"Изучая край с точки зрения военной": российские офицеры и интеллектуальное освоение Северного Кавказа времён Кавказской войны

Размещено на http://www.allbest.ru/

кавказ армия рукопись бларамберг

Статья по теме:

«Изучая край с точки зрения военной»: российские офицеры и интеллектуальное освоение Северного Кавказа времён Кавказской войны

Татьяна Колосовская, «Studying the region from the military point»: Russian officers and intellectual development of the North Caucasus during the Caucasus War

Tatiana Kolosovskaya, (North-Caucasus Federal University, Stavropol, Russia)

Постепенное продвижение и закрепление России на Кавказе в целом и на северных его склонах в частности активно разрабатывается в современной отечественной и зарубежной историографии. В том числе изучается и роль в этом процессе русской армии -- её адаптации к местным условиям, участие в строительстве крепостей, давших начало городам, развитии местной инфраструктуры и проч. Затрагивались историками и отдельные аспекты научно-практической и культурно-просветительской деятельности офицеров Кавказской армии. Но ещё только предстоит установить, какую роль они сыграли в изучении Северного Кавказа, какие способы и средства для этого использовали, какими мотивами руководствовались и какое воздействие полученные ими знания оказывали на изменение политики в регионе.

Изучение Северного Кавказа в России шло рука об руку с постепенным присоединением отдельных его частей к империи. Несомненно, важную роль при этом сыграли организованные Академией наук экспедиции и поездки отдельных учёных (И.А. Гильденштедта, С.-Г. Гмелина, П.-С. Палласа, Ю. Клапрота). Тем не менее сведения о новых территориях требовалось постоянно уточнять, а их сбор был занятием далеко не безопасным. Политические настроения местных жителей отличались неустойчивостью. Значительная часть горцев не желала добровольно принимать российское подданство и с оружием в руках отстаивала свою независимость.

В Петербурге же понимали, что без точного представления о расселении северокавказских народов, их быте и обычаях невозможно успешное проведение военных экспедиций, приведение к присяге непокорных и дальнейшее налаживание эффективной системы управления. А поскольку достоверной информации было крайне мало, в процесс изучения региона пришлось включиться армии.

Исследованием противника и театра боевых действий занимались офицеры Генерального штаба и чины Корпуса военных топографов. Во время рекогносцировок местности в обязанности состоящего при отряде штабного офицера входил осмотр дорог, рек, мостов, оврагов и т.п. для последующего нанесения их на карту. В дополнение к картам и планам составлялись «особенные описания», где излагались те обстоятельства, которые невозможно было передать с помощью штрихов и гравировки. «Руководство для офицеров Генерального штаба при войсках состоящих» предписывало при составлении таких описаний обращать внимание на особенности местного управления и вероисповедания, характер населения, его обычаев и нравов, специфику хозяйственной деятельности жителей, включая земледелие и скотоводство, промышленность и торговлю и т.д. Однако чёткие инструкции для подготовки подобных обзоров отсутствовали. Как было сказано в «Руководстве»: «Чтение образцовых в сём роде произведений, навык изложения на бумаге мыслей своих и всего замеченного ясным и определительным образом, наблюдательный ум и зрелое суждение, -- вот лучшие указатели к постановлению себе безошибочных правил для сочинения систематического и удовлетворительного описания целого края».

В РГВИА хранятся многочисленные рукописи, отражающие итоги исследования военными отдельных кавказских территорий. Собранные в них данные топографического и статистического характера были необходимы российскому командованию для решения текущих практических задач. Они помогали выбирать места для закладки крепостей, прокладки дорог и дислокации войск, облегчали понимание противника, указывали, с кем и о чём можно договариваться. Конечно, как отмечал Н.И. Покровский, в кавказоведческой литературе того времени «встречаются имена русских писателей и учёных, западноевропейских путешественников и исследователей. Но, анализируя материал, который дают эти работы, мы почти всегда можем увидеть, что авторы заимствовали сообщаемые ими факты у представителей русской военной администрации, чаще всего у офицеров Кавказской армии». Среди известных кавказоведов были и те, кто непосредственно принимал участие в покорении региона.

Иногда к составлению военных обозрений привлекались учёные. В начале 1829 г. начальник Главного штаба генерал от инфантерии гр. И.И. Дибич сообщил в Академию наук о намерении командующего на Кавказской линии генерала Г.А. Емануеля исследовать окрестности гор Эльбрус и Кинжал на р. Малке и предложил академикам «воспользоваться сим случаем для собирания точнейших сведений о стране той, в отношении к естественному положению и произведениям оной». С высочайшего разрешения Академия наук командировала на Кавказ четырёх своих членов -- А.Я. Купфера, Э. Ленца, Э. Менетрие и К. Мейера. Из-за кратковременности экспедиции и гористости местности возникли сложности с перевозкой больших и весьма хрупких инструментов. Поэтому Николай I одобрил проведение «преимущественно изысканий по части зоологической, ботанической и минералогической», «физические же обозрения» рекомендовал «ограничить измерением высоты Эльбруса и по возможности магнитическими наблюдениями».

21 июля Емануель рапортовал в Главный штаб о том, что «экспедиция к обозрению ближайших окрестностей Эльбруса и прочих открытий, выступив со мной из Горячеводска прошлого июня 26 числа, возвратилась благополучно обратно». При этом генерал уведомлял как об обнаружении свинца, каменного угля, точильного сланца, алебастра, мела и соснового леса, так и о главном событии: «8-го числа июля вечером пехота и конница, преодолев все затруднения, достигла до самой подошвы Эльбруса и расположилась лагерем у самой реки Малки. 9-го числа июля все академики и другие изъявившие желание охотники взойти на Эльбрус отправились к самому снежному хребту сей горы. 10-го числа в третьем часу по полуночи, пользуясь благоприятной погодой, выступили все к исполнению предложенной цели, но после самых величайших усилий, достигнув выше половины Эльбруса, обратились назад. Один только кабардинец, по прозванию Хиляр, успел достигнуть около 11-ти часов самой вершины сей горы, на которой водрузил палку, с ним имевшуюся, и, обложив её камнем, спустился обратно, показав первый возможность быть на высочайшей из гор в Европе, почитавшейся поныне неприступной». В итоге менее чем за месяц удалось собрать материалы о местной флоре и фауне, полезных ископаемых и высотах гор, которые в течение нескольких десятилетий служили основой для изучения региона в Академии наук. Широкий общественный резонанс в России и в Европе получило и первое документально подтверждённое восхождение на главную вершину Кавказа.

Высокий образовательный уровень и специальная подготовка некоторых военных позволяла им самостоятельно проводить научные исследования, не прибегая к помощи академиков. К их числу принадлежал топограф и геодезист Иосиф (Осип) Иванович Ходзько (1800--1881), происходивший из польских дворян Минской губ.и окончивший физико-математический факультет Виленского университета. В 1840 г. по ходатайству командующего Отдельным

Кавказским корпусом генерала Е.А. Головина его вызвали в Тифлис для триангуляции Кавказа. В ходе этой работы ему довелось в 1850 г. совершить восхождение на Арарат.

В то время в крае имелось только несколько пунктов, определённых астрономически. На Ходзько как опытного геодезиста командование возлагало большие надежды, поскольку без проведения тригонометрического измерения невозможно было составить точные карты. Конечно, в горной местности, да ещё и в условиях перманентных боёв, осуществить задуманное было весьма сложно. Тем не менее, вспоминал Ходзько, «объезжая потом Закавказье и участвуя в военных действиях против непокорных горцев, я пришёл к убеждению, что правильная триангуляция всего Кавказского края есть дело трудное, но не невозможное».

Полевые наблюдения безостановочно производились с 1847 г. до осени 1853 г., начинаясь в апреле и оканчиваясь в ноябре или декабре. На протяжении 700 вёрст от горы Оштека, в верховьях реки Белой, до Базар-дюза на границе Кубинского уезда Бакинской губ., военные топографы разместили 12 тригонометрических станций. Ещё 18 станций было оборудовано в южной части Закавказья. Все они находились или на снеговых вершинах, или на горах, свободных от снега не более двух-трёх месяцев. В первый же год выпавший в октябре глубокий снег завалил тропу, ведущую на гору Аглаган. Чтобы достичь её вершины, топографам пришлось прорубать в мёрзлом снегу узкий коридор длиною более 200 м и поднимать по нему вьюки с инструментами для геодезических наблюдений. К тому же сами измерения нередко приходилось делать под обстрелом «немирных» горцев.

Однако полученные результаты заслужили высокую оценку научной общественности. Созданная для их анализа специальная комиссия Императорского Русского географического общества (РГО) констатировала, что «по трудности выполнения» и «по самоотвержению производителей» это исследование может «соперничать со всеми подобными работами, произведёнными где-либо на земном шаре, не исключая индийской триангуляции, прославившей 25 лет тому назад имя Эвереста». Ходзько вручили Константиновскую медаль. Впоследствии, состоя по Кавказской армии, он всецело посвятил себя науке, длительное время являлся помощником председателя местного отдела РГО, публиковал статьи в местных и иностранных изданиях.

В условиях войны командование нуждалось в точных и разносторонних сведениях, прежде всего о неподконтрольных районах. Рекогносцировки во время военных экспедиций в горы не всегда приносили желаемый результат -- часто самые важные сведения о дорогах, количестве населения и его образе жизни оставались недоступными. Поэтому приходилось прибегать и к «скрытным обозрениям земель неприязненных нам горцев». Организация секретных экспедиций осуществлялась под непосредственным наблюдением корпусных командиров, как правило, офицерами Генерального штаба. Наиболее активно они практиковались в 1830-х гг. Тогда в горы Северо-Западного и Центрального Кавказа отправились поручик Г.В. Новицкий, штабс-капитан И.В. Шаховской и штабс-капитан Ф.Ф. Торнау. Одновременно на Северо-Восточном Кавказе действовали отряды поручика Г. С. Гордеева, полковника Ф.И. Гене, штабс-капитана В.И. Мочульского и подполковника А.И. Бер-генгейма. Преимуществом «скрытных обозрений» были минимальные материальные и людские затраты при получении максимально достоверной информации об этническом составе, расселении и особенностях хозяйственной деятельности населения. При этом большинство офицеров-разведчиков были узнаны, некоторые попали в плен, иные лишились жизни. В конце 1830-х гг., после гибели русских офицеров в горах Дагестана, командующий Отдельным Кавказским корпусом Е.А. Головин признал необходимым прекратить тайные рекогносцировки и дальнейшие обозрения вести лишь в ходе военных экспедиций.

Между тем в начале 1830-х гг. по распоряжению Николая I в Департаменте Генерального штаба развернулась работа по составлению сводного труда, обобщающего последние сведения о горцах центральной и северной частей Главного Кавказского хребта, восточного побережья Чёрного моря и Дагестана. Так появилась рукопись И.Ф. Бларамберга (1800--1878), которая по уникальности и достоверности сведений и в настоящее время служит ценным источником для научного изучения этнической истории и традиционной культуры Кавказа. О тех или иных народах в ней, конечно, сообщалось с разной степенью подробности, но она вполне отражала сложившееся в горских обществах культурное многообразие. Таким образом, офицеры Генерального штаба перешли от решения текущих практических задач к формированию основ этнографического кавказоведения.

Наряду с созданием обобщающих трудов Генеральный штаб координировал работу по описанию отдельных территорий. В условиях военного времени командованию было важно владеть информацией об обороноспособности различных участков Кавказской линии, о местностях, через которые горцы осуществляли нападения на гражданские поселения. Некоторые сочинения офицеров Генерального штаба, содержавшие топографические, статистические, этнографические и отчасти исторические данные, появились уже в 1820-- 1830-х гг. Но большая их часть так и осталась в рукописях, в том числе и сравнительно мало известное исследователям «Статистическое описание частей

Ставропольского и Пятигорского округов, составленное Генерального штаба штабс-капитаном Калмбергом в 1834 г.». В 1834 г. Г.К. Калмберг был направлен с инспекторской поездкой на левый фланг Кавказской линии для сбора сведений о военном и хозяйственном состоянии расположенных там казачьих станиц и крепостей. В подготовленном им подробном отчёте отмечались недостатки в организации кордонной службы казаков, случаи «нерадения», неустроенность станичного быта. Эти данные учитывались при реорганизации полков Кавказского линейного казачьего войска, а в дальнейшем стали ценнейшим источником для реконструкции их повседневной жизни.

С 1845 г. профессор Императорской Военной академии подполковник (с 1847 г. полковник) Д.А. Милютин, в конце 1830-х -- начале 1840-х гг. служивший в Отдельном Кавказском корпусе, читал курс лекций по военной статистике Кавказа. Отдельные его части посвящены характеристике Кавказской линии, Черноморской береговой линии и Дагестану. Изучая край «с точки зрения военной», Милютин обращал внимание на особенности климата и топографии, включая «все видоизменения местности от высших снеговых гор и диких, ужасных ущелий до равнин совершенно плоских, даже степных и безводных», а также на разнообразие «в отношении этнографическом». Это было планомерное, всестороннее и аналитическое исследование, позволявшее понять региональную специфику, выявить причины ошибок и неудач в российской политике и наметить «различные меры» по «водворению спокойствия». «Покорить весь Кавказский край одним ударом -- есть предположение несбыточное, -- констатировал Милютин. -- Надобно искать средства не столько для покорения всех частей края, сколько для постоянного удержания в покорности частей уже занятых». К их числу относилось не только ведение боевых действий, но и развитие торговли, прокладка дорог, строительство укреплений и основание российских гражданских поселений. Однако, по мнению профессора, «ни одна система не может быть принята исключительно для всех частей края и во всех случаях; но каждое средство может быть с пользою употреблено в своём месте, сообразно с местными условиями и обстоятельствами». Собственно «сущность дела заключается не столько в выборе системы, сколько в умении каждый способ применить в своём месте и своевременно». А для этого военной администрации необходимо обладать «совершенным знанием края». «Вот, -- заключал Дмитрий Алексеевич, -- сущность всей войны Кавказской: основания её, как видим, весьма простые, но в самом исполнении она требует искусства особого рода -- доступного, конечно, не всякому». Многие из тех, кому довелось слушать лекции Милютина, впоследствии формировали и воплощали политику империи на Кавказе.

С конца 1840-х гг. по единой программе, утверждённой военным министром кн. А.И. Чернышёвым, для нужд армии составлялось «Военно-статистическое обозрение Российской империи». Кавказ занимал в нём весь XVI том. Первая его часть, посвящённая Ставропольской губ., была подготовлена капитаном Генерального штаба Н.Н. Забудским (1822--1872). Окончив в 1844 г. Императорскую Военную академию, он был направлен в 1846 г. на Кавказ, где за 20 лет прошёл путь от старшего адъютанта до оберквартирмейстера и начальника штаба правого фланга Кавказской линии, в 1863 г. имел уже чин генерал-майора. В своей работе Забудский показал неоднородность хозяйственного уклада губернии и прилегавших к ней участков Кавказской линии, где развивались земледелие, скотоводство, пчеловодство и шелководство, а многочисленное население существовало отнюдь не только за счёт разбоев и грабежа.

И всё же широкие круги общественности имели слабые и смутные представления об окраинах. Военно-статистические исследования до середины XIX в. не публиковались, и о Кавказе публика судила «по нескольким повестям да рассказам людей, приезжавших на Пятигорские воды». При этом в Европе активно издавались работы Э. Спенсера, Дж. Лонгворта, Т. Лапинского и др., в которых Россия изображалась агрессором, угнетающим свободолюбивых горцев. Петербург открыто обвиняли в «сокрытии действительного состояния дел в этом крае», покорение которого объяснялось «ненасытным властолюбием и жаждой завоеваний одного-единственного человека, императора России».

В ответ на подобные обвинения в Военном министерстве в 1840-х гг. задумали выпустить научный труд, раскрывающий причины и обстоятельства присоединения Кавказа. Первоначально предполагалось, что его напишет Милютин, приступивший в 1849 г. к подготовке «Истории военных действий на Кавказе, в Азиатской Турции и против Персии». Его помощником стал капитан Генерального штаба Д.Х. Бушей, которому поручалось выявление документов в архивах Петербурга, Москвы и Кавказа. По словам Милютина, «Россия не хотела быть в отношении к Кавказу тем, что были Испания, Португалия и сама Англия для своих колоний в Африке и в Америке», и именно поэтому «успехи нашего владычества на Кавказе имели и благотворное влияние на самый край: они представляют человечеству утешительную и беспримерную картину бескорыстного, великодушного стремления метрополии к благу и пользе нового своего приёмыша».

Однако работа Милютина прервалась в самом начале. В годы Крымской войны ему пришлось сосредоточиться на исполнении особых поручений нового военного министра кн. В.А. Долгорукова. Летом 1856 г., покинув Военную академию и отойдя от дел министерства, он собирался вернуться к отложенному исследованию, но уже осенью последовало его назначение исправляющим должность начальника штаба войск на Кавказе. В итоге их с Бушеном деятельность свелась к созданию обширной коллекции документов, которой впоследствии пользовалось несколько поколений кавказоведов.

А первыми популяризаторами истории Кавказской войны в России оказались полковники Д.И. Романовский и Р.А. Фадеев. По словам современника, они «объясняли нам её смысл, её значение, объяснили, каких целей мы старались достигнуть на Кавказе, почему это было для нас нужно, рассказывали, как, в чём именно и почему мы ошиблись, как с исправлением ошибок пошло успешно дело, как покорён, наконец, Кавказ, какая нам от этого польза». Впрочем, в их произведениях освещались преимущественно трудности, которые пришлось преодолеть российской армии, тогда как сведения географического, этнографического и социально-экономического характера носили вспомогательный характер. В 1866 г. к составлению многотомной «Истории войны и владычества русских на Кавказе» по поручению наместника вел.кн. Михаила Николаевича приступил Н.Ф. Дубровин, получивший доступ во все архивы.

В целом, изучение Северного Кавказа «с точки зрения военной», вызванное задачами текущей политики, было направлено не столько на покорение, сколько на интеграцию края в состав империи. Идея его постепенного включения в экономическое, политическое и культурное пространство России с конца 1840-х гг. доминировала в умах военной элиты и определяла действия кн. М.С. Воронцова, а затем и кн. А.И. Барятинского, носившие созидательный и гуманистический по своей сути характер. Вместе с тем участие армии в интеллектуальном освоении Кавказа привело к появлению феномена офицера-исследователя, успешно сочетавшего службу с научной работой и страстью к знаниям.

Размещено на Allbest.ru