О Георгии Францевиче Дебеце - ученом и человеке

Размещено на http://www.allbest.ru/

О ГЕОРГИИ ФРАНЦЕВИЧЕ ДЕБЕЦЕ - УЧЕНОМ И ЧЕЛОВЕКЕ

М.С. Великанова

Статья представляет собой воспоминание об Учителе, о профессиональной дружбе с человеком, сыгравшем основополагающую роль в возникновении и развитии палеоантропологических исследований в нашей стране, в том виде, в котором они существуют и по настоящее время.

Ключевые слова: Г.Ф. Дебец, палеоантропология, краниология, остеология, методология и методика палеоантропологических исследований, эпохальные изменения, грацилизация, брахикефализация.

Трудно сказать, да знал ли это он сам - какая из областей антропологии была ближе Георгию Францевичу. Все же почему-то кажется, что к черепному, вообще палеоантропологическому, материалу он испытывал особые чувства. Он определенно любил бывать в наших, пропитанных запахом восковой мастики лабораториях, где вершился процесс реставрации привезенных из археологических раскопок костных материалов. Где в результате порой долгих последовательных действий - расчистки, укрепления, неоднократных пробных склеек и т.д. создавалась наконец краниологическая серия. Георгию Францевичу нравилось наблюдать за ходом этих работ, особенно когда дело шло о каких-то особо ценных экземплярах. Собственная измерительная работа с палеоантропологическими коллекциями, хотя и усложненная отсутствием лаборанта, вызывала у него весьма положительные эмоции (см. ниже). Да и сама научная деятельность Г.Ф. Дебеца как антрополога началась именно с палеоантропологических исследований. Интерес возник еще в университетские годы в Иркутске, когда студент-археолог всерьез занялся изучением неолитических черепов Прибайкалья. Так что, палеоантропология была как бы и «первой любовью».

Так это или иначе, но и мне по характеру моей работы пришлось общаться с Георгием Францевичем более всего как с палеоантропологом. Отсюда и соответствующая направленность очерка - я вспоминаю в основном именно эту сторону его деятельности. С первых же лет работы в Институте антропологии МГУ Георгий Францевич начинает осуществлять свою идею по «составлению сводки по палеоантропологии СССР», как он сам это называл. Работа начиналась почти на пустом месте, со времени Богданова этот раздел антропологии оставался довольно заброшенным. Со свойственной ему энергией Георгий Францевич организует сбор материалов. Именно в эти, 30-е годы, его трудами было заложено новое, заинтересованное, отношение к костным останкам со стороны археологов, которые раньше зачастую пренебрегали ими, и сборы палеоантропологических коллекций имели случайный характер.

Разработанные Г.Ф. Дебецом методы изучения древнего костного материала в связи с определенной археолого-исторической проблематикой сделали палеоантропологические исследования чрезвычайно результативными. Это резко повысило интерес к ним археологов и стимулировало их внимание к костным останкам.

Великанова Марина Святославовна - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН. Много раз Георгий Францевич сам принимал участие в археологических раскопках. Рассредоточенность материалов по музеям разных городов потребовала и большого числа поездок по всей стране.

За относительно короткий срок - десятилетие 30-х годов - усилиями практически одного человека был собран колоссальный материал, отражающий все этапы истории расовых типов человека на территории нашей страны. Программа исследования была тщательно разработана и проанализирована с точки зрения расоводиагностической ценности каждого признака, т.е. по существу была создана Георгием Францевичем.

Итогом этого поистине титанического труда явилась монография «Палеоантропология СССР», много лет служащая не только настольной книгой для антропологов, но и широко используемая специалистами смежных дисциплин. Богатство фактических данных и совершенно новый подход к краниологическому, т.е. биологическому, материалу как историческому источнику позволили автору ставить и решать ряд чрезвычайно интересных и важных вопросов этнической истории, а также рассматривать теоретические проблемы, связанные с динамикой и закономерностями расообразовательного процесса. Этот труд ознаменовал своим выходом создание новой отрасли в отечественной антропологической науке - антропологии древнего населения. Книга явила собой и великолепный образец стиля изложения - строгого, простого, чрезвычайно сжатого, пример четкости в постановке и рассмотрении задач исследования, пример безупречной точности цифровых данных (Дебец 1948).

«Палеоантропология СССР - материал для коллективной, а не индивидуальной работы», - писал Георгий Францевич в предисловии к книге и выражал надежду, что результаты его исследований, наглядно показывая глубокий интерес проблем, стоящих перед этой отраслью, побудят хотя бы двух-трех антропологов включиться также в эту работу. Это была излишне скромная надежда. За короткий срок «заброшенная» область антропологии получила небывалый размах и превратилась в одно из самых мощных направлений. К концу 1950-х годов, спустя десятилетие после выхода книги, число палеоантропологов превышало уже два десятка. Сам автор оставался верен палеоантропологии до конца дней.

Немалое внимание в своей работе Георгий Францевич уделял теоретическим аспектам антропогенеза, в частности, проблеме прародины человека. Георгий Францевич был сторонником полицентрической теории происхождения Homosapiens, считая, что современные человеческие расы уходят корнями в ранний палеолит, и их черты можно видеть уже в разных группах неандертальцев. Однако в противоположность Ф. Вейденрейху Георгий Францевич исходил не из автогенетической концепции, а из признания единства социальных факторов как движущих сил процесса сапиентации во всех областях эйкумены.

Георгию Францевичу принадлежит ряд исследований палеоантропологических находок ранних периодов, имеющих мировое научное значение. Он первым изучил скелет ребенка из пещеры Тешик-Таш, показав его неандертальскую принадлежность, тесное родство и общность происхождения с европейскими неандертальцами, а также важнейшее теоретическое значение этой находки, подтвердившей концепцию неандертальского участия в развитии человека современного вида. Позже Георгий Францевич не раз обращался к повторным исследованиям тешик-ташца, уточняя его место в системе ископаемых форм человека (Дебец 1940).

Неизменно привлекала внимание Георгия Францевича проблема изменений физического типа человека во времени. Едва ли не основным теоретическим завоеванием «Палеоантропологии СССР» была его идея эпохальных изменений. Проблему факторов этих изменений он считал кардинальным вопросом антропологии. Проанализировав огромнейший, практически весь накопленный к 1960-м годам материал с территории СССР от неолита до средневековья, Георгий Францевич выдвинул и изложил на VI Парижском МКАЭН 1960 года гипотезу возникновения грацилизации как следствия распространения земледелия. В то же время он предостерегал от того, чтобы считать универсальность процесса грацилизации абсолютной, полагая, что темп процесса определяется множественными факторами.

Одной из задач в деле антропологического изучения народов СССР Георгий Францевич считал накопление современных краниологических серий. Основную роль этих материалов он видел в использовании их в качестве «моста» между палеоантропологическими и соматологическими данными. С успехом также использовались им краниологические данные как более сопоставимые для коннексиисомато- логических материалов в случае несравнимости результатов разных исследователей.

Велика роль Георгия Францевича в усовершенствовании и унификации методики и программы краниологического исследования. Разработки в этом направлении подытожены в руководстве «Краниометрия», опубликованной в соавторстве с В.П. Алексеевым. Из массы предложенных в разное время приемов и методов была составлена тщательно продуманная оптимальная программа, не чрезмерно громоздкая и в то же время охватывающая все признаки, могущие быть полезными. Неоценимо важным было введение в программу определений горизонтальной профилировки лица и степени уплощенности переносья, значительно расширивших возможности расовой диагностики на краниологическом материале.

Придавая большое значение сравнимости данных разных авторов, добиваясь максимальной унификации, Георгий Францевич вложил немалый труд в описание техники измерений, чтобы избежать возможных разночтений и любых неясностей, чем грешили предшествовавшие руководства. Если сейчас начинающие палеоантропологи без особого труда овладевают приемами краниометрии, то это во многом заслуга Георгия Францевича, его забота о будущем палеоантропологии.

Мысль Георгия Францевича неустанно работала над совершенствованием методов расовой диагностики на краниологическом материале. Учитывая особое значение монголоидно-европеоидных соотношений в процессе расогенеза на территории нашей страны, в последнее десятилетие своей жизни Георгий Францевич занимался разработкой способа определения доли монголоидного компонента в смешанных группах древнего и современного населения СССР.

Большим достижением в этом плане было в свое время введение Георгием Францевичем в краниометрическую практику показателей уплощенности лица - углов горизонтальной профилировки и высоты переносья. Однако хотя внутригрупповые корреляции между признаками, составляющими этот комплекс, невелики, все же скуловая и носовая области топографически очень близки, едва ли не составляя единое целое. Поэтому речь шла теперь о поисках показателя, основанного на сочетании полностью независимых комплексов признаков. Этим свойством сполна обладала разработанная Георгием Францевичем величина, называемая «условной долей монголоидного элемента» (УДМЭ), объединяющая в себе, с одной стороны, суммарную уплощенность лицевого скелета (УЛС), а с другой - также суммарное соотношение между размерами лица и мозговой коробки - преаурикулярный фацио-церебральный указатель (ПФЦ). Георгию Францевичу удалось найти два таких комплекса, где при полном отсутствии внутригрупповой связи, межгрупповая демонстрировалась с необычайной четкостью и наглядностью, позволяя легко оценить уровень смешанности группы. дебец археология палеоантропологический скелет

Итог многолетних поисков был опубликован за год до смерти Георгия Францевича в небольшой, всего в 10 страничек статье, которую сам автор, при всей его скромности, назвал лучшей своей работой. Подсчет условной доли монголоидного элемента с успехом применяется теперь палеоантропологами.

Георгий Францевич всегда стремился к наиболее полному использованию и исследованию ископаемого материала. Еще при работе над «Палеонтропологией СССР» он не ограничился краниологической характеристикой, начав изучение и посткраниального скелета, хотя и в ограниченном виде - как из-за скудости материала, так и неразработанности методик его изучения. Столкнувшись в этой работе с противоречивостью приемов определения длины тела - важнейшего показателя в характеристике и физического развития и расового типа древних народов, Георгий Францевич не мог обойти стороной эту проблему.

Исследования массового материала в 1950-х годах показали, что определение длины тела по длинам костей конечностей во многом зависит от пропорций тела. Поэтому формулы роста оказывались различными при выведении их на материале разных групп. Это затрудняло и ограничивало их применение к палеоантропологическому материалу, поскольку тип пропорций древних популяций неизвестен.

Георгий Францевич начинает с переработки, усреднения уже имеющихся формул, но результаты не удовлетворяют его. На основе сопоставления и анализа большого числа данных он разрабатывает и предлагает универсальную, так называемую «пропорциональную» формулу. Отличие ее от других и преимущество заключается в том, что она может быть использована в группах с различными пропорциями тела, так как учитывает эти пропорции, найдя их отражение в соотношении сегментов конечности (отношение длины голени к бедру увеличивается с увеличением отношения длины ноги к росту).

Работа над формулой роста была лишь частью разрабатываемой Георгием Францевичем в его последние годы системы оценки физического развития групп древнего населения по костным останкам. Параллельно с поисками ростовых закономерностей разрабатывалась совершенно новая характеристика - условный показатель объема скелета - УПОС.

В большом ряду групп была установлена большая корреляционная связь УПОС с весом тела. Таким образом, если длина костей дает основание для суждения о росте и пропорциях, то объем костей давал возможность судить о среднем весе данной группы. Палеоантропология получила принципиально новый, ценный и очень наглядный показатель как для оценки собственно физического развития, так и для расово-диагностических целей.

Как и «пропорциональная» формула роста, УПОС прошел через огромное количество коррекционных вычислений, имел несколько модификаций, прежде чем обрести окончательно отточенную, максимально свободную от возможных погрешностей и нареканий форму. В связи с этим можно вспомнить, что Георгий Францевич со свойственной ему самокритичностью и честностью не только не обходил или затушевывал уязвимые и спорные моменты результатов своих изысканий, но, напротив, прежде чем говорить о достоинствах метода, считал необходимым обратить внимание читателя на имевшие, с его точки зрения, недостатки.

Занимаясь разработкой теоретических и методических вопросов палеоантропологии, Георгий Францевич до последних дней не оставлял и работы с конкретными материалами, причем не располагая, как правило, лаборантской помощью, сам проводил огромную черновую работу по распаковке, очистке, шифровке и т.д.

С радостью «вырывался» он в последние годы из Москвы в Новосибирск для измерения накопившихся там новых материалов. Работал на чердаке, то раскаленном, то холодном, поднимаясь на 7-й этаж по лестнице (лифт бездействовал), работал и по вечерам и в выходные дни.

Из письма: «Новосибирск, 29 мая 1967 г. Несколько дней радуюсь жизни. И прохладная погода (хотя и солнечная), и вид с 7-го этажа на лес и Обь на горизонте, и стеллажи, на которых поместится не менее 700-800 скелетов, все хорошо... И сердце, как и следовало ожидать, не болит, хотя лифт в Институте истории не работает уже много месяцев, и на чердак подымаюсь пешком снизу. Ящики надо вскрывать, пакеты разворачивать, потом все укладывать (коробок нет, конечно, но обещают заказать), поэтому времени уходит уйма. Но мне дали специальный пропуск, чтобы работать и после занятий и в выходные дни. Все это использую, мурлыкая от удовольствия».

Его увлеченность делом способствовала поразительной работоспособности, не раз удивлявшей окружающих. Сохранились короткие дневниковые записи о работе Георгия Францевича в Америке, куда он был приглашен в конце 1957 года. Исследуя в Американском Музее Естественной Истории коллекции из древнеэскимосских могильников Аляски, Георгий Францевич измерял в день по 22-23 черепа. Это очень большой объем, если учесть, что исследование велось по максимально широкой программе. Кроме того, Георгий Францевич впервые тогда и первым среди советских антропологов начал освоение и изучение новой системы особенностей черепа - дискретно-варьирующих признаков. За короткий срок - около двух месяцев был обследован огромный уникальный материал свыше 300 черепов и скелетов из могильников Ипиутак и Тигара - внесший большой вклад в палеоэскимосскую проблему.

В Москве материалы Георгия Францевича хранились в основном в двух лабораториях Отдела антропологии - пластической реконструкции М.М. Герасимова и палеоантропологической. Приходя в эти наши «подвальчики», как мы их называли, Георгий Францевич облачался в диковинный тогда, привезенный из Америки джинсовый, весь на кнопках, комбинезон. Принимался за очередные черепа и кости, а зачастую и за перекантовку и распаковку ящиков с ними. Коллективы наших подвальчиков были сугубо женскими, и все, что касалось физических тяжестей, Георгий Францевич брал на себя.

Он никогда не производил впечатление спешащего человека, а между тем, работал очень быстро. В тех нечастых случаях, когда приходилось помогать ему во время измерений - заполнять под его диктовку бланк - это еле-еле успевалось.

Не всегда приходы Георгия Францевича в наши лаборатории были связаны только с собственной работой. Его отличал самый живой интерес к делам окружающих. И желание помочь. Диапазон его помощи был широк. Георгий Францевич был щедр и на идеи, и на материалы, и, наконец, на собственное время, отдаваемое кому-то. При этом все делалось очень не напоказ, скорее вскользь, как бы между делом, часто без всяких просьб.

Приносил книжки, подбрасывал сравнительные данные из зарубежных публикаций, помогал править текст, подталкивал со статьей, диссертацией. Мог сделать перевод статьи с французского для аспиранта, не знающего языка. Аспирант же был не только не его собственный, но даже и не антрополог, а медик, работавший с черепными коллекциями в Музее антропологии. Всегда подставлял плечо.

Мое знакомство с Георгием Францевичем произошло на сходной ноте. До 5-го курса мне с ним общаться не приходилось. Тематика моих курсовых и дипломной работ была далека от проблем этнической антропологии и расоведения - основных направлений его научной деятельности. Но вот однажды, в Музее, в узкой катакомбе коридора из шкафов, отделяющих библиотеку, встретясь и уже разойдясь со мной, Георгий Францевич вдруг оборачивается и почти мимоходом говорит, как бы продолжая прерванный разговор: «Да, вот что, посмотрите Вейденрейха о синантропе, там довольно подробно говорится о рельефе затылочной кости». И быстро идет дальше, не давая мне успеть произнести ни слова.

Меня поразило все. Мало того, что этот человек знал тему моей дипломной (чисто морфологическую!), он почему-то догадался, что книга Вейденрейха не была рекомендована мне моим руководителем. Студенты кафедры отнюдь не были обделены добрым отношением старших, но чтобы держать в голове подсказку «чужому» дипломнику. Мы и своих-то руководителей, уважая их более серьезные труды, старались мало беспокоить, и они, давши тему, казалось, забывали о нас до предзащитных времен. Поразила и манера Георгия Францевича: никаких предваряющих слов, что-нибудь вроде: «Вы работаете над такой-то темой, так вот.», равно как и общепринятых завершающих. Ничего.

Наверное, уже тогда, в этой коротенькой встрече, сфокусировалось и приоткрылось мне главное в дебецовской человеческой сущности - необычайная духовная щедрость, прикрытая снаружи некоторой суровостью, что ли.

Не имея, как правило, постоянного помощника, Георгий Францевич привык обходиться в основном собственными силами. В сделанной же для него работе всегда считал необходимым отметить лаборантское участие. Последнюю свою статью, вышедшую уже посмертно, Георгий Францевич подписал двумя фамилиями - соавтором стала сотрудница, помогавшая ему в расчетах. В нашем окружении это был единственный случай.

На протяжении моих недолгих лаборантских у Георгия Францевича лет едва ли половина времени шла непосредственно на помощь в его собственных делах. Всегда такая работа перемежалась то расчетами для кого-то из аспирантов, кто сам не успевал по срокам, то реставрацией черепов для кого-то из старших, то выездом в «чужую» экспедицию, то еще чем-то - не для себя. Наверное, эта помощь и участие в делах других были столь легки и органичны для него еще и потому, что результаты работ окружающих были ему часто не менее интересны, чем собственные.

Бывало так, что получив, например, дипломную работу и обнаружив, что она весьма слаба, а материал-то интересный, Георгий Францевич просто велел брать бумагу и ручку и надиктовывал все от первой до последней строчки. Дипломница, известная довольно легким отношением к учебе, была вполне довольна таким поворотом событий. Возможно, это был не единственный случай. Работа иностранного молодого коллеги и ученика, присланная на рецензию, была не только переписана, но и переделана в связи с идеей нового распределения материала, что и дало блестящие результаты...Узнавалось о таких вещах, как правило, случайно, иногда по стилю написанного. Конечно, это касалось лишь тех случаев, когда было понимание, что из самого автора уже ничего не выжмешь.

Дебецовская манера держаться, начисто лишенная светской любезности (но мог быть и очень галантным, как выяснилось позже), его внешняя суровость поначалу для нас, его учеников, выступала на первый план, и побаивались мы Георгия Францевича основательно. Нам ведь предстояло проходить через его строгие проверки - правильности реставрации, точности измерений, доброкачественности написанных текстов и т.д. Особенно страшна была проверка измерительных бланков. Над их стопкой и выставленными на столах черепами или длинными костями вершилась настоящая магия. Не было сверки всех размеров подряд, бланки просто просматривались и выхватывались именно и только неверные цифры, причем и не обязательно вопиюще ошибочные, а так, слегка сдвинутые, на миллиметр-пару. Получалось, что ошибки идут подряд, что все неверно... Позже, с собственным опытом, приходило понимание этого волшебства - действовали наметанный глаз и подкрепленная тысячами измерений интуиция. Но тогда, вначале. Перед неумолимым ясновидением мы оледеневали. Оставалось только давать себе обеты быть в десять, сто и более раз внимательнее и точнее. Не думаю, что Георгий Францевич считал себя хорошим педагогом, но педагогика получалась отменная. Не один дебецовский ученик, наверное, вспоминал потом эти магические уроки с благодарностью.

Была и другая «учеба», например, в виде своего рода формул поведения антрополога: «Бланки выносить из Института нельзя. Попадете под трамвай, пропадет материал». Примерно в том же тоне говорилось по поводу опозданий, даже по вполне уважительной причине. Вряд ли это преподносилось нам вполне всерьез, но мы воспринимали все именно так. При этом, несмотря на всю жестокость звучания таких «формул», обижаться было почему-то невозможно. Исходи эти «формулы» из уст другого человека, они, вероятно, не вызвали бы ничего, кроме возмущения. Но Георгия Францевича мы любили. Даже когда еще побаивались его суровости.

Это впечатление суровости усиливалось, в частности, еще и тем, что Георгий Францевич не любил хвалить в лицо и не делал этого почти никогда. О его одобрении, иногда довольно лестном, порой узнавалось совершенно случайно, от других. Так, спустя много лет попали ко мне внутренние издательские рецензии на мои статьи, со столь знакомой подписью. Дошел и какой-то устный отзыв. Что стоило бы сказать мне когда-то хотя бы долю того доброго, что я теперь узнала. Но не вязалось это с его натурой. Делать добро - да, а произносить вслух - нет. Произносилось о трамвае, угрожающем ценным бланкам.

Между тем, бланки тщательно сберегались, на работе мы засиживались, не глядя на часы, ни кусочка от разбитого черепа не терялось. Думаю, что действовали на нас не строгие формулы, а более всего пример самого Георгия Францевича. Его увлеченность наукой, вообще делом, необычайно заражающе действовала на учеников. При этом любая черновая, в том числе просто грязная работа, которой изобилует, например, палеоантропологическая практика, окрашивалась примером Георгия Францевича в совсем иные тона. Что уж говорить о нечерновой.

Когда я поступала в аспирантуру с темой «Палеоантропология Молдавии», Георгий Францевич в качестве реферата предложил неожиданно «Группы крови у аборигенов Америки» - по принципу - чем дальше, тем интересней. Действительно, более далекой во всех смыслах тематики нельзя, кажется, было и придумать. Обычно реферат выбирался с расчетом каким-то боком использовать его и в диссертации. Но ведь согласилась без колебаний и с удовольствием влезла с головой в абсолютно новую для себя область! Зато когда (во многом из-за трудоемкого реферата) я оказалась в цейтноте, руководитель без моих просьб и ведома выхлопотал необходимые отсрочки и не поленился специально приехать ко мне домой, чтобы сообщить радостную новость.

Георгий Францевич предоставлял своим аспирантам большую свободу в работе и был далек от того типа руководителя, который каждую неделю ждет отчета о проделанной работе и «направляет» дальше. Хотя приходилось слышать, что в его более ранние годы бывало и так. Мне же довелось знать человека последних 12-ти лет его жизни. А он менялся, в том числе и на протяжении этого отрезка. Кажется, с годами сгладилась несколько его внешняя резковатость. Или мы просто привыкали и переставали придавать ей значение... Но зато в первые годы...

Может быть, из-за этих первых лет и в дальнейшем довольно долго держался такой стиль отношений, когда старалась пореже обращаться с вопросами и вообще, поменьше «лезть». Соображения при этом были примерно такие: а вдруг мои вопросы покажутся пустяшными и вполне решаемыми собственным разумением. Лучше уж не соваться, обойтись собственными силами и принести на показ уже готовую статью. Но при этом всегда присутствовало - и это было главным - ощущение постоянного живого интереса к твоей работе и уверенность, что на самом-то деле обратиться за помощью можно в любой момент. Еще создавалось ощущение значимости и необходимости твоей работы, которое очень помогало и которое вдруг исчезло, когда Георгия Францевича не стало.

Дело последних лет Георгия Францевича - разработка формул доли монголоидного компонента, роста и объема тела по длинным костям - все это требовало огромного количества вычислений. Он не дожил до эпохи компьютеров. Счетная машина, которую ему так хотелось приспособить для наших целей, занимала своими габаритами почти целую комнату. Увы, несмотря на множество усилий, она оказалась недееспособной. Когда в моих руках впервые оказался микрокалькулятор с программой для «сигмы», едва ли не первой мыслью было: сколько радости доставило бы это умное устройство Георгию Францевичу.

А тогда он считал в основном сам - на логарифмической линейке, просто на бумажке. Считал всегда: на заседаниях, во время докладов. Сидел, уткнувшись в расчеты за своим столом, спиной ко всем. При этом вовсе не абстрагируясь от того, что происходит вокруг, выдавая время от времени необходимые реплики. Если же требовалось более основательное участие, Георгий Францевич мгновенно поворачивался. Нога закинута на ногу, носок описывает дуги и круги то в одну, то в другую сторону, а сам он, оказывается, полностью включен в то, что происходило за спиной.

Георгий Францевич успел захватить пору, когда железный занавес начал исчезать, и открылась возможность соприкоснуться воочию с миром, который он заочно знал в антропологическом аспекте, да и во многих других, лучше, чем кто бы то ни было - его эрудиция и память поражали.

Первая зарубежная поездка - в 1957 году в Соединенные Штаты - заставила его по необходимости, но с неожиданной легкостью и навсегда полностью переиначить свой внешний вид, сменив многолетний образ человека в гимнастерке, ремнях и сапогах на вполне респектабельный европейский облик. Он легко адаптировался в заграничных выездах, языки служили здесь, конечно, свою службу. Особенно хорош был его французский. Французы находили язык очаровательным, он изумлял и великолепным произношением, и старомодно-изысканными оборотами, во многом уже утраченными в наше время. Еще бы, язык-то усваивался в детстве (отец был француз, заброшенный судьбой в сибирскую Россию) и был языком начала века; в наши безвыездные годы обрасти современными новациями, естественно, не мог. Наверное, сама возможность заговорить по-французски составляла дополнительно привлекательную сторону зарубежных общений Георгия Францевича.

За рубежом его принимали, как он рассказывал, за кого угодно, кроме русского. Его внешность позволяла видеть в нем и испанца, и итальянца, и кубинца, и афганца. Как аборигена воспринимали его порой и в нашей тогда Средней Азии и на Кавказе. Со смехом показывал Георгий Францевич фотографию с Токийского конгресса, где он ухитрился не очень уж резко отличаться - он был мало фотогеничен - от окружающих японцев.

Впечатления от поездок всегда были довольно спокойные, без особых восторгов от увиденного. Впрочем, было кое-что, вызывавшее все-таки сильные чувства - это площади и объемы рабочих и подсобных помещений в антропологических учреждениях, количество научного персонала, конструкция рабочих столов и тому подобное.

В своих дальних поездках Георгий Францевич всегда скучал по Москве, Институту, отделу, хотя это и не особенно вязалось с его обычной манерой держаться здесь. Деловым шагом входил он в нашу институтскую комнату, здороваясь скорее себе под нос, ни на кого не глядя (уходил часто вообще молча), быстро садился за стол, сразу начинал сосредоточенно чем-то заниматься, и казалось, до всех присутствующих ему не так уж много дела. Оказывается, нет.

Вот строчки письма из Афганистана: «Напишите мне поскорее. Побольше деталей, пожалуйста, каких угодно, о чем угодно, о погоде, о Юлии Алексеевне, о кино, о заседаниях по пятницам, обо всем. По каким-то странным причинам именно эти детали интересуют». В свою очередь, он из своего далека тоже был готов - по-своему, как всегда, - делиться деталями.

С неукоснительной методичностью приходили открытки с фотографиями горных ландшафтов, старой и современной архитектуры, «кусочков» этнографии. С лаконичными подписями, вроде: «Это знаменитый Саланг. Сегодня я проехал по нему в 9-й раз», или: «Кабул в основном современный город, но...» (на картинке - караван верблюдов на городской улице), или: «Женщина без чадры. Предмет мечтаний во имя прогресса и прочих чувств», или: «Номады на асфальте - излюбленная тема фотографов», или: «Основа благосостояния кочевников» (стадо баранов), или: «Руины для туристов. Привлекает больше, чем такая же мечеть, но целая».

Письма же были без деталей. Не до них. Был поглощен основным, спешил сделать больше. Из писем: «Кабул, 19 ноября. Я здесь проездом из юго-восточных областей, где заделал самую большую безобразную дыру, в предгорья Гиндукуша, недалеко от Кабула (если, конечно, по птичьему полету). Там еще живут такие парачи, говорят на особом языке, хоть и иранском. Только проезда к ним на машине нет. Ну, как-нибудь. Все спешу до снега, до холодов. Гиндукуш-то уже надежно покрыт, а здесь, где пониже, пока еще ничего. Но может измениться хоть завтра. Сейчас привожу в порядок бланки, раскладываю по возрастным группам, пересчитываю, кое-что от нетерпеливого любопытства подсчитываю. Оставлю все в посольстве, потом займусь вплотную, когда будут вынужденные простои. А они будут, надо полагать.

Кабул, 1 декабря. Я опять проездом, заехал в посольство, получил почту, но машина стоит у ворот и надо ехать дальше. Наступает рамазан, а с ним в деревнях и проблема еды до захода солнца, Мне, конечно, не запрещают есть и пить, но это просто трудно организовать, особенно в дороге. Ну ничего, немного похудею, полезно даже...

Кабул, 15 декабря.... Сейчас еду на север, там, вероятно, слякоть и мерзость. А в январе - на крайний юг, в пустыню. А в феврале - в Москву. А я не хочу в Москву, хоть и скучаю по ней сильно.

Кабул, 7 января. Сегодня Рождество по новому стилю. Вспомнил почему-то, все-таки. Новый год встречал на 1,5 часа раньше, чем в Москве (здесь не поясное время) у французских археологов. А в московский Новый год уже спал...25-го было Рождество по старому стилю. Сказал об этом своему спутнику, а он: “Значит, сегодня Вы не будете измерять людей?”. Это были туркмены. В этот же день был первый снег, обычная ассоциация “туркмены - жара” нарушилась. На другой день едва пробрались по дороге. Осталось меньше 40 дней. Иншалла, конечно».

Аллах был милостив. А ведь по состоянию здоровья Георгия Францевича еле выпустили в эту последнюю поездку. Уже во времена Киргизской - тоже горной экспедиции - он не обходился без сильнодействующих сердечных лекарств. Врачи настойчиво уговаривали отложить выезд в Афганистан, в конце концов открыто объявив: «Поедете - и умрете!». «Поеду - не умру, - отвечал он, - а вот не поеду, так умру точно».

И поехал, и вернулся. Особенно бодрым, в повышенном жизненном тонусе, как всегда из всех своих дальних поездок. Работа для него была не только смыслом жизни, но и радостью. Однажды он сказал, что уже давно живет при коммунизме - занимается тем, чем ему хочется и при этом еще получает от государства деньги. И зарабатывать на жизнь ему как бы и не приходится.

И это настроение он приносил с собой, приходя из Института или к «герасими- дам» - так тогда называли лабораторию М.М. Герасимова, или в палеоантропологический подвальчик, сначала на Моховой, потом Профсоюзной. Какой-то другой, чем в Институте, стороной оборачивался он здесь к нам. В перерывах в работе, во время обязательного чаепития, к которому часто приносил вкусные вещи, был оживленным, шутил, вспоминал и рассказывал что-то интересное. Его великолепная память помимо огромного историко-археолого-антропологического и т.д. багажа удерживала, например, массу стихов. От почти всего Н. Гумилева, мало знакомого нам в те годы, до тоже неизвестной тогда «Бригантины» Когана.

Забыты сейчас давние неспокойные подвальные будни с частыми затоплениями (то холодной, то горячей водой, то чем-то похуже) и спасательными авралами, с непрерывной борьбой с мышами, блохами(!), хозяйственниками. Но живет в памяти та атмосфера оживления и радости, которая возникала в наших подвальчиках с приходом Георгия Францевича.

Между тем, эти последние годы, о которых я вспоминаю, были далеко не лучшей порой в его жизни. Как-то все не осуществлялось им задуманное. Были планы о переезде в Новосибирск к А.П. Окладникову и организации там антропологического отдела. Молодое сибирское отделение Академии наук считалось тогда центром наиболее свободной современной и передовой науки. Почему-то эти планы были оставлены, хотя Георгий Францевич уже сколачивал бригаду из молодых антропологов, согласных ехать.

Не состоялось второе издание «Палеоантропологии СССР». Обилие новых материалов не привело к ожидаемому расширению возможных теоретических выводов о динамике и закономерностях этно- и расообразования. Без нового и существенно важного стержня работа переставала быть ему интересной. Не самым удачным было и заведование Отделом после смерти М.Г. Левина. Не шли ему административные должности, не очень понятно даже почему. Он ведь умел быть прекрасным организатором - 7-й Международный Конгресс антропологов и этнографов в Москве в 1964 году своим успехом во многом был обязан оргдеятельности генерального секретаря Г.Ф. Дебеца.

На заведование Георгий Францевич пришел с идеей создания антропологического атласа СССР. В дело был включен весь отдел в полном составе. Но интенсивной работы не получилось, много было разговоров о несопоставимости данных разных авторов по качественным признакам. Кроме того, у всех были свои незавершенные темы, были и еще какие-то причины... Тогда же, видимо, очень нелегко, переживал Георгий Францевич и разрыв с ближайшим из учеников. Правда, обо всех его огорчениях можно было только догадываться. Даже когда и не грех было бы слегка «излиться», он себе этого не позволял.

Но, пожалуй, самым тяжелым был накопившийся к этим годам груз скептицизма в связи с возможностями антропологической науки. Возможно, основной вклад сюда внесла неудача с расширенным вариантом «Палеоантропологии СССР». Немалую роль сыграли и присущие Георгию Францевичу излишняя, порой, самокритичность и подчеркнутая научная честность, которые не только не позволяли обойти или затушевать уязвимые и спорные моменты результатов исследования, но напротив, выдвигали их на первый план. Без всякой пощады к себе отказывался он от своих более ранних положений, когда появлялись новые данные, говорящие не в их пользу. Кажется, эта гиперчестность была помехой как в некоторых взаимоотношениях, так и в собственной работе. Но, с другой стороны, все это и толкало на усиленный поиск каких-то новых путей. И увенчивались такие поиски заслуженным успехом. Он много и успешно работал в последние годы.

Смерть Георгия Францевича была несправедливо безвременной. Но - «он жил стремительно и стремительно ушел» - удивительно точны эти слова, произнесенные на похоронах. Думаю, не ошибусь, если скажу не только за себя - когда Георгия Францевича не стало, работать долго было неинтересно. Постоянное ощущение живого и деятельного внимания к твоей работе, ощущение его необыкновенной научной щедрости, его готовности помочь в большом и малом, его неизменное дружеское участие, обаяние его научной увлеченности и эрудиции, наконец, его человеческое обаяние - все это делало работу рядом с Георгием Францевичем большой радостью... Однако вспомним поэта: «не говори с тоской: их нет, но с благодарностью: были» - нам, нашему поколению все-таки выпала эта удача начинать путь в антропологии под руководством и рядом с человеком, сама память о котором способна и помочь и поддержать во многом.

Литература

1. Дебец 1940 - Дебец. Г.Ф. Об антропологических особенностях человеческого скелета из пещеры Тешик-Таш // Труды Узбекского филиала АН СССР. Серия «История, археология». Вып. 1. Ташкент, 1940.

2. Дебец 1947 - Дебец Г.Ф. О положении палеолитического ребенка из пещеры Тешик-Таш в системе ископаемых форм человека. М., 1947.

3. Дебец 1948 - Дебец Г.Ф. Палеоантропология СССР // Труды Института этнографии. Новая серия. Т IV. М.;., 1948.

References

1. Debets. G.F. Obantropo logicheskikho sobennostiakhche lovecheskogoskeletaizp eshchery Teshik-Tash. Trudy Uzbekskogofiliala AN USSR. Seriia<<Istoriia, arkheologiia>>. Tashkent, 1940. Vol. 1.

2. Debets G.F. O polozheni ipaleoliti cheskog oreben kaizpeshcheryTeshik-Tash v sistemeisk opaemykhfor mcheloveka. Moscow, 1947.

3. Debets G.F. Paleoantropologiia USSR. Trudy Institutae tnografii. Novaiaseriia. Moscow; Leningrad, 1948. Vol. IV.

4. M.S. Velikanova. About Georgi Frantsevich Debets-scientista ndperson. Thearticleis a memoirabout Mentor, aboutp rofessional friendsh ipwith a personwho played a bigpartat originandde velopmentofp aleoanthropologic alstudiesino urcountr yinits ' modernform.

Размещено на Allbest.ru