Связи Киевской духовной академии с Афоном (1860-1910-е гг.)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Связи Киевской духовной академии с Афоном (1860-1910-е гг.)

Сухова Н.Ю.

Афон - Святая Гора, "монашеская республика" - имеет особое значение в истории Православной Церкви, это значение не умаляется и в современности. С одной стороны, это духовный центр, объединяющий монашествующих разных Православных Поместных Церквей, а через них - и весь православный мир. С другой стороны, афонская духовность, молитвенность, аскеза, устав являются камертоном для устремленности христианской жизни, поэтому в проблемные периоды епископат или отдельные представители Православных Церквей стараются получить духовную помощь от афонских насельников. Разумеется, и Русская Православная Церковь неоднократно обращалась за духовной помощью к Святой Горе, начиная с хрестоматийных примеров афонского опыта преподобных Антония Киевского (t 1703), Нила Сорского (t 1508), Максима Грека (t 1556), Паисия Величковского (t 1794) до вполне стабильно налаженной системы русско-афонских связей конца XIX - начала XX в.: русских монастырей и скитов на самом Афоне, их подворий в Константинополе и России, пароходов и пр. Тема "Россия и Афон" в последние годы привлекает внимание не только отдельных исследователей, но и научного сообщества в целом: об этом свидетельствуют проводимые конференции соответствующей тематики и издаваемые сборники статей.

Однако в этой теме есть особая страница, связанная с определенными проблемами: контакты со Святой Горой русского "школьного" богословия. Академическое богословие традиционно обвиняется в формализации и рационализации, оторванности от живой веры, духовной жизни, аскезы и молитвы - то есть, всего того, чем дорог христианскому миру Афон. Богословие "школьное" и молитвенное иногда противопоставляют друг другу или, по крайней мере, представляют их разделенными непреодолимой стеной. Однако исторические факты свидетельствуют о противном, о теснейших связях, сложившихся у российской духовной школы со Святой Горой. Наиболее активно в этих контактах участвовала Киевская духовная школа, причем во второй половине XIX - начале XX в. эти контакты имели две составляющие: с одной стороны, профессора, выпускники и студенты КДА паломничали на Афон, обретая там духовную поддержку; с другой стороны, сами профессора и выпускники академии занимались исследованиями, связанными с историей и рукописным наследием Афона, а также содействовали афонским инокам в их научной деятельности. При этом афонская тема неоднократно вызывала научные дискуссии, причем как методологического характера, связанные с принципами богословия как науки, так и содержательного, связанные с "загадкой Афона".

Началом новой эпохи в связях КДА со Святой Горой можно считать посещение летом 1859 г. Афона выпускником и бывшим бакалавром академии архимандритом Антонином (Капустиным), служившим с 1850 г. настоятелем церкви при русском посольстве в Афинах. Архимандрит Антонин, даже оставив преподавательскую деятельность, не разрывал тесной связи с родной академией, сообщая ей о своих путешествиях, новых впечатлениях, исследованиях, находках. Разумеется, и столь важное событие, как паломничество на Святую Гору, не могло остаться незаметным - уже через полгода архимандрит Антонин начал представлять в академию свои обработанные путевые заметки "Заметки поклонника Святой Горы"1. Характерно, что первая часть "Заметок" была опубликована в первом номере новоучрежденного журнала "Труды Киевской духовной академии", вводя тем самым тему Афона непосредственно в жизнь КДА и всей российской духовной школы. Конечно, выпускники и студенты академий и раньше знали о духовной связи России и Святой Горы; читали с увлечением, как и все жители Российской империи, письма и сочинения иеросхимонаха Сергия [ (Веснина)] СвятогорцаАнтонин (Капустин), архим. Заметки поклонника Святой Горы // Труды Киевской духовной академии (далее: ТКДА). 1860. № 1; 1861. № 2, 10, 11; 1862. № 5, 6, 11; 1863. № 1, 4, 5; отд. изд.: К., 1864. Сергий (Веснин), иеросхимон. Путеводитель по Св. Афонской горе и указатель ее святынь и прочих достопамятностей. М., 1854; Он же. Нынешний Русский Пантелеимонов монастырь на Св. Горе Афонской. СПб., 1854; Он же. Письма к друзьям о Святой Горе Афонской. СПб., 1856; Сочинения и письма Святогорца, собранные после его смерти. СПб., 1858.

Сергий (Веснин Симеон Авдиевич; 1814-1853) - русский инок, в монашестве Серафим, с 1843 г. на Афоне, с 1844 г. в схиме; его сочинения об Афоне были очень известны в России.. Но, увиденный не просто современником, а выпускником академии, говорившим современным научным языком, далекий Афон стал ближе и понятнее. Святогорские монастыри, скиты, "исторические кельи", особо чтимые иконы и праздники с долгими всенощными, живое преемство "высокого учения любомудрия подвижнического"Антонин (Капустин), архим. Заметки поклонника Святой Горы // ТКДА. 1862. № 5. С. 80. - вся тайна и реальность Афона сопряглись с "киевской ученостью". Богословы- теоретики не могли не задуматься над "своей логикой" Святой Горы, сформировавшейся многовековым монашеским подвигом и молитвой, о которой писал архимандрит АнтонинТам же. С. 104.. Автор "Записок" выделял три главных темы, интересные для ученого-богослова и важные в дальнейших отношениях КДА и Святой Горы: история Афона, с ее загадками; рукописные сокровища монастырских библиотек, к которым отчасти успел прикоснуться о. Антонин и даже включил в свои заметки описания некоторых памятников; святогорское братство всего православного мира, сошедшееся "для упражнения в добродетели"Там же. // ТКДА. 1860. № 1. С. 166. и являющееся исторической реализацией исповедуемого единства Православной Церкви. При этом архимандрит Антонин не закрывал глаза на имеющиеся проблемы, в частности, в отношениях греков и русских, особенно близко соприкасавшихся в "Русике" - Пантелеимоновом монастыре, но уповал на то, что святость Афона препобедит всё и "покажет некогда миру высокий пример христианского общества, в котором действительно исчезнут и имена и понятия эллина, скифа, варвара..."Там же.. афон православный духовный

Интересным представляется и замечание архимандрита Антонина о связи богословия академического и молитвенного. Обращая внимание на несчастную судьбу всех афонских училищ, которые "не раз были заводимы то тою, то другою обителью, то всеми вместе", но "никогда не шли успешно", о. Антонин задумывался над этим парадоксом. В самом деле: где, как не на Святой Горе, можно найти место, более приспособленное "для преподавания богословия во всех его видах и отраслях - церковного проповедания, церковного законодательства, церковной истории. истории христианского подвижничества, истории христианских искусств"? Или "школьная" ученость, с ее опасностями "ученых и потом строптивых послушников" не подходит под "общее правило монашеского жития"? Сам о. Антонин категорически был не согласен с последним, а корень проблемы видел в "самом способе обучения", который он называл "эллинским", построенном на изучении древних греческих писателей и не имеющим ничего общего с христианским богословием как таковымСм.: Там же. С. 242-244..

Заметим, что поездка архимандрита Антонина на Афон в 1859 г. имела еще одно крайне важное следствие для КДА: знакомство ее выпускника с русскими святогорцами, имевшими интерес к ученым занятиям, прежде всего, с монахом Азарией (Попцовым). Последний разделял интерес архимандрита Антонина к церковной древности и, хотя не обладал академическими знаниями, имел возможность наводить справки в афонских архивах, фотографировать нужные документы и делать рукописные копии, при необходимости даже покупать редкие книги и рукописи.

В 1865 г. викарным епископом Киевской митрополии был определен знаменитый путешественник и знаток Православного Востока епископ Порфирий (Успенский). Преосвященный Порфирий был выпускником не КДА, а СПбДА, однако будучи не просто образованным архиереем, а ученым-исследователем, доктором "эллинской словесности", довольно основательно включился в жизнь местной академии. В частности, с первого же года пребывания в Киеве епископ Порфирий стал публиковаться в "Трудах" академии, и Православный Восток со всем его колоритом, древними текстами, артефактами, историческими загадками стал постоянной составляющей академической жизни.

Именно в "Трудах Киевской духовной академии" в июне 1871 г. началась публикация самого "ученого" и неоднозначно оцениваемого труда преосвященного Порфирия - "Истории Афона"Порфирий (Успенский), еп. История Афона // ТКДА. 1871. № 6, 8, 9, 11; 1872. № 6; 1873.. Весь труд, постепенно появлявшийся на страницах нового издания, строился хронологически и состоял из трех частей: "Афон языческий" (с 2500 г. до Рождества Христова по IV в. христианский), "Афон Христианский" (с 309 по 676 г.) и "Афон монашеский" (с 676 по 1860 г.) В 1870-х гг. этот труд был опубликован не полностью: завершающие главы остались в рукописи и были опубликованы уже после кончины преосвященного автора. Пафос преосвященного автора состоял в стремлении к правде, на служение которой он надеялся поставить современную науку с ее критическим аппаратом. Позиция епископа Порфирия была твердой и бескомпромиссной: "Без правды история есть потешная сказка, а с нею она - дельное и полезное занятие"9. При этом он не сомневался в том, что стремление к истине подразумевает критическое отношение ко всякому афонскому преданию, сказанию и источнику: "Достоверны ли эти предания? Подтверждаются ли непрерывно преемственностью жителей Афона и тамошними дееписаниями, как то царскими и патриаршими грамотами, судебными делами и четь-минейными сказаниями? Не противоречат ли им? Не выдуманы ли намеренно? Не основаны ли на сновидениях, принятых за откровения свыше, что иногда бывает у монахов?

Не искажены ли? Не должны ли быть понимаемы в переносном смысле? Оправдываются ли византийскими историками? Не отвергаются ли здравомыслящими и учеными афонитами, как выдумки, сочиненные для корыстного поддержания Афона и для прославления некоторых монастырей там, будто бы современных Константину Великому и даже апостолам и Богоматери? А книги, в которых записаны оные предания, не содержат ли в себе пустые толки простодушных монахов? Да и древни ли эти книги? И есть ли в них ссылки на подлинные древнейшие дее- писания, которых весьма много в монастырях афонских?"Порфирий (Успенский), еп. История Афона // ТКДА. 1871. № 9. С. 334. Там же. С. 335..

Так, последовательно применяя критический подход к имеющимся источникам, епископ Порфирий приходил к выводу, что "Богоматерь не была на Афоне, и быть там не думала", а "Сказание о пришествии Богоматери на Афон", на которое традиционно ссылались авторы всех последующих "сказаний" и "историй", "появилось между 1568 и 1659 годами вследствие ревнивого желания иверогреческих монахов придать своему монастырю глубочайшую древность", поводом же к этому послужило "ходячее, народно-монашеское предание о начале христианства на Афоне, со временем исказившееся, и смешавшее первое появление иконы Богоматери на Афоне с личным прибытием Ее туда" (курсив епископа Порфирия. - Н. С.)11.

Появление этого сочинения в академическом журнале было очень символично: попытка подойти к истории Святой Горы с научно-критическими требованиями, подвергнуть тщательной проверке устоявшиеся предания, опираясь только на первоисточники, вполне отвечала состоянию духовно-академической учености 1860-70-х гг., охваченной историко-богословским порывомОб этом более подробно см.: Сухова Н.Ю. "Историко-богословская революция" в высшей духовной школе России // Филаретовский альманах. М.: ПСТГУ 2013. Вып. 9. С. 135-169.. Современники отнеслись к труду епископа Порфирия неоднозначно: сама попытка критического подхода к благочестивым сказаниям, как казалось многим, противопоставляет науку благоговейному отношению к святыням, дерзновение проверить анализом то, что требует лишь веры, расценивалось как дерзость. Выводы же преосвященного автора о подложности многих афонских преданий, принципиальной корректировке самого устоявшегося представления о начале христианства на Афоне казались дерзким поруганием того, что всегда было критерием духовной высоты. Только лишь критика не только привычного, но ставшего хрестоматийным понимания Афона как жребия евангельской Пресвятой Богородицы подразумевала непростое восприятие. Но преосвященный Порфирий предпринимал свои исследование с самыми благочестивыми намерениями: "Жаль, что такое священное место, как Афон, оболгано, и при такой жалости сильно хочется сказать о нем правду, ту самую правду, которая кроется в архивах афонских"Порфирий (Успенский), еп. История Афона // ТКДА. 1871. № 6. С. 571.. Этот тезис стал не только апологией самого труда преосвященного Порфирия, но и перспективой для дальнейших отношений КДА и Афона: с одной стороны, желание начальствующих, учащих и учащихся академии напитаться "священностью" Афона, с другой стороны, понимание, что архивы афонских обителей таят важные источники как для истории самой Святой Горы, так и для истории Православной Церкви в целом, ее монашества, богослужения, святоотеческого наследия. В дальнейшем епископ Порфирий, став членом Церковно-археологического общества КДА, продолжал возбуждать у профессоров и студентов научный интерес к Афону.

Реальное включение киевской духовно-академической корпорации в изучение истории и наследия Афона не заставило себя ждать. Новый Устав духовных академий, введенный в КДА в 1869 г., стимулировал все инициативы, способствовавшие развитию науки, в частности, командировки, не только внутрироссийские, но и зарубежные, связанные с поиском и изучением источниковВысочайше утвержденный 30 мая 1869 г. Устав православных духовных академий // Полное собрание законов Российской империи. Второе собрание. Т. 44. Отд. 1. СПб., 1873. № 47154. § 170. С. 555.. Уже весной 1870 г. Совет КДА ходатайствовал о разрешении летней поездки заграницу профессора по кафедре истории Древней Церкви Ф.А. Терновского. Путешествие предполагалось кратким, но очень насыщенным и имело два концентра: познакомиться с церковными древностями в афонских монастырях и в музеях Западной Европы (Дрезден, Берлин). На Афоне профессор провел всего 17 дней, но успел посетить 24 обители и убедиться в том, что "для занимающегося церковною историею... Афон совмещает в себе все условия, каких не может дать никакой церковно-археологический музей"Терновский Ф. Собрания церковных древностей на Афоне, в Дрездене и в Берлине // ТКДА. 1882. № 12. С. 410-411.. При этом Ф.А. Терновский, руководствуясь трудами архимандрита Антонина и епископа Порфирия, заостряет внимание на парадоксе афонских древностей: "с точки зрения археологии Афон представляет собою богатейший церковно-археологический музей, но так сказать - в извращенном виде; то, что менее важно для археологии, находится сверху; то, что более важно - запрятано в самый низ: и то, и другое обставлено неверными показаниями". Терновский считал этот тип церковно-археологического музея "коллекцией святынь" - одновременно ценнейшим и загадочным, требующим определенного "ключика". То есть, "для рядового любителя древностей, дилетанта науки, Афон малополезен"; для того же, кто является на Афон "во всеоружии исторической науки", Святая Гора является кладезем ценнейших находок, которые не только дополняют историю христианства, но и способны существенно ее скорректироватьТерновский Ф. Собрания церковных древностей на Афоне, в Дрездене и в Берлине // ТКДА. 1882. № 12. С. 415..

Путешествие Ф.А. Терновского имело два важных следствия. Во-первых, он предпринял первую попытку организовать в КДА церковно-археологическое общество, при котором мог бы быть учрежден желаемый музей. И хотя на первых порах деятельность предполагаемого общества имела "характер приемной комиссии для разбора и оценки археологического достоинства жертвуемых в музей древностей", начало было положеноТам же. С. 409.. Во-вторых, Ф.А. Терновский продолжил контакты со святогорца- ми, начатые архимандритом Антонином, содействуя публикации 86 актов русского Пантелеимонова монастыря на Афоне, собранных и подготовленных к публикации уже упомянутым монахом Азарией при участии архимандрита АнтонинаОб этом соработничестве более подробно см.: Русский Афон XIX-XX веков. Т. 5: История Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне с 1735 до 1912 года. Святая Гора Афон, 2015. С. 508-517.. В издание были включены греческие, сербские, русские, угро-влахийские и молдавские акты 1036-1833 гг., и это открывало дальнейшие перспективы изучения истории РусикаАкты Русского на Святом Афоне монастыря святого великомученика и целителя Пантелеймона. К., 1873..

С этого времени поездки киевских богословов на Святую Гору стали почти привычным делом, причем паломнические стремления и научные интересы были неразрывно связаны. Эти контакты охватывали не только профессоров, но и студентов КДА. Так, в 1870-1880-х гг. студенты академии совершили несколько паломничеств на Афон. Первое прошение о разрешении заграничного паломничества по святым местам Афона, Синая и Иерусалима было подано в мае 1870 г. студентами третьего курса иеродиаконом Анатолием (Тихаем) и Сергеем ТерновскимЦГИАУ Ф. 711. Оп. 3. Д. 852. Л. 7-9, 12.. Иеродиакон Анатолий вообще считался среди студентов КДА большим авторитетом в афонской теме: еще обучаясь в Кишиневской ДС, он прервал этот процесс, четыре года подвизаясь на Афоне в Зографском монастыре (1862-1866), принял там монашество и лишь затем вернулся в семинарию и, закончив ее в 1867 г., поступил в КДА. Но в 1870 г. поездки студентов не были самостоятельными: о. Анатолий в качестве секретаря при ректоре КДА архимандрите Филарете (Филаретове), который посетил Святую Землю и СинайОб этом путешествии более подробно см.: Сухова Н.Ю. "Стояще бяху ноги нашя во дво- рех Твоих, Иерусалиме": паломничества профессоров и студентов Киевской духовной академии в Святую Землю (1870-1914 гг.) // ТКДА. № 18. К., 2013. С. 237-238.; С. Терновского брал с собой брат, вышеупомянутый профессор Ф.А. Терновский.

В дальнейшем путешествия предпринимались студентами КДА неоднократноЦГИАУК. Ф. 711. Оп. 3. Д. 1561. Л. 1-6; Там же. Д. 1788. Л. 1-6 об.. Наиболее ярко в паломнической истории КДА отразились две студенческие поездки, летом 1883 г. и летом 1884 г. Весной 1883 г. студенты академии, окончившие 2-й курс, Авксентий Стадниц- кий и Виктор Лотоцкий ходатайствовали о представлении им отпуска и документов для поездки на Православный Восток на время летних вакацийТам же. Д. 1561. Дело о предоставлении отпуска студентам Стадницкому и Лотоцкому для поездки на Афон. 1883. Л. 1-6.. Инициатором был А. Стадницкий, загоревшийся мыслью посетить Святую Гору после рассказов приятеля по Кишиневской ДС Т. Чернятынского, "следуя своему безотчетному чувству"Дневник паломника-студента на Афон // ТКДА. 1885. № 5. С. 300.. Их стремление отправиться на поклонение святыням удостоилось не только разрешения, но и высокого одобрения ректора академии архимандрита Сильвестра (Малеванского), считавшего очень полезным для будущих богословов и пастырей опыт монастырской жизни и "переживания святыни"Там же. С. 301.. Конечно, само вхождение в жизнь международной "монашеской республики"; 14-часовые всенощные бдения, после которых с непривычки "ноги положительно представляли одну сплошную массу мяса", но которые оставляют неизгладимое впечатление; "общая трапеза, напоминавшая... первобытные времена христианства, когда всё было общее и все в единомыслии принимали участие в преломлении хлеба", не могли не произвести сильного впечатления на молодых паломниковТам же. 1886. № 2. С. 101.. Они удостоились особого внимания русских "афонитов" архимандрита Макария (Сушкина), схиархимандрита Нифонта (Четверикова), архимандрита Мисаила (Сапегина), иеросхимонаха Агафодора (Буданова), с которыми в дальнейшем даже обменивались письмамиРусский Афон XIX-XX веков. Т. 10: Письма выдающихся церковных и светских деятелей России старцам Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне. Святая Гора Афон, 2015. С. 474-492..

Летом следующего, 1884 г. в паломничество на Афон отправились уже четыре студента КДА, окончившие 3-й курс: два уже бывалых, Авксентий Стадницкий и Виктор Лотоцкий, и их однокурсники Иван Стрельбицкий и Владимир Неклепаев. К поездке присоединился брат И. Стрельбицкого епископ Модест, викарий Холмско-Варшавской епархии, выпускник КДА 1853 г. Впрочем, студенты действовали достаточно самостоятельно. Эта экспедиция имела резонанс в печати, причем авторы заметок явно придавали повышенное значение студенческому путешествиюКиевские епархиальные ведомости. 1884. № 14. С. 636; Церковно-общественный вестник. 1884. № 94. С. 5 и др.. Следует, разумеется, обратить внимание на контекст тех лет: расцерковление российского общества трудно было не заметить, еще не стала воспоминанием трагедия марта 1881 г., новое царствование началось с попыток повернуть процесс вспять, но это вело к самым неожиданным последствиям. Характерной чертой стали нестроения в учебных заведениях, студенты составляли заметную часть нелегальных обществ, что предвещало самые печальные перспективы. Разумеется, благочестивая устремленность студентов духовной академии к святыням было радостным симптомом, и неудивительно, что Авксентию Стадницкому, который вел и в первом, и во втором путешествии паломнические записки, было предложено опубликовать их в "Трудах Киевской духовной академии"Дневник паломника-студента на Афон // ТКДА. 1885. № 6, 7, 9; 1886. № 1, 2, 4, 5, 7, 8 (отд. изд.: Стадницкий А.Г. Дневник студента-паломника на Афон. К., 1886). Переизд.: Стадницкий А.Г. Дневник студента-паломника на Афон. К., 1886; Митрополит Арсений (Стадницкий). Дневник. 1880-1901. Т. 1. / Пред. свящ. Г. Ореханов, О.Н. Ефремова и др.; прим. и биогр. свед.: О.Н. Ефремова и др. М., 2006. С. 106-224.. Переживания молодого богослова, в будущем известного церковного деятеля, священномученика митрополита Арсения при посещении святынь могли быть полезными его сверстникам.

А. Стадницкий писал искренне, не скрывая специфических черт афонской жизни, неожиданных встреч, неоднозначных чувств. Это ярко иллюстрируют, например, его размышления о "либералах-монахах", встреченных в Русике: не имевших образования, но усердно читавших книги богословско-философского содержания, считавших некоторые правила строгого устава "мелочными" и позволявших в соблюдении этих правил вольности. Впрочем, выводы паломничавшего студента были вполне оптимистичны: к "либералам" принадлежали монахи, находившиеся "на низшей ступени высокой монашеской жизни и не утвердившиеся еще в ней, а потому и подвергающиеся искушениям всякого рода"; и эти монахи, "руководимые своими опытными старцами, утверждаются в иноческом подвижничестве"Дневник паломника-студента на Афон // ТКДА. 1886. № 1. С. 106-107.. Публикация А. Стадницкого внесла в уже устоявшийся жанр "паломнических дневников" свежую струю.

В эти же годы отношения КДА с Афоном получили новый импульс, связанный с "чужаком" для академии, выпускником КазДА 1882 г. А.А. Дмитриевским, приглашенным в 1884 г. Советом КДА на кафедру церковной археологии и литургики. Несмотря на то, что Дмитриевский был "со стороны", он очень быстро и гармонично включился в киевскую традицию, и в личном, и в учебном, и в научном отношенияхО тесных личных отношениях А.А. Дмитриевского с членами киевской духовно-академической корпорации можно судить, например, по их письмам к Дмитриевскому. Так, близкие дружеские отношения связывали А.А. Дмитриевского с С.Т. Голубевым, о чем свидетельствуют письма последнего: ОР РНБ. Ф. 253 (А.А. Дмитриевский). Оп. 1. Д. 412..

Следует отметить, что в апреле 1885 г. скончался великий путешественник по Востоку епископ Порфирий (Успенский), и эстафету приняло новое поколение любителей Востока, среди которых А.А. Дмитриевский был наиболее яркой личностью - по крайней мере, по частоте поездок и их научной результативности. О понимании Алексеем Афанасьевичем этой роли свидетельствует его "памятный" доклад, прочитанный 13 января 1886 г. в Церковно-археологическом обществе при КДА и посвященный "дорогим могилам" преосвященного Порфирия (Успенского) и профессора МДА И.Д. МансветоваДмитриевский А.А. Поминки Преосвященного Порфирия Успенского и профессора Московской духовной академии И.Д. Мансветова (Краткий очерк учено-литературной деятельности их) // ТКДА. 1886. № 3. С. 331-391.. А.А. Дмитриевский отмечал особенности нового этапа, который стал необходимым в изучении Православного Востока в целом и Афона в частности: систематичность и профессионализм должны прийти на смену случайным находкам отдельных энтузиастов. Молодой литургист высоко оценивал наследство преосвященного Порфирия, оставленное отечественной науке: "Богатое собрание рукописей церковно-славянских и русских, греческих, арабских, сирийских, эфиопских, грузинских и на других языках" является "бессмертной заслугой" преосвященного Порфирия для исторической и церковно-археологической наукиТам же. С. 334-335.. Однако эти собранные материалы мало исследованы и недостаточно освещены, их публикации случайны, без какой-либо системы, не определено само научное значение выявленных памятников и их место "в ряду источников по тому или другому вопросу из церковной археологии или церковного православного богослужения"Там же. С. 332-333.. Это и являлось, с точки зрения Дмитриевского, непосредственной задачей нового поколения церковных историков, археологов и литургистов.

Летом 1886 г. А.А. Дмитриевский предпринял первую поездку на Православный Восток с коллегами по академии: А.А. Олесницким, К.Д. Поповым и Ф.Я. Покровским. Так как в связи с перестройкой академических зданий вакации в КДА продлились на месяц, для путешествия был испрошен отпуск за границу с 15 мая по 1 октябряИзвлечение из протоколов Совета КДА за 1886 г. К., 1887. С. 105.. Наиболее опытным в организации путешествия был ординарный профессор по кафедре еврейского языка и библейской археологии А.А. Олесниц- кий, побывавший в Святой Земле еще в 1873-1874 гг. и стремившийся именно туда и на этот раз. К.Д. Попов и Ф.Я. Покровский были вполне солидарны с более опытным коллегой, причем для Покровского, преподававшего библейскую историю, это стремление усугублялось и профессиональным интересом. Однако у А.А. Дмитриевского были более широкие планы: он надеялся найти в библиотеках Константинополя, Афин и, конечно же, Афона, интересующие его рукописиОтрывок дневника путешествия на Афон. 27-30 мая 1886 г. (ОР РНБ. Ф. 253. Д. 25. Л. 1-10).. Друзья по академии считали, что эта "архивная разведка" положит основу докторской диссертации А.А. Дмитриевского и в письмах подгоняли его научное рвение: "Спеши на Афон!"Письмо С.Т. Голубева от 30 июня - 1 июля 1886 г. (ОР РНБ. Ф. 253. Оп. 1. Д. 412. Л. 1 об.)..

Проведенная разведка дала самые положительные результаты: восточные архивы, в частности, афонские содержали ценные источники - только за краткую летнюю поездку удалось выявить и описать более 100 богослужебных рукописей. И уже в ноябре, только вернувшись в Киев, А.А. Дмитриевский вошел в Совет с прошением о командировке на Православный Восток на целый год: "Самостоятельная и вполне научная разработка истории богослужения Православной Церкви... ставит преподавателя академии по литургике в необходимость изучать первоисточники православного богослужения, т. е., богослужебные рукописи и старопечатные книги церквей греческой и южно-славянской"Извлечение из протоколов Совета КДА 19 декабря 1886 г. К., 1887. С. 57-58.. Первым местом, содержащим "наидревнейшие первоисточники этого богослужения", был указан АфонТам же. С. 59-60.. Совет КДА признал "пользу и целесообразность" этой командировки, ходатайство удалось, и летом 1887 г. Дмитриевский был официально командирован заграницу на год для научной работыОР РНБ. Ф. 253. Д. 6. Л. 1-2.. За время этой командировки были обследованы библиотеки, в том числе Афона, что дало богатейший материал: описание 410 греческих и 60 славянских рукописей, 42 греческих фрагментов. Эта командировка была только началом отношений А.А. Дмитриевского с Афоном: он работал в архивах афонских обителей летом 1889, 1891, 1893, 1896, 1897, 1898 гг. В 1903 г., отправившись очередной раз на Афон, А.А. Дмитриевский взял с собой только что окончившего КДА Л.Д. НикольскогоСообщения Православного Палестинского общества. 1903. Т 10. С. 566-572.. Последний писал кандидатскую диссертацию под руководством А.А. Дмитриевского на тему: "Афонская живопись (историко-археологический этюд)"Отзыв А.А. Дмитриевского о диссертации Л. Никольского см.: Извлечение из протоколов КДА за 1902/03 уч. г. К., 1903. С. 358-359; отзыв Н.И. Петрова об этом же сочинении: Там же. С. 359-364., поездка была в определенном смысле подарком, заслуженным любовью к Афону, которой зажег его учитель.

По мере более пристального и специального знакомства с Афоном, работы с его архивами у А.А. Дмитриевского складывалось личное видение истории Святой Горы, и он еще более строго оценивал соответствие современным научным требованиям "Истории Афона" архимандрита Порфирия. Так, в рецензии, составленной в 1894 г. в связи с изданием завершающих глав этого трудаПорфирий (Успенский), еп. Восток Христианский. История Афона. Ч. III. Афон монашеский. 1) Судьба его с 911 по 1861 год. Отделение второе. 2) Оправдания истории Афона (то есть приложения к этому отделению) / Под ред. П.А. Сырку. СПб., 1892., Дмитриевский замечал, что рецензируемый труд "во многих отношениях не удовлетворяет тем требованиям, какие предъявляет наше время к подобного рода сочинениям"Отзыв о сочинении епископа Порфирия (Успенского) "Восток Христианский. История Афона. Ч. III. Афон монашеский" // Византийский Временник. 1894. Т. 1. С. 413.. Из этих требований Дмитриевский выделял: строго обдуманный план и логику работы; многостороннее изучение всей литературы по затрагиваемым вопросам; не только обстоятельное знакомство с первоисточниками, письменными и вещественными, но и строго-критическую их проверку по всем параметрам, выстраивание в строгой хронологической последовательности; применение историко-генетического и историко-сравнительного методов. С точки зрения А.А. Дмитриевского, преосвященный Порфирий, ставя целью составление критической истории Святой Горы, этой цели не достигает по трем причинам. Во-первых, вместо "связного генетически-последовательного рассказа" о внутренней и внешней судьбе "монашеского Афона" автор дал лишь "перечет" источников и фактов в хронологическом порядке. Во-вторых, у преосвященного Порфирия отсутствует полнота источниковой базы: в "разливанном святогорском море" весьма часто "закидывал свои научные мрежи" не на глубины его, а потому и не смог выловить всех важных источников. В-третьих, преосвященный Порфирий не выдерживает полноту заявленного "критицизма": при отсутствии достоверных источников он использует те же сказания и устаревшую историографию, то есть, и в методе изложения, и в подборе источников недалеко уходит от критикуемых им же "старых книжных летописцев"Там же. С. 414-415.. Были у А.А. Дмитриевского и содержательные замечания: "Иноки св. Горы, по изображению преосв. Порфирия, только и делают, что ведут между собою тяжбы и споры... будто бы бездействуют и совершенно забывают о том, что они светочи мира."Там же. С. 416.. То есть, то главное, что и создает "загадку Афона", архимандритом Порфирием было раздроблено, с точки зрения Дмитриевского, на земное и сиюминутное; стремление к истине привело к ее потере. Однако, справедливости ради, следует отметить, что в дальнейшем Дмитриевский неоднократно отсылал к "Истории Афона" преосвященного Порфирия всех интересующихся "внутренним устройством св. Афонской горы"Дмитриевский А.А. Русские на Афоне: Очерк жизни и деятельности игумена русского Пантелеимоновского монастыря священноархимандрита Макария (Сушкина). СПб., 1895. С. 5..

Результатом поездок А.А. Дмитриевского на Восток стало не только фундаментальное научно-аналитическое описание многочисленных рукописей, заложившее основу для дальнейших историко-литургических исследований и самого автораДмитриевский А.А. Путешествие по Востоку и его научные результаты. К., 1890; Он же. Современное богослужение на Православном Востоке. Вып. 1. К., 1891; Он же. Описание литургических рукописей, хранящихся в библиотеках Православного Востока. Т. 1: Тишка. Ч. 1: Памятники патриарших уставов и ктиторские монастырские Типики. К., 1895; Тишка (addenda et corrigenda). К., 1896; T II: Еи^оХО^іа. Там же, 1901; T III (первая половина): Тишка. Ч. 2. Пг., 1917 и др., и его коллег, последователей, учеников, но и огромное количество статей, в том числе, на афонские сюжеты. Кроме того, Дмитриевский приобретал при всякой возможности рукописи славянские и греческие, и у него составилась ценная коллекция литургических источников XII-XV вв. из библиотек Хиландара, монастыря св. Павла и др. А.А. Дмитриевский выполнил данное самому себе задание: разработать для исследования рукописей методологическую систему, а также "матрицу", позволяющую, с одной стороны, определять место и значение каждого обнаруженного источника в истории православного богослужения, с другой стороны, выделять в этой истории "лакуны", требовавшие дополнительных поисков и кропотливого исследования.

Но афонская тема в КДА имела не только собственно научную составляющую, важным было и личное общение с насельниками святогорских обителей, и это общение тоже в 1880-1910-х гг. стало гораздо активнее. Особый интерес, конечно, представлял "русский Афон". Общение киевлян с афонцами отчасти зафиксировано в письмах, сохранившихся в архивных фондах профессоров КДА и афонских архивах, и некоторые из них становятся доступными благодаря ценной серии "Русский Афон XIX-XX веков"Русский Афон XIX-XX веков. T 10: Письма выдающихся церковных и светских деятелей России старцам Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне. Святая Гора Афон, 2015; Т 11: Переписка библиотекаря Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне отца Матфея с учеными востоковедами России и других стран. Святая Гора Афон, 2015; сведения есть и в других томах этой серии.. Но "русскому Афону" посвящались и специальные исследования, среди которых выделяется работа А.А. Дмитриевского, написанная через несколько лет после кончины игумена Пантелеимонова монастыря Макария (Сушкина, f 19 июня 1889 г.) и посвященная его памяти. Интерес к этой работе привлекает, кроме всего прочего, связанная с ней дискуссия автора с коллегой по академии К.Д. Поповым, назначенным рецензентом этой монографии: последняя была подана автором на соискание премии митрополита Макария (Булгакова). А.А. Дмитриевский ставил задачу широко: не только составить жизнеописание и дать характеристику "высоко-подвижнической и истиннопатриотической деятельности" почившего игумена, но и выявить тайну "высокого идеала афонского монашества", живым олицетворением которого являлся о. МакарийДмитриевский А.А. Русские на Афоне: Очерк жизни и деятельности игумена русского Пантелеимоновского монастыря священноархи мандри та Макария (Сушкина). СПб.,

1895. С. 1-2.. Свое дерзновение Дмитриевский обосновывал тем, что, неоднократно путешествуя на Афон и долговременно пребывая там (в общей сложности 9 месяцев за 6 посещений), он настолько тесно сблизился с насельниками русского монастыря и изучил "характер, быт и состояние современного русско-афонского монашества вообще", что смог отчасти разгадать "загадку Святой Горы".

В своей рецензии К.Д. Попов в каком-то смысле вернул А.А. Дмитриевскому те укоры, которые последний относил не так давно к преосвященному Порфирию. Признавая полноту составленного жизнеописания архимандрита Макария и ценность собранных "документальных данных", умножающих фактическую сторону истории Пантелеимонова монастыря, К.Д. Попов отказывался признать рецензируемый труд "оригинальным научным сочинением", так как в нем "господствует компиляция и загромождение ненужными выписками при полном отсутствии критики и обсуждения материала"Попов К. [Рец.:] Дмитриевский А.А. Русские на Афоне... // Извлечения из протоколов Совета КДА за 1899/1900 учебный год. К., 1901. С. 37-38.. И в этом случае были содержательные замечания. С точки зрения рецензента, Дмитриевский неправильно оценивал "характер подвижничества, практикуемого в Пантелеимоновом монастыре", усматривая в нем "идеал истинного монашества", стремление к очищению внутреннего человека, которое осуществляется посредством суровых подвигов, "внешних религиозных упражнений", "великих телесных добродетелей", послушанийТам же. С. 19-25.. Попов настаивал на том, что высший аскетический идеал не достигается внешними религиозными упражнениями (богослужение, келейное правило) и телесными трудами, все указанное может лишь готовить своих насельников к переходу на более высокие ступениТам же. С. 22.. А смешение Дмитриевским разных форм и уровней монашеского бытия, с точки зрения рецензента, подтверждало несостоятельность научно-исторического исследования.

А.А. Дмитриевский счел рецензию "крайне пристрастной и тенденциозной", причем не только по отношению к автору, но и к насельникам Пантелеимонова монастыря и всему русскому АфонуДмитриевский А.А. [Ответ на отзыв К. Попова] // Там же. С. 117-132.. В ответе на рецензию и "объяснения" рецензента, несмотря на резкость и очевидную несправедливость взаимных обвинений, был поставлен вопрос, непростой для всей истории православного монашества, но особенно болезненный для русских монастырей конца XIX - начала XX в.: о цели монашества и видах подвижничества, о служении монастырей, соотнесении благоустройства, строгой дисциплины и разнообразной плодотворной деятельности обителей с духовными подвигамиПопов К. [Ответ на замечания Дмитриевского] // Там же. С. 132-157.. Реакция на эту полемику являлась ярким проявлением, с одной стороны, сложности и неоднозначности поднятых вопросов; с другой стороны - специфики российской ситуации. Совет КДА отказал А.А. Дмитриевскому в Макарьевской премии, зато К.Д. Попову выдал за рецензию 300 руб.; Учебный комитет же удостоил книгу Дмитриевского "почетного отзыва", а обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев рекомендовал ее для выписки всем духовным семинариямТам же. С. 131-132..

Одной из заметных страниц общения дореволюционной КДА со Святой Горой стала поездка на Православный Восток студентов КДА летом 1914 г. К ним примкнули отдельные студенты из остальных трех академий - это сделало путешествие 1914 г. уникальным в истории духовной школы, но центром организации был Киев, выпускником же КДА был духовник путешественников протоиерей М.Е. Едлинский. О посещении этими паломниками Святой Земли уже писалосьСухова Н.Ю. "Стояще бяху ноги нашя во дворех Твоих, Иерусалиме": паломничества профессоров и студентов Киевской духовной академии в Святую Землю (1870-1914 гг.) // ТКДА. К., 2013. № 18. С. 243-248., поэтому обратим внимание лишь на присутствие их на Афоне и общение со святогорцами. Общение началось еще в Константинополе, на Пантелеимоновском и Андреевском подворьях, на корабле: афонские иноки "весьма умело и усиленно располагали умы и сердца юных путешественников к предстоящему посещению Св [ятой] Горы"Паломничество на Православный Восток студентов духовных академий летом 1914 г. / Публ., вступ. ст. и примеч. Н.Ю. Суховой // Православный Палестинский сборник. М., 2014. Вып. 109. С. 199.. В частности, студентам удалось еще в дороге пообщаться с наместником Пантелеимонова монастыря архимандритом Иакинфом (Кузнецовым), избранным в 1909 г. преемником архимандрита Михаила (Сапегина). Но сам Афон в отчете о путешествии запечатлен лишь "вниманием и радушием, с какими экскурсанты-студенты... были встречены братией Пантелеимоновой обители", "великими монастырскими святынями", "монастырскими усыпальницей, трапезной, больницей, братскими келлиями" - то есть, "истинным праздником в благодарной памяти всех участников экскурсии"Там же. С. 199-200.. Эта память стала, видимо, последней в благополучной жизни дореволюционной КДА: с началом Первой мировой войны начнется полоса бедствий; возобновление связи со Святой Горой - уже новая страница истории.

Подводя итоги, можно констатировать, что Афон стал "пробным камнем" и для "научности", и для благочестия академии. Соприкосновение богословия молитвенно-созерцательного и научного, их возможное сочетание и взаимообогащение вряд ли можно считать принципиальной особенностью 1860-1910-х гг. В том или ином ракурсе этот вопрос должен был вставать и перед преподобным Максимом Греком, и перед преподобным Паисием Величковским. Однако, если в прежние годы осмысление и решение этого вопроса могло оставаться исключительно личным, то бурное развитие богословской науки и церковной печати во второй половине XIX в. сделали неизбежным широкое обсуждение любого поставленного вопроса, не исключая и "афонских". Кроме того, достижимость Афона для каждого желавшего существенно расширяла круг ученых-богословов, имевших личный опыт пребывания на Святой Горе, а также тех, кто не принадлежал к этому кругу, но имел свое представление о проблеме "богословие и богословие". Все эти изменения расширяли палитру "афонских" вопросов и непосредственно включали их в духовно-академические реалии. Это включение ставило множество вопросов разного уровня и степени сложности, но свидетельствовало об отсутствии принципиального противоречия между научным и святогорским богословием, а иногда и приносило заметные плоды, особенно существенные при соработничестве "академистов" и "афонитов". "Афониада" пополнялась публикациями и исследованиями, более или менее значимыми с научной точки зрения, однако "тайна Афона" сохранялась таковой, позволяя лишь отчасти понять ее историю, отдельные черты, конкретных представителей.

Размещено на Allbest.ru