Конституция СССР 1936 года: модель "репрессивного конституционализма"

Конституция Союза Советских Социалистических Республик - "Сталинская конституция", утвержденная постановлением Чрезвычайного VIII Съезда Советов Союза Советских Социалистических Республик от 5 декабря 1936 года Конституция (Основной Закон) Союза Советских Социалистических Республик (утверждена постановлением Чрезвычайного VIII Съезда Советов Союза Советских Социалистических Республик от 5 декабря 1936 года) // Известия Центрального исполнительного комитета СССР и Всероссийского центрального исполнительного комитета. 1936. № 283. 6 декабря., является уникальным по своему характеру документом, который совершенно расходился с функционирующим государственным режимом и правовой реальностью. В юридической литературе принято считать содержание "Сталинской конституции" самым демократическим в мире в период 1930-х годов. Однако демократизма в ней было не больше, чем в любой советской декларации или декретном законодательстве. По нашему мнению, справедливо замечание выдающегося российского конституционалиста М.В. Баглая: "Лицемерием и цинизмом были пронизаны положения Конституции, связанные со свободой совести" [1, с. 62]. Советский конституционализм со второй половины 1930-х до первой половины 1950-х годов непосредственно легитимировал массовый террор, направленный на создание абсолютно послушного тоталитарному режиму общества. "Опыт российского государственного строительства со всей очевидностью подтверждает, что какое-либо умаление хотя бы одной из общего комплекса общечеловеческих ценностей ведет к деформации конституционализма, отторжение же их - к утверждению идеологии и практики антиконституционализма со всеми его тотальными разрушительными последствиями" [2, с. 441]. Изучение тоталитарного режима, существовавшего в период сталинизма (начало 1930-х годов - первая половина 1950-х годов), не является проблемой минувшего века. Поэтому современная юридическая наука должна продолжать его изучение, для того чтобы учитывать негативный опыт в будущем. В этом аспекте представляется весьма актуальным проведение исследования конституционализма в период функционирования тоталитарного режима.

Обзор литературы

В современной юридической науке крайне мало исследований, посвященных проблемам соотношения конституционализма и функционирования тоталитарного режима, хотя в целом изучение периода сталинизма достаточно широко освещено в научной литературе. При этом больше всего исследований данного периода относятся к сфере истории. Немалое внимание изучению сталинизма уделяют и зарубежные авторы [3, 4, 5]. В значительной степени изучению советского тоталитарного режима способствовали сборники архивных документов и материалов, издаваемые Международным фондом "Демократия" (Фонд Александра Н. Яковлева) [6, 7, 8, 9]. Таким образом, следует отметить, что современные юристы обладают достаточной научной и источниковедческой базой для изучения тоталитарного режима.

Материалы и методы

Основу исследования составили такие методы, как формально-юридический, логический, сравнительно-правовой, историко-правовой. Кроме того, при поиске и анализе литературы по теме был использован аналитический метод. В совокупности данные методы позволили провести анализ ряда конституционных положений и отдельных нормативных правовых актов советского государства. Материалами исследования также послужили статьи ученых, занимающихся вопросами функционирования органов власти в период сталинизма.

Результаты исследования

Соотнося "взрыв" сталинских репрессий периода 1934-1938 годов и принятие Конституции СССР 1936 года, считаем возможным обозначить это юридическое явление как "репрессивный конституционализм". Благодаря "Сталинской конституции" идея репрессии была возведена в ранг закона. Репрессии стали считаться естественным и даже должным элементом государственной власти. В Конституции СССР 1936 года была искажена одна из функций права - карательная. При этом отметим, что карательная "функция права - отнюдь не самый существенный ее признак. Праву присуща в первую очередь созидательная роль" [10, с. 35]. Тем не менее карательная функция права в "Сталинской конституции" приобрела характер превентивной меры. Наказание назначалось не за факт совершения уголовного преступления или административного правонарушения и даже не за умысел его совершения, а за инакомыслие, то есть не относящийся к структуре состава преступления (правонарушения) элемент.

"Репрессивный конституционализм", закрепленный в Конституции СССР 1936 года, внедрялся и последовательно распространялся в конституциях союзных и автономных республик СССР. В частности, 21 января 1937 года была утверждена Конституция Российской Советской Федеративной Социалистической Республики 1, а далее принимались конституции автономных республик (например, 25 июня 1937 года была утверждена Конституция Татарской Автономной Советской Социалистической Республики) Конституции (Основного Закона) Российской Советской Федеративной Социалистической Республики: утверждена постановлением Чрезвычайного XVII Всероссийского Съезда Советов от 21 января 1937 года // Собрание узаконений Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. 1937. № 2. Ст. 11. Конституция Татарской Автономной Советской Социалистической Республики: утверждена постановлением Чрезвычайного XI Съезда Советов Татарской АССР 25 июня 1937 года // Свод законов Республики Татарстан. Том 1. Казань: Идел-Пресс, 2010. С. 31-42.. Так, "репрессивный конституционализм" получил двухступенчатое и трехступенчатое закрепление: Конституция СССР - Конституция союзной республики или Конституция СССР - Конституция РСФСР - Конституция автономной республики. Нижестоящие конституции не имели никаких особенностей, так как конституционные нормы союзных и автономных республик практически дословно дублировали положения "Сталинской конституции".

В подтверждение вышесказанного необходимо указать на конкретные нормы "Сталинской конституции", в которых был завуалирован "репрессивный конституционализм", - это статьи 102, 103, 131, 133. Так, согласно статье 102 Конституции СССР 1936 года, правосудие в СССР осуществлялось Верховным Судом СССР, Верховными судами союзных республик, краевыми и областными судами, судами автономных республик и автономных областей, окружными судами, специальными судами СССР, создаваемыми по постановлению Верховного Совета СССР, народными судами. Данная норма получила свое развитие в последующем законодательстве, а именно в законе СССР от 16 августа 1938 года "О судоустройстве СССР, союзных и автономных республик" О судоустройстве СССР, союзных и автономных республик: закон СССР от 16 августа 1938 года // Ведомости Верховного Суда СССР 1938. № 11.. В частности, статья 53 указанного закона установила разветвленную систему специальных судов СССР, в которую входили военные трибуналы, линейные суды железнодорожного транспорта, линейные суды водного транспорта. В качестве первой задачи судов СССР (подпункт "а" статьи 2 закона СССР от 16 августа 1938 года "О судоустройстве СССР, союзных и автономных республик") определялось "разбирательство в судебных заседаниях уголовных дел и применение установленных законом мер наказания к изменникам родины, вредителям, расхитителям социалистической собственности и другим врагам народа, а также к грабителям, ворам, хулиганам и иным преступникам". В этом отношении интересное положение содержала и статья 60 закона СССР "О судоустройстве СССР, союзных и автономных республик" от 16 августа 1938 года, согласно которой линейные суды железнодорожного и водного транспорта рассматривали отнесенные законом к их ведению дела о преступлениях, направленных на подрыв трудовой дисциплины на транспорте, и о других преступлениях, нарушающих нормальную работу транспорта. Данная норма толковалась весьма широко, тем самым постоянно обеспечивая суды новыми "антисоветскими элементами", более известными как "вредители". Например, А.Р. Мухамадеев пишет: "В Верховном суде ТАССР в целях ликвидации последствий вредительства были пересмотрены дела, рассмотренные народными судами, специально организованной комиссией, за период с 1934 по 1937 гг. включительно. Было рассмотрено 29 249 дел с участием 38 982 человек. Были прекращены дела с освобождением 899 человек" [11, с. 27-30].

В то же время вполне демократические нормы не получили своего развития в эпоху расцвета "репрессивного конституционализма". Речь здесь идет о норме статьи 103 Конституции СССР 1936 года, в которой было указано, что рассмотрение дел во всех судах осуществляется с участием народных заседателей. Ее реализация затянулась на целое десятилетие. "Общая организация деятельности народных судов должна была завершиться с принятием закона о выборах народных судей и народных заседателей. Из-за слабого интереса со стороны правительства, а потом из-за войны закон был принят только в 1948 году. В его основу был положен предвоенный проект НКЮ СССР (1940 г.), предусматривающий упрощенную систему выборов" [12, с. 41-43]. Такой длительный период по затягиванию реализации конституционной нормы, заключенной в статье 103 Конституции СССР 1936 года, вполне объясним тем, что советское "правосудие" периода сталинизма должно было быть встроено в вертикаль государственной системы тоталитаризма, а принцип выборности никак в нее не вписывался. Советское "правосудие" должно было быть быстрым, как в процессуальной части, так и в исполнении. Поэтому судебная система периода сталинизма постоянно "совершенствовалась". "В 1934 г. в ходе создания НКВД CCCP при Наркоме внутренних дел было образовано так называемое Особое совещание (OCO), которое могло применять репрессию, подобно судебным органам, но без надлежащих процессуальных гарантий, даже без вызова самого обвиняемого. <.. .> Уже в 1937 г. Особое совещание получило все репрессивные права вплоть до расстрела" [13, с. 296]. Однако и этого было недостаточно, так как "выявление" антисоветских элементов (контрреволюционеров, шпионов, вредителей) стремительно росло. С таким ростом не справлялись ни суды, ни даже Особое совещание Наркома внутренних дел. Требовалось еще больше ускорить "правосудие". Вот что пишет по этому поводу О.И. Чистяков: "В 1935 г. с явным превышением власти приказом НКВД были созданы так называемые тройки, которые стали как бы филиалами OCO на местах. B них входили первый секретарь соответствующего обкома партии, начальник областного управления НКВД и областной прокурор. B 1937 г. в разгар массовых репрессий эта конструкция была еще упрощена - из "троек" исключили представителей партийных органов, сделав "двойки". <.. .> B середине 30-х гг. создавались также милицейские "тройки" для борьбы с мелкими правонарушителями в городах, для очистки городов от нежелательных элементов" [13, с. 296]. Внесудебная расправа выездными сессиями Верховного Суда СССР, специальными судами, Особым совещанием Наркома внутренних дел, "тройками", "двойками" стала нормой для советского государства периода 1930-1940-х годов. Все эти процессы инициировались и проводились исключительно в защиту созданного Конституцией СССР 1936 года советского государственного строя. Поэтому реализация статьи 103 Конституции СССР 1936 года, согласно которой рассмотрение дел во всех судах должно было осуществляться с участием народных заседателей, в рамках "репрессивного конституционализма" было абсолютно невозможным. Несложно сравнить длительность судебного процесса с участием народных заседателей и заседание обычной "двойки". Реализация института народных заседателей катастрофически затормозила бы "вершение" советского "правосудия".

Развитие "репрессивного конституционализма" отразилось и на системе органов прокуратуры, которая была выстроена по жесткой вертикали. В частности, в соответствии со статьей 114 Конституции СССР 1936 года Прокурор СССР назначался Верховным Советом СССР сроком на семь лет, который в дальнейшем, согласно статье 115, назначал сроком на пять лет прокуроров субъектов СССР и союзных республиках (республиканских, краевых, областных прокуроров, а также прокуроров автономных республик и автономных областей). Для сравнения: в настоящее время, согласно части 3 статьи 129 Конституции Российской Федерации 1993 года Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12 декабря 1993) (с изм. от 30.12.2008 № 6-ФКЗ, от 30.12.2008 № 7-ФКЗ, от 05.02.2014 № 2-ФКЗ, от 21.07.2014 № 11-ФКЗ) // СЗ РФ. 2014. № 31. Ст. 4398., прокуроры субъектов Российской Федерации назначаются на должность Президентом Российской Федерации по представлению Генерального прокурора Российской Федерации, согласованному с субъектами Российской Федерации. По Конституции РФ 1993 года в формировании системы органов прокуратуры Российской Федерации участвуют Президент, Совет Федерации, Генеральный прокурор, субъекты Российской Федерации. В то же время, согласно статье 116 Конституции СССР 1936 года, окружные, районные и городские прокуроры назначались прокурорами союзных республик с утверждения Прокурора СССР сроком на пять лет. Таким образом, становится очевидно, что формирование всей системы советской прокуратуры зависело от Прокурора СССР, де-факто подчиненного И.В. Сталину. В этом отношении О.И. Чистяков делает следующий вывод: "Нельзя сказать, что все эти беззакония совсем не вызывали никаких протестов, и в первую очередь со стороны прокуратуры. Во всяком случае, факты активного противодействия беззаконию отмечаются в первой половине 30-х гг. Однако известны случаи, когда прокурорское реагирование на произвол приводило к тому, что сами прокуроры оказывались за решеткой. Такая судьба постигла даже Прокурора Союза И.А. Акулова" [13, с. 299].

Для практической реализации основ "репрессивного конституционализма", заложенного Конституцией СССР 1936 года, требовались соответствующие кадры: юристы, лишенные нравственных принципов, готовые на любой поступок в угоду власти. Так "рождались" советские прокуроры периода сталинизма, которые в 1935-1937 годы "были втянуты в творящиеся беззакония, когда они были включены в пресловутые "тройки" и "двойки"" [13, с. 299].

Здесь не следует забывать и о самом "верном ревнителе" социалистической "справедливости" - Вышинском Андрее Януарьевиче, занимавшем должность Прокурора СССР (1935-1939-е годы). Во многом А.Я. Вышинский прославился как непосредственный организатор массовых репрессий, выступавший в качестве государственного обвинителя в политических процессах. В правовых трудах А.Я. Вышинского не просто бессовестно оправдывались массовые репрессии, но и создавалась теоретическая база "репрессивного конституционализма". Например, в одной из своих работ [14, с. 18-35] А.Я. Вышинский высказывает многочисленные обвинения в адрес "троцкистско-фашистских агентов" (признания которых были получены под жесточайшими пытками), представляя их как "беспринципную банду вредителей, диверсантов, шпионов и убийц из иностранных разведок" [14, с. 19]. При этом А.Я. Вышинский делает "откровенное признание": "В борьбе с таким врагом недостаточно одной решительности: нужно большое искусство, большое уменье разоблачать врага и его преступные махинации. В этом заключается одна из важнейших задач в борьбе с троцкистско-фашистскими бандитами" [14, с. 25]. Длинные речи А.Я. Вышинского изобилуют коммунистическом пафосом, они наполнены "заботой" о народе и "благе" Родины, требованиями о социалистической "справедливости" и "законности". Например, блестяще отстаивая "честь" руководителей тоталитарного режима по делу Троцкистско-Зиновьевского террористического центра, А.Я. Вышинский заявлял: "Ужасна и чудовищна цепь этих преступлений, направленных против нашей социалистической родины, преступлений, каждое из которых достойно самого сурового осуждения и самой суровой кары. Ужасна и чудовищна вина этих преступников и убийц, поднявших руку против руководителей нашей партии, против товарищей Сталина, Ворошилова, Жданова, Кагановича, Орджоникидзе и Косиора, против наших руководителей, руководителей советского государства" [15, с. 356]. Тем не менее А.Я. Вышинский, "тщательно" исследуя дело, как-то пропустил одного из "врагов народа": С.В. Косиор, первый секретарь Коммунистической партии Украины, заместитель председателя правительства СССР, член Политбюро ЦК ВКП(б), один из организаторов голода в Украине в 1932-1933 годах, впоследствии был "разоблачен" и 26 февраля 1939 года расстрелян. Никогда А.Я. Вышинский не забывал и про "политические цели" - воспитание послушного тоталитарному режиму общества. В этом смысле показателен судебный процесс 1935 года по делу о гибели парохода "Советский Азербайджан". В частности, цель данного процесса А.Я. Вышинский истолковывает следующим образом: "Смысл и основное назначение этого процесса заключается в стремлении поднять на более высокую политическую высоту понимание каждым работником нашего водного транспорта той громадной ответственности, которая лежит на нем в области разрешения громадных задач, стоящих перед нашим транспортом" [15, с. 215]. Подобные А.Я. Вышинскому "юристы" не просто обеспечивали функционирование тоталитарного режима - они создавали его высшую законодательную базу и теоретико-правовую основу "репрессивного конституционализма", оправдывая его целесообразность. Таким образом, создание жесткой вертикали органов советской прокуратуры вовсе не способствовало эффективному и справедливому правосудию. В целом советская прокуратура периода сталинизма стала тем органом, который раз за разом непосредственно подтверждал абсолютную легальность "репрессивного конституционализма", обеспечивая процветание кровавого террора.

Благодаря "Сталинской конституции" юридическая наука узнала, что конституционализм не всегда является системой знаний о фундаментальных общечеловеческих политико-правовых ценностях, находящих свое выражение в конституциях и демократической конституционной теории, их содержании, формах, методах и степени реализации, и что в непреложном круге ценностей конституционализма лежат такие приоритеты, как личность, ее права и свободы, народовластие, парламентаризм, верховенство права, разделение властей, защита всех форм собственности, идеологически и политический плюрализм, социальная справедливость [2, с. 440]. Сталинизм извратил саму суть конституционализма. Поэтому точка зрения Н.О. Щербаковой, что "конституционные нормы, связывающие воедино все отрасли права, не имеют и не могут иметь "утверждающего" характера, им чужда карательная функция" [16, с. 115-119], никак не может быть применена по отношению к Конституции СССР 1936 года. Здесь нельзя не согласиться со следующим мнением С.И. Колотыркиной: "Карательная функция конституционного права имеет существенные отличия от карательной функции юридической ответственности в целом. В первую очередь это связано с тем фактом, что карательный потенциал негативной конституционной ответственности не так однозначен, как, например, карательный потенциал ответственности уголовной или административной" [10, с. 46]. Тем не менее вышеуказанные правовые позиции являются отражением современного конституционализма и неприменимы к периоду 1930-1950-х годов.

"Репрессивный конституционализм" в "Сталинской конституции" доказал, что конституционные нормы вполне могут иметь карательную функцию. Этот вывод находит свое подтверждение в статье 133 Конституции СССР 1936 года, в которой было однозначно установлено, что измена "родине: нарушение присяги, переход на сторону врага, нанесение ущерба военной мощи государства, шпионаж - караются по всей строгости закона, как самое тяжкое злодеяние". Бесспорно, что под "всей строгостью закона" понималось лишь одно - высшая мера наказания - смертная казнь. Некоторые правоведы могут выразить несогласие с данной точкой зрения, используя ссылку на часть 2 статьи 20 Конституции СССР 1993 года. Однако здесь следует отметить, что вышеуказанные конституционные нормы кардинально отличаются и поэтому в юридическом отношении неравнозначны. Во-первых, в части 2 статьи 20 Конституции СССР 1993 года говорится о допустимости, а не однозначности наказания в виде смертной казни; во-вторых, и это является главным, конституционная норма не содержит карательную функцию, так как учреждает, что "смертная казнь впредь до ее отмены может устанавливаться федеральным законом". В противоположность сказанному "Сталинская конституция" карательную функцию сделала неотъемлемой частью советского конституционализма, активно применяя ее в качестве превентивной меры для борьбы с "врагами народа".

Известно, что "выражение "враг народа" впервые появилось во время Великой французской революции 1789 г. и широко использовалось в политической риторике Дантона, Робеспьера и других революционных лидеров" [17, с. 116]. В то же время понятие "враг народа" впервые было закреплено на конституционном уровне в абзаце 2 статьи 131 "Сталинской конституции". Определение данного понятия было крайне лаконичным: "лица, покушающиеся на общественную, социалистическую собственность, являются врагами народа". Также следует процитировать и абзац 1 статьи 131 Конституции СССР 1936 года, дополняющий вышеуказанное определение "врага народа": "Каждый гражданин СССР обязан беречь и укреплять общественную, социалистическую собственность, как священную и неприкосновенную основу советского строя, как источник богатства и могущества родины, как источник зажиточной и культурной жизни всех трудящихся". Подчеркнем, что содержание статьи 131 напрямую ставит "взаимозависимость" конституционной обязанности и причисление лица к категории "врага народа". Другими словами, априори любой гражданин СССР мог стать "врагом народа" лишь вследствие неисполнения конституционной обязанности по обереганию и укреплению социалистической собственности. При этом с понятием "социалистическая собственность" ассоциируется непосредственно само советское государство. Следовательно, любой "некачественный труд" на советском производстве или "инакомыслие" в отношении функционирования государственного строя автоматически превращает любое лицо во "врага народа". Это формула, введенная в оборот Конституцией СССР 1936 года, неустанно соблюдалась всеми исполнительными и судебными органами власти на протяжении значительного периода существования советской власти.

В Конституции СССР 1936 года был целый ряд весьма удивительных статей, например:

- статья 125, согласно которой гарантировалась свобода слова, свобода печати, свобода собраний и митингов, свобода уличных шествий и демонстраций;

- статья 127, согласно которой гражданам СССР обеспечивалась неприкосновенность личности, и никто не мог быть подвергнут аресту иначе как по постановлению суда или с санкции прокурора;

- статья 128, согласно которой неприкосновенность жилища граждан и тайна переписки охранялась законом.

Однако эти нормы Конституции СССР 1936 года были всего лишь демократической ширмой для беззакония тоталитарного режима. Вышеприведенный анализ позволяет решительно опровергнуть мнение о демократическом содержании "Сталинской конституции", которая не только не давала начало для реализации демократических институтов, но и в своем внутреннем содержании противоречила духу конституционализма. "По иронии судьбы или в силу цинизма И.В. Сталина конституционные нововведения совпали по времени с чудовищными репрессиями против миллионов невинных людей, которые без суда и следствия лишались свободы, подвергались заключению в концлагеря, где их труд использовался в целях "социалистического строительства". Многие были расстреляны или погибли на каторге" [1, с. 64]. Позволим не согласиться с этой мыслью М.В. Баглая - "конституционные нововведения" были далеко не простым совпадением, а являлись "запланированным" шагом для проведения широкомасштабных репрессий и тотальных депортаций. Сама цель принятия Конституции СССР 1936 года - это "узаконение беззакония", то есть создание "уникальной" модели "репрессивного конституционализма", которая возвела жесткость в качестве естественного и неотъемлемого элемента функционирования правовой системы.

Обсуждение и заключения

Подводя итог, отметим, что "репрессивный конституционализм" - это явление, характерное исключительно для периода тоталитаризма. После смерти "отца народов" "репрессивный конституционализм" хотя и медленно, но стал исчезать из практической реализации норм Конституции СССР 1936 года. После принятия Конституции СССР 1977 года ("Брежневской конституции") Конституция (Основной Закон) Союза Советских Социалистических Республик (принята на внеочередной VII сессии Верховного Совета СССР девятого созыва 7 октября 1977 года) // Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1977. № 41. Ст. 617. 12 октября. значительно снижается карательная функция конституционных норм, и уже к началу "перестройки" М.С. Горбачева термин "репрессивный конституционализм" нельзя применять к советскому режиму.

За последние три десятилетия было установлено число лиц, пострадавших от сталинизма. По этому поводу О.И. Чистяков пишет: "За 1930-1953 гг. оно составило 3 778 234 осужденных всеми судебными и внесудебными органами <.. .> Конечно, это тоже громадное число. Но надо иметь в виду, что в массе осужденных были как невиновные, так и виновные в государственных преступлениях" [13, с. 300]. Тем самым О.И. Чистяков пытается оправдать целесообразность и вынужденность проведения массового террора. Это недопустимо для юридической науки. Зверства и жестокость не могут быть оправданы ничем. Юристы должны понимать это и обязаны доносить эту мысль до общественного правосознания. Они не имеют права оправдывать жестокость. Крайне удручающей представляется проявляющаяся в современном правосознании российского общества тенденция оправдания сталинизма. "Вождя народов" представляют как "сильного" лидера, "боровшегося" за величие СССР на международной арене, "победившего" нацизм и прочее. При этом общество совершенно не желает помнить и "забывает" о нескольких десятках миллионов безвинных людских жертв тотальных депортаций и широкомасштабного террора. Такое количество жертв стало возможным исключительно вследствие осуществления правовой политики, легализованной Конституцией СССР 1936 года и теоретически обоснованной модели "репрессивного конституционализма".

При изобилии литературы и открытых архивных фондов современных юристов России мало интересуют вопросы такой формы государственного режима, как тоталитаризм, изучение которой, несомненно, способствовало бы предотвращению возможной негативной трансформации авторитарной власти. В целях выявления тенденций, способствующих развитию тоталитаризма, для отечественной юриспруденции требуются обширные исследования тоталитарного и авторитарного режимов в соотношении с конституционализмом, правовой политикой, законодательством и прочими элементами государственно-правовой системы. Считаем, что в настоящее время за попытки оправдания сталинизма и непосредственно деятельности И.В. Сталина необходимо введение в законодательство Российской Федерации норм об административной (за впервые совершенное правонарушение) и уголовной ответственности (за повторное совершение). Это позволит поднять на новый уровень правовую культуру общества и индивидуальное правосознание каждой отдельно взятой личности.

Список литературы