Размещено на http://www.allbest.ru/

Англо-российский конфликт в Персии и образ соперника глазами британского посла в России Ч. Гардинга (начало XX в.)

Медведик Ирина Семеновна

Аннотация

Проблема восприятия международного конфликта его участниками рассматривается на конкретном историческом материале. Анализируется позиция британского дипломата Ч. Гардинга: оценки англо-российского конфликта в Персии, пути его разрешения, отношение к противоположной стороне. Затрагивается вопрос о влиянии дипломатов на разработку и реализацию внешнеполитического курса.

Ключевые слова и фразы: англо-российские отношения; конфликт; Россия; Персия; восприятие; дипломат.

На протяжении всего XIX в. Британия была геополитическим противником России в разных регионах мира, в том числе и в особой степени в Азии. Столкновение интересов обеих держав происходило на Дальнем, Среднем, Ближнем Востоке, касалось Константинополя и Проливов. Одним из центров противоречий была Персия. Выгодное географическое положение этой страны на пути в Индию, Персидский залив, Среднюю Азию, Кавказ определяли ее значимость в борьбе за влияние в регионе. Здесь переплетались экономические, политические, стратегические проблемы. Противоборство приняло настолько острый характер, что компромиссы казались невозможными. конфликт международный дипломат

Ситуация изменилась в начале XX в. Великобритания столкнулась с сильнейшими вызовами на международной арене, вынуждена была отказаться от роли мирового арбитра и пойти на стратегическое сближение с Россией. Положение России на международной арене также подверглось трансформации в связи с поражением в русско-японской войне и революцией 1905-1907 гг. Все крепнущее стремление оказаться в одном блоке заставило державы преодолевать противоречия и решать спорные вопросы. Одним из них было противоборство в Персии.

Отношения России и Великобритании в связи с Персией можно охарактеризовать как международный конфликт. При этом имеется в виду, что "международный конфликт - это относительно открытое для восприятия взаимодействие двух или более элементов системы международных отношений, которые преследуют взаимоисключающие или взаимонесовместимые цели" [Введение в теорию международных отношений, с. 179]. Значимость этого конфликта определяется его местом в ряду англо-российских противоречий, а также трудностью для урегулирования. Последнее обстоятельство было связано, наряду с другими факторами, с особенностями его восприятия различными кругами в обеих соперничающих странах и борьбой мнений. События в самой Персии и интересы "третьих" держав, в первую очередь Германии, осложнили ситуацию. Полного разрешения конфликта не удалось добиться даже к началу Первой мировой войны. При этом от достижения компромисса в персидском вопросе во многом зависело сплочение Англии и России перед лицом врага.

Дипломатическая история (или история международных отношений) является традиционным направлением исторических исследований. Использование новых подходов - разработок конфликтологии и теории международных отношений - при изучении международной политики прошлых веков может оказаться весьма полезным, даст возможность уточнить сущность конфликта, объяснить путь его урегулирования, вписать его в общую картину эволюции международных отношений.

В наше нестабильное время, когда меняется характер системы международных отношений, обостряются локальные конфликты, происходят многочисленные международные кризисы, изучение этих феноменов международной жизни приобретает особую значимость. Обращение к историческому опыту предвоенных лет конца XIX - начала XX вв., когда происходила трансформация системы международных отношений, представляется весьма актуальным.

В последнее время при изучении международных отношений и, в частности, межгосударственных конфликтов большое внимание уделяется субъективному фактору. В исследованиях такого рода акцент делается на анализе мироощущения лиц, принимающих решения, на изучении "воображаемых миров" (Їmental maps?), существовавших в сознании политиков и государственных деятелей [Сергеев; Neilson, p. 521-522]. Перцепция, т.е. восприятие участниками конфликта друг друга, среды конфликта, характера угрозы и т.д., является важной составляющей понимания конфликта. Воссоздание образов противной стороны, выяснение характера знаний о сопернике, изучение механизмов принятия решений способствуют пониманию того, как сложно вырабатывались внешнеполитические действия. От перцепции или мисперцепции (неверного, искаженного восприятия) зависят многие характеристики конфликта: степень его интенсивности, возможность его трансформации, урегулирования и т.п. Выявление специфики восприятия международной жизни и ее участников конкретными лицами, влияющими на принятие внешнеполитических решений, анализ осознания ими внешнеполитической среды способствует более глубокому пониманию исторического прошлого и осмыслению современного состояния международных отношений.

Ход событий англо-российского конфликта в Персии, этот важный, так называемый "верхний пласт" исследуемого вопроса, детально рассмотрен в отечественной и зарубежной историографии. В данной работе ставится задача сконцентрировать внимание на восприятии англо-российского конфликта в Персии и соперника Ч. Гардингом, британским послом в России в 1904-1906 гг. С учетом того, что Гардинг, покинув Россию, занял пост заместителя министра иностранных дел, анализ его позиции представляет особый интерес. Таким образом, в данном исследовании делается попытка расширить круг лиц, причастных к формированию внешнеполитического курса, и глубже понять сущность процессов, разворачивающихся на международной арене в начале XX в.

Британские дипломаты представляли собой особый слой, тесно связанный с правящей элитой и оказывающий определенное влияние на ход событий на международной арене. Они были важнейшим источником информации о странах пребывания. От них в основном зависело воплощение внешнеполитических разработок. Их объединяло многое: происхождение, образование и т.д. Но личный опыт, жизненные обстоятельства, степень широты мировоззрения, политические пристрастия и другие факторы, разные в каждом индивидуальном случае, определяли различия в их восприятии международной жизни.

Ч. Гардинг прибыл в Россию в качестве британского посла в 1904 г. Несмотря на молодой для этой должности возраст (45 лет), он обладал большим дипломатическим опытом. На его счету, в том числе, была работа в британских представительствах в Персии в 1896-1898 гг. и в Санкт-Петербурге в 1898-1903 гг.

Работа в Персии способствовала пониманию дипломатом сущности англо-российского конфликта в этом регионе. Он проявлял инициативу и принимал нестандартные решения при разрешении локальных инцидентов, заслужив похвалу лорда Солсбери, министра иностранных дел в то время [British documents on foreign affairs, p. 417; Hardinge, p. 64]. Однако какого-либо плана по разрешению конфликта в целом у него, по- видимому, еще не было. Позднее, обдумывая положение Англии на международной арене, Гардинг пришел к выводу о значимости германской угрозы и потребности в создании противовеса в виде сближения с Россией [Steiner, p. 94]. План по разрешению англо-российского конфликта в Персии сложился как элемент проекта такого сближения.

Условия жизни и работы в России казались дипломату довольно тяжелыми. "Климат показался мне ужасающим, - писал Гардинг, - со снегом большую часть года и лишь одним по-настоящему теплым месяцем" [Hardinge, p. 69]. Не лучше была и политическая атмосфера. Все годы пребывания Гардинга в России (и в первый, и во второй приезд) ее можно было назвать, по его словам, "какой угодно, но только не приятной" [Ibid., p. 70]. Это было связано с внешнеполитическими событиями тех лет - англо-бурской и русско-японской войнами, проявлявшими и усугублявшими неприязнь между двумя державами.

Гардинг осознавал, насколько высок уровень англофобии в России: "Я никогда не обманывал себя и не скрывал от самого себя тот факт, что военные и чиновники ненавидят нас", - признавался он [Ibid., p. 70]. Но и его удивил резкий всплеск недружелюбия. Уверенность в том, что императорская семья и высшее общество благосклонно расположены к Англии, была поколеблена. "После начала англо-бурской войны враждебность российской прессы и российского общества по отношению к Англии была поистине феноменальной. Я не видел никогда ничего подобного. Казалось, что все классы сожалели о наших успехах, приуменьшали их и радовались нашим поражениям" - отмечал он [Ibid., p. 74]. Жалобы правительству и просьбы умерить агрессивный тон прессы имели своим следствием лишь заявления, что пресса контролируется только при освещении внутренних дел, а в международной сфере ей предоставляется свобода действий. Гардинг сетовал, что в то же время русские коллеги жаловались ему на негативные отзывы о политике России в британских газетах [Ibid., p. 76].

После окончания войны враждебность не исчезла. Дипломат констатировал: "В связи с окончанием войны главным чувством среди образованной публики, несомненно, было разочарование, что Англия не была уничтожена, и это еще более подчеркивалось осознанием политических кругов, что Англия не только освободила руки, заключив мир, но и что британский престиж по всему миру неизмеримо возрос" [Ibid., p. 80]. Неприязнь, по словам Гардинга, проявилась, например, в том, что никто в Санкт-Петербурге не поинтересовался состоянием здоровья Эдуарда VII, когда из-за тяжелой болезни была отложена его коронация [Ibid., p. 76].

В последующие годы, во время русско-японской войны, положение англичан как представителей страны - союзницы противника оставалось в России, как писал Гардинг, "не простым" [Ibid., p. 100]. Потеплению отношений не способствовали и такие события как гулльский инцидент, попытки заключения русско- германского договора в 1904-1905 гг., недружественные высказывания британских государственных мужей и политиков [Хвостов, с. 550-625; Hardinge, p. 100-120]. В таких условиях формировалась позиция дипломата по вопросу взаимоотношений между британской и российской державами, в том числе и по персидской проблеме.

Российская внешняя политика, по твердому убеждению Гардинга, была амбициозной и агрессивной. Единственным надежным тормозом этой политике со времен Крымской войны, полагал он, служила Великобритания. Для этого она вела постоянную борьбу в Турции, Персии, Китае. Однако на рубеже XIX-XX вв. Великобритания оказалась в тяжелом положении: недостаток военных ресурсов осложнила война на юге Африки. Работа в Персии и России в конце XIX - начале XX вв. привела дипломата к заключению, что Великобритания в Центральной Азии практически беззащитна перед лицом враждебно настроенной России [Hardinge, p. 70-80]. "Чтобы противостоять агрессивной политике России, - констатировал Гардинг, - в распоряжении Англии был только флот для поддержания status quo на море и дипломатия для действий на суше" [Ibid., p. 70-72].

По мнению дипломата наибольшей напряженности англо-российские отношения достигли в Персии. Российская политика в этой стране представлялась Гардингу совершенно ясной. Ее цель - политическое и экономическое доминирование на севере Персии и продвижение в южном направлении для приобретения порта в Персидском заливе и соединения его с российскими железнодорожными линиями. "Для русских Персия лишь ворота, через которые она хотела пройти, чтобы обрести ключ от двери в Персидском заливе, принадлежащей нам", - заявлял дипломат. Но при этом и в Персии Россия "желала получить все" [Ibid., p. 70-72]. Серьезной он считал и угрозу безопасности Индии [British documents on the origins of the war, p. 53, 117]. Несмотря на атмосферу враждебности, а, скорее всего, вследствие этого обстоятельства, именно в годы пребывания Гардинга в Санкт-Петербурге у него сформировалась идея об англо-российском сближении. В своих мемуарах он писал, что покидал Петербург в 1903 г. с чувством "абсолютной необходимости придти к соглашению с Россией по вопросам конфликта в Азии между нашими двумя странами". Иного выхода не было. Дипломат писал: "…мы все время теряли почву под ногами,… источником постоянного раздражения для меня было осознание униженного положения нашего посольства перед лицом враждебности, открыто проявляемой к Англии российским правительством, военными и чиновничьими кругами, и понимание нашей слабости и невозможности ответить как-либо" [Hardinge, p. 84]. Неустойчивость англо-российских отношений диктовала потребность в большей определенности. Это дало бы свободу для дипломатических маневров и позволило бы уменьшить бремя поддержания Индии в постоянной готовности отразить российскую угрозу. Гардинг считал, что международная ситуация и положение Англии (недостаток военных ресурсов, в частности) "делали агрессию в Азии легкой для России". Он не видел возможности для британской наступательной политики в Персии. В распоряжении британской стороны, по мнению Гардинга, была только дипломатия [Ibid., p. 70-72, 84].

В обстановке, как казалось, непримиримой вражды надежд на успешное решение проблемы почти не было: "Я понимал, как невозможно было в то время начать переговоры с перспективой хоть какого-то успеха, кроме как на условиях, которые бы означали полную капитуляцию и полное прекращение для нас политики в Азии" [Ibid., p. 70-72]. Тем не менее, покидая Россию в 1903 г., Гардинг собирался на новом посту в Форин Оффис всецело посвятить себя разработке и обоснованию проекта англо-российского соглашения.

Приезд Гардинга в Санкт-Петербург в мае 1904 г. в качестве британского посла должен был служить знаком мирных намерений и желания британской стороны более дружеских отношений. По свидетельству дипломата именно так он и был воспринят [Ibid., p. 101]. Путь к англо-российскому сближению открыла англо-французская Антанта. Гардинг был убежден, что наиболее легкий способ достичь взаимопонимания с Россией - сначала придти к соглашению с ее союзницей. "Лояльность нашего правительства к Франции во время Марокканского кризиса …была следствием англо-французского соглашения 1904 г., - утверждал дипломат, - и это послужило полезным уроком, который произвел значительный эффект" [Ibid., p. 97, 119]. Поражение России в русско-японской войне завершило формирование необходимой для англо-российского сближения конфигурации международных отношений.

Следующим после англо-французской Антанты шагом к сближению с Россией по плану Гардинга было подписание второго англо-японского союзного договора. Дипломат указывал, что это "наилучший и наиболее надежный путь придти к соглашению с Россией", так как он послужит "барьером для российских антибританских агрессивных планов в Азии" [Ibid., p. 115]. Гардинг опасался, что Россия, проиграв войну с Японией, предпримет попытку взять реванш, нанеся удар по безопасности Индии. Гардинг с удовлетворением констатировал, что подписание англо-японского договора было воспринято в России нужным образом: одна из российских газет с сожалением констатировала: "Дамоклов меч больше не угрожает британской Индии" [Ibid., p. 116]. "Глава российской агрессии в Азии закрыта" - заключил Гардинг [Ibid.].

Помимо изменений на международной арене питательной средой для оптимизма Гардинга относительно возможности договоренностей с Россией по среднеазиатским вопросам служило то мнение о сопернике, которое он составил, находясь в России. Работа в посольстве дала дипломату бесценный опыт общения с российскими внешнеполитическими деятелями.

В течение первого года работы в Санкт-Петербурге Гардингу выпало взаимодействовать с министром иностранных дел М.Н. Муравьевым. Они были в дружеских отношениях. Гардинг считал министра приятным человеком, хорошо говорившим по-английски, но плохим специалистом, беспредельно неискренним и настоящим англофобом. Его политика "уколов и враждебности" по отношению к Англии была чревата серьезными трениями [Ibid., p. 69-70].

В.Н. Ламздорф, сменивший Муравьева, сначала показался дипломату недружелюбно настроенным по отношению к Англии. По мнению Гардинга, это объяснялось страхом министра перед так называемой военной партией в российских придворных кругах. В своих мемуарах Гардинг описывает министра как довольно странного человека, очень маленького роста, в туфлях на высоких каблуках, очень бледного и практически лысого. "Как и все русские, - замечает дипломат, - он был увертливым, скользким в делах, но всегда учтивым, и он знал свое дело". Гардинг отмечает, что Ламздорф не предпринимал недружественных действий по отношению к Англии, а позже "стал другом, на которого можно было положиться в мирном решении всех вопросов" [Ibid., p. 73-74, 76].

Гардинг полагал, что выдающейся фигурой в российском правительстве в то время был министр финансов С.Ю. Витте: "Он был сильным, умным и беспринципным человеком с большими амбициями. Его манеры оставляли желать лучшего, но его взгляды были ясными и четкими, … Витте был озабочен российскими финансами и решительно выступал за мирную политику" [Ibid., p. 76]. Такая позиция открывала путь для поисков взаимопонимания.

В процессе сближения Гардинг возлагал основные надежды на императора Николая II, которого воспринимал как истинного англичанина по духу и горячего сторонника мира и дружбы между российской и британской державами. Он писал: "Император, если бы он был англичанином, был бы прекрасным примером английского джентльмена, а императрица, слегка застенчивая и скованная, любила Англию и была типичной англичанкой по своим вкусам. Языком, используемым в императорском семейном кругу, всегда был английский" [Ibid., p. 83]. По мнению дипломата именно под влиянием императора и его искреннего желания мира Ламздорф стал сторонником российско-британской дружбы. Император и его супруга, по словам дипломата, были единственными, кто не участвовал в выражении ненависти к Англии в годы невиданного всплеска англофобии [Ibid., p. 74].

Гардинг с восторгом вспоминал аудиенции в императорском дворце, теплый прием и дружеские беседы с царем. Во время одной из них после гулльского инцидента глаза Николая II "наполнились слезами, и он сказал, что никогда не допустил бы войны между Англией и Россией" [Ibid., p. 109-110]. Неизвестно, насколько искренней была вера Гардинга в дружеские чувства царя, но даже после попыток заключения российско-германского союза он попытался оправдать российского монарха: "…я действительно верил, что император никогда не понимал истинного значения предлагаемого ему договора" [Ibid., p. 118].

В материалах Гардинга нет абстрактных рассуждений о характере русского народа, общих оценок России как соперника и партнера. Описывая людей, с которыми ему приходилось взаимодействовать, он часто использует формулировки "как все они", "как и все русские". На этой основе можно воссоздать облик партнера по дипломатическому взаимодействию, существовавший в восприятии дипломата и определявший его действия. Противная сторона виделась ему сложной и неоднозначной, часто непредсказуемой, не всегда искренней. Но среди ее представителей были люди, с которыми можно было иметь дело.

Гардинг не без оснований полагал, что его работа в Санкт-Петербурге во многом способствовала сближению двух стран. "В момент, когда я покидал Россию, - писал он, - острая враждебность к Англии в прессе исчезла, …у меня было чувство удовлетворения оттого, что все признали значительное улучшение отношений по сравнению с тем временем, когда я приехал в страну" [Ibid., p. 119].

Итак, Гардинг был одним из тех, кто в начале XX в. сформулировал идею о необходимости англо-российского соглашения по средневосточным вопросам.

Обдумывая положение Англии на международной арене, Гардинг пришел к выводу о значимости германской угрозы и потребности в создании противовеса в виде сближения с Россией. Работа в Персии и России дала ему необходимый опыт для разработки плана такого сближения. Он воочию видел масштабы российской экспансии в Персии, отрицал продуктивность британской наступательной политики и признавал возможным определение сфер влияния в этой стране. С точки зрения Гардинга, разрешение англо-российского конфликта в Персии путем соглашения создавало атмосферу определенности в среднеазиатском регионе, обеспечивало безопасность Индии и давало Англии свободу действий. Оно полностью меняло характер отношений между двумя великими державами и вело к формированию нового соотношения сил на международной арене.

Список использованной литературы и источников

1. Ввведение в теорию международных отношений: учебное пособие / отв. ред. А.С. Маныкин. М.: Изд-во МГУ, 2001. Сергеев Е.Ю. Иная земля, иное небо…: Запад и военная элита России (1900- 914 гг.). М.: Ин-т всеобщей истории РАН, 2001. 282 с.

2. Хвостов В.М. История дипломатии. М.: Госполитиздат, 1963. Т. 2. 820 с.

3. British documents on foreign affairs: rep. and papers from the Foreign office confidential print / gen. ed. Kenneth Bourne and D. Cameron Watt. Univ. publ. of America, Cop. 1983. Vol. 1-6. Vol. 2. XIX. Pt. 1. From the mid-nineteenth century to the First World War. Ser. A. Russia, 1859-1914 / ed. Dominic Lieven. 425 p.

4. British documents on the origins of the war. 1898-1914 / ed. by G. P. Gooch, H. Temperley. L.: H. M. Stat. off., 1927-1929. Vol. 1-10. LXIX. 886 p.

5. Hardinge Ch. Old diplomacy. The reminiscences of Lord Hardinge of Penshurst. L.: Murray, 1947. 288 p.

6. Neilson K. ЇMy beloved Russians?: Sir A. Nicolson and Russia, 1906-1916 // The international history review. Vol. IX. № 4. November. 1987. P. 521-554.

7. Steiner Z. The foreign office and foreign policy. 1899-1914. Cambridge: Cambridge Univ. press, 1969. XII. 262 p.

Размещено на Allbest.ru