Рязанская элита после присоединения княжества к Москве: проблемы интеграции

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

МГУ им. М.В. Ломоносова

Рязанская элита после присоединения княжества к Москве: проблемы интеграции

И.А. Кирпичников

Исследование посвящено истории рязанской элиты в период между ликвидацией независимости княжества и началом опричнины. Присоединение Рязанской земли к Москве не сопровождалось трансформацией традиционной социальной структуры, и местные боярские кланы сохранили свою позицию в локальном сообществе. Рязанская верхушка была включена в служилую систему Русского государства, но ее представители имели относительно низкий статус в иерархии «государева двора».

Ключевые слова: XVI век, Великое княжество Рязанское, «государев двор», Московское государство, провинциальное дворянство, просопография, Рязанский уезд, элита

Ivan A. Kirpichnikov

Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia

Ryazan elite after annexation of the principality to Moscow: problems of integration

The author examines history of Ryazan elite in the period between liquidation of the principality and Oprichnina. Annexation of Ryazan land was not accompanied by a transformation of the traditional social structure, so local boyars maintained their position in the community. Ryazan elite was integrated into the state service system, but had a relatively low status in the hierarchy of the “sovereign's court”.

Keywords: 16^th century, Grand Duchy of Ryazan, “sovereign's court”, Muscovite State, provincial gentry, prosopography, Ryazan District, elite

Введение

Интеграция региональных элит в единое политическое пространство - один из ключевых вызовов, стоявших перед государствами раннего Нового времени. В историографии, посвященной Московской Руси, преимущественное внимание традиционно уделялось «выводам» землевладельцев новоприсоединенных территорий как главному способу решения данной проблемы. Благодаря исследованиям последних десятилетий ясно, что стратегии интеграции, к которым прибегали московские правители, были значительно более разнообразными [Бенцианов, 2019; Бенцианов, 2021; Флоря; Чеченков; Bogatyrev, 2004]. Настоящая статья посвящена Рязанской земле - территории, где систематические переселения не применялись. В центре нашего внимания находятся механизмы включения локальной верхушки в служилую систему Русского государства. Хронологические рамки работы определяются, с одной стороны, моментом окончательного присоединения княжества к Москве [Кирпичников, 2020а], с другой - началом опричнины, в ходе которой рязанское сообщество подверглось трансформации [Сметанина, 1982].

Рязанцы в иерархии правящей элиты Русского государства

Как показала С. И. Сметанина на основе анализа «Дворовой тетради» (далее - ДТ), присоединение Рязани не сопровождалось существенными переменами в составе и структуре верхнего слоя местных землевладельцев [Сметанина, 1995]. Сегодня этот вывод нуждается лишь в незначительных коррективах. С одной стороны, некоторые выходцы из рязанских родов к середине XVI в. сменили уездную приписку и несли службу по другим городам¹. Сохраняя память о своем происхождении, они постепенно утрачивали связь с краем. С другой стороны, в состав рязанской верхушки были включены две новые фигуры - «литвин» О. С. Лашинский и Н. Г. Ржевский (отсутствует в ДТ, но вошел в «избранную тысячу» по Рязани) из рода князей Фоминских [Бенцианов, 2021, с. 131; Кузьмин, с. 48-49].

Рязанский перечень ДТ² можно с долей условности разделить на 40 фамильных групп. Из них отчетливо выделяется более узкий круг - около полутора десятков кланов, положение которых на московской службе было особым. В отличие от остальных служилых людей, представители этих семейств получали систематические именные («разрядные») назначения; зачислялись в государев полк; могли претендовать на кормления. Выходцы из данных родов - Вердеревские, Глебовы, Денисьевы, Дмитриевы, Измайловы, Кобяковы, Коробьины, Селивановы, Сунбуловы, Таптыковы, Чевкины, а также О. С. Лашинский и Н. Г. Ржевский - определяются нами в качестве «рязанской элиты»; их траектории составляют главный предмет настоящего исследования. Несмотря на фрагментарность имеющихся источниковых сведений, можно с уверенностью судить об основополагающем критерии данной выборки. В «привилегированный» круг попали, прежде всего, боярские роды бывшего княжества. Именно эти фамилии занимали верхние позиции в рязанской рубрике ДТ; впоследствии из них формировался чин выборных дворян³. Таким образом, московское правительство опиралось на иерархию, сложившуюся в местном сообществе в эпоху его независимого существования [Бенцианов, 2019, с. 59; Сметанина, 1995].

Каким был статус рязанцев в рамках правящей элиты Русского государства («государева двора»)? Для ответа на этот вопрос, во-первых, рассмотрим три памятника середины - третьей четверти XVI в., которые организованы по иерархическому принципу. Потомки рязанских бояр присутствуют в «городовой» рубрике «боярского списка» 1547 г., но не встречаются среди других чинов⁴. Рязанцы включены в третью (наиболее многочисленную и наименее престижную) статью «Тысячной книги» 1550 г.⁵ По заключению А. П. Павлова, это означает, что «здесь не было лиц, отличавшихся родовитостью и активной службой при дворе» [Павлов, с. 97]. Наконец, в первой статье участников земского собора 1566 г. можно найти только Ф. М. (Меньшого) Булгакова-Денисьева; остальные выходцы из рязанских родов (Т. В. Кобяков, Б. А. Каркадымов-Таптыков и М. Н. Глебов) оказались во второй статье, куда менее «аристократической» по своему составу⁶ [Корзинин, с. 34; Павлов, с. 101].

Во-вторых, обратим внимание на уровень служебных назначений рязанцев. Хотя представители местных родов вошли в круг «детей боярских, за которыми кормления» (как их обозначает Судебник 1550 г.), они становились в основном волостелями, а не наместниками⁷. Т. И. Пашкова убедительно продемонстрировала, что между этими категориями должностей существовали значимые социальные различия [Пашкова, с. 37-43, 127]. Кроме того, как будет показано далее, потомки рязанских бояр обычно не могли претендовать на воеводские позиции и занимали посты второго плана.

Приведенные наблюдения позволяют сделать вывод об относительно низком статусе рязанцев в иерархии правящей элиты Русского государства. Связь со столичной службой сумели установить только Булгаковы-Денисьевы (трое числятся в ДТ по Москве; пятеро вошли в состав «избранной тысячи»)⁸ - наиболее видный местный клан. Однако и они, как показывает «Тысячная книга», оставались в низшей страте двора. Позиции рязанских родов были дополнительно ослаблены тем, что ни один из них не попал (как иногда считается, в силу случайных обстоятельств [Кузьмин, с. 50]) в «Государев родословец» 1555 г.

За весь рассматриваемый период известен единственный случай выдвижения рязанца в верхушку московской элиты. В начале 1560-х гг. Ш. В. Кобяков вошел в число «дворян, которые в думе у государя з бояры» (биографические сведения о нем см.: [Bogatyrev, 2000,

р. 159]). Успех Кобякова - исключение, которое подтверждает общее правило. Его возвышение произошло не в силу родового статуса, но благодаря личным заслугам и воле Ивана IV. Представитель рязанского боярского рода оказался в конце перечня думных дворян, то есть в чине, созданном для незнатных лиц, облеченных царским доверием.

Управление Рязанью

Ликвидация независимости княжества означала для рязанского боярства утрату главенствующего положения в своем крае. Ключевые позиции в управлении теперь занимали выходцы из старомосковской и княжеской знати, присланные из центра [Зимин, 1974,

с. 286-287; Пашкова, с. 35, 157-158]. После наместников и воевод «на Рязани» («в городе» и «за городом») в разрядах перечисляются служилые люди, должностной статус которых, как правило, не уточняется (иногда они обозначены как «головы»). Именно в таком качестве на протяжении рассматриваемого периода несли службу представители наиболее видных рязанских родов⁹. Кроме того, они «годовали» в новых крепостях на территории края (Зарайск, Михайлов, Пронск, Ряжск), где могли в отсутствие московских воевод самостоятельно руководить «:малыми людьми» - небольшими местными гарнизонами¹⁰. Однако гораздо чаще потомки рязанских бояр занимали второстепенные позиции при более знатных лицах.

Известны несколько случаев, когда представители рязанской элиты привлекались к разбору спорных земельных дел на территории своего уезда¹¹. Так, в 1524 г. правую грамоту Ольгову монастырю выдали Я. Н. Измайлов (из боярского рода) и М. Язвец Мелентьев (ранее - рязанский дьяк). Аналогичные по составу «комиссии» действовали и во времена самостоятельности княжества [Кирпичников, 2020б, с. 117]. Теперь, однако, компетенция таких судей не считалась достаточной для вынесения окончательного решения, и потребовался «доклад» дворецкому князю И. Ф. Палецкому¹². В целом, нет оснований предполагать, что местная верхушка получила судебные привилегии наподобие тех, о которых упоминает (применительно к эпохе Ивана III) В. Н. Татищев [Баранов; Лаврентьев, с. 147].

Итак, рязанская элита сохраняла устойчивые служебные связи со своим краем, но в новой системе локального управления ей отводилась лишь второстепенная роль. Подмеченное еще В. О. Ключевским «стремление правительства сообразовываться с местными отношениями назначаемых» [Ключевский, с. 306] можно объяснить тем, что в условиях постоянной угрозы татарских набегов было необходимо обеспечить стабильность и преемственность «украинной» администрации. Даже рязанские тысячники, отобранные для специальных «посылок», упоминаются в 1550-е гг. на местной службе¹³. Неудивительно, что в историографии сложился образ обособленной рязанской верхушки, замкнутой в территориальных рамках своей земли [Бенцианов, 2019, с. 58-59, 179, 247; Зимин, 1973, с. 139; Тихомиров, с. 15, 396; Kleimola]. Задача следующих разделов - показать, что такой взгляд, основанный на выборочном использовании разрядных книг, справедлив лишь отчасти.

Дальние службы

Особенностью рязанского раздела ДТ является примечательный подзаголовок - «рязанцы от дальные службы отставлены»¹⁴. Данная рубрика появилась неслучайно: вопреки сложившимся в историографии представлениям, уже во второй четверти - середине XVI в. административные и военные назначения в другие регионы были привычными для представителей местной верхушки. Прежде всего, они вполне систематически (насколько можно судить по имеющимся отрывочным данным) получали кормления в центральных и северных уездах Русского государства¹⁵ [Флоря, с. 9]. По разрядным и посольским материалам известны также службы рязанцев в отдаленных районах южной и восточной «украин» - Васильгороде, Дедилове, Почепе, Свияжске, Темникове, Туле и других городах¹⁶. Кроме того, как установил М. М. Бенцианов, сразу несколько представителей рязанской верхушки были испомещены в Вяземском и Можайском уездах. Такие пожалования были формой материального обеспечения лиц, которые несли регулярную «годовую» службу на западном пограничье¹⁷ [Бенцианов, 2019, с. 145, 158]. Все перечисленные назначения предполагали многосоткилометровые маршруты и длительное пребывание в отрыве от своего сообщества.

Рязанские отряды еще во времена самостоятельности княжества привлекались к сопровождению южных посольских экспедиций, и данная практика продолжалась на всем протяжении XVI в. Однако теперь рязанцы использовались и в качестве дипломатических агентов. Так, В. И. (Меньшой) Коробьин выполнял весьма ответственное поручение: он «был в черкасех от царя Ивана», когда тот «сватал за себя... царицу Марью Черкаскую». С известиями о ходе дел Коробьин присылал к царю рязанцев Н. Г. Ржевского, П. и В. Г. Биркиных¹⁸. В 1565 г. в Ногайскую Орду был отправлен М. Ф. Сунбулов¹⁹.

Рассмотрим более подробно военные службы представителей рязанской элиты. Самые ранние сведения о них относятся к операциям против Казанского ханства. В синодике Успенского собора приведены имена шестерых рязанцев (в том числе Ф. В. Селиванова), погибших в кампании 1524 г. («на Свиазе» и «под градом»)²⁰. В разрядах походов 1526 и 1530 гг. вторым воеводой полков русской рати (соответственно сторожевого и левой руки) числился Ф. Денисьев²¹. При осаде города в 1530 г. погиб Г. И. Коробьин²²; благодаря случайному свидетельству известно, что тогда же под Казанью находился И. В. Селиванов²³. Вероятно, в каждом из этих походов принимали участие рязанские отряды. Ф. Денисьев - боярин, отъехавший в Москву еще до падения самостоятельности княжества, один из ключевых представителей местной элиты - заслуживает особого упоминания. После казанских кампаний он возвращался к обычной службе на территории Рязанской земли²⁴, а в августе 1535 г. погиб при падении Стародуба²⁵. Судя по порядку перечисления в синодике (имя Ф. Денисьева приведено сразу после князя П. С. Ромодановского и Н. И. Колычева), он являлся одним из воевод, но это назначение не зафиксировано в других источниках. Остается неизвестным, участвовали ли рязанские силы в военных действиях против Литвы.

Недавно опубликованные разрядные записи «казанского взятия» показывают, что летом 1552 г. целый ряд представителей рязанских родов были включены в состав царского сопровождения. Н. С. Глебов, И. Г. Коробьин, М. Ф. Сунбулов, Б. А. Каркадымов-Таптыков, Ш. и Т. В. Кобяковы²⁶ входили в группу дворян, которые «на стороже назирали у царя и великого князя. шатра, идучи х Казани, и по дорогам сторожи ставили»²⁷. Перед списком таких лиц приведена постатейная роспись дежурных по станам, служба которых, по-видимому, являлась более почетной. После взятия города Иван IV оставил в Казани «многих людей боярских двора своего» из южных уездов, в том числе рязанцев²⁸. В конце 1553 - начале 1554 г. целый ряд выходцев из рязанской верхушки (И., М. и Ф. М. Булгаковы-Денисьевы²⁹, Б. А. Каркадымов- Таптыков, М. Ф. Сунбулов, Ю. А. Чевкин) приняли участие в успешном походе на «на арские места» и в числе других голов получили в качестве награды «по денге по золотой»³⁰. Особенно значимую роль в казанских кампаниях играл «Рязанской земли воевода» (как его называет летописец) Н. С. Глебов, которому в этот раз досталась почетная миссия сеунщика³¹.

По мере активизации внешней политики на казанском, астраханском и крымском направлениях представители рязанской элиты все чаще появлялись среди воевод и голов русских ратей. Так, в победоносном астраханском походе 1554 г. вторым воеводой передового полка был Ш. В. Кобяков³². Уже на следующий год он принял деятельное участие в сражении при Судьбищах³³. Особенно интенсивно рязанцы были вовлечены в операции против Крыма, которые разворачивались во второй половине 1550-х гг. (см.: [Загоровский, с. 108-143]). Служилые люди южных уездов, имевшие длительный опыт взаимодействия с сообществами Дикого поля, традиционно рассматривались московским правительством как местные эксперты. В крымских походах отрядами казаков, стрельцов и детей боярских командовали головы Ю. М. Булгаков- Денисьев, О. С. Лашинский, Ш. В. Кобяков и Б. А. Каркадымов-Таптыков³⁴. В новопостроенном Псельском городе «годовали» М. Ф. Сунбулов и М. М. Булгаков-Денисьев³⁵.

Итак, представители рязанской элиты принимали активное участие в военных кампаниях 1520-1550-х гг. В случаях, когда не требовался высокий местнический статус, но были необходимы профессиональные качества, рязанцы привлекались к командованию крупными формированиями служилых людей. Характерно, что значительно реже они получали «разрядные» назначения на ливонском и литовском театрах боевых действий, где главная роль принадлежала столичной знати. В первые годы конфликта в качестве военных руководителей упоминаются только стрелецкий голова Ф. М. (Меньшой) Булгаков-Денисьев и М. М. Булгаков- Денисьев, «годовавший» в Велиже и ходивший «воевать в Литовскую землю»³⁶. Как и при «казанском взятии» 1552 г., в Полоцком походе 1563 г. выходцы из рязанских родов числились в царском сопровождении: «за государем ездил» думный дворянин Ш. В. Кобяков, «дозорщиками» состояли М. М. Булгаков-Денисьев (прибыл с годовой службы в Велиже, взят в есаулы, после похода назначен в Смоленск) и М. Ф. Сунбулов (после похода назначен в Велиж «на Михайлово место Булгакова»)³⁷. Другие представители рязанской верхушки, вероятно, находились среди выборных дворян государева полка или в особой группе «рязанцев с вотчин»³⁸.

Разряды Полоцкого похода наглядно показывают логику «московской» служилой системы. Рязанские дети боярские не составляли единого отряда, но были распределены разрозненными группами между воеводами русской рати вперемежку с помещиками из других регионов³⁹ [Клочков, с. 230-234]. Выходцы из первостепенных рязанских родов, в свою очередь, вошли в другие части войска и выполняли специальные поручения. Как и на остальных дальних службах, представители местных элит выступали здесь в качестве членов общерусского правящего слоя, не связанных со своими сообществами.

рязанская элита боярский

Социальные связи

На протяжении рассматриваемого периода основные землевладельческие и матримониальные интересы рязанских дворян были, как и прежде, сосредоточены в рамках территории бывшего княжества. Благодаря законодательным ограничениям, затруднявшим приобретение вотчин «иногородцами», в уезде пока не появились крупные собственники, которые могли бы составить конкуренцию потомкам местных бояр [Кобрин, с. 68-81]. В то же время, сохраняя устойчивую локальную идентичность, представители рязанской верхушки интенсивно взаимодействовали с множеством других служилых людей Русского государства. Такие контакты способствовали формированию новых социальных связей и появлению у рязанцев интересов за пределами своего сообщества.

Комплекс сохранившихся поручных записей показывает, что рязанцы были включены в сложную систему отношений, «которыми сплетались представители служилого класса, в особенности в ограниченной сфере Государева двора» [Веселовский, с. 125]. Уже в 1527 г. М. Н. Измайлов выступил послухом при поручительстве по князе М. Л. Глинском⁴⁰. В записях первой половины - середины 1560-х гг. фигурируют почти три десятка выходцев из рязанских родов (в основном - представители местной верхушки), причем некоторые - неоднократно. Они поручались по князе И. Д. Бельском, князьях А. и М. И. Воротынских, Л. А. Салтыкове, князе В. С. Серебряном-Оболенском, И. В. (Большом) Шереметеве, И. П. Яковлеве⁴¹. Исследователи склоняются к мнению, что служилые люди выступали поручителями не по указанию сверху, но в силу традиционных механизмов солидарности [Веселовский, с. 123-127]. Опальные представители старомосковской и княжеской знати мобилизовывали сети поддержки, в которые, как видно из сохранившихся записей, были включены многие рязанцы.

Практически отсутствуют данные, которые позволили бы судить о происхождении и характере таких связей. Вероятно, контакты устанавливались в ходе совместных служб: большинство опальных хотя бы один раз назначались воеводами и наместниками на южное пограничье. Шереметевы сумели, кроме того, приобрести земли в Рязанском уезде⁴². Известно, что совершенно особые отношения существовали между князем И. Д. Бельским и И. Я. Измайловым: они планировали совместный побег в Литву⁴³ [Веселовский, с. 112].

Источники, сохранившиеся от второй четверти - середины XVI в., содержат и другие отрывочные свидетельства расширения «кругозора» рязанских служилых людей. Так, к 1530-м гг. относятся первые сведения о вкладах местных родов в Троице-Сергиев монастырь⁴⁴. Начали устанавливаться матримониальные связи с выходцами из других уездов⁴⁵. Рязанцы, кроме того, присутствовали на свадьбах князей Юрия Васильевича (1547)⁴⁶ и Владимира Андреевича (1555)⁴⁷. Эти разрозненные факты, известные лишь благодаря случайным упоминаниям, отражают постепенное включение рязанской верхушки в общерусское пространство.

Выводы

История местных элит Русского государства в XVI в. нередко описывается как процесс делокализации - утраты прежних региональных связей под воздействием целенаправленной политики центрального правительства. Такая модель оказывается не слишком плодотворной для осмысления рязанского случая. Спустя многие десятилетия после присоединения к Москве представители местной верхушки не только сохраняли родовые вотчины, но и регулярно получали «разрядные» назначения в города своего края. В рязанском сообществе продолжала воспроизводиться иерархия, первые позиции в которой занимали представители боярских фамилий бывшего княжества. Даже опричные конфискации [Сметанина, 1982], обсуждение которых выходит за рамки настоящей статьи, не привели к разрушению этой системы традиционных связей.

Недостаточно убедительной представляется и противоположная точка зрения, постулирующая замкнутый и обособленный характер рязанской элиты. Местный двор прекратил свое существование, и потомки рязанских бояр были включены в состав общегосударственного правящего слоя. Логика «московской» служилой системы была направлена на размывание земляческих отношений: прежде самостоятельные сообщества не рассматривались как особое целое во главе с руководителями из собственной верхушки [Флоря]. Главная роль в управлении краем перешла к столичной знати, а рязанцы активно привлекались к дальним службам, где действовали в качестве агентов центральной власти. Как следствие, они постепенно приобретали связи и интересы, выходившие за границы привычного социального круга.

Рязанская элита находилась в промежуточном положении. Получив доступ к престижным общегосударственным службам, она в то же время оставалась провинциальной по своему характеру. Потомки рязанских бояр оказались недостаточно родовитыми для вхождения в круг придворной знати, и за почти полвека с момента присоединения княжества ни один из первостепенных местных кланов не начал успешной столичной карьеры. Такие возможности впервые открылись перед рязанцами с появлением «Особого двора» Ивана IV - в ситуации, когда местнические нормы отошли на второй план.

Литература

Баранов К. В. Об общей жалованной грамоте Василия Темного ростовским боярам // Сообщения Ростовского музея. Ростов, 1998. Вып. 9. С. 31-44.

Бенцианов М. М. «Князья, бояре и дети боярские». Система служебных отношений в Московском государстве в XV-XVI вв. М., 2019. 351 с.

Бенцианов М. М. Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция. XV- XVI вв. М., 2021. 169 с.

Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. 538 с.

Головачева У. Е. Судьи по земельным делам в Русском государстве XV - середины XVI в.: персональный состав, должностное и социальное положение. Дис.... канд. ист. наук. Екатеринбург, 2012. 156 с. Загоровский В. П. История вхождения Центрального Черноземья в состав Российского государства в XVI веке. Воронеж, 1991. 272 с.

Зимин А. А. О составе дворцовых учреждений Русского государства конца XV и XVI вв. // Исторические записки. М., 1958. Т. 63. С. 180-205.

Зимин А. А. Феодальная знать Тверского и Рязанского великих княжеств и московское боярство конца

XV - первой трети XVI века // История СССР. 1973. № 3. С. 124-142.

Зимин А. А. Наместническое управление в Русском государстве второй половины XV - первой трети

XVI в. // Исторические записки. M., 1974. Т. 94. С. 271-301.

Кирпичников И. А. Боярство Великого княжества Рязанского в начале XVI века // Вестник Воронежского государственного университета. История. Политология. Социология. 2020. № 4. С. 47-50. [Кирпичников, 2020а]

Кирпичников И. А. Дьяческий аппарат Великого княжества Рязанского // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. 2020. № 184. С. 114-120. DOI 10.20310/1810-0201-202025-184-114-120. [Кирпичников, 2020б]

Клочков М. В. Дворянское представительство на земском соборе 1566 г. // Вестник права. 1904. Ноябрь. С. 213-241.

Ключевский В. О. Состав представительства на земских соборах древней Руси // Ключевский В. О. Сочинения в 9 томах. М., 1990. Т. 8. С. 277-375.

Кобрин В. Б. Власть и собственность в Средневековой России (XV-XVI вв.). М., 1985. 280 с.

Корзинин А. А. Состав дворянства на земском соборе 1566 г. Часть 2-я // Вестник Санкт-Петербургского государственного университета. Серия 2. История. 2012. № 2. С. 14-35.

Кром М. М. Вдовствующее царство: Политический кризис в России 30-40-х годов XVI века. М., 2010. 888 с.

Кузьмин А. В. Росписи потомков рязанских бояр в родословных книгах XVI-XVII вв. // Материалы и исследования по рязанскому краеведению. Рязань, 2002. Т. 3. С. 48-59.

Лаврентьев А. В. После Куликовской битвы. Очерки истории Окско-Донского региона в последней четверти XIV - первой четверти XVI вв. М., 2018. 256 с.

Павлов А. П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове (1584-1605 гг.). СПб., 1992. 279 с.

Пашкова Т. И. Местное управление в Русском государстве первой половины XVI в. Наместники и волостели. М., 2000. 215 с.

Пенской В. В. «Центурионы» Ивана Грозного. Воеводы и головы московского войска второй половины XVI в. М., 2017. 320 с.

Сметанина С. И. Землевладение Рязанского края и опричная земельная политика. Дис.... канд. ист. наук. М., 1982. 289 с.

Сметанина С. И. Рязанские феодалы и присоединение Рязанского княжества к Русскому государству // Архив русской истории. М., 1995. Вып. 6. С. 49-80.

Тихомиров М. Н. Россия в XVI столетии. М., 1962. 584 с.

Флоря Б. Н. Два пути формирования общегосударственной политической элиты (на материале, относящемся к истории Польши XIV в. и Русского государства XV-XVI в.) // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2011. № 4 (46). С. 5-12.

Чеченков П. В. Персональный состав нижегородского дворянства и управление Нижегородским краем в середине XV - середине XVI в. // Cahiers du monde russe. 2005. Vol. 46. № 1-2. P. 133-145. DOI 10.4000/monderusse.8788

Bogatyrev S. The Sovereign and His Counsellors: Ritualised Consultations in Muscovite Political Culture, 1340s-1570s. Tuusula, 2000. 297 p.

Bogatyrev S. Localism and Integration in Muscovy // Russia Takes Shape: Patterns of Integration from the Middle Ages to the Present. Helsinki, 2004. P. 59-127.

Kleimola A. M. Holding On in the “Stamped-Over District” - the Survival of a Political Elite: Riazan' Landholders in the Sixteenth Century // Russian History. 1992. Vol. 19. № 1. P. 129-142.

References

Baranov, K. V. Ob obshchei zhalovannoi gramote Vasiliya Temnogo rostovskim boyaram [On the General Charter ofVasily the Blind to the Rostov Boyars]. In SoobshcheniyaRostovskogo muzeya. Rostov, 1998. Issue 9. Pp. 31-44.

Bentsianov, M. M. “Knyaz'ya, boyare i deti boyarskie" Sistema sluzhebnykh otnoshenii v Moskovskom gosudarstve v XV-XVI vv. [“Princes, Boyars and Deti Boyarskie" The System of Service Relations in the Muscovite State in the 15^th - 16^th Centuries]. Moscow, 2019. 351 p.

Bentsianov, M. M. Sluzhilye elity Moskovskogo gosudarstva. Formirovanie, status, integratsiya. XV-XVI vv. [The Service Elites of the Muscovite State. Formation, Status, Integration. 15^th - 16^th Centuries]. Moscow, 2021. 169 p.

Bogatyrev, S. The Sovereign and His Counsellors: Ritualised Consultations in Muscovite Political Culture, 1340s-1570s. Tuusula, 2000. 297 p.

Bogatyrev, S. Localism and Integration in Muscovy. In Russia Takes Shape: Patterns of Integration from the Middle Ages to the Present. Helsinki, 2004. Pp. 59-127.

Chechenkov, P. V. Personal'nyi sostav nizhegorodskogo dvoryanstva i upravlenie Nizhegorodskim kraem v seredine XV - seredine XVI v. [Personal Composition of the Nizhny Novgorod Gentry and Administration of the Nizhny Novgorod Region in the mid-15^th - mid-16^th Centuries]. In Cahiers du monde russe. 2005. Vol. 46. No. 1-2. Pp. 133-145. DOI 10.4000/monderusse.8788

Florya, B. N. Dva puti formirovaniya obshchegosudarstvennoi politicheskoi elity (na materiale, otnosyashchemsya k istorii Pol'shi XIV v. i Russkogo gosudarstva XV-XVI v.) [Two Ways of State Political Elite Forming (on the Material Concerning to History of Poland of the 14^th Century and Russian State of the 15^th - 16^th Centuries)]. In Drevnyaya Rus'. Voprosy medievistiki. 2011. No. 4 (46). Pp. 5-12.

Golovacheva, U. E. Sud'i po zemel'nym delam v Russkom gosudarstve XV - serediny XVI v.: personal'nyi sostav, dolzhnostnoe i sotsial'noe polozhenie [Judges on Land Cases in the Russian State in the 15^th - the middle of the 16^th Century: Personal Composition, Official and Social Status]. Dissertation for the Degree of Candidate of History. Ekaterinburg, 2012. 156 p.

Kirpichnikov, I. A. Boyarstvo Velikogo knyazhestva Ryazanskogo v nachale XVI veka [Boyars of the Grand Duchy of Ryazan at the Beginning of the 16^th Century]. In Vestnik Voronezhskogogosudarstvennogo universiteta. Istoriya. Politologiya. Sotsiologiya. 2020. No. 4. Pp. 47-50. [Kirpichnikov, 2020a]

Kirpichnikov, I. A. D'yacheskii apparat Velikogo knyazhestva Ryazanskogo [Clerk Apparatus of the Grand Duchy of Ryazan]. In Vestnik Tambovskogo universiteta. Seriya: Gumanitarnye nauki. 2020. No. 184. Pp. 114120. DOI 10.20310/1810-0201-2020-25-184-114-120. [Kirpichnikov, 2020b]

Kleimola, A. M. Holding On in the “Stamped-Over District" - the Survival of a Political Elite: Riazan' Landholders in the Sixteenth Century. In Russian History. 1992. Vol. 19. No. 1. Pp. 129-142.

Klochkov, M. V. Dvoryanskoe predstavitel'stvo na zemskom sobore 1566 g. [Gentry Representation at the Assembly of the Land in 1566]. In Vestnik prava. 1904. Noyabr'. Pp. 213-241.

Klyuchevskii, V. O. Sostav predstavitel'stva na zemskikh soborakh drevnei Rusi [The Composition of the Representation at the Assembly of the Land ofOld Rus]. In Klyuchevskii, VO. Sochineniyav9 tomakh.Moscow, 1990. Vol. 8. Pp. 277-375.

Kobrin, V. B. Vlast' i sobstvennost' v Srednevekovoi Rossii (XV-XVI vv.). [Power and Property in Medieval Russia (15^th - 16^th Centuries)]. Moscow, 1985. 280 p.

Korzinin, A. L. Sostav dvoryanstva na zemskom sobore 1566 g. Chast' 2-ya [The Composition of the Gentry at the Assembly of the Land in 1566. Part 2]. In Vestnik Sankt-Peterburgskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya 2. Istoriya. 2012. No. 2. Pp. 14-35.

Krom, M. M. Vdovstvuyushchee tsarstvo: Politicheskii krizis v Rossii 30-40-kh godov XVI veka [Dowager Kingdom: Political Crisis in Russia in the 1530s - 1540s]. Moscow, 2010. 888 p.

Kuz'min, A. V. Rospisi potomkov ryazanskikh boyar v rodoslovnykh knigakh XVI-XVII vv. [Lists of the Descendants of the Ryazan Boyars in the Genealogical Books of the 16^th - 17^th Centuries]. In Materialy i issledovaniya po ryazanskomu kraevedeniyu. Ryazan, 2002. Vol. 3. Pp. 48-59.

Lavrent'ev, A. V. Posle Kulikovckoi bitvy. Ocherki istorii Oksko-Donskogo regiona v poslednei chetverti XIV - pervoi chetverti XVI vv. [After the Battle of Kulikovo. Essays on the History of the Oka-Don Region in the Last Quarter of the 14^th - the First Quarter of the 16^th Centuries]. Moscow, 2018. 256 p.

Pashkova, T. I. Mestnoe upravlenie v Russkom gosudarstve pervoi poloviny XVI v. Namestniki i volosteli [Local Government in the Russian State of the First Half of the 16^th Century. Namestniki and Volostels]. Moscow, 2000. 215 p.

Pavlov, A. P. Gosudarev dvor i politicheskaya bor'ba pri Borise Godunove (1584-1605 gg.) [The Sovereign's Court and the Political Struggle under Boris Godunov (1584-1605)]. Saint Petersburg, 1992. 279 p. Penskoi, V. V. “Tsenturiony" Ivana Groznogo. Voevody i golovy moskovskogo voiska vtoroi poloviny XVI v. [Ivan the Terrible's “Centurions”. Voevodes and Golovy of the Muscovite Army of the Second Half of the 16^th Century]. Moscow, 2017. 320 p.

Smetanina, S. I. Zemlevladenie Ryazanskogo kraya i oprichnaya zemel'naya politika [Land Ownership of the Ryazan Region and Oprichnina Land Policy]. Dissertation for the Degree of Candidate of History. Moscow, 1982. 289 p.

Smetanina, S. I. Ryazanskie feodaly i prisoedinenie Ryazanskogo knyazhestva k Russkomu gosudarstvu [Ryazan Feudal Lords and the Accession of the Ryazan Principality to the Russian State]. In Arkhiv russkoi istorii. Moscow, 1995. Issue 6. Pp. 49-80.

Tikhomirov, M. N. Rossiya v XVI stoletii [Russia in the 16^th Century]. Moscow, 1962. 584 p.

Veselovskii, S. B. Issledovaniya po istorii oprichniny [Research on the History of the Oprichnina]. Moscow, 1963. 538 p.

Zagorovskii, V. P. Istoriya vkhozhdeniya Tsentral'nogo Chernozem'ya v sostav Rossiiskogo gosudarstva v XVI veke [The History of the Entry of the Central Chernozem Region into the Russian State in the 16^th Century]. Voronezh, 1991. 272 p.

Zimin, A. A. O sostave dvortsovykh uchrezhdenii Russkogo gosudarstva kontsa XV i XVI vv. [On the Composition of the Dvorets Institutions of the Russian State at the End of the 15^th and 16^th Centuries]. In Istoricheskie zapiski. Moscow, 1958. Vol. 63. Pp. 180-205.

Zimin, A. A. Feodal'naya znat' Tverskogo i Ryazanskogo velikikh knyazhestv i moskovskoe boyarstvo kontsa XV - pervoi treti XVI veka [The Feudal Nobility of the Tver and Ryazan Grand Duchies and the Moscow Boyars of the Late 15^th - the First Third of the 16^th Century]. In Istoriya SSSR. 1973. No. 3. Pp. 124-142. Zimin, A. A. Namestnicheskoe upravlenie v Russkom gosudarstve vtoroi poloviny XV - pervoi treti XVI v. [Namestnik Administration in the Russian State of the Second Half of the 15^th - the First Third of the 16^th Century]. In Istoricheskie zapiski. Moscow, 1974. Vol. 94. Pp. 271-301.

Размещено на Allbest.ru