Формирование имперских характеристик в форме Российского государства XVIII – начала XIX вв.

Размещено на http://www.allbest.ru/

15

Формирование имперских характеристик в форме Российского государства XVIII - начала XIX вв.

Красняков Н.И.

Интерес к имперской форме концентрации власти в государстве с распадом многонационального СССР и консолидацией Востока и Запада в общечеловеческих ценностях свободы и права существенно возрос, что, очевидно, связано с необходимостью разработки новой идеологии отношений для созидательного формата мира. В этой ситуации знание причинно-следственных связей периодов расцвета и кризиса наиболее развитых в прошлом государств - империй, «болевых точек» и «моментов роста» партнеров прибавляет возможностей их использования в международной политике, а соответственно создает и дополнительные преимущества в применении дипломатического принципа: «нет постоянных врагов и нет вечных союзников». С этой точки зрения российский вариант политико-правового оформления имперского пространства представляется объектом пристального внимания отечественных и зарубежных специалистов различных отраслей гуманитарной науки при увеличении доли нашей страны в урегулировании наднациональных конфликтов, вследствие как раз практического влияния результатов исследований на геополитику и межгосударственные контакты на уровне культуры, экономики и политики.

Осуществление планомерного расширения предмет-объектной стороны изучения различных черт юридической научной категории «империя» выражает обоснованные представления о серьезных перспективах дальнейшей полемики в таких вопросах, как геополитическое, организационно-правовое, структурно-управленческое, социо-этно-конфессиональное укрепление основ Российской империи, а также многих других. Появление коллективных трудов и монографий [1], отражающих методологические, содержательно-концептуальные подходы, позволяет включаться в научную дискуссию на качественно новом уровне, развивать конкретные и абстрактные гипотезы, увеличивая познавательный потенциал науки.

Исследование имперской парадигмы в государственно-правовой системе России включает в себя анализ оформления государственного аппарата в центре и на местах в условиях абсолютизма, что соответственно будет характеризовать властеотношения типа «империя - регион» и позволит увидеть взаимодействие отдельных элементов механизма государства в достижении единства и стабильности общества. В работах последнего времени не зря отмечается, что «наиболее интересуют теперь взаимодействия центра и периферии империи, разных групп ее населения, непредопределенность процессов формирования национальных идентичностей, то есть именно имперская составляющая российской истории» [14, с. 10]. Государство-империя соответственно ясно характеризуется с точки зрения «правового понятия государства» цитатой известного немецкого исследователя рубежа XIX-XX вв. Георга Еллинека как «обладающая верховной властью корпорация населяющего определенную территорию народа или, применяя употребительный в новейшее время термин, обладающая первичной властью территориальная корпорация» [4, с. 193].

Как известно, вся публично-правовая деятельность и действующие нормативные акты государственной власти в границах ее компетенции интегрируются, выражая многообразие объективных отношений, связывающих власть с населением. В конечном случае, при столкновении верховной власти с отдельными социальными образованиями, торжествующим оказывается властное противодействие, которое уравновешивает общие и частные интересы в регулировании их государственными органами.

Изучая процесс оформления административно-управленческих структур XVIII - начала XIX вв., следует учитывать, что основанием общего административного деления служили или исторически сложившееся расчленение страны, или потребности административного удобства. При первом делении, являющемся результатом постепенного исторического образования государственной территории, задача управления значительно упрощается, так как каждый административный округ представляет собой нечто действительно цельное, объединенное одинаковыми бытовыми условиями. Но, с другой стороны, пространство и количество населения таких исторически сложившихся регионов государства между собой обычно бывают крайне неравномерными, и в этих условиях искусственно установленное по соображениям практического удобства общеадминистративное деление создает приблизительно равные по территории и количеству населения административные единицы. Однако следует признать, что в результате такого подхода они лишаются внутреннего единства и однородности и отдельные их части могут иметь резкие различия в нуждах, а это, в свою очередь, наводит на мысль о потенциальных возможностях наряду с центральными и местных учреждений управления удовлетворять в одинаковой степени все разнообразные потребности различных местностей, соединенных в одну административную единицу [13, с. 431]. Имея представления об особенностях регионального и местного управления, легче решить вопрос имперского политико-правового устройства, тем более что более «развитым» (автор) народам в составе Российской империи рассматриваемого периода старались сохранить при вхождении их правовую, а иногда и государственную систему, учитывали местные обычаи [8, с. 4].

Регионы формирующейся империи именно как самостоятельно сложившиеся территориальные единицы имеют огромное значение в ее развитии, так как в них сосредоточена вся ее жизнь, тогда как в столице соединено управление различными по уровню потребностей территориями. По отношениям между центром и территориями можно судить о том, в какой стадии развития находится государство. Соответственно, наилучшее управление государством, возможности его поступательного развития зависят от правильности отношений центра к периферии.

Очевидно, что в условиях патриархально-дворянской политической системы петровской России задачи государственного управления не могли быть осуществлены деятельностью только центральных органов, ведь акты непосредственного исполнения требуют деятельности на месте, в различных частях государственной территории. Само собой разумеется, что нельзя всех подданных принудить к исполнению государственной воли через лишь центральные органы. Даже если исполнение предусмотренных законодательством мер совершается деятельностью государственных учреждений, их действия необходимы и в центре, и на местах. В текущей властно-управленческой жизни всегда возникает множество вопросов, которые требуют обязательного решения, и применительно именно к условиям данной территории. Органы управления в центре не могут оперативно и гибко реализовать общие положения закона и учесть препятствия и трудности для каждой области. Закономерно в связи с вышеобозначенным, что существуют и местные органы управления, не только призванные исполнять распоряжения из центра, но и наделенные некоторой долей самостоятельной власти распоряжения. Их деятельность существенным образом, в конечном случае, определяет общую картину государственно-управленческого устройства страны, формируя специфику власти [17, с. 316-318].

Регион Российской империи XVIII - начала XIX вв. в лице своих административных и общественных властей, подчиняясь общему законодательству, и в этом смысле являясь органом исключительно исполнительным, играет самостоятельную роль в управлении и суде, задачи которых могут быть решаемы, по существу своему, лишь в данной территории, так как местные правители и судьи более знакомы с местным обществом. Данная административная самостоятельность является условной, поскольку действует в законных границах и находится под контролем высших региональных и общегосударственных властей и учреждений, но все же по характеру деятельности ее можно назвать самоуправлением, в рамках которого полномочия на основании закона распределяются между органами коронной администрации и общественными. Рассматриваемая власть полномочного управления и суда контролируется и направляется правительством и общегосударственными судебно-административными органами, а связующим звеном между управлением и судом отдельной территории и правительством служат высшие региональные инстанции, каковыми здесь выступают представитель центрального правительства - губернатор или генерал-губернатор, а также аппеляционные инстанции.

В условиях абсолютизма аксиоматично, что для рациональности выполнения функций государственной власти в общегосударственных органах должны быть сосредоточены законодательство и верховный надзор за действительным управлением и судом, которые переносятся на органы местного управления, в которых приобретают характер административной и общественной самостоятельности. А верховный надзор и руководство не только не исключают возможности ближайшего, регионального надзора и руководства, а, напротив, даже требуют их - высшая областная инстанция служит звеном, соединяющим власть и народ, территорию с государством, местное управление с правительством. И самоуправление региона поэтому можно рассматривать как продукт взаимодействия администрации и общества, соединяющий в себе самостоятельность того и другого.

С окончательным утверждением приказно-коллегиальной системы в начале XVIII в. воевода как исполнитель-кормленщик превращается в губернатора, олицетворяющего исполнителя-чиновника при выделении из частно-правовых отношений государства. Приказы подчиняют себе всю совокупность действительного управления и суда, количество их возрастает соразмерно увеличивающимся функциям государства. Складывающаяся система подчиняла территории различным приказам одновременно, тем более что к ней они относились по разному - то как к региону, то как к ведомству, что обусловило отсутствие единства и медлительность управления, а посему и негативные реакции общественных сил территории. Воеводы, по сути являющиеся агентами приказной власти в регионе, на самом деле, находясь ближе московских государственных органов и учреждений, приобретали фактически все более власти над общинами, постепенно утрачивающими свою самостоятельность. Таким образом, централизующая власть приказов в территории начинает сталкиваться с управлением воевод, которые юридически были исполнителями, а фактически уже стали правителями. Такое происхождение власти воевод, естественно, породило многочисленные злоупотребления и произвол, противодействовать чему было невозможно вследствие отсутствия организованного - административно-общественного надзора. Участие в местном управлении общественных элементов все более и более утрачивает свое общественное значение, приобретая вид повинности. Крайние последствия такого управленческого «порядка» в полном виде стали ощутимы к концу XVII в., ибо приказные власти не могли соединить в себе функции самостоятельного управления, они даже не могли быть хорошими исполнителями, так как рассматривали регион лишь как источник доходов, а недостаточность контроля и вовсе парализовала власть московских приказов.

Таким образом, местные учреждения рубежа XVII-XVIII вв. должны были представлять собой орган центральной власти, в котором отдельные части подчиняются целому, а целое - центральной власти, и данный подход при реализации на практике обеспечивал бы приведение в порядок дел в различных территориях государства. Но, как считает исследователь преобразований в области государственного управления этого периода П. Мрочек-Дроздовский, упорядоченности не было, поскольку «раздробление самой центральной власти» между различными приказами произвело беспорядок в управлении и слабость этой власти». «Средством к устранению этого зла является учреждение Прав» (автор), - замечает ученый [10, с. 12].

Учреждение Сената в начале XVIII в., в котором приказы стали элементами системы по управлению отраслями государственного хозяйства и территориями, превратившись во второстепенные специальные органы центральной власти, а также введение губернаторского правления должны были привести к соединению исполнительной власти с функциями государственного регулирования общественных нужд.

Например, как показывает опыт колонизации восточной окраины Российской империи, задача административно-правовой организации региона вынужденно имела приоритетное значение, даже по сравнению с хозяйственным освоением. Именно поэтому символы власти, а не освоение территории или плоды ее хозяйственной эксплуатации являлись свидетельством присоединения территории. Построение управленческой вертикали, доходящей до каждого жителя отдаленного населенного пункта, заполнение властного вакуума являлось первым шагом «приобретения» нового пространства. В дальнейшем повышение управляемости регионами предполагало сокращение административной дистанции между органами, принимающими решение, и сферой его реализации. Эффективным решением этой проблемы стала деконцентрация власти, когда полномочиями наделялись традиционные институты самоуправления местного населения, при сохранении за ними определенной степени самостоятельности и базовых принципов формирования (выборность, коллегиальность, отчетность исполнительных органов перед представительными) [16]. Инкорпорация традиционных институтов самоуправления в административную систему региона и государства свидетельствовала о завершающей стадии формирования вертикальных связей сибирской окраины и центра. Такой подход позволял стабилизировать социальные отношения в отдельной присоединенной окраине, осуществить взаимодействие власти-территории-народов, то есть, хотя и оказался ответом на ситуацию, но действенным, и в дальнейшем был распространен на входившие в состав империи регионы [7]. Тем более что в правительственных кругах процесс расширения границ казался почти постоянным, а возможно, и почти бесконечным, и значит приходилось пользоваться уже подтвердившим результативность средством. Так произошло в отношении западных губерний в XVIII в., в XIX в. - в Финляндии, Польше, Бессарабии.

Как видим, преобразования российской государственности в XVIII в. по пути империостроительства в полной мере были распространены и на регионы. Основные направления этих реформ заключались в рационализации организации и деятельности регионального аппарата управления и становлении государственной службы, вытеснении административного обычая законодательными актами в нормативном регулировании этих процессов.

Особенности региона вели к необходимости создания таких региональных центров власти, которые могли бы представить местное общество и его управляющие структуры перед монархом. Они обуславливали более широкую компетенцию местного государственного аппарата и усиливали значение сословного самоуправления. Губернская реформа 1775 г., построенная на принципе усиления местной власти за счет введения в структуру местного управления помимо губернской администрации и власти наместнической (генерал-губернаторов), должна была повысить эффективность всей государственной системы. Это был шаг в сторону деконцентрации управления, свидетельствующий о понимании необходимости создания сильной и относительно самостоятельной региональной власти.

К началу XIX в. система государственного управления в России в итоге имела много общего с так называемой континентальной моделью, прежде всего с французской системой административного и муниципального управления. В частности, характер отношений между выборными органами и центром определялся схожим порядком предоставления полномочий местным органам и осуществления административного контроля.

Децентрализация, сопровождаемая разделением сфер ведения и наделением самостоятельного принятия решений, характерная для процесса регионализации, была несовместима с основными принципами российского государственного устройства. Вследствие этого многочисленные планы создания на основе национального или административно-территориального принципов областей-автономий и выделения регионального уровня управления не имели шансов на осуществление. Идейно-политические искания власти разрешения проблемы по поручению императора Александра I были оформлены доверенным его лицом - М.М. Сперанским.

Конструкции, предложенные Сперанским, затрагивали основы государственной патриархально-дворянской системы России, и не случайно он позже писал: «Сила всех предложенных преобразований в том состояла, чтобы постановить управление империи на непременном законе и дать России внутреннее политическое бытие, а сею целью определить, прежде всего, разум коренных государственных законов, т.е. начертать план конституции» [18, с. 73].

Предложенная им система органов власти в государстве уже предусматривает разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную как на центральном, так и на региональном уровнях. Законодательную власть в губерниях должны были осуществлять губернские думы, формируемые из депутатов. Исполнительная власть вручалась губернскому правительству и Совету из депутатов. Судебная власть была представлена губернскими судами, формируемыми губернскими думами. Реализация этих же принципов предполагалась и в окружных, и в волостных органах местного самоуправления. В своих проектах Сперанский предложил подчинить административно-территориальное устройство империи задачам формирования новой системы государственных органов на началах определенного представительства в них различных сословий населения, создания реально функционирующих и достаточно сильных на всех уровнях «ветвей власти» и действенных органов государства. В предлагаемую систему административно-территориального устройства Сперанский заложил не только подходы, связанные с распределением государственно-властных полномочий на уровне отдельных преобразований, но и определил две их категории. Губернии, составляющие основу империи, представлялись автору реформ как единицы «общего порядка управления» с распространением на них общеимперского законодательства. Но в Российской империи были также и территории, управление которыми формировалось отдельно, в процессе их завоевания или присоединения к центру. В отношении таких частей государства предполагалось использовать «особое устройство» и регулировать отношения в них на основе как общеимперских, так и местных законов. Исходя из изложенного, Сперанский предложил схему переустройства, «чтобы поставить разделение империи в большую сообразность с расположением государственных сил и с правилами, выше изображенными» [5, с. 68]. По замыслу реформатора, административно-территориальное деление Российской империи должно быть унифицировано, но с учетом особенностей управления отдельными ее национальными регионами - областями, специфика которых в управленческом отношении выражалась в отношении местной системы управления и местного законодательства.

На примере Финляндии, как считает исследователь С.М. Середонин, был опробован вариант управления, когда при верховной надзирающей власти в лице генерал-губернатора был поставлен областной (губернский) Совет («avis»), и в случае возникновения разногласий между ними необходимо было делать представления верховной власти о решении вопроса. В это время Александр I писал наместнику Великого княжества Финляндского гр. Армфельду, что конституционные формы правления ему нравятся больше, чем «пользование полным произволом»: «Здесь я могу ошибиться только тогда, когда сам захочу, мне предполагаются все необходимые сведения; - там же я окружен неуверенностью и почти всегда привычками, заменившими законы» [1, с. 177].

В современной политико-правовой мысли развивается мнение [12, с. 53], что таким образом император Александр I проводил в жизнь идею конфессионального единства, замыслом которой было создание после Венского конгресса у народов Европы единой христианской нации, а результатом - успокоение «свободолюбивого духа» времени в рамках Священного союза 1815 г., что во внутренних делах способствовало осознанию властью и населением наличия внешнего союзника в виде других империй - цивилизованных стран Европы.

Исходя из сказанного, думается, что логичной признавалось идея, будто в условиях международной поддержки конституционные отношения между Россией и другой вошедшей территорией - Польшей ставили в устойчивое состояние соединение федеративных начал с имперской политико-правовой практикой государственности. Подтверждением можно считать высказывание Чарторыйского: «Прочная федеративная система дает империи - центру этой системы больше силы и больше гарантий безопасности, чем расширение границ» [12, с. 53].

Организационно-правовое обеспечение управления увеличивающимся государственным хозяйством было поручено создаваемым министерствам. Однако необходимо заметить, что сохранение на первых порах министерской практики коллегий, а потом их подчинение министрам и замена департаментами создало условия для разобщенности в делах между центральным и местным управлением, усилилась канцелярская система. Показательно высказывание этого времени Трощинского: «Воля министров и разного рода их канцелярий, действовавших по разным частям отдельно и независимо друг от друга, не встречали нигде и ни от кого противодействия… Ни в министерских департаментах, ни в зависимых от них губернских и уездных управлениях не было никакого наблюдения за исполнением законов, и министры, не имевшие за собою никакого надзора, не могли надзирать и за своими подчиненными» [11, с. 147]. Очевидно, что департаменты министерств, ставшие местами самостоятельного центрального управления, чрезмерно централизовали власть, придавая ей прежний чиновно-канцелярский характер. А первоначальное стремление создать министерства как учреждения политического характера, соединяющие главу государства и местное управление, было реализовано на практике совершенно незначительно. Как замечает исследователь государственных реформ этого периода О.К. Нотович, «департаментская централизация поглотила проектированную правительством децентрализацию и земские учреждения из «особого органа одной и той же государственной власти» обратились в подобие частных контор» [11, с. 148].

Расширение прав местного общественного управления на земских началах должно было совершиться на основе полномочий, которыми к этому времени обладали департаменты министерств в Санкт-Петербурге. Министры должны были бы занять место посредников между главой государства и местным управлением, сосредоточив в своих руках руководящие и контролирующие функции. К середине XIX в. результатом развития чиновно-канцелярских государственных структур стала чрезмерная централизация внутреннего управления.

В условиях крайней медлительности, скованный бюрократизмом и перегруженный мелочными вопросами законодательный механизм, а также высшие центральные учреждения не могли оперативно разрешать важные вопросы законодательного и административного характера. Передвинувшиеся вследствие бюрократической централизации из низших государственных звеньев вопросы управления вытеснили из высших и центральных учреждений часть общих вопросов разработки законопроектов и оперативного руководства.

В этих условиях для разработки иной организации управления каждым национальным регионом, исходя из конкретных местных задач государственности, и предоставления местной администрации значительной самостоятельности, а также поощрения ее оперативной деятельности - как компромисс между территориально-национальной автономией и централизаторскими тенденциями абсолютизма, создавались высшие комитеты - новые учреждения, напрямую докладывающие императору. Вынужденная сохранять автономию управления отдельными национальными регионами, даже подчеркивать особенности законов для этих регионов, верховная власть ставила действия местных государственных учреждений под известный надзор соответствующего высшего комитета.

Итак, отношения «империя - регион», «империя - население» в системе государственного управления Российской империи четко не выделялись, но, как мы заметили ранее, уже в XVIII в. наблюдается пристальное внимание центральной власти именно к возможностям местного уровня власти по реализации фискальной функции государства. В начале XIX в. проблемы в деятельности региональных властных структур достаточно ясно определяются и находят выражение в административной политике Российского государства. В отношении правительственных попыток создания эффективных региональных систем управления показательны три тенденции: создание регионально-управленческих систем на колонизируемом пространстве Сибири; определение систем управления национальными регионами, интегрируемыми в состав Российской империи; отработка института генерал-губернаторства как механизма присутствия верховной власти в регионе. В региональной политике просматриваются два вектора: западный, связанный с интеграцией населения присоединенных территорий, и восточный, который определялся колонизацией зауральских территорий [6, с. 109].

В первой половине XIX в. стремление центра распространить на всю территорию империи общероссийские министерскую и губернскую системы, усилить русский элемент в окраинах - национальных регионах предполагало некоторый учет местной специфики. Так как внимание царизма часто было занято новыми проблемами (Кавказ, Польша, Бессарабия, Финляндия, революции в Европе [15]), в России не было создано теоретически осмысленной региональной политики, что приводило к непоследовательности в правительственных действиях. Расплывчатые формулировки функций генерал-губернаторов Екатерины II на первых порах обеспечивали широкий простор для их деятельности и при известной деконцентрации регионального управления повысили его эффективность. Однако расширение самостоятельности местной администрации сопровождалось усилением ее произвола и снижением в целом управляемости из центра. Ситуация осложнилась с появлением на губернском уровне органов министерского (отраслевого) подчинения. В государстве теперь стало существовать две линии реализации самодержавных принципов власти: территориальная и отраслевая. Имея общую природу властных полномочий, нечетко разделенные прерогативы на местном уровне, возможность напрямую аппелировать к монарху, министры, генерал-губернаторы и губернаторы с трудом находили возможности для координации своих действий. Все это вело к общей проблеме обеспечения общегосударственных (общеимперских) интересов. Нужно признать, что создаваемая длительное время в соответствии с развитием формы государства и его функциями схема «губерния - екатерининская губерния - наместничество - имперский регион», позволяла балансировать в обеспечении интересов государственного единства.

Переход от ситуативной поливариантности [9] в административном устройстве (как это было на ранних этапах истории империи) к внутренне усложненной моновариантной модели неизбежно приводил к росту централизации и бюрократизации управления, допускающих лишь некоторую деконцентрацию власти на окраинах. Административная централизация представлялась мощным орудием не только управления, но и политического реформирования [3]. Проводя политику, направленную на политико-административную и экономическую интеграцию национальных регионов в единое имперское пространство, верховная власть придерживалась определенной последовательности при переходе от военно-административного надзора за традиционными институтами власти к замене их общероссийской бюрократической системой государственных учреждений.

российская империя абсолютизм государственный аппарат

Литература

1.Андреева Т.В.Александр I и русское общество / Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX-XX веков. Спб.: Изд-во «Алетейя», 1999. С. 168-183.

2.Бахтурина А.Ю.Окраины российской империи: государственное управление и национальная политика в годы Первой мировой войны (1914 - 1917 гг.). М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. - 392 с.; Дамешек И.Л. Сибирь в системе имперского регионализма (компаративистское исследование окраинной политики России в первой половине XIX в.). Иркутск: Изд-во «Оттиск», 2002. - 208 с.; Еллинек Г. Общее учение о государстве / Вступительная статья докт. юрид. наук, проф. И.Ю. Козлихина. СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2004. - 752 с.; Каменский А.Б. Российская империя в XVIII веке: Традиции и модернизация. М., 1999. - 328 с.; Кодан С.В. Юридическая политика Российского государства в 1800-1850-е гг.: деятели, идеи, институты. Екатеринбург: УрАГС, 2005. - 324 с.; Красняков Н.И. «Сибирский формат» регионального управления в Российской империи (XVIII - начало XX вв.). Екатеринбург: УрАГС 2006. - 240 с.; Лысенко Л.М. Губернаторы и генерал-губернаторы Российской империи (XVIII - начало XX века). М.: Изд-во МПГУ, 2001. - 358 с.; Миллер А. Империя Романовых и национализм: Эссе по методологии исторического исследования. М.: Новое литературное обозрение, 2006. - 248 с.; Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи. (XVIII - начало XIX в.). СПб., 2000. Т. 1. - 548 c.; Мотыль А. Пути империй: Упадок, крах и возрождение имперских государств. М.: «Московская школа политических исследований», 2004. - 248 с.; Россия в XVIII-XX веках. Страницы истории. М.: Книжный дом «Университет», 2000. - 256 с.; Российская империя в сравнительной перспективе: Сборник статей / Под ред. А.И. Миллера. М.: Новое издательство, 2004. - 384 с.; Сибирь в составе Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, 2007. - 368 с.

3.Бахтурина А.Ю.Окраины российской империи: государственное управление и национальная политика в годы Первой мировой войны (1914 - 1917 гг.). М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. - 392 с.

4.Еллинек Г. Общее учение о государстве / Вступительная статья докт. юрид. наук, проф. И.Ю. Козлихина. СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2004. - 752 с.

5.Кодан С.В.Проекты преобразований политико-правовой системы России М.М. Сперанского. Екатеринбург: УрАГС, УИЦ «Защита-Урал», 2003. - 156 с.

6.Кодан С.В.Юридическая политика Российского государства в 1800-1850-е гг.: деятели, идеи, институты. Екатеринбург: УрАГС, 2005. - 324 с.

7.Красняков Н.И.«Сибирский формат» регионального управления в Российской империи (XVIII - начало XX вв.). Екатеринбург: УрАГС 2006. - 240 с.

8.Лаптева Л.Е.Региональное и местное управление в России (вторая половина XIX в.) М., 1998. - 151 с.

9.Миллер А. Империя Романовых и национализм: Эссе по методологии исторического исследования. М.: Новое литературное обозрение, 2006. - 248 с.

10.Мрочек-Дроздовский П.Областное управление России XVIII века до учреждения о губерниях 7 ноября 1775 года: Историко-юридическое исследование. Москва: Университ. тип., 1876. Ч. 1. Областное управление эпохи первого учреждения губерний (1708-1719 г.). - 350 c.

11.Нотович О.К.Основы реформ местного и центрального управления. СПб., 1882. - 236 с.

12.Пахомов В.Г.Федерализм в истории политико-правовой мысли России (конец XVIII - XIX вв.): В 2 ч. Ч. 1. Дооктябрьский период. М.: «Союз», 2001. - 109 с.

13.Романовский В.Е.Государственные учреждения древней и новой России. М.: Издание И. Кнебель, 1911. - 452 с.

14.Российская империя в зарубежной историографии: Антология / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М.: Новое издательство, 2005. - 696 с.

15.Россия в XVIII-XX веках. Страницы истории. - М.: Книжный дом «Университет», 2000. - 256 с.

16.Суворова Н.Г.Оформление низовой административно-территориальной структуры Сибирского региона Российской империи (конец XVIII - первая половина XIX в.).

17.Шапсугов Д.Ю.Проблемы теории и истории власти, права и государства. М.: Изд-во «Юрист», 2003. - 688 с.

18.Якушкин В.Е. Государственная власть и проекты государственной реформы в России. СПб., 1906. - 160 с.

Размещено на Allbest.ru