Летописи Троице-Сергиева монастыря в делопроизводстве палаты родословных дел (1687-1688 г.)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Летописи Троице-Сергиева монастыря в делопроизводстве палаты родословных дел (1687-1688 г.)

О.И. Хоруженко

ИРИ РАН, Москва, Россия

Аннотация

В статье исследуется история бытования наиболее древнего Оболенского списка Никоновской летописи. Вопреки утвердившемуся в исследовательской литературе представлению о том, что этот список в 1637 г. был изъят из библиотеки Троице-Сергиева монастыря, доказывается, что он все еще находился в монастырской библиотеке в 1687-1688 г. и покинул ее лишь в 1703 г.

Ключевые слова: Никоновская летопись, родословные росписи, Аничковы, Троице-Сергиев монастырь

Oleg I. Khoruzhenko

Institute of Russian History of the Russian Academy of Sciences, Moscow, Russia

THE TRINITY SERGIUS MONASTERY CHRONICLES IN THE PAPERWORK OF GENEALOGICAL AFFAIRS CHAMBER

The existence history of the oldest Obolensky list of the Nikon Chronicle is studied in the article. Contrary to the idea established in the research literature that this list was removed from the library of the Trinity Sergius Monastery in 1637, the author proved that the list still was in the monastery library in 1687-1688 and left it only in 1703.

Keywords: Nikon Chronicle, descent lists, Anichkovs, Trinity Sergius Monastery

Родословные росписи 80-х годов XVII в., поданные в Палату родословных дел Разрядного приказа, часто сопровождались документами, подтверждающими происхождение и службы. В ряде случаев Палата запрашивала дополнительные документы из других приказов и из монастырей. А.В. Антонов отметил запросы в Бежецкий Николаевский Антониев и Кашинский Клобуков монастыри, в приказы Казанского дворца и Посольский, в Новгородскую приказную избу [Антонов, с. 50]. Из Троице-Сергиева монастыря Палата получила выписи из вкладных книг [Антонов, с. 151, 249, 250] и, для проверки родословных Аничковых и князей Волконских, из "старых летописцев". "Исключительность этих запросов, - отмечает А.В. Антонов, - заключается в том, что они были сделаны по челобитьям подателей росписей, заинтересованных в приобщении к родословным запрашиваемых документов" [Антонов, с. 50]. К этому следует добавить, что, в отличие от ряда иных, эти запросы оказались вполне продуктивны. Похоже, что челобитчики были вполне уверены в результатах запроса 1.

Попытки атрибутировать "старые летописцы", фигурировавшие в делопроизводстве Палаты родословных дел, до настоящего времени не предпринимались. Между тем подобное исследование могло бы добавить важные детали в историю бытования списков русских летописей.

Первый запрос о выписке из "старого летописца" был отправлен Палатой в Троице-Сергиев монастырь 22 февраля 1687 г. по челобитной князей Волконских, претендовавших на родство с павшими на Куликовом поле князьями Федором Тарусским и его братом Мстиславом. Ответ из Троицы был получен 15 марта 1687 г. [Антонов, с. 116, 117] и был таким: "В старой летописной книге написано, 563 лист, при великом князе Димитрие Ивановиче: бысть же избиенных от Мамая, яко и число превосходяще на том побоище, убиении ж быша нарочитые и велицые и удалые зело, ихже имена суть сия: князь Феодор Романовичь Белозерский и сын его князь Иван... князь Феодор Торуский, князь Мстислав, брат его... и иных тьмочисленное множество"2. Имена Федора и Мстислава читаются в Пространной летописной повести о побоище на Дону, содержащейся в Новгородской IV, Софийской I летописях и восходящих к ним (или их предполагаемому общему протографу) сводах 3, дошедших до нас в рукописях различного объема и формата. Текстологические различия в этом фрагменте не велики (собственно, сводятся к наличию или отсутствию союза и). Но определить источник монастырской выписки можно вполне уверенно: это Троицкий список Никоновской летописи. Идентифицировать источник выписи позволяет указание на лист рукописи - 563. Содержащийся в выписи текст в этом списке помещен на обороте листа, имеющем старую буквенную нумерацию 563 (ф|г), и продолжается на следующем листе 564 (ф|д); им соответствуют современные л. 564 об.--565)4. Троицкий список датируется по филиграням концом 30-х - началом 40-х годов XVII в. [Клосс, 1980, с. 269--270; Клосс, 2000, С. VII--VIII]. В этой связи определение "старый летописец" по отношению к рукописи, написанной 50 лет назад, следует относить, конечно, к ее содержанию.

Второй раз Палата родословных дел затребовала от Троице-Сергиева монастыря выписку из летописи по прошению Аничковых 1 или 30 мая 1688 г. ([Антонов, с. 77]; в работе указана неверная дата 10 мая). Монастырские власти выполнили указ 31 мая, сообщив в Палату: "В Троицком Сергиеве монастыре в старой летописной книге написано: В лето 6829-го приехал из Большие Орды царевичь Берка..."5. Здесь цитируется приписка в Оболенском списке Никоновской летописи 6. Во всех иных списках, восходящих к Оболенскому и воспроизводящих эту приписку, в дате выезда Берки-Аникия пропущено 20 (к), то есть вместо 6829 г. указан 6809 г.7

Это - новая деталь в истории бытования Оболенского списка. По версии Б.М. Клосса, Оболенский список, составленный при митрополичьей кафедре, "в конце 60-х годов XVI в. сохранялся в царской казне". Тогда же, либо позднее (в составе царских вкладов 1582--1583 г.) его передали в Троице-Сергиев монастырь (речь идет о первой части свода). В феврале 1637 г. список был отослан в Приказ Большого дворца, в связи с чем с него и были сделаны списки конца 1630-х годов. В 1650-х годах Оболенский список находился в Москве, когда он был использован при составлении Никоновского списка [Клосс, 1980, с. 199, 266, 273]. На этом история бытования Оболенского списка в работе Б.М. Клосса обрывается; вплоть до его приобретения князем Михаилом Андреевичем Оболенским (1805--1873) о нем ничего не известно. оболенский летопись монастырь

Согласно мнению А.А. Амосова, первая часть Оболенского списка была передана в Троице-Сергиев монастырь из митрополичьей библиотеки "уже в бытность на митрополии Иоасафа Скрипицына", то есть в период с 1539 по 1542 г. Тогда же на л. 5--14 была сделана киноварная владельческая запись "Літописець с(вя)тыл живоначалныл Троицы и пр(е)п(о)д(о)бнаго чюдотворца Сергїа и Никона монастырскои почата писат(и) при чюдотворці Сергїє". В 1582--1583 г. первая часть Оболенского списка упоминается среди книг "государевой постельной казны" ("Книга Летописец писан скорописью в затылок троицкой", с пометой "отдан к Троице") [Амосов, с. 315].

Об отсылке списка в Приказ Большого дворца в 1637 г. говорит надпись чернилами по нижнему полю л. 15 - 27: "145-г(о) еевралт въ 11 д(е)нь сит кн(и)га послана к Москві к стртпчему Івану Павлшв 8 а велено ему по г(о)с(у)д(а)р(е)ву 8казу пшложити в приказе Болшово дворца перед ботрином ї перед ділки".

По мысли Б.М. Клосса, считавшего, что в 1637 г. Троице-Сергиев монастырь расстался с Оболенским списком навсегда, с этим событием связано копирование рукописи, положившей начало Троицкой редакции Никоновской летописи: "Именно в этом году в Москву в Приказ Большого дворца был затребован принадлежавший монастырю список О, что вызвало необходимость изготовления его копии" [Клосс, 1980, с. 273--274]. Получается, что копия или копии списка О были сняты до 11 февраля 1637 г.

Интерпретация этой надписи в смысле изъятия рукописи из собственности Троице-Сергиева монастыря [Клосс, 1980, с. 273--274; Амосов, с. 315] вряд ли правомерна. Термин стряпчий, как определен здесь Иван Павлов, многозначен. Он может пониматься и как чин государева двора, и как чей-либо слуга, выполняющий различные хозяйственные поручения, поверенный по судебным делам 8. В последнем значении его и следует понимать в отношении Ивана Павлова. Он был троицким слугой, жившим "за монастырскими делы" на Москве [Введенский, с. 47]. В качестве монастырского поверенного он участвовал в подготовке грамоты Троице-Сергиеву монастырю 1625 г.9; в 1628--1630/1631 г. подписывал мировые записи о полюбовных соглашениях 10; в 1636--1637 г. покупал книги для монастырской библиотеки [Пушков, с. 216--222], в октябре 1636 г. - марте 1637 г. представлял троицкие власти в Приказе Большого дворца по делу о спорных владениях рыбными ловлями в Нижегородском уезде на Волге близ села Копосово 11.

Приказ Большого дворца контролировал имущество Троице-Сергиева монастыря, разбирал земельные споры обители с иными землевладельцами, проверял монастырские грамоты. У "боярина и дьяков" могла быть лишь одна причина затребовать в приказ Оболенский список - сверить с ним ранние монастырские грамоты, как показало позднейшее исследование библиотекаря Лавры иеромонаха Арсения, подложные [Арсений, с. 5, 33--36]. Эти тексты совсем не объемны - они занимают лишь нижнюю треть лицевой стороны и оборот л. 11. Снятие с них копии или сверка с ними уже имеющихся в распоряжении Приказа Большого дворца копий вряд ли потребовали бы продолжительного времени. Оболенский список, предъявленный в Приказе Большого дворца троицким стряпчим Иваном Павловым, после этого должен был вернуться в Троицу.

Могла ли, как предположил Б.М. Клосс, процедура исполнения указной грамоты Приказа Большого дворца, очевидно, связанной с утверждением прав на монастырские земли, начаться с такого трудоемкого и длительного процесса, как копирование всей объемнейшей, в 1223 листа, рукописи? Исходя из наибольшей скорости переписчиков по подсчетам Е.Ф. Карского (4,5 листа с лицевой и оборотной стороны в день) [Карский, с. 271], выполнение указа пришлось бы в этом случае отложить минимум на 9 месяцев. Думается, что связь между запросом Приказа Большого дворца и появлением копии (или копий) с Оболенского списка, во всяком случае - столь прямая, как это следует из работы Б.М. Клосса, с учетом высказанных выше соображений, сомнительна.

Предположение о пребывании Оболенского списка как до, так и после 1637 г. в Троице-Сергиеве монастыре могло бы быть проверено по описи монастырской книгохранительницы 1641/1642 г., что, впрочем, затруднительно в силу краткости описаний 12. Но важнее то, что в разделе описи 1641 /1642 г., озаглавленном "Книги же, которые... по государевым царевым и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии и великого государя святейшаго Филарета Никитича, патриарха московского и всея Русии грамотам взяты к Москве", летописцев не обнаруживается 13.

В любом случае, Оболенский список уже к 1688 г. (а скорее всего, еще в 1637 г.) вернулся в монастырскую библиотеку. К июню 1703 г. он, наряду с другими летописями, был изъят из троицкой библиотеки в образованный 24 января 1701 г.14 Монастырский приказ. Вклейка (Л. III) повествует о дальнейшей судьбе Оболенского списка: "Ся книга летописец в малую десть Троицкого Сергиева монастыря принята из Монастырского приказу иуня в 20 день 1703-го году для исправления печатного летописца"15. Тем самым рукопись разделила судьбу списков Новгородской IV летописи (ГИМ. Синодальное собр. № 152), Уваровской летописи (ГИМ. Синодальное собр. № 645) и Сборника статей и сказаний (ГИМ. Синодальное собр. № 141), также происходящих из библиотеки Троице-Сергиева монастыря. Эти рукописи имеют такие же пометы 16. А.В. Сиренов связывает перемещение книг с исполнением царской грамоты от 23 мая 1703 г. о сборе древних рукописей по монастырям и отсылке их в Монастырский приказ, данной И.М. Кологривову [Сиренов, с. 8]. Видимо, частью процедур по исполнению царской грамоты была и отсылка списка Степенной книги из владимирского Рождественского монастыря в книгохранительную палату Печатного двора 17. Данная Кологривову грамота предписывала перед передачей рукописей в Печатный приказ "книги объявить в Монастырском приказе"18, а затем, после "исправления на Печатном дворе нового летописца", вернуть рукописи по монастырям. Но как минимум три рукописи поступили в Патриаршую (Синодальную) библиотеку.

В заключение - о родословии Аничковых в Оболенском списке Никоновской летописи, которое было предметом запроса Палаты родословных дел в Троице-Сергиев монастырь.

Новгородские помещики Аничковы 19 не сделали слишком успешной карьеры. Только с конца 20-х годов XVII в. представители рода стали достигать чинов думных дворян, дворян московских, стольников и стряпчих 20. Аничковы желали видеть себя потомками ордынского царевича (версия Оболенского списка) или человека "честные породы" (родословная роспись 1686 г.) Берки 21. Он якобы выехал в 1320/1321 г. из Большой Орды к великому князю (1331--1340) Ивану Даниловичу, был крещен митрополитом (1305 - 1326) Петром и великой княгиней Соломонидой (это имя супруга Ивана Калиты Елена приняла в иночестве, ум. 1331 г.). В крещении Берка получил имя Аникий и породнился с великокняжеским домом путем брака с дочерью Микулы Воронцова, а "Микулина жена государыне великой княгине сестра родная". Эта легенда содержит ряд исторических несообразностей, из которых наиболее очевидная - брак Берки-Аникия с дочерью М.В. Воронцова (убит на Куликовом поле в 1380 г.), который привел к свойству с великим князем. "Микулина жена" действительно была сестрой великой княгини, но не Соломониды, а Евдокии Дмитриевны, жены Дмитрия Донского. Здесь усматривается явное влияние родословной росписи Всеволожских: "Микула был свояк великому князю Дмитрию, а сынов у него не было, а была у него одна дочь за Иваном за Дмитреевичем за Всеволожским"22.

Приписки о роде Аничковых и Белеутовых были сделаны на одной из дополнительных тетрадей, присоединенных к основному блоку рукописи для продолжения летописи. Бумага, из которой составлены эти тетради, по мнению Н.П. Лихачева, относится к 70-м годам XVI в., но почерк датируется XVII в. [Лихачев, с. 327]. Б.М. Клосс, не приводя аргументов, считал, что Н.П. Лихачев отнес почерк к XVII в. "ошибочно" [Клосс, 1980, с. 194]. Для нас важно, что приписка была сделана до конца 1630-х годов, коль скоро она воспроизведена в списках этого времени, а значит, ее появление не связано с процедурами составления родословной книги в конце XVII в.

Источник текста приписки не ясен - в основных редакциях родословных книг родословной росписи Аничковых не имеется. Роспись включает семь поколений рода и, вероятно, составлена после 1524 г. (упомянута битва при Итяково) и до 1538/1539 г., когда в источниках фигурируют представители уже восьмого поколения Аничковых. Разумеется, эти соображения могут быть значимыми лишь при условии, что роспись полна, в чем нет уверенности. В законченном тексте мы были бы вправе ожидать, что в старшей ветви будут указаны представители следующего, восьмого, поколения - ровесники своих дядей из младших ветвей.

Летописец русской, в начале Анастасия блаженнаго патриарха скорописной вопросы и ответы" (РГБ. Ф. 173/II. Дополнительное собрание библиотеки МДА. № 225. Л. 133 об.--136 об.).

По наблюдению Б.М. Клосса, тем же почерком, что и в родословии Аничковых, была внесена правка в тексте Оболенского списка под 7038 г. (Л. 946): "в имени "Федор Денисьев сын Юрьева" слово "Юрьева" частично соскоблено и переправлено на "Оничкова"" [Клосс, 1980, с. 223]23. Это исправление не было принято в иных списках Никоновской летописи, а значит, исправление могло быть сделано после снятия этих списков. Б.М. Клосс считал ("как нам кажется"), что обе приписки (о Белеутовых и об Аничковых) связаны с Разрядным приказом: "список О[боленский] попал в руки каких-то лиц (по-видимому, в Разрядном приказе)" (вскоре после 1575 - 1581 г.) [Клосс, 1980, с. 197, 223]. Сведений о бытовании Оболенского списка в Разрядном приказе, как и о связи Аничковых с этим учреждением, исследователь не приводит. Вероятно, это предположение следует признать умозрительным, основанным на представлениях о функциях Разряда, в числе которых было и ведение родословцев. Напротив, запрос Палаты родословных дел Разрядного приказа в Троице-Сергиев монастырь свидетельствует об обратном: в Разрядном приказе нужных сведений о родословии Аничковых не было.

Между тем интерес к Аничковым именно в Троице-Сергиевом монастыре можно объяснить связью с ним однофамильного рода монастырских слуг. Эти Аничковы последовательно, на протяжении четырех поколений, упоминаются во вкладных книгах Троице-Сергиева монастыря в 1630--1735 г.24, но вполне вероятно, что они служили Троице и ранее. Неизвестно, принадлежал ли к роду монастырских слуг, или к Аничковым-новгородцам старец Никон Аничков, вкладчик в 1625 г., умерший в Киржачском монастыре в 1637 г.25

Литература