Эрмитаж в годы блокады

Размещено на http://www.allbest.ru/

Реферат

На тему: «Эрмитаж в годы блокады»

Санкт-Петербург 2018

Оглавление

Введение

1. Отправка сокровищ Эрмитажа в эвакуацию

2. Подвиг сотрудников Эрмитажа

3. Сотрудники музея о блокадном Эрмитаже

Заключение

Литература

Приложение

Введение

Во дворце, где у царских семей Зимнее было становище, Теперь Эрмитаж - так зовется музей, В котором хранятся сокровища.

Чтоб обойти эти груды добра, Не хватит, пожалуй, и месяца.

Посуда из чистого серебра, Хрустальные люстры светятся, Картины предыдущих веков, Гобелены и статуи, Знамена, отбитые у врагов, Звездные, полосатые...

Из малахита и лазуритаВазы, колонны, столики -Всё это доступно, всё это открыто И школьнику и историку!.. (Н. Глазков)

Все мы знакомы с государственным музеем Эрмитаж (Приложение 1). Это уникальное архитектурное сооружение является одним из самых крупных и важных культурных наследий мира. Как и остальные музеи, театры, парки и сады он имеет свое трагическое прошлое, связанное с Великой Отечественной войной. Именно эту тему я хотела бы раскрыть подробнее.

Чтобы рассказать о тяжелой жизни Эрмитажа, я поставила перед собой определенную цель - узнать, как в годы войны удалось сохранить бесценные коллекции музея.

В ходе своей работы я выявила несколько задач, которые помогут осуществить мою цель:

· изучить литературу и публикации на эту тему;

· найти иллюстрации;

· рассказать, как сохраняется память о подвиге музейных работников.

1. Отправка сокровищ Эрмитажа в эвакуацию

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. 30 июня первый железнодорожный эшелон, состоявший из багажных вагонов, увез в тыл около полумиллиона экспонатов Эрмитажа. Второй эшелон отбыл из Ленинграда уже 20 июля. С ним было отправлено около 700 тысяч экспонатов. Ящики с эрмитажными коллекциями разместили в подвалах Ипатьевского особняка (Приложение 2), где в 1918 году был расстрелян Николай II и его семья, часть экспонатов нашла убежище в картинной галерее и в католическом храме Свердловска (ныне Екатеринбурга) (Приложение 3).

В первые дни войны на хранение в Эрмитаж поступили ценнейшие рукописи архива Академии наук СССР, в частности Ломоносова и Кеплера, рукописи Пушкина из музея Института русской литературы, самородки золота из Горного музея, портреты астрономов Пулковской обсерватории. Кроме того, в Эрмитаж стали поступать предметы из пригородных дворцов-музеев, а также художественные коллекции частных лиц.

Работа по упаковке вещей велась круглосуточно, с небольшим перерывом на два-три часа ночью. Спали по очереди, в залах, где шла упаковка, на стульях или на свёрнутых коврах. Даже зрительный зал Эрмитажного театра (Приложение 4) служил местом отдыха и сна. Поскольку часть научных сотрудников была мобилизована на оборонные работы, большую помощь оказали добровольцы - это была самомобилизация всей ленинградской интеллигенции: профессора Академии, искусствоведы, старые и молодые художники пришли сюда в первые часы войны, пришли по зову сердца. Надо было торопиться. Враг подходил к городу. Реставраторы дали согласие срезать картины с подрамников. Так было быстрее. Но что значит срезать картины?! Художники на это не пошли. Сократили время отдыха, сна…

Упаковка экспонатов Особой кладовой и нумизматических материалов осуществлялась исключительно сотрудниками Эрмитажа. Одних только колец с драгоценными камнями нужно было упаковать около десяти тысяч. Шесть суток ушло на подготовку к эвакуации экспонатов первого эшелона - 500 тысяч единиц хранения (вся экспозиция) - время неправдоподобно малое.

Третий эшелон из Ленинграда уйти не успел. Экспонаты остались в осажденном городе. В течение 900 блокадных дней сотрудники Эрмитажа делали все возможное и невозможное для сохранения музейных сокровищ.

В итоге, в глубокий тыл на Урал было отправлено всего 1 117 000 экспонатов. Остальные, главным образом предметы убранства, спустили в подвалы Зимнего дворца.

2. Подвиг сотрудников Эрмитажа

В Ленинграде осталась большая группа сотрудников Эрмитажа для завершения работ по консервации зданий и сохранению оставшихся экспонатов. К оборудованию бомбоубежищ в Эрмитаже приступили после первых налётов гитлеровской авиации. Всего было двенадцать бомбоубежищ, и предназначались они для сотрудников музея, художников, преподавателей, сотрудников Ленинградского отделения Академии наук, работников культуры и их семей - люди, прежде всего связанные с искусством.

Кто были эти люди? Если это была семья, то все могли сюда прийти. Бабушка с детьми могли выйти и немножко воздухом подышать, а люди шли на работу. Осенью и зимой 1941 года в эрмитажных бомбоубежищах (в них были превращены дворцовые подвалы) проживало 2000 человек.

В бомбоубежище №3 (Приложение 5) в годы блокады был штаб Эрмитажа. Прямо в этих узких коридорах сотрудники музея оборудовали рабочие кабинеты. Здесь писали научные труды и собирали архивы. И даже в это страшное время действовало главное «эрмитажное правило»: музейные экспонаты - неприкосновенны.

Ни о каких «особых» условиях для музейщиков и речи не шло. В обычном режиме они приходили на работу. Многие скрупулезно записывали каждый рабочий день в свои дневники. Теперь толстые тетради с воспоминаниями - тоже, настоящие музейные экспонаты.

«Как правило, те люди, которые погружались в работу - они выживали, - рассказывает старший научный сотрудник отдела архива Эрмитажаё Елена Соломаха. Именно эти люди выживали. Не те, кто больше ел - ни в коем случае. А именно те, кто пытались заняться делом».

А дел было предостаточно. Когда удалось эвакуировать почти все музейные ценности, появилась еще одна, невероятно сложная задача. Во что бы то ни стало, спасти само здание Эрмитажа. Во время бомбардировок и артобстрелов бригады музейщиков выходили на дежурства - на крыши, гасить зажигательные бомбы.

Научной работой сотрудники Эрмитажа занимались в промежутках между бомбежками и артобстрелами. Осенью и зимой 1941 года бывало по полтора десятка воздушных тревог в сутки. Всего в здания музея попали тридцать снарядов, выпущенных из дальнобойных орудий, и две авиабомбы. Более 20 тысяч квадратных метров стекла было выбито из окон и световых фонарей; полностью оказались разрушены отопительная и водопроводная сети.

Воздушные тревоги иногда длились по семь часов подряд. В 3-м бомбоубежище слева в середине есть дверь. Это была одна из комнат пожарной команды, которая по тревоге должна была отсюда выбежать и быстро добраться до отдалённых залов.

В таких тяжелейших условиях люди не теряли присутствия духа. Вечерами люди собирались у маленькой печки и вели разговоры об искусстве, передавали свои знания о том, что можно сделать в Эрмитаже, как что-то сохранять. В блокадном Эрмитаже шли постоянные разговоры об искусстве, чтобы передать свои знания другому.

«Научная работа очень облегчила нам тяжёлую жизнь. Те, у кого день был занят работой, легче переносили голод. Чувство голода со временем переходило в физическое недомогание... И так же, как всякое недомогание, оно легче переносилось в работе... Мои научные статьи, написанные в Ленинграде зимой 1941/42 года, удовлетворяют меня более, чем некоторые из выполненных в мирной обстановке. И это понятно: в ту зиму можно было или не писать, или писать с большим подъёмом, среднее исключалось вовсе», - вспоминал советский учёный-археолог, востоковед, герой Социалистического Труда, впоследствии директор Эрмитажа Борис Пиотровский.

Эрмитаж продолжал сохранять бесценное: научный потенциал и свободу мысли. Вот лишь некоторые научные труды, созданные в блокадном музее в 1941-1942 годах: Иосиф Орбели (советский востоковед и общественный деятель, в 1934--1951 -- директор Эрмитажа) - исследование армянской средневековой литературы, Владислав Глинка - очерки о героическом прошлом русской армии, Наталья Флиттнер (доктор исторических наук, профессор, долгие годы заведовала кафедрой история искусств древнего мира) - глава из коллективной работы «Искусство Древнего Востока», Борис Пиотровский - книга «История культуры и искусства Урарту». В частности, Борис Пиотровский начал и почти закончил здесь книгу о Кармиер-Блуре, раскопках в Армении. Потом он получил за эту книгу Государственную премию.

Одной из важнейших задач стало спасение оставшихся экспонатов. Особенно нужно это было делать в 1942 году весной, когда была вода на полу, когда из Колыванской вазы (Приложение 6) вычерпнуто 500 вёдер воды, а из-под Висячего сада (Приложение 7) - тысяча вёдер. На то время в Эрмитаже остался преимущественно женский коллектив. В начале 1943 года было всего лишь 19 научных сотрудников. Среди них пожилые женщины, которые отказались эвакуироваться. Они сказали, что Ленинград не сдадут.

В здании Малого Эрмитажа на антресольном этаже с 31 января по 1 мая 1942 года работал стационар для дистрофиков - сотрудников Эрмитажа, Музея В. И. Ленина, Музея революции, который занимал часть западного крыла Зимнего дворца, Русского музея, Музея этнографии. В нём было 100 коек. Лечебный курс длился 10 дней. Лечение прошли 313 человек, 18 человек спасти не удалось.

Весной 1942 года лопнули трубы в подвалах под залами античного искусства. Там хранилась часть коллекции фарфора, которую не успели эвакуировать из Ленинграда. Фарфор закопали в мягкий песок, но всё залила вода. В высоких резиновых сапогах в кромешной тьме научные сотрудницы Эрмитажа, осторожно двигаясь, чтобы не наступить на хрупкий фарфор, несколько часов на ощупь вынимали вещь за вещью. 16 тысяч предметов! А потом по тёмной крутой лестнице, нащупывая ступени ногами, выносили всё спасённое на свет, мыли от грязи, сушили. И все диву дались, так как ничего не было разбито. Это лишь один из примеров блокадной жизни музея и его хранителей.

Какими они были, блокадные помещения Эрмитажа, какими были его истощённые обитатели? Послевоенные поколения никогда не узнали бы об этом, если бы не рисунки тех, кто жил и работал здесь. Фотографировать в осаждённом городе с самого начала войны было категорически запрещено. Художник, академик архитектуры Александр Никольский день за днём, «шаг за шагом» рисовал Эрмитаж (Приложение 8,9,10,11,12,13,14). Так родилась подлинная изобразительная летопись музейной жизни. Эти рисунки находятся ныне в эрмитажных фондах рядом с шедеврами величайших мастеров графики. Низкие своды, дрожащий свет, пустые подрамники, угрюмые фасады эрмитажных зданий, выбитые стёкла великолепных окон... До войны многие окна парадных залов Зимнего дворца хранили автографы гостей и хозяев, сделанные бриллиантами перстней. Зафиксировать, скопировать их не успели, сохранился только один такой автограф - предположительно императрицы Александры Фёдоровны.

Альбом Никольского, рисунки художников - В.В.Милютиной, В.В.Кучумова, В.Пачулина, А.В.Каплуна, зафиксировавшие вид залов и причинённые разрушения, стали одним из главных свидетельств мемориального собрания Эрмитажа, посвящённого Великой Отечественной войне. Кроме того, рисунки из альбома Никольского стали иллюстрациями к обвинительной речи академика Орбели на Нюрнбергском процессе.

Архив Эрмитажа хранит трагические свидетельства невосполнимого - свидетельства о смерти своих сотрудников. В 1944 году, когда Совет Народных Комиссаров СССР вынес решение о восстановительных работах в Эрмитаже (Приложение 15,16,17), музей подвёл предварительные печальные итоги потерь. Из числа научных сотрудников на фронтах погибло 6 человек, а в блокированном Ленинграде умерло 43 сотрудника. Потери среди рабочего и административного персонала были значительно большими. В здания музея попали две авиационные бомбы и 17 артиллерийских снарядов, причинивших большие разрушения.

В день полного снятия блокады 27 января 1944 года началась подготовка к выставке экспонатов, оставшихся в Эрмитаже.

8 ноября 1945 года, после четырехлетнего перерыва, распахнулись двери музея, для обозрения посетителей были открыты первые 65 залов.

Тщательно готовивший торжественную речь академик Орбели поднялся на трибуну, зал замолк в ожидании. Но речь его прервалась после первых же двух слов, ибо вслед за ними последовали нескончаемые овации. Это были слова: «Эрмитаж открыт!»

В ноябре 1945 года начался Нюрнбергский процесс. Международный военный трибунал судил главных военных преступников, совершивших преступления против человечности. В феврале 1946 года Международный военный трибунал начал рассмотрение доказательств по разделу обвинения «Разрушение и разграбление культурных и научных ценностей».

«Мертвый, как гробница Эрмитаж»,- так с болью и горечью написала об Эрмитаже в своей «Ленинградской поэме» поэтесса Вера Инбер. Застывший от холода над Невой он таким казался, но таким не был. Он жил и боролся, ради победы, ради сохранения культурных ценностей для будущих поколений, во многом благодаря тем, для кого спасти Эрмитаж - было делом музейной чести.

3. Сотрудники музея о блокадном Эрмитаже

Об Эрмитаже в период блокады вспоминают те, кто вынес на своих плечах тяготы военного времени. Те, кто спасал музей, оставаясь в Ленинграде. Те, кто хранил сокровища из коллекций Государственного Эрмитажа:

«22 июня 1941 года все работники Эрмитажа были вызваны в музей. Научные сотрудники Эрмитажа, работники его охраны, технические служащие -- все принимали участие в упаковке, затрачивая на еду и отдых не более часа в сутки. А со второго дня к нам пришли на помощь сотни людей, которые любили Эрмитаж… К еде и отдыху этих людей приходилось принуждать приказом. Им Эрмитаж был дороже своих сил и здоровья»

Директор Эрмитажа академик И. А. Орбели

«Вечером дежурил в будке на дворцовой крыше с реставратором древней русской живописи Федором Антоновичем Каликиным. У него самого какой-то иконописный вид -- длинная окладистая борода, высокий открытый лоб и ясные голубые глаза. При известии о нашем отходе на фронтах он при мне на дежурстве вдруг разрыдался, а ведь обычно Федор Антонович спокоен и сдержан. Какая огромная сила любви к Родине у этого человека! 27 октября 1941 г.

Из дневника В. В. Калинина

Множество артиллеристских снарядов попало в стены Эрмитажа. Спасать экспонаты самоотверженно помогала созданная сотрудниками музея пожарная команда:

«Начались будни пожарной команды. В Эрмитаже было очень много работы. Надо было укрыть оставшиеся музейные ценности в надежные места, приспособить все залы и помещения к военной обстановке. На стекла многочисленных окон наклеивали полоски бумаги крест-накрест, для того чтобы при ударе взрывной волны стекла не рассыпались мелкими осколками. Надо было для противопожарной обороны в залы нанести горы песка и поставить ванны с водой для тушения зажигательных бомб».

Б. Б. Пиотровский

В осажденном городе под постоянными обстрелами, замерзающие, обессилевшие люди продолжали жить напряженной духовной жизнью:

«10 декабря 1941 года в окруженном, скованном полной блокадой Ленинграде, в одном из залов Эрмитажа, где температура дошла уже до -12 градусов, проходило торжественное заседание, посвященное 500-летию великого узбекского поэта Навои. Когда звучали стихи Навои, воздух содрогался от разрывов немецких снарядов, но никто из зала, где шло заседание, не вышел». эрмитаж экспонат музей рукопись

Директор Эрмитажа академик И.А. Орбели

«Долгие часы дежурства на постах научные сотрудники даром не теряли, они занимали время разговорами на научные темы. Одно время в ротонде Зимнего дворца я стоял на посту вместе с великолепным ученым, безвременно погибшим, А.Я.Борисовым; я его образовывал в области археологии, а он меня в области семитологии. Научная работа облегчала нам тяжелую жизнь. Те, кто был занят работой, легче переносили голод».

Б. Б. Пиотровский

В городе был голод, были съедены все собаки, все птицы, которых смогли поймать. Варили сначала крахмальный клей, но крахмал быстро кончился, в ход пошел столярный клей, который нужно было запивать кипятком, иначе мог случиться заворот кишок. В ход шла даже кожаная одежда, обувь, которую разрезали и вываривали. Летом варили щи из крапивы, лебеды, щавеля, все, что могли найти. В ход шло все:

«В ноябре продовольственное положение резко ухудшилось. Гражданское население стало получать на день 125 грамм хлеба, бойцы местной обороны 200 грамм и изредка суп… Иногда в качестве десерта выдавалась половина таблички столярного клея, а кусочек осетрового клея из реставрационных запасов казался верхом роскоши». Б. Б. Пиотровский

В тяжелейших условиях люди не теряли человеческого облика, верили в будущее:

«31 декабря 1941 года. В убежище нет света около полутора недель. Нет отопления. Сидим в темноте при коптилках. Но чувствуем себя неплохо и предполагаем встретить новый 1942 год. Я склеил из полуватмана небольшую елку. Делаю на нее украшения из золотой бумаги. Лучше ее подвесить к потолку…»

Из дневника А.С. Никольского

Буквально над головой летали снаряды, велись постоянные обстрелы:

«После каждой бомбежки, каждого артобстрела надлежало произвести обход зданий -- когда все гремит и грохочет, легко недоглядеть на нашей огромной территории даже серьезное происшествие. Однажды, обходя здание Нового Эрмитажа, я вошел в Двенадцатиколонный зал, где до войны помещался Отдел нумизматики. Поглядел вокруг -- над галереей, где мы упаковывали монеты и медали, зияет дыра от прямого попадания снаряда!» июль 1942 г. П.Ф. Губчевский

Так «жил» Эрмитаж в блокадном Эрмитаже.

Заключение

22 февраля 1946 года место свидетеля обвинения занял директор Эрмитажа Иосиф Орбели. «Академик выступал на свидетельской трибуне, как прокурор, -- писала «Правда». -- Он приводил только факты». Орбели назвал количество снарядов, выпущенных по Эрмитажу фашистами, и количество бомб, сброшенных на музей. Он призвал в свидетели раненого гранитного эрмитажного атланта, следы от осколков на теле которого сохранены и доныне. Он говорил о фугасной бомбе, которая погубила немало эрмитажных вещей, о снарядах, разорвавшихся в эрмитажных залах. Адвокаты подсудимых пытались смягчить слова академика, напомнив о том, что директор Эрмитажа не военный специалист, потому не может утверждать, что Эрмитаж - сокровищница мировой культуры - обстреливался прицельно. «Я не артиллерист. Преднамеренность артиллеристского обстрела Эрмитажа для меня и всех моих сотрудников была ясна потому, что повреждения причинены музею не случайным артиллерийским налётом, а последовательно, при тех методических обстрелах города, которые велись на протяжении многих месяцев. Я никогда не был артиллеристом, - парировал Орбели фразой, которая впоследствии стала легендарной. Но в Эрмитаж попало тридцать снарядов, а в расположенный рядом мост - всего один. Я могу с уверенностью судить, куда целились фашисты. В этих пределах - я артиллерист!»

Таким образом, именно благодаря патриотизму ленинградцев, сотрудников музея большая часть экспонатов была спасена, а впоследствии возвращена и восстановлена.

Литература

1. Журнал "Русская история". №1 2014. Год культуры

2. Варшавский С., Рест Б. Подвиг Эрмитажа: Документальная повесть. Л., 1985.

3. Пиотровский Б. Б. Страницы моей жизни. СПб., «Наука», 1995.

4. Эрмитаж. Хроника военных лет. 1941-1945: документы архива Государственного Эрмитажа / сост. Е. М. Яковлева, Е. Ю. Соломаха. СПб., 2005.

Приложение

Здание Эрмитажа

Ипатьевский особняк

Католический храм Свердловска (ныне Екатеринбурга)

Зрительный зал Эрмитажного театра

Бомбоубежище №3. Рисунок А. С. Никольского

Колыванская ваза

Висячие сады Эрмитажа

Блокадная зима 1941 г. Двадцатиколонный зал. Рисунок А.С. Никольского

Бомбоубежище № 5 -- под египетскими залами. Рисунок А.С.Никольского

Бомбоубежище № 7 -- под итальянскими залами. Рисунок А.С.Никольского

"Наш угол со столом для работы и еды мы делим с семейством Буцов...". Рисунок А.С. Никольского

Вход в третье бомбоубежище. Налево - дверь к Орбели. Рисунок А. С. Никольского

И все увидели третье бомбоубежище... Рисунок А.С. Никольского

Школьный кабинет Эрмитажа, где собирались ленинградские ученые на торжественные заседания в честь Низами и Навои. Рисунок А. С. Никольского

Испанский просвет. Рисунок углем Веры Милютиной. Уборка в зале большим просветом (Зал 239)

Зал искусства Франции XVIII века (Зал 285) Рисунок В. Кучумова

Шатровый зал (Зал 249)

Размещено на Allbest.ru