Эффективность нацистской пропаганды на временно оккупированных территориях СССР (1941–1944 гг.)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Эффективность нацистской пропаганды на временно оккупированных территориях СССР (1941-1944 гг.)

Пропаганда является одним из важных средств, которые используются во время ведения боевых действий. Как отметил известный теоретик психологической войны Даниэль Лернер, «мы не можем поручиться за эффективность труб Иисуса Навина, с помощью которых он семь раз сигналил, пока кружил вокруг Иерихона <…> Но мы знаем, однако, что троянский конь, созданный греками, позволил им проникнуть и уничтожить сильный город-крепость древности» [1].

Таким троянским конем для временно оккупированных советских территорий (далее ВОСТ - Прим. автора) стала нацистская пропаганда. Оценке ее эффективности посвящена эта статья.

Объектом статьи является нацистская пропаганда на ВОСТ как система организованного политического дискурса.

Предметом статьи является оценка эффективности пропагандистского воздействия нацистов на население ВОСТ.

Статья написана с привлечением широкого круга неопубликованных и опубликованных источников, опирается на мемуарную литературу, привлекает значительное число исследований монографического характера по проблеме.

Автор намеренно отступает в некоторых случаях и от обозначенного хронологического периода, и от географически заявленных рамок, т.к. эффект пропагандистского воздействия традиционно носит выраженный отложенный характер и проявляется во времени, значительно отстоящем от момента непосредственного воздействия.

Занятие советских территорий сопровождалось установлением контроля за всеми каналами коммуникации (радио, кинопроизводство, печать, монументальная пропаганда и пр.).

Во-первых, это позволяет помещать в каналы коммуникации только те сообщения, которые считались целесообразными с точки зрения оккупационных властей, во-вторых, с целью недопущения попадания в канал коммуникации сообщений из альтернативных источников информации.

Как это происходило на практике? Коммунистическая партия и комсомол были сразу запрещены. Коммунистическая литература изымалась из библиотек и уничтожалась. Советские учебники должны были сдаваться в уезд, где они уничтожались либо «очищались от большевистской пропаганды» и возвращались в школы [2]. Распространение советских печатных изданий запрещалось. В случае появления на территории волости воззваний или газет со стороны Красной Армии следовало забирать их у населения и доставлять в уездное управление [3].

Населению занятой области сообщалось, что «всякого рода пропаганда против германского войска в печати, посредством нелегальных радиостанций, кинематографических и театральных представлений, а также на собраниях <.> распространением прокламаций, систематической словесной пропагандой тайком, особенно же - распространение враждебных радио и других известий расценивалось как враждебные действия против немецкой армии и грозило расстрелом на месте» [4].

Важно отметить, что недопущение в зону оккупации альтернативных источников информации касалось не только советских листовок и газет, но и немецких газет, которые издавались для «немцев рейха» и не были специально предназначены для оккупированных территорий. В этом случае запреты были продиктованы, как минимум, двумя причинами. Во-первых, население Германии получало весьма дозированную информацию о реальном положении на восточном фронте, особенно в период, когда продвижение нацистов стало встречать серьезное сопротивление Красной Армии. Поэтому замалчивание отдельных поражений или откровенная ложь в отношении целых армий и ее руководителей, как это было в случае с Паулюсом, входила в прямое и очевидное противоречие с реальными событиями, очевидцами которых были читатели берлинских газет, находившиеся непосредственно на оккупированных территориях. Во-вторых, недопущение ряда берлинских газет в зону оккупации было продиктовано проблемой отношения к местному населению оккупированных территорий СССР. В немецких газетах для внутреннего потребления население так называемых «восточных территорий» именовалось не иначе как неполноценные народы, орды, дикие народы, унтермерши. Именно опасность диких народов для стран Европы называлась геббельсовской пропагандой одной из главных причин войны. Вместе с тем, в результате изменения ситуации на фронте и краха планов молниеносной войны немецкие оккупационные власти, прежде всего, вермахт, приходят к выводу о необходимости изменения тактики в отношении местного населения и необходимости перехода к вынужденной политике сотрудничества и широкой пропаганде такой политики.

Например, немецкая газета «Берлинер Берзенцейтунг» 22 июля 1942 года писала, что о белорусах: «Белорусы - это русины, оставшиеся свободными от татарского ига (слово «бело» означает свободный). Это - древнеславянский народ, сохранившийся в наиболее чистом виде среди всех славян. Однако белорусы не проявили никаких государственных способностей, которые бы могли противостоять воле завоевателей. Они лишены твердости, честолюбия и энергии. Всегда были пассивным объектом в борьбе окружающих великих народов. Всегда находились под гнетом. Их никогда не считали народом, а относились к ним с открытым презрением. Счастливое будущее страны возможно только под защитой Германии» [5].

В итоге выписка берлинских газет подписчиками на оккупированных территориях была запрещена. Официальным объяснением для подписчиков, перестававших получать газеты, было предложено считать недостаток бумаги в воюющей Германии [6].

Еще одним потоком пропагандистских сообщений, нежелательных для ВОСТ были листовки, предназначавшиеся для регулярных частей РККА с призывом сдаваться в плен. Так, в 1942-1943 гг. были проведены пропагандистские акции, которые были для оккупантов достаточно успешными и привели к сдаче в плен значительного числа красноармейцев. Во многом это объяснялось пропагандистским текстом листовок - обещанием создания независимого правительства России и собственной армии во главе с генералом Власовым, которая должна была возглавить борьбу с «большевизмом». Поэтому резонанс, который был получен благодаря листовкам на ВОСТ, имел обратный, эффект. Наблюдалось случаи массового неподчинения немецким оккупационным администрациям и ожидание прихода настоящих освободителей в лице армии генерала Власова и установление настоящей русской администрации [7].

Таким образом, нацистские пропагандисты стремились отсечь канал для населения оккупированных территорий и от канала для населения Германии, и от канала для регулярных частей Красной Армии, а также исключить (или минимизировать) влияние советской контрпропаганды.

Контроль канала сообщения был призван исключить попадание сообщений о массовых экзекуциях на ВОСТ в каналы коммуникации как в самой Германии, так и за ее пределами. С этой целью рейхсфюрер СС Гиммлер приказом от 12.11.41 запретил фотографирование экзекуций, заметив, что если данные снимки нужны «для служебных надобностей», их необходимо собирать в архив. В распоряжении Р. Гейдриха «Относительно фотографирования экзекуций» от 16 апреля 1942 года говорилось: «<.> следует указать время и место фотографирования этих снимков, одновременно надо приложить официальное заверение служащего, что он копии данных снимков не делал и что все имеющиеся у него пластинки, фильмы и копии сданы» [8]. Об этом распоряжении информировались все полицейские оперативные учреждения, сотрудники войск СС и их отделы военной корреспонденции на ВОСТ.

В рамках контроля канала коммуникации оккупационные власти не только извлекали ненужные сообщения, но, прежде всего, стремились поместить в канал коммуникации «нужные» сообщения, обязательные для распространения среди населения оккупированных территорий.

Самой насущной задачей нацисткой пропаганды было объяснение причин ведущейся войны.

Целью нападения на СССР нацистская пропаганда называет освобождение населения от иудо-большевизма. Метафора свободы, освобождения, широко использовалась в пропаганде на ВОСТ: с первых дней оккупации населенные пункты были буквально целиком оклеены цветными плакатами с портретами Гитлера и надписями «Гитлер-освободитель». Немцы печатали их миллионными тиражами.

Как можно в целом оценить эффективность пропагандистских мероприятий на ВОСТ?

Мы можем это оценивать на основании прямых и косвенных свидетельств. Конечно, активная поддержка партизанского движения, деятельный саботаж мероприятий оккупантов, безусловно, имели место, как и коллаборационистская деятельность со стороны части населения на ВОСТ. Вместе с тем, значительная часть населения не участвовала в активных действиях как с одной, так и с другой стороны. И эта часть была наиболее многочисленной. Именно она может быть мерилом эффективности нацисткой пропаганды.

Важным источником для этого являются дневники свидетелей оккупации [9]. На их примере можно проследить, насколько эффективна была нацистская пропаганда. В качестве примера возьмем так называемый дневник украинской девушки [10].

Почему для анализа можно использовать дневник этой девушки? Во-первых, автор дневника абсолютно советский человек, братья и близкие у нее служат в Красной Армии, она ни на минуту не сомневается в том, что Красная Армия вернется, осуждает своих приятельниц, которые встречаются с немцами; сама же, имея возможность уклониться от трудовой повинности и отъезда Германию в обмен на благосклонность к полицаю, выбирает все-таки трудовую повинность. Девушка радуется пропагандистским листовкам, заброшенным советской авиацией, весь период оккупации верит в возвращение Красной Армии. Таким образом, автор дневника ни на минуту не сомневается в том, кто является врагом и от кого необходимо освободить Украину - это фашисты и их прихлебатели-полицаи. Во-вторых, на страницах дневника показано отношение к нацисткой пропаганде на ВОСТ в его развитии. Именно отношение к нацистской пропаганде позволяет проследить основной механизм и эффективность ее воздействия на население ВОСТ.

Итак, сначала автор дневника не верит тому, что написано в коллаборационисткой прессе, потому что она фашистская. Фашистская, по мнению автора дневника, значит лживая, содержащая неправду. Кроме того, сообщение о котором идет речь, расходится с личными наблюдениями самого автора - «Немцы рассказывают, что наши творили зверства в селах, когда их оставили. Да разве мы не видели <.> как они уходили. Никогда я тому не поверю и верить не хочу. Все это вранье, клевета немецких прихлебателей» и далее - «немцы не пишут правды». Таким образом, нарушено главное требование в отношении источника - источник не вызывает доверия. Именно недоверие к источнику сообщения защищает автора от воздействия пропаганды. Пропаганда не достигает эффекта.

Время идет, тиражи коллаборационистских газет растут, девушка ждет возвращения РККА, но она не возвращается; она с нетерпением ожидает, что уничтожат оккупантов, но они остаются на захваченной территории; альтернативных источников информации нет, и оценка статей в коллаборационистской прессе уже определяется как «написано, неправда! А, может быть, и правда» - «<…> Отрезаны мы от всего света. Что с того, что почитаешь немецкую газету «Новая Украина». Они пишут, что победа всюду за ними. Может, это и правда, что они везде побеждают, только нам это неинтересно».

И, наконец, последним звеном в цепи можно считать сообщение о некотором событии, отраженном на страницах коллаборационистской прессы, которое передается автором дневника безоценочно - «пишут». «Пишут, что французы поголовно сдаются англичанам. Немецкое и итальянское командование решило их разоружить. Жаль французов, могли бы помочь нашим союзникам». Здесь важно отметить, что оценка относится к сообщению о событии, которое читательница не может проверить. Оно относится, скорее всего, к событиям в Северной Африке, т.к. содержит информацию о том, что «разбили французов». Данное событие не происходит на территории, где живет автор дневника, т.е. интерпретация события в пропагандистском сообщении не может расходиться со знанием о событии, которое автор дневника наблюдает непосредственно. Таким образом, нет места конфронтации между пропагандой и действительностью. Именно последнее обстоятельство стоит считать ключевым при рассмотрении вопроса эффективности нацистской пропаганды на ВОСТ.

Таким образом, в режиме контроля канала коммуникации исключения попадания в канал коммуникации альтернативных сообщений, а также в случае отсутствия противоречия между действительностью и пропагандой население ВОСТ было абсолютно беззащитно перед нацистской пропагандой. Полученное сообщение нельзя было ни опровергнуть, ни оспорить. Оно ничему не противоречило и потому принималось населением. Особенно это касалось периода 1941-1942 гг., когда нацисты стремительно продвигались внутрь СССР, надежно отсекая население ВОСТ от альтернативных источников информации и обрушивая на него тысячные тиражи коллаборационистской прессы, листовок; прокат кинофильмов и организованных выставок. В отчетах о положении на ВОСТ, отправлявшихся в октябре 1942 г. в Центральный Штаб Партизанского Движения, подпольщики сообщали, что «немцы наводняют город литературой - газетами, журналами чисто фашистского и провокационного содержания» [11].

В сводках, поступавших в Москву, отмечалось, что в ряде мест население обработано пропагандой и верит ей.

Основными мишенями пропаганды являются, как правило, союзники, противники, нейтральные стороны и собственное население. Для борьбы за сознания населения ВОСТ был особенно важен образ врага. Он позволял оккупантам нейтрализовать активное противодействие со стороны населения ВОСТ в отношении своих мероприятий и морально мобилизовать на борьбу с общим врагом.

Провозглашая основной целью войны с СССР уничтожение «засилья евреев» и «иудо-большевизма», нацисты развязали широкую пропаганду антисемитизма. Уничтожение еврейского населения использовалось оккупантами как пропагандистская уловка, скрывавших их истинные цели в отношении населения ВОСТ [12].

Визуально пропаганда антисемитизма отсекала остальное население от евреев нашитыми на одежду звездами с надписью «еврей» или без нее. В коллаборационистской прессе комментарии о Литвинове, Троцком, мэре Нью-Йорка Лагардиа содержали приписку - еврей либо фамилии партийный псевдоним подавался через дефис с настоящей фамилией, например, Троцкий-Бронштейн. Как бы срывалась маска. Читатель теперь мог знать всю правду, без цензурных купюр. Житель оккупированной территории теперь знал настоящую фамилию и национальность и Троцкого, и Литвинова. И это знание должно было ему помочь разобраться раз и навсегда и с представителями этой национальности, и со своим представлением о ней.

Уже в первые дни оккупации нацисты умело использовали стереотипы восприятия различных наций [13], и, разжигая их яростной пропагандой антисемитизма, сумели привлечь к акциям уничтожения небольшую часть местного населения. Сверхзадача, которую они ставили - добиться моральной мобилизации всего населения оккупированных территорий СССР против предложенного нового врага.

Средства идеологии могут актуализировать определенные аспекты ментальности, но они в большей мере их обнажают, нежели создают. На оккупированных советских территориях находят поддержку те лозунги нацистской пропаганды, которые находят почву в менталитете населения. Иначе говоря, ментальные структуры, укоренение которых в сознании общества происходило на протяжении длительного времени, явились важным фактором моральной мобилизации населения на ВОСТ [14].

Что повлияло на эффективность нацистской пропаганды антисемитизма, и определило ее влияние на актуализацию определенных аспектов ментальности?

Существовало несколько причин:

1) бытовой антисемитизм в СССР, бывший традиционно наиболее активным в Украине, Прибалтике, Белоруссии и западных областях РСФСР. Что объяснялось, в первую очередь, чертой оседлости для евреев в Российской империи и высокой плотностью еврейского населения в этих областях после 1917 г. [15];

2) отход советской политической доктрины от позиций пролетарского интернационализма, который начался во второй половине 30-х годов;

3) определенная «зараженность» сталинизма от партнеров по пакту простой и стройной формулой врага (в контексте СССР - внутреннего врага);

4) мораторий на антифашистскую пропаганду в СССР и критику антисемитизма в Германии, которая последовала за подписанием пакта Молотов-Риббентроп; 5) дуалистичное мировоззрение советского общества, четко делившего мир на своих и врагов и потенциальная готовность к восприятию теории заговора как внутреннего, так и внешнего; 6) ожесточение военного времени, которое обнажает все самые неприглядные стороны человеческой природы. Некоторые исследователи добавляют патологический антисемитизм Сталина [16].

Таким образом, население оккупированных советских территорий было подготовлено к нацистской пропаганде, ядовитые семена которой проросли быстрее, чем оккупанты могли ожидать.

Это позволило использовать антисемитизм как универсальную пропагандистскую мишень: объяснять начало войны против СССР как страны, где власть оказалась в руках у евреев, угнетающих народы Советского Союза; обеспечивать информационное прикрытие охватившего оккупированные территории спланированный нацистами голода; разъяснять активность партизан как работу «агентов - иуд из НКВД»; использовать для «вскрытия реальной роли союзников СССР по коалиции» как представителей «мирового еврейства», цель которого - пролить больше крови русского (украинского и др.) народов.

Нацисты на ВОСТ используют те же технологии, что и в фашистской Германии. Физическому уничтожению еврейского населения предшествовало его вербальное умаление. Для этого в коллаборационистской прессе еврейское население описывалось с помощью самых древних метафор обозначения социально чуждого: зоометафоры и метафоры болезни [17]. Например, местность традиционного проживания евреев называлась зараженной оспой (черной смертью) территорией: [18] «Достаточно было только взглянуть на этнографические карты родной Белоруссии, чтобы сразу же заметить на них множество черных точек <… >. На первый взгляд казалось, что новые карты, от которых еще пахло типографской краской, успели засидеть мухи, но так географы всего мира остроумно точно отмечали, еврейское население и интересно проследить, как на здоровом организме нации постепенно все больше и больше разрастались эти проклятые точки, которые, скорее, напоминали сыпь страшной черной оспы». Использование зооморфной метафоры и метафоры болезни было характерным приемом умаления социально чуждых в нацисткой Германии. Эта технология использовалась нацистами на ВОСТ, развращая людей, стравливая их друг с другом. Нацистская пропаганда декларировала: «Жид ненавидит [указывалась национальность, «нужная» для нацистской пропаганды - комментарий автора], а тот отвечает ему еще большей ненавистью» [19].

Еврейское население обозначалось как народ, осужденный богом; скверный из народов; лицемерный, хитрый, вредный, подделывающий деньги и портящий товары; отнимающий средства жизни на рынках; не знающий другого искусства, кроме лжи и обмана; владельцы чесоточных бань; не брезгующий никакими позорными средствами [20].

Насколько была эффективной пропагандистская кампания моральной мобилизации населения на почве антисемитизма? Мы выделяем несколько этапов.

На первом этапе, даже если житель оккупированного городка не принимал сам участия в расстрелах еврейского населения, он испытывал на себе ежедневный яд нацистской пропаганды и не было «полной уверенности в том, все ли, кто смеялся или бранился, услышав чересчур наглую ложь Геббельса, действительно остались нетронутыми ею»; воздействие пропаганды приводило к тому, «те же люди, которые накануне охаивали эту газету, свято верили какому-нибудь ее лживому сообщению. Просто потому, что оно было напечатано жирными буквами и что другие люди тоже ему поверили» [21].

На втором этапе нацистская пропаганда актуализирует антисемитский фольклор, дискурс которого носит, с одной стороны, религиозный, с другой стороны, крестьянский характер. «Такие двустишия были начисто лишены политической окраски, чаще имели религиозный оттенок:

Где жид богатый, там крестьянин в заплатах.

С жидом дружить - черту душу заложить.

На фольклорное происхождение подобных стихов указывает частное упоминание в них крестьянского быта, предметов крестьянского обихода, сельских приемов работы: Жиду верить - воду ситом мерить. Хата жида - всей деревне беда» [22].

Подобное устное творчество получило наибольшее распространение в тех районах РСФСР, где преобладало украинское население, например, в западной части орловской (теперь - Брянской) области. Напротив, в удаленных от границы с Украиной областях РСФСР антисемитский фольклор всплывал крайне редко [23]. Таким образом, антисемитский дискурс был развит, прежде всего, в пределах бывшей черты оседлости.

На третьем этапе антисемитский дискурс закрепляется уже в нацистской интерпретации. Сохранился ряд свидетельств, которые прямо указывают на действенность нацисткой пропаганды антисемитизма; так, осенью 1942 г. в прифронтовых деревнях с советской стороны можно было слышать суждения, повторявшие базовые тезисы нацистской пропаганды: «Немцы ведут войну против евреев и коммунистов, они грамотный и чистый в быту народ, уважают православие и хотят распустить колхозы» [24].

На четвертом этапе он блокирует возможность использования критики антисемитских лозунгов нацистов в контрпропаганде. В 1943 г. в отчетах о настроениях населения ВОСТ, которые регулярно поступали в центр, руководители партизанского движения отмечали, что они не могут включить в призывы к местному населению лозунг борьбы с антисемитизмом, т.к. само население уже настроено антисемитски. В датированных 1943 г. донесениях из оккупированной Белоруссии в Москву говорилось: «Учитывая настроения населения, невозможно было в агитационной работе открыто и прямо защищать евреев <.>, т.к. это, безусловно, могло вызвать отрицательное отношение к нашим листовкам даже со стороны по-советски настроенных людей или людей, близких к нам. Приходилось затрагивать этот вопрос косвенно, указывая на зверскую ненависть фашизма к другим нациям» [25]. Еврейское население, которое сумело спастись от погромов в минском гетто, бежало к партизанам. Однако из-за распространенного среди партизан антисемитизма образовывались самостоятельные еврейские партизанские группы. В Минской области таких групп было несколько [26].

И, наконец, на пятом этапе отравленные ядом антисемитизма раненые участники развозят в тыловые районы, бывшие, к большому сожалению Геббельса, недосягаемыми для непосредственной нацисткой пропаганды [27]. Вряд ли нужно доверять дневниковым записям министра пропаганды нацистской Германии Геббельса, посетившего лагерь советских военнопленных в конце августа 1941 г., когда он писал, что все советские военнопленные поголовно антисемиты [28]. Опасения за собственную жизнь и стремление транслировать ожидаемые оккупантами сообщения, скорее всего, стояли за такими фразами военнопленных, даже если они и были произнесены. Прогнозируемость ответов на ряд вопросов признавал сам Геббельс в записи о посещении лагеря - «но говорят это они для еще большего расположения в свою пользу» [29]. Вместе с тем, яд антисемитизма в армии, безусловно, затрагивал красноармейцев и офицеров, особенно находившихся на передовой. Шквал немецких пропагандистских листовок обрушивался и на население ВОСТ, и на передовые позиции. Геббельс сокрушался, что в отличие от Франции, на территории СССР, нацистская пропаганда с трудом проникает за линию фронта из-за активных действий советской контрпропаганды и ограничивается ВОСТ и линией фронта. Вместе с тем, направленная на фронтовиков пропагандистская атака не могла оставаться безрезультатной. Пропаганда антисемитизма проникает за линию фронта именно благодаря раненым на передовой солдатам и офицерам; отправленные в тыл на долечивание привозят болезнь антисемитизма туда, где его никогда не было и не могло быть по причине отсутствия значительной доли еврейского населения, - в республики Средней Азии и Казахстан. Здесь, далеко от бывшей черты оседлости, «колоссальный социальный стресс военного времени (среди причин которого можно назвать массовую эвакуацию, в том числе и еврейского населения, на восток, трудности, связанные с размещением на новых местах и обеспечением всем необходимым)» [30] послужил детонаторам нацисткой пропаганде, которая проникала через линию фронта. «Бытовой антисемитизм подогревался еще и тем, что в эти регионы была эвакуирована большая часть польских евреев, которые уже одним свои «экзотическим» видом и полной неприспособленностью к специфике советской жизни вызывали раздражение местного населения» [31].

По данным НКВД, в городах Узбекистана (Самарканд, Ташкент) имели место избиения евреев, сопровождавшиеся антисемитскими выкриками. В Казахстане (во всей республике) за первое полугодие 1942 г. за погромную агитацию, подстрекательство и хулиганские действия против эвакуированных евреев было осуждено 20 человек; за период с 1 августа по 4 сентября 1942 г. только в Алма-Атинской и Семипалатинской областях - 42 человека [32].

В 1943 г. в редакцию газеты «Красная звезда» поступают письма из Киргизии, где указывается, что антисемитские выходки чаще всего возглавляют раненые в отпусках и инвалиды; демобилизованные из армии раненые являются главными распространителями антисемитизма [33].

И, наконец, нацистская пропаганда использует просочившуюся через пленных красноармейцев информацию об антисемитских столкновениях в советском тылу и вновь вбрасывает лозунг борьбы с евреями. Так, газета «Заря», издававшаяся на русском языке в Берлине, писала в №57 от 21 июля 1943 г.: «<.> огромный приток евреев и прочих лежебок, устремившихся в Сибирь, значительно усилил продовольственный кризис. Благодаря тому, что у этих евреев было много денег, цены на продукты сильно повысились, только одни евреи могли покупать продукты из-под полы» [34].

Выводы: эффективность нацистской пропаганды на ВОСТ можно оценивать по ряду косвенных и прямых свидетельств. Базовыми, из которых являются источники спецслужб с обеих сторон, дневниковые записи очевидцев оккупации, отчеты о настроениях населения, представляемые как в штабы партизанского движения, так и в оккупационные администрации.

Нацистская пропаганда на ВОСТ была эффективна в двух случаях:

1) когда население не могло опровергнуть ее, опираясь на альтернативные источники информации, а пропаганда не входила в противоречие с действительностью на ВОСТ;

2) когда пропаганде удавалось актуализировать существовавшие ментальные схемы населения на ВОСТ.

В первом случае, реальностью нацистская пропаганда была достаточно эффективна даже в отношении тех граждан, оставшихся на ВОСТ, которые были настроены просоветский. Во втором случае предложенная нацистской пропагандой мишень успешно проходила ряд этапов по моральной мобилизации населения на ВОСТ, воспринималась в прифронтовой полосе и оттуда с помощью раненых бойцов и командировав РККА в тыловые районы СССР, недостижимых для непосредственной нацисткой пропаганды. Если в первом случае эффективность пропаганды достигалась благодаря ее временной непроверяемости, то во втором случае - благодаря нахождению «подтверждений» в традиционных бытовых предрассудках населения ВОСТ. В первом случае устойчивость пропагандистского воздействия была ограничена временем появления альтернативных (например, советских) источников информации. Во втором случае пропаганда не задействовала рациональные доводы и обращалась напрямую к существовавшим предрассудкам, именно это было гарантом устойчивости пропагандистского воздействия: его было трудно разрушить с помощью рациональных аргументов.

Использованная литература

пропаганда коммуникация боевой оккупированный

1. Родс Э. Пропаганда. Плакаты, карикатуры и кинофильмы Второй мировой войны 1939-1945. - М.: Эксмо, 2008. - С. 283.

2. Дацишина М.В. Учебники от Гитлера: механизм политической социализации молодежи на временно оккупированных советских территориях РСФСР. 1941-1943 гг. // В кн.: Народы Чеченской Республики в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. - Грозный, 2010. - С. 224-238.

3. Обязанности волостного старшины, написанные начальником уездного управления оккупационной администрации. Б. д. Б. подписи. // Российский Государственный архив социально - политической истории (далее - РГАСПИ). Ф. 69. Оп.1. Д.1142. Л. 62; По мере продвижения немецкой армии коммунистическая литература будет уничтожаться населением самостоятельно. Это диктовалось: 1. Попыткой отстроиться от советского режима и тем, возможно, сохранить себе

4. жизнь. В октябре 1941 г. мусорные ящики в Москве были набиты «книгами в красном переплете; это были сочинения Ленина»; «…в страхе перед приходом немцев эти красные тома тысячами выбрасывались в мусорные ящики». Подробнее см.: Мирский Г. Жизнь в трех эпохах. - М. - СПб.: Летний сад, 2001. - С. 32; 2. Коммунистическая литература с ее интернационалистским пафосом не могла служить опорой в сложной ситуации, когда не передний план выступали совсем другие ценности. Часть населения прибегала к эскапизму, пытаясь скрыться от ужасов войны в романтических сюжетах и произведениях. Читали Грина, Арагона, Ильфа и Петрова. См.: Эфрон Г. Дневники: в 2-х т. - М., 2007. Т.2: 1941-1943 годы. - С. 121; Другая часть населения пыталась найти опору в поступках людей, переживших нашествие Наполеона. По воспоминаниям Л.Я. Гинзбург, самым читаемым во время войны произведением был роман «Война и мир», по поведению его героев сверяли собственные поступки многие блокадники. Цит. по: Гинзбург Л.Я. Записные книжки. Воспоминания, Эссе. - СПб.: Искусство, 2002. - С. 611; Илья Эренбург писал в апреле 1942 г., что

5. «Москва больше всего читает «Войну и мир». Новое издание (сто тысяч) разошлось в три дня. Каждый хочет оглянуться назад, чтобы понять себя и чтобы увидеть будущее». Цит. по: Эренбург И.Г. Война. 1941-1945. - М.: ООО «Агентство «КРПА Олимп»; Издательство Астрель; ООО «Издательство АСТ», 2004. - С. 205. Показательно, что книги и войне 1812 г. были популярны по другую сторону фронта. Немецкий генерал Гюнтер Блюментрит в книге «Роковые решения»,

6. опубликованной в Нью-Йорке в 1956 г. и переведенной в СССР уже в 1958 г., писал, что под Москвой в 1941 г. «воспоминание о Великой армии Наполеона преследовало нас, как привидение. Книга мемуаров наполеоновского генерала Коленкура, всегда лежавшая на столе фельдмаршала фон Клюге, стала его библией. Все больше становилось совпадений с событиями 1812 г.». Цит. по: Блюментрит Г. Роковые решения. - М.: Военное издательство Министерства Обороны СССР, 1958.

7. http://russia-west.ru/viewtopic.php? id=472.

8. Объявление населению занятой Германскими войсками области на белорусском и русском языках. Плакат. Ч/б. // РГАСПИ. Ф. 69. Оп.1. Д.1141. Л.113.

5. Цит. по подготовительным материалам П.К. Пономаренко к книге о партизанском движении // РГАСПИ. Ф. 625. Оп.1. Д.47. Л.80.

6. Копия секретной записки командующего германских охранных войск и командующего в Центральном армейском районе в разведотдел и отдел пропаганды от 6 августа 1943 г. // РГАСПИ.Ф. 625. Оп.1. Д.47. Л.47.

7. Подробнее см.: Штрик-Штрикфельдт В.Г. Против Сталина и Гитлера. - М.: Посев, 1993.

8. Книга документов «Военные преступления в отношении мирного населения СССР, Югославии, Польши и Чехословакии». Распоряжение Рейнхарда Гейдриха начальникам и командирам полиции порядка относительно фотографирования экзекуций 16 апреля 1942 года. // Государственный Архив Российской Федерации (далее - ГА РФ). Ф. 7445. Оп.1 Д.1672 (1). Л.41.

9. Подробнее см.: Дацишина М.В. Нацистская пропаганда на временно оккупированных советских территориях в зеркале советской и российской историографии // Труды Комплексного НИИ РАН. 2010. №1.

10. «Никогда, ни за что не изменю я своему народу». Дневник украинской девушки // Исто. 1942 (Т.П. Стрижова, А.А. Чернобаев). - Исторический архив. - 2010. - №2. - С. 28-57.

11. Секретная записка, составленная по агентурным донесениям с оккупированной территории Белоруссии для П.К. Пономаренко. 30 октября 1942 г. // РГАСПИ. Ф. 625. Оп.1. Д.61.Л.447 об.

12. Генеральный план «Ост» предусматривал выселение в течение 30-ти лет около 31 млн. человек с территории Польши и западной части СССР (80-85% населения Польши, 65% - Западной Украины, 75% - Белоруссии, значительную часть населения Литвы, Латвии, Эстонии) и поселить на эти земли 10 млн. немцев. Оставшееся здесь население (по расчетам составителей плана - 15 млн. чел.) предполагалось постепенно онемечить и сократить путем проведения специальных мероприятий. Цит. по: Дашичев В.И. Стратегия Гитлера - путь к катастрофе, 1933-1945: ист. очерки, док. и материалы. В 4 т. - М.: Наука, 2005. Т.3. - С. 12.

13. Уже в лагерях военнопленных нацисты стравливают представителей различных национальностей, по-разному нормируя питание и выпуская из плена, в первую очередь, жителей Западной Украины и Западной Белоруссии как наиболее антисоветский настроенных. Для разжигания межнациональной розни использовались различные варварские приемы. Например, пленным одной национальности предлагалось живьем закапывать представителей другой национальности. Если одни из них соглашались, то процесс закапывания останавливался и немцы произносили ключевую фразу - «Теперь вы знаете, кто ваш истинный враг». После этого расстреливали ту часть пленных, которая соглашалась закапывать других. Протокол допроса обвиняемой Алференко Валентины Ивановны от 30 сентября 1941 г. // РГАСПИ. Ф. 17. Оп.125. Д.51. Л.49.

14. Дружба О.В. Великая Отечественная война в сознании советского и постсоветского общества: динамика представлений об историческом прошлом. - Ростов-на-Дону, 2000. - С. 5-6.

15. Как вспоминал Г. Мирский, «бытовой антисемитизм был, конечно, и до 40-х годов, но государственного антисемитизма не было. Более того, евреи занимали столько видных постов даже в партийном и государственном руководстве, не говоря о прочих сферах жизни, что в 30-х годах я слышал такую шутку: «Как найти двенадцать колен израилевых? - Очень просто - надо поднять брюки у шести наркомов» // Мирский Г.И. Жизнь в трех эпохах. - М.-СПб.: Летний сад, 2001. - С. 92.

16. Костырченко Г.В. Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм. - М., 2001; Он же. Сталин против «космополитов». Власть и еврейская интеллигенция в СССР. - М., 2009.

17. Это было прямым заимствованием из арсенала пропагандистских средств внутри нацистской Германии. Подробнее см.: Дацишина М.В. Изменение способов формирования политического дискурса в зеркале прагматики политической элиты (На примере Германии 19331939 гг.). // Труды Историко-Архивного института. 39 том.

18. Газета «Новый путь» (Витебск). - №36. -19 мая. 1942 г. (Статья Юрия Витьбича «Жиды в Витебске») // РГАСПИ. Ф. 69. Оп.1. Д.1162. Л.4 об.

19. Там же.

20. Там же.

21. Клемперер В.Ы1. Язык Третьего Рейха. - М., 1998. - С. 286.

22. Ермолов И. Три года без Сталина. Оккупация: советские граждане между нацистами и большевиками. 1941-1944. - М., 2010. - С. 301.

23. Там же.

24. Костырченко Г.В. Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм. - М.: Междунар. Отношения, 2001; Государственный антисемитизм в СССР. От начала до кульминации, 1938-1953 / Под общ. ред. акад. А.Н. Яковлева. - М.: МФД Материк, 2005. - С. 225.

25. Краткий отчет о работе Могилевского «Комитета содействия Красной Армии» за период от сентября 1941 г. по 10-е марта 1943 года, направленный в ЦШПД за подписью ответственного руководителя комитета Мэттэ Казимира Юльяновича // РГАСПИ Ф. 625. Оп.1. Д.25. Л.412.

26. Немецкая пропаганда в Беларуси. 1941-1944. Конфронтация между пропагандой и действительностью. Выставка в Берлине, Минске и Москве. - Берлин, 1997. - С. 25.

27. Ржевская Е.М. Геббельс. Портрет на фоне дневника. - М.: Аст-пресс, 2004. - С. 285.

28. Там же. - С. 315.

29. Там же.

30. Костырченко Г.В. Тайная политика Сталина. - С. 242.

31. Там же.

32. Там же. - С. 243; Григорий Эфрон записал в своем Ташкентском дневнике в 1942 г., что был свидетелем разговора, когда В. Луговской рассказывал, что он ударил кого-то в ответ на фразу «бей жидов». Кроме того, Г. Эфрон отмечал, что в Узбекистане среди эвакуированных ходили слухи, что в случае поражения в войне против Германии, в Ташкенте узбеки «будут резать русских и евреев». // Эфрон Г. Дневники. В 2-х т. Т.2. - С. 136,137.

33. «Заря» (Печаталась в Берлине). №57. 21 июля 1943 г. (Газета «Заря» выходила дважды в неделю; лозунг газеты - «Трудящиеся всех стран, Объединяйтесь на борьбу с большевизмом») // РГАСПИ. Ф. 69. Оп.1. Д.1157. Л.1-1 об.

Размещено на Allbest.ru