Значение краеведения и регионоведения для познания отечественной истории

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Значение краеведения и регионоведения для познания отечественной истории

Н.Н. Юркина

Аннотация. В статье сопоставляются понятия "регионоведение", «краеведение» и«локальная история», определяется и разграничивается сфера научных изысканий этих направлений, характеризуется их формирование и развитие. Автор повествует о современных тенденциях развития региональных исследований в исторической науке, показывает связь местной истории с историей Отечества. Большое внимание в статье уделяется характеристике историографических работ, посвященных работе историка, его исследовательскому поиску и профессиональному становлению. Автор сопоставляет понятия историк-краевед и историк-профессионал, показывает роль в развитии исторической науки краеведов-любителей. Кроме того, в статье раскрываются наиболее яркие страницы развития исторической науки в советский период, становление новой структуры научных и образовательных учреждений, формирование Центрального бюро краеведения и его роли в развитии краеведческой науки весь советский период. Большое внимание уделено значению Академии наук в развитии краеведческой работы и сохранению исторического наследия в советском государстве, а также репрессиям и тем трагичным сторонам отечественной исторической науки, которые спровоцировали волну 233 эмиграции ученых.

Ключевые слова: краеведение, отечественная история, историк, историография, структура управления наукой, репрессии, современное регионоведение.

THE IMPORTANCE OF REGIONAL AND AREA STUDIES FOR UNDERSTANDING NATIONAL HISTORY. N.N. Yurkina

Abstract. The article compares the concepts “regional studies”,«area studies» and «local history», defines and delineates the scope of scientific research in these areas, and characterizes their formation and development. The author tells about modern trends in the development of regional studies inhistorical science, shows the connection of local history with the history of the Fatherland. Much attention is paid to the description of historiography devoted to the work of the historian, his research and professional development. The author compares the concepts of a historian as a regional specialist and a historian-professional, shows the role of local regional studies-lovers in the development of historical science. In addition, the article reveals the most vivid pages of the development of historical science in the Soviet period, the formation of a new structure of scientific and educational institutions, the formation of the Central Bureau of Local History and its role in the development of regional studies science throughout the Soviet period. Much attention is paid to the importance of the Academy of Sciences in the development of local history work and the preservation of historical heritage in the Soviet state, as well as repression and those tragic aspects of national historical science that provoked a wave of emigration of scientists.

Keywords: area studies, national history, historian, historiography, structure of science management, modern regional studies.

Современное научно-исследовательское поле предлагает историку широкий спектр подходов к изучению родного края, своего региона. Дисциплины краеведения традиционно складывались на стыке наук и собственно краеведение, или как его называли еще в XIX веке -- «родиноведение», -- одно из самых первых научных направлений, изучавших историю региона. Сами краеведы нередко связывают появление летописания в Древней Руси с зарождением краеведческой практики, так как летописи, особенно в период раздробленности, большое значение уделяли событиям местной истории. С угасанием летописания к XVI в. сохранилось именно его региональное направление, долго поддерживались традиции летописания при монастырях и в российской глубинке, например, в Сибири.

В советский период формируется новое научное направление, находящееся на стыке экономики, географии и страноведения -- регионоведение. Изначально изучение региона носило сугубо практический характер и было направлено на оптимизацию экономических показателей в развивающемся советском государстве, регулирование и планирование развития экономики в соответствии с ресурсами и возможностями отдельных регионов. Постепенно это направление оформляется в регионоведение. С другой стороны, традиционное для лингвистических и дипломатических направлений науки страноведение также видит в развитии регионоведения перспективы для образования и науки. Дискуссии по наполнению содержанием этой молодой дисциплины продолжаются.

Регионоведение стало одной из ведущих дисциплин в высших учебных заведениях на управленческих специальностях. Разработка и уточнение состава дисциплины ведется профессорами Московского государственного университета (МГУ им. М.В. Ломоносова), профессором МГИМО А.Д. Воскресенским [1, с. 3]. Коллеги из региональных вузов, в частности Южно-уральского федерального университета, предлагают свое видение наполнения дисциплины. Разработки Ю.Н.Гладкого и А.И. Чистобаева [2, с. 6] свидетельствуют о комплексном характере регионоведения и его непосредственной связи с современностью. В настоящее время существует множество учебников и учебных пособий по регионоведению, статей и нормативных документов, регулирующих изучение региона, поскольку регионоведение имеет также и большое государственное значение [3, с. 6]. Об этом свидетельствуют различные федеральные программы по развитию регионов, государственное регулирование в сфере взаимодействия регионов и центра. Историку регионоведение позволяет видеть многоуровневость структуры России, изучать ее экономику, политику, культуру на микро-, мезо- и макроуровнях. исторический краеведение советский

Еще одним сравнительно новым научным направлением в рамках изучения своего региона является локальная история, которая сформировалась в лоне зарубежной историографии. Локализация и локальная история становятся наиболее привлекательными для местного историка -- «революция в моем подъезде интереснее российской революции». Как крупные события отзываются в российской глубинке, как они выглядят, как разворачиваются, над этой тематикой работают историки в рамках методологии локальной истории. «Государство, нация, локальная общность рассматриваются не как территориально-генетические «закономерности», а как изобретения или конструкции, в истории которых важно выявлять поддерживавшие их культурные факторы, связь социального и культурного пространства, пейзажа и идентичности» [4]. Именно такие исследования приобретают особую актуальность и новое звучание при изучении российской глубинки.

Сложность определения предмета науки «краеведение» заключается в том, что оно имеет более «размытые» параметры, как и само понятие «край». «Оно ассоциируется с “родным краем”, территориальные очертания которого иногда существенным образом разнятся даже у жителей одного и того же селения (особенно если его жители меняли место жительства)» [5, с. 23] Краеведение сформировалось не только на стыке истории и географии, но и включает в себя данные вспомогательных и специальных исторических дисциплин -- археологии и музееведения, топонимики и топографии, геральдики и нумизматики, палеографии и этнографии. Существенной особенностью краеведения является его любительский характер, зачастую оно основано на исследованиях энтузиастов и любителей истории, что формирует определенное противоречие в науке и нередко вызывает неприятие профессиональных ученых.

Снобизм научного сообщества по отношению к дилетантам закрепился в мировоззрении интеллигенции еще в эпоху позитивизма, он был достаточно полно выражен в популярной статье А.И. Герцена «Дилетантизм в науке», где он, в частности, уделяет большое место сравнению методологических подходов ученого и дилетанта к отдельным вопросам. «Различие ученых с дилетантами весьма ярко. Дилетанты любят науку -- но не занимаются ею... Для ученых наука -- барщина, на которой они призваны обработать указанную полосу; занимаясь кочками, мелочами, они решительно не имеют досуга бросить взгляд на все поле». Герцен раскрывает проблему исследований в науке не только с точки зрения дилетантского подхода, но и с позиций кризиса в науке в целом... «Ученые так близко подошли к храму науки, что не видят храма и ничего не видят, кроме кирпича, к которому пришелся их нос. Дилетанты -- туристы в областях науки и. знают. общие замечания да всякий вздор, газетную клевету, светские сплетни, придворные интриги. Ученый, наоборот, посвящает себя одной главе, отдельной ветви какой-нибудь специальной науки и, кроме ее, ничего не знает и знать не хочет. Такие занятия имеют иногда свою пользу.» [6, с. 221]. Известная статья Герцена дала толчок рефлексии ученых, которая особенно характерной стала для историка, чутко реагирующего на события российской истории, которыми богаты были и XIX, и ХХ века.

С тех пор наука претерпела серьезную эволюцию. Гуманитарная сфера обогатилась новыми методологическими принципами, а дилетант сегодня это не тот, кто поверхностно рассуждает о науках в целом, а кропотливый труженик, изучающий и обрабатывающий материал, не всегда доступный профессионалу. В провинциальных архивах иногда можно найти уникальные документы, которые открывают новые страницы не только региональной, но и российской истории. Для развития историографической мысли в целом и для краеведения в частности большую роль сыграла работа В. Бердинских «Ремесло историка» [7], в которой, он возвращается к проблеме дилетантизма в исторической науке и обозначает ее иначе. Именно в региональных архивах иногда совершаются открытия, достойные «большой» истории. Сохранившиеся уникальные документы, которые довольно сложно найти, проливают свет на загадки истории. Специфика архивного дела в регионах требует кропотливого и терпеливого исследования. «Путаница в описях была невероятная. Территории уездов позднее изменялись, и нередко под верхней исповедной книгой, которая и обозначалась в описи, находилось несколько исповедных книг других приходов, никак необозначенных. Переплетенные когда-то воедино, огромные тома материалов устрашали одним своим видом и неразборчивой скорописью дьячков и попов середины ХУШ века. Это был настоящий поиск иголки в стоге сена. Не найдя по описи нужных мне исповедных книг Синеглинской церкви, я просмотрел десятки исповедных росписей за 1760-е годы, и наконец-то мне повезло. По исповедной росписи 1758 года села Синеглинского я увидел, как на ладони, все 45 дворов маленького северного прихода» [7, с. 94]. Столь кропотливую работу проводят часто именно дилетанты, искренние любители родной истории, не знакомые с официальной методологией, принятой в науке. Свободный от научных штампов взгляд позволяет дилетанту совершать настоящие открытия. А на такой работе строится уже глобальное исследование историков, идет постепенное обновление привычных оценок и концепций. Поэтому здесь важен не столько профессионализм, сколько честность историка, его желание найти истину.

Лев Карсавин отмечал: «...Историк должен проделать “черную работу” над источниками; но не для того, чтобы всю жизнь только ею и заниматься, а прежде всего для того, чтобы в процессе ее уловить самое сущность исторического... Поняв сущность исторического познания, историк должен в себе актуализировать, т.е. понять изучаемую им эпоху, как момент общечеловеческого развития, и в ней понять само это развитие... Исторический синтез всегда индивидуален» [8]. Рефлексия вокруг профессионализма историка характерна для историографической литературы ХХ века. А.Я. Гуревич отмечает роль субъективного фактора в работе исследователя: «в этом смысле историк действительно как бы создает свой предмет, но этот предмет возникает лишь тогда, когда источник откликается на наш вопрос, когда удается посредством подстановки нового вопроса по-новому раскрыть те глубины, которые теряются в источниках» [9, с. 17]. Так, например, анализируя источники регионального зодчества, Г.К. Вагнер возвращается к архитектуре Древней Руси и находит в ней новые проблемы и закономерности [10, с. 22-38]. Краевед -- это особый тип историка, не всегда профессионала, но его отличает «склонность к такой черновой, кропотливой, занудной и однообразной работе...». В. Бердинских меняет привычную точку зрения на историка: «под историком я в данном случае понимаю не просто кандидата или доктора исторических наук, а человека, систематически в течение своей жизни занимающегося научной работой профессионально» [7, с. 24]. В связи с проблемой дилетантизма возникает вопрос о высокой ответственности историка. «Историки не менее существенно, чем писатели, влияют на формирование национального самосознания народа. Порой одна острая фраза историка по-новому освещает эпоху» [там же, с. 7]. Интересно, что понятие профессионализма историка в современном понимании шире, чем простая сумма образования и кандидатской степени. «...Профессионализм историка складывается медленно и только при условии многолетней непрерывной работы. Интуиция, подсознательность многих операций мысли. и индивидуальная научная стратегия -- все это складывается в историке постепенно и часто неосознанно» [там же, с. 20].

Краеведение, как особое направление «большой» исторической науки, формировалось постепенно, особенно интересным, трагическим и малоизученным является процесс развития истории в 30--60 гг. ХХ в., именно в этот период особенно отчетливо прослеживается особая роль краеведения в развитии истории отечества в целом. В условиях активного реформирования образования в 1920-х гг. и репрессий 1930-х гг. регионы взяли на себя функцию сохранения фундаментальной исторической науки. В этих условиях выросли такие крупные советские историки, как: Н.М. Дружинин, Б.А. Рыбаков, М.Н. Тихомиров и др.

Российская академическая историческая наука неоднозначно восприняла установление диктатуры пролетариата. Например, выдающийся академик А.С. Лаппо-Данилевский в ноябре 1917 г. обратился к народу с воззванием о «великом бедствии», постигшем Россию, о непризнании советской власти и необходимости поддержки Учредительного собрания. С антибольшевистскими заявлениями выступила часть профессуры ведущих университетов России [11, с. 202].

Осмысление революционных событий, рефлексия в среде профессионального научного сообщества продолжалась до 1920-х гг., источником регионального отклика научного сообщества на эпохальные события стал сборник статей «Из глубины...» и продолживший его сборник «Вехи», предложивший многоплановое размышление об эскалации настроений, повлекших свержение самодержавия. Такая рефлексия была характерна для самой чуткой части русского общества, творческой интеллигенции. В 1920-1930-е гг. из России выехали многие выдающиеся деятели исторической науки. Так, в 1917 г. страну покинули профессор Томского университета С.О. Гессен (1887-1950) и будущий профессор Гарварда М.М. Карпович (1888-1959). В 1918 г. выехали преподаватель Петроградского политехнического института П.А. Остроухов (1885-1965), исследователь античности, будущий профессор Йельского университета М.И. Ростовцев (1870-1952). В 1919 г. выехал исследователь истории церкви, бывший министр Временного правительства А.В. Карташев (1875-1960). Резко увеличился поток эмигрантов в 1920 г. (Н.Н. Алексеев, Н.А. Баумгартен, А.Д. Билимович, Ф.А Браун, Г.В. Вернадский, И.Н. Голенищев-Кутузов, К.И. Зайцев, В.В. Зеньковский, М.В. Зызыкин, Е.П. Ковалевский, Н.П. Кондаков, П.Н. Милюков, А.Л. Погодин, М.Г. Попруженко, В.А. Розов, А.В. Соловьев, Е.В. Спекторский, Г.В. Флоровский и др.) [13, с. 112-114].

В этой противоречивой обстановке историки, как и интеллигенция в целом, разделились на три группы: принявшие советскую власть, умеренные и так называемые «буржуазные» ученые. Среди последних в 1922 г. Москве, Петрограде, Киеве была проведена серия арестов. Сообщение о готовящейся высылке «буржуазных» ученых появилось в «Правде» 31 августа 1922 г. Общее число высланных по одним данным составило 5060 человек, по другим -- 300. Среди них ученые-историки: профессор Московского университета А.А. Кизеветтер (1866-1933), профессор Новороссийского университета А.В. Флоровский (1884-1968), профессор Петроградского университета и Александровского лицея В.А. Мякотин (1867-1937) и др. «Историческая наука не погибла за рубежом, -- писал заведующий секцией истории Общества изучения Амурского края профессор Н. Никифоров, -- она получает новые стимулы, продолжает традиции...» [14, с. 32]. В 80-90-е гг. ХХ века советские историки открывали для себя мир русской эмиграции, которая обогатила своей научной мыслью российское гуманитарное знание. Эмиграция коснулась и регионов страны. Известны случаи, когда за границу выезжали и с территории отдельных регионов [15, с. 37].

Советское правительство стремилось упорядочить систему управления образовательными учреждениями страны, в первые годы реформирования они вступали в противоречие с уже существующими. Организационная структура отечественной исторической науки была представлена двумя группами учреждений. В 1920-е гг. были созданы учреждения нового типа, такие как Социалистическая (Коммунистическая) академия, Институт Красной профессуры (ИКП), Институт К. Маркса и Ф. Энгельса, Институт Ленина -- созданные Коммунистической партией для реализации партийных задач, марксистские по методологическим подходам. Наряду с ними сохранялись центры старого типа, сложившиеся до 1917 г. (университеты, Археографическая комиссия, Исторический музей, Историческое общество, гуманитарные институты Академии наук) или в первые годы советской власти. Они были автономны по своим целям и задачам и свободны от марксистского влияния в выборе тематики исследований [16, с. 87-98].

Сформированные большевиками в 1920-е гг. исторические учебные заведения наряду со способными и нестандартно мыслящими историками выпустили и определенное число малокомпетентных в профессиональном отношении людей, которые оказали негативное воздействие на последующее развитие исторической науки в стране. Именно ими был привнесен дух воинствующего догматизма и интеллектуальной нетерпимости. К концу 1920-х гг. на фоне меняющейся общественно-политической ситуации в марксистском секторе российской историографии сложилась достаточно негативная ситуация. Именно в этот период начался процесс унификации и догматизации марксистской исторической науки [17].

Немарксистская историческая наука в России в 1920-е гг. развивалась в чрезвычайно сложных условиях. Со стороны большевистского правительства были предприняты шаги по реорганизации ее традиционных центров. Фактически было ликвидировано университетское историческое образование, и вместо исторических факультетов в университетах были созданы факультеты общественных наук. В 1921 г. СНК принял декрет, установивший обязательный минимум преподаваемых здесь предметов: 1) развитие общественных форм; 2) исторический материализм; 3) пролетарская революция; 4) политический строй РСФСР; 5) организация производства и распределения в РСФСР; 6) план электрификации РСФСР [18]. Непростая обстановка сложилась в Академии наук, историческое отделение которой начало сотрудничать с новой властью с целью спасения исторических архивов и библиотек. «Буржуазые» историки продолжали руководствоваться мыслью академика С.Ф. Платонова о необходимости служения народу и России.

На этом фоне в сфере краеведения складывалась более благоприятная обстановка. В дореволюционные годы краеведческое движение в России не имело какого-либо координирующего и научно-методического центра. В провинции активную работу вели Ученые архивные комиссии. Исследования краеведов публиковались в местных периодических изданиях, таких как «Памятные книжки» губернских архивных комиссий, «Труды вольного экономического общества», их издание продолжалось в революционные годы. Более того, отличительной чертой российского краеведения первой трети XX столетия была тесная взаимосвязь с «большой наукой», с академическими учреждениями и учеными [19]. Период с 1917 по 1927 гг. называется, по выражению С.О. Шмидта, закрепившемуся в краеведческой историографии, «золотым веком» краеведения.

Руководящий орган российских краеведов -- Центральное бюро краеведения (ЦБК) -- был создан в начале 1922 г. и до 1925 г. функционировал при Российской академии наук, а позднее был переведен в непосредственное ведение Главнауки Наркомпроса. Интересно, что председателем ЦБК с 1922 по 1927 гг. являлся секретарь Академии наук академик С.Ф. Ольденбург. Большой вклад в развитие отечественного краеведения в двадцатые годы внесли академики М.М. Богословский, Н.Я. Марр, С.Ф. Платонов, А.Е. Ферсман, члены- корреспонденты академии наук М.М. Покровский, А.Н. Самойлович, Ю.М. Шокальский [18] и др. Центральным бюро краеведения издавались свои журналы: «Краеведение» (1923--1929 гг.), «Известия Центрального бюро краеведения» (1925-1929 гг.) и «Советское краеведение» (1930-1936 гг.). Издания старались отразить организационно-методические вопросы движения, обобщали и пропагандировали передовой опыт деятельности краеведческих организаций, выполняли функции информативного характера. Главными редакторами журналов «Краеведение» и «Известия ЦБК» ряд лет работали академики С.Ф. Ольденбург и Н.Я. Марр [там же].

В декабре 1921 года состоялась I Всероссийская конференция краеведов. С докладом на конференции выступил нарком просвещения А. В. Луначарский. В своей речи он, в том числе, отметил: «Наша гигантская, необъятная страна была плохо изучена и еще теперь мало известна ее подлинному хозяину, трудовому народу. Нужно эту работу поставить как можно тщательнее во всех областях». Луначарский обратил внимание на те сложности, которые предстоит преодолеть рядовому историку. Для историка-краеведа важно, чтобы при организации общероссийского краеведческого центра ведущими были идеи демократичности, добровольности и свободы научного творчества. «Со всех этих точек зрения ясно, что нужно призвать общественные силы, потому что никаким бюрократическим путем этого сделать нельзя» [20]. На конференции некоторые представители местных организаций ставили вопросы о многочисленных фактах уничтожения памятников истории и культуры, и именно с созданием Всероссийского центра краеведческого движения они связывали свои надежды на улучшение положения охраны памятников. В первый состав ЦБК, избранный в январе 1922 года, вошло 29 человек, среди них ученые С.Ф. Платонов, С.Ф. Ольденбург, А.Е. Ферсман, Ю.М. Шокальский и др. Причем структурно ЦБК разделялось на два отделения: Петроградское и Московское.

Идея Луначарского о призвании общественных сил на помощь краеведению определила впоследствии развитие всего научного направления. После окончания Великой Отечественной войны «самообследование» велось и в области регионоведения, и в сфере краеведения, и к 60-м годам ХХ века дало свои результаты. Краеведческая работа стала системной, расширила сферу своей деятельности, в это время складываются традиционные краеведческие музеи, а также динамично развивается краеведческий туризм, особенно школьный.

Однако периоду нового расцвета краеведческой работы предшествовали репрессии среди профессиональных историков. С конца 20-х гг. начинается процесс постепенного подчинения краеведческой работы партийному контролю. Сами по себе организационные изменения по руководству краеведческим движением происходили в несколько этапов. В 1928 г. С.Ф. Ольденбург указывал, что «краеведческое движение с самого начала имело два течения -- одно, которое стояло за так называемую чистую науку, другое склонялось к науке прикладной, они не боролись между собой, а дополняли друг друга» [18]. К концу 1920-х гг. начинается ужесточение политики правительства по отношению к «буржуазным» историкам. Поводом послужило обнаружение в библиотеке академии наук подлинных экземпляров манифестов об отречении Николая II и его брата Михаила. В 1930 г. был арестован академик С.Ф. Платонов, следом его друзья и ученики: А.И. Заозерский, А.И. Андреев, С.В. Рождественский. Вскоре за ними последовали профессора Б.А. Романов, В.Г. Дружинин, П.Г. Васенко, М.Ф. Приселков, академики Е.В. Тарле и Н.П. Лихачев. Позднее были арестованы академик М.К. Любавский, члены-корреспонденты академии Ю.В. Готье, Д.Н. Егоров, А.И. Яковлев, профессора С.В. Бахрушин, В.И. Пичета и др. Всего по «делу историков» проходило 115 человек [21, с. 113]. Несмотря на мягкий приговор именно «дело историков» знаменовало собой фактическую ликвидацию «буржуазного» направления в исторической науке России. Это понимали историки-марксисты. Русская «буржуазная» историография, по утверждению М.М. Цвибака, «умерла под платоновским знаменем» [22, с. 215].

Централизация руководства краеведческим движением имела большой положительный эффект. Началось полномасштабное повышение квалификации краеведческих кадров. В частности, в рамках Главнауки в 1925--1928 гг. действовали Курсы переподготовки музейных работников, которые периодически проводили циклы занятий, носивших масштабный общероссийский характер. С 15 сентября по 18 ноября 1926 г. на такие курсы приехало более 100 музейных работников не только из Центральной России, но и из дальних регионов Сибири (Хабаровск, Чита, Иркутск, Омск), Урала, Крыма, Кавказа и ряда автономных республик (Татарской, Чувашской, Марийской, Коми). Подавляющее большинство командированных «являлись активными работниками краеведческих обществ» [23, с. 297-298].

Летом 1931 г. в Иваново-Вознесенске местным отделением Общества историков-марксистов была выпущена брошюра «Против вредительства в краеведческой литературе». В ней были помещены несколько статей, авторы которых, призвав «усилить бдительность на краеведческом фронте», разоблачали буржуазную суть и вредительство в деятельности краеведов Владимира, Костромы, Переяславля, Рыбинска и др. Один из авторов, М. Зеленский, в статье, посвященной травле известного историка-краеведа М.И. Смирнова из Переяславля-Залесского, прозорливо усмотрел, что «М.И. Смирнов всюду протаскивал «традиционную» схему великодержавного шовинизма и религиозного мракобесия...». Брошюра получила высокую оценку в одном из номеров журнала «Советское краеведение». [24, с. 7-9]

Несмотря на все сложности становления в новых политических условиях, региональная историография 1920-х гг. характеризуется зарождением и развитием массового краеведения, которое можно рассматривать как своеобразную, специфическую форму региональной историографии [25, с. 103]. Познание края, осуществляемое на базе мелкого (город, село) и среднего (губерния) регионов, выступало как средство овладения культурным наследием прошлого. С 1917 по 1929 г. число краеведческих организаций увеличилось с 246 до 2 000 (по другим подсчетам, с 155 до 1761). У 240 из них были свои периодические и непериодические издания [19, с. 16]. Причем в них достаточно отчетливо стала проявляться черта взаимопроникновения местной (региональной) и более широкой проблематики. Примером могут служить «Очерки по истории Пензенского края» А. Хвощева (1922 г.), который исследовал историю региона через призму одной из наиболее интересных общероссийских проблем -- вопроса о колонизации: «Автору хотелось пересмотреть и обработать существующий печатный материал, составляющийся из разбросанных заметок, очерков, как изданных отдельно, так и разбросанных в разных изданиях, чтобы пензенский читатель мог иметь некоторое представление об исторических судьбах родного края. Из разнообразных исторических вопросов выбран вопрос о колонизации края потому, что этот вопрос, как и везде, имеет и имел самое существенное влияние на указанные судьбы» [26, с. 7].

В 1930-е гг. волна репрессий докатилась и до региональных историков. В условиях унификации методологических подходов в исторической науке, краеведы продолжали говорить об уникальности и своеобразии развития регионов, что спровоцировало со стороны историков-марксистов появление таких оценок, как «кулацкое, меньшевистско-эсеровское краеведение», «архивно-археологическое краеведение, проникнутое идеологией русской великодержавности» и т.п. Некоторых краеведов обвинили в связях с академиками-историками С.Ф. Платоновым, Е.В. Тарле, М.К. Любав- ским, экономистами А.В. Чаяновым, Н.Ф. Кондратьевым [18]. Региональной историографии удалось сохраниться в отдельных регионах, преимущественно на территориях, где шло национально-государственное строительство.

На судьбах конкретных исследователей это сказалось достаточно болезненно, последовали увольнения и высылки: «Началось преподавание где угодно ради куска хлеба». Такое наступление на фундаментальную науку не могло продолжаться долго. «С середины 1930-х годов гражданская история возвращается в школы и вузы. Вернулись многие репрессированные историки» [7, с. 65-66]. Однако влияние новых тенденций в науке сохранялось довольно долго. «Крах основной системы научных и культурных ценностей русской интеллигенции после Октябрьской революции 1917 года создал в России качественно новую ситуацию в исторической науке. Нараставшие в связи с тотальной экспансией историзма научные проблемы были отодвинуты у нас на задний план, но не решены... внутренний кризис в российской науке был ликвидирован во многом благодаря исчезновению значительной части научной интеллигенции и полному огосударствлению науки в Советском Союзе» [там же, с. 68]. Формирование основ советской историографии и появление фундаментальных трудов историков происходило уже в новых условиях.

Традиции краеведческой работы претерпели за советский период существенные изменения. «Живой организм российской историографии, развивавшийся в течение трех столетий в условиях огромной самобытной страны, продолжает работать и в наши дни, выстраивая не просто профессиональную среду своего обитания, но по-прежнему активно влияя на другие науки, общество, литературу и искусство России. В немалой мере историческая наука опосредованно по-прежнему влияет на государственную идеологию и национальный менталитет» [там же, с. 24]. Связь региональных историков и специалистов ведущих научных учреждений поддерживается через учебные заведения, музеи, учреждения культуры и общественные организации. Нормативные документы содержат указание на необходимость «возрождения краеведческих традиций».

Региональная идентичность приобрела сегодня важное значение не только в культуре, но и в политической жизни Российской Федерации. Изучение своего региона имеет большое практическое значение. Оно ориентировано на охрану памятников и освоение наследия не только исторического, но и литературного, культурного, этнографического. Сюда же относятся проблемы экологии, социализации, педагогики, взаимодействия культур. Еще одним крупным направлением в современном краеведении является возрождение самых разных местных традиций, включающих налаживание старинных производств (как например, кружево в Рязани), праздников, фестивалей и даже местных систем управления, как, например, в Алтае.

Для историка эта практика жизни означает появление новых реалий, необходимости «выходить за рамки» традиционной исторической науки, создания исследований «на стыке» дисциплин. «Специализация отдельных отраслей знания внутри общей исторической науки в XX веке привела к распаду целостного исторического знания на самодостаточные дисциплины. Социальная история, палеография, история экономики, политическая история. Синтез должен оставаться всегда определенной сверхзадачей историка на любом этапе его работы» [там же, с. 52], -- утверждает историк-краевед В. Бердинских, и такой выход на макроуровень развивает историческую науку.

В изучении места и роли провинции в процессе исторического развития России существует два основных подхода. «Согласно одному из них провинция рассматривается как фактор, сдерживающий модернизацию России, реформаторскую деятельность столицы, как тормоз прогресса» [27]. Провинция по инерции сохраняет традиционное, не всегда лучшее, и легко замыкается в своей самоидентичности. С другой стороны, «провинция представляется как настоящая, истинная Россия, «вместилище» традиционной русской культуры во всем ее многообразии, где кроются неисчерпаемые потенциалы развития» [28]. В частности, Д.С. Лихачев отмечал: «...В отношении провинции мы столетиями были столь же невежественны, сколь и неблагодарны. Россию спасли своими богатствами, своими ополчениями, своим патриотизмом, в совокупности составившим патриотизм общерусский, глубинные города, села и монастыри... Через связь с природой веет над провинцией глубокое пространство вечности. Мы ждем обновления нашей жизни именно от провинции» [29]. Оба подхода, как справедливо отмечает Э.А. Цеглев, основаны на признании российской провинции как фактора, определяющего особенности исторического развития России.

Литература

1. Воскресенский, А.Д. Региональные подсистемы международных отношений и регионы (к постановке проблемы) [Текст] / А.Д. Воскресенский // Восток -- Запад -- Россия. Сборник статей. -- М.: Прогресс -- Традиция, 2002.

2. Гладкий, Ю.Н. Регионоведение: учебник [Текст] / Ю.Н. Гладкий, А.И. Чистобаев. -- М.: Гардарики, 2002.

3. Иванова, М.В. Введение в регионоведение: учебное пособие [Текст] / М.В. Иванова -- Томск: Издательство Томского политехнического университета, 2008.

4. Маловичко, С.И. Новая локальная история в актуальном гуманитарном знании [Текст] / С.И. Маловичко // «Историк-инфо» [Электронный ресурс]. -- URL: http:// uctopuk.info/article/novaya-lokalnaya-istoriya-v-aktualnom-gumamtamom-znami(дата обращения: 10.06.2018).

5. Строев, К.Ф. Краеведение [Текст] / К.Ф. Строев. -- 2-е изд., испр. и доп. -- М.: Просвещение, 1974.

6. Герцен, А.И. Дилентантизм в науке [Текст] / А.И. Герцен // Собрание сочинений в 30 тт. Т 3. -- М., 1954.

7. Бердинских, В.А. Ремесло историка в России [Текст] / В.А. Бердинских. -- М.: Новое литературное обозрение, 2009.

8. Карсавин, Л.П. Философия истории [Текст] / Л.П. Карсавин. -- СПб., 1993.

9. Гуревич, А.Я. М. Блок и «Апология истории» [Текст] / А.Я. Гуревич [Электронный ресурс]. -- URL: http://www.gumer. info/bibHotek_Buks/Histoiy/Blok_M/06.php (дата обращения: 06.06.2018).

10. Вагнер, Г.К. О своеобразии стилеобразования в архитектуре Древней Руси (возвращение к проблеме) [Текст] / Г.К. Вагнер // Архитектурное наследство. Вып. 38. -- М., 1995.

11. Сoлoвей, В.Д. Институт Красной профессуры: подготовка кадров историков партии в 20-30-е годы [Текст] / В.Д. Соловей // Вопросы истории КПСС. -- 1990. -- № 12.

12. Из глубины: Сборник статей о русской революции С.А. Аскольдов, Н.А. Бердяев, С.А. Булгаков и др. -- M.: Изд-во Моск. ун-та, 1990. -- 298 с.; Вехи: сборник статей о русской интеллигенции. // http:// www.vehi.net/deprofundis/(дата обращения: 13.11.2017).

13. Сапов, В.В. Высылка 1922 года: попытка осмысления [Текст] / В.В. Сапов // Социологические исследования. -- 1990. -- № 3.

14. Сонин, В.В. Крах белоэмиграции в Китае [Текст] / В.В. Сонин. -- Владивосток, 1987.

15. Ивашкин, В.С. Формирование советской интеллигенции в Мордовии [Текст] / В.С. Ивашкин. -- Саранск, 1972.

16. Соловей, В.Д. Процесс становления советской исторической науки (1917 -- середина 30-х гг.) в освещении американской и английской историографии [Текст] / В.Д. Соловей // История СССР. -- 1988. -- № 4.

17. Мухачев, Ю.В. Идейно-политическое банкротство планов буржуазного реставраторства в СССР [Текст] / Ю.В. Мухачев. -- М., 1982.

18. Соболев, В.С. Нести священное бремя прошедшего... [Текст] /В.С. Соболев // Российская Академия Наук. Национальное культурное и научное наследие. 1880-- 1930 гг -- М.: Нестор-История, 2012.

19. Шмидт, С.О. «Золотое десятилетие» советского краеведения [Текст] / С.О. Шмидт // histrf.ru/uploads/media/ default/0001/09/efeb9600555d3c20664328dc52307e9dd432898d.pdf (дата обращения: 12.12.2017).

20. Лебедева, О. Центральное бюро краеведения [Текст] / О. Лебедева // «Это прямо здесь» http://topos.memo.ru/artide/429+45 (дата обращения: 11.06.2018).

21. Алексеева, Г.Д. Октябрьская революция и историческая наука в России (1917-- 1923 гг.) [Текст] / Г.Д. Алексеева. -- М.: Наука, 1968.

22. Зайдель, Г.С. Классовый враг на историческом фронте [Текст] / Г.С. Зайдель, М.М. Цвибак. -- М.; Л., 1931.

23. Циркулярное обращение Наркомпроса к председателям исполкомов о содействии краеведческой работе [Текст] // Известия ЦБК. -- 1927. -- № 9. -- С. 297-298.

24. Зеленский, В.Г За большевистскую бдительность в краеведении [Текст] / В.Г. Зеленский // Советские архивы. -- 1932. -- № 1.

25. Юрченков, В.А. Региональная историография: российский опыт [Текст] / В.А. Юрченков // Регионология. -- 1993. -- № 1.

26. Хвощев, А. Очерки по истории Пензенского края [Текст] / А. Хвощев. -- Пенза, 1922.

27. Казаков, М.А. Особенности регионального политического процесса [Текст] / М.А. Казаков // Российский исторический журнал. -- 2007. -- № 1.

28. Цеглеев, Э.А. Роль провинции в процессе исторического развития России [Текст] / Э.А. Цеглеев // Гуманитарные научные исследования. -- 2014. -- № 2 [Электронный ресурс]. -- ЦБЬ: http://human.snauka.ru/2014/02/5448 (дата обращения: 11.01.2018).

29. Лихачев, Д.С. Верю в провинцию [Текст] / Д.С. Лихачев // Российская провинция. -- 1994. -- № 4.

References

1. Voskresensky, A.D. Regional subsystems of international relations and regions (to the formulation of the problem) [Text] / A.D. Voskresensky // East-West-Russia. A collection of articles. -- M.: Progress -- Traditsiya, 2002.

2. Smooth, Yu. N. Regional studies: textbook [Text] / Yu. N. Smooth, A. I. Chistobaev. -- M.: Gardariki, 2002.

3. Ivanov, M. V. Introduction to regional studies: textbook [Text] / M. V. Ivanov -- Tomsk: Publishing house of Tomsk Polytechnic University, 2008.

4. Malovichko, S. I. New local history in the actual humanitarian knowledge [Text] / S. I. Malovichko / / "Istorik-info" [Electronic resource]. URL: http:// uctopuk.info/article/novaya-lokalnaya-istoriya-v-aktualnom-gumamtamom-znami(accessed: 10.06.2018).

5. Scales, K. F. History [Text] / K. F. Tunings. -- 2-e Izd., Rev. and extra -- M.: Education, 1974.

6. Herzen, A. I. Diletantism in science [Text] / A. I. Herzen // collected works in 30 vols. T 3. -- M., 1954.

7. Berdinskikh, V. A. the craft of the historian in Russia [Text] / V. A. Berdinskikh. -- M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2009.

8. Karsavin, L. P. Philosophy of history [Text] / L. P. Karsavin.

9. Gurevich, A. Ya.M. Blok i "Apologia istorii" [Text] / A. Ya. Gurevich [Electronic resource]. - URL: http://www.gumer. info/bibHotek_Buks/Histoiy/Blok_M/06.php (accessed 06.06.2018).

10. Wagner, G. K. On the originality of style formation in the architecture of Ancient Russia (return to the problem) [Text] / G. K. Wagner / / Architectural Heritage. Issue 38. - M., 1995.

11. Solovey, V. D. Institute of Red Professorship: training of party historians in the 20-30s [Text] / V. D. Solovey // Questions of the history of the CPSU. -- 1990. -- № 12.

12. From the depths: A collection of articles about the Russian Revolution S. A. Askold, N. A. Berdyaev, S. A. Bulgakov, and others. un-ta, 1990. - 298 p.; Vekhi: a collection of articles about the Russian intelligentsia. // http:// www.vehi.net/deprofundis 13. Sapov, V. V. The expulsion of 1922: an attempt to comprehend [Text] / V. V. Sapov / / Sotsiologicheskie issledovaniya. -- 1990. -- № 3.

14. Sonin, V. V. The collapse of the White emigration in China. - Vladivostok, 1987.

15. Ivashkin, V. S. Formation of the Soviet intelligentsia in Mordovia [Text] / V. S. Ivashkin. - Saransk, 1972.

16. Solovey, V. D. The process of formation of Soviet historical science (1917-mid-30s) in the coverage of American and English historiography [ Text] / V. D. Solovey // History of the USSR. - 1988. - No. 4.

17. Mukhachev, Yu. V. Ideological and political bankruptcy of the plans of the bourgeois restoration in the USSR [ Text] / Yu. V. Mukhachev. - M., 1982.

18. Sobolev, V. S. To bear the sacred burden of the past... [Text] /V. S. Sobolev / / Russian Academy of Sciences. National cultural and scientific heritage. 1880-1930-Moscow: Nestor-Istoriya, 2012.

19. Schmidt, S. O. "The Golden decade" of Soviet local lore [Text] / S. O. Schmidt // histrf.ru/uploads/media/ default/0001/09/efeb9600555d3c20664328dc52307e9dd432898d.pdf (accessed: 12.12.2017).

20. Lebedev, O. Central regional studies Bureau [Text] / O. Lebedev // "This right here" http://topos.memo.ru/artide/429+45 (reference date: 11.06.2018).

21. Alekseev, G. D. the October revolution and historical science in Russia (1917-- 1923) [Text] / G. D. Alexeev. -- M.: Nauka, 1968.

22. Seidel, G. S. Class enemy on the historical front [Text] / G. S. Seidel, M. Zwiback. -- M.; L., 1931.

23. Circular appeal of the People's Commissariat of Education to the chairmen of the executive committees on the promotion of local history work [Text] // Izvestiya TsBK. - 1927. - No. 9. - p. 297-298.

24. Zelensky, V. G For Bolshevik vigilance in local lore [Text] / V. G. Zelensky / / Soviet archives. -- 1932. -- № 1.

25. Yurchenkov, V. A. Regional historiography: Russian experience [Text] / V. A. Yurchenkov / / Regionology. -- 1993. -- № 1.

26. Howev, A. essays on the history of the Penza region [Text] / A. Howev. - Penza, 1922.

27. Kazakov, M. A. Features of the regional political process [Text] / M. A. Kazakov / / Russian Historical Journal. -- 2007. -- № 1.

28. Tsegleev, E. A. The role of the province in the process of historical development of Russia [Text] / E. A. Tsegleev / / Humanitarian scientific Research. - 2014. - No. 2 [Electronic resource]. - Central Bank: http://human.snauka.ru/2014/02/5448 (accessed: 11.01.2018).

29. Likhachev, D. S. I believe in the province [Text] / D. S. Likhachev / / Russian province. -- 1994. -- № 4.

Размещено на Allbest.ru