Образ "лосекозла" в скифском зверином стиле в свете новых находок на территории Ставрополья и Прикубанья

Размещено на http://www.allbest.ru/

Образ «лосекозла» в скифском зверином стиле в свете новых находок на территории Ставрополья и Прикубанья

А.Р. Канторович

Статья посвящена рассмотрению образа «.лосекозла», распространенного в скифском искусстве звериного стиля.

Выдающийся археолог Борис Николаевич Мозолевский уделял в своем научном творчестве значительное внимание феномену скифского звериного стиля. Данная статья посвящена одному из весьма специфичных образов этого художественного направления, идентифицированному нами ранее как особый мотив, который было предложено обозначать условным термином «лосекозел» [Канторович, 1995, с. 45--55]. Проанализировав традиционное размежевание в образно-видовой идентификации данного персонажа (большинство исследователей считали его лосем, меньшинство -- горным козлом; см. обзор мнений: [Канторович, 1995, с. 45--47]), я пришел к выводу, что перед нами специфический образ некоего обобщенного копытного, сочетающего в себе видовые черты лося и горного козла, что соответственно могло расширять и семантико-прагматическую роль данного персонажа.

К началу 2014 г., по моим подсчетам, насчитывалось 16 опубликованных оригинальных изображений «лосекозла» (без учета копий), оформляющих в основном золотые нашивные бляшки одежды, гораздо реже -- обивки деревянных чаш и ритонов и бронзовые уздечные бляхи.

Но на начало 2016 г. известно уже 20 оригинальных изображений этого персонажа (рис. 1) Конкретные местонахождения предметов с изоб-ражениями каждого типа и источники иллюстра-ций указаны в подписях к рисункам. Порядковые номера изображений «лосекозла» в тексте статьи со-ответствуют номерам изображений на рис. 1, 3 и 4. Масштаб разный.. Этот прирост связан с четырьмя оригинальными изображениями, оформляющими золотые нашивные бляшки. Одно из этих изображений происходит из наших недавних раскопок скифского курганного могильника Новозаве- денное-Ш в Георгиевском р-не Ставропольского края (работы 2015 г. Ставропольской экспедиции кафедры археологии МГУ им. М.В. Ломоносова, раскопки велись под руководством А.Р. Канторовича и В.Е. Маслова) (рис. 1, 17; 2). Еще как минимум три изображения относятся к территории Прикубанья: это недавно опубликованные материалы из грабительских раскопок в Краснодарском крае, конфискованные и переданные в Краснодарский музей им. Е.Д. Фе- лицына [Пьянков, Хачатурова, Юрченко, 2014, с. 25, 27; Золото..., 2015, с. 66, 67]; далее я буду их условно называть «Краснодарскими изображениями» (рис. 84, 18--20).

В итоге можно констатировать, что изображения «лосекозла» происходят в основном с территории Прикубанья -- из зоны скифо- меотского звериного стиля (14 оригинальных изображений из следующих комплексов и местонахождений: Малые Семибратние курганы; Уляпский могильник, ритуальные комплексы курганов 1, 4, 5, а также погребение 44 под насыпью кургана 4; Фанагория; курган 19 у станицы Некрасовской; покупка в Майкопе; аул Тауйхабль, случайная находка; «Майкопский клад»; «Краснодарские изображения»). Кроме того, изображения «лосекозла» известны в Нижнем Поднепровье (3 оригинальных изображения: IV Испанова могила; Солоха, боковое погребение; Корнеевка, курган 2, погребение 3), в Крыму (2 оригинальных изображения из Нимфейского некрополя, курган 17, гробница 8) и на Ставрополье (1 изображение из могильника Новозаведенное-III, курган 4, погребение 1) (рис. 1).

Размещено на http://www.allbest.ru/

Как мы видим, прирост материала за двадцать лет в целом не изменил локализацию данного мотива в пределах скифской археологической культуры и соответствующего ей восточноевропейского локального варианта скифо-сибирского звериного стиля. При этом образ «лосекозла» представлен в пределах северопричерноморской степи, Восточного Крыма, Прикубанья и Ставрополья; в лесостепную зону он не заходит (рис. 3). Все более выявляется доминирование Прикубанья в разработке этого мотива, а наша находка в Новозаведенном, маркирующая на сегодняшний день крайнюю восточную точку распространения темы «лосекозла», позволяет теперь говорить о расширении границ ее разработки вплоть до Центрального Предкавказья.

Морфологический анализ изображений. Единство сюжетики и сходство в трактовке анатомических деталей позволяют относить изображения «лосекозла» к единому морфологическому типу. Все они выполнены в одностороннем высоком рельефе, в строго профильном ракурсе. Композиция имеет два варианта общего абриса: она вписывается в овал/полуовал (рис. 1, 1, 2, 4, 5, 9, 13, 14), либо в прямоугольник (рис. 1, 3, 6--8, 10--12, 15--20), что в двух случаях подчеркнуто оставленным пустым пространством обивки чаши (рис. 1, 3) или бляшки (рис. 1, 18); в остальных случаях фигура полностью заполняет украшаемый предмет.

«Лосекозлы», как правило, ориентированы туловищем вправо от зрителя (за тремя исключениями, к которым относятся тауйхабльское, новозаведенское и одно из «Краснодарских изображений» -- рис. 1, 9, 17, 19; вправо ориентирован и «лосекозел» из Аджигиола -- рис. 1, А), неизменно с повернутой назад головой. Ноги животного подогнуты, нижние части их непосредственно прилегают к туловищу, либо с небольшим нахлестом (рис. 1, 1, 2, 6, 7, 9, 10, 12, 20) -- ближе к Келермесско-кульобско- му композиционному канону «летящего», или «классического скифского» оленя (см. об этом каноне: Канторович, 1996, с. 46--59]), -- либо на одной линии (рис. 1, 3--5, 8, 11, 13--19), по композиционной схеме «спокойно лежащих» оленей Завадско-акмечетского типа (см.: [Канторович, 1996, с. 46--59]). Повернутая назад голова животного чаще горизонтальна или опущена наискось, во всяком случае, покоится на спине или упирается в нее носовой частью (рис. 1, 1, 2, 6--13, 15--20), значительно реже вертикально опущена, отчасти перекрывая плечевую зону (рис. 1, 3--5, 14). Ухо неизменно находится на одной линии с мордой, ось симметрии всей композиции чаще всего проходит через глаз.

Ряд изображений трактован достаточно четко (рис. 1, 1--5, 15--19), ряд -- схематично (рис. 1, 6--14, 20). Морда животного чаще лосевидная: тупая, горбатая, с нависающей верхней губой (рис. 1, 1, 2, 6--9, 11, 12, 14--19), но может быть и узкой, более похожей на оленью или козлиную (рис. 1, 3--5, 10, 13, 20). Глаз овальный или округлый, моделирован выпуклостью зеницы в углублении глазницы, канал слезницы может быть показан в соединении с впадиной глазницы (рис. 1, 1--5, 17--19), но часто никак не выделяется (рис. 1, 6--9, 10--16, 20). Ухо короткое, овальное или овально-подтреугольное, с впадиной раковины; в одном из «Краснодарских изображений» (рис. 1, 19) оно уподоблено подошве конского копыта. Рот закрыт или чуть приоткрыт, края рта обозначены рельефными полосками. Ноздря чаще не обозначена, но может и акцентироваться (рис. 1, 1--5, 17, 19); в солохском, корнеевском, новозаведенском и одном из «Краснодарских» изображений пасть и ноздря образуют в сочетании лотосовидную фигуру -- более четкую в северопричерноморских.

Рог дуговидный или изломанный под тупым углом, опирается окончанием-изгибом на круп. Исключение составляет одно из нимфейских изображений (рис. 1, 2), в котором рог не показан, но, судя по наличию закраин бляшки над мордой животного, он мог быть запланирован, однако при штамповке или тиснении мог отвалиться, или же для него не хватило золотого листа. Рог, как правило, гладкий (лишь в но- возаведенском и в одном из «Краснодарских» изображений он зарифлен, как козлиный -- рис. 1, 17, 19), а на конце обычно превращен в четко (рис. 1, 1--3, 6, 7, 11, 15, 16, 18, 19) или невнятно (рис. 1, 4, 5, 8, 10, 12--14, 17, 20) выраженную птичью головку с волютообразным клювом; в основании этой головки в одном из нимфейских, в корнеевском, в малосемибрат- ненском и в некоторых уляпских изображениях (рис. 1, 1, 5, 6, 11, 12) помещен дополнительный клюв, относящийся к тому же птичьему глазу; в тауйхабльском изображении птичья головка заменена обычным завитком (рис. 1, 9).

Голова рельефно переходит в шею, в одном случае дополнительно отделяется от шеи шерстной складкой, маркированной крупным рифлением (рис. 1, 19). Шея мощная, дуговидно изогнутая, в ряде случаев посередине шеи проходит ребро плоскостей, обозначающих мускулы (рис. 1, 1--3, 9, 11, 15, 16, 17). В двух случаях вдоль ее заднего края проходит рельефная рифленая полоса, очевидно, обозначающая шерстную складку (рис. 1, 4, 5). Лопатка акцентирована выпуклостью, иногда с дополнительным рельефным выделением плечевого сустава во впадине-выемке собственно лопатки (рис. 1, 3--5, 18, 19), а в новозаведенском изображении (рис. 1, 17; 2) эти две детали образуют дополнительный зооморфный элемент: четкий глаз с выпуклостью зеницы в рельефном кольце глазницы. Туловище короткое компактное, бедренная часть выделена выпуклостью. Хвост короткий слабозаметный, опущен. На нижних частях ног двойными линиями показаны мускулы. Копыта преувеличены и схематичны.

Иконографическая динамика и хронология образа «лосекозла». По-прежнему можно дифференцировать две линии в иконографической динамике этого образа (рис. 4). В предшествующей работе [Канторович, 1995, с. 47--51] они были обозначены как крымско- причерноморский и крымско-прикубанский векторы (крымские изображения из Нимфея расценивались как изначальные в этих цепочках). С учетом новых находок и публикаций, видимо, нужно теперь говорить об основной иконографической тенденции -- прикубанской и дополнительной -- северопричерноморской (по сути -- нижнеднепровской).

Прикубанский вектор с точки зрения логики иконографической динамики в качестве исходной точки имеет высококачественные и детальные изображения из Нимфея (рис. 4, 1, 2) и Майкопского клада (рис. 4, 15, 16), стадиально вторичными являются более стилизованные и более схематичные изображения из Малых Семибратних курганов (рис. 4, 6), Майкопа (рис. 4, 7), Фанагории (рис. 4, 14), Уляпского могильника (рис. 4, 10--13), Некрасовской (рис. 4, 8), а также два изображения из «Краснодарских» (рис. 4, 18, 19). Эволюционный ряд замыкают крайне упрощенные изображения -- из Тауйхабля и еще одно из «Краснодарских» (рис. 4, 9, 20).

Фигура «лосекозла» из Ставрополья (Новоза- веденное-Ш) по морфологическим признакам (прямоугольный абрис, горизонтальная позиция головы, лосиные черты в трактовке морды) относится скорее к прикубанскому иконографическому направлению и находится примерно в середине соответствующего эволюционного ряда.

Северопричерноморская цепочка составлена всего лишь тремя оригинальными изображениями. Видимо, она вторична по отношению к прикубанской: в качестве общей исходной точки для прикубанского и нижнеднепровского векторов могут рассматриваться все те же высококачественные изображения круга Нимфея и Майкопского клада (рис. 4, 1, 2, 15, 16), на основе которых северопричерноморская школа сначала продуцирует изображения из Испа- новой могилы (рис. 4, 3), на следующем этапе -- из Солохи (рис. 4, 4) и Корнеевки (рис. 4,5), с искажающим копированием в Аджигиоле (рис. 4, А).

Симптоматично, что большинство «лосекоз- лов» основного -- прикубанского -- вектора (не считая наиболее схематичных) имеют лосиную голову, тогда как все «лосекозлы» нижнеднепровского вектора наделены козлиной головой.

Рис. 5. Мотив однорогого лося в скифской археологической культуре и на сопредельных территориях: 1 -- Ним- фейский некрополь, гробница VI (грабительские раскопки 1868 г., хранение Ашмолен-музея Оксфордского университета) (по: [Ashmolean..., 1951, pl. XXXIX, A]); 2 -- Никоний, случайная находка, бронзовая уздечная бляха (по: [Бруяко, Островерхов, 2010, рис. 1, 1; фото 2]); 3 -- Малые Семибратние курганы (по: [Власова, с. 214, рис. 37]); 4 -- «Майкопский клад» (по: [Leskov, 2008, р. 122, 123, cat. 156]); 5 -- из разрушенного погребения на р. ворскла (по: [Ролле, Черненко, Махортых, 2004, с. 71, 72, рис. 1; Ролле, Махортих, черненко, 2006, рис. 1, 1--4]); 6 -- городище Аргамум в Добрудже (по: [Simion, 2003, р. 236; fig. 12, с]); 7 -- погребение у с. Хошеутово в Нижнем Поволжье (по: [Дворниченко, Очир-Горяева, 1997, с. 108, 109, рис. 1, 10--12]); 1 -- изображение на бронзовом нагрудном украшении пластинчатого панциря; 2--7 -- изображения на бронзовых уздечных бляхах (400--375 гг. до н. э.):; далее идут уляпские изображения первой половины IV в. до н. э. -- из ритуального комплекса кургана 5 По чернолаковому килику комплекс бокового погребения Солохи датируется 400--375 гг. до н. э. [Алексеев, 2003, с. 261, 296]. «В рамках первой половины IV в. до н. э. следует датировать курган 5, в котором обнаружены фасос- ские амфоры биконической формы, имеющие клей-ма. В то же время, по имеющемуся клеймению не исключается и незначительное попадание в этот курган и амфор начала третьей четверти IV в. до н. э. [Ксенофонтова, 2010, с. 139]. Этот «храмовый» комплекс мог использоваться в течение продолжи-тельного периода» [Лесков и др., 2013, с. 56]., из ритуального комплекса кургана 4 Комплекс датирован по античным импортам [Лес-ков и др., 2013, с. 33]., из погребения 44 кургана 4 Комплекс датирован по античному импорту: чер-нолаковый скифос второй половины -- конца V в. до н. э. и по краснофигурному и чернофигурному кили- кам начала -- первой половины IV в. до н. э. [Лесков и др., 2005, с. 76]., из ритуального комплекса кургана 1 Комплекс датирован в крайних пределах первой.

Что касается изображения из погребения 1 кургана 4 могильника Новозаведенное-III, terminus post quem для соответствующего комплекса определяет краснофигурный арибал- лический лекиф с изображением крылатой богини (Ники или Эос), датируемый последней третью V в. до н. э. половины IV в. до н. э. [Лесков и др., 2013, с. 23], с тя-готением к первой трети IV в. до н. э. -- по совокупной дате амфор -- Менды (первая треть IV в.) и Синопы (рубежа первой / второй четвертей IV в.) [Ксенофон-това, 2010, с. 138, 139, 142--144, кат. 9--12, 21]. Этому, как мы видели, не противоречит позиция новозаведенского «лосе- козла» в общем иконографическом ряду.

Таким образом, существование образа «лосе- козла» определяется в границах второй четверти V -- первой половины IV в. до н. э.

Вероятные истоки образа «лосекозла» были обозначены мною в предыдущей статье [Канторович, 1995, с. 51--53]. Накопление материала не изменило эту концепцию. Мотив «лосекозла» изначально не может считаться

Согласно любезной консультации О.В. Тугуше- вой, морфологически данный сосуд близок к классу XIII B по классификации В. Рудольфа, который относят к последней трети V в. до н. э. К этому периоду относятся обнаруживающие сходство с нашей находкой арибаллические лекифы с летящей Никой из некрополя Керкинитиды [Вдовиченко, 2003. кат. 100] и с изображением сфинкса из курганов у с. Грищенцы в правобережном Приднепровье [Онайко, 1966а, кат. 185, табл. XII, 5], датируемые последней четвертью -- концом V в. до н. э. [Вдовиченко, 2003, с. 19].

Размещено на http://www.allbest.ru/

Мотив однорогого лося, как и «лосекозла», представлен исключительно в европейской зоне скифо-сибирского мира h В основном это ареал скифской археологической культуры -- Нижнее Поднестровье (Никоний), Среднее Поднепровье (разрушенное погребение на р. Ворскле), Прикубанье (Малые Семибратние курганы и «Майкопский клад»), Крым (Нимфей, т. е. тот же могильник, из которого происходят одни из самых ранних изображений «лосекозла») (рис. 5, 1--5). Известен однорогий лось и на территориях, сопредельных скифской археологической культуре -- в Нижнем Поволжье (Хошеутово) и в Добрудже (Аргамум) (рис. 5, 6, 7) (см. подробнее о данном морфологическом типе и о его хронологии: [Канторович, 2013, с. 448--451].

В свою очередь, мотив однорогого лося квалифицируется как боковое ответвление традиции полнофигурного / редуцированного воспроизведения лося в скифском зверином стиле V в. до н. э., т. е. как модификация трактовки лося с двумя симметрично разложенными рогами, образующими «корону» (рис. 7, 1, 3, 4).

Вместе с тем по-прежнему можно усматривать и определенное влияние образа горного козла и, прежде всего, сюжета «лежащий козел с повернутой назад головой» на формирование и развитие темы «лосекозла» (что отразилось в соответствующей трактовке головы нижнеднепровских «лосекозлов», а также в рифлении рога новозаведенского и одного из «Краснодарских» персонажей).

Это широко распространенный в эпоху «скифской архаики» VII--VI вв. до н. э. сюжетно-стилистический тип, возникший под влиянием переднеазиатской традиции. Ближайшие аналогии происходят с той же территории скифского звериного стиля, при этом они выполнены во вполне переднеазиатской манере: это фигуры козлов на золотом перекрестье меча Мель- гуновского кургана [Придик, 1911, табл. I, II], а также на обушке и на проушине Келермес- ской секиры из кургана 1/Ш [Галанина, 1997, кат. 6. табл. 10]. Как показано П.Амандри, сюжет горного козла, лежащего с повернутой назад головой, имеет композиционные истоки в переднеазиатской традиции, инициировавшей также подражания в греческом искусстве геометрического стиля [Amandry, 1965, pl. XXIX, 1, 2, 5; XXX, 1--7; ср.: Зуев, 1993, с. 43]. Не случайно некоторые изображения бобрицко-уль- ского типа образуют геральдические композиции (рис. 6, 6, 7), в которых аналогичные козлы часто показаны в передневосточном искусстве.

Хронология Бобрицко-ульского типа основана в первую очередь на объективных датировках изображений из Ульских курганов 1 и 2 раскопок 1909 г. (вторая половина VI в. до н. э.) 1975, с. 19]; Л.К. Галанина аналогично интерпре-тировала близкое жаботинскому гладковщинское изображение [Галанина, 1977, с. 38]. Действитель-но, рога этих козлов напоминают лошадиную гриву, и глад- ковщинского кургана 449 (вторая половина VI в. до н. э.) а их морда сходна с конской, однако все же «грива» не совсем естественно облегает шею вплоть до ноги,. Аналогии с мельгуновским и келермес- скими а в гладковщинском изображении «грива», помимо того, разделена надвое продольным желобком, как в безусловно козлином изображении из Бобрицы, и четко сужается к концу, как и у бобрицкого коз-ла (рис. 6, 1). В остальном жаботинское и гладков- щинское изображения морфологически полностью вписываются в иконографию данного типа горных козлов. Поэтому, признавая «пограничность» дан-ных изображений, в особенности жаботинского и гладковщинского, я предпочитаю рассматривать их в рамках образа горного козла. изображениями козлов заставляют устанавливать нижнюю дату изучаемого типа соответственно второй половиной VII в. до н. э. Дата кургана Старшая могила определена А.Ю. Алексеевым с учетом наличия архаичных ритуальных ножей и по другим основаниям в рамках второй половины VII в. до н. э. [Алексеев, 2003, с. 53, 295]. Хронология зеркал с центральной ручкой

Возможно, к данному типу относится композиционно сходное (но более схематичное по трактовке) прикубанское изображение на золотой пластине неизвестного назначения из к. 25 у ст. Усть-Лабин- ской; оно трактовано как фигура лошади [ОАК за 1903, с. 69, рис. 127]. Недостаточное качество публикации и отсутствие визуального знакомства с этим предметом не позволяют мне включать данное изображение в изучаемый тип.

По В.Р. Эрлиху, данные комплексы относятся ко второму хронологическому горизонту Ульских курганов (по малоазийскому импорту (бронзовая ручка в виде оленя), по морфологии узды, по отсутствию родосско-ионийской керамики и классической античной керамики) [Эрлих, 2010, с. 117--188, 125].

По ионийскому килику [Онайко, 1966а, с. 60; Галанина, 1977, с. 38].

Л.К. Галанина по объективным показателям датировала позднюю группу Келермесских курганов (курганы Шульца) в пределах второй половины VII в. до н. э. [Галанина, 1997, с. 190, 192].

Относительно ранним является и усть-лабинское изображение, комплекс которого в рамках типологии и хронологии наконечников стрел по В.Г. Петренко входит во вторую хронологическую группу вместе с Келермесскими курганами 3/Ш и 4/Ш [Петренко, 1990, с. 72]. Наконец, изображение козла -- элемент трансформации лопатки свернувшегося хищника на бляхе из кургана Кулаковского, можно датировать в совокупном интервале близких ему изображений свернувшегося хищника и объективно датируемых изображений свернувшегося хищника на бляхах из Пантикапея Пантикапей, квадрат 29, штык 1, ритуальное за-хоронение коня, бронзовые уздечные бляхи, 3 экз. Комплекс датируется по контексту культурного слоя концом VI -- первой четвертью V вв. до н. э. [Толстя-ков, 2011, с. 365--368; рис. 2]. и Протопоповки Протопоповка, курган 5, бронзовая уздечная бля-ха. Комплекс датируется второй четвертью V в. до н. э. по пухлогорлой хиосской амфоре [Бандуровс- кий, Буйнов, 2000, с. 72, рис. 56, 4--5]., т. е. в рамках конца VI -- первой половины V в. до н. э.

Остальные изображения Бобрицко-ульского типа, должны датироваться в пределах, задаваемых вышеперечисленными изображениями, в силу морфологического сходства. Таким образом, предельные рамки Бобрицко-ульского типа: вторая половина VII -- первая половина V в. до н. э. видимо, именно эта мощная иконографическая струя, иссякшая к середине V в. до н. э., стала в своем завершении одним из импульсов к появлению мотива «лосекозла», что предусматривало инвертирование рога горного козла при повороте головы во второй четверти -- середине V в. до н. э. под влиянием уже появившегося тогда мотива однорогого лося (рис. 7, 1--5).

лосекозел скифский звериный стиль

Выводы

Новые находки изображений «ло- секозла» подтверждают специфичность этого образа в системе скифского бестиария, а также доминирование Прикубанья в разработке данного образа (не исключено, что на базе скифо- меотской традиции, по крайней мере, при ее учете, были созданы и нимфейские изображения). Что же касается наличия изображения «лосекозла» в могильнике Новозаведенное-III, это свидетельство присутствия скифского звериного стиля в данном микрорегионе не только в эпоху «скифской архаики» VII--VI вв. до н. э. Из близлежащего аристократического курганно-, но и в эпоху «скифской классики» V-- IV вв. до н. э. в комплексе с иными материалами могильника Новозаведенное-III и с учетом преемственности погребальной традиции можно говорить о продолжении временного или постоянного пребывания исторических скифов в данном регионе в эпоху «скифской классики» и об их активных контактах с Прикубаньем (откуда и была, несомненно, заимствована весьма специфичная тема «лосекозла»), подтверждаемых находкой меча синдо-меотского типа в раскопанном нами в 2015 г. соседнем кургане (№ 2) могильника Новозаведенное-III.

вероятнее всего, «лосекозел» изначально представлял собой искаженное отображение реального лося или горного козла мастерами, плохо знакомыми с непосредственными природными прототипами. Но со временем эта «побочная ветвь» стала особой образно-сюжетной линией, параллельной хорошо разработанным в скифском зверином стиле иконографическим линиям лося и горного козла. в результате данный мотив более чем на столетие закрепился в скифском и скифо-меотском зверином стиле, вне прямой связи с какими-либо природными прототипами.

Сочетание видовых черт и особенностей лося и горного козла, вероятно, в представлении древних мастеров, расширяло семантическую роль результирующего персонажа. возможно и иное объяснение: «лосекозел», в соответствии с тогдашними представлениями, отражает скифскую и скифо-меотскую «народную классификацию» реального и воображаемого животного мира го могильника Новозаведенное-II происходит более 80 предметов, оформленных в скифском зверином стиле [Петренко, Маслов, Канторович, 2009, с. 232]., продуктом которой также являются, помимо «лосекозла», такие пограничные и синтетические образы [Канторович, 2004; 2015], как оленелось, оленекозел, лосептица, баранопти- ца, грифоно-гиппокамп и т. д.

Литература

1. Об опыте «народных классификаций» растений, животных, почв и т. д. см.: [Розова, 1986, с. 178--180].

2. Алексеев А.Ю. Хронология и хронография Причерноморской Скифии V в. до н. э. // АСГЭ. -- 1991. -- Вып. 31. -- С. 43--56.

3. Алексеев А.Ю. Хронография Евро пейской Скифии VII--IV веков до н. э. -- СПб., 2003. -- 416 с. Артамонов М.И. Сокровища скифских курганов в собрании Государственного Эрмитажа. -- Прага; Ленинград, 1966. -- 306 с.

4. Бандрівський М.С. Образотворчі традиції на заході Українського Лісостепу у VII -- напочатку VI ст. до нар. Хр.: витоки і причини трансформації // Изобразительное искусство в археологическом наследии. -- Донецк, 2010. -- С. 145--177 (Археологический альманах. -- № 21).

5. Бандуровский А.В., Буйнов Ю.В. Курганы скифского времени (северскодонецкий вариант). -- К., 2000. -- 236 с.

6. Батчаев В.М. Древности предскифского и скифского периодов // Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балкарии в 1972--1979 гг. -- Нальчик, 1985. -- Вып. II. -- С. 7--115.

7. Бидзиля В.И., Полин С.В. Скифский царский курган Гайманова Могила. -- К., 2012. -- 752 с. Бобринский А.А. Курганы и случайные археологические находки близ местечка Смелы. -- СПб.,

8. 1894. -- Т. 2: Дневники раскопок 1887--1889 гг. -- 233 с.

9. Бородаев В.В. Вакулихинский клад (комплекс находок раннескифского времени с местонахождения Вакулиха-I) // Снаряжение верхового коня на Алтае в раннем железном веке и средневековье. -- Барнаул, 1998. -- С. 56 -- 73.

10. Бруяко И.В., Островерхое А.С. Новые памятники звериного стиля из Нижнего Поднестровья // Зап. отдела нумизматики и торевтики Одесского археол. музея. -- Одесса, 2010. -- I. -- С. 113--121. Вдовиченко И.И. Античные расписные вазы из крымских музеев. Каталог коллекций. -- Симферополь, 2003. -- 128 с.

11. Власова Е.В. Древности эллинские и местные // Античное наследие Кубани. -- М., 2010. -- Т. 3. -- С. 198--262.

12. Галанина Л.К. Скифские древности Поднепровья (Эрмитажная коллекция Н.Е. Бранденбурга). -- М., 1977. -- 68 с. (САИ. -- Вып. Д 1--33).

13. Галанина Л.К. Келермесские курганы. «Царские» погребения раннескифской эпохи. -- М., 1997. -- Т. 1. -- 270 с.

14. Грибкова А.А., Полидович Ю.Б. Фигурка быка скифского времени из собрания Б.И. и В.Н. Ханен- ко // Археологический альманах. -- Донецк, 2013. -- С. 259--277.

15. Дворниченко В.В., Очир-Горяева М.А. Хошеутовс- кий комплекс уздечных принадлежностей скифского времени на Нижней Волге // Донские древности. -- 1997. -- Вып. 5. -- С. 99--115.

16. Древности Боспора Киммерийского, хранящиеся в императорском музее Эрмитажа. -- СПб., 1854. -- Т. I. -- 458 с.; Т. II. -- 350 с.; Т. III. -- 98 л. илл. Древности Приднепровья. -- К., 1900. -- Вып. III. -- 62 с.

17. Золото потомков Геракла. Народы Прикубанья VI в. до н. э. -- III в. н. э. / Автор-сост. Е.А. Хачатурова. -- Краснодар., 2015. -- 67 с.

18. Зуев В.Ю. Изучение жаботинских гравировок и проблема развития звериного стиля в европейской Скифии на рубеже VII--VI вв. до Р. Хр. // Петербургский археологический вестник. -- 1993. -- Вып. 6. -- С. 38--52.

19. Ильинская В.А. Раннескифские курганы бассейна р. Тясмин (VII--VI вв. до н. э.). -- К., 1975. -- 223 с. Канторович А.Р. Один из образов копытного животного в искусстве скифского звериного стиля // РА. --

20. -- № 4. -- С. 45--55.

21. Канторович А.Р. «Летящие» и лежащие олени в искусстве звериного стиля степной Скифии // Историко-археологический альманах. -- Армавир; Москва,

22. -- № 2. -- С. 46--59.

23. Канторович А.Р. «Пограничные» образы в искусстве скифского звериного стиля // ССПК. -- Запоріжжя, 2004. -- T.XI. -- С. 109--111.

24. Канторович А.Р. Изображения лося в восточноевропейском скифском зверином стиле: классификация, типология, хронология // Scripta antiqua: Вопросы древней истории, филологии, искусства и материальной культуры. 3: К 70-летию Э.В. Ртвеладзе. -- М., 2013. -- С. 423--480.

25. Канторович А.Р. Образы синкретических существ в восточноевропейском скифском зверином стиле: классификация, типология, хронология, иконографическая динамика // Исторические исследования. -- 2015. -- № 3. -- С. 113--218.

26. Канторович А.Р., Эрлих В.Р. Бронзолитейное искусство из курганов Адыгеи (VIII--III века до н. э.). -- М, 2006. -- 232 с.

27. Ксенофонтова И.В. Остродонные амфоры Уляпского могильника из собрания ГМВ // Материальная культура Востока. -- М., 2010. -- Вып. 5. -- С. 138--148. Кузнецова Т.М. Зеркала Скифии VI--III века до н. э. -- М.. -- 2002. -- Т. I. -- 352 с.

28. Лесков A.M., Беглова Е.А., Ксенофонтова И.В., Эрлих В.Р. Меоты Закубанья в середине VI -- начале III вв. до н. э.: Некрополи у аула Уляп: погребальные комплексы. -- М., 2005. -- 192 с.

29. Лесков A.M., Беглова Е.А., Ксенофонтова И.В., Эрлих В.Р. Меоты Закубанья в середине VI -- начале III вв. до н. э.: Некрополи у аула Уляп. Святилища и ритуальные комплексы. -- М., 2013. -- 183 с. Мелюкова А.И. Скифское искусство звериного стиля // Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время. -- М., 1989. -- С. 100 -- 104 (Археология СССР).

30. Мозолевский Б.Н. Скифские курганы в окрестностях г. Орджоникидзе на Днепропетровщине (раскопки 1972--1975 гг.). // Скифия и Кавказ. -- К., 1980. -- С. 70--154.

31. ОАК за 1909--1910 гг. -- СПб., 1913.

32. Онайко Н.А. Античный импорт в Поднепровье и Побужье в VII--V вв. до н. э. -- М., 1966а. -- 71 с. (САИ. -- Д 1--27).

33. Онайко Н.А. О центрах производства золотых обкладок ножен и рукояток ранних скифских мечей, найденных в Приднепровье // Культура античного мира. -- М.. -- 1966б. -- С. 159--176.

34. Петренко В.Г., Маслов В.Е., Канторович А.Р. Некоторые итоги исследования раннескифского могильника Новозаведенное-II в 1991--2003 гг. // АО 1991--2004; Европейская Россия. -- М., 2009. -- С. 225--234.

35. Петренко В.Г. К вопросу о хронологии раннескифских курганов Центрального Предкавказья // Проблемы скифо-сарматской археологии. -- М., 1990. -- С. 60--81.

36. Придик Е.М. Мельгуновский клад 1763 г. -- СПб., 1911. -- 24 с. (МАР. -- № 31).

37. Пьянков А.В., Хачатурова Е.А., Юрченко Т.В. Возвращенные сокровища Кубани. -- Краснодар, 2014. -- 152 с.

38. Розова С.С. Классификационная проблема в современной науке. -- Новосибирск, 1986. -- 224 с.

39. Ролле Р., Черненко Е.В., Махортых С.В. Комплекс уздечных принадлежностей середины I тыс. до н. э. из бассейна Ворсклы // Від Кіммерії до Сар- матії: 60 років Відділу скіфо-сарматськоі археології IA НАНУ: Матеріали Міжнар. наук. конф. -- К., 2004. -- С. 71--72.

40. Ролле Р., Махортих С.В., Черненко Е.В., Комплекс кінского спорядження середини I тис. до н. е. з басейну Ворскли // Більске городище та його округа (до 100-річчя початку польових досліджень). -- К., 2006. -- С. 101--104.

41. Самоквасов Д.Я. Альбом фотографий планшетов к изданию «Могилы Русской земли» 1908 г.) / Хранение библиотеки кафедры археологии исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.

42. Толстиков В.П. Конское захоронение на верхнем плато акрополя Пантикапея // Боспорские чтения. Боспор Киммерийский и варварский мир в период античности и среднвековья. Взаимовлияние культур. -- Керчь, 2011. -- Вып. XII. -- С. 365--368. Шедевры древнего искусства Кубани. -- М, 1987. -- 190 с.

43. Шрамко И.Б. Раскопки на Западном укреплении Бельского городища в 1994 г. // Древности. -- Харьков, 1995. -- С. 174--175.

44. Эрлих В.Р. Курганы из окрестностей станицы Некрасовской: новое обращение к старым материалам // Пятая Кубанская археол. конф.: Материалы. -- Краснодар, 2009. -- С. 456--460.

45. Эрлих В.Р. Раскопки кургана Ульской группы в 2007 г. // Материальная культура Востока. -- М., 2010. -- Вып. 5. -- С. 117--138.

46. Amandry P. Un motif scythe en Iran eten Grece // Journal of Near Eastern Studies. -- 1965. -- V. XXIV, -- Р. 149--160.

47. Ashmolean museum. Department of antiquities. A summary guide to the collections. -- Oxford, 1951. -- 86 p. Berciu D. Arta Traco-Getica. -- Bucuresti, 1969. -- 234 p. Borovka G. Scythian Art. -- London, 1928. -- 185 p. Leskov A.M. The Maikop Treasure. -- Philadelphia, 2008. -- 304 p.

48. L'Or des Steppes. -- Toulouse, 1993. -- 159 p. Piotrovsky B., Galanina L., Grach N. Scythian Art. The legacy of the Scythian world: mid -- 7th to 3rd century BC. -- Leningrad; Oxford, 1986. -- 183 р.

49. Simion G. Culturi antice in zona gurilor Dunarii. Preis- torie si protoistorie. -- Cluj-Napoca, 2003. -- Vol. I. -- 408 p. (Biblioteca Istro-Pontica. Seria Arheologie).

А. Р. К а н т о р о в и ч

ОБРАЗ «ЛОСЕКОЗЛА» У СКІФСЬКОМУ ЗВІРИНОМУ СТИЛІ В СВІТЛІ НОВИХ ЗНАХІДОК НА ТЕРИТОРІЇ СТАВРОПІЛЛЯ І ПРИКУБАННЯ

Статтю присвячено синтетичному образу скіфського звіриного стилю -- мотиву «лосекозла», раніше ідентифікованого автором у статті 1995 р. і розглядається нині на тлі нових знахідок. З урахуванням приросту матеріалу автором виявлено, систематизовано та описано 20 оригінальних зображень цього персонажа (всього близько 120, враховуючи копії, в основному це золоті бляшки від костюма), що датуються в цілому в рамках другої чверті V -- першої половини IV ст. до н. е. і поширених в межах Нижнього Подніпров'я, Східного Криму, Прикубання та Ставропілля. Морфологічний аналіз зображень дозволяє диференціювати дві лінії в іконографічної динаміці образу: прикубанську (основну) та північ- нопричорноморську, або нижньодніпровську.

Образ «лосекозла», з одного боку, має витоки в існуючому в рамках V ст. до н. е. мотиві голови лося з єдиним рогом, що облягає морду і завершується пташиної голівкою; з іншого боку, на його виникнення міг також вплинути популярний в скіфському звіриному стилі другої половини VII -- першої половини V ст. до н. е. сюжет «лежачий гірський козел з повернутою назад головою» (за умови інвертування роги гірського козла під впливом вищевказаного мотиву однорогого лося). В результаті мотив «лосекозла» більш ніж на сторіччя закріпився і розвивався в скіфському і скі- фо-меотському звіриному стилі, без прямого зв'язку з будь-якими природними прототипами.

Поєднання видових рис і особливостей лося та гірського козла, ймовірно, в уявленні давніх майстрів, розширювало семантичну роль результуючого персонажа. Можливо й інше пояснення: «лосекозел» відображає скіфську і скіфо-меотську «народну класифікацію» реального і уявного тваринного світу.

К л ю ч о в і с л о в а: скіфський звіриний стиль, класифікація, типологія, синтетичні образи, «лосе- козел».

A. R. K a n t o r o v i c h

THE IMAGE OF AN «ELK-GOAT» IN THE SCYTHIAN ANIMAL STYLE IN THE CONTEXT OF NEW FINDINGS IN THE TERRITORY OF THE STAVROPOL REGION AND THE KUBAN BASIN

The article is devoted to the analysis of a synthetic image of the Scythian animal style -- «elk-goat» motif previously identified by the author in his article of 1995 and now considered on the background of new findings. Given the rate of archaeological data the author identified, systematized and described 20 original images of the character (circa 120 while counting copies, mostly gold costume plaques). They are dated in total within the framework of the second quarter of 5th -- the first half of the 6th centuries BC. They are located within the the Lower Dnieper, Eastern Crimea, Kuban region and Stavropol region. Morphological analysis of the images enables to differentiate the two lines in the iconograph- ical dynamics: the Kuban line (basic tendency) and the Northern Black Sea, or the Lower Dnieper line.

On the one hand the image of «elk-goat» is rooted in certain motif (existing during the V century BC) of an elk's head with a single horn, circumflexing muzzle and enading by a bird head. On the other hand, the emergence of the «elk-goat» could be also influenced by the subject of lying mountain goat with his head turned back -- rather popular in the Scythian animal style of the second half of the 7th -- first half of the 5th century BC (on condition of inverting the horn of a mountain goat under the influence of the above mentioned onehorned elk motif). As a result, the image of the «elk- goat» more than for a century was fixed and developed in Scythian and Scythian-Meotian animal style with no direct link with any natural prototypes.

The combination of biological features of elk and mountain goat, probably (in the conception of ancient masters) could expand semantic role of the resulting character. But we can also offer different explanation: the «elk-goat» reflects the Scythian and Scythian-Meo- tian «folk classification» of real and imaginary animal world.

K e y w o r d s: Scythian animal style, classification, typology, synthetic images, «elk-goat».

Размещено на Allbest.ru