii 20-30-kh godov [Sworn friendship. Secret cooperation of the USSR and Germany of the 20-30ss]. Moscow, 2014. [In Russian]

10. Dyukov A.R. Vestnik Samarskogo universiteta. Istoriya, pedagogika, filologiya [Bulletin of Samara University. History, pedagogy, philology]. 2018, no. 1, pp. 46-53. [In Russian]

11. Lietuvos centrinis valstybes archyvas [Central State Archives of Lithuania]. F. R-475. Op. 1. D. 1.

12. Asmenskas V. Didziosios tautos aukos [The sacrifices of the great nation]. Vilnius, 2009.

13. Anusauskas A. Lietuvos slaptosios tarnybos, 1918-1940 [Lithuanian Secret Services, 1918-1940]. Vilnius, 1993.

14. Anusauskas A. KGB Lietuvoje. Slaptosios veiklos bruozai [KGB in Lithuania. Features of covert activityx]. Vilnius, 2008.

15. Tininis V. Snieckus: 33 metai valdzioje (Antano Snieckaus biografine apybraiza) [Snieckus: 33 years in power (biography of Antanas Snieckus)]. Vilnius, 2000.

16. Voveris V. Broliai Sprindziai: “Plugo” direktorius ir CK sekretorius [Brothers Sprindziai: Director of “Plьgo” and Secretary of the Central Committee].

17. Slavinas A. Gibel' Pompei. Zapiski ochevidtsa [The death of Pompeii. Witness notes]. Tel'-Aviv, 1997. [In Russian]

18. Lietuvos yapatingas archyvas [Special archive of Lithuania]. F. K-1. Op. 58. 28419/3.

19. Lietuvos yapatingas archyvas [Special archive of Lithuania]. F. 3377. Op. 58. D. 483.

20. Lietuvos yapatingas archyvas [Special archive of Lithuania]. F. K-40. Op. 1. D. 107.

21. Politische Archiv des Auswдrtigen Amts [Political archive of the Federal Foreign Office]. R 101.031.

22. Zentrale Stelle der Landesjustizverwaltungen zur Verfolgung von NS-Gewaltverbrechen in Ludwigsburg [Central office of the State Judicial Authorities for the persecution of Nazi violent crimes in Ludwigsburg]. II 207 AR-Z 41/83, vol. 2.

23. Lietuvos yapatingas archyvas [Special archive of Lithuania]. F. 3377. Op. 55. D. 65.

24. Lietuvos yapatingas archyvas [Special archive of Lithuania]. F. 3377. Op. 58. D. 806.

25. Lietuvos yapatingas archyvas [Special archive of Lithuania]. F. K-40. Op. 1. D. 84.

26. Lietuvos yapatingas archyvas [Special archive of Lithuania]. F. K-40. Op. 1. D. 104.

27. Latvijas Valsts Arhivs [Latvian State Archives]. F. 1986. Op. 1. D. 43894.

28. Lietuvos yapatingas archyvas [Special archive of Lithuania]. F. 3377. Op. 55. D. 40.

29. Butautas K.A. Aidai [Echoes]. 1988, no. 4, pp. 248-257.

30. Seen A. Lithuania 1940: Revolution from Above. Amsterdam; New York, 2007.

31. Petrov N. Palachi. Oni vypolnyali zakazy Stalina [The executioners. They carried out the orders of Stalin]. Moscow, 2011. [In Russian]

32. Reabilitatsiya: kak eto bylo. Dokumenty Prezidiuma TsKKPSS i drugie materialy: v 3 t. T. 1. Mart 1953 - fevral' 1956 gg. [Rehabilitation: how it was. Documents of the Presidium of the CPSU Central Committee and other materials: in 3 volumes. Volume 1. March, 1953 - February, 1956]. Compilers A.N. Artizov, Yu.V. Sigachev, V.G. Khlopov, I. N. Shevchuk. Moscow: MFD, 2000, 503 p.

33. Lubyanka. Stalin i NKVD - NKGB - GUKR «Smersh». 1939 - mart 1946 [Lubyanka. Stalin i NKVD - NKGB - GUKR “Smersh”. 1939 - March, 1946]. Moscow, 2006. [In Russian]

34. «Delo Beriya». Prigovor obzhalovaniyu ne podlezhit [“The case of Beria”. The verdict is not subject to appeal]. Comp. V.N. Khaustov. Moscow, 2012.

35. Politbyuro i delo Beriya: sb. dok. [Politburo and the Beria Affair: collected reports]. Comp. O.B. Mozokhin. Moscow, 2012. [In Russian]

36. Sledstvennaya chast' po osobo vazhnym delam [Investigative part on critical cases].

37. Obgol'ts A. Istoriya odnoy lzhi [The story of one lie].

38. Smirnov A.A. Kazach'i atamany [Cossack chieftains]. Saint-Petersburg, 2002.

39. Borshchagovskiy A. Novyy mir [Novyy mir newspaper]. 1993, no. 10.

40. Dyukov A.R. Zhurnal rossiyskikh i vostochnoevropeyskikh istoricheskikh issledovaniy Journal of Russian and East European Historical Studies. 2017, no. 2.

41. Eesti Riigiarhiivi filial [Branch of the Estonian State Archives]. F. 130SM. Op. 1. 9861.

42. Trautmanis A. Izlukosanas noslepumi. Latvijas iedzivotaji arvalstu slepenajos dienestos 20. gadsimta pirmaja puse [Intelligence secrets. Latvian residents in foreign secret services in the first half of the XX century]. Riga, 2015.

43. Bykova S.I. Neprikosnovennyy zapas [Neprikosnovennyy zapas journal]. 2009, no. 2. [In Russian]

44. Vatlin A.Yu. «Nu i nechist'». Nemetskaya operatsiya NKVD v Moskve i Moskovskoy oblasti, 1936-1941 gg. [“Oh, those evil spirits”. German NKVD operation in Moscow and the Moscow Region, 1936-1941]. Moscow: ROSSPEN, 2012. [In Russian]

45. Vatlin A.Yu. Terror rayonnogo masshtaba. «Massovye operatsii» NKVD v Kuntsevskom rayone Moskovskoy oblasti, 1937-1938 gg. [Terror of regional scale. “Mass operations” of the NKVD in the Kuntsevo district of the Moscow region, 1937-1938]. Moscow: Politicheskaya entsiklopediya, 2004, 254 p. [In Russian]

46. Il'myarv M. Bezmolvnaya kapitulyatsiya. Vneshnyaya politika Estonii, Latvii i Litvy mezhdu dvumya voynami i utrata nezavisimosti (s serediny 1920-kh godov do anneksii v 1940) [Silent surrender. Foreign policy of Estonia, Latvia and Lithuania between the two wars and the loss of independence (from the middle of 1920s until the annexation of 1940)]. Moscow, 2012. [In Russian]

47. Sokolov M.V. Russkiy Sbornik: issledovaniya po istorii Rossii [Russian Collection: studies on the history of Russia]. Moscow: Regnum, 2012, vol. XIII, 520 p. [In Russian]

Размещено на allbest.ru