Гендерный фактор в обычае кровной мести (на материалах Осетии конца XVIII – XIX в.)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Гендерный фактор в обычае кровной мести (на материалах Осетии конца XVIII - XIX в.)

Дзагоева Элеонора Павловна

Рассмотрение архаичных обычаев, заключающих в себе отпечаток традиционного мировоззрения, является одним из актуальных направлений гендерных исследований этнической культуры. Анализ обычая кровной мести позволяет реконструировать компоненты гендерных взаимосвязей и определить статусноролевую позицию женщины. Ключевым элементом обычая кровомщения являлся обряд примирения, в котором одна из главных функций отводилась близким родственницам кровников.

Кровная месть, известная осетинам с периода родового общества, сохранялась вплоть до начала XX века. Подобная устойчивость объяснялась религиозной основой обычая, являющегося объединяющей силой для родственного коллектива. Религиозный характер обычая кровомщения подчеркнул М.М. Ковалевский, связывая святость кровомщения с культом предков и представлениями о контактах с загробным миром [8, т. 2, с. 8-12].

В XIX в. под влиянием буржуазных реформ трансформировались некоторые элементы обычая кровной мести, что повлекло за собой внедрение в общественную жизнь осетин композиций замены кровомщения платой за кровь и угощением. А.Х. Магометов отмечал, ссылаясь на свидетельства Ю. Клапрота, что порядку примирения кровников предшествовал период временного перемирия, при котором виновный откупался на год от кровной мести [7; 11, с. 275-276]. Возмещение ущерба происходило домашней живностью, предметами быта, имеющими большую покупную цену, холопами, а позднее деньгами. Стоимость крови дифференцировалась по сословно-половому признаку, «кровь» женщины оценивалась вдвое меньше по отношению крови мужчины, кровь представителя привилегированного сословия стоила больше, чем кровь крестьянина. Женщина имела половину стоимости как неполноценная хозяйственная единица, убийство женщины становилось тяжким бременем для мужчины, так как вызывало острое общественное порицание.

Обычное право осетин не предусматривало распространение обычая кровомщения на женщин. Исследуя вопрос исключения женщины из числа объектов и субъектов мести М.О. Косвен отмечал: «уже в первобытную эпоху женщины не принимают активного участия в мести и войне: по особому порядку, обычай исключает их из числа активных участников межгрупповых столкновений, признавая их, как выражается современное международное право, не комбатантами» [9, с. 73]. Последним термином обозначается часть общества, которая не участвует в войнах и конфликтах. Наделение мужчин абсолютной ответственностью за реализацию и притязания на осуществление кровомщения развивает мужские охранные функции по отношению к женщинам, отгородив последних от прямого риска стать жертвами кровной мести. С расцветом патриархального общества, женщина все больше уходит из общественной (социально значимой) сферы в семейно-бытовую, процесс этот продолжается весь период становления патриархального общества. С одной стороны, подобные изменения способствуют замкнутости женщины в семейно-хозяйственной сфере, с другой ? реализации ее феминных черт. Женщина не восприниматься как угроза, так как официально не наделена правами на реализацию кровомщения. Объект, не представляющий угрозы не несет опасности, в связи с чем происходит полное выведение женщины из агрессивной среды. Однако женщина не исключается полностью из обычая кровной мести, она присутствует в нем в качестве примирительного ресурса, важной составляющей системы композиции.

В обычном праве осетин возмещение ущерба при затяжных, многопоколенных формах кровомщения предполагало примирение враждующих фамилий путем заключения брака. Семья виновной стороны дополнительно к материальной компенсации, выдавала одну из урожденных девушек замуж за представителя кровной фамилии. Девушка, выходившая замуж, называлась цыты-чызг (девушка чествования, почета) [1, с. 327], ею могла стать дочь, сестра или любая другая незамужняя родственница. Брак считался законным, но не предусматривал выплаты калыма. В сборнике адатов Тагаурского, Куртатинского и Алагирского обществ Осетии 1844 г., в ст. 111 за кровь представителя привилегированного сословия: «убийца должен отдать одному из родственников убитого дочь свою замуж…» [10, с. 28], а также в адатах Куртатинского общества 1949 г. за убийство фарсаглага (свободного общинника) виновный помимо платы крови отдает цыты-чызг [Там же, с. 42]. Девушка, выданная замуж за кровника, становилась гарантом мирных отношений между враждовавшими сторонами [4, с. 63]. Практика выдачи цыты-чызг замуж за кровника наблюдалась и в начале XX века, но отношение девушек к такому браку существенно изменилось [5]. В статье В. Дубянского «Торжище брака» вышедшей в газете Казбек в 1903 году автор отмечает категорический отказ девушек на замужество с кровником «…поднабиравшихся нового духа и не желающих беспрекословно исполнять волю отца, что освящено обычаями страны. Времена изменились» [13, с. 304]. Прекращение кровомщения путем выдачи цыты-чызг было достаточно распространенно, что получило свое отражение и в малых жанрах осетинского фольклора. Осетинская пословица говорит: «Платой за удар становится дружба, платой за кровь свойство» (родство через брак).

Другой формой компенсации ущерба посредством брака, но уже незаконного, являлась передача девушки в побочные жены - номылус или в работницы: за убийство кавдасарда в 1949 году в обществе куртатинцев адат предусматривал уплату «девушкой в невольницы» [10, с. 43]. В адатах XIX века в статьях о возмещении ущерба в некоторых районах Осетии упоминается передача девочек в счет уплаты крови, в 1836 году плата за убийство могла состоять и из малолетних детей: «за девочку смотря по ее летам и красоте, платят от 18 до 36 коров» [Там же, с. 3]. В 1944 г. адаты Дигорского общества за ранения старшины также предусматривали «в виде штрафа (уплату) мальчика или девочку» [Там же, с. 38].

Исследуя женский фактор в обычае кровной мести, следует уделить особое внимание ключевому моменту в обычае кровомщения, обряду примирения кровников. Этнографами было уделено пристальное внимание причинам возникновения кровной мести, реализации права мстителя и обрядам примирения кровников в среде мужчин, в представленной статье предпринимается попытка изучения женской роли в обряде примирения. А.Х. Магометов отмечал, что для примирения кровников требовалось согласие всех мужчин пострадавшей стороны и матери убитого [11, с. 274-275]. А.А. Бадтиев следующим образом описал роль матери в прощении убийцы: «Когда достигли двора М., вышла старушка мать убитого Бекыза и, положив руку на Майрама голову, сказала: ЇПусть Бог простит тебе убийство моего сына. Мы тебе прощаем. Отныне ты не будешь считаться кровником. Сними свой траур?» [2, д. 95. л. 6]. Если у убитого не было матери, то прощение просили у ближайших родственниц, например сестер.

Процесс примирения состоял из нескольких взаимосвязанных и последовательных этапов. Для достижения мира между фамилиями кровников созывались третейские судьи - тжрхон лжгта, которые выясняли степень вины сторон. Выбранные судьи определяли день примирения и по адатам осетин устанавливали объемы компенсации за совершенный деликт. Кровная вражда, происшедшая между фамилиями Г. и Б. из селения Цей Алагирского района, является подобным примером примирения кровников, заключающего в себе как традиции, так и инновации. Причиной для возникновения кровной мести послужила случайная смерть 13-ти-летнего мальчика Г. Сослана от удара лошади, принадлежавшей Б. Бимболату. По обычному праву осетин, виновный в смерти другого лица, признавался хозяином лошади. В Циркуляре начальника Осетинского округа, полковника М. Кундухова, относительно кровной мести и некоторых других вредных народных обычаев в 1859 г. приведена статья, в которой отражено подобное представление: «Если чья бы то ни была лошадь ударит проходящего мимо ее, или убьет рогатая скотина, или укусит собака, и от этого удара или укушения последует смерть или увечие, то родственники принимают хозяина лошади или скотины, или собаки, за умышленного убийцу» [14, с. 14]. Хозяин лошади Б. Бимболат обязывался накрыть кровный стол - туджы-фынг на 80 человек, выплатить плату крови в размере 900 рублей, а матери убитого мальчика подарить коня в сбруе и под седлом, стоимостью 150 рублей. Отдельный подарок для матери в виде коня является в обряде примирения отголоском матриархального общества. Подобные подношения встречались в свадебной обрядности осетин, главным образом, в среде привилегированного сословия. Коня на свадьбе дарили матери невесты и дяде по материнскому колену. Подарок в виде коня дяде невесты назывался - мады рвады бжх, а матери - мады бжх они считались в высшей степени почетными.

Официальное примирение проходило в среде мужчин ? представителей кровников, завершающим этапом его являлось прощение убийцы матерью и близкими родственницами убитого. «Сняв в знак покорности шапки, пояса и кинжалы, кровники встали на колени и просили прощения у матери убитого мальчика. При гробовом молчании к толпе вышла мать Сослана, поспросила всех подняться и, подозвав к себе невольного убийцу накрыла его краем своей шали» [13, с. 306]. В случаях, когда убитый был единственным сыном, а убийца был моложе 30 лет и при проявлении достаточной скорби и сожаления за содеянное преступление происходил ритуал усыновления. Мать убитого подавала руку убийце в знак прощения, затем разрешала прикоснуться губами к груди, имитируя кормление его как младенца грудью. При этом она говорила, что с этих пор убийца заменит ей сына, сестрам брата и похоронит ее, когда она умрет. После оглашения решения о прекращении кровничества женская часть виновной стороны приходила к матери и близким родственницам убитого для восстановления мирных взаимоотношений. Примирение женщин сопровождалось скорбью по умершему, соболезнованиями об утрате, которые выражались в плаче женщинами - плакальщицами. Высокий статус женщины в традиционном осетинском обществе дополнялся особым уважением к статусу матери. Материнство, как основной и самый главный этап в жизни молодой женщины, имело свои социальные маркеры, проявляющиеся в изменении внешнего вида и этикетных нормах. Миротворческая роль матери в обряде усыновления позволяла по обычаю признать виновного сыном и наделить его правами и особыми обязательствами по отношению к этой семье, а главное по отношению к матери. Подобное примирение применялось исключительно в случаях тяжких преступлений. Отказ матери от примирения мог остановить примирительный процесс, и в этом случае в конфликт включалось общество. В продолжительных и многопоколенных формах кровной мести к сторонам, не желающим примирения, применялись общественные санкции бойкотирования - хъоды. Это являлось высшей мерой наказания в осетинском обществе: фамилия или семья, которой было объявлено обществом хъоды, была вынуждена изменить свое место жительства, фактически хъоды приравнивалось к изгнанию.

Однако женщины выполняли не только миротворческие функции. По свидетельству М.О. Косвена, женщины играли важную роль на начальном этапе кровомщения: «вместе с тем женщины оказываются самыми деятельными подстрекательницами к мести. Жены отказывают в ложе мужьям, пока те не исполнят своего долга, матери стыдят сыновей…» [9, с. 29]. Вмешательство и влияние женщин на мужчин, не исполнивших мести, объясняется святостью долга кровомщения. С. Каргинов отмечал: «Пока не отомстят кровью за кровь, родственники убитого чувствуют себя приниженными в обществе, в глазах которого неисполнение этого общего обычая слывет за крайний позор» [6, с. 181]. Проявление слабости и нерешительности мужчины-кровомстителя вызывало негативную реакцию женщины, проявляющуюся в форме упрека. Женщина принуждала мужчину восстановить честь и совершить священные обязательства долга, что являлось одним из примеров детерминированности мужских и женских ролей в патриархальном обществе.

В случаях, когда месть не может быть осуществлена в виду физического отсутствия мстителя, женщина брала на себя функции просителя. Подобная форма просьбы отмечена А.Р. Чочиевым, исследовавшем ритуал заступничества: «инициатором приглашения выступала женщина - родственница убитого, обычно жена или сестра погибшего, и делала это так: на ныхас выносилось традиционное угощение из трех пирогов, мяса и пива, и женщина обращалась к мужчинам ныхаса с призывом к мести, предлагая добровольцу отведать чего-нибудь… если кто-нибудь из мужчин хотя бы слегка прикасался к угощению - это было знаком принятия клятвы совершить акт мщения» [16, с. 118]. Появление женщины на ныхасе противоречило нормам осетинского этикета, но имело глубокие архаические корни, проявившиеся в фольклоре. В одной песне о кровной мести описывается просьба вдовы о совершении мести; согласившемуся мужчине вдова обещает отдать замуж одну из дочерей и лошадь убитого мужа [12, д. 21, п. 74, л. 8]. А.Х. Хадикова, исследовав ритуал прошения женщины, пришла к выводу о том, что это «пережиточное явление древнего скифского обычая приглашения к мести…» [15, с. 97]. Осетинский фольклор сохранил несколько отрывков, в которых девушка является субъектом кровомщения. К. Борисевич в работе, посвященной исследованию нравов и быта православных осетин и ингушей, приводит легенду, в которой девушка, оставшись единственной представительницей своей фамилии, лично совершает кровомщение, восстановив тем самым лицо и честь фамилии [3]. Фольклор отразил архаичный период, в котором женщина могла осуществить обычай кровной мести. Она косвенно или прямо восстанавливала порядок, соответствующий мировоззрению традиционного осетинского общества.

Таким образом, исследование обычая кровной мести позволило выявить в нем гендерный аспект, в котором женщина и мужчина осуществляют взаимодополняющие функции, исторически сформировавшиеся в целостную систему. С одной стороны, женщина выступает как часть композиции в разрешении конфликта посредством заключения брака, с другой стороны, ? обладает ключевым положением в обряде примирения кровников, воплощая миротворческую роль, что высоко характеризует ее общественно-семейный статус. Исключение женщины из числа объектов и субъектов кровомщения способствует раскрытию гендерных ограничений обычая кровной мести и проявлению охранительных функций мужчины, ярко отразившихся в патриархальном обществе осетин.

Список литературы

женщина кровный месть миротворческий

1. Абаев В.И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. М., 1958. Т. 1. 656 с.

2. Бадтиев А.А. Кровничество четырех фамилий // Научный архив Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований. Ф. 4. Оп. 1.

3. Борисевич К. Черты нравов православных осетин и ингушей Северного Кавказа // Этнографическое обозрение. М., 1899. № 1-2. С. 255-265.

4. Дауева Т.Т. Конфликты, связанные с заключением брака, и способы их разрешения в традиционном осетинском обществе // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2013. № 10 (36). Ч. 1. С. 61-65.

5. Канукова З.В., Марзоев И.Т. Подростковая и юношеская субкультура в традиционном осетинском обществе [Электронный ресурс] // Современные проблемы науки и образования. 2014. № 4. URL: www.science-education.ru/ 118-14243 (дата обращения: 11.09.2014).

6. Каргинов С. Кровная месть у осетин // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Тифлис, 1915. Вып. 44. С. 170-210.

7. Клапрот Ю. Путешествие по Кавказу и Грузии, предпринятое в 1807-1808 гг. // Осетины глазами русских и иностранных путешественников (XIII-XIX вв.). Орджоникидзе, 1967. С. 105-179.

8. Ковалевский М.М. Современный обычай и древний закон. Обычное право осетин в историко-сравнительном освещении: в 2-х т. Владикавказ, 1985. Т. 2. 410 с.

9. Косвен М.О. Преступление и наказание в догосударственном обществе. М., 1925. 387 с.

10. Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев: материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа. Одесса, 1883. Вып. II. С. 1-77.

11. Магометов А.Х. Общественный строй и быт осетин в XVII-XIX вв. Орджоникидзе, 1974. 373 с.

12. Научный архив Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований. Фольклор. Оп. 1.

13. Периодическая печать Кавказа об Осетии и осетинах / сост. Л.А. Чибиров. Цхинвал: Иристон, 1981. Вып. 1. Кн. 2. Цхинвали. 370 с.

14. Приговор осетинского народа: репринтное воспроизведение издания 1859 года. Владикавказ: Издательско-полиграфическое предприятие им. В. Гассиева, 2011. 26 с.

15. Хадикова А.Х. Традиционный этикет Осетин. СПб., 2003. 228 с.

16. Чочиев А.Р. Очерки истории социальной культуры осетин. Цхинвали, 1985. 290 с.

Размещено на Allbest.ru