Об истории антропологического изучения татар Крымского полуострова

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Об истории антропологического изучения татар Крымского полуострова

Иванов Алексей Валерьевич -

кандидат исторических наук, старший научный сотрудник

Института археологии Крыма

В статье представлен исторический очерк и обзор источников, связанных с проблемой антропологического изучения близкого к современности населения Крымского полуострова - крымских татар. Имеющиеся данные позволяют рассматривать крымских татар как население неоднородное в антропологическом отношении, исследователи выделяют морфологические комплексы свойственные степным, горным и южнобережным группам крымских татар. По тексту статьи дается обзор довольно немногочисленных публикаций авторов конца XIX - 30 гг. XX в., работавших преимущественно с живыми представителями различных групп крымско-татарского этноса, а также публикаций более близкого к нам времени вводящих в научный оборот данные по имеющимся краниологическим сериям. Сохранявшиеся вопросы в отношении выделения антропологических компонентов в составе крымско-татарского народа и, тем более, истории их формирования, требуют систематического введения в научный оборот новых антропологических материалов и их дальнейшего исследования с использования широкого спектра современных комплексных методов.

Ключевые слова: Крымский полуостров, крымские татары, антропология, краниология, этническая история, история науки.

A.V. Ivanov. On the history of anthropological study of the Tatars of the Crimean peninsula

The article presents a historical sketch and an overview of sources related to the problem of anthropological study of the Crimean peninsula, Crimean Tatars, which is close to the present day. The available data make it possible to consider the Crimean Tatars as inhomogeneous in anthropological terms, the researchers distinguish the morphological complexes inherent in the steppe, mountain and southern banks of the Crimean Tatars. The text of the article gives an overview of quite a few publications by authors of the late XIX - 30s of the XX ct. working mainly with living representatives of various groups of the Crimean-Tatar ethnos, as well as publications of a more close to us time introducing into scientific circulation data on the available craniological series. The remaining questions regarding the allocation of anthropological components within the Crimean Tatar people and especially the history oftheir formation require the systematic introduction of new anthropological materials into scientific circulation and their further research using a wide range of modern complex methods.

Key words: Crimean peninsula, Crimean Tatars, anthropology, craniology, ethnic history, history of science.

Беспрецедентные по масштабу археологические исследования, предпринятые на территории Крыма в связи с выполнением федеральных целевых программ, пополнили антропологические коллекции значительными объемами материала, представляющего население региона от эпохи раннего металла до Нового времени.

Примечательным в этих работах было исследование ряда некрополей мусульманского населения Крыма Нового времени, редко привлекавших внимание археологов. Представляется, что введение в научный оборот полученного антропологического материала поспособствует разрешению многих актуальных вопросов связанных с этно-историческими процессами в среде тюркского населения полуострова и формированием современных этносов, в первую очередь крымских татар.

В сравнении с предшествовавшими периодами истории Таврики, Новое время недостаточно освещено с точки зрения изучения антропологического состава населения полуострова Крым. Причины этого кроются в относительной близости рассматриваемого периода к современности и общеизвестных проблемах этнополитического свойства, последствия которых до сих пор не преодолены в полной мере.

В этой связи представляется целесообразным представить ретроспективный обзор работ, посвященных антропологическому изучению крымско-татарского этноса, одни из них представляют в основном историографический интерес, отражая соответствующие им реалии, другие содержат данные вполне актуальные и для современного этапа исследований.

Обобщенные наблюдения характерного облика крымских татар присутствуют уже в трудах европейских авторов XVII в. Э.Д. д' Асколи и Г.Л. Боплана. Академик П.С. Паллас уделил внимание описанию антропологических типов, распространенных в среде крымских татар, населявших разные районы полуострова:

«Татар, живущих в Крыму, можно разделить на три отдела. В первом - ногайцы, а также составлявших остаток кубанских татар, взятых в плен в турецкой крепости Анапе и приведенных в числе 4500 в Крым <...>. Теперь они населяют свои собственные деревни <...>. Все эти ногайцы, как доказывают черты их лиц, наименее смешанные потомки монгольской расы, составлявшей большую часть войска Чин- гиз-хана, овладевшего, как известно, Россией и Крымом.

Во втором отделе - татары, населяющие равнину, или степи Крыма до гор и северную часть последних, и которые в Перекопском уезде, где они наименее смешаны, сохранили много сходства с монголами в чертах лица, имеют редкую бороду <...>. Приближаясь к горам, у этих татар, так же как у их дворянства, - кровь более смешанная с турецкой, но все еще они имеют несколько сходства в чертах лица с монголо- калмыками, хотя почти все крымское дворянство уже их не имеет.

Наконец, в третьем отделе - татары, населяющие южные долины гор, очень смешанная раса, по-видимому, происходящая из разных остатков народов, загнанных в Крым во время монгольского владычества. Этот отдел, как мы уже говорили выше, обладает совершенно иными чертами лица, имеет более густую бороду, волосы светлее, чем у прочих татар, и не почитается последними, давшими ему презрительное имя - тат» [1: 148].

Чрезвычайно любопытным представляется также свидетельство П.С. Палласа, наблюдавшего современную ему практику искусственной деформации головы у южнобережных татар Кикенеиза, Лимены, Симеиза и расположенной несколько восточнее Алупки: «Горские татары этих трех деревень имеют совершенно особый тип лица, отличающий их от всех других горских татар. Очень продолговатые лица, не пропорционально длинный и загнутый нос и сжатые с боков высокие головы, - все это делает большую часть из них настоящими карикатурами, остальные же менее карикатурные, имеют вид, по крайней мере, сатиров». «Татары, обитающие здесь (в Алупке), имеют сходство с симеизскими и лименскими: то же удивительное строение головы и лица, светлые или каштановые волосы, что редко встречается у крымских татар, так же как у греков или турок» [1: 74, 77]

В 1856-1857 гг. в Вестнике Имперского Российского Географического Общества было опубликовано этнографическое исследование Г. Радде, посвященное современному населению полуострова - крымским татарам, в последствие дважды (1857, 1879) выходившее отдельным изданием. Автор также обратил внимание на неоднородность их антропологического типа и выделил три группы крымско-татарского населения - степную, горную и южнобережную. Он полагал, что собственно тюркское происхождение имели преимущественно степные группы, в то время как татары горной и прибрежной частей полуострова, в массе своей, являлись потомками разнородных племен, проживавших здесь задолго до нашествия татар [2: 2-5].

Первое антропологическое исследование крымских татар с использованием антропометрических методик было проведено К.С. Мережковским в ходе предпринятой им в 1880 г. экспедиции в Крым. Основной исследовательской задачей К.С. Мережковского было продолжение своих изысканий по археологии каменного века полуострова, однако контакты с московскими антропологами, в частности К.Н. Ико- вым убедили его в актуальности проведения краниометрических измерений современного населения Крыма и формировании коллекции «татарских черепов составляющих большую редкость во всех антропологических музеях» [3: 104].

Свои изыскания автор начал с северных - степных районов полуострова, где им были относительно успешно проведены измерения местных жителей - «Татарский тип в степной части Крыма чище, чем в Симферополе, и далее на Юг. Лица с приплюснутым и широким у корня носом, с узкими в виде щели глазами, с широкими скулами встречаются здесь значительно чаще. Зато и фанатизм жителей, и их суеверия развиты в высшей степени: при разрытии кладбищ, хотя и брошенных, мне пришлось близко познакомиться с этим фанатизмом» [3: 107].

Тем не менее, краниологическая коллекция была собрана в ходе раскопок заброшенных татарских кладбищ в Евпаторийском уезде при селениях Джума - Орта и Эльгеры Аблам (совр. с. Симоненко, Красногвардейского р-на.) - 3 черепа, и селении Айбар Перекопского уезда¹ - 18 черепов.

Результаты выполнения антропологической программы в предгорных районах Крыма оказались не столь успешны. При попытке раскопок обширного мусульманского кладбища вблизи села Каясты, добыв всего три черепа, исследователь столкнулся с саботажем рабочих, подстрекаемых местным муллой². Однако в селах Каясты и Ак-Кая удалось провести измерения живых субъектов.

В ходе дальнейших поездок по полуострову, К.С. Мережковский довел количество измеренных индивидов до 200 человек³ происходящих, главным образом, из степных районов, в меньшей мере наблюдениями были охвачены предгорные районы - окрестности Симферополя и деревни Сарабуз (совр. Гвардейское Симф. р-на.), села вокруг Зуи и округа Карасубазара (совр. Белогорск). На Южном берегу Крыма измерения проводились среди жителей Ялты и Алушты - по оценке автора около 20 субъектов.

К концу экспедиции краниологическая коллекция составляла около 80 единиц, к сожалению, в краткой публикации ее итогов автор не упоминает пунктов сбора материалов, кроме перечисленных выше.

Несколько слов об используемых К.С. Мережковским измерительных методиках. С основами методики измерений исследователя познакомил К.Н. Иков, в начале 80 годов предложивший свой вариант измерительной и описательной программ, отличный от методики П. Брока, особенно в части пигментации глаз и волос, несколько позже утвержденный Императорским обществом любителей естествознания и этнографии и изданный в качестве унифицированной инструкции для отечественных исследований [4: 292-314].

В публикации К.С. Мережковский представил средние данные по 14 признакам и вычисленным на их основе указателям характеризующих живых индивидов. Более детальные выводы, как и публикацию материалов краниологической коллекции, исследователь анонсировал как дело ближайшего будущего: «как только позволит время». Не станем упрекать К.С. Мережковского в том, что времени на обработку и публикацию собранных данных он так и не нашел, материал частично сохранился и спустя ровно сто лет все же был обработан и опубликован В.П. Алексеевым [5: 170-181].

По мнению К.С. Мережковского, татарское население полуострова представлено тремя основными антропологическими типами «отличающимися довольно резкими особенностями»: южнобережные татары, отличающиеся большей или меньшей примесью греческой крови⁴, степные или, как их определяет автор, «ханские» татары (их облик был охарактеризован выше), как полагал исследователь, в наибольшей мере воплощающие антропологический тип свойственный крымско-татарской народности, и ногайцами, которых по свидетельству автора в Крыму осталось совсем немного и встретить их можно только в отдельных селах Перекопского уезда⁵.

Кроме собственно татар, К.С. Мережковский обратил свое внимание на еще одну своеобразную этническую группу крымских мусульман - цыган, определявших себя в качестве «туркмен» и также отметил своеобразие их антропологического типа в сравнении с собственно татарами. В частности, особенности морфологии лицевого отдела, и определенно более низкие значения головного указателя с явной тенденцией к мезокефалии [3: 116]. Эти наблюдения особенно интересны в контексте исторических перипетий, произошедших с и без того немногочисленной этнической группой на протяжении последнего столетия, приведших к практически полной ассимиляции ее остатков.

Упомянул автор и о продолжавшей существование практике искусственной деформации головы: «употреблению у татар повязок и шапочек, сдавливающих у детей голову» и, по мнению автора, «придающих ей большую округлость» [3: 120].

Таким образом, фактически студенческая работа, выполненная неопытным антропологом как «попутное исследование», по постановке задач, охвату территории, объему проведенных полевых наблюдений, масштабу сбора коллекционного материала и представлении его в предварительной публикации была выполнена на уровне вполне соответствующем аналогичным работам признанных европейских авторов последней четверти XIX в. Остается только сожалеть, что антропологическая тематика осталась на периферии научных интересов К.С. Мережковского и не получила дальнейшего развития в его позднейших публикациях.

Начало 1890 гг. было отмечено публикацией в «Дневнике антропологического отдела Императорского общества любителей естествознания антропологии и этнографии», цикла работ, посвященных антропологии современного татарского населения Южного берега полуострова, за авторством П.С. Харузина, К.Н. Икова и Н.И. Лыжина.

К.Н. Иков, проживавший в этот период в Ялте, в 1889 г. представил в Антропологический отдел общества рукописный отчет, на основе которого позже опубликовал небольшую статью «К антропологии татар Южного берега Крыма» [6: 4-6], основанную на собственных наблюдениях 1888 г. Им было измерено 126 (взрослых 82) индивидов, проживавших в Алупке и ближайшей округе Ялты - деревнях Дерекой и Ай-Василь. В публикации автор приводит усредненные данные по головному указателю, отмечая подавляющее преобладание брахикифального компонента, незначительная примесь долихокефальных индивидов рассматривается им как случайная, отмечает распространение приобретенной в младенческом возрасте плагиокефалии - асимметричного уплощения затылочного отдела и приводятся некоторые данные по пигментации волос и глаз и их комбинациях свойственных рассматриваемому населению.

В этно-историческом контексте К.Н. Иков полагал население Южного берега Крыма целостной общностью только в этнографическом отношении, по своему происхождению являвшую «смесь самых разновременных и резко-различных племенных наслоений и ингредиентов»⁶. Соответственно в антропологическом плане автор видит в нем некую «смесь типов, а никак ни один или два специально выработавшихся «южнобережных» типа» и «довольно однообразную серую массу, без типичных ярких черт и особенностей», включая и средние значения роста, близкие к общемировым «как и следовало ожидать при смешении типов» [6: 3-6].

Статья Н.И. Лыжина «Антропологические наблюдения за Таврическими татарами» представляет авторские материалы, собранные в 1890г., работа не содержит сколько-нибудь четко сформулированных выводов и имеет чисто публикационный характер [7: 6-22].

Наблюдениями исследователя было охвачено население различных ландшафтных зон полуострова. Население степного Крыма представлено выборками из деревни Сиджеут Перекопского уезда (территория совр. Первомайский р-на., в настоящее время не существует) - 13 человек, деревни Шакыл (Шакил, Шакул) Феодосийского уезда⁷ (совр. с. Марково Советского р-на.) - 12 чел. Кроме того 6 человек относимых автором к ногаям было обмерено в деревне Юзкуя (совр. с. Азовское Генического р-на.) в материковом Мелитопольском уезде Таврической губернии. В горных районах Феодосийского уезда (в настоящее время территория гор. округа Судак) Н.И.Лы- жин провел измерения 20 жителей сел Биюк-Таракташ (совр. Дачное), Токлук (совр. Богатовка) и Коз (Козы, Къоз) (совр. Солнечная долина) и завершил экспедицию измерением 7 жителей г. Бахчисарая⁸.

В соответствии с районами сбора материала Н.И. Лыжин опубликовал средние значения измерений по трем группам населения полуострова - соответственно горным, бахчисарайским и степным татарам. Кроме выполнения кефалометрической программы, включавшей 16 измерений преимущественно мозгового отдела, впервые были собраны данные по соматометрии крымско-татарского населения. Измерение проводились по достаточно подробной программе включавшей измерения роста, конечностей, таза и грудной клетки, окружностей туловища на разных уровнях и вычисления многочисленных индексов на их основе.

Отдельно следует рассмотреть цикл публикаций А.Н. Харузина. В 1890-1891 гг. им были опубликованы три статьи «Заметка о татарах Южного берега Крыма», [8: 59-62], «О росте татар Южного берега Крыма» [9: 80-87] и «Татары Гурзуфа» [10: 249-270, 11: 303-322].

Задачи своего исследования автор формулирует следующим образом: «При изучении южнобережных татар есть двоякий антропологический интерес: с одной стороны, рассмотреть те интересные продукты помеси, существующие в действительности, а с другой стороны воссоздать по мере сил тип тех народностей, которые некогда жили здесь, но с течением времени «вымерли», т.е. исчезли, смешавшись между собой» [10: 250].

Измерениями было охвачено жителей Гурзуфа - 35 чел., Ай-Василя - 22 чел., Дерикоя - 32 чел. и Алупки 28 чел. - все мужчины. Основное внимание автор уделил обсуждению данных полученных по населению Гурзуфа. По результатам довольно обширной программы измерений, антропологический тип гурзуфских татар характеризуется следующим образом: их рост выше среднего, голова довольно крупная, черепная коробка высокая, весьма короткая и широкая, по продольно-поперечному указателю выраженно брахикранная, лоб широкий круто поднимающейся, затылок несколько уплощенный широкий. Лицевой отдел не особенно крупный, пропорционально невелика нижняя треть лица. Скулы выступающие, однако, скуловой диаметр «не следует считать особо выдающимся». Нос «очень большой», при средней ширине переносья [11: 320].

Исследователь придерживается мнения о различном происхождении территориальных групп крымских татар даже в пределах южнобережья, «слившихся в нечто целое», благодаря сформировавшейся языковой и конфессиональной общности. А.Н. Харузин также полагал, что для татар Южного берега возможно выделение присущего им антропологического типа с локальными вариациями: «Многие говорят, что южнобережные татары имеют греческий тип, но это не справедливо - татары Крыма имеют свой тип, действительно сильно колеблющийся по отдельным местностям, тем не менее, своеобразный. Главенствующий и при этом преобладающий элемент был, очевидно, не тюркский, хотя последний и вошел в местное население, впрочем по-видимому не в значительной степени <...> в нем нет даже отдаленного сходства с типом монгольским или тюркским, хотя впрочем в окрестностях Ялты и можно (хотя довольно редко) встретить субъектов с монголоидными чертами более или менее резко выраженными» [8: 60].

В отношении татар Гурзуфа А.Н. Харузин полагает, что хотя гурзуфский тип и имеет много своеобразных черт, тем не менее, «не следует отрицать известную долю иранства в их типе, а также цыганские черты <...>, что может быть объяснено или тем, что среднеазиатские цыгане перемешались с иранцами, либо тем, что гурзуфские татары перемешались с крымскими цыганами», в большей или меньшей мере автор распространяет это и навесь Южный берег [11: 320].

Учитывая собственный опыт работы с антропологическими материалами, представляющими средневековое население Южнобережья, весьма важным представляется следующее замечание Н.И. Харузина: «При исследовании крымских татар следует обязательно отмечать деревню, из которой происходит тот или иной субъект, так, как я уже сказал, тип сильно варьирует по местностям». Татарское население Гурзуфской округи (дер. Гурзуф, Кизилташ [совр. Краснокаменка], Никита [совр. Ботаническое]) он характеризовал как относительно высокорослое и резко брахицефальное, западнее, ближе к предместьям Ялты (дер. Дерекой, Ай - Василь [обе в черте совр. Ялты]) появляются сравнительно малорослый суббрахицефальный и мезоцефальный компоненты, еще западнее ближе к Алупке при отсутствии промежуточных мезоцефальных форм присутствует примесь долихоцефального компонента [8: 60-62, 9: 250-252].

Публикации А.Н. Харузина сопровождались прекрасно выполненными портретными снимками жителей Гурзуфа и Ялты. По тексту публикаций автор комментирует морфологические особенности представленных на снимках типажей.

В 1891 г. была опубликована работа А.Н. Харузина «Древние могилы Гурзуфа и Гугуша», одновременно с изучением современного населения Гурзуфа А.Н. Ха- рузин проводил раскопки средневековых погребений в пределах деревни Гурзуф и прилежащем урочище Гугуш⁹. Следуя авторитетным мнениям историков и археологов конца XIX в., автор определил их как принадлежавшие потомкам крымских готов [12: 101]. Исследователь вполне корректно охарактеризовал антропологический тип погребенных в указанных некрополях и, сопоставив его с известными краниологическими сериями, в том числе современным крымско-татарским населением, констатировал между ними резкие отличия, по его мнению, исключающие какую-либо генетическую связь [12: 90-91].

После публикаций начала 90 гг. XIX в. в антропологическом исследовании крымских татар наступает длительный перерыв и новые работы появляются только на рубеже 20-30 гг., наступившего XX века, что не в последнюю очередь связано с национальной политикой «коренизации», проводившейся советским правительством на местах. С середины 20-х гг. по крымским татарам публикуются этнографические исследования Г.А. Бонч-Осмоловского, Б.А. Куфтина, У.А. Боданинского, антропологи также не остаются в стороне от проблематики, связанной с исследованиями населения региона.

Одной из задач, стоящих перед научным составом комплексной крымской экспедиции Г.А. Бонч-Осмоловского, была ревизия антропологических данных по территориальным группам крымско-татарского этноса. В ходе работ экспедиции были собраны кефало- и антропометрические данные по 700 индивидам, представлявшим степную, горно-предгорную и южнобережную ландшафтные зоны. Полученные материалы были проанализированы в работе Н. Теребинской - Шенгер (1928).

Морфологические характеристики степной группы крымских татар сопоставлялись с опубликованными к тому времени данными по казанским татарам и ногайцам, соответственно татарское население северных предгорий и горной части полуострова с крымскими же караимами, крымчакам и цыганами, южнобережная группа с греками и турками османами [13: 14].

Основываясь на данных о росте, длине и пропорциях конечностей, характере пигментации кожных покровов и волос, исследователь отметила изменение морфологических характеристик населения от северных к южным регионам полуострова Крым.

В сравнении с жителями южнобережья, татары степных районов представляются сравнительно низкорослыми, с пропорционально меньшей длиной ног, шириной плеч и тазового отдела. От степи к южнобережью также увеличиваются высота черепа, длина глазной щели и уменьшается угол косого разреза. Татары горно-предгорной зоны по приведенным характеристикам представляются ближе к степным, однако по пропорциям лицевого отдела более схожи с южнобережными.

По мере продвижения на Юг также уменьшается частота наблюдений эпикантуса, уменьшается скуловой диаметр, спинка носа от вогнутой через прямую, переходит к форме с горбинкой. Пигментация кожных покровов изменяется от желтоватой к смуглой, а волосы от прямых к вьющимся. В соответствии с представлениями о расовых типах распространенными в первой четверти прошлого столетия, автор делает вывод об ослаблении признаков «альпийской» расы при усилении признаков «динарской». [13: 51].

Почти одновременно с работой Н. Тербинской-Шенгер опубликованы две украиноязычные статьи А.Н. Носова (1929, 1930). Материал для работы был собран в ходе экспедиции, предпринятой в 1927 г. при поддержке наркомата просвещения Крымской АССР. Были получены измерения по 179 (все ^) индивидам, в основном проживавшим в селах Карасубазарского (совр. Белогорского) - 55 чел., Судакского - 90 чел. и Феодосийского - 20 чел. районов¹⁰. Измерения проводились по методике, утвержденной на XIII (Монако, 1906) и XIV (Женева, 1912) Международных конгрессах предыстории и антропологии [14: 12]. В приложении к публикации впервые были обнародованы таблицы индивидуальных измерений, причем в соответствии с рекомендациями А.Н. Харузина, с указанием населенных пунктов, откуда происходили обследованные индивиды и 39 их портретных фотоснимков.

А.Н. Носов пришел к общему с предшественниками выводу, что исследованное им население почти по всем значимым антропологическим признакам является смешанным и не является целостной антропологической единицей: «здесь перемешаны разнообразнейшие признаки в разных способах и комбинациях» [14: 42].

Следы «основного антропологического типа татар», свойственного им ко времени проникновения на полуостров в XIII в. исследователь усматривает в облике населения степных районов Крыма. Антропологические признаки, по мнению А.Н. Носова «влившиеся» в «основной антропологический тип татар» уже после их появления в Крыму исследователь определяет в качестве «чужих», впрочем, не ставя вопроса об их происхождении.

По его мнению, распространение «чужих элементов» среди обследованного населения ярче проявляется в округе Судака в виде более высокого роста, ослабления брахикефалии в сочетании с уменьшением высоты черепа, более мягкого, овального абриса лицевого отдела, укрупнением и более резким выступанием носа, в сочетании с «изогнутостью» его профиля, «ясной» пигментации волос и глаз.

В расположенном севернее и отделенном от Судакской долины горным массивом Карасубазарском районе чаще встречаются темная и смешанная пигментация, уменьшается рост, усиливается брахикефалия, увеличиваются ширина лица и скул, нос уже и менее выступающий, чаще встречается его вогнутая спинка.

Для Феодосийского района и горного Крыма в целом исследователь не берется выделить сколько-нибудь определенных антропологических типов, рассматривая здешнее население как очень смешанное, вобравшее в себя многие «чужие антропологические элементы различного характера». Одновременно он видит в нем некие переходные типы между «степными» и «прибрежными» татарами у коих «чужие» признаки проявляются в наибольшей степени.

Выявление «настоящего антропологического типа крымских татар» А.Н. Носов связывает с углубленным антропологическим исследованием населения степной ландшафтной зоны и выявлением «форм и причин» его изменения в историческом контексте [14: 42-43].

Вторая статья А.Н. Носова (1930) была опубликована в журнале «Східний світ» и была, так сказать, адаптирована для специалистов гуманитарных направлений, представляя возможности антропологического исследования в разрешении вопросов этно-исторического содержания [15: 301-313]. Автор акцентирует внимание на проблемах актуальных для антропологов 20-х гг., заинтересованных крымской проблематикой: «нам совсем не известен антропологический тип татарского народа периода заселения ими Крыма», в сочетании с явным недостатком антропологических данных о «народах генетически связанных с крымскими татарами и народов местных, каких татары застали уже в Крыму, переселившись туда, а также и народах которые исторически могли быть тем или иным образом связаны с крымскими татарами» [15: 302]. Исходя из этого, центральный вопрос антропологического исследования крымско-татарского населения А.Н. Носов формулирует следующим образом: «Сберегли ли они основной свой тип или изменили его, в каких именно территориальных частях Крыма, с какими народами они могли смешиваться, и как это отразилась на их типологии?» [15: 303]. В фактологической части статьи уже были учтены данные недавней публикации Н.Теребинской-Шенгер. Автор, в основном, придерживается выводов, сформулированных в своей предшествующей публикации.

На рубеже 20-30-х гг. Г.И. Петров в качестве антрополога принимал участие в масштабных, по тому времени, исследованиях городища Эски-Кермен, в дальнейшем им были опубликованы предварительные результаты исследования антропологических материалов эски-керменских некрополей [16: 12-18]. Одновременно исследователя заинтересовало современное ему население близлежащей деревни Черкес-Кермен (в послевоенное время с. Крепкое Бахчисарайского р-на. после 1977 г. из списков населенных пунктов исключено).

У некоторой части ее жителей наблюдались черты, по его мнению, некогда свойственные физическому облику крымских готов - высокий рост, более светлая пигментация волос, глаз и кожи, и т.д. Наличие у жителей деревни «светлого» типа Г.И. Петров связывал с обитанием здесь в прежние времена германцев, но, в то же время, отмечал, что наряду со «светлым» антропологическим типом, в Черкес-Кер- мене преобладало население совершенно иных морфологических особенностей, вполне характерных для народов Кавказа и Турции. Результаты наблюдений были представлены в заметке: «Потомки готов в Советском Крыму» [17: 296-297].

В дальнейшем, полагая раннесредневековое германское население Таврики исторической реальностью, Г.И. Петров все же пришел к непредвзятому выводу о том, что единого антропологического типа характеризующего крымских готов, не существовало [16: 18].

В связи с заметкой Г.И. Петрова следует отметить публикацию Я.Я. Рогинского «Антропологический тип татар из Ускута» (1961). Хотя она и была опубликована много позже, но ретроспективно отражает исследования, проведенные автором еще в 1928 г., опять же, связанные с «готской проблемой».

Внимание исследователя привлекла группа проживавших в деревне Ускут (совр. с. Приветное Судакского р-на.) семейств, объединенных фамилией Гото, общим числом несколько более 100 человек (включая и тех, у кого фамилию носил один из родителей). Удалось установить, что указанная группа состояла из родственников, но точную степень их родства установить так и не удалось. Фоновую выборку составляли около 150 жителей Ускута, не принадлежавших клану Гото; в их отношении автор отметил отсутствие каких-либо признаков монголоидности.

Среди представителей клана несколько чаще наблюдалась светлая пигментация глаз и волос, встречалось меньшее число индивидов с выпуклой спинкой носа. В сравнении с основной массой жителей Ускута, наблюдались отличия в пропорциях лицевого отдела, в то же время по основным параметрам черепной коробки различий выявлено не было [18: 49-53].

По мнению исследователя, до четверти выборки «Гото» обнаруживали морфологические черты свойственные населению севера Европы и были зафиксированы на антропологических бланках как «северный тип». Автор с большой степенью допущения предположил, что указанные наблюдения не исключают возможности примеси в группе татар «Гото» некого северного компонента, однако его связь непременно с готами представлялась сомнительной [18: 53, 61]. Констатировать сохранение связи северного расового типа с фамилией Гото на протяжении более чем полутора тысяч лет в условиях свободного скрещивания автор естественно отказывается и относит появление фамилии к неопределенным обстоятельствам более позднего времени [18: 59].

С не меньшей вероятностью своеобразное сочетание признаков могло возникнуть в качестве локального варианта и без всякой «готской примеси» в результате стохастических процессов, примером тому исследователь привел аналогичные явления, наблюдаемые в среде народов Кавказа, где уж точно отсутствовал какой-либо компонент северного происхождения [18: 58].

От себя отметим, что выводы Я.Я. Рогинского небезынтересно сопоставить с этнографическими наблюдения XIX в., свидетельствующими о склонности ускутских татар к эндогамным бракам внутри своей общины и решительном нежелании принимать в свое сообщество даже жителей близлежащих деревень [19: 228], что, вероятно, поспособствовало сохранению морфологического своеобразия здешнего населения. Кроме того, анализ фамилий представителей местной мусульманской общины начала XX в. позволяет предполагать присутствие в их числе прозелитов греческого происхождения, вероятно принявших ислам в конце XVIII в, дабы избежать переселения в Приазовье [20: 785].

Из публикаций 20-30 гг. следует также упомянуть работы, опосредованно связанные с антропологией - посвященные конституционным особенностям строения тела [21: 73-77] и гематологическому исследованию крымско-татарского населения [22: 1690-1696]. Рассмотренными выше работами список довоенных исследований, а точнее сказать, публикаций, предшествовавших депортации крымско-татарского народа, исчерпывается.

После известных событий 1944 г. исследование культурно-исторического наследия крымских татар на территории Крыма ставится на грань идеологически допустимого, что было официально закреплено в решениях Объединенной научной сессии отделения истории и философии Крымского филиала АН СССР, проведенной в Симферополе 1952 г. Представляется небезынтересным представить некоторые из них, оказавшие долговременное влияние на тематику этно-исторических, а вместе с ними и антропологических исследований Крымского полуострова.

2. Тщательно и разносторонне изучать связи коренного населения Крыма с земледельческим населением Восточной Европы во все эпохи, обратив особое внимание на связи с древними славянами.

8. На основе глубокого изучения разоблачить фальсификацию истории готов как вариант реакционной норманнской теории.

9. Широко и разносторонне изучать историю проникновения славян и славянские поселения в Крыму.

12. Решительно бороться против идеализации хазар, печенегов, половцев и татар в истории Крыма [23: 793].

На годы исследовательскими темами, имевшими поддержку, стали «хищническая сущность» крымско-татарской государственности и история конфликтов Московского государства - Российской империи и Крымского ханства, закономерно приведших полуостров к вхождению в ее состав, антропологической проблематике в них естественно места не находилось.

Научные исследования некрополей крымского мусульманского населения до начала 90 гг. практически не проводились, даже в случаях их массового разрушения в ходе строительных работ, тем более до антропологического материала никому дела не было. Немногочисленные серии, дошедшие до исследователей, были собраны в 70 гг. в Северном Крыму в качестве материала из погребений средневековых кочевников [24: 25-31, 25: 94-107]. Справедливости ради отметим, что идеологическое обременение, безусловно, присутствовало, но при этом практически отсутствовал научный интерес к рассматриваемой проблематике среди самих исследователей.

Исключение представляет работа В.П. Алексеева «Характеристика краниологических материалов из поздних мусульманских захоронений Крыма» (1980). Данные использованные в статье, как отмечает сам автор, были получены в 1957-1967 гг., т.е. задолго до ее публикации. Была проанализирована объединенная серия из 53 единиц (31^, 22$) включавшая краниологическую коллекцию К.С. Мережковского, хранящуюся в фондах МАЭ «Кунсткамеры» РАН, а также материалы, хранящиеся в Музеях при кафедрах нормальной анатомии Военно-Медицинской Академии, и Одесского мединститута [5: 169-170] ¹¹.

Похоже, что В.П. Алексеев намеренно избегает употребления этнонима «крымские татары», равно как и не приводит ссылок на публикацию К.С. Мережковского, из которой абсолютно ясно, с каким материалом исследователь имел дело. При этом автор вполне осведомлен, что «К.С. Мережковский раскапывал в Крыму очень поздние могильники, опираясь на существовавшую тогда этнографическую традицию» [5: 170].

Цель своей работы В.П. Алексеев сформулировал как «расширение границ этногенетических сопоставлений», его интересовало, в какой степени в материалах позднейшего времени сохранились основные антропологические компоненты, зафиксированные для средневекового периода истории Крыма [5: 169].

В.П. Алексеев характеризует серию как европеоидную, фиксируя лишь отдельные измерения на единичных черепах как свойственные монголоидным группам и полагает, что отдельные субъекты с «какими-то монголоидными чертами» занимали в составе населения Крыма XVII-XIX вв. «ничтожное» место, указывая, что его вывод полностью согласуется с соматологическими наблюдениями Я.Я. Рогинского [5: 170-171]. Отметим, что наблюдения Я.Я. Рогинского касались отдельной деревни в глубине горной части Крыма, отличавшейся весьма специфическим составом населения, а приводившиеся выше мнения по данному вопросу других авторов не столь однозначны.

Морфологические характеристики краниологической серии В.П. Алексеев описал следующим образом: «Черепная коробка короткая и низкая, при этом очень широкая, по продольно-поперечному указателю резко брахикранная. Лоб и затылок умеренно широкие. Положение лобной кости близко к вертикали. Лицо по абсолютным размерам средневысокое при умеренной ширине, по соотношению к широтным размерам черепной коробки лицо относительно узкое и достаточно высокое. Высота и ширина орбит средняя, нос относительно узкий при средней ширине грушевидного отверстия» [5: 171].

По мнению исследователя, рассматриваемый краниологический комплекс в «тех или иных модификациях» широко представлен в восточных районах распространения европеоидных популяций. Начиная с эпохи бронзы, он фиксируется во многих могильниках Средней Азии и Поволжья. В расовых классификациях европеоидов он фигурирует как северный вариант понто-загросской расы, туранской расы, расы среднеазиатского междуречья или памиро-ферганской расы и имеет восточное происхождение, восходя к носителям окуневской и карасукской культур эпохи бронзы. Распространение комплекса в средневековое время в Юго-Западном направлении, захватившим степные территории Кавказа и Крыма автор связывает с расселением протоболгар, но при этом не исключает и возможность его формирования непосредственно на территории полуострова, независимо от восточных влияний [5: 178-179].

Распространение указанного антропологического типа на территории Крымского полуострова автор относил к I тыс. н.э. Сопоставляя материалы мусульманских захоронений с краниологическими сериями, представляющими средневековое население Крыма, наиболее близкими были признаны серии, происходящие с внутригородских некрополей византийского Херсона XI-XIII вв., погребений того же периода на городище Эски-Кермена и позднейших некрополей Каламиты-Инкермана XV- XVIII вв. Определенное сходство В.П. Алексеев также усматривал с материалами Мангупа и Керчи [5: 181]. Представляется, что на современном этапе исследований выводы В.П. Алесеева требуют углубленного обсуждения и, на наш взгляд, детализации и коррекции, что, впрочем, выходит за пределы темы настоящей публикации.

Отдельно отметим работу Г.Л. Хить посвященную дерматоглифике крымских татар (1995). Материал для исследования был собран в 1979 г.¹² в Узбекистане, где после депортации 1944 г. проживало значительное количество крымских татар. Полученные данные представляли 147 индивидов (^ 75; $72) происходивших из различных регионов полуострова [26: 175].

В целом Г.Л. Хить охарактеризовала крымских татар как популяцию метисного типа, отметив ее сходство с древнейшими группами населения Средней Азии, характерных своеобразным сочетанием монголоидных и южно-европеоидных особенностей [26: 178]. Исследователь пришла к выводам, что горная и южнобережная группы крымских татар обнаруживают близость современным южными популяциям населения Восточной Европы и Северного Кавказа. В то же время у татар степных районов полуострова отчетливо выражен монголоидный компонент [26: 187-190].

В 2003 г. вышла в свет коллективная монография сотрудников отдела Физической антропологии ИАЭ РАН «Антропология ногайцев» в приложении за авторством С.М. Круц [27: 206-239] были введены в научный оборот материалы XVT-XVTTT вв., представляющие ряд антропологических серий ногайцев с территории степного Крыма и Северной Таврии, входивших в рассматриваемый период в границы Крымского ханства. С территории полуострова материал был получен в ходе исследований разновременных курганных захоронений возле современных сел Целинное (кург. № 15, 16) и Чкалово (кург. № 4) в крымском степном Присивашье [24: 25-31, 25: 94-107].

Анализ источников и картографических материалов дает основания полагать, что исследованные могильники принадлежат не кочевникам-ногайцам, а оседлому населению периода Крымского ханства и несколько более позднего времени, и представляют собой частично исследованные сельские мусульманские некрополи жителей селений Сарык (курган № 4 при с. Чкалово) и Кокоз (курганы № 15, 16 при с. Целинное)¹³, прекративших свое существование в середине XIX века в результате эмиграции их населения в пределы Османской империи и, соответственно, могут рассматриваться в числе серий представляющих татар степных районов полуострова Крым.

Был исследован материал из 50 погребений, проведены измерения 26 мужских и 10 женских черепов и длинных костей 10 индивидов [27: табл. 1-5]. Реконструированный рост погребенных мужчин в пределах средних значений, женщин - ниже среднего.

Для мужских черепов характерна брахикрания, при большой ширине черепной коробки в сочетании со средними значениями продольного и поперечного диаметров. Высота и ширина лицевого отдела средние, при умеренной профилировке в горизонтальной плоскости. Переносье средневысокое, нос средневыступающий, орбиты мезоконхные.

Женские черепа более длинные, однако, в пределах значений, указывающих на брахикранию, с меньшей высотой свода и большей высотой носа. Особенностями женской выборки С.И. Круц полагает более сильное проявление монголоидных признаков - уплощенности лицевого отдела на верхнем уровне, тенденцию к сужению носовых костей, низкие значения симотического указателя и меньшую глубину FC. [27: 206-207].

Следует также отметить одонтологические наблюдения исследователя, зафиксировавшей в 50% наблюдений выраженное проявление лопатообразности резцов [27: 207].

Привлекая для сравнительного анализа материалы средневековых кочевнических серий из Северного Причерноморья печенежского и половецкого круга и, опубликованные В.П. Алексеевым, материалы из позднесредневековых мусульманских могильников Крыма, С.И. Круц полагает исследованное население смешанным, пребывавшем в постоянном процессе метисации, при этом, по ее мнению, происходило неоднократное наслоение как европеоидных, так и монголоидных элементов [27: 233].

В заключение представленного обзора полагаем возможным обратиться к собственным публикациям близким рассматриваемой проблематике. В 1993 г. экспедицией отдела Охраны памятников Бахчисарайского историко-культурного заповедника были проведены раскопки мусульманского некрополя XVIII в. в 6-м микрорайоне г. Бахчисарая [28: 52]. Полученный антропологический материал был исследован и опубликован автором [29: 360-366]. Из 21 костяка, 9 принадлежало мужчинам, 2 женщинам, остальные детям разных возрастов. Полный комплекс измерений был произведен на черепах мужской выборки, женские отличались неважной сохранностью.

Все черепа представлялись достаточно грацильными, с умеренно развитым рельефом. Серия характеризуется малыми-средними величинами продольного и сред- ними-большими поперечного диаметров, при средней высоте черепной коробки. По продольно-поперечному указателю серия резко брахикранная. Лоб относительно покатый, среднеширокий, затылок широкий. Лицо ортогнатное, невысокое, верхняя ширина в границах малых величин, скуловой диаметр средний. По горизонтальной профилировке лицевого отдела серия смешанная, величины NM угла двух черепов определенно указывают на уплощенность лицевого отдела на верхнем уровне, несколько черепов также демонстрируют значительные величины ZM угла, в сочетании с небольшой глубиной FC. Нос сильновыступающий, мезоринный, с высоким переносьем. Орбиты высокие, при средней ширине [29: 361-362, таблицы 1-2].

Сильная вертикальная профилировка, выступающий нос с высоким переносьем, сравнительная узколицесть дают основания считать серию европеоидной, вместе с тем в ряде случаев сочетание признаков позволяет говорить об уплощенности лицевого отдела по меньшей мере у двух индивидов, что все же не исключает присутствия в ее составе некоторого монголоидного компонента [29: 362].

Материалы некрополя «6 МКР Бахчисарая» сопоставлялись со сборной серией из мусульманских захоронений полуострова опубликованной В.П. Алексеевым, упоминавшийся выше серией из Инкермана османского времени и данными по населению

Рис. 1. Типы жителей Таврической губернии. Худ. Л.Л. Белянкин 1894 г. І.Мулла из степных татар; 2. Мещанин г. Симферополя; 3. Рассыльный из степных татар; 4. Степной татарин дер. Седжеут; 5. Степной татарин дер. Шакыл, Феодосийского уезда; 6. Караим; 7. Девушка из горных татар; 8. Женщина из горных татар дер. Таракташ; 9. Горный татарин из дер. Таракташ; 10, 11. Южнобережные татары г. Ялта; 12-15. Предметы материальной культуры. 16. Степной крымский Цыган - мелочной разносчик; 17. 18. Степные крымские Цыгане-поденщики.

крымские татары антропологический

Эски-Кермена XII-XIII вв., которая, на наш взгляд, отражает наиболее общие морфологические особенности, свойственные средневековому населению Юго-Западного Крыма. Все серии обнаружили достаточную близость в рамках брахикранных, среднешироколицых европеоидных типов рассматривавшихся выше. В сравнении с более ранним Эски-Керменом, серии из мусульманских некрополей обнаружили отличия по величине угла профиля лба от met. (<), скуловому диаметру (>), верхней высоте лица (>) и соответственно верхнелицевому указателю (>). Сохранить краниологическую коллекцию автору не удалось.

В 1992-1993 гг. автором был исследован участок городского некрополя Балаклавы. На момент публикации антропологического материала [30: 412-431] памятник интерпретировался в качестве христианского некрополя позднесредневекового времени, однако анализ картографических материалов последней четверти XVIII в. и деталей погребального обряда заставляет меня пересмотреть свои прежние выводы и рассматривать памятник как некрополь мусульманской общины города османского времени использовавшийся до 1771 г. Материал хранится в ГИАМЗ «Херсонес Таврический».

После реставрации пригодными для измерения признаны 19 черепов, принадлежавшие соответственно 11 мужчинам и 8 женщинам. Полученные данные свидетельствуют о смешанности серии практически по всем морфологически значимым признакам. По величине продольно-поперечного указателя, как в мужской, так и в женской выборках присутствуют брахи -, мезо -, и долихокранные черепа, причем как брахи -, так и долихокрания выражены весьма резко, мезокраны тяготеют к бра- хикранной группе. По высоте черепной коробки также наблюдается разнообразие, но преобладают индивиды с большими величинами высотно - продольного и высотно-поперечного указателей. Профиль лба в мужской выборке встречается как покатый, так и близкий к прямому. Ширина затылка значительна по всей серии вплоть до очень больших значений признака. Горизонтальная профилировка лицевого отдела в мужской выборке в основном хорошая, но встречаются индивиды с ослабленной, как на верхнем, так и на среднем уровне, глубина клыковой ямки средняя. По высотным параметрам лицевого отдела вся серия, изрядно смешанная с преобладанием больших значений. Верхнелицевой указатель вычислен только для мужчин, встречаются как индивиды с широким низким, так и более высоким и узки лицевым отделом.

Абсолютные размеры лицевого отдела у рассматриваемой серии весьма значительны, что в сочетании с развитым рельефом и крупной и очень широкой нижней челюстью производит впечатление исключительной массивности лицевого отдела, что вовсе не характерно для населения рассматриваемого региона.

Величины дакриального и симотического указателя весьма вариабельны, встречаются индивиды, как с низким, так и высоким переносьем, равно как и промежуточные варианты. По носовому указателю мужская выборка разделилась на две подгруппы с выраженной плати - и лепторинией, женская выборка мезоринная. Как мужская, так и женская выборки имеют низкие и средневысокие орбиты, у мужчин он имеют выраженно-угловатую форму [30: 417-424].

По данным межгруппового анализа рассматриваемая выборка занимает обособленное положение по отношению к известным антропологическим сериям средневекового ЮЗ Крыма и Южнобережья, в том числе материалам XIV-XVвв. из самой Балаклавы. Выделяясь в первую очередь массивностью, весьма большими абсолютными размерами лицевого отдела и большей части параметров черепной коробки, ощутимым присутствием высоколицего и долихокранного компонентов [30: 429].

Этот примечательный факт требует объяснения. С последней четверти XV^ до 1771 г. горная часть полуострова вплоть до Кафы-Феодосии, включая и южный берег Крыма вместе с г. Балаклава де юре не входила в состав Крымского ханства, образуя санджак - отдельную административную единицу - крымский домен султана Оттоманской Порты. Формирование мусульманской общины региона в XVI-XVIII вв. имело здесь свои особенности, учитывая тот факт, что в его состав вошли территории завоеванных османами княжества Феодоро и колоний коммуны Генуи, населенных преимущественно христианскими общинами. Невозможно отрицать факт прозелитизма части местного христианского населения, но сводить к нему процесс исламизации в регионе представляется неоправданным упрощением, не учитывающим миграционные процессы османского времени.

Приминительно к населению Балаклавы сохранилось прямое свидетельство Э. Челеби, указывающее, что к 1666-1667 гг. основу здешней мусульманской общины составляют отнюдь не татары - «татарский народ в таких скалах жить не может», а «народ из племени лазов с противоположного берега Черного моря¹⁴» [31: 32]. Спустя столетие на малочисленность собственно татарской общины Балаклавы указывает Тунманн [32: 33]. Выходцев из Лазистана, причем грекоязычных, Э.Челеби встречает и среди жителей «татского иля¹⁵» - горного Крыма [31: 79]. В другом месте своего сочинения путешественник упоминает о переселении в Крым анатолийцев - жителей Токата, Сиваса, Амасии, Кайсерийского эйалета [31: 72]. В разных регионах полуострова в Бахчисарае, округе Карасубазара, на Керченском полуострове Э.Челеби встречает черкесов [31: 50, 75, 98]. Отметим, что потомки жителей южнобережных деревень Лимены и Симеиза в свое время заинтересовавших своим необычным обликом П.С. Палласа также связывали свое происхождение с черкесами [19: 148-149].

Рамки настоящей публикации не позволяют подробно рассмотреть данные этнографии, письменных источников и фискальных документов османского времени, указывающие на проникновение значительных групп исламизированного малоазий- ского населения на Крымский полуостров и Южный берег, начиная с позднего средневековья и, особенно, в османское время [33: 4-12, 34: 22 сл., 35: 9, 36: 73, 37: 25, 38: 142 сл., 39: 293]. Однако они дают достаточные основания полагать, что мозаика антропологических типов характерная для мусульманского населения южнобережья XVIII-XIX вв. складывается достаточно поздно. А окончательное его включение в общность «крымских татар» происходит и вовсе в российский период истории региона [40: 143], и даже некоторые авторы 20-30 гг. истекшего столетия отмечают, что «разбросанные по всему Крыму татары не дают картины полного этнографического единства [35: 7].