Москва и Санкт-Петербург в трудах Августа фон Гакстгаузена: семантика культурного и городского пространства

Более масштабное описание Гакстгаузен посвящает Китай-городу и московскому Гостиному двору, особенно - практике зазывания покупателя на подобных базарах. Так или иначе, любая описанная немецким путешественником достопримечательность вызывает ряд рассуждений, которые связаны с традициями жителей города, в частности, и особенностями менталитета русского человека в целом. Описания базаров порождают рассуждения о русских женщинах, которых Гакстгаузен никогда не встречал за прилавком, а затем - об организации труда в русской семье и распределении обязанностей между ее членами. Гакстгаузен продолжает размышлять об устройстве московской жизни, которая «начинает складываться по европейскому образцу» (30). Такой вывод немецкий барон делает из устройства жизни в московских домах, в которых домашняя работа, преимущественно, исполняется мужчинами, а определенная часть недвижимой собственности принадлежит женщинам.

Причину изменения характеристик города Гакстгаузен видит в пожаре 1812 года: если до него «Москва была городом русского дворянства, теперь же стала фабричным городом». Гакстгаузен апеллирует к устройству городской жизни русского дворянства конца XVIII века и описывает сложившиеся традиции, важная черта которых - предрасположение к ненужной роскоши. Именно 1812 год изменил положение вещей: «дворянство, понесшее большие потери, удалилось внутрь страны и не имело уже более ни сил, ни средств на восстановление прежних зданий» (32). Московское правительство после пожара приступило к развитию городской промышленности, и, следовательно, «Москва стала центом всей промышленной деятельности» (32). Подобное развитие, по убеждению Гакстгаузена, изменило и состав населения города и, соответственно, его архитектурный облик. Из чего немецкий путешественник делает вывод о том, что «изучавший Москву 50 лет назад не мог бы узнать ее теперь, и подумал бы, что попал в другой русский город» (33).

Гакстгаузен посвящает большой эпизод повествования описанию особенностей ремесленного производства в России, развитию фабричной артели, переходя к характеристике «особенных низших классов людей» (38), в число которых входят дворники, будочники, извозчики, плотники. В анализе этого социального класса Гакстгаузен выделяет разницу между москвичами и петербуржцами, а именно «в выпрашивании на водку». Поскольку Петербург - это город, принадлежащий европейской культуре то жители здесь «шепотом просят на чай», в то время как «москвич честно просит на водку» (39).

Следующая часть «московского описания» сделана доктором Козегартеном. Городское описание Москвы доктора Козегартена принципиально отличается от тех, которые выполнил Гакстгаузен: если Гакстгаузен максимально краток, не дает больших исторических справок о том или ином культурном объекте, а внешний вид сооружения описывается без использования метафор и сложных сравнений, то для Козегартена - это излюбленный метод описания. Кроме того, реалии, описанные у Вильгельма Козегартена ранее не были прокомментированы в научных работах, связанных с анализом «Studien».

Первое впечатление доктора Козегартена связано с майской природой: попутчику Августа фон Гакстгаузена казалось, что московская погода порождала ощущение о том, что путешественники переживают мартовскую весну в Германии. Однако спустя две недели, по замечаю Козегартена, весна вступила в свои права, и совсем скоро пришло и лето. Все городские улицы, бульвары и парки зазеленели и стали одним из самых впечатляющих воспоминаний о пребывании в Москве. Особенно - цветущий Александровский сад. Этот московский парк еще не раз будет фигурировать в описаниях города в различных контекстах.

Переходя к историческим объектам, Козегартен описывает площадки, места, с которых лучше всего можно рассмотреть Москву. В первую очередь, Козегартен отмечает вид с колокольни Ивана Великого и южной террасы площади: здесь открывается вид, «включающий три собора - Вознесения (вероятно, имеется в виду Вознесенский женский монастырь - О.Г.), Благовещения Пресвятой Богородицы (что на Житном дворе) и Архангельский собор». Именно с упомянутой локации «в самом волшебном свете появится обзор великого и далекого города». Козегартен заворожен открывающейся панорамой города: «Тот, кто стоял здесь и смотрел на город как на огромное поле красных и зеленых крыш домов, смешанных с деревьями, с бесчисленными разноцветными куполами и теремами, которые пронизывают Москву, в волшебном блеске вечернего солнца, образ которой отражался от золотых куполов соборов, до самого дальнего горизонта, вероятно, оказался в пространстве утренней сельской сказки» (цитата - очевидный пример сложности синтаксических конструкций при описании городского пространства у Козегартена). Другие виды на Москву, не менее впечатлившие спутника Гакстгаузена, - это панорама на город c «высокого берега Москва-реки», рядом с которым расположен парк, относящийся к усадьбе «Нескучное» и вид с Воробьевых гор, «где множество деревьев составляют произведение искусства». Здесь же, на Воробьевых горах, больше всего «славится» («eine Stelle der ebengenannten Hьgel wird gerьhmt») место, «где можно увидеть город в форме полукруга или полумесяца, высокий Кремль с его золотыми куполами в центре, зеленые берега, на котором как крепость возвеличивается Новодевичий монастырь с его великолепными башнями, а также парковые сады разнообразных дворцов». Третий вид на Москву - это вид на Симонов монастырь, который «хранит в себе наслаждения другого рода». Здесь речь идет о греческом церковном пении, которое «исполняется в своеобразной манере изолированным голосом» и это исполнение «производит совершенно поразительное впечатление».

После краткого обзора московских панорам, Козегартен переходит к описанию привычек и обычаев городского населения (преимущественно, дворянского, в отличие от Гакстгаузена). Так, путешественник сообщает о практике дворянского отдыха летом: «В это время года (середина мая) заселяются летние дома в пригороде и в соседних деревнях <…>, где, за исключением некоторых дворцов, можно обнаружить скромные и приятные места <…>». Здесь Козегартен сообщает, что «большая часть жителей наслаждается летом в определенные дни: они едут в определенные привлекательные места пригородов или к соседям». Описывая времяпрепровождение населения во время летнего периода, Козегартен обращает внимание на церковные шествия («die kirchlichen Prozessionen»), которые «чаще всего начинаются в Кремле или в других церковных памятных местах города». Одно из таких упомянутых шествий - ход к монастырю Пресвятой богородицы Донской, 19 августа. Дальше народный мотив описаний Козегартена продолжается: речь идет о «празднике женщин» («das Fest der Frauen»), который проходит 28 июня по старому стилю (11 июля - по новому стилю), - речь идет о Петровом дне.

Ранее упомянутый Александровский сад ретроспективно становится объектом текущего описания: Козегартен сообщает о городской иллюминации в парке, которая проходила в годовщину коронации Николая I - 22 августа: «Весь Александровский сад, как и белые стены Кремля, был освящен обычными лампами, которые рисовали на стене разные картинки». Более того, Александровский сад становится и местом, где можно увидеть «изысканную публику». Но не только близ Кремля можно встретить «высший свет» московского общества - в летний вечер «принято гулять по бульварам и торговым улицам, например, по Тверской». Козегартен описывает тех, кого можно встретить в центре Москвы: «Здесь, сказать, можно увидеть разнообразные национальные элементы, которые существуют рядом друг с другом и представляют собой различные [социальные - О.Г.] классы». Так, Козегартен видит, как проводят летний вечер «модные немецкие, французские и русский господа с модными дамами наряду с бородатыми старыми мужчина в длинных кафтанах с полными женщинами, которые иногда в середине лета носят меховую душегрейку». Рядом с описанными жителями гуляют «офицеры, чиновники и студенты в униформе».

Далее Козегартен переходит к описанию значимого производственного события - Всероссийской промышленной (мануфактурной) выставки, которая, по выражению путешественника, стала «необыкновенным развлечением для жителей Москвы летом 1843 года». Доктор сообщает, что выставка проходила «в июне, в дворянском клубе, который входит в число современных дворцов, и была открыта религиозным торжеством, которое совершил сам митрополит». Выставка проходила в Колонном зале Дома Благородного собрания. Козегратен посвящает значительную часть описания тому, как организована выставка, какие продукты мануфактурных производств, «который отличались многообразием изысканности» можно увидеть и приобрести. Эту выставку Козегартен сравнивает с Берлинской выставкой 1844 года: российская, в свою очередь, мало чем отличалась от немецкой. Козегартен знает, что подобные выставки проходят в Москве, Петербурге и Варшаве попеременно, и районы, которые окружают эти города - одни из самых развитых в мануфактурном и ремесленном отношении. Одно из самых ярких впечатлений на выставке - посещение большого бального зала в Дворянском клубе, который был украшен «произведениями различных направлений искусства».

Главная достопримечательность Москвы не становится центральным объектом описаний Козегартена - обзору главных архитектурных памятников доктор посвящает лишь один небольшой абзац, к числу которых относятся, вероятно, Верхние торговые ряды, названные Козегартеном «московским базаром» - описание этого объекта Козегартен не дает, ссылаясь на более ранние сочинения - например, «Описание Москвы» де Лаво. В панорамное описание Козегартена входит Красная площадь, храм Христа Спасителя, церковь Защитницы Пресвятой богородицы, памятник Минину и Пожарскому.

Следующий большой «московский пассаж» - о государственных учебных и исправительных учреждениях: к ним относятся - Императорский университет, Пансионат для молодых дворян, Торговая академия, средняя общеобразовательная школа, специальные учреждения - кадетские и военные корпуса, Художественная академия, основанная графом Строгановым, Лазаревский институт, Технологический институт, Александровский институт. Что касается государственных благотворительных учреждений, то, по словам Козегартена, их можно сравнить с римскими учреждениями: они существуют благодаря «гуманности правительства и отдельных богатых частных лиц», «которые представляют Россию в прекрасном свете». Императорский военный госпиталь и Шереметьевский госпиталь Козегартен видел своими глазами, и отмечает, что «фонды, как и большинство благотворительных организаций, расположены в дворцовых зданиях». Другой тип государственных организаций, которые посетил Козегартен, - следственная тюрьма и «штрафной рабочий дом для подследственных лиц». Все описания посвящены истории культурных объектов, особенностям проводимой в них деятельности и архитектуре зданий, в которых располагаются заведения.

Описание религиозных сооружений Козегартен не дает, поскольку их в большом количестве можно прочесть в других источниках, однако делает замечание касательно архитектурной особенности церквей: «<…> купола не создают впечатления величия», однако остальные детали - богослужение, пение, свечи, благовонья формируют ощущение торжественности».

В завершение описания московского городского пространства, Козегартен уже не касается популярных московский достопримечательностей и переходит к более развлекательной части описаний - театру и музыке. Здесь Козегартен ссылается на Большой театр, основанный в 1824 году: он «является одним из самых больших и роскошных зданий, которое я видел». В нем Козегартен слышал оперу «Аскольдова могила», которая, на его взгляд, «показалась не скудной на мелодии и общую гармонию». Противоположное впечатление Козегартен получил от постановки «La guerre en Chine», которую он смотрел в небольшом театре, где играет французское объединение, и их музыкальное сопровождение Козегартен называет «музыкальным дилетантизмом». Однако после этой заметки автор сообщает, что познакомился с одной из самых известных в мире «семьей милых музыкальных виртуозов» - с семьей Рубинштейнов. Вероятно, речь идет, в частности о Николае Григорьевиче и Антоне Григорьевиче Рубинштейнах. Младший брат своей игрой на фортепьяно в 1842 году «привел в восторг» приехавшего в Москву Ф. Листа, а старший брат был «знаменитым композитором-виртуозом, основателем Музыкального общества». В 1834 году семья Рубинтшейнов поселилась в Москве.

Для более наглядного описания образа Москвы и Санкт-Петербурга нам представляется правильным сравнить критерии описания двух столиц с описанием другого большого города Российском империи. Например, Казань Гакстгаузен характеризует как «роскошно раскинувшийся перед нами старый татарский город» (316). Здесь же, как и при описании остальных городов, немецкий путешественник обращает внимание на дороги, ведущие в город, характеризуя этот переезд как «езду по отвратительной болотистой дороге» (316).

Описание Казани открывается с упоминание пожара 1842 года, Гакстгаузен застает город «в развалинах». Здесь же немецкий барон говорит о бюрократизме в Российской империи, который стал результатом, по выражению Гакстгаузена, «страсти к подражанию» (318).Как мы отметили ранее, о подобной расположенности русского человека немецкий путешественник говорит в случае Москвы и Петербурга.

Гакстгазуен посещает Казанский университет, отмечает наличие ценных китайских рукописей в университетской библиотеке, которые, однако, никто не использует в научных целях. Следующая остановка барона - «Русская Швейцария», место, где расположена дача губернатора Казани С.П. Шипова. Гакстгаузен не описывает владения главы города, а лишь кратко обозревает местность, в которой она расположена: «Возвышенность, тянущаяся на северо-восток от города, к реке Казанке, образуют глубокие мысы, покрытые лесом, что придает этой местности живописный вид» (319). Здесь внимание автора сконцентрировано на разговорах, которые велись с профессором Ковалевским и ботаником Бунге: речь шла о народной жизни китайцев. Познакомившись с несколькими местными дворянскими семьями, немецкий путешественник заключает, что «на этой границе Азии даже внешнее образование совершенно европейское: во всех семьях говорят больше по-французски, чем по-русски» (321). Посетив несколько домов зажиточных казанских купцов с целью «осмотреть национальное домашнее хозяйство», Гакстгаузен отмечает, что «татар уже коснулась европейская цивилизация» и «комнаты были меблированы совершенно по-европейски» (323). Став свидетелем татарского богослужения, Гакстгаузен описывает свое впечатление от молитвы, которую «мулла <…> начал скорее петь из Корана» (323): «Мелодия была очень оригинальная, несложная». Здесь уместно вспомнить, что Гакстгаузен говорил о церковном пении на пасхальной службе в Санкт-Петербурге, и как Козегартен обращал внимание на церковное пение в одном из московских монастырей.

Гакстгаузен и его попутчики посещают Казанский женский монастырь Божьей матери: немецкий барон описывает его внутреннее убранство, жизнь монахинь и их воспитанниц. Остальное время путешественники провели в ближайших к Казане деревнях, знакомясь с устройством дворов и с системой жизни крестьян.

Таким образом, описание Казани во многом схоже с описанием Москвы: так, упоминание пожара в городе, например, в обоих случаях становится поводом для рассуждений о системе управления страной, внутренней политике Российской империи и о способах организации государственных отношений. Упоминание природных ландшафтов, религиозных сооружений, «интеллектуального» потенциала страны (китайские рукописи в случае с Казанью), и, разумеется, жизни крестьян в общине становятся общими константами описания городского пространства в тексте Гакстгаузена.

4. Компаративный комментарий некоторых реалий городского и культурного пространства, описанного у Августа фон Гакстгаузена и доктора Вильгельма Козегартена

Городская панорама Москвы при въезде в город у Гакстгаузена сходна с таким же описанием у Кюстина: «Такое же впечатление произвела на меня Москва, когда я увидел ее впервые: над облаком дорожной пыли сверкало множество колоколен, а сам город тонул в этом вихре, и линия горизонта размывалась в мареве, неизменно заволакивающем летом небо в этих края». Первое впечатление путешественников от вида на город тут же изменяется при въезде в него: «после Петровского замка разочарование усугубляется настолько, что, въезжая в Москву, путник уже не верит тому, что видел издали - ему приснился сон, а проснувшись, он увидел вокруг все, что есть самого прозаического и скучного на свете: «<…> глядя на эту грузную, неуклюжую копию Европы…».

Особенно важной становится цветовая палитра, с помощью которой описывают город Гакстгаузен и Кюстин, - солнечный свет, отражающийся от кремлевских стен и куполов церквей привлекает внимание обоих путешественников; у Кюстина читаем: «Пылающий западный край неба догорел, погас, окрасился в коричневые тона <…>», в то же время у Гакстгаузена и его спутника Козегартена: «Золотые купола старого города царей блестели на красном горизонте» и «<…> [Москва - О.Г.] в волшебном блеске вечернего солнца, образ которой отражался от золотых куполов соборов, до самого дальнего горизонта…».

Примечательно, что и путешественник из Франции и путешественник из Германии имеют очень схожее представление о том, что Москва - город русской старины, и она принципиально отлична от новой северной столицы империи. Так, Кюстин отмечает, что «…Москва сохранила облик древнего города; это самый живописный из всех городов Империи, которая по-прежнему признает Москву своей столицей вопреки нечеловеческим усилиям Петра I и его преемников; так сила вещей побеждает волю самых могущественных людей».

Если для Кюстина два важный исторических объекта привлекают бульшее внимание и они единственные, которые представляют интерес «в этом хаосе из штукатурки, кирпича и досок, именуемом Москвой» - это Кремль - «колыбель современной Российской имерии» - и храм Василия Блаженного, то для Гакстгаузена Кремль и Китай-город имеют большее историческое значение, поскольку их облик не встраивается в современную европейскую концепцию архитектуры города. Гакстгаузена восхищает храм Василия Блаженного, однако он не дает такого масштабного и красочного описания, как Кюстин, а ограничивается лишь сравнением храма с «огромным съежившимся драконом» (27).

Геометрические линии, которые начинают появляться в архитектурном облике города, замечает и Кюстин, но говорит о них лишь в общем плане, сравнивая Москву с Петербургом: «<…> однако прямоугольная планировка испортила Москву не так сильно, как Петербург». Гакстгаузен, в свою очередь, отмечает архитектуру Большого Кремлевского дворца, который в то время еще строится, потому что тот имеет «правильную четырехугольную форму».

Уже Козегартен в своем описании Москвы отмечает несколько панорамных площадок, одна из которых - колокольня Ивана Великого. Для Кюстина этот культурный объект тоже становится одним из сюжетов повествования: «Еще одна кремлевская диковинка - это колокольня Ивана Великого. Это - самое высокое здание в городе». И тут же Кюстин рассуждает о том, какое значение имеют архитектурные сооружения для русского человека: «В Москве всякий памятник - святыня: так велика потребность в благоговении, живущая в сердце русского народа». Примечательно, что, например, Кс. Мармье отмечал не высокую религиозность русского человека, а напротив, его набожность: «Г. Мармье был и у Троицы: его поразила набожность русского народа. Мне казалось, что говорил он, что я вижу Францию в средние времена».

Козегартен, при описании Александровского сада в Москве, упоминает иллюминацию, которая украшала сад в день коронации Николая I. Описание таковой же читаем в одном из писем Анны Дисборо, супруги английского посланника в России Эдварда Кромвеля Дисборо: «Вечером государственные учреждения и Кремль светились самыми восхитительными иллюминациями; его башни и стены <…>, казалось, были просто сделаны из света <…>. Я в жизни не видела ничего подобного; <…> эти иллюминации были поистине достойны зваться столичными; <…> а знаменитая башня Ивана Великого - вся, вплоть до креста, [была - О.Г.] в огнях темных оттенков».

Новодевичий монастырь в описаниях Кюстина встраивается в общую «монастырскую» панораму города, однако семантика, которую они несут, французским путешественником замечена определенно: «…хотя русские монастыри не отличаются красотой архитектуры, воплощаемая ими идея неизбежно сообщает им величие».

Немецкие и французский путешественники упоминают несколько церковных праздников: Кюстин описывает некий праздник, который проходил «около монастыря на Девичьем поле» и был посвящен «не вспомню какому святому»: речь идет о чествовании святого Иоанна Воина. Козегартен упоминает два других летних праздника 19 августа и 11 июля.

Гакстгаузен и Козегартен были впечатлены церковным пением, которое им удалось услышать: Гакстгаузену - в Петербурге, Козегартену - в Москве, в Симоновом монастыре. Козегартен характеризовал это пение как греческое церковное пение, характеристику которого можно найти в «Москвитянине»: «Оно известно в западной римской церкви под названием плавного и простого». Вспомним, что Гакстгаузен был заворожен церковной музыкой при посещении пасхальной службы в Санкт-Петербурге.

Козегартен упоминает «Путеводитель по Москве» Л. де Лаво, на который ссылается в случае упоминания Верхних торговых рядов. Более того, бесспорный факт, что Козегартен читал и, вероятно, пользовался упомянутым путеводителем при составлении собственного описания Москвы. В частности - при подробном описании церковных объектов, о чем Козегартен не пишет, но ссылается на ранее опубликованные путеводители, - их можно прочесть также в путеводителе де Лаво, - этому посвящена целая глава «Памятники богослужения». Де Лаво упоминает крестные ходы в хронологическом порядке, - Козегартен пишет о крестном ходе 19 августа в Донской монастырь, но не предоставляет никаких исторических сведений и подробностей, - их нет и в «Путеводителе по Москве». Кроме того, структурная организация описания Козегартена во многом схожа с системой упорядочивания культурных объектов и достопримечательностей в «Путеводителе по Москве»: в первую очередь де Лаво описывает исторические памятники. Упоминание образовательных учреждений после описания религиозных сооружений следует почти в завершении, далее - только описание театральных и других развлекательных заведений.

Упомянутая Козегартеном опера «Аскольдова могила» занимала особенное положение в театральной жизни Москвы середины XIX века. Так, в «Москвитянине» читаем: «Русская высшая публика, со времен отъезда из Москвы Итальянской оперы, почему-то весьма неохотно слушает Русскую оперу, и кроме избранных - Аскольдовой могилы, Жизнь за царя, Роберта и очень немногих, - равнодушно посещает наш Большой театр». Популярность оперы М.Н. Загоскина объясняется и другими причинами: в этой постановке «безусловно торжествует народность слова и музыкальность звуков». В этом контексте важно отметить, что народность - одна из составляющих уваровской триады, становится характеристикой творчества Загоскина. Анализируя его творческий путь, Копылов заключает, что Загоскину оказался близок уваровский лозунг.

Кроме того, сами убеждения М.Н. Загоскина встраиваются в необходимую государственную идеологию: согласно мнению А.Н. Копылова, «нарочитая склонность писателя ко всему русскому, непринятие иностранного - составляет творческое кредо писателя». По замечанию С.Т. Аксакова, «Аскольдова могила» - это «все сцены, в духе христианском написанные, - прекрасны и так искренны, что их нельзя читать без сердечного сочувствия».

Краткий обзор городских и культурных реалий позволяет нам сделаеть вывод: Астольф де Кюстин и Август фон Гакстгаузен, несмотря на во многом противоположный взгляд на культурное значение города и его место в современной европейской жизни, имеют сходное восприятие культурного пространства Москвы и Петербурга: их впечатляют одни и те же исторические памятники и культурные и религиозные мероприятия, они видят город в одинаковой яркой цветовой палитре. Как кажется, в описании объектов и культурных мест двух столиц Российской империи Кюстин и Гакстгаузен, если речь не касается политико-идеологических вопросов, имеют близкую друг к другу точку зрения на город.

5. Путеводитель по Москве первой половины XIX века на немецком языке и его отражение в труде Августа фон Гакстгаузена

В 1836 году в Лондоне были опубликованы путевые заметки Рейча Литчи «A journey to St. Peterburg and Moscow through Courland and Livona» и в том же году переведены на немецкий язык. Некоторое же отрывки книги Ритчи о России публиковались в английских газетах. Например, в четвертом номере журнала «The Parterre of Poetry and Historical Romance» опубликован отрывок о лондонском портере: «Пожелав отведать какого-нибудь лондонского портера, которым гордилась хозяйка, его подали с сахаром и ложкой; и увидев, как я отвергаю эти дополнения [к напитку - О.Г.], добрая женщина задержалась в комнате с явным любопытством посмотреть, как отвратительный иностранец мог иначе проглотить это зелье. Такой способ подачи английского портера я обнаружил позже даже в больших городах». Мы можем предполагать, что Гакстгаузен был знаком с этим текстом, потому что в книгах Гакстгаузена и Литчи существуют общие точки отношения к поставленной описательной задаче и непосредственно в самом описании города.

Путешественник замечает, что именно в Петербурге хотел познакомиться с современной Россией, а Москву характеризует как «бывшую столицу царей» и «сердце древней империи». Вспомним, что Гакстгаузен называет Москву «старым городом московских царей».

Ритчи описывает свое особенное восприятие городского пространства: в предисловии автор говорит об особенной роли Российской империи в современной картине мира. Путешественник излагает свой принцип описательной работы: если перед путешественником стоит задача дать «правдивую картину страны», у него должны быть необходимые для этого знания, к тому же, он «не должен принадлежать какой-либо политической партии». Гакстгаузен, в свою очередь, аналогичным образом подчеркивал объективный подход в описании Российской империи.

Описанию Петербурга Ритчи посвящает четыре главы и начинает свое повествование с истории строительства города и роли Петра Великого в истории России. Здесь путешественник отмечает, в отличие от Кюстина и Гакстгаузена, что «<…> земля, на которой стоит Петербург, с незапамятных времен принадлежала России». Ритчи называет будущую территорию Петербурга «диким и одиноким побережьем <…>, где вскоре должен был расцвести огромный город благодаря волшебству его гения [Петра I - О.Г.]». Затем Ритчи описывает свое первое впечатление от города, его общий характер, жителей Петербурга, русского мужика и русский народ в целом. Автор обращает внимание на достопримечательности города, среди которых - Невский проспект, православные и католические соборы Санкт-Петербурга, Свято-Троицкая Александро-Невская лавра, Воскресенский девичий Смольный монастырь, Петропавловский собор, здание Академии наук, Адмиралтейская площадь, здание Адмиралтейства, Александровская колонна, Зимний дворец. Описание Санкт-Петербурга Ритчи заканчивает рассуждением о прогрессе цивилизации в России. Гакстаузен, как мы проанализировали выше, не включает в текст «Исследований» замечания о достопримечательностях подобного рода.

Описанию Москвы Ритчи посвящает пять глав и начинает свое повествование с общих рассуждений о городе: описывает городскую панораму, общий характер города, церкви, дворцы, улицы, население, семейную жизнь императорской семьи и даже характер императора и императрицы. Прежде, чем перейти к описанию московский исторических объектов, Ритчи рассказывает историю появления и строительства города; затем упоминает городские достопримечательности, в числе которых - башня Ивана Великого, Вознесенский монастырь, Храм Благовещения Пресвятой Богородицы, Храм Владимирской Божьей матери, Симонов монастырь, Никольскую башню Кремля, Марьину Рощу, Московские торговые ряды и разнообразные благотворительные учреждения. Описание культурных объектов Москвы сочетается с описанием нравов и обычаев русского человека, например, Ритчи описывает православную службу в одном из Московских храмов.

Таким образом, сочинение Ритчи и труд Августа фон Гакстгаузена имеет несколько схожих рабочих подходов и фокусов описания города. Ритчи, как и Гакстгаузен, обозначает объективность своего повествования и независимость описываемых городских реалий и истории страны от современных философских и политических тенденций. Важно, что Петербург в случае Ритчи - город, который так же важен в образе Российской империи, как и Москва, и поэтому он описан с той же тщательностью: Ритчи упоминает важные культурные и исторические объекты городского пространства, чего мы не читаем в тексте Гакстгаузена. Ритчи, как и немецкий путешественник, помимо внешнего облика города, обращает внимание на внутренние отношения в империи: он описывает особенности поведения русского дворянина, «мужика», русский народ, рассуждает об возможных траекториях развития страны, принимая во внимания ее историю.

Заключение

Таким образом, наша работа показывает, как в сочинении Гакстгаузена образ двух столиц представлен для европейского и российского читателя. Подробный анализ современных Гакстгаузену политико-философских направлений и ведущих идей в них доказывает, что восприятие города немецким путешественником рассматривается через определенный «двойной фокус»: учитывая, что путешествие Гакстгаузна по России было организовано при максимальном содействии государственных органов Российской империи (от создания маршрута путешествия до спонсирования издания книги на немецком языке), и тот факт, что самостоятельные убеждения Гакстгаузена характеризуются как патриархальные, - эти два фактора стали ключевыми в чтении книги Гакстгузена в России и на Западе.

Параллельный анализ различных точек зрения славянофилов на государственный аппарат и убеждений Гакстгаузена позволил нам подтвердить предположение о том, что Август фон Гакстгаузен - не случайный немецкий путешественник, приехавший в Россию, его представления о государственной власти, взаимоотношениях между помещиком и крестьянином синхронны господствующим в России идеям о государственном устройстве и организации общинных отношений. Более того, представления немецкого барона об общинном устройстве дополняют все остальные условия и обстоятельства путешествия Гакстгаузена по Российской империи. Но мы говорим исключительно о сходстве идей и представлений, но не о заимствовании или влиянии современных философских течений на убеждения немецкого путешественника по ряду причин: Гакстгаузен не владел русским языком, и более того, у нас нет доступа к мемуарам и дневникам Гакстгаузена, на основе которых можно было бы сделать подобное заключение.

Так, Москва в политическом восприятии конца 50-х гг. XIX века - главный культурный и исторический центр России, в котором воплощены все национальные традиции российского государства, а Санкт-Петербург - город, воплощающий потенциал и «стихийность» Российской империи, однако ко второй половине XIX cтолетия он не становится выражением господствующих тенденций в государственной идеологии, что отражается и в сочинении Августа фон Гакстгаузена. Его упоминание в «Studien» - обращение к романовский династии, Петру I как к символу абсолютной монархической власти, главному российскому реформатору, благодаря которому Российская империя может быть названа европейским государством. Санкт-Петербург не выражает классических представлений о «народности» и «патриархальности» русского человека и государства в целом, но история строительства Петербурга - важнейший исторический этап в «изменения» и «обновления» облика России. В «Исследованиях внутренних отношений» город Петра воплощает современные экономические преобразования, становится выражением фабричных и производственных сил страны. При внимательном чтении «Исследований» становится ясно, что, согласно точкам зрения Гакстгаузена и Козегартена, Москва, как и Петербург, важный город Российской империи в промышленном отношении, но это лишь одна из характеристики московского культурного и городского пространства, в то время, как для «производственной» характеристики Санкт-Петербурга - это отличительная черта в описании города и расставлении приоритетов в выборе объектов для петербургской реальности в «Studien».

В связи с Санкт-Петербургом упоминается несколько городских учреждений и городских мероприятий; в тексте Гакстгаузена нет описания посещений классических «туристических мест» - например, Невского проспекта и Адмиралтейской площади; более того, мы не найдем масштабного описания городских и культурных реалий как в случае с Москвой. Москва - столица, в которой сосредоточены все национальные качества русского человека, потому что история города гораздо длиннее и богаче, чем история Петербурга. В тексте «Исследований внутренних отношений» Санкт-Петербург становится фигурой умолчания, поскольку все классические представления о России сконцентрированы на московской территории. Ограниченное количество «петербургских» реалий необходимо Гакстгаузену в подтверждении его одного из главных тезисов: Россия - европейская страна.

Анализ образа Казани дополняется наши выводы о принципах устройства текста «Исследований»: читателю названы некоторые культурные и исторические объекты, но концентрация описания - на разговорах о русской общине и устройстве крестьянско-помещичьих отношений. При описании трех названных городов мы находим общие культурных реалии, на которые обращают внимание Гакстгаузен и Козегартен: например, в каждом городе путешественники посещают церковную службу, потому что согласно точке зрения Гакстгаузена, религия - одна из отличительных черт русского человека.

Наша работа отчасти строилась на компаративном анализе описываемых реалий городского и культурного пространства у Кюстина и Гакстгаузена и Козегартена. Важно обозначить два различных описательных метода в «России в 1839 году» и «Исследованиях внутренних отношений»: если сочинение Кюстина отличается известной свободой мысли (перед французским путешественником не стояло определенной государственной задачи), то в немецком «Studien», напротив, обозначенные реалии были «показаны» Гакстгаузену и в определенной степени изложенный материал «досрочно» был подвержен государственной цензуре.

Важно отметить рабочую позицию Гакстгаузена к поставленной перед ним задаче - нами он оценивается как определенный прием мифологизирования. Гакстгаузен нарушает традиционный подход к описательной работе: по его словам, он изучал Россию по сочинениям своих современников после путешествия по Российской империи, а не прежде. Немецкий путешественник претендует на максимальную объективность в своих суждениях, говоря о том, что он «никогда не делает предварительных исследований о ней [о России- О.Г.]». Выходит, что он избавляет свое сочинение от критики, «защищает» его от упреков в личной «заинтересованности» автора к описываемому государству.

Литература

1. Гакстгаузен А. Исследование внутренних отношений народной жизни и в особенности сельских учреждений в России. Перевел с нем. Л.И. Рогозин. М., 1869.

2. Герцен А.И. Собрание сочинений: в 30 т. Т.2. М., 1954. Т. 6. М., 1955.

3. Кюстин А. де. Россия в 1839 году: в 2 Т. / Пер. с фр. В. Мильчиной, И. Стаф. Коммент. В. Мильчиной, А. Осповата. М.: ТЕРРА, 2000.

4. Haxthausen A. Studien ьber die innern Zustдnde, das Volksleben und inbesondere das lдndliche Einrichtungen. Theil 1-2. Hannover, 1847.

5. Haxthausen A. Studien ьber die innern Zustдnde, das Volksleben und inbesondere das lдndliche Einrichtungen. Theil 3. Hannover, 1852.

6. Кюстин А. де. Россия в 1839 году: в 2 Т. / Пер. с фр. В. Мильчиной, И. Стаф. Коммент. В. Мильчиной, А. Осповата. М.: ТЕРРА, 2000.

7. Лаво, Лакоент де. Путеводитель по Москве. М.: Типография Августа Семена при Императорской медико-хирургической академии.

8. Хомяков А.С. Собрание сочинений: в 8 Т. Т.5. М., 1990.

9. Haxthausen A. Studien of the Interior Russia. Chicago: The University of the Chicago Press, 1972.

10. Ritchie L. Reise nach St. Pbg. und Moskau, durch Kur- und Liefland. Quedilinburg, 1836.

11. Аксаков С. Биография М.Н. Загоскина. М.: Университетская типография, 1853.

12. Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: карта цивилизации в эпоху просвещения. М.: НЛО., 2003.

13. Карпов Н.А. Петербург в жизни и творчетсве С.П. Шевырева // Вестник Санкт-Петербургского университета. 2008. Сер. 9. Вып. 4. Ч. II.

14. Кратц Г. Вестфальский путешественник по России Август фон Гакстгаузен и фонд Гакстгаузена в Мюнстерской университетской библиотеке // Немцы в России. Русско-немецкий научные и культурные связи. СПб., 2000.

15. Копылов А.Н. Творческий путь М.Н. Загоскина в свете литературной критики 1-ой половины XIX века // Современные гуманитарные исследования. 2010. № 6. С. 75-80.

16. Малиа М. Александр Герцен и происхождение русского социализма. М.: Территория будущего, 2010.

17. Мартин А. Просвещенный метрополис. Созидание имперской Москвы 1762-1855. М.: НЛО, 2015.

18. Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955.

19. Морозов П.О. Барон Август Гакстгаузен и его сочинение о России // Исторические материалы из архива министерства государственных имуществ. СПб., 1891.

20. Осповат А.Л., Неклюдова М.С. Окно в Европу: Источниковедческий этюд к «Медному всаднику» / Лотмановский сборник. №2. М.: 1997. С. 255-272.

21. Подлинные письма из России. 1825-1828/ Пер. с англ. М.А. Вишняков. СПб.: Дмитрий Буланин, 2011.

22. Потапенко О.А. Николаевская Россия глазами немецкого путешественника. М., 1996;

23. Потапенко О.А. Гакстгаузен о России. Россия и Запад. Диалог культур. М., 1994.

24. Потапенко О.А. Общественная мысль Германии о николаевской России М., 2000.

25. Потапенко О.А. Переписка А. Гакстгаузена и и Э. Раден как источник по истории освобождения крестьян в России. М., 1995.

26. Топоров В.Н. Петербургский текст русской литературы. Избранные труды. СПб., 2003.

27. Hesselman P. August Freiherr von Haxthausen (1792-1866), Sammler von Marchen, Sagen und Volksliedern, Agrarhistoriker und Russlandreisender aus Westfalen. - Munster: Universitatsbibl., 1992.

28. Riasanovsky N.V. Russia and the West in the teaching of the Slavophiles: a study of romantic ideology. Gloucester: Smith, 1965.

29. Schmidt С. Ein deutscher Slawophile? August von Haxthausen und die Wiederentdeckung der russischen Bauerngemeinde 1843/44 // Russen und Russland aus deutscher Sicht. Bd.3: 19. Jahrhundert: Vor der Jahrhundert wende bis zur Reichsgrundung (1800-1871). - Mьnchen, 1992.

30. Stoyanoff-Odoy М. Die GroЯfьrstin Helene von RuЯlands und August Freiherr von Haxthausen. Zwei konservative Reformer im Zeitalter der russischen Bauernbefreiung. Wiesbaden, 1991.

31. Авдеева О.А. Август фон Гакстгаузен и его труды о России (40-е-6о-е годы XIX века). Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 1998.

32. Москвитянин. 1841. Ч, 1. №1.

33. Москвитянин. 1841. Ч. 5. №. 9.

34. Москвитянин. 1842. Ч. 5. №10.

35. Москвитянин. 1845. Ч.1. №1.

36. Отечественные записки. 1869. №12.

37. Северная пчела. 1843 год. № 81. 15 апреля.

38. The Parterre of Poetry and Historical Romance. 1836. Vol. IV.

Размещено на Allbest.ru