Трансформация имперской политики в Польше от конституционализма к бюрократической централизации

Согласно второй версии, на аудиенции Любецкому в 12 часов дня в Зимнем дворце, на которой присутствовали великий князь Михаил Павлович, К. В. Нессельроде, П. А. Толстой, И. И. Дибич и министр-статс-секретарь С. Ф. Грабовский, император спросил князя о цели его приезда в Петербург. Любецкий отвечал, что приехал «исполнить поручение», которое ему дало Временное правительство, полагавшее важным, чтобы «личный свидетель» дал отчет императору о «революции в Варшаве», объяснил положение дел в Польше и рассказал о тех мерах, которые правительство «считает должным принять в этих важных и кровавых событиях». Далее князь подробно рассказал обо всем, что случилось, начиная с ночи 17 ноября, акцентируя внимание Николая I на создании Временного правительства, в которое вошли лица, популярные в обществе и армии, что могло «способствовать остановке движения и обуздать его». Любецкий подчеркивал, что еще до его создания по решению Административного совета он совместно с Чарторыйским вел переговоры с великим князем Константином Павловичем «на бивуаке вблизи Бель- ведерского дворца, призывая его встать во главе Совета и принять меры для водворения порядка». Однако великий князь отказался от предложения, сказав, что он «не будет вмешиваться в дело и не даст действовать войскам, которые к нему присоединились». На что Николай I заметил: «Мой брат вполне хорошо сделал. Инструкция покойного императора Александра запрещала ему в случае мятежа заставлять русские войска стрелять в поляков». Любецкий же, далее рассказывая о приходе к власти Хлопицкого, подчеркнул, что когда он и Чарторыйский призывали генерала «встать во главе вооруженной армии», то тот согласился с условием, что «все данные власти будут от имени короля Николая». В своем рассказе императору Любецкий упомянул и об антиповстанческой позиции графа С. А. Замойского и генерала В. И. Красинского, которых «толпа требовала выдать». Главным же был вопрос императора, обращенный к Любецкому «о причине революции и почему возникли неудовольствия у нации против правительства». Князь отвечал, что обвинения касались деятельности Сейма, Административного совета, «беспорядков, злоупотреблений, взяточничества в администрации варшавского муниципалитета» и нарушения конституции со стороны окружения великого князя Константина Павловича. В этом -- «причины общего недовольства». На что Николай I возложил «личную ответственность за все» на самого Любецкого, который, по мнению императора, как член Административного совета должен был «протестовать против того, что считал незаконным». Не забыл император и о западных губерниях, спросив, что означает «намерение видеть прежние польские провинции присоединенными к Польше». Князь заметил, что это не требование Временного правительства, а «надежда, которую питает нация» и которую они посчитали важным донести до императора. Затем Любецкий передал Николаю I письмо от генерала Хлопицкого с изложением предложений Временного правительства. Когда же император спросил князя, не желает ли он что-то еще добавить, то князь ответил: «Государь, в нации господствует idйe fixe, она опасается, что хотят воспользоваться этим мятежом, чтобы отнять у нее Хартию». Повернувшись к графу И. И. Дибичу, Николай I произнес: «Так значит война. Маршал, немедленно отправляйтесь!» Разговор Николая I с князем Любецким накануне польской войны 1830 года // Исторический вестник. 1909. Июнь. № 6. С. 1098-1101; $хсхеражЫ ]. К^ашегу ПгискьЬиЬесН. 8. 194-195.

«Польская революция» была воспринята Николаем I как продолжение революционного процесса, начавшегося революцией во Франции и восстанием в Бельгии в 1830 г. В собственноручной записке о Польше российский император сокрушенно констатировал: «Раз удар был нанесен, пример дан, трудно предположить, чтобы во времена смуты и всеобщего брожения эти превратные представления не будут и далее давать ростки, несмотря на имеющийся опыт заблуждений и их гибельные последствия» Цит. по: Собственноручная записка императора Николая I о Польше. Копия. Пер. с фр. // Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (далее -- ОР РНБ). Ф. 380 (М. А. Корф). Оп. 1. Д. 53. Л. 1-4 об.. Подобное восприятие было «подогрето» доносами М. Л. Магницкого и А. Б. Голицына об иллюминатах в России, которые царь получал 28 февраля -- 3 марта 1831 г., т. е. в самый разгар Польской кампании. В доносах доказывалось, что «все революционные события в Европе от Французской революции до Польского мятежа -- реализация всеевропейского заговора революционеров». По мнению доносителей, «те же самые силы, которые произвели Французскую революцию, ныне, почти через полвека, управляют разумом европейского мятежа» Письма на Высочайшее имя и записки Михаила Магницкого об иллюминатах. 3-28 февраля 1831 года // Научно-исторический архив Санкт-Петербургского института истории Российской академии наук. Ф. 115 (Коллекция рукописных книг). Оп. 1. Д. 219. Л. 17-27 об.; Андреева Т. В. Тайные общества в России в первой трети XIX в.: правительственная политика и общественное мнение. СПб., 2009. С. 627-641.. Сам же Николай I, позже анализируя события 1830-х гг. в Европе, подчеркивал влияние Июльской революции во Франции и восстания в Бельгии на события в Польше: «Польша вздумала последовать их примеру; с Божьего соизволения Россия подала пример сопротивления. За эту попытку Польша заплатила своим существованием» Записка Николая I о положении дел в Европе. 1848 г. // Красный архив. 1938. Т. 4-5. С. 160.. Еще во время военных действий император, обдумывая будущую судьбу Царства Польского, даже склонялся к отказу от части приобретенных по Акту Венского конгресса владений с сохранением за Российской империей только земель до Вислы и Буга с предоставлением остальных территорий Австрии и Пруссии. Однако опасения берлинского и венского дворов, что их собственные польские земли последуют примеру Польши, не дали реализоваться предложениям Николая I. В 1833 и 1835 гг. были заключены конвенции между Россией, Австрией и Пруссией о «взаимной гарантии польских владений» Полиевктов. М. А. Николай I. С. 134-135..

Между тем не только Любецкий, но и другие представители польской аристократии, о которых идет речь в данной статье, также не приняли революционную парадигму. В начале польских событий сценарий их политического поведения был почти идентичен. Граф Грабовский как министр-статс-секретарь во время восстания находился в российской столице. Граф Замойский уже в ноябре 1830 г. выехал в Петербург. Генерал граф Красинский в декабре 1830 г. бежал в Пруссию, а в январе 1831 г. прибыл в Санкт-Петербург. Генерал Рожнецкий вместе с великим князем Константином Павловичем и его штабом бежал из Варшавы и в январе 1831 г. также оказался в столице Российской империи Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного совета Российской империи. С. 236, 327, 406, 690..

Что же касается служебной и политической биографии Любецкого, то хотя после неудачных переговоров с Николаем I он был уволен от должности министра финансов Царства Польского, но до своей кончины 11 мая 1846 г. жил в Петербурге, «исполняя здесь Высочайшие поручения» Дело о члене Государственного совета тайном советнике князе Друцком-Любецком. Л. 84.. До восстания он приезжал в имперскую столицу только по служебной надобности, последняя поездка относится к декабрю 1829 г. -- маю 1830 г. Bazylow Ь. Роїасу ш Ре1егЬиг§;и. 8. 132-135. Теперь же повеление Николая I -- «оставайтесь в Санкт-Петербурге» -- им строго выполнялось. В период Польской кампании, по словам Е. Щепаньского, «оставаясь в позоре у императора», Любецкий находился под домашним арестом ЗхехератЫ ]. К^ашегу Пгискі-ЬиЬескі (1778-1846). 8. 214.. Однако уже с 1832 г. его социальный статус стал меняться: из «заложника» Николая I он превращался в российского государственного деятеля, члена Государственного совета, ставшего основным местом его служебной деятельности. Согласно характеристике М. А. Корфа, «чрезвычайно интересный» Любецкий, стоящий «в первой шеренге» советников «по быстрому и объемлющему уму, по трудолюбию, усердию, практическому навыку в делах... по благонамеренности своей к пользам России», был «главным оппонентом» Е. Ф. Канкрина не только в Совете, но и в целом касательно системы финансовых мер, принимаемых министром финансов, осуждая его «финансовое управление и по началам, и по результатам» Корф М. А. Дневники 1838 и 1839 гг. М., 2010. С. 123, 142, 262.. Один из наиболее компетентных специалистов в области финансово-экономической политики, Любецкий играл «главную роль застрельщика» многих проективных инициатив не только в Общем собрании Государственного совета, где с 1837 г. он постоянно присутствовал и выступал с «особыми мнениями», но и в его комитетах по финансовой части, членом которых являлся, а также в Департаментах законов и государственной экономии, куда его постоянно приглашали или командировали По мнению князя Друцкого-Любецкого о возвышении доходов. 1833 г. // РГИА. Ф. 1152 (Де-партамент государственной экономии Государственного совета). Оп. 1. Д. 16. Л. 1-7 об.; Ружиц- кая И. В. Государственный совет при Николае I. С. 165.. В 1839 г. именно Любецкий поставил на Общем собрании вопрос об уничтожении лажа. И хотя в результате его многочисленных обсуждений в Совете доминировала позиция министра финансов, поддержанная Николаем I, советники «отдавали справедливость трудам, деятельности и добрым намерениям» Любецкого Корф М. А. Дневники 1838 и 1839 гг. С. 330, 382-384, 390, 398; Корф М. А. Император Николай I в совещательных собраниях // Сборник ИРИО. Т. 98. СПб., 1896. С. 128-207.. В 1841 г. князь представил на Высочайшее имя проект реформирования кредитной части и инициировал создание Комитета о средствах к покрытию дефицита в бюджете. По повелению Николая I в 1840-1843 гг. Любец- ким было подготовлено еще несколько преобразовательных проектов, посвященных усовершенствованию финансовой системы России. 3 мая 1843 г. он имел аудиенцию императора Записка Друцкого-Любецкого о денежной реформе. 8 декабря 1840 г. // РГИА. Ф. 651 (Ва- сильчиковы). Оп. 1. Д. 229. Л. 1-140; Записки и письма кн. Друцкого-Любецкого Николаю I о состо-янии и мерах улучшения финансов России. 1840-1843 гг. // Там же. Ф. 560 (Общая канцелярия ми-нистра финансов). Оп. 22. Д. 101. Л. 1-212; О представлении К. Ф. Друцкого-Любецкого Николаю I. 23 мая 1843 г. // Там же. Ф. 472 (Кабинет ЕИВ). Оп. 33. Д. 15. Л. 1-8..

Необходимо отметить, что еще 14 февраля 1832 г. Любецкий был назначен членом особого Департамента дел Царства Польского, состоявшего при Государственном совете. Институт временных высших территориальных комитетов и особых департаментов при Совете, являясь инструментом управления отдельными регионами и механизмом формирования новой имперской политики, стал использоваться Николаем I со второй половины 1820-х -- начала 1830-х гг. В результате созданы первый Сибирский комитет (1827-1838), Комитет Западных губерний (1831-1848), Кавказский комитет (1833-1882). М. А. Корф подчеркивал, что высшие комитеты имели совсем иной, неофициальный статус по сравнению с другими учреждениями Совета: «Они имели вид домашних совещаний монарха с теми из сановников, которых он назначал и призывал перед себя особо по каждому делу. Для этих комитетов не существовало ни определенного единожды навсегда однообразного состава, ни установленных форм и обрядов. В них не было ни канцелярского производства, ни даже канцелярии; не составлялось и настоящих журналов, которые подписывались бы всеми членами, а велся обыкновенно только род мемории или журнальной записки, по прочтении и одобрении которой, государем результаты изложенного в ней сообщались, кому следовало к исполнению в виде непосредственных Высочайших повелений» Корф М. А. Император Николай I в совещательных собраниях. С. 123..

Особое положение данных учреждений, имевших совещательные и, в определенной мере, распорядительные функции по гражданским делам на подвластной им территории, их независимость от других ведомств и отсутствие необходимости бюрократического согласования создавали условия для оперативного решения поставленных перед ними задач.

В этом смысле правы А. В. Ремнев и И. В. Ружицкая, которые указывают на выделение комитетов «из системы общегосударственных учреждений -- Государственного совета и Комитета министров» и связывают данный факт «с особым характером управления определенными территориями, как на местном, так и на центральном уровне». Причем И. В. Ружицкая справедливо подчеркивает, что Комитет по делам Царства Польского стоит «особняком среди других территориальных комитетов» в системе государственных учреждений империи и его можно отнести к разряду «высших совещательных учреждений» Ремнев А. В. Самодержавное правительство: Комитет министров в системе высшего управ-ления Российской империи (вторая половина XIX -- начало XX века). М., 2010. С. 253; Ружицкая И. В. Государственный совет при Николае I. С. 278..

Самый близким названному Комитету по времени создания и целям деятельности был Комитет Западных губерний, созданный 14 сентября 1831 г. Польское восстание, охватившее часть Западных губерний, предопределило их переход на положение обычной окраинной провинции России, введение в них общероссийских структур управления и законов. При этом имперское правительство, осознавая опасность крайних мер и жесткого подхода, стремилось создать для данных губерний особые условия и порядки с учетом местной специфики, политических настроений населения, его вероисповедной принадлежности Вибе И. Н. Вероисповедная политика самодержавия в Западном крае (1830-1855): дис. ... канд. ист. наук. СПб., 2009; Журналы Комитета Западных губерний. Т. 1. 1831-1835 гг. / изд. подгот. Т. В. Андреева, И. Н. Вибе, Б. П. Миловидов, Д. Н. Шилов. СПб., 2017. С. 17, 25..

Так же как и создание Комитета Западных губерний, учреждение Комитета по делам Царства Польского при Государственном совете (1831-1841) было обусловлено Ноябрьским восстанием 1830-1831 гг. Польско-российское военное столкновение, разрушившее привычную систему отношений центра и западной окраины, обусловило необходимость институциональной интеграции Польши в состав Российской империи. Разработка и реализация программного документа по сближению Царства Польского с остальной Россией была поручена Комитету, одной из важнейших задач деятельности которого определялось формирование гарантий невозможности повторения революционных событий 1830-1831 гг. Созданный 17 августа 1831 г., то есть в период завершения Польской кампании, он являлся в большей степени не территориальным, а высшим совещательным органом, не имевшим «официальной гласности» и независимым от властных структур Польши. В его состав назначались видные сановники Российской империи: председатель Государственного совета и Комитета министров В. П. Кочубей (председатель), наместник Царства Польского И. Ф. Паскевич, члены Государственного совета И. В. Васильчиков, А. Н. Голицын, П. А. Толстой, министры Е. Ф. Канкрин, К. А. Нессельроде, А. И. Чернышев, главный делегат при Правительственном совете Царства Польского и советник Н. Н. Новосильцов (с 1834 г. председатель), советники и статс-секретари Д. Н. Блудов, Д. В. Дашков, Ф. И. Энгель. Делопроизводство Комитета было поручено М. А. Корфу, которого 24 мая 1832 г. сменил князь А. Ф. Голицын Об учреждении Комитета по делам Царства Польского. 17 августа 1831 г // Опись дел Архива Государственного совета: в 20 т. Т. 16: Дела Государственного совета и государственной канцелярии с 1807 года по 1910 год. СПб., 1912. С. 112..

Работа секретным порядком над созданием программного документа, получившего в литературе название Органического закона или Органического статута, происходила в Петербурге с 24 октября 1831 г. по февраль 1832 г. исключительно в рамках данного Комитета Эпштейн Э. Е. Комитет по делам Царства Польского при Государственном Совете. С. 5; Ру- жицкая И. В. Государственный совет при Николае I. С. 278.. Велась переписка и формировалась преобразовательная программа, находившая выражение в записках и проектах членов Комитета, -- «о Высочайшей грамоте о новом порядке управления и образования Царства Польского», об учреждении Государственного совета, Совета управления, правительственных комиссий в Царстве Польском Опись дел Архива Государственного совета. Т. 16. С. 113, 118.. Помимо этого, Комитет в качестве последней инстанции утверждал приговоры Верховного уголовного суда в Варшаве, а в 1831-1834 гг. рассматривал важнейшие социально-политические, финансово-экономические, юридические вопросы, связанные с Польским восстанием. По повелению Николая I, осознававшего, что репрессии должны быть выборочными и обращенными только на участников восстания, Комитет подготавливал проект манифеста об амнистии для жителей Царства Польского от 20 октября 1831 г., а также обсуждал мероприятия по оказанию помощи жителям Польши, пострадавшим от мятежа. Одно из дел 1831 г. было посвящено «вознаграждению генерала от кавалерии Рожнецкого за убытки, понесенные им от разорения мятежниками имения м. Калушина». Важнейшими предметами рассмотрения Комитетом являлись бюджет Польши на 1832-1834 гг. и «приведение финансовых дел Царства Польского в связь с Министерством финансов империи». Комитет разрабатывал проекты «нового устройства» Суда верхней инстанции (кассационного суда), расформирования «бывшей польской армии и введения нового порядка отправления рекрутской повинности польских подданных», предоставления польским дворянам прав российского дворянства, утверждения паритета на данной территории польской и российской монетных систем. В делах Комитета также отложились объемные донесения генерал-адъютанта графа В. И. Красинского Николаю I и И. Ф. Паскевичу за 1831-1832 гг. «о положении Царства Польского и о мерах к его упорядочению» с маргиналиями императора Там же. С. 113, 116, 117, 119..

В состав Комитета по должности 17 августа 1831 г. был введен министр-статс- секретарь С. Ф. Грабовский, который, однако, как пишет И. В. Ружицкая, на заседаниях почти постоянно отсутствовал «в силу преклонных лет» и постоянного нахождения в своем польском имении. Участие И. Л. Туркула, сменившего Грабов- ского 6 декабря 1839 г. на этом посту, также не оставило заметного следа в деятельности Комитета. Оба министра-статс-секретаря, как подчеркивает исследователь, не сыграли «заметной роли в выработке политики имперской власти по инкорпорации Царства в государственно-правовое пространство Российской империи» Ружицкая И. В. Государственный совет при Николае I. С. 280..

В связи с этим возникает проблема участия К. Ф. Друцкого-Любецкого в создании Органического статута. В материалах Комитета есть дело под названием «По предположениям тайного советника князя Друцкого-Любецкого о преобразованиях по управлению Царства Польского» Опись дел Архива Государственного совета. Т. 16. С. 119., но оно относится к 16 февраля -- 30 марта 1833 г., то есть ко времени, когда Органический статут был уже обнародован. Как подчеркивает Е. Щепаньский, не соглашающийся с классическим тезисом польского биографического словаря об активном участии князя в создании статута, официальные документы свидетельствуют, что «Любецкий не проявлял никакой активности в этой области». Его переписка по данному вопросу с министром- статс-секретарем Грабовским относится к концу декабря 1832 г. И хотя, как считает польский историк, Любецкий «был инструментально использован в работах, меняющих статус Королевства Польского», император не желал, чтобы инициатива исходила именно от Любецкого ЗгсхгражЫ ]. К^ашегу ПгискьЬиЬескь 8. 216-218..

14 февраля 1832 г. Николаем I на законодательном уровне был принят манифест «О новом порядке управления и образования Царства Польского», опубликованный Правительствующим Сенатом 24 марта 1832 г. В нем от имении российского императора определялась главная цель данного законодательного акта: «Чтобы Царство Польское, имея особое, соответствующее потребностям его управление, не переставало быть нераздельной частью империи Нашей и чтобы отныне жители оного составляли с Россиянами единый народ согласных братий, Мы на сих основаниях начертали и постановили в особой, в сей же день изданной, Грамоте новый порядок управления и образования Нашего Царства Польского» Манифест от 14 февраля 1832 г. «О новом порядке управления и образования Царства Польского» // ПСЗ-11. Т. VII. № 5165. С. 84.. В «Высочайшей грамоте» (или Органическом статуте), которая находилась внутри манифеста и формально не отменяла Конституционную хартию 1815 г. Горизонтов Л. Е. Парадоксы имперской политики. С. 158; Ружицкая И. В. Государственный совет при Николае I. С. 281., утверждался новый порядок управления Царством Польским. Согласно положению «О главном и местном управлении» Грамоты, утверждалось, что государственное управление в регионе переходит к Совету управления, или Административному совету, во главе с наместником. При этом Совет, включавший директоров правительственных отраслевых комиссий (министерства были упразднены) внутренних и духовных дел, народного просвещения, юстиции, финансов, казначейства и главного контролера, назначаемых императором, состоял как из польских, так и из российских сановников. Вместо Сейма учреждался Государственный совет с законосовещательными полномочиями под председательством наместника, включавший членов Совета управления и назначаемых императором государственных советников. Важнейшей прерогативой Совета, тождественной с полномочиями имперского Государственного совета, было «рассмотрение и составление проектов новых законов, относящихся к общему управлению Царства» и решение юридических и финансовых дел, выходящих за пределы компетенции Совета управления. Административно-территориальное деление и местное управление оставались в прежнем виде: во главе восьми воеводств стояли комиссии, состоящие из председателя и комиссаров, назначаемых правительственными комиссиями. В городах и местечках местное управление сохранялось за избираемыми городскими и сельскими обществами бургомистрами и войтами Манифест от 14 февраля 1832 г. «О новом порядке управления и образования Царства Польского». Ст. 1-4; 15-41; Ружицкая И. В. Государственный совет при Николае I. С. 282..

Таким образом, необходимость сохранения социального мира в регионе и важность обеспечения имперскому центру лояльности его жителей предопределили формирование особой модели управления Царством Польским, вводившей систему абсолютно-монархического правления и бюрократической централизации с учетом польской национальной специфики и сохранением местного самоуправления. Как писал А. А. Корнилов, «если бы Статут был введен в действие, то Царство Польское и в роли провинции сохраняло бы значительные преимущества в сравнении с остальными областями Российской империи, которые не пользовались в то время никакими политическими правами и не имели в сущности никакого самоуправления» Корнилов А. А. Русская политика в Польше со времен разделов до начала XX века. С. 33.. Однако после очередного витка заговоров в 1835 г. главным направлением имперской политики определялось уже не сближение, а уравнение статуса и управления Польшей с остальными частями империи. В 1837 г. воеводства были заменены на губернии, подчинение и организация которых соответствовали общероссийскому стандарту, то есть губернскому правлению и губернаторам; в 1841 г. упразднен Государственный совет Царства Польского, делопроизводство в канцеляриях стало вестись на русском языке. К этому времени Комитет по польским делам потерял свое былое значение в связи с усилением власти и влияния наместника И. Ф. Паскевича. Выполнив свою главную миссию -- подготовив Органический статут, в 1841 г. Комитет прекратил свое существование (точная дата его ликвидации не установлена).

Согласно Органическому статуту, в день его законодательного утверждения (14 февраля 1832 г.) был создан особый Департамент дел Царства Польского при имперском Государственном совете, просуществовавший до 1 января 1862 г. Поскольку инкорпорационная программа была направлена на объединение Царства Польского с Российской империей не только в административном, финансовом, социально-экономическом, юридическом, но прежде всего в законодательном отношении, то для рассмотрения законопроектов, касавшихся польских дел и их адаптации к общеимперским постановлениям, была необходима высшая совещательная инстанция по вопросам законодательства. Вопрос об учреждении Департамента рассматривался еще в конце 1831 г. в Комитете по делам Царства Польского в контексте новой модели его управления и составе дел о проектах создания Государственного совета Царства Польского, Совета управления и правительственных комиссий. В статье 31 «Высочайшей грамоты» или Органического статута утверждалось, что «дела законодательства и другие особенной важности предположения по Царству Польскому, кои, как считал император, должны быть предварительно и тщательно соображены с существующими в других частях империи постановлениями и общими оной пользами... будут вносимы в Российский Государственный совет». Для этого «учреждается в оном, особый Департамент дел Царства Польского», в котором должны присутствовать по назначению императора члены из подданных империи и Царства Польского Манифест от 14 февраля 1832 г. «О новом порядке управления и образования Царства Польского». Ст. 31.. Именным указом Государственному совету от 14 февраля 1832 г. в Департамент назначались И. Ф. Паскевич (председатель), Н. Н. Новосильцов, Ф. И. Энгель, а также -- князь К. Ф. Друцкий-Любецкий, графы С. Ф. Грабовский, С. А. Замойский, В. И. Красинский, генерал А. А. Рожнецкий ПСЗ-11. Т. VII. № 5166.. С 6 января 1835 г. в состав Департамента вошел и М. М. Сперанский. Следует подчеркнуть, что, вероятно, с законодательной деятельностью польского Департамента было связано с 1836 г. сотрудничество Любецкого, работавшего над созданием Свода польских законов, со Вторым отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии (СЕИВК) под руководством Сперанского Письмо К. Ф. Друцкого-Любецкого к М. М. Сперанскому. 31 марта 1838 г. // ОР РНБ. Ф. 731 (М. М. Сперанский). Д. 2067. Л. 1-1 об..

16 декабря 1839 г. членом Департамента был назначен И. Л. Туркул. Игнатий Лаврентьевич Туркул (1798-1856) в административную сферу вошел еще в царствование Александра I, когда 12 мая 1818 г. был назначен вице-рефендариу- мом Правительственной комиссии финансов и казначейства Царства Польского. В 1833-1838 гг. в качестве товарища министра-статс-секретаря Туркул не раз замещал Грабовского, а 12 декабря 1839 г. был назначен министром-статс-секретарем Царства Польского Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного совета Российской империи. С. 808-809.. По данным И. В. Ружицкой, со ссылкой на поздний дневник М. А. Корфа, хранящийся в Государственном архиве Российской Федерации, Тур- кул и в Департаменте бездействовал. Как подчеркивал Корф, «Туркул почти всю жизнь в Варшаве, и оттого некому подписывать журналы, случающиеся, впрочем, всего раз пять в году!» Цит. по: Ружицкая И. В. Государственный совет при Николае I. С. 280.. Однако еще ранее Туркул возглавил Подготовительный комитет для ревизии и составления законов Царства Польского, созданный 12 мая 1833 г. Общее руководство работой данного Комитета до 1839 г. осуществлялось М. М. Сперанским, а после его смерти -- главноуправляющим Вторым отделением СЕИВК Д. Н. Блудовым. Комитет, с 30 апреля 1842 г. получивший название Кодификационной комиссии Царства Польского (1833-1861 гг.), должен был подготовить проекты Кодекса гражданского, Устава гражданского судопроизводства, Кодекса законов уголовных, Кодекса коммерческого, Положения об устройстве судов и Свода административных законов. Разрабатываемые членами Комитета проекты вначале поступали к Сперанскому (с 1839 г. Блудову), а затем для согласования с местными условиями и законодательством вносились в Департамент дел Царства Польского Кодификационная комиссия Царства Польского (1833-1861). Ф. 1254. 1810-1868 гг. 287 д. // Российский государственный исторический архив. Путеводитель: в 4 т. Т. II. СПб., 2013. С. 525..

Между тем параллельная деятельность созданных почти одновременно в конце 1831 -- начале 1832 г. двух высших совещательных органов по польским делам при Государственном совете потребовала определения их официального статуса в структуре высших учреждений империи и четкого разграничения компетенций. К 14 мая 1834 г. относится Высочайше утвержденная всеподданнейшая записка

В. П. Кочубея «О разграничении функций Комитета по делам Царства Польского от функций Департамента дел Царства Польского и министра-статс-секретаря», в которой подчеркивалось, что Комитет должен рассматривать: «а) предметы, кои относятся собственно к основным видам Грамоты, высочайше дарованной Царству Польскому, а именно -- к теснейшему незыблемому соединению края с империей; б) предположения по устройству Царства Польского на будущее время, которые еще не рассматривались в Совете управления или Государственном совете Царства и которые вносятся Комитетом на Высочайшее усмотрение». В то же время «законодательные предметы, требующие соображения с существующими в империи постановлениями» должны обсуждаться, но только с санкции императора, в Де- партаменте Цит. по: Ружицкая И. В. Государственный совет при Николае I. С. 283; Опись дел Архива Государственного совета. Т. 16. С. 121..

К 18 мая 1834 г. относится другой документ -- «Распределение дел, поступающих от наместника Царства Польского между Комитетом по делам Царства и Польским Департаментом Совета» Опись дел Архива Государственного совета. Т. 16. С. 478., свидетельствующий о реализации основных положений записки Кочубея. Прежде всего это касалось Департамента дел Царства Польского, которому был определен особый статус в системе комитетов и департаментов, существовавших при имперском Государственном совете. Его дела находились вне компетенции государственного секретаря, делопроизводством занимался член данного Департамента, исполнявший обязанности его председателя во время отсутствия И. Ф. Паскевича, действительный тайный советник Ф. И. Энгель. Окончательные решения Департамента должны были подноситься Николаю I не в мемориях, а в подлинных журналах. Дела Департамента не поступали в Общее собрание Государственного совета, как это было установлено в деятельности других департаментов. Только с 1837 г., после смерти Энгеля, чиновники и делопроизводство Департамента были введены «в общее устройство прочих департаментов Совета» и перешли под надзор государственного секретаря. В начале 1840-х гг. подлинные журналы были заменены мемориями, а дела Департамента по общему порядку стали поступать в Общее собрание Государственного совета Там же. С. 472; Ружицкая И. В. Государственный совет при Николае I. С. 170.. При этом, согласно «Высочайше утвержденному Учреждению Государственного совета и государственной канцелярии от 15 апреля 1842 г.», не все «предметы», рассматриваемые Департаментом, поступали в Собрание, а только те, «о коих последует особое в сем отношении Высочайшее повеление» ПСЗ-П. Т. XVII. Ч. 1. № 15518.. Вероятно, именно с этим связан тот факт, что в Российском государственном историческом архиве нет отдельного фонда Департамента, а его журналы находятся в одной коллекции с журналами Департамента военных дел Ружицкая И. В. Государственный совет при Николае I. С. 168, 293.. Хотя главным направлением деятельности Департамента определялись «предметы законодательства», относящиеся к Польше, а проблемы ее управления не входили в широком смысле в его компетенцию -- судя по немногочисленному реестру рассматриваемых дел, -- следует признать, что все же отдельные вопросы административной юстиции, вероисповедной политики, гражданской службы, рекрутской повинности в 1832-1854 гг. были предметом его рассмотрения Опись дел Архива Государственного совета. Т. 16. С. 472-475..

Итак, Комитет и Департамент не только имели разные предметы деятельности, но и их значение в истории общероссийского Государственного совета было различным. Мы разделяем концепцию И. В. Ружицкой, согласно которой следует признать, что, если Комитет являлся основным органом, вырабатывавшим новую польскую политику, то деятельность польского Департамента не отличалась активностью, его «роль была незначительной» Ружицкая И. В. Государственный совет при Николае I. С. 170, 282-283.. На наш взгляд, это находит подтверждение в небольшом количестве дел (21), рассмотренных в Департаменте в царствование Николая I, что может быть в определенной мере объяснено пассивностью его членов -- представителей польской управленческой и военной элиты.

Вопрос о службе польского сановничества Российской империи, поставленный Л. Е. Горизонтовым, по всей видимости, требует углубленного изучения. По мнению автора, назначение в состав Департамента дел Царства Польского К. Ф. Друц- кого-Любецкого и В. И. Красинского (других сановников он не указывает) рассматривалось Николаем I как «важный символический ресурс утверждения российского господства над Польшей» Горизонтов Л. Е. Служить или не служить империи? С. 199.. Думается, что введение в состав Департамента влиятельных польских сановников и военачальников прежде всего было обусловлено стремлением императора использовать их государственный и военный опыт, его желанием в процессе формирования новой польской политики использовать «польский потенциал». Иное дело, что поляки всячески стремились избежать этого.

В целом же назначение государственных деятелей польского происхождения в состав имперского Государственного совета, как представляется, обусловливалось не только их служебными и политическими биографиями в царствование Александра I и в начале правления Николая I, лояльностью в отношении имперской власти и верностью русской присяге, когда в январе 1831 г. они прибыли в Санкт- Петербург, но и рядом внешне- и внутриполитических причин. Прежде всего, следует подчеркнуть, что в условиях обострения русско-польских отношений польский вопрос выступал как дестабилизирующий фактор применительно не только к внутренней жизни империи, но и к международным отношениям России со странами Западной Европы. В 1831 г. Англия и Франция сделали совместное предложение о посредничестве между Польшей и Россией, которое было отклонено Николаем I. После публикации Органического статута в 1832 г. английское и французское правительства в своем заявлении указывали, что присоединение к Российской империи польских земель по Акту Венского конгресса обусловливалось «дарованием Польше конституции» Корнилов А. А. Николай I. С. 133, 134; Аржакова Л. М. Польский вопрос и его преломление в российской исторической полонистике XIX века. С. 46.. Сложившаяся к началу 1830-х гг. в международной политике крайне невыгодная для России конъюнктура, связанная с негативной реакцией правительств западных стран и просвещенного общественного мнения Европы на Польскую кампанию, была отягощена пропагандистским «бумом» либеральной европейской печати. Как писал А. Х. Бенкендорф, «немецкие и английские журналы поощряли поляков своими напыщенными возгласами о свободе и национальной самостоятельности, Галиция и Познань рукоплескали варшавскому движению, как бы предвидя в нем и собственное свое возрождение, а европейские кабинеты улыбались этой новой помехе России на пути возрастающего ее могущества» Портфель графа А. Х. Бенкендора. Мемуары шефа жандармов. С. 352; Выскочков Л. В. Николай I и его эпоха. С. 387.. Все более усиливавшиеся русофобские настроения в Европе, раскачивавшие фундамент национальных отношений в России, требовали усиления идеологической работы, формирования у европейцев позитивного образа Российской империи. Имперская власть, осознавая возможность развития ростков конфликта просвещенной Европы с Россией и стремясь приостановить данный процесс, избрала орудием этой работы контрпропаганду, рассчитанную и на европейское, и на польское общественное мнение и включавшую инкорпорацию польских сановников в состав имперского Государственного совета.

Что касается внутриполитического аспекта проблемы, то Польское восстание потребовало выработки нового политического курса по отношению к Польше, который бы обеспечивал имперскому центру лояльность ее населения, утверждение внутреннего порядка и спокойствия в данном регионе. Это достигалось как постепенным и нелинейным внедрением общеимперских законов и структур управления, так и введением представителей польской военной и управленческой элиты в высшие государственные учреждения Российской империи. Вопреки устремлениям поляков и Европы необходимо было теснее связать Польшу с Россией, опираясь уже не на шляхту, а на сановную бюрократию. Помимо этого, введение польского сановничества в состав Государственного совета во многом обусловливалось усилением его роли в административной системе империи в начале царствования Николая I, огромным влиянием на законодательный процесс, а также было связано с той ролью Совета как «советчика и эксперта» по важнейшим внутриполитическим проблемам, которую ему определил император Ружицкая И. В. Государственный совет при Николае I. С. 107, 291-292.. Неудивительно, что сановники и военачальники, имевшие опыт государственной и высшей военной деятельности в предыдущее царствование, были привлечены Николаем I в качестве советников и экспертов в выработке новой польской политики.

Итак, члены Государственного совета польского происхождения занимали разные административные и военные посты в царствование Александра I и в начале правления Николая I, их роль в государственном управлении Царства Польского и Российской империи была различной. Не вызывает сомнений тот факт, что, будучи советниками, они являлись посредниками между российской властью и польскими политическими и общественными элитами и должны были служить как Польше, так и России, однако этого не произошло. Следует подчеркнуть важнейшую закономерность, характерную для деятельности указанных польских сановников в Государственном совете. Назначенные в польские Комитет и Департамент в 1831-1832 гг., то есть в сложнейший исторический период взаимоотношений России и Польши, они не принимали реального участия в их деятельности. Находясь за границей «в длительном отпуске по болезни» (Замойский) Об отсрочке пребывания С. А. Замойского за границей. 1848 г. // РГИА. Ф. 1286 (Департа-мент полиции исполнительной). Оп. 11. Д. 325. Л. 1-5. или уже через год, два, три «испрашивая Высочайшего разрешения на длительный отпуск в Европу для восстановления здоровья», который каждый год продлевался, польские советники (Грабовский, Красинский, Рожнецкий, Туркул) Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного совета Российской империи. С. 236, 301, 327, 406, 690, 809., не исполняли свои служебные обязанности. Исключением является деятельность Любецкого, но его активность проявлялась в Общем собрании Государственного совета, соединенных Департаментах законов и государственной экономии, а в Департаменте дел Царства Польского он также был пассивен. Таким образом, можно говорить о чисто формальном участии польских государственных деятелей в работе высших совещательных учреждений по польским делам, их стремлении не участвовать в формировании интеграционной программы.

На наш взгляд, неудача тактики Николая I по инкорпорации представителей правящей элиты Царства Польского в имперский Государственный совет, использованию «польского потенциала» в выработке новой польской политики была предрешена и связана с рядом социально-политических причин. Прежде всего это было обусловлено противоречиями, существовавшими между правительственной программой, направленной на упразднение государственно-правовой и финансовой автономии Польши, а также на ее административную унификацию в составе Российской империи, и идеологической установкой сановников на сохранение польской национальной идентичности и самостоятельности. Приверженцы унии с Россией, а не растворения Польши в империи, поляки -- члены Комитета и Департамента -- стремились сберечь особость ее управления и финансово-экономическую самодостаточность. Будучи проводниками либеральной политики предыдущего царствования, они не желали участвовать в правительственной работе по русификации Царства Польского, формированию законодательной основы для его всеобъемлющей интеграции в имперский организм, созданию системы административноправового контроля и регламентации всех сфер жизни польского общества.

Истоки этого неприятия, как представляется, следует искать в политической и государственной деятельности, служебных биографиях польских сановников, рассмотренных выше и приходящихся на царствование Александра I и начало правления Николая I. Следует иметь в виду, что после создания Царства Польского в его правящих кругах усилилась политическая роль выходцев из знати Литвы. Устойчивые личные, земляческие и административные отношения польских «литвинов» -- Любецкого, Грабовского, Замойского -- во многом способствовали их единому политическому мировоззрению. В нем причудливо сочетались национальные и имперские тенденции, стремление сохранить как конституционнопредставительские традиции Польши, так и ее государственного-правовой статус в составе Российской империи. Данные тенденции, нашедшие отражение в проекте 1811-1812 гг. воссоздания Великого Княжества Литовского, участии этих сановников в создании польской конституции, с наибольшей яркостью проявились во время Польского восстания.

Кроме того, представители высшей польской бюрократии и генералитета, будучи членами временных Комитета и Департамента по польским делам, имевших особое положение в структуре власти и государственных институтов николаевской России, работавших в секретном порядке, сами имели особый статус в российской бюрократической сфере. Будучи членами указанных учреждений, сановники не были включены в систему гражданской службы России, их деятельность не управлялась и не контролировалась Первым отделением СЕИВК, некоторые из них даже не получали жалования на российской службе (Замойский, Рожнецкий) Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного совета Российской империи. С. 327,

690.; в силу чего они не были обязаны проводить в жизнь политику российского правительства, хотя именно это является главной функцией института бюрократии.

Итак, можно сделать следующие выводы:

1. Польское восстание 1830-1831 гг. актуализировало важнейшую стратегическую цель власти -- укрепление и усовершенствование российской имперской государственности путем ее централизации, утверждения абсолютно-монархической системы управления, формирования единой централизованной бюрократической империи. Тактическим средством ее достижения определялась институциональная интеграция Царства Польского в государственно-правовое пространство Российской империи.

2. Разработку программы по ее реализации Николай I вверил Комитету и Департаменту по польским делам Государственного совета, в состав которых были назначены видные представители польской управленческой и военной элиты -- К. Ф. Друцкий-Любецкий, С. Ф. Грабовский, В. И. Красинский, С. А. Замойский, А. А. Рожнецкий, И. Л. Туркул.

3. Противоречие, существовавшее между новой польской политикой имперской власти и «старым» политическим мировоззрением польских сановников, остававшимся в рамках унии России с Польшей при сохранении ее особого статуса в составе империи, обусловило их стремление не участвовать в законодательной деятельности российского правительства.

польский имперский конституционализм централизация

References

Andreeva T. V. Secret Societies in Russia in the First Third of the 19^th Century: Government Policy and Public

Opinion. St. Petersburg, Liki Rossii Publ., 2009, 911 p. (In Russian)

Arzhakova L. M. Russian Historical Polonistics and the Polish Question in the 19^th Century. St. Petersburg,

Publishing House of St. Petersburg State University, 2010, 344 p. (In Russian)

Arzhakova L. M. The Polish Question and its Refraction in Russian Historical Polonistics of the 19^th Century.

Diss.... d-ra ist. nauk. St. Petersburg, 2014, 489 p. (In Russian)

Askenazi S. The Kingdom of Poland 1815-1830. Moscow, Knigoizdatel'stvo pisatelei v Moskve Publ., 1915, 169 p. (In Russian)

Bazylow L. Polacy w Peterburgu. Wroclaw, Zaklad Narodowy im Ossolinskich, 1984, 473 s.

Barzykowski S. Historya Powstania Listopadowego. T. 1. Poznan, Zupanski, 1883, 492 s.

Epstein E. E. Activities of the Committee on Kingdom of Poland Affairs under the State Council (1831-1835): projects and management strategies. Moscow, Moscow University Press, 2015, 66 p. (In Russian) Falkovich S. M. Polish Social Movement and the Policy of the Tsarist Administration of the Kingdom of Poland (1815-1830). Poland and Russia in the first third of the 19^th century. From the history of the autonomous Kingdom of Poland. 1815-1830. Moscow, INDRIK Publ., 2010, pp. 331-428. (In Russian) Gorizontov L. E. Paradoxes of imperial politics: Poles in Russia and Russians in Poland (19^th-20^th centuries). Moscow, INDRIK Publ., 1999, 270 p. (In Russian)

Gorizontov L. Y. Serve or not serve the empire? Poles in Russia of the 19^th century. Russian-Polish language, literary and cultural contacts. Moscow, Quadriga Publ., 2011, pp. 297-307. (In Russian)

Kornilov A. A. Russian politics in Poland from the time of the sections to the beginning of the 20^th century. St.

Petersburg, Publishing House “Lights”, 1915, 98 p. (In Russian)

Lyubeznikov O. A. Nikolai Nikolaevich Novosiltsov -- Statesman of Imperial Russia in the First Third of the 19^th Century. Diss.... cand. ist. nauk. St. Petersburg, Publishing House LEMA, 2013, 198 p. (In Russian)

Marney L. P. Features of Economic Development of the Kingdom of the Polish and Russian Empire in the First Third of the 19^th Century. Poland and Russia in the first third of the 19^th century. From the history of the autonomous Kingdom of Poland. 1815-1830. Moscow, INDRIK Publ., 2010, pp. 195-246. (In Russian)

Mironenko S. V. Autocracy and Reform. Political Struggle in Russia at the Beginning of the 19^th Century. Moscow, Nauka Publ., 1989, 240 p. (In Russian)

Mycielski M. Rzqd Krolestwa Polskiego wobec sejmikow i zgromadzen gminnych 1815-1830. Warszawa, Wy- dawnictwa Uniwersytetu Warszawskiego, 2010, 315 s.

Obushenkova L. A. Kingdom of Poland in 1815-1830. Economic and Social Development. Moscow, Nauka Publ., 1979, 295 p. (In Russian)

Poliyevktov M. A. Nikolay I. Biography and Overview of the Reign. St. Petersburg, Nauka Publ., 2019, 310 p. (In Russian)

Pravilova E. A. Finances of the Empire. Money and Power in the Politics of Russia on the National Outskirts.

1801-1917. Moscow, Novoe izdatel'stvo Publ., 2006, 454 p. (In Russian)

Remnev A. V. Autocratic Government: Committee of Ministers in the System of Higher Governance of the Russian Empire (Second Half of the 19^th -- early 20^th Century). Moscow, ROSSPEN Publ., 2010, 511 p. (In Russian)

Ruzhitskaya I. V. State Council under Nicholas I: Features of Functioning. Moscow, St. Petersburg, Tsentr gumanitarnykh initsiativ Publ., 2018, 311 p. (In Russian)

Smolka S. Polityka Lubeckiego przed powstaniem listopadowym. T. 1. Krakow, Nakl. Akademii Umiej^tnosci, 1907, 558 p.

Szczepanski J. Ksiqzg Ksawery Drucki-Lubecki (1778-1846). Warszawa, Wydawnictwa Uniwersytetu Warsza- wskiego, 2008, 278 p.

Vibe I. N. Religious Policy of the Autocracy in the Western Territory (1830-1855). Diss.... kand. ist. nauk. St.

Petersburg, Publishing house LEMA, 2009, 231 p. (In Russian)

Vyskochkov L. V. Emperor Nicholas I: Man and Sovereign. St. Petersburg, Publishing House of St. Petersburg State University, 2001, 638 p. (In Russian)

Vyskochkov L. V. Nicholas I and his Era. Essays on the History of Russia in the Second Quarter of the 19^th Century. Moscow, Akademicheskii proekt Publ., 2018, 999 p. (In Russian)

Zdzitowiecki J. Ksi^z^ -- Minister Franciszek Ksawery Drucki-Lubecki. 1778-1846. Warszawa, Wyd-wo S. Arcta, 1948, 656 s.

Zhukovskaya T. N. Government and Society under Alexander I. Petrozavodsk, Publishing House of Petrozavodsk State University, 2002, 222 p. (In Russian)

Размещено на Allbest.ru