Историко-институциональные аспекты роли университетов в развитии предпринимательства

Размещено на http://www.allbest.ru/

Историко-институциональные аспекты роли университетов в развитии предпринимательства

Александр Чепуренко

Мария Кристалова

Миxаэль Вюрвих

Аннотации

Институты играют ключевую роль в формировании предпринимательских экосистем (ПЭ). Однако их исторические корни недостаточно представлены в академической литературе, а большинство работ посвящены развитым странам. В статье изучаются институциональные условия для развития в университетах научной и предпринимательской деятельности в контексте перехода к рыночной экономике. Рассматриваются "эффект колеи" (унаследованные в прошлом менталитет и инфраструктура), а также механизмы для регулирования взаимодействия университетов и других субъектов ПЭ, сложившиеся в переходный период. Подобный подход позволяет оценить потенциал университетов для развития предпринимательства в странах с транзитной экономикой и влияние исторических траекторий на текущие структурные условия и специфику ПЭ.

Ключевые слова: предпринимательские экосистемы; переходный период; предпринимательство; университеты; институты

Alexander Chepurenko a

Professor of Economic Sociology

Maria Kristalova

Postdoctoral Fellow, Chair of Business Dynamics, Innovation and Economic Change b; Affiliated Researcher, Chair of

Economics of Innovation and Structural Change

Michael Wyrwich d

Associate Professor for Small Business & Entrepreneurship, Innovation Management & Strategy

a National Research University Higher School of Economics, 101000 Myasnitskaya str., 20, Moscow, Russian Federation

b Friedrich Schiller University Jena, Carl-Zeiss-Strasse 3, 07743 Jena, Germany институт университет предпринимательский

c University of Bremen, BibliothekstraЯe 1, 28359 Bremen, Germany

d University of Groningen, Nettelbosje 2, 9747 AE Groningen, PO Box 800, 9700 AV Groningen, Netherlands

Abstract

Institutions play a key role in building entrepreneurial ecosystems (EEs). However, the academic literature does not well represent the historical roots of these institutions and most works are devoted to developed countries. This article examines the institutional conditions for the development of scientific and entrepreneurial activities at universities in the context of the transition to a market economy. It considers the "path dependence" (mentality and infrastructure inherited from the past), as well as specific mechanisms for regulating the interaction of universities and other subjects of EE developed during the transition period. Such an approach allows us to assess the potential of universities for the development of entrepreneurship in countries with a transition economy and the impact of historical development paths upon the current structural conditions and the specific features of the EE.

bywords: entrepreneurial ecosystems; transition; entrepreneurship; universities; institutions

Предпринимательская экосистема (ПЭ) - устоявшаяся концепция, которая продолжает привлекать внимание экономистов [Cavallo et al., 2018; Ghio et al., 2019; Roundy, 2017; Roundy Fayard, 2019]. Ее теоретические основы заложены в исследованиях региональных инновационных систем, академических спиноффов, модели тройной спирали, взаимосвязи институционального контекста и предпринимательства. Однако большинство таких исследований фокусируются на развитых западных рыночных экономиках, а попытки проанализировать подобные экосистемы в странах Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) и Содружества Независимых Государств (СНГ) пока немногочисленны. Рассматриваемая концепция нуждается в адаптации к контексту государств с переходной экономикой. Специфика их доминирующей институциональной среды в значительной степени определяется предшествующим развитием и отчасти институциональными ловушками, с которыми эти страны столкнулись в ходе рыночных преобразований. Экономики переходного периода радикально различаются по качеству высшего образования и уровню прогресса рыночных и демократических институтов, способных сыграть важную роль в формировании структур и механизмов ПЭ. Анализируя взаимодействие участников ПЭ (индивидов и институтов), следует учитывать социально-экономический "бэкграунд", воплощенный в личном опыте, контактах, связях и социальном капитале, - ментальное и инфраструктурное наследие социализма. Такой подход позволит оценить, насколько акселераторы развития человеческого капитала, в частности университеты, способны стимулировать предпринимательскую деятельность в переходных экономиках.

Разные страны с транзитной экономикой характеризуются особыми траекториями развития предпринимательства. В России, согласно данным Глобального мониторинга предпринимательства (Global Entrepreneurship Monitor, GEM), такая активность слабее, чем в других переходных экономиках (табл. 1)1, что иллюстрируется отставанием от среднего значения Глобального индекса предпринимательства (Global Entrepreneurship Index, GEI) в 1.8 раза [Acs et al., 2018]. Столь низкие результаты свидетельствуют об ограничивающем влиянии институциональных факторов на потенциал локальной бизнес-среды. Решение заняться предпринимательством, как правило, носит вынужденный характер, а не мотивируется стремлением воспользоваться новыми перспективами. Российские предприятия либо не ставят цели расти и развиваться, либо просто не имеют такой возможности и в результате намного отстают от мирового технологического мейнстрима. Действуя на обширном внутреннем рынке, они не стремятся выйти на международный, что также обусловливает низкий уровень инновационной активности.

Ключевую роль в формировании российского бизнес-ландшафта играет институциональная среда, в которой новые институты и игроки, появившиеся за последние 30 лет, сосуществуют с прежними нормами и системой ценностей, унаследованными с советских времен. Текущий уровень инновационного потенциала предпринимательства можно, в частности, объяснить структурой и корпоративной культурой местных университетов, их участием в формировании экосистем.

В статье на примере России предпринята попытка охарактеризовать специфику формирования предпринимательской среды в постсоциалистических государствах. Оценивается вклад возрождающегося предпринимательства в формирование экосистем в ходе экономической трансформации, описаны некоторые их "узкие места"В 2014 г. лишь 8.63% россиян в возрасте 18-64 лет активно занимались предпринимательством - вдвое меньше, чем в других (пост)переходных экономиках: в Венгрии (16.93%), Румынии (18.35%), Польше (15.99%), Литве (18.62%), Эстонии (15.03%), Словакии (18.20%) или даже в Казахстане (20.63%). Подробнее см. статью Балаша Пажера (Balazs Pager) и его коллег в этом номере..

Институциональный подход

Единого определения концепции предпринимательских экосистем не существует (примеры см. в табл. 2). Литература по этой теме тесно связана с инновационным дискурсом, включая ранние исследования инновационных систем, дискуссии о территориальных инновационных платформах (промышленные районы, кластеры и технополисы) и модели тройной спирали [Zahra, Nambisan, 2012].

Экосистемный подход предполагает многоуровневый анализ, учитывающий механизмы самовоспроизводства, взаимозависимости, эффекты поддержки, прямые и обратные связи между элементами системы. При этом четко разграничиваются предпринимательская среда (экосистема) и результаты предпринимательской деятельности. В отношении последних акцент делается на выявлении возможностей, которые с высокой вероятностью приведут к созданию амбициозных стартапов, имеющих высокий потенциал роста. Результативность ПЭ оценивается на основе взаимодействия организаций, институтов и индивидов-пред- принимателей [Alvedalen, Boschma, 2017; Spigel, 2017; Stam, 2015]. Последние выступают главным действующим лицом, выполняя несколько функций: лидера, наставника и инвестора.

Табл. 1. Величины компонентов Глобального индекса предпринимательства: сравнительные показатели для России и стран ЦВЕ

Учитывая вклад партнерских контактов в стимулирование инновационной деятельности, можно утверждать, что для активизации исследований и разработок (ИиР) и создания инновационных проектов на региональном уровне необходимы институциональные сети [Hewitt-Dundas, 2013]. Как правило, их инициаторами выступают научные, промышленные или политические круги (табл. 3) [Diez, 2000; Schдtzl, 1999]. В этом отношении Россия представляет необычный кейс: главным драйвером формирования предпринимательских экосистем местного уровня выступает крупный бизнес, получающий поддержку от федеральных либо региональных органов власти. В первом случае результатом подобного взаимодействия стало, например, создание нового университета - центра притяжения для студентов и предпринимателей, что способствовало формированию инновационной среды (Сколково), во втором - создание нового города Иннополис в Татарстане.

Концепция ПЭ представлена в широком сегменте литературы, согласно которой региональный контекст определяет масштабное пространственное разнообразие предпринимательской деятельности [Acs, Storey, 2004; Fritsch, Storey, 2014; Sorenson, 2017]. В числе факторов, влияющих на предпринимательство, упоминаются агломерационные драйверы, отраслевая структура, региональный потенциал знаний, локальная предпринимательская культура и институты. В крупных странах, таких как Россия, многообразие подобных аспектов может быть особенно значительным [Chepurenko et al., 2017].

Интеллектуальный потенциал регионов во многом зависит от университетов, которые также становятся ключевыми игроками ПЭ. В рамках модели тройной спирали университеты третьего поколения [Etzkowitz, 2001, 2003; Thursby, Thursby, 2002; Ulhoi et al., 2012] способны играть критическую роль в аккумуляции, хранении и распространении знаний. Прежде всего, они обеспечивают необходимые для инновационной деятельности ресурсы и помогают формировать региональный человеческий капитал для реализации новых возможностей [Schubert, Kroll, 2016]. Предпринимательские университеты выполняют базовые институциональные функции - посредников и "привратников" (gatekeepers) в локальных инновационных системах [Fritsch et al., 2018; Graf, 2011; Kauffeld-Monz, Fritsch, 2013].

Не менее важными элементами концепции ПЭ являются культура и институциональные традиции [North, 1990]. В число ключевых формальных институтов, содействующих продуктивному предпринимательству, входят охрана прав собственности, политика в области сбережений, налогообложения и регулирования рынка труда [Elert et al., 2017], структура и инновационный потенциал локомотивов развития на локальном уровне, включая университеты. К неформальным институтам, определяющим предпринимательскую активность, относится ее восприятие обществом [Beugelsdijk, 2007; Mueller, Thomas, 2001; Smallbone, Welter, 2006]. Предпринимательскую культуру обычно определяют как программирование коллективного менталитета в пользу бизнеса [Beugelsdijk, 2007; Freytag, Thurik, 2007]. Наши собственные исследования свидетельствуют, что такая культура может быть устойчивой [Fritsch, Wyrwich, 2014, 2017a; Stuetzer et al., 2018; Wyrwich, 2012] и существенно варьировать в разных регионах одной страны, например в Западной и Восточной Германии [Fritsch et al., 2014; Wyrwich, 2013, 2015]. Структурные различия базовых институтов во многом обусловлены историческим развитием ("эффектом колеи").

Условия для предпринимательства в пост-социалистических экономиках

Реформы в государствах, прежде основывавшихся на плановой экономике, были направлены на увеличение производительности предприятий, в первую очередь за счет структурной трансформации, использования рыночных механизмов и открытости для международной торговли и инвестиций. Однако траектории этих преобразований оказались не одинаковыми: так, прослеживаются заметные отличия в экономике России и некоторых других стран СНГ от контекста государств ЦВЕ.

Исследователи сходятся во мнении, что специфика предпринимательства в странах с переходной экономикой на протяжении долгого времени после начала системных реформ определялась наследием социалистического прошлого [Estrin, Mickiewicz, 2011; Manolova et al., 2008; McMillan, Woodruff, 2002; Weiter, 2005; Ovaska, Sobel, 2005; Smallbone, Welter, 2001]. Однако в ходе преобразований проявились определенные специфические факторы и даже институциональные ловушки [Polterovich, 2017], обусловившие широкий спектр постпереходных структур в разных странах и регионах [Aidis, Welter, 2008a, 2008b; Estrin, Mickiewicz, 2011; Welter,

2011] . В связи с этим целесообразно использовать подход "расходящихся траекторий" (divergingpaths) [Sauka, Chepurenko, 2017], дифференцируя бывшие социалистические страны на основе концепций инклюзивных / экстрактивных институтов [Acemoglu, Robinson, 2012] и доминирующих видов предпринимательской деятельности [Sauka, Welter, 2007].

По мнению некоторых исследователей, траекторию перехода российской экономики определили слабые институты, "эффект колеи" и лоббизм определенных групп [Aidis et al., 2008; Bessonova, Gonchar, 2015; Bruton et al., 2010; Gurvich, 2016]. Институциональные ловушки [Polterovich, 2017], возникшие в результате ваучерной приватизации [Boycko et al., 1995], привели к масштабному искажению рыночных сигналов и возникновению серьезных институциональных ограничений [Gurvich,

2016] , таких как:

• избыточное присутствие государственных предприятий;

• политика промышленного патернализма (например, мягкие бюджетные ограничения и неработающий механизм "творческого разрушения", ведущие к необоснованной поддержке непродуктивных отраслей и компаний);

• неэффективное государственное управление;

• слабая охрана прав собственности;

• непрекращающаяся борьба за возможность "взимания ренты" (struggle for rents).

В этих условиях доминирующую роль в ПЭ стали играть "предприниматели-хищники" (predatory entrepreneurs) [Feige, 1997], а на первый план вышло "непродуктивное предпринимательство" (unproductive entrepreneurship) [Baumol, 1990].

Среди других факторов, определяющих современные проблемы России в сфере предпринимательства, отмечаются несовершенство институтов, высокая стоимость кредитов, бюрократические препоны, масштабная коррупция, недостаточное верховенство закона [Chepurenko et al., 2017; Volchek et al., 2013; Yukhanaev et al., 2015; Zhuplev, Shtykhno, 2009].

В последние годы российские демократические институты неуклонно приходят в упадок [Lamberova, Sonin, 2018]. На этом фоне происходит повсеместная политическая и экономическая централизация [Alexeev, Mamedov, 2017], по-видимому, также негативно влияющая на развитие региональных ПЭ.

Анализ индивидуальных и институциональных аспектов эволюции ПЭ, охвативший период 20062016 гг. [Szerb, Trumbull, 2018], продемонстрировал существенное отставание России от других переходных и ориентированных на эффективное развитие экономик. В числе факторов, затрудняющих формирование успешных ПЭ, названы неформальные инвестиции, устаревшие технологии и низкий уровень интернационализации в сочетании с недостаточным восприятием возможностей и слабыми навыками создания стартапов у населения.

В литературе описаны разнообразные ПЭ глобального, национального и регионального уровней, причем последние изучены наиболее детально. Большинство таких экосистем расположены в развитых странах: Кремниевая долина, Route 158, Бостонский и Стэнфордский кластеры в США, район Аалто поблизости от Хельсинки (Финляндия), Лондонское кольцо и Бизнес-центр "Долина Темзы" в Беркшире (Великобритания) [Audretsch, Belitski,

2017] , Малопольский регион в Польше [OECD, 2019], Сколково в Москве. Благоприятные региональные условия для развития ПЭ возникают за счет растущего числа стартапов, специализирующихся на цифровой экономике, бизнес-акселераторов, венчурных фондов, эффективных центров трансфера знаний.

Исследование на материалах по Эстонии [Velt et al.,

2018] выявило семь ключевых факторов успешного создания глобальных стартапов в контексте переходной экономики: предпринимательский талант, неформальное кредитование, умение создавать бизнес "с нуля" (бутстреппинг), лидерство, знания, посреднические услуги и сетевые эффекты. Не менее важную роль в стимулировании роста таких компаний играют квалификация работников, финансовый капитал всех видов (формальный акционерный, венчурный и ангельский), самоорганизация, профессиональные посреднические и иные услуги.См. также статью Юлии Трабской (Julia Trabskaja) и Тэниса Метса (Tцnis Mets) в этом номере. В случае российской инновационной экосистемы, несмотря на быстрое развитие по ряду направлений (например, создание инфраструктуры), серьезным препятствием остается культура, сформированная советским менталитетом [Heller, 2013].

Современное состояние предпринимательских экосистем в России обусловлено недостаточно последовательной комплексной реформой научнотехнологической сферы и инновационной системы, осуществляемой с начала 1990-х гг. [Gokhberg, 2004; Gokhberg, Kuznetsova, 2011]. Одним из следствий этого процесса стал низкий уровень распространения результатов инновационной деятельности университетов. Например, недавно российское правительство и региональные власти попытались восстановить ПЭ в Москве, Санкт-Петербурге, Томске, Республике Татарстан и других регионах. Первая национальная программа кластерного развития, запущенная в 2012 г., предусматривала оказание поддержки инновационным пилотным кластерам [Kutsenko, Meissner, 2013]. Однако создание специальных экономических зон (СЭЗ) и технопарков пока не произвело ожидаемых эффектов [Sosnovskikh, 2017].

Помимо перечисленных механизмов развитию региональных ПЭ способствуют бизнес-инкубаторы, центры трансфера технологий, прототипирования и дизайна, инжиниринговые центры, субсидии на участие в выставках/ярмарках и предоставление поддержки для обучения персонала. Например, в Послании Президента России Федеральному Собранию 2019 г. анонсировано создание в ближайшие три года 15 региональных научно-образовательных центровРежим доступа: http://kremlin.ru/events/president/news/59863, дата обращения 30.06.2019.. В них будут интегрированы все уровни образования, возможности научных организаций и бизнеса для ускорения технологического развития российских регионов. Три таких центра предполагается открыть уже в текущем году. Однако все подобные инициативы обычно реализуются "сверху", а мотивация к участию в них и вклад промышленных предприятий и университетов пока изучены недостаточно.

Рассмотрим функционал российских институтов высшего образования как потенциального ядра региональных ПЭ и исторически сложившиеся барьеры для его реализации.

Российские университеты в предпринимательских экосистемах

В ряде недавних публикаций используется концепция предпринимательских университетов, которые служат ядром для формирования ПЭ и играют ключевую роль в стимулировании роста региональной экономики [Fuster et al., 2019; Guerrero et al., 2016]. Значительный интерес ученые проявляют к таким "смежным" аспектам, как создание компаний-спиноффов, патентование, лицензирование и иные форматы трансфера знаний и технологий из высшего образования в частный сектор [Astebro, Bazzazian, 2011; Gianiodis et al., 2016; Meissner, Shmatko, 2017; Perkmann et al., 2013; Rothaermel et al.,

2007] . Особое внимание уделяется анализу институциональных различий в области трансфера технологий [Bijedic et al., 2015; Bruneel et al., 2010; Grimpe, Fier, 2010; Leydenm, Link, 2013]. Так, установлено, что вероятность создания и число спиноффов во многом определяются:

• уровнем финансирования вузовских исследований со стороны бизнеса и характером этих работ [O'Shea et al., 2005; Powers, McDougall, 2005];

• численностью и квалификацией научного персонала [Di Gregorio, Shane, 2003; O'Shea et al., 2005];

• предпринимательскими традициями университета [D'Este, Perkmann, 2011; Lockett et al., 2005; Shane, 2004].

Установлено, что обмен новыми идеями, знаниями и их коммерциализация преимущественно происходят в пределах географически ограниченных территорий [Audretsch, 2003; Hassink, Wood, 1998; Keeble et al., 1998]. Наши исследования демонстрируют вклад этих процессов в развитие предпринимательства в вузах и регионах [Fritsch, Wyrwich, 2017b; Goethner, Wyrwich, 2017], что согласуется с теорией "перетока знаний" (knowledge spillover) (см., например, [Carlsson et al., 2009]). Речь идет о генерации знаний в университетах и их коммерциализации через создание специальных компаний.

Эмпирические исследования места и роли вузов [Korosteleva, Belitski, 2017] в рассматриваемых экосистемах стран с переходной экономикой пока немногочисленны. В некоторых регионах ЦВЕ предпринимательские университеты уже созданы. В качестве примеров отметим Entrepreneurship Home® и IdeaLab Тартуского университета (University of Tartu), Mectory Таллинского технологического университета (Tallinn University of Technology) (оба - Эстония) или Startup Campus Будапештского технологического университета (Technological University of Budapest, Венгрия). Тем не менее, пока в этих государствах не удалось наладить эффективный трансфер знаний в ПЭ через предпринимательские вузы. В переходных экономиках (Азербайджан, Беларусь и Казахстан) коммерциализация исследовательских результатов происходит иначе, чем в развитых рыночных. Корреляции между наличием центров трансфера технологий и других подобных организаций и уровнем коммерциализации исследований не выявлено, в отличие от объемов финансирования университетских исследований частным сектором [Belitski et al., 2019]. Возможные причины - институциональная инерция (структура высшего образования и задачи вузов в СССР традиционно были иными, чем на Западе), а также механизмы, появившиеся в ходе системной трансформации.

Прежде всего, речь идет о масштабах и качестве исследований российских университетов. С самого начала проведения политики индустриализации 1930-х гг.

существовало четкое разграничение между высшей школой, которая в массовом масштабе готовила инженеров для гигантских советских заводов и строек, и научно-исследовательскими институтами Академии наук, где работали высококвалифицированные ученые. Вузы мало занимались ИиР, а институциональное разграничение высшего образования и науки сохранялось на протяжении десятилетий \Froumin et а 1., 2014; Бто 1еМ$еуа et а 1, 2018]. Лишь в исключительных случаях центрам с наиболее богатыми традициями, таким как Московский и Санкт-Петербургский государственные университеты, удавалось создать более или менее развитую научную инфраструктуру. В начале 1960-х гг. к этой небольшой группе присоединился вновь созданный Новосибирский государственный университет. Кроме того, в ряде технических вузов (Московское высшее техническое училище им. Н.Э. БауманаСовременное название - Московский государственный технический университет им. Н.Э. Баумана., Московский физико-технический институт и др.) прикладные исследования были обязательной частью учебной программы. В последние годы в рамках программы "5-100"Целью программы "5-100" является развитие небольшого числа университетов (примерно 25) до высшего мирового уровня (вхождение их в число ста лучших в мире в соответствующих областях). поддерживается формирование научно-образовательных "кластеров превосходства" на базе ведущих университетов. Однако это вряд ли повлияет на общую ситуацию, поскольку в стране имеется свыше тысячи других вузов. В связи с историческими аспектами и современными реалиями, большинство из них не способны стать локомотивами формирования региональных ПЭ ввиду отсутствия перспективных исследовательских подразделений и квалифицированных кадров \Froumin et а 1., 2014; Сепктап et а 1., 2018].

Другой важный фактор - исторически сложившаяся чрезмерная централизация расположения ведущих научных и образовательных учреждений. В начале ХХ в. Российская империя насчитывала всего 12 университетов. Из них три находились на территории современной Украины и по одному в Эстонии, Литве, Финляндии и Польше. Непосредственно в России базировались пять университетов: в Санкт-Петербурге, Москве, Казани, Томске и Саратове. Таким образом, в большинстве российских регионов отсутствовали авторитетные научно-образовательные центры. В данное время примерно 30% вузов сосредоточены в двух столицах (около 270 в Москве и примерно 90 в Петербурге). Там же дислоцируются большинство НИИ Российской академии наук и многочисленные инфраструктурные объекты (технопарки, бизнес-инкубаторы, центры инжиниринга и прототипирования и др.) [БАак, Уийкеукк, 2017]. Частично пересекающиеся сети университетов, НИИ и промышленных предприятий создают в этих городах синергический эффект, формируя плотные региональные ПЭ. Однако за пределами столиц существуют лишь несколько наукоградов (Казань, Томск, Тюмень, Новосибирск и др.), где университеты высокого уровня и другие достаточно развитые институты могут стать концентраторами для локальных ПЭ [ЛМкп et а 1., 2018].

После распада Советского Союза российские университеты оказались в ситуации неопределенности и отсутствия финансирования. Вследствие масштабных проблем, испытываемых высшей школой в 1990-е - 2000-е гг., даже в самых передовых вузах научное оборудование, образовательная и иная инфраструктура в большинстве случаев оказались физически и морально устаревшими. Отдельные организации пытаются решить эти проблемы через формирование и развитие центров превосходства. Сегодня, когда государственное финансирование высшего образования сокращается, а частных инвесторов, которые могли бы заполнить этот пробел, не хватает, инновационный потенциал большинства национальных университетов остается довольно ограниченным [Gokkberg, Kuznetsova, 2011]. Стимулирование коммерциализации технологий изначально входило в приоритеты государственных реформ. С середины 2000-х гг. в России реализуется комплекс мер по укреплению роли вузов в ПЭ и национальной инновационной системы в целом [Gokkberg, Kuznetsova, 2011; Gokkberg, 2004]. Были созданы федеральные и национальные исследовательские университеты, разработаны инновационные образовательные программы (ИОП), а в 2013 г. утверждена программа "5-100".

Другим барьером, препятствующим превращению университетов в главных игроков региональных ПЭ, является их корпоративная культура, отчасти унаследованная от прошлого и частично сформировавшаяся в течение переходного периода [Yudkevick, 2014]. Для того чтобы стать драйвером локальной ПЭ, вузу необходимо обрести статус "университета третьего поколения", или "предпринимательского университета" [Astebro, Bazzazian, 2011; Clark, 1998; Gianiodis et al., 2016; Meissner, 2018]. К сожалению, большинство российских институтов высшего образования не стремятся менять свою организационную структуру и корпоративный дух, стимулировать развитие персонала и т. п. [Froumin et al., 2014].

Наконец, важным фактором развития предпринимательства в университетах являются студенты - в отношении как внутриуниверситетской предпринимательской деятельности, так и создания ИТ-стартапов. Подобные компании играют существенную роль в развитии региональных ПЭ, но при этом на начальной стадии сами нуждаются в поддержке последних. Уровень студенческого предпринимательства в России и в некоторых других странах СНГ довольно высок. Доля потенциальных предпринимателей (тех, кто уже пробовал создать собственный бизнес) в этой когорте составляет 27%, что на 6% выше среднего международного уровня. К активным предпринимателям (имеющим собственный бизнес в настоящее время) относятся 8% учащихся. По сравнению с 2011 г. число потенциальных бизнесменов среди российских студентов выросло на 5% [Bergmann, Golla, 2016].

Приведенные данные не отражают характера предпринимательской активности студентов. На их основе невозможно определить, обусловлена ли такая деятельность необходимостью либо желанием воспользоваться новыми возможностями; идет ли речь о создании инновационных стартапов или участии в деятельности предпринимательских структур, ранее возникших при университете, и т. п. Тем не менее подобная статистика свидетельствует о предпринимательском духе молодых перспективных игроков.

Несмотря на это, вовлеченность преподавательского состава университетов в предпринимательскую деятельность остается весьма скромной, что отчасти обусловлено медианным возрастом сотрудников. В результате деградации сферы науки и образования в начале 1990-х гг. молодежь массово покидала российские вузы, переходя в коммерческий сектор или на государственную службу либо мигрируя на Запад [Korobkov, Zayonchkovskaya, 2012]. Соответственно в возрастной структуре типичного российского университета доминируют старшие когорты, выросшие в советский период и не склонные коммерциализировать результаты своих исследований.

Одним из инструментов формирования инновационного предпринимательского сообщества стало разрешение для персонала вузов создавать малые инновационные предприятия (Федеральный закон № 217 от 2 августа 2009 г.). Разработчикам инноваций предоставлялись налоговые льготы, университеты получали 33% акций таких компаний и права на созданную ими интеллектуальную собственность. Однако первоначальный энтузиазм скоро пошел на убыль. Для сравнения: в 2010-2011 гг. в России было создано более 1300 малых инновационных предприятий, в 2012-2013 гг. - только около 1000, в 2014-2015 гг. - чуть больше 350, а в 20162018 гг. - также около 350 (за три года)Подробнее см.: https://mip.extech.ru/, дата обращения 23.07.2019.. Проявился ряд типичных проблем, продемонстрировавших ограниченность потенциала российских университетов к превращению в локомотивы региональных ПЭ. Оказалось, что оценить интеллектуальную собственность для использования в качестве вклада в акционерный капитал стартапов чрезвычайно сложно. Сотрудники университетов оказались не готовы нести ответственность за создание этих структур или становиться их руководителями. К тому же по бюрократическим причинам университеты не имели возможности бесплатно предоставлять помещения для таких предприятий, и большинство их были вынуждены арендовать помещения в других местах. Наконец, немногочисленные бизнес-ангелы и венчурные капиталисты не желали иметь дело со стартапами, возглавляемыми неопытными основателями при поддержке малоквалифицированного персонала инфраструктурных объектов вузов. Таким образом, в большинстве российских университетов предпринимательский энтузиазм студентов никак не связан с коммерциализацией ноу-хау преподавателями.

Среди других факторов, ограничивающих возможности для ученых и студентов создавать спиноффы для коммерциализации своих разработок, можно выделить [Bruneel et al, 2010; D'Este, Perkmann, 2011]:

• примитивную структуру национальной экономики, не поддерживающую спрос на инновационные стартапы;

• высокий уровень риска;

• слабую либо полностью отсутствующую финансовую и юридическую инфраструктуру поддержки;

• низкую интенсивность горизонтальных связей между университетами и промышленным сектором в региональных ПЭ.

Заключение