Подданные двух государей: саамские погосты Кольского полуострова в условиях русско-датского пограничного конфликта второй половины XVI - первой четверти XVII века

Размещено на http://www.allbest.ru/

МАГУ

Самарский федеральный исследовательский центр РАН

Подданные двух государей: саамские погосты Кольского полуострова в условиях русско-датского пограничного конфликта второй половины XVI - первой четверти XVII века

С.А. Никонов

М.В. Толкачев

Мурманск, Россия

В статье рассматривается проблема двоеданничества саамов Кольского полуострова, находившихся в XVI - начале XVII в. в двойной податной юрисдикции Дании и Русского государства. Происхождение двоеданничества связано с неопределенностью границ на Крайнем Севере Европы: Финнмарк и Кольский полуостров каждая страна рассматривала как сферу своего влияния. Авторы статьи приходят к выводу, что двойное обложение податью саамов Кольского полуострова формируется во второй половине XVI в. как следствие эскалации конфликта между двумя государствами. Дания и Россия использовали податную систему как средство в борьбе за спорные территории. В 1590-х гг. Дания вытесняет русских даньщиков с территории Финнмарка. В начале XVII в. аналогичные меры принимает и Русское государство, запрещая датским даньщикам въезд на территорию Кольского уезда. Тем не менее двойное обложение саамов Кольского полуострова датской и русской данью сохраняется и после введения запрета на въезд в спорные земли. Эта мера носила компромиссный характер, препятствуя развитию возможного военного конфликта с Датским королевством.

Ключевые слова: дань, Финнмарк, Кольский полуостров, саамы, двоеданничество

Samara Federal Research Center of the Russian Academy of Sciences, Samara, Russia

Sergey A. Nikonov Murmansk Arctic State University, Murmansk, Russia Mikhail V. Tolkachev

SUBJECTS OF TWO SOVEREIGNS: SAMI POGOSTS OF THE KOLA PENINSULA IN THE RUSSIAN-DANISH BORDER CONFLICT OF THE SECOND HALF OF THE 16th - THE FIRST QUARTER OF THE 17th CENTURY

The article deals with the problem of double tributary of the Sami of the Kola Peninsula, who were in the dual jurisdiction of Denmark and the Russian State in the 16th - early 17th centuries. Emergence of double tributary is associated with uncertainty ofborders in the Far North ofEurope: each country considered Finnmark and the Kola Peninsula as a sphere of influence. The authors of the article come to the conclusion double taxation for the Sami of the Kola Peninsula was formed in the second half of the 16th century as a consequence of conflict escalation between the two states. Denmark and Russia used the tax system as a means in the struggle for disputed territories. In the 1590s Denmark forced out the Russian tributaries from the territory of Finnmark. At the beginning of the 17th century, similar measures were taken by the Russian State, prohibiting Danish tributaries from entering the territory of the Kola District. Nevertheless, double taxation for the Sami of the Kola Peninsula by Danish and Russian tribute remained after introduction of a ban on entry into the disputed lands. This measure was a compromise, preventing the development of a possible military conflict with the Kingdom of Denmark.

Keywords: tribute, Finnmark, the Kola Peninsula, the Sami, double tributary

Крайний Север Европы - Кольский полуостров и Финнмарк (Северная Норвегия) - с эпохи раннего Средневековья являлся контактной зоной, где сталкивались интересы разных государств - Норвегии и Новгородской республики - и народов - норвежцев, русских, саамов, карел. Отсутствие четкой государственной принадлежности этих земель сохранялось до конца XV в., когда в результате включения Новгородской республики в состав Московского государства усилился колонизационный поток на территорию Кольского полуострова, была создана система административного управления и началась христианизация коренных жителей - саамов. Значимые исторические процессы происходят и в странах Северной Европы. Оформившаяся еще в конце XIV в. Кальмарская уния - союз Швеции, Дании и Норвегии - к 1523 г. сохранилась как союз двух последних государств. К 1530-м гг. Норвегия и вовсе утратила независимость, а Дания начала усиливать влияние в водах Европейской Арктики - Норвежском и Баренцевом морях, - претендуя на земли, не имевшие четкого государственного статуса. К ним, безусловно, относились Кольский полуостров и Финнмарк. С 1570-х гг. между Россией и Данией развернулась политическая борьба за эти земли, активная фаза которой продолжалась до второй четверти XVII в.

В историографии статус земель Крайнего Севера Европы в период Средневековья является предметом длительной дискуссии, участниками которой выступили не только российские, но и скандинавские ученые. Были сформулированы три подхода¹: И. П. Шаскольский считал, что граница между Новгородом и Норвегией была установлена договором 1326 г. [Шаскольский, с. 54-55]; Дж. Х. Линд, Й. П. Нильсен, П. В. Федоров предположили существование с эпохи Средневековья до начала XVII в. общего даннического округа, охватывавшего Финнмарк и Кольский полуостров [Линд, 1997, с. 142-143; Линд, 2001, с. 245; Нильсен, Ниеми, Кристенсен; Федоров, с. 60]; К. Пейп, Л. И. Хансен, И. Ф. Ушаков высказали компромиссное мнение о существовании с начала XIV в. норвежско-русской границы, что не отменяло действия общего податного округа в XVI - начале XVII в. [Pape; Hansen; Ушаков, с. 28]. В вышедшей недавно «Энциклопедии Баренц-региона» говорится о прозрачности межгосударственных границ в Финнмарке и на Кольском полуострове в эпоху Средневековья, что позволяло собирать дань одновременно нескольким сторонам [Chernyakova].

Таким образом, вопрос о податных отношениях на Крайнем Севере Европы является существенным в понимании проблемы разграничения территорий между Московским государством и Датским королевством.

Ил. 1. Кольский полуостров и Финнмарк в XVI-XVII вв.

Проблема двоеданничества саамов Крайнего Севера Европы давно привлекала внимание специалистов. Значительная часть исследователей относили появление этой практики к эпохе Средневековья, когда с саамов Кольского полуострова взимали дань новгородцы и норвежцы. После 1523 г. получателем норвежской дани стала Дания. Напротив, по мнению В. Л. Державина, порядок взимания дани на Кольском полуострове двумя государствами - Данией и Россией - возникает только во второй половине XVI в. [Державин, с. 110]. Время окончания двойного налогообложения саамов большинство исследователей относят к началу XVII в., когда датская сторона, а затем и русская запрещают въезд даньщиков на свои земли.

Двоеданничество в истории Крайнего Севера Европы не является чем-то исключительным. Аналогичные ситуации возникали и в других окраинных землях, где России приходилось сталкиваться с конкуренцией со стороны соседних этнополитических объединений и государств. Подобная ситуация в конце XVI - XVII в. возникла в Южной Сибири [Боронин; Зуев, с. 60; Трепавлов, с. 163-170, 175-180].

Значительный вклад в изучение проблемы двоеданничества и податного обложения саамов на Севере Европы и в России внес норвежский исследователь Л. И. Хансен. Ученый считает, что русские даньщики использовали в Финнмарке такую же систему обложения саамских угодий, как и на территории Кольского полуострова: до Порсангер-фьорда - систему обложения по лукам², а западнее Порсангера - сбор дани с каждого взрослого мужчины. При этом подать носила градуированный характер: во внутренних районах Финнмарка она была выше, чем в западных, соседствовавших с норвежскими землями, на которые русские власти не претендовали [Hansen, p. 42-50]. В отечественной историографии также обращалось внимание на эволюцию даннических отношений, в частности на разные подходы государств к податному обложению, увеличение размеров податей на рубеже XVI-XVII вв. [Державин, с. 110-117; Кучинский, 2010, с. 143-144].

Следует признать, что значительный круг вопросов, связанных с развитием податных отношений на Крайнем Севере Европы, остается неизученным. Так, не выявлены районы, подпадавшие под двойное обложение России и Дании, порядок разграничения податных округов, функционирование податной системы после введения запрета на сбор дани русскими даньщиками в Финнмарке и датскими в Кольском уезде. Полагаем, что изучение этих вопросов позволит приблизиться к решению проблемы статуса территорий Крайнего Севера Европы в условиях русско-датского конфликта, выявить способы разграничения спорных земель.

В изучении проблемы первостепенное значение имеют следующие группы источников. Первая - документы кадастра, устанавливавшие податные отношения русского и саамского населения на Кольском полуострове во второй половине XVI - начале XVII в. К ним относятся материалы писцового дела. Самая ранняя писцовая книга 1573-1575 гг., составленная писцом Василием Агалиным, не сохранилась. Известны выписи на отдельные поморские волости и саамские погосты, являющиеся «главами» этого описания³. На писцовую книгу Василия Агалина ссылаются и воспроизводят ее итоговые данные документы начала XVII в., в частности писцовая книга Кольского уезда 1608-1611 гг. письма Алая Михалкова⁴. К документам кадастра относятся и книги сбора даней с саамских погостов, составлявшиеся даньщиками. Эти книги регулярно упоминаются в источниках⁵, но ни одна из них для XVI - начала XVII в. не выявлена⁶. Итоговые результаты этих книг обобщены в ряде сводных документов, в том числе в «Росписи лопарским погостам» 1623-1624 гг.⁷ Нельзя исключать, что роспись, составленная в связи с обострением в начале 1620-х гг. русско-датских отношений⁸, являлась обоснованием прав России не только на Кольский полуостров, но и на земли Северной Норвегии.

Вторая группа источников представлена документами дипломатической переписки Москвы и Копенгагена, составленными от имени русских (Ивана Грозного, Федора Ивановича, Михаила Федоровича) и датских (Фредерика II, Христиана IV) монархов. К этой группе источников, опубликованных в конце XIX в. Ю. Н. Щербачевым⁹, неоднократно обращались в научной литературе, но не в связи с проблемой двоеданничества.

Наконец, третью группу составляют документы воевод Кольского острога конца XVI - начала XVII в. Помимо отдельных грамот, опубликованных Ю. Н. Щербачевым¹⁰, нами были привлечены два комплекса воеводских челобитных, до последнего времени не востребованных в научной литературе. Это челобитные воеводы Федора Хлопова царю Борису Годунову, датируемые декабрем 1600 - июнем 1601 г.¹¹, и челобитные воеводы Гурия Волынцева царю Михаилу Федоровичу за март 1615 - февраль 1616 г.¹²

Представленный комплекс документов позволяет рассмотреть складывание и функционирование системы податных отношений на Крайнем Севере Европы, а также выявить процесс разграничения сфер даннических отношений между Данией и Россией.

Саамы Кольского полуострова составляли восточную часть народа, проживавшего не только в России, но и на территории современных Норвегии, Финляндии и Швеции. Формой социальной организации народа были погосты, представлявшие территориальные общины, занимавшиеся полукочевым хозяйством, основанным на рыболовстве и охоте. По данным документов кадастра начала XVII в., на территории уезда проживало 19 погостов. Существовали в этот период и крупные объединения, включавшие несколько погостов. Кончанская (Верхняя) лопь состояла из саамских погостов западной и северо-западной части Кольского полуострова¹³, Терская лопь - из погостов восточной части¹⁴, Лешая лопь - южной части¹⁵. Происхождение этих объединений является дискуссионным вопросом, но не вызывает сомнений, что они были своего рода податными округами.

На территории Финнмарка русские источники фиксируют 25 лопарских погостов¹⁶.

Ил. 2. Саамские (лопарские) погосты Кольского уезда в конце XVI - начале XVII в.

Складывание даннической системы на Кольском полуострове прослеживается фрагментарно. Впервые о ней сообщают грамоты великого князя Василия III лопским даньщикам (фогтам) 1517 г. Грамоты сохранились в переводе на датский язык и были опубликованы группой российских ученых¹⁷. Из текста грамот следует, что на Кольском полуострове существовали два даннических округа¹⁸: первый охватывал южную часть полуострова - Терский берег, второй - западную и северо-западную части: из Кандалакши даньщик направлялся в Бабинский, Ловозерский, Сонгельский, Пазрецкий, Нявдемский погосты и далее «в варяги и в Норвежский конец»¹⁹. Под последним следует понимать территорию Финнмарка, где даньщик находился «до весны», а затем возвращался обратно. Присутствие русских даньщиков на территории Северной Норвегии раскрывается и в челобитной одного из них, Ефимки Онисимова, поданной царю Ивану Грозному в 1559 г. Даньщик жаловался на то, что «датские немцы» отняли у саамов Варенгского погоста половину рыболовных угодий, с которых помимо русского государя уплачивалась дань «датцкому королю, и свейскому королю»²⁰. Кроме того, датская сторона отказывалась пропускать русских промышленников, следовавших через Варгав (совр. Вардё в Норвегии. - С. Н., М. Т.) «в судех малых и в лодьях на Теную реку (Тана-фьорд. - С. Н., М. Т.) », где велся промысел рыбы и жемчуга²¹, тогда как русские даньщики «ходят дани брати за Теную реку и до Ивгея²², до твоей, государь, руские межи»²³. Таким образом, уже в начале XVI в. существовал русский даннический округ, охватывавший обширную территорию западной и северо-западной частей Кольского полуострова и Финнмарка. Здесь не только осуществлялся сбор дани с «русских» и «норвежских» лопарей, но и велись промыслы приезжими русскими. Об освоении Северной Норвегии сообщают и датские источники второй четверти XVI в., отмечающие ежегодный промысел русских в водах Финнмарка и приезд в Вардё великокняжеских сборщиков дани [Hansen, p. 57-58].

Если о посещении русскими даньщиками Северной Норвегии у нас есть сведения в источниках, то о присутствии на Кольском полуострове датских сборщиков податей ранее конца 1550-х гг. таких сообщений нет. Английский путешественник Стивен Бэрроу, побывавший в 1557 г. на становище Кегор (полуостров Рыбачий Баренцева моря), сообщал, что наряду с русским даньщиком «видал слуг датского короля, также собиравших здесь дань» с лопарей и карелов²⁴. Нельзя исключать, что юрисдикция этого датского даньщика распространялась только на четыре погоста - Мотовский, Печенгский, Пазрецкий, Нявдемский - северозападной части Кольского полуострова, владевших угодьями на побережье Баренцева моря. По данным писцовой книги Алая Михалкова, в начале XVII в. в Немецком становище²⁵, где вели рыбный промысел саамы Печенгского погоста и монахи Троицкого Печенгского монастыря, стояла «ския (ския (скея) - амбар для хранения соленой рыбы. - С. Н., М. Т.) датцкаго короля неметчина Петруши Бертеля»²⁶. В ские могла храниться «трощаная дань», собиравшаяся датчанами с саамов. Распространялась ли в середине XVI в. юрисдикция датского сборщика на аамские погосты других частей Кольского полуострова, из источников неясно.

В русско-датских договорах 1562 и 1578 гг. вопрос о данничестве саамов на Крайнем Севере Европы не поднимается. Так, в договоре 1562 г. указывается обязанность сторон соблюдать границы: «А которые великаго государя, Божиею милостию царя и великого князя, земли порубежные сошлись... з городом Варъгавом и с ыными месты, ино рубеж ведати на обе стороны по старине». Обе стороны должны были «не вступатись» во владения соседа «и не воевати»²⁷. Это же положение повторяется и в проекте договора 1578 г. с существенным дополнением: возникшие к тому времени территориальные разногласия должны были быть улажены в ближайшем будущем: «А что учинилося меж нашими люд(ь)ми преж сего, и которые рубежи в Норвецкой земле в споре, и нам того, на обе стороны судей сослав, велети сыскати». Срок встречи для решения вопроса в договоре был установлен «на Петров день» (29 июня) 1580 г.²⁸ Датская сторона, оставшись недовольной проектом договора 1578 г., его так и не ратифицировала [Антонов, Хорошкевич, с. 100]. Запланированный договором пограничный съезд послов состоялся не в 1580 г., а только в 1586 г. Для нас представляется существенным то, что и в договоре 1578 г. ничего не сказано о сфере даннических округов двух стран.

Впервые проблема податного положения населения Кольского полуострова и Финнмарка возникает в дипломатической переписке в середине 1580-х гг. Так, в грамоте воеводы Кольского острога Г. Б. Васильчикова фогту («державцу») Варгава отвергались претензии датской стороны «имати на государевых людех в государя нашего вотчины в поморских волостях десятину и пошлину»²⁹. Развернутое обоснование прав России на спорные земли встречаем в грамоте 1585 г. царя Федора Ивановича датскому королю Фредерику II. Здесь утверждалось, что «земля Лопская искони вечная наша вотчина за много лет», о чем говорят возникшие на ее территории Троицкий Печенгский монастырь, русские и саамские волости и погосты, в которых «живут наши люди руские и корелские, и лопь крещеная и некрещеная, кончанская и терская, на нашей земле, и дань давали издавна прародителям нашим, великим государем», начиная со времен Ивана III³⁰. Практика приезда датских даньщиков на территорию Кольского полуострова, где они «дани у наших людей прошают», рассматривается в грамоте как незаконная и неизвестная для времен Ивана Грозного. В грамоте, как и в русско-датских договорах 1562 и 1578 гг., границей владений двух стран предложено считать Вардё: «что наши земли с твоим городом с Варгавом сошлися, ино рубеж по старине»³¹. Царь ратует за продолжение торговых контактов между двумя сторонами и последующие переговоры о демаркации границы, для чего предлагал привлечь знающих людей - старожильцев. Таким образом, взимание дани на территории Кольского полуострова рассматривалось русским царем как его исключительная прерогатива, которую он не собирался уступать датской стороне.

Представления российской власти о границах даннического округа на Крайнем Севере исходили из сложившейся практики, зафиксированной в том числе в исторической памяти лопских даньщиков - представителей местной администрации и сборщиков податей [Никонов, 2017б]. У них брали показания посольства, прибывавшие в Колу из Москвы для определения русско-датской границы. Впервые старожильцы были привлечены посольством Ивана Ташлыкова в 1571/1572 г.³² Впоследствии показания даньщиков использовали посольства Ивана Борятинского в ноябре 1586 г. и Семена Звенигородского в августе 1592 г.³³ Задачей даньщиков было указать те территории, где проходит граница, что предполагало экскурс в историю русского присутствия в Финнмарке. Начало присутствия России в Северной Норвегии даньщики относили к временам до правления Ивана III, когда земли «за Варгав болшы тысячи верст до волости до Ивгея... да по реке Тенуе вверх до Верхние земли» были покорены легендарным «корельским начальником» Варентом-Валитом. С тех пор «Лопская земля» платила дань карелам, а после того, как «Корелскую землю Бог поручил государю и великому князю Ивану Васильевичю всеа Руси, и с тех мест и по ся места дань дают государю нашему»³⁴. Присутствие датских сборщиков на территории Кольского полуострова, как и их право взимать дань с саамов Финнмарка, русскими старожильцами не рассматривается. Показания лопских даньщиков вошли в дипломатический арсенал Москвы и звучали в царских грамотах конца XVI - начала XVII в. датским королям Фредерику II и Христиану IV³⁵. Напротив, въезд датских даньщиков на территорию Кольского полуострова рассматривался русской стороной как незаконный. Так, в царской грамоте датскому королю Христиану IV, отправленной в 1622 г., утверждалось, что «данщики почали дань имати на наших лопарех руские веры, мимо всякие правды, и ныне емлют дань многую, и нашим людем чинят тесноту и налогу»³⁶. При этом ответственность возлагалась на местные датские власти - фогтов Вардё, - которым король должен был «приказати накрепко, чтоб они в наши земли, в лопские места, которыми владели изначала великие государи цари росийские. вступатися не велели, и новые дани не всчинали»³⁷.

Позицию русской стороны по вопросу о взимании датчанами дани с лопарей Кольского полуострова отражают инструкции послам, направлявшимся в Колу для переговоров с датскими уполномоченными. Так, в инструкции посольству И. М. Борятинского с товарищами в 1586 г. отмечалось, что «по договору з дацкими послы положити в Лопской земле рубеж меж Малмиюса, то есть Колы волости, и меж Варгава река Полная, а с Норвецкою землею рубеж Лопской земли стариной Ивгой»³⁸. Инструкция не предполагала установления какого-либо рубежа восточнее окрестностей Варангер-фьорда, что, по-видимому, говорит о том, что русская сторона не рассматривала вариант предоставления датчанам возможности взимать дань с Кольского полуострова. Схожим образом вопрос о границах отражен и в инструкции посольству князя С. Г. Звенигородского в 1595 г.³⁹, а отправленному в 1601 г. в Копенгаген посольству предписывалось требовать запрета на въезд датских даньщиков на территорию Кольского полуострова⁴⁰.

Таким образом, к концу XVI в. у московской власти закрепилось убеждение, что территории Крайнего Севера, включающие Кольский полуостров и Финнмарк, издавна были сферой влияния России, а население этих территорий было подданными только одного государя - московского великого князя / царя. В какой степени это представление отражало действительное положение дел? На этот вопрос позволяют ответить документы государственного кадастра.

В материалах писцовой книги Кольского уезда 1608-1611 гг., содержащей итоговые данные более раннего описания 1573-1575 гг., территориями двойного обложения данью саамских погостов определяются только Кончанская (Верхняя) и Терская лопь. Поморские волости и саамские погосты южной части полуострова (Терский и Кандалакшский берега Белого моря) не подпадали под двойное обложение. Исключение составляла русская Кольская волость, на месте которой в начале 1580-х гг. был основан Кольский острог. По данным писцовой книги Василия Агалина, с угодий местных крестьян «емлют кольские таможенные целовальники дань датцкого короля»⁴¹. Этот факт соотносится с данными, приводимыми англичанином Дж. Флетчером в сочинении «О государстве Русском». Английский посланник, побывавший в России в конце 1580-х гг., писал, что открытие ежегодной ярмарки в Коле «на Петров день» происходило в присутствии «начальника Вардгузы (резидента короля датского) или посланного от него»⁴². Представители датской короны наряду с русским «сборщиком податей» взимали таможенные подати с русских промышленников и саамов.

Таким образом, писцовая книга 1573-1575 гг. узаконивала для большей части саамских погостов Кольского полуострова и русской Кольской волости двойную уплату дани - в русскую и датскую казну. Существовала ли эта практика раньше, неизвестно. Русско-датские договоры 1562 и 1578 гг. молчат о двоеданничестве, что дает основание предполагать, что этот порядок возник недавно, накануне составления писцового описания. Допуская присутствие датских сборщиков на территории Кольского полуострова, готово ли было Московское государство юридически закрепить свое право на сбор дани с саамов Финнмарка, включив их в государственный кадастр? На этот вопрос приходится дать отрицательный ответ. Согласно «Росписи лопарским погостам» 1623-1624 гг., единственным саамским объединением за пределами Кольского полуострова, внесенным в писцовую книгу Василия Агалина, был Инадрский погост (совр. коммуна Инари в Финляндии). Погосты Финнмарка не были описаны русским писцом.

«Роспись лопарским погостам» фиксирует практику взаимного взимания дани с саамов датскими и русскими сборщиками. Сбор податей для каждого погоста распределен по десятилетиям: до 7089 г., до 7099 г., до 7110 г., до 7120 г., с 7121 по 7132 г. Выскажем предположение, что раз в десять лет составлялась роспись о сборе податей с погостов.

Таким образом, практика двойного взимания дани была узаконена не позднее середины 1570-х гг., что фиксировалось русскими источниками. Отправка Данией на Кольский полуостров сборщиков отражена и в дипломатических документах конца XVI - начала XVII в. При этом, как следует из источников, датская сторона претендовала не только на взимание лопарской дани, но и на сбор податей с монастырей и русских волостей. Так, в 1584 г. датский король Фредерик II приказал своим людям взимать дань с лопарей, русских поселенцев и православных монастырей⁴³, не прибегая, однако, к насилию⁴⁴.

Оба государства взимали денежную и натуральную дань с саамов. Грамота Василия III лопским даньщикам 1517 г. не раскрывает размеров собираемой дани, а только указывает на то, что даньщики и сопровождавшие их слуги получали «подарки»: шкурки пушных зверей (куницы, белки, лисицы) и «корм» (сига, щуку, лосося, оленину)⁴⁵. Упоминание в грамотах русских денежных единиц (рубля и алтына) косвенно говорит о денежном, а не о натуральном обложении саамских погостов. Втягиванию саамов в товарно-денежные отношения способствовали и сами даньщики, бравшие в поездки «свои товары». Саамов принуждали «силой брать... товары»⁴⁶, что строго запрещалось великим князем. Замена натуральной дани денежной была явлением новым, видимо, неравномерно развивавшимся для разных саамских погостов. Так, в выписке из писцовой книги Василия Агалина на Норецкий саамский погост указывалось, что размер дани с угодий составлял 18 шкурок песца, «за песец по десяти денег московских»⁴⁷. Денежный эквивалент вводился и для «поминков», которые уплачивались саамами наряду с данью. Для шкур разных животных была установлена своя стоимость: за оленью шкуру - 3 алт. 2 ден., за лисицу - 13 алт.⁴⁸ Денежный эквивалент не действовал, когда ценность шкурок была очень высока. Это, в частности, относилось к бобровым шкурам.

Датские даньщики также комбинировали сбор денежной и натуральной податей. Так, с погостов северо-западной части Кольского полуострова - Мотовского, Печенгского, Пазрецкого и Нявдемского - взималась «трощаная дань»⁴⁹. Уплата податей треской раскрывает занятость саамских погостов в промысле на Мурманском берегу. С Масельгского погоста датский даньщик, помимо денег, брал и одну оленью шкуру⁵⁰. Широкого распространения взимание натуральных податей датскими даньщиками не получило.

Единицы податного обложения, использовавшиеся Россией и Данией, были различны. В русских волостях побережья Белого моря Кольского полуострова основной податной единицей был лук - доля хозяйства (двора) в фонде промысловых угодий крестьянской общины⁵¹. Возникновение лукового обложения остается неизученным, но известно, что уже в начале XVI в. крестьяне Варзуги делили свои угодья на луки [Никонов, 2012, с. 148]. Использовалось ли в это время луковое число для саамских погостов, неясно. В грамотах Василия III лопским даньщикам указывалось, что корм людям, сопровождавшим даньщика, должны были давать «с дыма» Возгрин В. Е., Шаскольский И. П., Шрадер Т. А. Грамоты великого князя Василия III сборщикам дани в лопской земле. Документ № 3. С. 133., под которым можно понимать хозяйство (вежу), а не долю угодий. Писцовая книга Василия Агалина 1573-1575 гг. для всех саамских погостов Кольского полуострова вводит принцип лукового обложения, уравнивая их с русскими волостями. Проследить этапы перехода от взимания податей с «дыма» к луковому числу по имеющимся источникам невозможно. Не дают источники ответа и на вопрос о единицах налогообложения, использовавшихся русскими даньщиками в Финнмарке Так, Л. И. Хансен указывает, что русская сторона взимала дань как с лука, так и с взрослого мужчины [Hansen, p. 42-46].. Нельзя исключать, что здесь также применялось луковое число, как и для кольских саамов.

Дания использовала другие подходы к взиманию податей с саамских погостов Кольского полуострова. Согласно справке, составленной в 1615 г. дьяками Нижегородского приказа «по старым писцовым книгам 82-го году писма Василья Оголина да подьячего Степана Соболева», с погостов Терской лопи датские сборщики взимали «со штидесят с пяти веж сто тритцать белок, с вежи по две белки, а белъка в цене по три денги» РГАДА. Ф. 53. Оп. 1. 1613 г. Д. 3. Л. 460.. Наряду с вежой датчане использовали и другие податные единицы. Так, в «Росписи лопарским погостам» указывается, что до 1590/1591 г. с ряда саамских погостов Кончанской лопи дань взималась «с тех же угодеи» СМИКП. № 27. С. 55-59., что и в русскую казну. Не исключено, что датчане использовали установленную русскими властями податную систему - луки. С четырех погостов того же объединения - Печенгского, Масельгского, Экостровского, Бабинского - до 1590/1591 г. датская дань взималась с человека Там же. С. 57, 60-61. Составлено по: СМИКП. № 27. С. 57-64.. После 1590/1591 г. датская сторона вводит единообразный порядок взимания дани с «человека». «Человек» в датской податной системе не равнозначен «людям» русских писцовых книг. «Люди» - это женатые мужчины, владельцы дворов, несшие ответственность перед властью за уплату податей [Аграрная история, с. 17-20]. Приводимые в писцовой книге Кольского уезда 1608-1611 гг. индивидуальные (с человека) и общие (с погоста) налоговые ставки указывают на то, что датская дань распространялась на все население погоста, независимо от пола и возраста. Отступлением от установленных принципов налогообложения является взимание датскими даньщиками податей с крестьян Кольской волости, уплачивавших ее, как и в русскую казну, с лука, а не со двора или человека.

Документы кадастра позволяют сопоставить размеры дани, собираемой с саамских погостов Кольского полуострова русскими и датскими даньщиками в конце XVI - начале XVII в.

Таблица 1 Выплаты русской и датской дани саамскими погостами Кольского полуострова (по материалам «Росписи лопарским погостам» 1623-1624 гг.)⁵⁷

Приведенные в таблице результаты не во всем соответствуют данным писцовой книги Кольского уезда 1608-1611 гг., где сумма русской дани в начале XVII в., по нашим подсчетам, составляла 95 руб. 29 алт. 0,5 ден., что на 8 руб. больше, чем указано в «Росписи лопарским погостам», а датская дань - 76 руб. 11 алт. 3 ден., что почти на 17 руб. меньше суммы сбора, зафиксированной в том же источнике. Различия, считаем, не очень существенны и, что важно, не отменяют выявленной тенденции: если размеры собираемой с саамов русской дани на протяжении нескольких десятилетий оставались стабильными, то датские сборщики повысили ставки податного обложения. В некоторых случаях размер подати вырос в десять раз, превысив сумму сбора русской дани. Резкое увеличение «королевской дани» позволило сравнять налоговые поступления с кольских саамов с размером «лопской» дани в русскую казну. Усиление податного пресса Данией на рубеже XVI-XVII вв. может рассматриваться как одно из средств борьбы за господство на Крайнем Севере Европы, наряду с дипломатией и военным давлением.

Процесс разграничения даннических округов России и Дании может быть выявлен на основе челобитных кольского воеводы Федора Хлопова царю Борису Годунову. В челобитных воевода сообщал о приезде в 1600 г. в Колу датского даньщика Матфея Баговина, собиравшегося отправиться в Терскую лопь «с крещеных лопарей королевские дани збирать»⁵⁸. Воевода ответил отказом, мотивируя свое решение тем, что датская сторона препятствовала работе русских даньщиков в Финнмарке. Так, в 1597/1598 г. фогт Вардё Иван Олферьев⁵⁹ отнял собранную русским даньщиком Василием Михайловым в Варенгском погосте⁶⁰ дань в размере 110 ефимков за 1595/1596 г.⁶¹ В 1599/1600 г. саамы погоста Лемье-губа⁶² отказались платить русским даньщикам 115 ефимков. Тогда же датские власти запретили им «в Ывгей и за Ивгей въезжати»⁶³. Напротив, после 1595/1596 г. датский даньщик Иван Гайгрус собрал «королевскую дань троскою» с саамов Мотовского, Печенгского, Пазрецкого и Нявдемского погостов⁶⁴.

О возникшей ситуации воевода сообщал в центральные ведомства: в приказ Новгородской четверти - окольничему М. М. Салтыкову и дьякам Ивану Вахромееву и Богдану Иванову⁶⁵, в Посольский приказ - думному дьяку В. Я. Щелкалову⁶⁶. Из Москвы в Колу была отправлена грамота «на образец», на основе которой нужно было составить послание в Вардё с разъяснением позиции русской стороны. Воевода несколько раз отправлял грамоты «варгавскому державцу»: в декабре 1600 г. - с датским даньщиком Матфеем Баговиным, 28 марта 1601 г. - с служкой Троицкого Печенгского монастыря Овдокимом и кольским целовальником Фадейкой Самароковым, 8 июня 1601 г. - со стрелецким пятидесятником Пронкой Павловым⁶⁷. Каждый раз в Колу доставлялись ответные грамоты, которые, по словам воеводы, «прочести и перевести было некому». На словах русские посланники передавали воеводе сходный ответ. Так, собранная в 1597/1598 г. даньщиком Василием Михайловым дань продолжала находиться в Вардё («и та-де и дань готова»). Неудачная попытка русских собрать в 1599/1600 г. дань с саамов, проживавших «в Ывгейских погостах и за Ивгеем», была связана с действиями «тромшенского державца Клавуша Горна», запретившего саамам выплачивать русскую дань. Повлиять на действия фогта Тромсё «варгавский державец» не мог, потому что «тому-де и я, тромшенскому державцу, не указшик, то-де и ведает он, и то-де и присуд не мой»⁶⁸. Возвращать изъятую дань фогт не собирался, отвечая, что «и меня королевския дани збирати... с крещеных (Терской лопи. - С. Н., М. Т.) лопарей не пропустили»⁶⁹. Но фогт давал обещание «отписать» датскому королю о сложившейся ситуации. двоеданничество кольский дания

Таким образом, с конца 1590-х гг. вводится запрет на въезд даньщиков двух стран в земли Финнмарка и Кольского уезда, которые находились в непосредственном подчинении Дании и России. Установленный нами хронологический рубеж не совсем соответствует тем данным, которые приводят русские источники 1620-х гг., называя датой введения запрета русским даньщикам на въезд в земли Финнмарка 1601/1602 г. Такую дату приводит «Роспись лопарским погостам», расспросы посадских людей Колы об уплате лопарями дани (в мае 1620 г.)⁷⁰. В действительности, разграничение сфер влияния началось на несколько лет раньше. Запрет мог исходить от обеих сторон. Так, еще в 1585 г. кольский воевода Г. Б. Васильчиков в грамоте варгавскому фогту отвергал претензии датской стороны на сбор дани с населения Кольского полуострова: «.и та поморская земля исстари вотчина государя нашего царя и великого князя, а не дацких королей»⁷¹.

Челобитные воеводы Федора Хлопова проясняют еще один вопрос, который не находит объяснения в документах кадастра. Сбор русской и датской дани с лопарских погостов Кольского уезда продолжал производиться и после того, как датским даньщикам было запрещено въезжать в саамские погосты Кольского полуострова. В 1601 г. воевода сообщал следующее: «А собрано, государь, у меня, холопа твоего, дацкого короля дани с твоих государевых с крещеных лопарей прошлых сто четвертого и сто осмаго году. сто восмь рублев дватцать один алтын две денги, и с поминки, и та, государь, дань. в твоей государеве казне в Коле у меня, холопа твоего, к розмене стоит⁷² готова»⁷³. Собираемая с саамов датская дань, таким образом, предполагалась к обмену на те податные сборы, которые должны были платить в казну русского царя лопарские погосты Финнмарка. Практика двойного сбора дани с саамских погостов Кольского уезда сохранялась на протяжении всего XVII в. Об этом свидетельствуют отписи кольских целовальников о сборе дани с саамов Нотозерского и Сонгельского погостов, отложившиеся в фонде 667 Нотозерской земской избы РГАДА.

Удержание в Кольском остроге «королевской дани» было временным эпизодом. В последующие годы «королевская дань» поступала в приказ Новгородской четверти вместе с другими платежами, собиравшимися в Кольском уезде. Согласно выпискам «ис четвертных приходных книг» приказа, а также опубликованным С. Б. Веселовским книгам четверти, в 1604/1605-1606/1607 и 1612/1613-1619/1620 гг. «королевская дань» составила следующие суммы.

Таблица 2 Размер «королевской дани» с саамских погостов Кольского уезда в 1604/1605-1617/1618 гг.⁷⁴І II

Для тех лет, для которых сохранились полные данные о собранной «королевской дани» (1605/1606, 1612/1613, 1613/1614, 1615/1616, 1619/1620 гг.), можно выявить ее превышение в сравнении с суммой, установленной «Росписью лопарским погостам». Основная тяжесть поборов ложилась на саамов Терской лопи, уплачивавших в 1612/1613, 1613/1614, 1615/1616 гг. более 70 % от общей суммы «королевской дани».

Таким образом, с конца 1590-х гг. происходит разграничение сфер влияния России и Дании на Крайнем Севере Европы: порядок взаимного пропуска даньщиков на территории Финнмарка и Кольского полуострова уходит в прошлое. Исключение составляет небольшая территория на северо-западе полуострова, где проживали саамы Нявдемского, Пазрецкого и Печенгского погостов. По расспросу посадских людей Колы, проведенному в 1620 г. воеводой Пимином Юшковым, с этих погостов «датцкого короля данщики королевскую дань емлют и по ся мест, а государевы данщики с тех лопарей на государя дань и королевскую дань емлют же»⁸⁰. Фактически саамские погосты северо-западной части Кольского уезда выплачивали дань в тройном объеме: одну Дании и две (в царскую казну и «королевскую») России, что фиксируется и «Росписью лопарским погостам»⁸¹.

Попытки въезда датских даньщиков в Терскую лопь продолжались и после того, как фактически было установлено податное и территориальное разграничение на Крайнем Севере Европы. Подобные факты зафиксированы в документах воевод Кольского уезда 1610-х - начала 1620-х гг. В декабре 1611 г. датскому даньщику Петру Хрестинову удалось въехать в Терскую лопь и собрать дань. Об этом фогту Вардё Клаусу Гагге сообщал кольский воевода В. Т. Жемчужников. Так, датский даньщик, ссылаясь на «королевский наказ», убедил предыдущего воеводу Кольского острога Михаила Векентьева пропустить его для сбора дани с терских лопарей в обмен на предложение русским сборщикам «ехати в Кончанскую лопь государя нашего дани збирати по прежним обычаем»⁸². Для этого в Финнмарк из Колы был отправлен даньщик Микифор Колмаков «с товарыщи». Собрать дань им так и не удалось: «варгавской державец» задержал русских на десять дней, а затем «отпустил назад в Колской острог, а в Кончанскую лопь дани государя нашего збирати... не пропустил»⁸³. По данным «Росписи лопарским погостам», в 1611 г. датским даньщиком была собрана дань с семи погостов Кончанской лопи⁸⁴ и с пяти погостов Терской лопи⁸⁵.

Введенный после 1611 г. запрет на сбор дани с кольских саамов не препятствовал новым попыткам датских даньщиков собрать «королевскую дань». Так, известно, что в 1612, 1614, 1615, 1620, 1621 гг. датские даньщики вновь приезжали за данью⁸⁶. Приезд был обставлен по определенному ритуалу: даньщик в съезжей избе Кольского острога передавал воеводе грамоту или заявлял устно через переводчика о своем намерении, «чтоб ему (даньщику. - С. Н., М. Т.) ехати в твою государеву в Терскую лопь на короля дань збирати»⁸⁷. На это следовал ответ воеводы: «у варгавского державца королевский указ о том есть ли, что государевым данщиком в Кончанскую волость (в Финнмарк. - С. Н., М. Т.) ездить и збирать дань на государя по-прежнему»⁸⁸. Отрицательный ответ на поставленный вопрос означал отказ пропускать датского сборщика в саамские погосты. Обращает на себя внимание, что даньщик приезжал не один, а в сопровождении нескольких людей, а также иногда «толмача» и проводника. Последним мог быть «варенский лопин». Из челобитной воеводы Дмитрия Зубова, поданной на царское имя в 1633 г., следует, что сопровождавшие даньщика лица выступали как помощники, доставлявшие «товар», который реализовывался в Коле и саамских погостах⁸⁹. Несмотря на запреты сбора дани с «руских лопарей», датским даньщикам иногда удавалось их нарушать. Так, в челобитной воеводы Гурия Волынцева сообщалось, что в начале 1616 г. датский «немчин» Петр Бертель Индриков самовольно въехал на земли саамов Сонгельского погоста, где «лопарей мучил, и в железа сажал, и на морозе скованых держал, и вымучил, государь, з дву погостов Соньялских да с Мотоцких королевскую дань»⁹⁰.

После завершения «дипломатической процедуры» датского даньщика в сопровождении стрельцов отправляли к границе «до твоего государева Соньяского (Сонгельского. - С. Н., М. Т.) погоста». Стрельцы должны были пресекать возможные незаконные действия датчан, «чтоб твоим государевым лопарем какия шкоты не было»⁹¹. Учитывая плохую сохранность документов Кольской воеводской канцелярии, не будет преувеличением сказать, что подобные поездки носили ежегодный характер.

Отказывая датским даньщикам в сборе податей с кольских саамов Кончанской и Терской лопи, русская сторона вынуждена была делать исключение для погостов северо-западной части Кольского полуострова - Нявдемского, Пазрецкого, Печенгского и Мотовского. По учиненному в ноябре 1623 г. «роспросу» о злоупотреблениях воеводы Гурия Волынцева и таможенной администрации Кольского острога, крестьяне Кандалакшской волости сообщали, что в 1622 г. «с Варгава приежжал датцкого короля сотник неметцкой с стрелцы» собирать дань и десятину с лопарей Нявдемского и Пазрецкого погостов⁹². Этим действиям попытался воспрепятствовать таможенный целовальник Субота Васильев.

Таким образом, русская данническая система с начала XVI в. охватывала значительную территорию Крайнего Севера Европы, включая не только весь Кольский полуостров, но и Финнмарк. Присутствие в Финнмарке великокняжеских даньщиков опиралось на развитие промысловой активности в Северной Норвегии русских и карел, занимавшихся здесь добычей рыбы и жемчуга. Положение меняется со второй половины XVI в., когда датские власти начинают вводить запреты на въезд русских даньщиков. С этим Россия вынуждена была считаться, отказавшись включать земли Северной Норвегии в государственный кадастр в 1573-1575 гг. Исключение составил саамский Инадрский погост (северо-восточная часть современной Финляндии), включенный в писцовую книгу и продолжавший платить дань в русскую казну «в иные годы» после завершения работы Василия Агалина.

Включение Кольского полуострова в податную систему Дании может рассматриваться как более позднее явление, в сравнении с аналогичным освоением Россией Финнмарка. Об этом говорит как отсутствие упоминания датских сборщиков дани в землях кольских саамов в русских источниках, так и использование до 1591/1592 г. разных систем сбора податей - русской (с угодий) и датской (с вежи или человека). Только в конце XVI в. эта система была унифицирована: введена поголовная дань. До второй половины XVI в. «королевская дань» распространялась лишь на несколько погостов северо-западной части Кольского полуострова, занимавшихся промысловой деятельностью в Баренцевом море. Торговое и впоследствии военное присутствие Дании в Баренцевом море закрепляло право на сбор дани с этой группы саамов.

Обострение русско-датского конфликта на Крайнем Севере Европы на рубеже XVIXVII вв. находит отражение и в податной политике двух государств, каждое из которых увеличивает размер собираемой дани. Этот инструмент влияния часто использовала датская сторона, увеличившая размер дани с погостов Кончанской и Терской лопи в десять и более раз.

Процесс разграничения даннических округов на территории Финнмарка и Кольского полуострова прошел ряд этапов. С конца 1590-х гг. датская сторона запрещает сбор дани и въезд на саамские земли, находившиеся в подчинении фогтов Вардё и Тромсё. С 1600 г. к такому же запрету прибегают и воеводы Кольского острога, что находит поддержку со стороны центральных учреждений Русского государства - приказов Новгородской четверти и Посольского.

Литература

1. Аграрная история Северо-Запада России. Вторая половина XV - начало XVI в. Л., 1971. 402 с.

2. Антонов В. А., Хорошкевич А. Л. Якоб Ульфельдт и его записки о России // Якоб Ульфельдт. Путешествие в Россию. М., 2002. С. 78-142.

3. Боронин О. В. Двоеданничество в Сибири. XVII - 60-е гг. XIX вв. Барнаул, 2002. 217, [2] с.

4. Державин В. Л. Северный Мурман в XVI-XVII вв. (к истории русско-европейских связей на Кольском полуострове). М., 2006. 143 с.

5. Зуев А. С. Механизмы адаптации сибирских народов к российской власти во время присоединения Сибири к России (конец XVI - начало XVIII века) // Вестник Новосибирского государственного университета. Сер. История, филология. 2014. Т. 13. Вып. 8. История. С. 57-71.

6. Копанев А. И. Неземледельческая волость в XVI-XVII вв. // Крестьянство и классовая борьба в феодальной России. Сборник статей памяти И. И. Смирнова. Л., 1967. С. 176-195.

7. Кучинский М. Г. Саами Кольского уезда в XVI-XVII веках. Модель социальной структуры. Каутекейно, 2008. 261, [22] с.

8. КучинскийМ. Г Социальная роль облагаемых угодий для саами Кольского уезда в XVI-XVII вв. // Труды Кольского научного центра РАН. Апатиты, 2010. № 2 (2). С. 140-152.

9. Линд Дж. Х. «Разграничительная грамота» и новгородско-норвежские договоры 1251 и 1326 гг. // НИС. СПб., 1997. Вып. 6 (16). С. 135-143.

10. Линд Дж. Х. The Tsar's Patrimony and the Duplication of Vard0-Vargav (Borders at the Arctic Ocean and Levels of Information in the Late Middle Ages and Early Modern Times) // Норна у источника Судьбы. Сборник статей в честь Е. А. Мельниковой. М., 2001. С. 242-253.

11. Лисейцев Д. В., Рогожин Н. М., Эскин Ю. М. Приказы Московского государства XVI-XVII вв. Словарь- справочник. М.; СПб., 2015. 301, [1] с.

12. Никонов С. А. Варзужский лук в XVI в. // VIII Ушаковские чтения. Сборник научных статей. Мурманск, 2012. С. 142-156.

13. Никонов С. А. Воевода Василий Туренин и укрепление обороноспособности Кольского острога в начале 1620-х годов // Известия Саратовского университета. Новая серия. Сер. История. Международные отношения. 2017. Т. 17. № 2. С. 153-157. [Никонов, 2017а]

14. Никонов С. А. Лопские даньщики: управление Крайним Севером Европейской России в XVI в. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2017. № 3 (69). С. 92. [Никонов, 2017б]

15. Нильсен Й. П., Ниеми Э., Кристенсен У Общие норвежско-русские округа до 1814 года // Сближение: Россия и Норвегия в 1814-1917 годах. М., 2017. С. 24-42.

16. Рыбалко Н. В. Российская приказная бюрократия в Смутное время начала XVII в. М., 2011. 655 с.

17. Толкачев М. В. Русско-датские дипломатические отношения и лапландский вопрос в 1584-1605 годах. Самара, 2018. 255 с.

18. Трепавлов В. В. «Белый царь»: образ монарха и представления о подданстве у народов России XVXVIII вв. М., 2007. 253, [2] с.

19. Ушаков И. Ф. Кольская земля. Очерки истории Мурманской области в дооктябрьский период. Мурманск, 1972. 672 с.

20. Федоров П. В. О появлении русского рубежа в Лапландии (по следам одной дискуссии) // Арктика и Север. 2017. № 26. С. 53-75.

21. Шаскольский И. П. Договоры Новгорода с Норвегией // Исторические записки. М., 1945. Т. 14. С. 38- 61.

22. Chernyakova I. A. Colonization of the Russian Nord-West // Encyclopedia of The Barents Region. Oslo, 2016. Vol. 1. P. 121.

23. Hansen L. I. The Overlapping Taxation Areas of the North and the Nature of the Russian-Norwegian Border in Medieval and Early Modern Times // Russia and Norway: Physical and Symbolic Borders. M., 2005. P. 40-61.