Значение агитационных методов воздействия на крестьянство Чувашии в практике осуществления сплошной коллективизации

Размещено на http://www.allbest.ru/

ЗНАЧЕНИЕ АГИТАЦИОННЫХ МЕТОДОВ ВОЗДЕЙСТВИЯ НА КРЕСТЬЯНСТВО ЧУВАШИИ В ПРАКТИКЕ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ СПЛОШНОЙ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ

Евгений Витальевич Касимов

Долгое время в отечественной историографии упор делался на показ добровольности коллективизации сельского хозяйства. Исследователи писали про неуклонное проведение в жизнь Коммунистической партией ленинского указания о подведении крестьянских масс на их собственном опыте к осознанию необходимости перехода на путь общественного ведения хозяйства. Приводились факты, какую роль в убеждении крестьян в превосходстве крупного хозяйства сыграли колхозы, совхозы, машиннотракторные станции (МТС). Освещались многочисленные формы вовлечения крестьян в коллективные хозяйства: проведение конференций единоличников, приглашение селян на колхозные отчетные собрания, помощь индивидуальным хозяйствам в проведении сельскохозяйственных работ и др. Нарушения принципов добровольности, особенно наблюдавшиеся зимой-весной 1930 г., оценивались в литературе как незначительный эпизод по сравнению с гигантской положительной работой, выполненной партией по осуществлению коллективизации. Подчеркивалось, что все ошибки и «перегибы» были быстро и своевременно исправлены, советское правительство и ЦК ВКП(б) разработали широкую программу организационной, материальной и финансовой помощи колхозам и колхозникам.

Сегодня, когда исследователи наглядно показали наличие широкого принуждения (как экономического, так и внеэкономического) в ходе проведения политики сплошной коллективизации, важно не бросаться в крайности и не абсолютизировать роль административного и репрессивного аппарата Советского государства. Вдумчивого анализа и переосмысления прежних оценок требуют разнообразные формы агитационно-пропагандистской работы, вопросы организационного и материально-технического укрепления коллективных хозяйств, а также поиска в первой половине 1930-х годов оптимальной правовой формы колхоза. Необходимо на конкретном фактическом материале проследить, почему методы агитационного воздействия на крестьянство имели столь низкую эффективность.

Начиная с 1918 г., руководство страны уделяло большое внимание разъяснению преимуществ коллективных форм хозяйствования. Задача преодоления «перегибов» 1930 г. потребовала внедрения новых методов агитационно-пропагандистской работы и совершенствования старых. В конце 1930-1931 гг. в районах Чувашии были проведены колхозные слеты, состоялся республиканский слет ударников, колхозников и колхозниц. В деревнях появились, так называемые, «красные сваты» (специальные бригады, создававшиеся сельскими ячейками ВКП(б) для вовлечения в колхоз единоличников), инициативные группы (объединения крестьян-единоличников, пожелавших организовать колхоз; служили переходной ступенью в организации коллективных хозяйств) и вербовочные бригады (бригады колхозных активистов, занимавшиеся вовлечением единоличников в колхозы). На многочисленных выставках, в ходе отчетно-перевыборных собраний, во время проведения Дней коллективизации и урожая колхозы демонстрировали все свои маломальские успехи. О социалистическом переустройстве деревни ежедневно писали газеты, издавались многочисленные брошюры. Рабочие, сельская интеллигенция, комсомольцы, пионеры, профсоюзы - самые разные слои населения, многие учреждения и организации участвовали в вовлечении крестьян в коллективные хозяйства, заключали в рамках социалистического соревнования соответствующие договоры.

В газетах регулярно подводились итоги разных кампаний: организовано столько-то колхозов, вступило столько-то новых членов. В общих чертах газетные сообщения были примерно такого рода: «Ленинские дни, проводимые в момент отчетно-перевыборной кампании колхозов, вызвали большой энтузиазм единоличников в селениях Тувсинского сельисполкома, за короткий срок времени в Тувсинский колхоз вступили 10 хозяйств в 54 едока» [11, с. 217].

Однако эффективность агитационно-пропагандистской работы в реальности была невысока. Так, несмотря на проведение множества политическо-хозяйственных кампаний: осенний сев, уборка хлебов, заготовки всех видов сельскохозяйственной продукции, мобилизация средств населения, распределение урожая и доходов в колхозах, проведение Международного Красного дня борьбы с военной опасностью и Дня урожая и коллективизации, перевыборы делегаток, подготовка к отчетно-перевыборной кампании Советов, празднование 13-й годовщины Октябрьской революции, - уровень коллективизации в Чувашии за 3, 5 месяца, начиная с 1 августа 1930 г., вырос лишь на 0, 2% [3, д. 21, л. 34].

Низкая результативность агитации обуславливалась не только сильными частнособственническими интересами крестьянства и «перегибами» при попытке форсирования коллективизации зимой 1930 г., но и наблюдавшимися в коллективных хозяйствах бесхозяйственностью и низкой трудовой дисциплиной. Архивные документы за 1930-1932 гг. сообщают о многочисленных случаях гниения хлеба и картофеля, падежа скота из-за плохого ухода и бескормицы, злоупотреблений членов правления колхозов (главным образом, в виде пьянства и администрирования), хранения сельскохозяйственных машин под открытым небом и их поломок [3, д. 21, л. 31-32, д. 24, л. 34-56; 4, д. 243, л. 20-138, д. 326, л. 17-395]. Широкое распространение подобных фактов имело разные причины, но в качестве основных можно назвать отсутствие грамотных руководителей колхозов и отношение к колхозному имуществу как к государственной собственности.

Во многих коллективных хозяйствах не имелось счетоводов, и учет работы велся неудовлетворительно, что впоследствии становилось причиной споров о количестве выработанных трудодней. Трудовая дисциплина была настолько низка, что бригадирам в разгар уборочной кампании приходилось ходить по два-три раза на дом к колхозникам и выгонять (!) их на работу (колхоз «Рассвет», Ядринский район), а на решения общих собраний, обязывающих выйти на работу всех трудоспособных членов, колхозники реагировали подачей заявления о выходе из колхоза и отказом от земли (колхоз «Хлебороб», Козловский район) [4, д. 243, л. 364, 375]. В подобных условиях первоочередной задачей становилось удержание крестьян в колхозах, а не вовлечение новых членов.

Вплоть до начала 1933 г. колхозное строительство развивалось, главным образом, вширь, в сторону наибольшего охвата крестьянских хозяйств. Руководящие работники всех уровней интересовались объединением крестьян в колхозы и практически утрачивали к ним интерес, как только добивались этого. Задача организационно-хозяйственного укрепления коллективных хозяйств оказалась в практике колхозного движения 1930-1932 гг. на втором плане. Трудности коллективизации начала 1930-х годов оказали влияние на руководство страны. Оно увидело, что если не навести порядок в работе коллективных хозяйств, не положить конец многочисленным фактам бесхозяйственности, то отток крестьян из колхозов вновь может принять угрожающие размеры. Это определило организацию в деревне весной 1933 г. новых чрезвычайных органов - политотделов МТС. Решительно развернув карательно-административную, партийно-массовую и культурно-просветительную деятельность, они способствовали устранению наиболее явных недостатков в работе коллективных хозяйств и машинно-тракторных станций. Кроме того, организационно-хозяйственное укрепление колхозов было связано с увеличением финансовой помощи со стороны государства, обеспечением квалифицированными кадрами (через организацию различных курсов, переброску опытных колхозников в слабые и вновь организованные колхозы), внедрением сдельной оплаты труда и бригадной формы труда, разворачиванием колхозной торговли в рамках «неонэповских» постановлений мая 1932 г., введением строжайшего учета имущества колхозов и их продукции (по печально знаменитому Постановлению ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности»).

В результате можно со всей определенностью говорить, что улучшение организации работы коллективных хозяйств в 1933-1940 гг. было лучшим средством агитации и сыграло немалую роль в преодолении отрицательного отношения единоличников к колхозам.

Большое значение для проведения агитационно-пропагандистской работы имело установление льгот и преимуществ для коллективных хозяйств и колхозников. Данная политика получила широкое распространение после XV съезда ВКП(б), состоявшегося в декабре 1927 г. В течение следующих двух лет, с целью привлечения единоличников в объединения, для коллективных хозяйств были установлены льготные налогообложение и кредитование; колхозы наделялись лучшими по качеству землями, более удобно расположенными относительно селения, водных ресурсов, дорог; общественный сектор преимущественно перед единоличными хозяйствами и на льготных условиях обеспечивался сельскохозяйственными машинами и орудиями, племенным скотом и минеральными удобрениями, дефицитными промышленными товарами и лесом и т.д. [6, с. 50-56]. Стимулируя коллективизацию, руководство страны установило в 1930 г. новые льготы и преимущества: освобождение от обложения сельхозналогом на два года всей находившейся в пользовании колхоза и колхозников живности (коров, овец, свиней, птицы), за исключением необобществленного рабочего скота; установление для колхозников пониженных ставок страховых платежей; снижение на 25% для членов сельскохозяйственной артели паевого взноса в потребительскую кооперацию; наиболее полное и первоочередное снабжение промышленными товарами; снятие задолженности по конфискованному кулацкому имуществу, переданному колхозам [4, д. 54, ч. 1, л. 8; 7, с. 290-296; 9; 10].

Советское правительство также перераспределяло в пользу колхозного сектора большую часть выделяемых на сельское хозяйство кредитов. В 1929-1930 гг., при 12, 15% коллективизации в Чувашии, удельный вес колхозов в кредитовании составил 67, 6%, в особом квартале (октябрь-декабрь 1930 г.) - 85, 3% [4, д. 158, л. 67, 109]. В 1931 г. коллективные хозяйства получили 87, 9% выделенных кредитов, хотя к началу 1932 г. объединяли лишь 43, 3% крестьянских хозяйств. Кредиты колхозам выдавались на льготных условиях по сравнению с единоличниками: на более длительный срок и под меньший процент. Кредитование индивидуальных хозяйств в 1931 г. осуществлялось в незначительном объеме и только через районные кооперативные союзы, а со второго полугодия оно прекратилось вовсе. О размерах «кредитного ливня» свидетельствует, например, тот факт, что за коммуной «Красный батрак» Алатырского района на 1 октября 1931 г. числилась задолженность в 54 924 руб. по более чем 20 видам ссуд [Там же, д. 54, ч. 1, л. 57-60]. Поскольку за колхозами быстро накапливалась задолженность, в практику вошло издание нормативно-правовых актов о снятии недоимок и списании задолженностей с колхозов. Так, только в соответствии с постановлением Совнаркома СССР от 27 марта 1935 г. «Об упорядочении финансов и учета в колхозах» с коллективных хозяйств Чувашии было списано около 943 тыс. руб. [2, д. 7, л. 55, 104]. Увеличение в 1930-е годы объемов кредитования колхозов имело немалое значение для укрепления их финансового состояния.

Тем не менее, несмотря на последовательное расширение льгот и преимуществ для коллективных хозяйств, реальное значение данной меры для вовлечения крестьян в колхозы не следует преувеличивать. Гораздо большее значение имела другая сторона неравноправных условий хозяйствования в аграрной сфере, а именно: создание невыносимых условий для единоличного сектора.

Еще одним средством, способствовавшим агитации среди единоличников, должны были стать машинно-тракторные станции. Ранней весной 1931 г. в Чувашии были организованы три МТС: Вурнарская, Канашская и Алатырская, чуть позже - Урмарская. Они рассматривались партийным руководством как центры сплошной коллективизации [11, с. 211], как колоссальной силы фактор коллективизации [5, д. 332, л. 67], который должен был «создать усиленный прилив в колхозы, доведя процент коллективизации в своих районах до 45-50%», тогда как по другим районам уровень коллективизации к концу 1931 г. намечался в 30% [Там же, л. 59]. Говоря о значении новой техники для стимулирования колхозного строительства, газеты приводили примеры, когда единоличники, восхищенные работой тракторов на полях, тут же вступали в колхозы [11, с. 231].

Однако анализ динамики колхозного движения за 1931 г. показывает, что МТС в действительности не вызвали ожидаемого «прилива» новых членов в колхозы. Процент коллективизированных крестьянских хозяйств рос в Канашском и Алатырском районах не быстрее, чем в остальных районах республики, и по уровню коллективизации на 1 января 1932 г. названные районы находились на 13-м (38, 8%) и 15-м (34, 4%) местах соответственно (из 18 районов) [1, д. 1257, л. 30]. Естественно, в данном случае можно сослаться на трудности организационного периода: отсутствие четкости в работе МТС, недостаточная подготовка трактористов, нехватка прицепных орудий и запасных частей к тракторам, плохие условия работы трактористов. Но только ими нельзя объяснить следующий любопытный факт. К 1935 г. в Чувашии было 9 МТС. Парадоксально, но во всех девяти районах с машинно-тракторными станциями наблюдался по состоянию на 1 января 1935 г. низкий уровень коллективизации. Показатели чуть выше среднего по Чувашии (61, 2% крестьянских хозяйств) имели всего два района - Цивильский (63, 6%, или девятое место среди 25 районов) и Вурнарский (62, 7%, или десятое место) [11, с. 381]. Таким образом, как не выглядит логичным провозглашавшийся в те годы тезис, что «трактор увеличивает тягу единоличников в колхозы» [Там же, с. 238], реально деятельность МТС в Чувашии слабо способствовала вовлечению крестьян в колхозы. Тем более что услуги МТС обходились колхозам чрезмерно дорого и колхозники, не желая отдавать за них до 25% урожая, старались многие сельскохозяйственные работы проводить вручную.

Аналогичная оценка должна быть сделана и по советским хозяйствам, которые якобы «были для трудящегося крестьянства наглядным доказательством выгод и преимуществ крупного социалистического хозяйства» [8, с. 521]. Это утверждение, на самом деле, выдавало желаемое за действительное. Так, к осени 1934 г. на территории Чувашии было всего шесть совхозов. Понятно, что в лучшем случае они могли влиять лишь на близлежащие населенные пункты. Но фактически совхозы служили наглядным средством контрагитации: как отмечал в то время обком ВКП(б), «совхозы Чувашии… еще не укрепились и не поставили работу надлежащим образом. Они еще не являются образцами показа лучшего ведения сельского хозяйства. Нет примеров хорошей постановки хозяйства в них. Если взять Вурнарский свиноводческий совхоз, то он уборку урожая текущего года провел исключительно плохо, уборку яровых закончил позже всех и со значительными потерями» [11, с. 307].

Подводя итоги, следует отметить, что среди причин низкой эффективности агитационно-пропагандистской работы важную роль играли не только причины психологического плана: частнособственнические интересы; традиционные для крестьянства консерватизм, недоверие к любого рода реформам, усиливавшиеся низким уровнем культуры и образования, отсутствием уверенности в устойчивости изданных новой властью законов о землепользовании (и в 1920-е годы, и в последующее десятилетие в деревне циркулировали устойчивые слухи о скором начале войны, в результате которой коммунисты потеряют власть); общее недоверие к советской власти из-за перехода в конце 1920-х годов к «военно-коммунистическим» методам хлебозаготовок. Огромное значение имело то обстоятельство, что подавляющее большинство коллективных объединений, возникших в 1918-1929 гг., не могли служить для крестьян образцом ведения эффективного сельскохозяйственного производства. Попытка форсированного насаждения колхозов в начале 1930 г. усугубила данную проблему и колхозы стали образцом бесхозяйственности. Поэтому с октября 1931 г. в Чувашии повсеместно начались массовые выходы из колхозов, которые продолжились и в 1932 г. Для сталинского руководства главной причиной отливов всегда оставалось кулацкое сопротивление, и уже упомянутый закон от 7 августа 1932 г. предусмотрел заключение в концлагеря за принуждение колхозников к выходу из колхозов [12, с. 454]. Однако простое внеэкономическое принуждение, даже в сочетании с экономическими мерами воздействия, не смогло бы обеспечить задачу быстрого и относительно бесконфликтного вовлечения основной массы крестьянства в коллективные хозяйства. В этой связи из всех форм агитационно-пропагандистской работы лучшим средством агитации оказалось улучшение на практике хозяйственной деятельности колхозов.

пропагандистский крестьянин коллективный хозяйство

Список литературы

1.Государственный исторический архив Чувашской Республики (ГИА ЧР). Ф. Р-197. Оп. 1.

2.ГИА ЧР. Оп. 13.

3.ГИА ЧР. Оп. 27.

4.ГИА ЧР. Ф. Р-199. Оп. 1.

5.ГИА ЧР. Ф. Р-210. Оп. 1.

6.Касимов Е. В. Государственная политика развития производственной кооперации в сельском хозяйстве Чувашии в 1918-1929 гг. // Исследования по истории Чувашии и чувашского народа: сб. статей. Чебоксары: ЧГИГН, 2006. Вып. 4. С. 16-70.

7.Коллективизация сельского хозяйства. Важнейшие постановления Коммунистической партии и Советского правительства. 1927-1935 / отв. ред. П. Н. Шарова. М.: Изд-во АН СССР, 1957. 575 с.

8.Политический словарь / под ред. Г. Александрова и др. М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1940. 672 с.

9.Сборник узаконений и распоряжений Рабоче-Крестьянского Правительства ЧАССР (СУ ЧАССР). 1930.№ 25. Ст. 103.

10.Там же. № 28. Ст. 122.

11.Сельское хозяйство и крестьянство Чувашской АССР. 1920-1937 гг. (осуществление коллективизации): сб. документов / отв. ред. А. М. Шорников. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1990. 432 с.

12.Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939: документы и материалы: в 5-ти т. М.: РОССПЭН, 2001. Т. 3. Конец 1930-1933. 1008 с.

Размещено на Allbest.ru