Дипломатическая миссия британского посла Роберта Ганнинга в России в 1770-е годы

Размещено на http://www.allbest.ru/

Дипломатическая миссия британского посла Роберта Ганнинга в России в 1770-е годы

Т.Л. Лабутина

Обращаясь к дипломатической переписке британского посла Роберта Ганнинга, находившегося при дворе Екатерины II, с министром внешнеполитического ведомства Великобритании графом Саффолком, автор анализирует перипетии переговоров между государствами по ряду сложных и важных вопросов. Дискуссии по поводу пролонгации союзного оборонительного договора от 1742 г., обсуждение условий оказания помощи Дании и Швеции Англией, попытки британцев включиться в переговорный процесс о заключении мирного договора России с Турцией после войны 1768-1774 гг., а также их реакция на раздел Польши, в котором участвовала Российская империя, - все это нашло свое отражение на страницах дипломатической переписки посла. Сведения дипломата позволили расширить и обогатить представления современников о международных отношениях европейских стран, прежде всего, Англии и России в 1770-е гг.

Ключевые слова: Великобритания, Россия, XVIII век, международные отношения, английская дипломатия, посол Роберт Ганнинг, внешняя политика Екатерины II.

T.L. Labutina

Diplomatic mission of the British ambassador Robert Gunning in Russia in the 1770s

Addressing diplomatic correspondence of the British ambassador Robert Gunning who was at court of Catherine II with the minister of Foreign Ministry of Great Britain, the author analyzes peripheries of negotiations between the states on several difficult and important issues. Discussions concerning prolongation of the allied defensive contract of 1742, discussion of conditions of assistance of Denmark and Sweden by England, attempts of the British to join in negotiation process on signing a peace treaty between Russia and Turkey after the war of 1768-1774 and also their reaction to the partition of Poland in which the Russian Empire participated - all this had found the reflection on the pages of diplomatic correspondence of the ambassador. Information of the diplomat has allowed to expand and enrich present-day opinions of the international relations of the European countries, firstly England and Russia in the 1770s.

Key words: Great Britain, Russia, 18th century, international relations, British diplomacy, ambassador Robert Gunning, foreign policy of Catherine II.

Labutina Tatyana L. - Dr. History Hab.; Leading researcher at the Center “Problems of historical knowledge”, Institute of General History, Russian Academy of Sciences, Moscow

Дипломатическая переписка иностранных послов при русском дворе представляет собой один из важных источников в изучении международных отношений государств. Донесения послов необходимы, прежде всего, для анализа переговоров по многим важным внешнеполитическим вопросам. Кроме того, они содержат богатый фактический материал по истории внутренней политики страны пребывания, быте и нравах ее граждан. Как правило, в них также представлены характеристики государственных деятелей и приближенных к правителям лиц. Между тем, указанный источник еще недостаточно используется в работах современных ученых. В своей статье мы обратились к анализу донесений в Лондон одного из британских послов - Роберта Ган- нинга, находившегося на своем посту при дворе Екатерины II в начале 1770-х гг.

Роберт Ганнинг (1731-1816) происходил из древнего ирландского рода. В историю Великобритании он вошел как профессиональный дипломат. Его первые шаги на дипломатическом поприще состоялись в Дании, куда он прибыл в апреле 1766 г. Ганнинг был назначен помощником чрезвычайного и полномочного посла Уолтера Титлея. На этой должности он показал себя должным образом, и правительство оценило его заслуги: после кончины Титлея в феврале 1768 г. Ганнинг занял пост своего предшественника. Спустя три года он был переведен в том же ранге в Пруссию, ко двору короля Фридриха II. 13 декабря 1772 г. Ган- нинга направили в Россию, где он занимал должность чрезвычайного и полномочного посла вплоть до 1776 г.

Отправляясь в Россию, Ганнинг получил инструкции короля относительно целей своей миссии. Первая из них касалась переговоров о возобновлении союзного оборонительного договора, заключенного между государствами в 1742 г. сроком на 15 лет. «Хотя в настоящую минуту они (переговоры. - Т.Л.) прерваны, - отмечалось в инструкциях, - но со временем могут быть возобновлены» [1, с. 265], поэтому послу предлагалось «найти случай узнать мысли министров Ее Императорского Величества касательно этого предмета» [Там же, с. 266]. Заметим, что этот непростой вопрос не удалось решить предшественникам Ганнинга - графу Бекингемширу [4], сэру Дж. Макартни [5], Чарльзу Кэткарту.

Вторая цель миссии Ганнинга касалась предложения о возможном посредничестве британцев в переговорах о мире между Россией и Турцией после войны, продолжавшейся с 1768 г. Если переговоры с Турцией «окажутся бесплодными и если... императрица пожелает нашего посредничества, - наставляло руководство своего посла, - вы выскажете нашу постоянную готовность предлагать наши услуги, с тем только условием, чтобы мы являлись главной стороной в посредничестве» [1, с. 267].

Помимо инструкций от короля, Ганнинг получил задание еще и от своего непосредственного шефа - главы внешнеполитического ведомства графа Саффолка. Тот напоминал послу об их совместной конфиденциальной беседе незадолго до его отъезда по поводу полученного известия из России о намерениях свергнуть русскую императрицу с престола. Это мнение, утверждал Саффолк, основано на недовольстве народа, которое, как полагают, «достигло крайних размеров» [1, с. 278], но к осуществлению этого плана приступят не ранее, чем ее сын достигнет совершеннолетия. «Я бы особенно желал, - продолжал министр, - чтобы вы узнали, действительно ли таково настроение народа, каким его изображают» [Там же].

Ганнинг попытался выяснить причины недовольства императрицей, как при дворе, так и в обществе в целом. Он полагал, что среди приближенных Екатерины были лица, заинтересованные в том, чтобы трон занял ее сын, великий князь. Посол отмечал, что Павел Петрович «с ранних лет возбуждал ее зависть» [1, с. 296], и только поручив его воспитание графу Н.И. Панину, императрица успокоилась. Между тем, доверие Екатерины к своему министру происходило отнюдь не от особого уважения или привязанности к нему. Ганнинг напоминал, что именно Панин выступил против ее брака с графом Григорием Орловым в 1763 г. Министр заявлял, что если императрица не откажется от своего намерения, он возведет на престол ее сына, а это было весьма чувствительным как для нее самой, так и для семейства Орловых [Там же, с. 297]. Между тем, Екатерина не сомневалась, что у Панина «не достанет способности, решительности и деятельности для того, чтобы попытаться возложить... корону на голову молодого принца, если бы даже последний осмелился ее надеть» [Там же, с. 330], а потому она доверила ему воспитание великого князя. Однако посол полагал, что может случиться так, что «другие, более решительные и предприимчивые охотно возьмутся за дело, которое. не представляет особых трудностей» [Там же]. Ганнинг считал, что переворот в России (или, как он утверждал, новая «революция») «в пользу» великого князя будет невыгоден для Британии, поскольку Павел Петрович более расположен к Франции, нравы и обычаи которой «ему особенно нравятся» [Там же]. Да и Франция употребит все средства, чтобы склонить его на свою сторону, и не исключено, что ее усилия увенчаются успехом.

Что же касается существующего недовольства императрицей в обществе, то посол объяснял его тем, что Екатерина «нисколько не любит своего народа и не приобрела его любви», более всего она озабочена достижением безграничной славы, которую ставит «гораздо выше истинного блага страны, ею управляемой» [1, с. 298].

Как видно, посол прибыл в Россию не в самое лучшее время. Впрочем, это никак не отразилось на том приеме, который он встретил у императрицы и ее ближайшего окружения. Он отмечал, что Екатерина приняла его «с большим отличием» и обращалась за обедом «почти исключительно» [1, с. 277] к нему. Поначалу посол предполагал, что императрица «так милостива ко всем», но позднее убедился, что она отличала его «особым вниманием» [Там же, с. 301] всякий раз, как он являлся ко двору. Ганнинг отметил, что на одном из обедов, куда были приглашены все иностранные министры, честь находиться за столом императорского величества была оказана именно ему [Там же, с. 356].

Иным оказался прием посла у Панина. «Свидание мое с графом Паниным состоялось в прошлый четверг, - извещал Ганнинг графа Саффолка 19 июня 1772 г. - Хотя я был приготовлен к сдержанности и холодности этого министра, однако, сознаюсь, что меня удивило, до какой степени сдержанно и холодно он выслушал порученное мне сообщение»

[Там же, с. 276]. Правда, спустя неделю настроение первого министра изменилось, и он пригласил посла «отобедать с ним в кругу его семейства» [Там же]. В этот раз Ганнинг нашел Панина «гораздо дружественнее» [1, с. 279], чем при первой встрече.

Расценив расположение к себе со стороны императрицы как хороший знак для начала переговоров, Ганнинг приступил к выполнению порученного задания - подготовке к заключению союзного договора. Посол полагал, что граф Григорий Орлов «сердечно расположен к этому союзу» и также искренне желает помочь его выполнению [Там же, с. 301]. Обнадежило посла и заявление Панина о том, что он готов в самое ближайшее время заняться составлением такого проекта союза, который «соединял бы в себе все действительные взаимные интересы обоих дворов» [Там же]. Панин обещал, что в начале зимы он «окончательно обработает этот проект», условия которого можно будет обсудить совместно [1, с. 323].

Однако Ганиннг рано обрадовался. Буквально на другой день после встречи с Паниным он направил «весьма секретное и конфиденциальное» послание графу Саффолку, в котором сетовал на то, что, судя по разговорам с российским министром, тот «не питает и никогда не питал к Англии той дружбы, о которой нам передавали» [1, с. 326].

В то же время посол был убежден, что нерасположение Панина к союзу вовсе не происходило от желания союза с Францией, поскольку его политические пристрастия и личные чувства восстанавливают его против этого двора. Сложности происходили от другой страны - Пруссии, препятствующей союзу России с Англией. Поскольку Панин отличался, на взгляд посла, «сильнейшим тщеславием, требующим постоянной пищи», то прусский король давно заметил этот недостаток и «старался льстить ему таким хитрым и приятным образом, что склонял его на сторону своих интересов» [Там же].

В чем же заключалась тактика Фридриха II? «Подарки, хотя и незначительнои ценности, но частые и всегда сопровождаемые собственноручными письмами, наполненными самыми лестными выражениями, достигли действия, на которое рассчитывало лицо, дарившее и заставили его смотреть на все лишь в том свете, в каком того желает его прусское величество» [1, с. 326], - констатировал Ганнинг. До тех пор, пока граф Панин полагает, что английский двор недружелюбен к прусскому монарху, «которого он чуть не обожает», он будет неохотно относиться к теснейшему союзу с Великобританией, «хотя бы и находил такой союз соответствующим началам здравой политики» [Там же]. Посол обращал внимание на то, что прусский король «те же самые хитрости» [1, с. 327] употребил для приобретения благорасположения императрицы. И хотя бесспорно, что императрица «намеревается и даже усиленно желает заключить союз с нами, - продолжал Ганнинг, - до тех пор, пока его прусское величество противится связи между нами, он всегда найдет средство помешать его заключению» [Там же].

По-видимому, переговоры о союзном договоре в очередной раз зашли в тупик. Спустя полгода, в мае 1773 г., граф Саффолк был вынужден констатировать: «...обстоятельства еще не созрели для союза» [1, с. 378]. Аналогичного мнения о невозможности заключении союза придерживалась и императрица. В записи одной из бесед с ней Ганнинг отметил: «хотя, по-видимому, союз наш еще весьма далек, она предана нам сердцем и душой» [Там же].

Что же послужило препятствием для заключения оборонительного союза двух государств? Выяснилось, что главной помехой стал вопрос о выделении субсидии Дании Великобританией, чтобы оградить ее от нападения со стороны Франции. Это предложение Панин внес на рассмотрение в марте 1773 г. Однако Ганнинг его категорически отверг, заявив, что не может донести своему двору о нем, ибо «английское правительство объявило раз и навсегда, что никакому государству платить субсидий не будет» [8, с. 71]. Тем не менее, исключительно «из уважения к Панину» [Там же] посол согласился передать его слова своему министру. Ответ из Лондона пришел в самой резкой форме: предложение России противоречит английскому плану, и потому не может быть никогда принято. «Принять его - это значило бы уступить главную роль тем, которые при заключении союза между Россией и Англией должны были бы по необходимости за ними последовать» [Там же].

Отказ англичан заключить субсидиарный договор с Данией задел Екатерину. Особенно возмутило императрицу заявление Ганнинга о том, что в договор не может быть внесена гарантия «захваченного в Польше» [8, с. 72] (имелись в виду территории, отошедшие к Российско империи по результатам первого раздела Польши в 1772 г. - Т.Л.), и по-прежнему нападение на Россию со стороны Турции «не составляет случая союза» [8, с. 72]. Как видно, ни одна из сторон не желала пойти на уступки не только в решении вопроса о субсидиарном договоре в пользу Дании, но и по поводу политики в отношении Турции и Речи Посполитой.

Еще одним препятствием для заключения союзного договора стал шведский вопрос. В конце 1760-х - начале 1770-х гг. российская и британская дипломатия сотрудничали в Швеции довольно активно, поскольку их цели - поддержать в риксдаге партию, боровшуюся за ограничение королевской власти и выступавшую против союза с Францией, - совпадали. За период с 1764 по 1771 гг. Англия выплатила на «шведские дела» 100 тыс. фунтов стерлингов, что составляло более % средств, которые выделяла Россия [10, с. 291]. Участие Англии в шведских делах находилось в прямой зависимости от хода переговоров с Россией о союзном договоре. И вплоть до государственного переворота в Швеции в августе 1772 г., по утверждению российского историка И.Ю. Родзинской, общность целей России и Англии в Швеции не ставилась в Лондоне под сомнение [6, с. 219]. В инструкциях Ган- нингу сообщалось о намерении короля Георга III оказать императрице помощь в шведских делах [1, с. 294]. Но уже осенью 1772 г. лондонский кабинет отказался принимать участие в планах России, направленных на реставрацию конституционной системы правления в Швеции.

Что же повлияло на изменение позиции английской дипломатии в решении шведского вопроса? В депеше Саффолку от 14 сентября 1772 г. Ганнинг сообщал о своем разговоре с Паниным: «Я сейчас вернулся от графа Панина... он... в доказательство полного доверия ко мне и к моему двору сообщил мне с условием величайшей тайны намерения своего двора относительно Швеции» [Там же, с. 321]. План России состоял в том, чтобы к наступлению весны поставить под ружье в Финляндии сильную армию, «которая придала бы вес речам» [Там же]. К этому времени предполагалось вооружить 20 линейных кораблей. Дания должна будет двинуть к шведской границе корпус из 15 тыс. норвежцев, а также приготовить в Зеландии пятитысячное войско. Прусский король овладеет шведской Померанией. К сказанному Панин прибавил, что если король Великобритании поддержит Данию деньгами или выставит свой флот, который бы обеспечил безопасность этого королевства, «это было бы весьма приятно для императрицы» [Там же]. Кроме того, Панин предложил по окончании указанных приготовлений всем четырем дворам «соединиться в декларации королю шведскому, излагающей их желание видеть восстановление конституции в той форме, которая принадлежала ей в 1720 г.» [1, с. 321-322]. В ответном послании граф Саффолк писал: «со стороны Панина совершенно безрассудно ожидать участия короля в предполагаемой декларации или вмешательстве его в какой бы то ни было форме в дела Швеции» [1, с. 333]. И далее он наставлял Ганнинга: «Разговаривая с Паниным, выскажете все доводы, которые, по вашему мнению, могут убедить его отказаться от своих намерений относительно Швеции» [Там же, с. 334]. Это «истощенное состояние» России, отдых, необходимый после столь продолжительной войны с Турцией, нежелательное вовлечение государства в новые затруднения, «и несчастное, достойное жалости положение Швеции, все еще страдающей от внутренних раздоров и не могущей внушать опасения своим соседям» [Там же]. В случае, если Панин «останется непреклонен» [1, с. 335], Саффолк советовал объявить ему намерение короля не участвовать в декларации стокгольмскому двору и ни в чем не содействовать России.

Спустя два месяца тон британской дипломатии сделался еще более резким. 24 января 1773 г. Роберт Ганнинг докладывал в Лондон: «Мы решительно объявили ему (Панину. - Т.Л.), что в случае, если Россия и Дания нападут на Швецию, мы допустим Францию выслать флот в Балтийское море для оказания помощи Швеции, не принимая при этом участия в ссоре» [Там же, с. 337]. Однако подобные высказывания посла не имели под собой реального основания. Стремление к союзу с Россией и нежелание ее сближения с Францией побудили английское правительство весной 1773 г. принять меры, направленные против вооружения французского флота, стремившегося оказать помощь Швеции против России. 5 апреля Георг III, выступая в Кабинете министров, потребовал решительных мер против провокаций Франции. Было принято решение начать вооружение английского флота. Эскадра из 15 кораблей была приведена в боевую готовность и стала на рейд [6, с. 222-223]. Подобные действия британского правительства сыграли положительную роль в нейтрализации Франции, о чем английская сторона не преминула сообщить российским дипломатам.

Еще одним серьезным камнем преткновения в дипломатическом диалоге Англии и России стал польский вопрос. «При вступлении на престол у Екатерины и мысли не было о разделе Польши, - отмечал современный историк В.Н. Виноградов. - Екатерина в идеале хотела бы превратить формально независимую Речь Посполитую в “буфер”, чтобы обеспечить спокойствие на западных рубежах империи и обрести свободу действий на юге. Она рассчитывала добиться цели с помощью Станислава Августа Понятовского. В сущности, ее требования ничего разрушительного для Речи Посполитой не представляли: веротерпимость, прекращение захвата православных храмов... допущение диссидентской (в том числе лютеранской) шляхты к судейским и государственным должностям и, в очень ограниченном числе, - в сейм» [2, с. 120]. Однако польский сейм отверг все эти требования. Смириться с отказом Екатерина не пожелала. Последовал ввод российских войск в Польшу, гражданская война, в ходе которой Барская конфедерация (1768-1772 гг.) в переговорах с турками потребовала возвращения Смоленска, Стародуба и Чернигова. В результате в 1772 г. произошел первый раздел Речи Посполитой, который привел к утрате земель, населенных в большинстве своем диссидентами (православными и лютеранами). К России отошли часть Белоруссии, верхнее Приднепровье и польская часть Лифляндии. В своем донесении в Лондон Роберт Ганнинг перечислял провинции Польши, отошедшие к Российской империи: Могилевская, Витебская, Полоцкая, а также Литва, большая часть Минска и Вильно [1, с. 314].

Нельзя сказать, чтобы Екатерина легко согласилась на раздел Польши. Ближайшее ее окружение, и в первую очередь граф Панин, не одобряли подобные действия. Граф Саффолк извещал Ганиннга 30 июня 1772 г. о том, что получил из разных источников «весьма подробные сведения» [Там же, с. 270] о разногласиях в Совете. «Мне передавали, - сообщал министр, - что проект раздела [Польши] не нравится многим членам Совета, но что один только граф Панин открыто восстал против него письменным заявлением» [Там же, с. 271], что возбудило сильное недовольство императрицы. Однако посол разубеждал своего шефа, утверждая, что «вполне убедился» в том, что двор императрицы, «несмотря на торжественные уверения в противном, намеревается получить себе долю при раздроблении Польши наравне с дворами австрийским и прусским» [Там же, с. 286].

Известие о проведенном Россией, Пруссией и Австрией разделе Польши Лондон встретил с явным неодобрением, хотя, получив 30 сентября 1772 г. декларации трех держав о разделе, никаких официальных возражений не высказал. Реакция же дипломатов на указанное событие была более резкой. Так, в письме к Ганнингу от 10 ноября 1772 г. граф Саффолк заявлял: «.да будет мне позволено поставить на вид существенный вред, причиненный нашей стране немедленными последствиями разделения Польши, которое, как ни несправедливо оно, должно быть названо делом русской императрицы, ибо без ее позволения и содействия оно никогда бы не состоялось» [Там же, с. 334]. И далее министр обращал внимание на тот факт, что в результате раздела Польши торговля с Данцигом, «составляющая одну из главных и самых выгодных отраслей Великобританской торговли, почти совершенно разорена и утрачена» [Там же]. В то же время, вину за раздел Польши он возлагал не только на Россию, утверждая, что не следует приписывать «этой тягостной потери» [1, с. 334] исключительно действиям России. Рассуждая с Паниным о разделе Польши, посол сетовал, что Англия ничего от этого не приобрела. На это министр «под большим секретом» заявил, что об интересе англичан в этом деле «уже заботятся» [Там же, с. 337]. Что собирался предпринять российский министр, чтобы «успокоить» правительство Великобритании подобным заявлением, трудно сказать.

Между тем, в британском обществе раздел Польши вызвал дискуссию, но в целом, по утверждению современного историка А.Б. Соколова, «не поколебал прорусской направленности политики правительства лорда Норта» [7, с. 265]. Нельзя сказать, чтобы официальный Лондон поддержал действия трех держав по разделу Польши. Король Георг III даже полагал возможным для «освобождения Польши от тирании» [6, с. 217] объединиться с Францией. Версаль, в свою очередь, изыскивал способы для подобного объединения, начиная с весны 1772 г., но безрезультатно. Родзинская комментировала позицию Великобритании по данной ситуации следующим образом: «...Соглашение с Францией было в Англии чрезвычайно непопулярно, да и интерес к польским делам в то время в Лондоне был очень невелик. В то же время, выступая против раздела Польши, Англия непоправимо испортила бы отношения с Россией, в дружбе с которой была заинтересована как по экономическим, так и по политическим соображениям» [Там же]. В одном из своих посланий Саффолк объяснял причины невмешательства Великобритании в польские дела: «Россия, вероятно, окончит войну, получив лишь неравноценную и бесчестную компенсацию за счет территорий Польши, но рано или поздно глаза ее откроются. Его Величество, взирающий со спокойствием и превосходством на все неблагоприятные события настоящего момента, уверен, что рано или поздно такой момент настанет, и, когда это случится, он будет рад получить союзника, в котором спокойствие Европы найдет большую поддержку. Король поэтому будет осторожен в каких-либо шагах, которые впоследствии затруднят или поставят помехи на пути этой основной цели. Изменения в Европе, ныне замышляемые, не настолько важны, чтобы для их предотвращения заставить Его Величество рисковать этими важнейшими соображениями» [9, с. 6]. Как видно, для Великобритании первостепенное значение продолжала играть Россия и возможность заключения с ней оборонительного союза, поэтому в польские дела империи британцы предпочитали активно не вмешиваться.

Неудивительно, что в ответ на обращение польского короля Станислава Августа к Георгу III с просьбой о защите, ему было объявлено:

«Английский король может выразить только надежду, что судьба и справедливость утешат его страдающего брата» [7, с. 217]. Парламент поддержал короля и в ноябре 1772 г. принял резолюцию о невмешательстве в русско-турецкую войну и в польские дела. Примечательно, что в парламенте в защиту Польши не раздалось ни одного голоса [11, с. 517-518, 521].

Как бы то ни было, но шведский и польский вопросы, а также неудачи с заключением оборонительного союза не могли не сказаться в целом на ухудшении отношений между Россией и Великобританией в 1770-х гг. Свою лепту внесли также безуспешные попытки англичан включиться в роли посредников в переговорный процесс России и Порты. Из донесений Ганнинга можно заключить, что данный вопрос на повестку дня в российско-британских отношениях не ставился.

В то же время, посол внимательно следил за ходом событий, связанных с переговорным процессом, и обо всем услышанном сообщал в Лондон.

В донесении Саффолку от 4 сентября 1772 г. посол повествовал о конгрессе, на котором обсуждались условия мирного договора. С российской стороны переговоры возглавил Григорий Орлов. Однако его миссия оказалась неудачной. Он, по сути дела, сорвал переговоры, когда начал их с того, «чем должен был их окончить» [1, с. 316], т.е. вопросом о независимости Крыма. Несмотря на то, что Орлов уже приступил к предварительному обсуждению ряда других вопросов, он внезапно потребовал полного признания независимости Крыма, но когда турецкие уполномоченные предложили обратиться к Порте за новыми инструкциями, отказался ожидать ответа и прервал конгресс, отправившись в свое имение. Ганнинг полагал, что Орлов «поступил диаметрально противоположно своим инструкциям» [Там же, с. 318], которые заключались в том, чтобы прежде независимости Крыма решить все другие вопросы. Предполагалось рассмотреть вопрос о независимости, «если возможно в широких размерах; но в случае, если бы это оказалось невыполнимым, приостановить переговоры до получения новых инструкций, смысл коих состоял бы в согласии на условия, действительно принимаемые турками» [Там же]. Несмотря на закрытие конгресса, российской стороной были предприняты попытки возобновления переговоров. Как извещал Ганнинг, А.М. Обрезкову и фельдмаршалу П.А. Румянцеву было выслано предписание вступить в сношения с великим визирем, и если усилия предоставить независимость Крыму останутся безуспешными, то российская сторона от этого вопроса вообще откажется, только бы заключить мир и покончить с войной. Императрица поручила вице-президенту Военной коллегии Захару Чернышеву отправиться к графу Орлову в его имение и выслать деньги ему и некоторым его подчиненным. Полагают, писал Ганнинг, что Григорию Орлову будет позволено вернуться ко двору в ближайшее время.

Чем объяснялось столь неадекватное поведение Григория Орлова на конгрессе, когда он осмелился нарушить данные ему императрицей инструкции и даже прервать переговоры? А дело в том, что свое внимание Екатерина в это время переключила на нового фаворита - А.С. Васильчикова. Смириться со своей отставкой числившийся официальным фаворитом на протяжении 12 лет Григорий Орлов не пожелал. Ганнинг в подробностях сообщал графу Саффолку о перипетиях при дворе, связанных с попытками отправить прежнего фаворита за пределы столицы. «Судьба Орлова еще не решена, - докладывал дипломат. - Ему предлагали различные условия, которые он до сих пор отвергал, настаивая на свидании с императрицей, но есть основания предполагать, что этого ему не дозволят, и что он будет удален отсюда. Удаление его, однако, будет настолько украшено, сколько то возможно при помощи значительной пенсии» [1, с. 321]. Спустя четыре дня Ганнинг дополнял: графу Орлову предложено сохранить занимаемые должности и выдавать 100 тыс. руб. жалованья с тем только условием, чтобы он никогда не приезжал ни в Петербург, ни в Москву. Однако граф продолжает от всего этого отказываться. Наконец, дело разрешилось. 26 сентября посол сообщал в Лондон: «Переговоры с графом Орловым почти окончены. Его уговорили выехать из Петербурга на год, вследствие чего он и брат его (Алексей Орлов. - Т.Л.) сохраняют свои поместья, доходы с которых вместе с назначенной ему пенсией составят 150 тыс. руб. в год. Кроме того, ему выдается денежная сумма для окончания его дома и великолепный столовый сервиз» [Там же, с. 325].

Пока вопрос с заключением мира не был решен, предложить императрице свое посредничество в переговорах с Турцией решили французы. Для этой цели они воспользовались визитом в Петербург известного просветителя Франции Д. Дидро. 12 ноября 1773 г. Ганнинг доносил графу Саффолку: граф Панин сообщил ему «конфиденциальным образом под условием глубочайшей тайны» о том, что г. Дидро, пользуясь постоянным доступом к императрице, вручил ей бумагу, полученную им от г. Дюрана (министра внешних сношений Франции. - Т.Л.), содержащую «предложения касательно условий мира с турками, который французский двор обязуется доставить в случае... если будет принято его посредничество» [Там же, с. 383]. Дидро, извиняясь за свой поступок, при встрече с императрицей объяснил, что не мог отказаться от требования французского министра, опасаясь, что по возвращении на родину может «быть ввергнутым в Бастилию» [Там же]. Екатерина на это отвечала, что извиняет «неприличие его поступка с условием, чтобы он в точности передал министру, что сделала она с бумагой, которую бросила в огонь» [1, с. 383]. К сказанному, продолжал посол,

Панин прибавил, что Дюран три раза был у него, предлагая «в тех же видах услуги короля», уверяя, «что одному только его двору известны намерения турок, что дает ему возможность оказать России более пользы, чем могут то сделать прочие ее друзья и союзники» [Там же, с. 384].

Однако Панин заверил британского дипломата: «никакие условия, предлагаемые России Францией, не побудят его согласиться на ее посредничество» [Там же, с. 385].

Англичане приободрились в надежде, что будут приглашены на роль посредников в мирных переговорах. Великобритания является единственной державой, «могущей выполнить роль бескорыстного посредника», утверждал Саффолк [Там же, с. 387]. Однако надеждам англичан не суждено было сбыться: императрица отказалась от посредничества любого государства в переговорах о мире с Портой и самостоятельно разрешила этот «гордиев узел». Благодаря успешным действиям русских войск в июне 1774 г. (победа А.В. Суворова при Козлудже и общее наступление армии) Турция подписала мир в Кючук-Кайнарджи 10 июля 1774 г. Условия мира были продиктованы командующим русской армией фельдмаршалом Румянцевым. Согласно этим условиям, к России переходили земли между Днепром и Южным Бугом, крепости в Крыму (Керчь, Еникале, Кинбурн), Азов и все земли до Кубани, а также Кабарда. Турция признала независимость Крымского ханства.

Русский торговый флот получил право свободного прохода по Черному морю и через проливы Босфор и Дарданеллы. Турция обязалась выплатить России 4 млн. руб. контрибуции. Народы Молдавии и Валахии формально оставались под властью Турции, но фактически уже были под протекторатом России. В мирном договоре имелись также статьи, которые облегчали положение угнетенных народов Балканского полуострова и Кавказа [3, с. 463].

Естественно, британцы не могли не отреагировать на такое важное событие. Граф Саффолк сообщал Ганнингу, что известие о заключении мира доставило «самое искреннее удовольствие» [1, с. 426] Его Величеству и всем его подданным. «Поздравляя русскую императрицу, - наставлял министр посла, - вы не преминете высказать ей все, что может убедить ее в искренности этого расположения. Наконец, мы видим русскую империю в том положении, которого давно для нее желали, освобожденную от трудностей продолжительной, хотя и славной войны» [Там же, с. 426].

Насколько искренним был британский министр, трудно сказать.

Во всяком случае, уже спустя два месяца после подписания договора он высказывал свое недовольство по поводу «молчания русских министров» [1, с. 431], которое они хранили при его подготовке. «Не могу не заметить, - писал Саффолк Ганнингу, - что молчание русских министров относительно условий их трактата с Портой, доказывает с их стороны недостаток откровенности и подобающей внимательности; и было бы, конечно, гораздо приличнее, если бы они при первом... случае сообщили бы нам копию со всего трактата» [Там же, с. 431-432]. Как видно, англичане были раздосадованы тем, что императрица не проинформировала их о деталях подготовки мирного договора и проигнорировала их желание выступить в роли посредников в переговорном процессе.

Присоединение к России новых территорий не обошлось без осложнений. 19 сентября 1774 г. Ганнинг сообщал Саффолку о недовольстве крымских татар вхождением в состав Российской империи. Они направили в Константинополь депутацию с просьбой заверить Порту в своем желании «остаться от нее в зависимости в том же размере, как и прежде» [Там же, с. 435]. Таким образом, заключал посол, исчезают все выгоды, «ожидаемые от столь хваленого трактата, заключенного. с депутатами хана в 1772 г., и от продолжения с тех самых пор тяжелой и разорительной войны ввиду приобретения для этого народа того, что, по всей вероятности, они никогда не намеревались принять» [Там же]. Примечательно, что Ганнинг высказывал предположение относительно того, что «иностранные интриги до некоторой степени участвовали в том, чтобы убедить татар к принятию подобного решения, усилив их природное отвращение от связи с этим государством» [Там же]. Естественно, подобные известия не могли не взволновать императрицу, которая сочла себя «сильно оскорбленной этим обстоятельством» [Там же]. Дипломат полагал, что даже крепости, сохраняемые Екатериной в этом крае, вряд ли удержат татар «в почтении» [Там же] и защитят ее торговлю. «Опасаюсь, - заключал Ганнинг, - что эта задача потребует трудов и издержек» [Там же].

Однако возникшие осложнения с крымскими татарами ничуть не умаляли значения одержанной Россией победы в войне с Портой. Оценивая значение договора 1774 г., С.М. Соловьёв замечал: «после Кайнарджий- ского мира на Россию нельзя было “прикрикнуть”. Условия договора заметно повысили международный вес России, одновременно вызвав острое недовольство со стороны ее политических соперников, прежде всего Австрии и Франции» [8, с. 280].

В январе 1775 г. Москва готовилась к визиту императрицы по случаю празднования победы над Турцией. Британский посол подробно описал церемонию прибытия Екатерины и ее ближайшего окружения в столицу. «После того, как были сделаны все предварительные приготовления для церемонии, войска были выстроены по улицам... императрица в сопровождении великого князя и княгини совершила свой торжественный въезд в эту столицу. Впереди Ее Величества ехали вице-канцлер, статс-дамы и главнейшие чины двора, а за Ее Величеством следовала лейб-гвардия. На главной улице, ведущей к кремлевскому собору, были воздвигнуты две триумфальные арки (украшенные эмблематическими изображениям многочисленных побед, одержанных в течение последней войны на суше и на море), под которыми Ее Величество прошла по пути к церкви, и, отслушав там молебен, отправилась во вновь отстроенный дворец, где ожидали ее три первых класса дворянства и те из иностранных министров, которые уже здесь» [1, с. 448]. Примечательно, что посол в секретной депеше обращал внимание на то, что во время церемонии «со стороны народа почти не было возгласов или вообще какого бы то ни было выражения хотя бы малейшего удовольствия» [Там же]. Он полагал, что визит императрицы в Москву неприятен как простому народу, так и дворянству. «Ее Величество заметила это и знает, что они питают к ней лишь весьма слабую привязанность также, как им известно неблагоприятное ее мнение о них», - заключал посол [Там же].

В июле 1775 г. состоялось награждение победителей по случаю завершения войны. Ганнинг подробно извещал свое руководство о том, кому и что было подарено императрицей. Фельдмаршалу Румянцеву было пожаловано поместье и 5 тыс. крестьян, а также 100 тыс. руб., столовый прибор, шляпа с лавровым венком, украшенная драгоценными камнями, ценой в 30 тыс. руб., бриллиантовая звезда и лента через плечо. Кроме того, ему вручили фельдмаршальский жезл и грамоту, прибавляющую к его фамилии название Задунайского. Граф Алексей Орлов получил 60 тыс. руб. и шпагу, украшенную «весьма ценными бриллиантами»

[1, с. 470-471], помимо грамоты, дающей ему название Чесменского. Генералу Потемкину были вручены грамота на звание графа русской империи и портрет Ее Императорского Величества, украшенный бриллиантами, для ношения на груди. Генерал Панин и князь В.В. Долгорукий получили по 60 тыс. руб., а также шпаги и бриллиантовые звезды.

Граф П.С. Салтыков был удостоен ордена Св. Георгия 2-й ст., а граф Иван Чернышёв - ордена Св. Андрея Первозванного. «Кроме того, - добавлял посол, - роздано несколько лент св. Александра Невского и сделано несколько производств по военному ведомству. Контр-адмирал Грейг произведен вице-адмиралом и назначен комендантом в Кронштадт» [Там же, с. 471].

Приобретения новых территорий Россией по условиям мирного договора не остались незамеченными англичанами. Как это не покажется странным, но они из этого попытались даже извлечь определенную выгоду для себя. В послании от 14 февраля 1775 г. граф Саффолк писал Ганнингу: «...очевидно, что держава эта (Россия. - Т.Л.) может извлечь много торговых выгод из последних своих приобретений на Черном море и свободного прохода по Дарданел[л]ьскому проливу, предоставленного ее купеческим кораблям. Этим путем произведения империи могут быть пересылаемы во все части Средиземного моря гораздо скорее и при меньшей затрате, чем через Балтийское или Северное море; кроме того плавание, будучи постоянно открыто, может служить прекрасной школой для моряков. Один только зерновой хлеб, выставляемый в огромном количестве губерниями, прилегающими к Черному морю, займет значительное число кораблей» [1, с. 442-443]. Саффолк подчеркивал, что ожидаемый наплыв населения, сопровождающий развитие торговли, усилит южную часть России, «уже подкрепленную Крымом, который, несмотря на свою номинальную независимость, может быть рассматриваем, в сущности, как русская провинция» [Там же, с. 443]. Глава внешнеполитического ведомства сетовал на то, что британские купцы, живущие в России и ведущие активное «участие в торговле этой страны со Средиземным морем», неминуемо понесут убытки «при переходе значительной части товаров на другой путь» [Там же]. В этой связи Великобритания должна использовать свои корабли для перевозки русских товаров и снабжения новых рынков произведениями своих мануфактур, «вознаграждая тем самым себя и своих купцов в потере, причиненной уклонением торговли от первоначального пути к путям вышеупомянутым» [1, с. 444]. Для достижения цели британским купеческим судам необходимо получить свободное плавание к русским портам на Черном море и обратно. Кроме того, продолжал Саффолк, торговый трактат между Великобританией и Россией может быть распространен на британских подданных, которые поселятся в этой местности. На его взгляд, русская императрица охотно предоставит свободный проход «кораблям всех народов», поощряя торговлю с новыми портами и устраивая торговые конторы, хотя «может оказать предпочтение подданным Великобритании, как заявляет в настоящую минуту» [Там же]. Завершая свое послание, Саффолк инструктировал посла: «Если же мои замечания и размышления справедливы, я попрошу вас деятельно заняться ими, приняв их за основание переговоров, целью коих должно служить расширение великобританской торговли. Я постараюсь указать вам важность этих уступок, а также и то, каким образом они могут быть направлены к нашей выгоде» [1, с. 445-446]. Как видно, англичане времени зря не теряли и предпринимали попытки воспользоваться плодами победы, одержанной Россией над Турцией.

Одной из серьезных причин, вызвавших ухудшение российско-британских отношений в 1770-е гг., послужили события, связанные с борьбой за независимость английских колоний в Северной Америке. Перипетии переговоров Великобритании и России о возможности оказания помощи метрополии против восставших колоний также нашли свое отражение на страницах дипломатической переписки сэра Ганнинга с графом Саффолком. Но этот сюжет достоин специального изучения и будет рассмотрен автором в другой статье.

Как бы то ни было, но миссия Ганнинга в Россию оказалась неудачной. Он не смог заключить союзный оборонительный договор.

Не добился участия Великобритании в переговорах о мире Российской империи с Турцией. Кроме того, не сумел привлечь российские войска для подавления восстания английских колоний в Северной Америке.

Все это побудило Саффолка отозвать своего посла из России «по состоянию здоровья».

По возвращении на родину Ганнинг прожил еще немало лет, пережив российскую императрицу, с которой ему пришлось вести трудный и, как оказалось, безуспешный диалог, на 20 лет. И хотя о подробностях этих лет жизни бывшего посла мало что известно, но в российскую историю он по праву может войти как очевидец случившихся при нем важных событий в истории России: русско-турецкая война, первый раздел Польши, Американская революция, Крестьянская война под предводительством Е.И. Пугачева и многое другое. И этими свидетельствами Роберт Ганнинг, безусловно, интересен нашим современникам.

Библиографический список

международный переговоры британский дипломатический ганнинг

1. Дипломатическая переписка английских послов и посланников при русском дворе // Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. XIX. СПб., 1876.

2. Виноградов В.Н. Дипломатия Екатерины Великой // Новая и новейшая история. 2001. № 6. С. 109-136.

3. История Европы. Т. 4. М., 1994.

4. Лабутина Т.Л. Неудачная миссия графа Бекингема. Из истории российско-британских отношений второй половины XVIII века // Новая и новейшая история. 2015. № 4. С. 173-186.

5. Лабутина Т.Л. Британский посол Джордж Макартни и его представления о екатерининской России // Новая и новейшая история. 2016. № 3.С. 166-180.

6. Родзинская И.Ю. «Естественные» союзники (Русско-английские отношения 60-70-х годов ХУШ в.) // Проблемы британской истории. М., 1972. С. 198-223.

7. Соколов А.Б. Навстречу друг другу. Россия и Англия в ХУІ-ХУІП вв. Ярославль, 1992.

8. Соловьёв С.М. Сочинения. Кн. XV. История России с древнейших времен. Т. 29. М., 1995.

9. Hom D.B. British public opinion and the first partition of Poland. Edinburg, 1945.

10. Roberts M. Essays in Swedish history. London, 1967.

11. The parliamentary history of England from Earliest Period to the year 1803. i “Vol. 17. London, 1813.

Размещено на Allbest.ru