Марк Туллий Цицерон

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Марк Туллий Цицерон

Молодой оратор

Великий оратор, писатель и политический деятель Марк Туллий Цицерон родился 3 января 106 г. до н. э. близ города Арпина. Отец его происходил из состоятельной римской семьи всадников. Прозвище рода Туллиев «Цицерон» (по-латыни -- цицеро) означает «горошина». Некоторые думали, что у одного из предков великого оратора была бородавка на носу, напоминавшая горошину. Другие же полагали, что какой-либо его предок был знаменитым огородником и выращивал хороший горох. В роду Туллиев никто не занимал высших государственных должностей, и потому, когда Цицерон достиг поста консула, представители знати называли его презрительно выскочкой, «новым человеком» (хомо - новус).

Еще в детстве Цицерон показал блестящие способности в учении. Он отличался такой поразительной понятливостью и памятью, что родители его товарищей приходили в школу посмотреть на это маленькое чудо.

Когда Цицерон подрос, его отец переселился в Рим, чтобы дать ему и брату Квинту образование. В столице молодой человек изучал римское право, занимался греческой философией, теорией риторики. В Риме в это время собрались виднейшие представители греческой философии. В обществе греческих ученых и писателей Цицерон основательно изучил греческий язык и литературу. Греческий поэт Архий привил будущему оратору вкус к изящной литературе и поэзии: Цицерон в юности и даже в зрелом возрасте писал стихи (правда, довольно плохие).

Особенно заинтересовался молодой человек диалектикой, то есть искусством спора и убеждения. Одновременно с этим он упражнялся в декламации -- составлении речей на греческом и латинском языках. Знаменитый актер Роений Галл учил Цицерона произношению, постановке голоса и ораторским жестам.

После школы Марк Туллий служил в армии и участвовал в «Союзнической войне». По окончании военной службы двадцатилетний Цицерон решил посвятить свою жизнь политической деятельности. В республиканском Риме незнатные юноши могли выдвинуться, лишь выступая в каком-нибудь громком судебном процессе в качестве защитника или обвинителя. Тут представлялся удобный случай изложить свои взгляды на те или иные вопросы общественной жизни, обратить на себя внимание, получить известность у граждан-избирателей. Однако момент для публичных выступлений был неблагоприятным: шла гражданская война, но стране прокатилась волна террора против народной партии. Ежедневно вывешивались списки обреченных на казнь людей. Наемные убийцы вечерами бродили по темным улицам Рима. Они врывались в дома богатых людей или убивали их просто на улице, а затем под разными предлогами завладевали их состоянием.

Как человек честный и гуманный, Цицерон приходил в ужас от насилий и жестокостей, творимых сторонниками Суллы. Он решился защищать несчастные жертвы диктаторского режима. Одной из таких жертв явился Росций. На улице Рима был убит богатый землевладелец, некто Секст Росций. Убийство подстроили родственники с целью завладеть его имуществом. Они вошли в соглашение с всесильным любимцем диктатора Суллы Хрисогоном, который скупил за бесценок с торгов имущество убитого. Родственники погибшего пытались устранить законного наследника -- сына Секста Росция. Когда им это не удалось, они выдвинули против молодого человека обвинение в отцеубийстве. Никто не хотел брать на себя защиту молодого Росция из страха перед Корнелием Суллой. Только Цицерон согласился защищать несчастного. Дело Росция было настолько ясным, что адвокату не стоило никакого труда доказать его невиновность. Но этого Цицерону показалось мало. Всем было известно, что за обвинителем скрывается всесильный Хрисогон. Этот временщик считал себя в полной безопасности, так как ему сходили с рук и не такие поступки. Цицерон в своей речи не побоялся заклеймить любимца Суллы. Когда молодой оратор произнес имя Хрисогона обвинители и толпа парода замерли в безмолвии. Однако Цицерон, продолжая сохранять спокойствие, выдвигал одно за другим обвинения, клеймя позором человека, перед которым все трепетали. Судьи и публика поняли, что Цицерон обвиняет в лице Хрисогона самого Суллу. В заключение молодой оратор потребовал положить конец гнусному режиму. Речь его была встречена рукоплесканиями, а обвиняемого суд оправдал. Вскоре после этого Цицерон вместе с братом Квинтом уехал путешествовать в Грецию и Малую Азию якобы для лечения, но на самом деле опасаясь преследований со стороны Суллы. Сначала братья прибыли в Афины. Цицерон продолжал свои занятия философией, начатые в Риме. Затем он переехал на остров Родос, где находились знаменитая школа ораторского искусства и известные профессора -- Аполлоний и философ Посидоний. Рассказывают, что Аполлоний, не понимавший ни слова по-латыни, попросил Цицерона произнести речь по-гречески. Выслушав блестящую речь молодого римляна, присутствующие осыпали оратора похвалами. Сам Аполлоний слушал речь с невеселым видом. Когда оратор кончил, знаменитый профессор сказал: «Хвалю тебя, Цицерон, и удивляюсь твоему дарованию, но жалею о судьбе Греции: единственно прекрасное, что у нас еще осталось -- образованность и красноречие, и это теперь завоевали римляне!» марк туллий цицерон политический

После кончины Суллы Цицерон возвратился в Рим. Первое время Цицерон вел себя осторожно, не торопился выставлять свою кандидатуру на государственные должности, предпочитая держаться в тени. Вскоре Цицерон возобновил свои публичные выступления в качестве защитника. Необыкновенный талант оратора доставил ему известность и связи во влиятельных кругах столицы, которые позволили ему заключить выгодный брак с Теренцией, женщиной из богатой семьи. Цицерон стал теперь человеком зажиточным и мог бесплатно оказывать помощь нуждающимся в защите. Избранный квестором, он был отправлен на остров Сицилию для заготовки хлеба. На этом посту Цицерон проявил исключительную деловитость, мягкость и справедливость в обращении с местным населением, привыкшим к грубому произволу римских чиновников.

Марк Туллий Цицерон был так доволен и горд своими успехами, что по возвращении в Рим, как сам признавался впоследствии, попал в смешное положение. Случайно встретив одного знакомого, оратор спросил, что говорят в Риме о его, Цицерона, подвигах (он воображал, что весь город только и говорит о нем). Знакомый же ответил ему вопросом: «А где же ты, Цицерон, был все это время?»

Между тем сицилийцы привлекли к суду своего наместника Верреса и обратились к Цицерону с просьбой взять на себя роль обвинителя. С энергией принявшись за дело защиты интересов сицилийцев, Цицерон отправился на остров собирать материалы по обвинению Верреса. Противная сторона выставила в качестве защитника адвоката Гортензия. Обвиняя Верреса, одного из приспешников Суллы, Цицерон опять выступал как представитель народной партии и враг сулланского режима. Разбирательство дела Верреса началось на форуме при огромном стечении народа. Подсудимый явился в сопровождении своих знатных покровителей, держался самоуверенно и нагло. Когда огласили содержание документов и свидетельские показания, искусно подобранные Цицероном, открылись все возмутительные факты насилий, вымогательства и прямого грабежа. Народ пришел в неистовство. Когда один из свидетелей рассказывал, как Веррес приказал распять на кресте человека, который кричал: «Я -- римский гражданин!» - толпа чуть не растерзала обвиняемого. Дело Верреса превратилось в судебный процесс не только над всеми насилиями и беззакониями, творившимися при сулланском режиме, но и над партией оптиматов. Видя, что народ не позволит судьям вынести оправдательный приговор и дело его проиграно, Веррес добровольно удалился в изгнание.

Выступлением против Верреса Цицерон завоевал расположение народа и вскоре был избран претором. Пребывая на этой должности, он честно и беспристрастно выполнял свои обязанности.

Во время своей деятельности в качестве претора Цицерон произнес первую политическую речь в поддержку закона о назначении Помпея главнокомандующим в войне с царем Митридатом. Выступление имело блестящий успех, и Помпей был назначен главнокомандующим. Постепенно Цицерон стал все более склоняться на сторону оптиматов, понимая, что его дальнейшая политическая карьера зависит от их поддержки.

Консульство Марка Туллия Цицерона

Консульство Цицерона совпало с раскрытием знаменитого заговора Катилины. Катилина был разорившимся аристократом, сподвижником Суллы. Он домогался должности консула, но не был избран. Тогда Сергий Катилина выставил заманчивый лозунг, призывавший к уничтожению долговых обязательств. Лозунг пришелся по вкусу римской бедноте, разорившейся знати, ветеранам Суллы и всем, кто был недоволен существовавшими порядками. Опасность беспорядков заставила объединиться всадников и. сенаторов-оптиматов, и они добились избрания в консулы Цицерона, считая его самым подходящим человеком для защиты их интересов. Новый консул постарался оправдать доверие выборщиков.

Прежде всего он приставил к Катилине шпиона, через которого узнавал о всех намерениях заговорщиков; в различных пунктах города были расставлены караулы и разосланы доверенные лица для наблюдения за всем происходящим.

Между тем Катилина действовал энергично, собирая по Италии вооруженные отряды своих приверженцев. В Риме он поручил своим сторонникам убить Цицерона. Однако тот был своевременно предупрежден, заговорщики схвачены и казнены без суда. Сам Катилина отправился в Этрурию, где ему удалось сформировать армию из ветеранов Суллы. Спустя некоторое время армия Катилины была разбита наголову, а глава заговора пал в бою (63 г. до. н. э.). Так была пресечена попытка совершить в Риме переворот.

Заслуги Цицерона при ликвидации заговора Катилины были оценены оптиматами и всадниками. Человека, которого они еще так недавно презрительно называли выскочкой, осыпали неумеренными похвалами и даже поднесли ему почетный титул «отца отечества». Сын захудалого провинциального всадника сделался вождем сената!

До некоторых пор Цицерон внешне оставался скромным человеком, который, казалось, не стремился ни к власти, ни к роскоши. Он заботился больше всего о своей литературной славе. В душе, однако, Цицерон всегда лелеял мечту стать государственным деятелем. И вот его мечта сбылась! Опьяненный чрезмерным потоком лести, Цицерон окончательно уверовал в то, что он великий политический деятель -- спаситель отечества. Но вместо того, чтобы энергично вмешаться в борьбу партий, став окончательнона сторону оптиматов или народа, он бездействовал. Марк Туллий занял половинчатую, колеблющуюся позицию. Где бы он теперь ни говорил -- в сенате, в суде или в народном собрании, все должны были слушать бесконечные разглагольствования о Катилине и о его, Цицерона, роли при подавлении заговора. Эта слабость великого оратора стала вызывать насмешки.

Цицерон полагал, что теперь ему, как государственному человеку, вождю сената, не пристало жить в скромном доме. Он купил за огромные деньги большое здание на Палатинском холме. Необходимую сумму ему пришлось занять у своих подзащитных.

Между тем Цицерон вскоре убедился, что его влияние среди оптиматов и всадников не так уж велико, как он себе представлял. Мало того, над ним внезапно нависла грозная опасность. В это время в Риме политическая обстановка была напряженной, борьба партий обострилась. Оптиматы и народная партия с тревогой ожидали возвращения Помпея. Шли бесконечные толки о том, что предпримет Гней Помпей: распустит ли он свою армию, или, подобно Сулле, двинет ее на Рим, чтобы захватить власть. Вскоре в городе разразился скандал, который повлек за собой самые печальные последствия для Цицерона.

Некто Клодий, молодой человек знатного рода, прокрался ночью в дом великого понтифика Юлия Цезаря. Там в это время знатнейшие женщины Рима вместе с весталками справляли праздник в честь Благой богини, на котором не имел права присутствовать ни один мужчина. Клодий проник в дом Цезаря, переодевшись в женскую одежду. Однако его узнали по голосу, и он еле спасся. Клодий был одним из вождей народной партии, и оптиматы привлекли его к суду по обвинению в преступлении против религии. Представ перед судом, Клодий бесстыдно отрицал предъявленные ему обвинения, стараясь доказать, что в ту ночь находился далеко от Рима. Вызванныйв суд Юлий Цезарь тоже дал показания в пользу Клодия. Тогда с обвинением Клодий выступил Цицерон. Благодаря подкупу судей Клодия все-таки оправдали. С тех пор этот человек возненавидел Цицерона и только ждал случая отомстить ему.

Цицерон в изгнании

Вскоре после этого трое самых влиятельных людей в Риме -- Цезарь, Помпей и Красс -- заключили союз, так называемый первый триумвират. Цезарь был душой этого союза. После тщетных попыток привлечь на свою сторону Цицерона триумвиры решили избавиться от наиболее влиятельных вождей партии оптиматов -- Катона и Цицерона. Сначала Цезарь хотел просто удалить знаменитого оратора подальше от столицы, предложив ему отправиться командовать легионом в Галлию. Но Цицерон отказался.

Участь Цицерона решили триумвиры, и он был отдан в жертву своему врагу Клодию. (В это время Клодий был народным трибуном, и римская беднота видела в нем своего защитника.) Одним из первых законов, предложенных Клодием, был закон, направленный против Цицерона. Этот закон гласил: казнивший без суда римского гражданина должен быть изгнан. Клодий привлек Цицерона к суду за то, что тот когда-то приказал без суда и следствия казнить сторонников Катилины.

Великий оратор, облачившись в траурную одежду, обходил городские улицы, умоляя народ о защите. За ним следовали толпы молодых людей из числа всадников, вторя его мольбам. Цицерон обратился за помощью в сенат. В страхе перед Клодием сенаторы не решились прийти на помощь своему товарищу, Цицерону оставалось обратиться к самим триумвирам. Цезарь в это время находился в Галлии, Красс был явно враждебно к нему настроен, оставался один Помпей. Цицерон отправился к Помпею, но тот уклонился от свидания.

Тогда Цицерон обратился к своим друзьям. Одни предлагали ему остаться в Риме и бороться с врагами до конца, другие же советовали бежать, рассчитывая, что его пребывание в изгнании будет кратким. И вот Цицерон, столько раз выступавший, защищавший и обвинявший других, побоялся суда над собой и решил бежать. Человек, которого еще недавно провозгласили «отцом отечества», вынужден был глубокой ночью тайно покинуть Рим и удалиться в добровольное изгнание.

После бегства Цицерона Клодий провел постановление об его изгнании и обнародовал декрет, по которому изгнанник должен был удалиться от столицы на 500 миль.

Цицерон отправился в Южную Италию. Оттуда он намеревался перебраться в Сицилию, жители которой помнили его по делу Верреса. Однако наместник Сицилии прислал ему письмо с просьбой не посещать остров. Огорченный Цицерон направился в Брундизий, чтобы оттуда отплыть в Македонию. Находясь в изгнании, Цицерон первое время совершенно пал духом: целые дни он сидел, устремив свой взор в сторону любимой родины. Несчастье, по-видимому, совершенно сломило этого человека.

Между тем в Риме Клодий разрушил дом Цицерона, сжег его виллы, разграбил часть имущества оратора. На месте разрушенного дома он велел построить храм Свободы. Попытка Клодия продать остальное имущество великого оратора с публичных торгов окончилась неудачей: к чести римского народа, не нашлось ни одного покупатели.

Ободренный успехами, Клодий набрал вооруженные банды из вольноотпущенников, рабов и гладиаторов. Этих людей он распределил по десяткам и сотням под начальством отчаянных головорезов. Из шаек образовались тайные общества в каждом квартале столицы, которые имели склады оружия и свой штаб. С помощью этих банд Клодий стал хозяином в народном собрании. Он щедро награждал своих сторонников и жестоко преследовал врагов. Уверенный в своих силах, Клодий выступил против одного из триумвиров -- Помпея. Говорят, что он даже подослал к нему убийцу, но покушение не удалось. Тогда, решив, что Клодий зашел слишком далеко и стал опасен, сенаторы задумали вернуть из изгнания Цицерона. Помпей тоже стал на сторону друзей великого оратора.

Однако Клодий с помощью банд делал все, чтобы помешать возвращению своего заклятого врага: он запугивал сенат и пресек все попытки поставить в народном собрании вопрос о возвращении Цицерона. Один из консулов все-таки выступил в сенате за возвращение изгнанника, а народный трибун внес такое же предложение в народном собрании. Сенат постановил не утверждать ни одного решения и вообще не заниматься государственными делами, пока Цицерону не будет дана возможность вернуться.

В конце концов Помпей с помощью солдат прогнал с форума банды Клодия, и народ единодушно принял решение вернуть знаменитого изгнанника. Сенат постановил за государственный счет восстановить его разрушенные виллы и дом.

Возвращение Цицерона

Цицерон вернулся в Рим, проведя в изгнании 16 месяцев. Его возвращение было похоже на триумфальное шествие полководца. Первый италийский город Брундизий, где он вступил на италийскую землю, устроил в его честь празднества. Жители городов, расположенных вдоль знаменитой Аппиевой дороги, встречали Цицерона; со всех ближайших деревень сбегались люди с женами и детьми, чтобы взглянуть на него. Из Рима навстречу великому оратору вышли бесчисленные толпы народа.

В доме брата, где Цицерону пришлось остановиться, его приветствовали знатнейшие из сенаторов. Даже его давний недоброжелатель Марк Красс вышел к нему в знак примирения. Цицерон был очень доволен таким приемом и свои чувства выразил в таких словах: «Мне кажется, что я не только возвращаюсь из изгнания, а восхожу на небо».Между тем Клодий продолжал бесчинствовать. Противная сторона решила действовать его же оружием: народные трибуны Сестий и Милон набрали отряды, которые, почти ежедневно вели бои с людьми Клодия. В результате беспорядков выборы консулов и других должностных лиц провести не удалось. Такое положение прекратилось, только когда Помпея избрали единоличным консулом, и он с помощью солдат разогнал банды. Во время одной из стычек трибун Милон убил Клодия. На его похоронах толпа народа в здании, где заседал сенат, из скамей и столов сенаторов воздвигнула огромный костер и сожгла на нем труп своего вождя.

Убийца Клодия должен был предстать перед судом, и Цицерон взялся его защищать. Защита Милона являлась делом весьма опасным, так как разъяренная римская чернь угрожала отомстить за своего любимца. Римский форум, где проходил суд, представлял необычайное зрелище: вокруг площади расположились вооруженные солдаты Помпея; ораторская трибуна и судейские места были окружены многотысячной толпой, которая то слушала, затаив дыхание, то вдруг приходила в ярость. Цицерон прибыл на форум в закрытых носилках, чтобы не подвергнуться по пути оскорблениям со стороны толпы. Как только оратор поднялся на трибуну, из публики раздались дикие выкрики, вопли и угрозы. Защитник страшно перепугался, не мог говорить со своей обычной твердостью и проиграл дело. Милон был осужден и удалился в изгнание.

Через некоторое время Цицерона отправили наместником в назначенную ему провинцию Киликию (в Малой Азии). По пути греки встречали его с почетом, и он мог убедиться, что слава о нем как об ораторе и писателе распространилась всюду.

Цицерон был образцовым правителем: он не давал римским откупщикам и купцам грабить местное население, был справедлив, неподкупен и легко доступен для всех, кто желал к нему обратиться. Поистечении срока своих полномочий Цицерон, провожаемый благодарными киликийцами, отплыл в Италию.

Он вступил на италийский берег во время грозных событий - началась война за власть между Цезарем и Помпеем. Великий оратор пытался примирить противников, настойчиво уговаривая их прийти к соглашению. Цицерон предложил даже разрешить Цезарю заочно домогаться консульства, а Помпею, когда Цезарь будет избран, удалиться в Испанию. Под давлением оптиматов сенат отверг эти предложения и объявил военное положение. В ответ Гай Юлий Цезарь из Галлии, своей провинции, вторгся в пределы Италии. У Помпея в Италии было всего 2 легиона против 11 легионов Цезаря. Он оставил Рим врагу и объявил набор в войска по всей Италии. Сенату и консулам Помпеи приказал выехать в Капую. Цицерон как член сената подчинился приказу главнокомандующего не без колебаний. В своих письмах Цицерон писал, что не знает, на какую сторону ему встать.

Помпей, вяло и нерешительно организовавший оборону, в конце концов покинул Италию. Цицерон не последовал за ним, а остался в своем имении. Цезарь прислал ему письмо, советуя присоединиться к нему; если же он отказывается, то пусть едет в Грецию и живет там спокойно, ожидая дальнейших событий.

Захватив Италию, Цезарь отправился в Испанию против находившейся там армии Помпея. После его отъезда Цицерон отплыл к Помпею, где его встретили с радостью. Однако претор Марк Порций Катон высказал мнение, что Цицерону для блага отечества лучше бы оставаться в Риме, а не рисковать собой без нужды. Помпей не давал Цицерону никаких важных поручений, и тот ходил по лагерю угрюмый и печальный, ворча и критикуя распоряжения главнокомандующего. В конце концов Помпей решил избавиться от Цицерона и Катопа, отправив их в Диррахий.

Великий оратор не принял участия в битве при Фарсале. Помпеянцы предложили Цицерону, как бывшему консулу, командовать флотом и остатками разбитой армии.

Он отверг это предложение, и вообще отказался от дальнейшего участия в войне. Цицерон считал, что после Фарсальской битвы дело Помпея проиграно и следует заключить почетный мир. Сам Помпей со своими друзьями, обвинив великого оратора в измене, хотел его убить. Цицерон спасся только благодаря вмешательству Марка Катона, а затем бежал из лагеря.

После этого Цицерон высадился на италийский берег в Брундизий и жил здесь некоторое время до возвращения Цезаря из Египта и Азии. Наконец пришло известие, что Цезарь высадился в Таренте и идет в Брундизий. Цицерон поспешил ему навстречу. Цезарь милостиво приветствовал его и с тех пор не переставал оказывать ему знаки уважения и благосклонности.

Во время диктатуры Цезаря Цицерон отошел от общественной деятельности, посвятив всё свое время научным и литературным занятиям. Изредка приезжал он в город, чтобы приветствовать Цезаря и произнести в его присутствии речи в защиту сторонников Помпея. В речах оратор иногда кривил душой, допуская неумеренные хвалы диктатору.

В этот период к печали о гибели республики, многих друзей и соратников у Цицерона прибавились еще и семейные неприятности: ему пришлось разойтись с женой Теренцией, с которой он прожил много лет. Материальное положение Цицерона было очень тяжелым -- его обременяли большие долги. Вскоре после этого Цицерона постигло новое несчастье -- умерла его любимая дочь.

Последние годы деятельности Цицерона

Между тем против Цезаря был составлен заговор, во главе которого стояли Брут и Кассий. В заговоре же против Цезаря он участия не принял, хотя был связан самыми тесными узами дружбы с Брутом, и, по-видимому, тяготясь настоящим положением дел, тосковал, как никто другой, о старых порядках. Но участники заговора боялись его характера, как недостаточно смелого, да и преклонных лет его -- возраста, когда и в самых сильных натурах иссякает отвага..

После того как Брут и Кассий с товарищами привели в исполнение свой замысел, друзья же Цезаря объединились против них, снова возникли опасения, как бы город не был ввергнут в междоусобную войну. Антоний, бывший тогда консулом, собрал сенат и в краткой речи призывал к единомыслию, а Цицерон, приведя множество подобных случаю доводов, убедил сенат принять по примеру афинян решение об амнистии по делам, имевшим отношение к Цезарю, Бруту же и Кассию дать провинции. Но ничего из этого не вышло. Ибо народ, уже сам по себе жалевший о Цезаре, лишь только увидел покойника, выносимого через площадь, между тем как Антоний показывал собравшимся обагренную кровью и исколотую мечами одежду, -- бросился вне себя от гнева разыскивать по форуму убийц и побежал к их домам с огнем, чтобы поджечь их. А те, приняв заранее меры предосторожности, избежали этого, но предвидя много других опасностей, покинули город.

Антоний же тотчас поднял голову и, как человек имевший намерение править единовластно, стал страшен всем, а Цицерону в особенности. Ибо, видя вновь возрастающее влияние последнего в республике и близость его к Бруту, Антоний тяготился его присутствием. Надо полагать, что они и раньше относились друг к другу с некоторой подозрительностью, вследствие полнейшего несходства их во всем жизненном укладе. Опасаясь всего этого, Цицерон хотел было отправиться в Сирию с Долабеллой, в качестве его легата, но Гиртий и Панса, которым предстояло быть консулами после Антония, люди честные и приверженные Цицерону, просили его не покидать их, обещая, что при нем они лишат власти Антония. Цицерон же не отнесся к ним с недоверием, но и не совсем поверил им; он распрощался с Долабеллой, а с Гиртием условился, что проведет лето в Афинах и вернется, когда тот примет консульскую должность, после чего отплыл один. Но плавание его затянулось, а из Рима, как это часто бывает, стали доходить до него неожиданные вести, будто с Антонием произошла удивительная перемена, что он все делает и решает в угоду сенату и что недостает лишь его, Цицерона, присутствия, чтобы дела устроились наилучшим образом. Браня свою чрезмерную осторожность, Цицерон повернул назад в Рим. На первых порах надежды не обманули его; навстречу ему стеклось такое множество народу, что рукопожатия и дружеские приветствия близ ворот и при въезде заняли почти весь день. Но когда на следующий день Антоний собрал сенат и пригласил его туда, Цицерон не пошел и пролежал в постели, ссылаясь на то, что чувствует себя слабым от усталости. На самом же деле то был, очевидно, страх перед злым умыслом, вызванный в нем некоторыми подозрениями и предупреждением, полученнымим в пути. Раздраженный этим, Антоний послал воинов с приказанием привести Цицерона или сжечь его дом, но, во внимание к многочисленным возражениям и просьбам, удовлетворился тем, что взял с него залог. После этого они не здоровались при встречах и остерегались друг друга, и в таких отношениях и застал их приехавший из Аполлонии молодой Цезарь. Он объявил себя наследником умершего Цезаря и вступил в спор с Антонием из-за 25 миллионов, которые тот взял себе из имущества покойного.

Ввиду этого Филипп, женатый на матери молодого Цезаря, и Марцелл, муж его сестры, явившись вместе с юношей к Цицерону, условились с ним, чтоон будет поддерживать Цезаря и в сенате и перед народом. Силою своего красноречия и своим влиянием в делах государственного управления, а тот с помощью денег и войска обеспечит безопасность Цицерона: молодой человек уже располагал не малым числом воинов, служивших под начальством Цезаря. Была, по-видимому, еще более важная причина, в силу которой Цицерон охотно согласился заключить дружбу с молодым Цезарем. Кажется, еще при жизни Помпея и Цезаря, ему привиделось во сне, будто некто позвал на Капитолий сенаторских сыновей, так как Юпитер должен был объявить одного из них властителем Рима; поспешно сбежавшиеся граждане стояли вокруг храма, а мальчики, храня молчание, сидели в окаймленных пурпуром тогах. Внезапно открылись двери, и мальчики, вставая поодиночке, торжественно проходили вокруг бога. Озирая каждого, бог отсылал их назад, и они уходили огорченные. Но когда приблизился молодой Цезарь, он простер руку и изрек: «Римляне, наступит конец вашим междоусобиям, когда этот станет властителем».

Таково говорят, было сновидение Цицерона, причем наружность мальчика ясно запечатлелась и сохранилась в его памяти, но самого мальчика он во сне не опознал. На следующий же день, в то время как Цицерон спускался к Марсову полю, а мальчики возвращались оттуда с гимнастических упражнений, первым из них попался ему на глаза именно тот, кто ему приснился. Пораженный этим, Цицерон спросил, кто его родители. Оказалось, что это был сын Октавия,человека не очень знатного, и Аттии, племянницы Цезаря, вследствие чего Цезарь, не имевший собственных детей, и оставил ему по завещанию свое имущество и дом. С этих пор, говорят, Цицерон при встречах с мальчиком оказывал ему большое внимание, а тот дружелюбно принимал его расположение. К тому же случилось так, что год его рождения совпал с годом консульства Цицерона.

Вот те видимые причины их дружбы, на которые обычно указывают. Но прежде всего Цицерона сблизила с Цезарем ненависть к Антонию, а затем его прирожденная слабость к почестям: он рассчитывал использовать в своей политике силы Цезаря, а юноша так подольщался к нему, что называл его своим отцом. Негодуя по этому поводу, Брут в письмах своих к Аттику обвиняет Цицерона в том, что тот, прислуживаясь к Цезарю из страха перед Антонием, явно ищет не свободы для отечества, а для себя милостивого господина. Однако ж сына его, занимавшегося в Афинах у философов, Брут принял к себе, назначил на командную должность и много раз давал ему поручения, успешно выполнявшиеся последним. В это время могущество Цицерона в городе достигло высшего подъема. Распоряжаясь всем, чем хотел, он изгнал Антония, восстановил против него всех и отправил для борьбы с ним обоих консулов, Гиртия и Пансу. Вместе с тем он убедил сенат предоставить Цезарю ликторов и знаки преторской власти, как борцу за отечество. Но когда Антоний был побежден, а оба консула были убиты, и войска их, прибыв с поля битвы, примкнули к Цезарю, сенат, убоявшись молодого человека, которому столь блистательно благоприятствовала судьба, попытался почестями и подарками склонить войска к уходу от Цезаря, лишив его таким образом военных сил, под тем предлогом, что после бегства Антония в защитниках уж нет надобности. С своей стороны, Цезарь, устрашенный таким оборотом дел, подослал к Цицерону людей с тем, чтобы они просили и убедили его одновременно добиваться консульства для обоих, а затем, приняв власть, распоряжаться делами, как ему вздумается и руководить юношей, который добивается лишь этого титула и славы. Цезарь сам признается, что он боялся роспуска войск и рисковал остаться одиноким, почему и воспользовался вовремя властолюбием Цицерона, побудив его домогаться консульства и обещав поддержать его на выборах. Цицерон -- старик, вконец обольщенный и обманутый юношей, поддержавший его кандидатуру и сделавший сенат ему послушным, тогда же подвергся за это обвинениям со стороны друзей, а немного позже и сам почувствовал, что погубил себя и пожертвовал свободой народа. Ибо Цезарь, усилившись и приняв консульскую должность, от Цицерона отошел, а стал другом Антонию и Лепиду и, соединив воедино их войска со своими, поделил между ними верховное управление, словно какую-нибудь частную собственность; они внесли в проскрипционные списки более 200 человек, которых решено было умертвить. Из всех спорных вопросов наиболее продолжительные препирательства вызывал вопрос о включении в этот список Цицерона, Антонин не шел ни на какие соглашения, если только Цицерон не будет убит первым, Лепид поддерживал Антония, Цезарь же противился обоим. Три дня продолжались их тайные переговоры в уединении, близ города Бононии, причем сходились они на месте, расположенном поодаль лагерей и окруженном рекой. Первые два дня Цезарь, говорят, боролся за Цицерона, на третий же уступил и пожертвовал им. Обменялись же они следующим образом: Цезарь уступил Цицерона, Лепид -- своего брата Павла и Антоний -- Луция Цезаря, который приходился ему дядей с материнской стороны. Так лишились они от бешеной злобы способности мыслить по-человечески или, лучше сказать, показали, что нет зверя свирепее человека, совмещающего в себе дурные страсти и власть.

Убийство Марка Туллия Цицерона

В то время как творились эти дела, Цицерон находился вместе с братом в своем поместье близ Тускула. Узнав же о проскрипциях, они решили перейти в Астуру, приморское поместье Цицерона, а оттуда отплыть в Македонию к Бруту, ибо уже ходили слухи, что он располагает большими силами. Отправились они, удрученные горем, в носилках; останавливаясь в пути и располагая носилки рядом, они горько сетовали друг перед другом. Особенно беспокоился Квинт, думая об их беспомощности, ибо,говорил Квинт, он ничего не взял с собой, да и у Цицерона запас был скуден. Итак, лучше будет, если Цицерон опередит его в бегстве, а он догонит его, захватив из дому необходимое. Так они и порешили, а затем обнялись на прощание и в слезах расстались. И вот, несколько дней спустя, Квинт, выданный рабами людям, искавшим его, был умерщвлен вместе с сыном. А Цицерон, принесенный в Астуру и найдя там судно, тотчас сел на него и плыл, пользуясь попутным ветром, до Цирцея. Кормчие хотели немедля отплыть оттуда, но Цицерон, потому ли, что боялся моря или не совсем еще потерял веру в Цезаря, сошел с судна и прошел пешком 100 стадий, как бы направляясь в Рим, а затем, в смятении, снова изменил намерение и спустился к морю в Астру. Здесь провел он ночь в ужасных мыслях о безвыходном своем положении, так что ему приходило даже в голову тайно пробраться к Цезарю в дом и, покончив с собою у его очага, навлечь на него духа мести; и от этого шага отвлек его страх мучений. И опять хватаясь за другие придумываемые им беспорядочные планы, он предоставил своим рабам везти его морем в Кайету, где у него было имение -- приятное убежище в летнюю пору, когда так ласкающе веют пассатные ветры. В этом месте находится и небольшой храм Аполлона, возвышающийся над морем.

В то время, как судно Цицерона подходило на веслах к берегу, навстречу ему налетела, каркая, поднявшаяся с храма стая воронов. Рассевшись по обеим сторонам реки, одни из них продолжали каркать, другие клевали крепления снастей, и это показалось всем дурным предзнаменованием. Итак, Цицерон сошел на берег и, войдя в свою виллу, прилег отдохнуть. Множество воронов сели на окно, издавая громкие крики, а один из них, слетев на постель, стал понемногу стаскивать с лица Цицерона плащ, которым он укрылся. А рабы, видя это, с укором спрашивали себя, неужели будут они ждать, пока не станут свидетелями убийства их господина и не защитят его, тогда как животные оказывают ему помощь и заботятся о нем в незаслуженном им несчастии. Действуя то просьбами, то понуждением, они понесли его в носилках к морю. В это же время явились убийцы, центурион Геренний военный трибун Попиллий, которого Цицерон некогда защищал в процессе по обвинению его в отцеубийстве; были при них и слуги. Найдя двери запертыми, они взломали их. Цицерона на месте не оказалось, да и люди, находившиеся в доме, утверждали, что не видели его. Тогда, говорят, некий юноша, вольноотпущенник Квинта, брата Цицерона, по имени Филолог, воспитанный Цицероном в занятиях литературой и наукам, указал трибуну на людей с носилками, по густо обсаженным, тенистым дорожкам направлявшихся к морю. Трибун, взяв с собою несколько человек, побежал вокруг сада к выходу; Цицерон же, увидев бегущего по дорожкам Геренния, приказал рабам поставить носилки тут же, а сам, взявшись по своей привычке левой рукой за подбородок, упорно смотрел на убийц; его запущенный вид, отросшие волосы и изможденное от забот лицо внушали сожаление, так что почти все присутствовавшие закрыли свои лица в то время, как его убивал Геренний, он выставил шею из носилок и был зарезан. Умер он на шестьдесят четвертом году от рождения. Затем Геренний, следуя приказу Антония, отрубил Цицерону голову и руки, которыми он написал «Филиппики»: Цицерон сам назвал свои речи против Антония «Филиппиками»; «Филиппиками» они называются и поныне.

Антонию случилось быть в комициях в та самое время, как в Рим были привезены отрубленные части тела Цицерона. Услышав об этом и увидав их, он закричал, что проскрипции теперь кончились. Голову же и руки приказал он выставить на трибуне над рострами -- зрелище, от которого римляне содрогнулись, думая про себя, что они видят не лицо Цицерона, а образ души Антония. Только в одном показал он себя справедливым, не в пример всему прочему, выдав Филолога жене Квинта Помпонии. А та, получив полную власть над этим человеком, заставила его, помимо других примененных ею страшных мучений, вырезывать по кускам собственное мясо, жарить и есть. Так, по крайней мере, рассказывают некоторые из историков. Но вольноотпущенник самого Цицерона Тирон совсем не упоминает даже о предательстве Филолога.

Много лет спустя Цезарь вошел однажды к одному из своих внуков. Последний держал в руках книгу Цицерона и в испуге спрятал ее под одежду. Цезарь заметил это, взял книгу и, стоя, прочел значительную ее часть; возвращая же ее мальчику, сказал: «Ученый то был муж, дитя мое, ученый и любивший свое отечество». Победив же вскоре после этого Антония и вступив в консульскую должность, он взял себе в сотоварищи сына Цицерона, в консульство которого сенат уничтожил статуи Антония, отменил присвоенные ему почести и постановил, чтобы впредь никто из Антониев не носил имени Марка. Таким образом божество предоставило дому Цицерона довершить наказание Антония.

Сопоставление

Демосфен все дарование, какое имел от природы или приобрел упражнениями, посвятил одному красноречию, зато ясностью и силой превзошел всех, кто соперничал с ним в судах и собраниях; великолепием слога и пышностью-- мастеров торжественного красноречия; точностью и умением -- софистов. Цицерон же, усердно работавший над собою как оратор, усвоил вместе с тем обширные, разнообразные познания и не только оставил множество собственных философских сочинений в духе учения академиков, но и в речах своих, как судебных, так и государственных, явно старается выставить напоказ свою ученость. Виден по их речам и характер обоих. Демосфеново красноречие, чуждое шуток и прикрас, сжатое, мощное и суровое, не фитилем отдает, как острил Пифей, но воздержным образом жизни, неустанными размышлениями и снискавшим насмешки угрюмым, желчным его нравом. Цицерон же в погоне за остротами нередко впадал в шутовство и даже серьезные предметы, выступая в суде, высмеивал с выгодой для себя, но переходя при этом границы дозволенного. Так, в речи за Целия он заявил, что нет ничего странного, если в этот век склонный к расточительству и роскоши, его подзащитный предается наслаждениям, ибо не пользоваться тем, что доступно, может только безумец тем более, что самые знаменитые философы в наслаждения усматривают высшее благо. Рассказывают также, что, защищая в свое консульство Мурену, привлеченного к суду Катоном, он, чтобы поддеть Катона, долго издевался над учением стоиков за нелепость так называемых «парадоксов», и слушатели хохотали так заразительно, что даже судьи не выдержали, на что Катон, слегка улыбнувшись, заметил сидевшим с ним рядом: «До чего смешной у нас консул!» Любовь к смеху и шуткам, похоже, вообще была свойственна Цицерону, потому и лицо у него всегда было, ясным и улыбающимся. Демосфен же был неизменно серьезен, и выражение хмурой озабоченности почти не покидало его, за что враги, по его же словам, называли его не иначе как «Угрюмец» и «Упрямец».

Насколько можно судить по их произведениям, один хвалил себя умеренно, неназойливо и не ради самих похвал, но исключительно для других, более высоких целей, вообще же был сдержан и осмотрителен, между тем как неумеренные самовосхваления Цицерона изобличают в нем неуемное тщеславие, когда, например, он восклицает, что оружие должно склониться перед тогой и триумфальный лавр -- пред ораторским словом. Наконец, не только свои деяния и поступки, но даже речи, им произнес сенные и написанные, он восхваляет, словно задиристый мальчишка, который пытается соперничать с софистами Исократом и Анаксименом, а не муж, призванный вести за собою и наставлять римлян.

Красноречие государственному деятелю, разумеется, необходимо, но искать и жаждать от красноречия славы -- дело недостойное. В этом отношении несравненно больших похвал заслуживает Демосфен, который говорил, что его ораторские способности -- всего лишь некоторый навык, да и то требующий большой снисходительности со стороны слушателей, а тех, кто такими способностями кичится, справедливо считал грубыми ремесленниками. В речах пред народом и в делах государственных оба они были настолько влиятельны, что даже те, кто командовал войсками и армиями, искали их поддержки: у Демосфена -- Харет, Диопиф и Леосфеп, у Цицерона -- Помпеи и юный Цезарь, о чем сам Цезарь свидетельствует в записках, посвященных Агриппе и Меценату.

Что же касается того, в чем, по всеобщему убеждению, прав человека подвергается наибольшему испытанию и выявляется ярче всего, а именно -- полномочий и власти, пробуждающей каждую из потаенных страстей и раскрывающей все пороки, то у Демосфена ее никогда не было, и возможности судить о себе в этом отношении он не оставил, ибо ни одной видной должности не занимал и даже теми войсками, которые собрал для борьбы с Филиппом, не командовал. Цицерон же, которого посылали квестором в Сицилию, проконсулом в Киликию и Каппадокию, в ту пору, когда корыстолюбие процветало, когда военачальники и наместники не просто воровали, но прямотаки грабили провинции, когда брать взятки не считалось зазорным и уже тот заслуживал любви и восхищения, кто делал это умеренно, Цицерон дал ясные доказательства своего равнодушия к наживе, своей человечности и добропорядочности. А в самом Риме, избранный формально консулом, но по существу получив неограниченные, диктаторские полномочия для борьбы с Каталиной и его сообщниками, он подтвердил вещие слова Платона о том, что лишь тогда избавятся государства от зла, когда волею благого случая сойдутся воедино сильная власть, мудрость и справедливость. Демосфена порицают за то, что свое красноречие он сделал источником наживы, тайком сочиняя речи для судившихся друг с другом Формиопа и Аполлодора, за то, что он покрыл себя позором, принявши деньги от царя, и, наконец, был осужден за взятку от Гарпала. Даже если признать лжецами тех, кто это пишет,-- а таких немало,-- невозможно все-таки отрицать, что смотреть равнодушно па царские дары, присылаемые в знак благодарности и почета, у Демосфена мужества не хватало, да и не мог поступить иначе человек, который ссужал деньги под залог кораблей и груза; о бескорыстии же Цицерона, который, отвергая настоятельные просьбы, ни разу не принял щедрых подарков ни от сицилийцев, будучи у них эдипом, ни от царя Каппадокии в бытность свою проконсулом, ни от друзей в Риме, когда он покидал город, отправляясь в изгнание.

Изгнание для одного, изобличенного в лихоимстве, обернулось позором, а другому стяжало славу как человеку, пострадавшему за прекраснейший подвиг -- избавление отечества от злодеев. Поэтому о бегстве Демосфена никто не сожалел, а из расположения к Цицерону даже сенат облачился в траур и отказался рассматривать какие-либо вопросы до тех пор, пока Цицерону не будет разрешено вернуться обратно. Зато само изгнание Цицерон провел в бездействии, праздно сидя в Македонии, тогда как Демосфен свое изгнание ознаменовал выдающимися деяниями. Сражаясь, как уже было сказано, за дело эллинов, он объезжал города, прогонял македонских послов и проявил себя в этом намного лучшим гражданином, чем при тех же обстоятельствах Фемистокл и Алкивиад. Но и вернувшись в отечество, он продолжал прежнюю деятельность и до конца сражался против Антипатра и македонян. А Цицерона Лепий упрекал в сенате за то, что он сидит молча, в то время как Цезарь, еще безбородый мальчишка, противозаконно добивается консулата. Порицал его в письмах и Брут, обвиняя в том, что он взрастил еще худшую тиранию, чем ниспровергнутая им, Брутом.

И наконец, о смерти обоих. Нельзя не пожалеть Цицерона, вспоминая, как его, старика, обезумевшего от страха, рабы таскали в носилках из одного места в другое, как, пытаясь избежать смерти, он прятался от убийц, настигших его чуть раньше назначенного природою срока, и все-таки был зарезан. Что же касается Демосфена, то, хотя он и проявил некоторую слабость, прибегнув к убежищу, восхищения достойно и то, что он бережно хранил при себе яд, и то, как воспользовался им: раз уж сам бог не позаботился о его неприкосновенности, спасение себе он нашел у другого, более величественного алтаря, ускользнув от наемных копейщиков и торжествуя над жестокостью Антипатра.

Заключение

Со смертью Цицерона сошла со сцены крупная фигура. Однако значение его лежит не в сфере политической. Уже само общественное положение Цицерона обрекало его на постоянные колебания и компромиссы. Всадник по происхождению и адвокат по профессии, он занимал вместе со своим сословием промежуточную позицию между нобилитетом и демократией, а деятельность адвоката выработала в нем дар приспособляться ко всяким обстоятельствам. Движение Катилины сблизило его с сенаторской партией. Однако он никогда не мог стать «своим» для римского нобилитета. Аристократы всегда смотрели на него как на выскочку.

К этому присоединялась личная непригодность Цицерона к политической деятельности. У него отсутствовало как раз то, что необходимо для крупного общественного деятеля; проницательность, умение быстро ориентироваться в обстановке, разбираться в людях, решительность и хладнокровие. Цицерон был нерешителен, недальновиден, бесконечно тщеславен, суетлив, легко поддавался минутным настроениям и совершенно не умел разбираться в людях. После заговора Катилины он, действительно, вообразил себя спасителем отечества, и это окончательно вскружило ему голову. Изгнание, в сущности, не отрезвило его. Он продолжал делать одну политическую ошибку за другой, пока не совершил последней, стоившей ему жизни.

Историческое значение Цицерона заключается в его литературной деятельности: в его речах, философских произведениях и в письмах. В лице Цицерона римское красноречие достигло высшей точки своего развития, хотя и потеряло свою былую непосредственность, которую мы встречаем, например, у Гракхов. Цицерон прошел прекрасную школу риторики сначала в Риме, а затем на Востоке. И тут и там он мог пользоваться советами лучших учителей красноречия и слушать самых блестящих ораторов. Бурные времена, в которые жил Цицерон, открывали широкие возможности для практического применения его теоретических знаний и способностей. Кроме огромного количества судебных и политических речей, произнесенных или написанных Цицероном, он оставил несколько сочинений по теории ораторского искусства: «Об ораторе», «Брут», «Оратор».

Ораторскую манеру Цицерона можно назвать «умеренным азианизмом». Он тщательно отделывал свои речи, построенные по определенным правилам. Как оратор Цицерон необычайно гибок, находчив и разносторонен. Он с одинаковой легкостью прибегает к пафосу, тонкой иронии или к грубой инвективе. В его распоряжении всегда находится огромный словарный запас. Он широко использует синонимы, метафоры и т. п. Азианская школа любила прибегать к ритмической речи. Цицерон также широко использовал этот прием, который для нашего слуха слишком искусствен, но который высоко ценился его современниками.

Речи Цицерона, равно как и другие его литературные произведения, оказали большое влияние на развитие латинской прозы. Но его ценили не только современники и ближайшие античные потомки. Влияние Цицерона простиралось гораздо дальше. В эпоху Возрождения на стиле Цицерона воспитывались создатели литературных языков новой Европы. Деятели буржуазной французской революции XVIII в. тщательно изучали его речи и старались подражать им.

Речи Цицерона, как политические, так и судебные, дают огромный исторический материал, но крайне субъективно освещенный. Самый характер римского красноречия этой эпохи (особенно судебного) допускал не только произвольное освещение фактов, но и прямое их искажение путем одностороннего подбора, умолчания и даже фальсификации. Цицерон, как мы видели, был человеком политически неустойчивым и увлекающимся. В пылу борьбы он смешивал с грязью своих противников, не останавливаясь ни перед чем. Будучи прежде всего оратором, Цицерон часто давал красивой фразе увлечь себя так далеко, как сам не хотел, в чем он впоследствии горько раскаивался. Философский дух был чужд римлянам: для этого они были слишком практичны. Поэтому в философии сильнее всего выступает их зависимость от греков. Во II--I вв. в Греции наиболее популярными были две философские школы: умеренный академический скептицизм и стоицизм. Цицерон, являвшийся чистейшим эклектиком и поставивший перед собой задачу познакомить римское общество с последним словом греческой философии, соединил в своих взглядах наиболее ходячие представления обеих систем: учение о вероятности как критерии истинности (поздняя Академия) и, в духе стоицизма, допущение некоторых общих понятий, свойственных всем людям, существование бога, бессмертие души и т. п.

Цицерон ставил перед собой не столько научные, сколько просветительные цели. К тому же он не был философом-специалистом. Отсюда вытекают как достоинства, так и недостатки его философских произведений. Они доступны каждому образованному человеку, написаны изящным и простым языком. Цицерон прекрасно справился с трудной задачей перевести на латинский язык греческую философскую терминологию. С другой стороны, Цицерон, не обладая специальными знаниями, - часто допускал ошибки в изложении философских систем. Многое у него написано на скорую руку, часто отсутствует критическое отношение к излагаемым взглядам.

Тем не менее Цицерону принадлежит огромная заслуга перед историей культуры, так как именно он впервые в широком масштабе познакомил римское образованное общество с греческой философией. И прежде чем люди новой Европы смогли непосредственно использовать сокровища этой философии, они: знакомились с ней, главным образом, через Цицерона.

Большую историческую ценность представляет переписка Цицерона. Сохранилось четыре сборника его переписки: 1) письма к различным адресатам (обычно называются «Письма к близким»), 2) письма к брату Квинту, 3) письма к близкому другу Цицерона, Титу Помпонию Аттику, и 4) переписка с М. Брутом.

Цицерон был большим мастером эпистолярного стиля. Он умел и любил писать. Слог его легок и разнообразится и зависимости от личности адресата. Часть писем несомненно предназначалась для публикации, следовательно, была литературно обработана и не имеет поэтому характера непосредственности. Но многие письма не предназначались для опубликования. Поэтому они имеют интимный характер, полны непринужденности и естественности. Это повышает их историческое значение. В переписке Цицерона содержится огромный материал для истории гражданских войн, для характеристики как самого Цицерона, так и его современников. В ней дана яркая картина политической и социальной жизни, картина быта и нравов Рима середины I в. до н. э.