Образ казаха-кочевника в русской общественно-политической мысли в конце XVIII – первой половине XIX века

Эволюция лексических форм, использовавшихся российскими властями в отношении казахов-кочевников в XVIII - XIX вв. выражалась в сокращении обязательств российской стороны в выдаваемых кочевникам грамотах, нарастании попечительных и повелительных ноток в обращениях русских к представителям казахской знати, использовании все более суровых санкций в случае невыполнения казахами распоряжений российских властей вплоть до тюремного заключения и ссылки в Сибирь, появлении новых типов документов, обращенных к казахам (вначале это были указ и патент, позже - приказ, предписание, инструкция, циркулярное письмо и др.), привлечении кочевников к общероссийским мероприятиям, например, таким, как сбор средств на нужды войны.

Трансформация лексических форм логично дополнялась появлением новых управленческих практик - сначала косвенного, а потом прямого вмешательства во внутренние дела казахских жузов, включая попытки оказать влияние на выборы того или иного хана, разжигание противоречий и конфликтов в казахском обществе, практики утверждения или отстранения казахского хана, назначения ему жалования, разного рода преобразования казахских административно-правовых институтов. Закономерным заключением такой политики стало разделение в 1868 г. территории Младшего и Среднего казахских жузов на области и уезды в соответствии с общероссийской административной практикой и полная русификация высшего и среднего звеньев управления регионом. Представители казахского самоуправления на волостном и аульном уровнях рассматривались русскими уже как обычные чиновники, находившиеся в полном распоряжении вышестоящих русских властей.

Во втором разделе дается характеристика ряда управленческих и церемониальных практик, применяемых российской властью по отношению к представителям казахской знати и имевших отношение к процессу встраивания казахской знати в российскую имперскую иерархию. Речь идет, прежде всего, о церемонии принятия присяги казахского хана, а затем и старших султанов окружных приказов, и практике поездок представителей казахской знати в российские столицы.

Если в самом начале местом проведения церемонии принятия присяги казахского хана была его собственная ставка, а так называемые «знаки милости», включавшие в себя саблю, соболью шубу и шапку из черно-бурой лисицы, передавались хану лично в руки, то впоследствии эта церемония приобрела ряд новых особенностей. Уже в конце 40-х гг. XVIII в. она трансформировалась в церемонию конфирмации (утверждения) избранного хана. Кроме того, ее стали устраивать сразу же после ханских выборов, что говорит о значительно возросшей к этому времени уверенности российских властей в проведении желаемой ими кандидатуры. Обычной практикой стало присутствие на церемонии большого количества русских войск, которые в антураже постоянно производимых пушечных выстрелов, барабанного боя и грома литавр должны были акцентировать внимание кочевников на величии и могуществе Российской империи и российских властей. Эффект торжественности акта конфирмации дополнялся помпезным вручением новоизбранному хану грамоты и патента, а также возложением (а не вручением, как раньше) на него «знаков милости».

В 20-х гг. XIX в. многие черты церемонии конфирмации казахского хана были унаследованы церемонией выборов и утверждения в должности старших султанов окружных приказов Среднего казахского жуза. Эволюция этой практики заключалась в еще большем усилении акцента, сделанного на величии и могуществе Российской империи, в частности, за счет привлечения российской государственной символики. Так, обязательной частью церемонии открытия Каркаралинского внешнего округа в 1824 г., наряду с выборами его председателя и заседателей, принесением ими присяги российскому императору в присутствии российский чиновников, была специальная мусульманская молитва о многолетии членов императорской фамилии, генерал-губернатора, омского областного начальника, а также открытие приказа в специально построенном для него домике. Последнее мероприятие сопровождалось закреплением российского герба на фасаде здания и торжественным внесением портрета императора Безвиконная Е.В. Административно-правовая политика Российской империи в степных областях Западной Сибири в 20-60-х гг. XIX в. Омск, 2005. С. 112-113..

В плане эволюции образа казаха-кочевника, имевшего место у российских властей, не менее показательна практика поездок казахской знати в российские столицы. Так называемые благодарственные посольства, снаряжаемые от казахов начиная с 30-х гг. XVIII в. льстили самолюбию российских властей. Как выясняется, казахи даже целенаправленно подталкивались к этому. Однако, когда открывалось, что у казахов были еще какие-то свои намерения, связанные с их попыткой изменить свое положение, то это могло вызвать бурю негодования с русской стороны. Российские чиновники не могли взять в толк, почему казахская знать никак не усвоит своего места в российской бюрократической иерархии, которое им настойчиво навязывалось. В конечном итоге это негодование переросло в понимание необходимости специально насаждать в кочевниках верноподданнические чувства к Российской империи и российскому императорскому престолу. Этому, наряду с церемонией утверждения казахских ханов и старших султанов, должно было способствовать присутствие представителей казахской знати на коронациях российских императоров, а также их поездки в российские столицы с экскурсионными целями.

Практика поездок казахской знати в российские столицы появилась в середине 40-х гг. XIX в. Изначально, при введении этой практики, русские власти ставили цель развить в казахах стремление к улучшению степного хозяйства на началах земледелия и промышленности, в связи с чем особо отводилось время на посещение ими в столицах мануфактурных и фабрично-заводских предприятий, образцовых ферм и соответствующих учебных заведений Артемьев А. Несколько заметок о киргизской степи оренбургского ведомства // Журнал Министерства внутренних дел. 1859. Т. 38. № 10. Отд. 3. С. 12-13; Плотников Л.Н. По поводу статьи «Путешествующие киргизы» // Русский вестник. 1860. Т. 30. Декабрь. С. 268-269; Рапорт пристава при киргизах Антонова. 1850 г. // РГИА. Ф. 1291. Оп. 82. Д. 8. Л.126. . Кроме того, была задача внушения азиатским путешественникам мысли о величии и могуществе Российской империи. Реализации последней задачи должны было способствовать аудиенции у императора в Зимнем дворце, участие в различных торжественных процессиях, посещение загородных императорских резиденций, музеев, а также прогулочные экскурсии по городу и, наконец, сам переезд по железной дороге через половину территории России. Однако к середине 50-х гг. XIX в. практика поездок казахской знати в российские столицы уже имела этот воспитательный аспект в качестве превалирующего. Одним из идеологов новой тактики в отношении приезжавших в Россию казахских инородцев был ученый-востоковед В.В. Григорьев, совместивший научную деятельность с управленческой практикой. Именно он накануне коронации Александра II ходатайствовал в письме на имя оренбургского и самарского генерал-губернатора В.А. Перовского об отправке казахских депутатов в Санкт-Петербург, утверждая, что «эта мера в десять раз будет действительнее для внушения ордынцам расположения и уважения к России, чем десять военных экспедиций и всевозможных циркуляров комиссии» Черновик письма Григорьева о желательности присутствия на торжествах коронации Александра II делегации от киргизов. 1856 г. // РГИА. Ф. 853. Оп. 1. Д. 56. Л. 1. . Наряду с русификацией регионального управления и особой манерой организации церемониальных мероприятий, поездки казахской знати в российские столицы должны были способствовать более тесной интеграции казахской степи в имперское пространство России, тогда как просвещенческие проекты XVIII - начала ХIХ в. преследовали во многом лишь идеальную цель поднятия казахов на более высокий уровень развития.

В заключении подведены итоги и сформулированы основные выводы исследования.

Формирование образа казаха-кочевника в русской общественно-политической мысли в конце XVIII - первой половине XIX в. можно разделить на два основных этапа, каждый из которых имел свои особенности. В XVIII - начале XIX в. казахская степь воспринималась русскими наблюдателями преимущественно как неведомое, чужое и опасное пространство, населенное враждебными казахами-разбойниками, которые нападают на путников исключительно ради наживы. Кроме того, в этот период для русских была характерна позиция превосходства по отношению к казахам, обусловленная, прежде всего, взглядами, которые были свойственны философии европейского Просвещения, ее концепции о трех стадиях развития человеческого общества (дикость, варварство и цивилизация). В литературе путешествий это проявилось непосредственно в причислении казахов к варварской ступени развития. В русской романтической литературе характеристика казахов как дикарей и варваров нашла свое выражение в подчеркивании превосходства русского героя, который, как правило, превалирует над казахами физически и такими качествами характера, как храбрость, искренность и благородство. В лексических и управленческих практиках российских властей просвещенческий настрой в отношении казахов отчетливо обозначился уже в 80-х гг. XVIII в. и был связан с появлением попечительского направления в казахской политике, попытками улучшить благосостояние кочевников на основе их образования и пропаганды оседло-земледельческого типа ведения хозяйства.

Начало второго периода формирования образа казаха-кочевника в русской общественно-политической мысли падает на 30-40-е гг. XIX в. С этого времени казахи постепенно перестают восприниматься в качестве враждебных русским. Правда их все еще называли дикарями, однако эта характеристика указывала лишь на их необразованность («невежественность») в глазах русских наблюдателей. Вместе с тем, оценка уровня развития казахов стала вплотную связываться русскими путешественниками с тем, насколько кочевники усвоили элементы русской культуры. Цивилизация казахов стала казаться возможной только при условии их обрусения. В русской художественной литературе этого периода указанная тенденция нашла свое отражение в характерных типах казахских героев, которые являлись в положительном облике только в том случае, если на них было оказано интенсивное русское влияние. В лексических и управленческих практиках российских властей заметно значительное усиление императива, а также стремления к более существенной коррекции традиционных казахских институтов управления, русификации их бюрократического состава. Характерно также стремление к развитию верноподданнических чувств казахов, прежде всего, через сценарии церемонии избрания и утверждения в должности старших султанов окружных приказов Среднего казахского жуза, которая проходила с обширным привлечением российских войск и российской государственной символики, и через практику поездок казахской знати в российские столицы, при которой российскими властями ставка была сделана главным образом на то, чтобы поразить воображение кочевников, развить и укрепить в их сознании идею о величии, могуществе и богатстве Российской империи.

В приложениях приводятся карты, демонстрирующие степень изученности казахской степи в XVIII и середине XIX в., а также рисунки разных авторов (П.М. Кошарова, Т. Аткинсона, В.В. Верещагина и др.), наглядно иллюстрирующие характер представлений о казахах в тот или иной период времени.

ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ АВТОРОМ ОПУБЛИКОВАНЫ СЛЕДУЮЩИЕ РАБОТЫ

Статьи в журналах, рекомендуемых ВАК для публикации основных положений кандидатских и докторских диссертаций

1. Сухих О.Е. Азиатская дикость или азиатская цивилизация: два образа Азии в восприятии русскими казахской степи и среднеазиатских ханств (конец XVIII - первая половина XIX века) // Вестник Томского государственного университета. Бюллетень оперативной научной информации «Актуальные проблемы отечественной истории XVI - начала ХХ вв.». 2006. № 70(I). Май. С. 43-49.

2. Сухих О.Е. Степь и казахи-кочевники в поэме Николая Муравьева «Киргизский пленник»: опыт ориенталистского исследования романтического произведения // Омский научный вестник. 2006. № 5 (39). Август. С. 220-222.

Статьи в журналах и сборниках

1. Сухих О.Е. Образ казахов-кочевников в записках русского администратора // Степной край Евразии: историко-культурные взаимодействия и современность: Международный Евразийский форум (III научная конференция): Тезисы докладов и сообщений. Омск, 2003. С. 92-94.

2. Сухих О.Е. «Разделяй, изолируй, переселяй, благоустраивай и властвуй»: ориентализм в манере русских поступать с казахами в XVIII - первой половине XIX века // Проблемы этнического сепаратизма и регионализма в Центральной Азии и Сибири: история и современность. Материалы научной конференции. Барнаул, 13-14 сентября 2004 г. Барнаул, 2004. С. 177-189.

3. Сухих О.Е. Повесть В.И. Даля «Бикей и Мауляна» в российском ориенталистском дискурсе XIX века // Проблемы историографии, источниковедения и исторического краеведения в вузовском курсе отечественной истории: Материалы V региональной научно-методической конференции, посвященной 30-летию исторического факультета Омского государственного университета. Омск, 2004. С. 45-48.

4. Сухих О.Е. «Дума на Киргиз-Кайсацкой степи»: опыт ориенталистского разбора одного стихотворения // Международные отношения: теория, история, практика: Межвузовский сборник научных трудов. Омск, 2005. С. 141-150.

5. Сухих О.Е.«Прощай, цивилизация»: переживание границы с Казахской степью русскими путешественниками XIX в. // Актуальные проблемы отечественной истории XVI - начала ХХ вв.: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. Омск, 2005. С. 140-149.

6. Сухих О.Е. Империя напоказ, или имперский опыт воспитания верноподданнических чувств у казахской знати в XVIII - XIX вв. // Азиатская Россия: люди и структуры империи: сборник научных статей. К 50-летию со дня рождения профессора А.В. Ремнева. Омск, 2005. С. 142-154.

7. Сухих О.Е. Задачи русской власти в Степном крае в XIX в. и практика организации правительственной байги // Степной край Евразии: Историко-культурные взаимодействия и современность: IV Международная научная конференция, посвященная 170-летию со дня рождения Г.Н. Потанина и Ч.Ч. Валиханова: Тезисы докладов и сообщений. Омск, 2005. С. 77-81.

8. Сухих О.Е. Как “чужие” становятся “своими”, или лексика включения Казахской степи в имперское пространство России // Вестник Евразии. 2005. № 3. С. 5-29.

9. Сухих О. Е. Казахские депутации в сценариях власти: от дипломатических миссий к имперским репрезентациям (в соавторстве с А.В. Ремневым) // Ab Imperio. 2006. № 1. С. 119-154.

Размещено на Allbest.ru