Дневники путешествия Артура Янга в 1787 и 1788 годах: предреволюционная Франция глазами необычного туриста

Размещено на http://www.allbest.ru/

ДНЕВНИКИ ПУТЕШЕСТВИЯ АРТУРА ЯНГА В 1787 И 1788 годах: ПРЕДРЕВОЛЮЦИОННАЯ ФРАНЦИЯ ГЛАЗАМИ НЕОБЫЧНОГО ТУРИСТА

А. Порада

Для путешественника XVIII столетия Франция была обязательным туристическим маршрутом, по которому с образовательной целью отправлялись молодые люди из влиятельных и богатых семей. В Париже и Версале они должны были постигнуть нормы и правила большого света, завести знакомства с французскими (по сути, с европейскими) знаменитостями и вкусить плодов высокой европейской культуры. Неудивительно, что объем информации о реальном положении дел в королевстве Бурбонов эпохи Просвещения, который можно почерпнуть из путевых заметок путешественников той поры, поистине огромен. Кроме того, эти же дневники являются источником ценных сведений о культурных различиях между французами и иностранцами. Все эти тексты, начиная с «Сефаретнаме» («Книга о посольстве») османского посла Иирмекиза Челеби Мехмед-Эфенди (отчета о специальной дипломатической миссии в 1720 г.) и заканчивая путевыми заметками баронессы д'Оберкарх, которая покинула Париж и вернулась в Германию накануне революции, позволяют взглянуть на Францию того времени в ином, менее привычном ракурсе; следуя за свежим взглядом иностранца, чувствительно реагирующего на культурные различия, а порой ошеломленного, казалось бы, банальными для французов явлениями, можно заметить уникальность французской культуры эпохи Просвещения.

Достижения этой культуры мы можем оценить более точно, сравнивая ее с состоянием культуры других стран, - львиная доля приезжих смотрела на королевство с удивлением, иногда даже с откровенной завистью, позволяя блеску Парижа и Версаля себя ослепить. В то же самое время подданные Людовика XV и Людовика XVI нередко чувствовали, что они уступают в культурном развитии одному из своих соседей - Великобритании. И молодой Вольтер, и будущие революционеры ездили в Англию, чтобы присмотреться к той стране, которая считалась обителью свободы совести и свободы слова, которая казалась тем местом, где только и могут процветать науки и литературная жизнь, а отношения между властью и подданными, в отличие от абсолютной французской монархии, были урегулированы надлежащим образом. Англомания во Франции XVIII в. была элитарным течением. К военному соперничеству, существовавшему между Англией и Францией начиная с XII в., в XVI столетии добавились различия в государственной религии, а в XVII в. возникли принципиальные отличия общественного устройства и соперничество за колониальные владения, которое продолжалось в течение всего Нового времени, и, в заключение, бурное развитие английской экономики, которое, начиная с 1786 г., привело к наполнению французского рынка английскими товарами. Это основные причины, которые в конце XVIII в. заставляли рядового француза относиться к англичанам с большой долей недоброжелательности, тем более что он чаще имел дело с предубеждениями и негативными стереотипами в отношении англичан, чем с ними самими. Англичане посещали Францию в качестве туристов или с коммерческой целью главным образом в мирное время - то есть между периодами военных действий, исход которых в XVIII в. был для Франции чаще неблагоприятный. Это столетие для Франции началось с непомерно дорогой войны за испанское наследство, в результате которой блистательные победы князя Мальборо над войсками Людовика XIV и подписание утрехтского мира на невыгодных для Франции условиях легли тенью на заключительном этапе продолжительного военного господства «короля-солнца».

Период несовершеннолетия Людовика XV и правления регента Филиппа, графа Орлеанского, был примечателен сворачиванием англо-французских отношений, причины чего французы пытались объяснить взятками, которые якобы передавал министру заграничных дел Дюбуа посланник Лондона лорд Стэр. Долгое правление самого Людовика XV характеризовалось постоянным снижением роли Франции - в недавнем великой державы - на международной арене, где все больший вес приобретала дипломатия и военная мощь Англии, государства, значительно уступавшего по своей территории и в четыре раза меньшей численности населения. Это в период его правления у части французской элиты утвердилось мнение о том, что политическая система Англии более функциональна, чем их отечественная. Людовик XVI, желая угодить общественному мнению, поддержал, с фатальными для себя последствиями, борьбу за независимость взбунтовавшихся американских колоний; поскольку если часть французской публики и радовалась поражению Англии, то остальная часть в ходе американской войны за независимость получила возможность ознакомиться с многочисленными (и, как вскоре оказалось, вдохновляющими) публикациями на тему общественного устройства Англии и американского республиканства.

После заключения мира в сентябре 1783 г. во Францию стали часто приезжать англичане, которых в современном понимании следовало бы назвать туристами: это были состоятельные особы, путешествующие в поисках новых впечатлений, отдыха и развлечений. В этой волне туристов (следующая будет лишь после заключения мира в Амьене в 1802 г.) автором наиболее примечательных путевых заметок оказался Артур Янг. Дневники путешествия этого англичанина, родившегося в 1741 г. в скромном семействе пастора в графстве Суффолк, занимают исключительное место в исследованиях Франции XVIII столетия. Для историка французской революции они - бесценный документ, начиная с весны 1789 г., когда Янг пребывает в Париж и Версаль и непосредственно наблюдает за упадком старого режима. После чего он отправляется в Эльзас, где становится свидетелем взрыва насилия и массового бегства аристократов. Наблюдателем он был исключительным, а поскольку прибыл из страны, известной силой своего законодательства и традициями парламентаризма, сразу же определил опасность, представляемую радикализацией общества, которое не имело никакого иного опыта политической жизни, кроме опыта, возможного в условиях абсолютной монархии. Собственно, такой подход был типичным для всех соотечественников Янга, следящих за развитием ситуации во Франции. Тут следует вспомнить Эдмонда Барка и его работу «Размышления о французской революции» (1790), где он скептически высказывался относительно возможности построения новой общественно-политической системы руками идеалистов, призывающих отказаться как от собственной традиции, так и от опыта наиболее развитых соседей, т.е. англичан.

«Наблюдения такого рассудительного и разносторонне одаренного человека, как Артур Янг, которому довелось путешествовать по Франции в ту грозную пору, наиболее точно отражают изменения в отношениях к французским событиям со стороны англичан: от постепенно растущих опасений из-за того, что французы не намерены перенять английскую модель построения общества, переходя к состоянию потрясения от вида насилия и хаоса, и заканчивая проявлениями чистой ксенофобии» - отмечает Поль Джонсон Johnson P. Historia /Anglikуw przeі. J. Mikos. Gdaсsk, 1995. С. 269..

Путешествие, которое Янг предпринял в 1789 г., стало его третьим и заключительным путешествием по Франции. Последним оно было не только потому, что революционные потрясения и стремительное ухудшение отношений между Англией и Францией сделали невозможным их повторение в будущем, а скорее потому, что стало заключительным этапом в реализации грандиозного замысла по изучению экономической системы Франции, прежде всего ее сельского хозяйства, которое служило источником существования большей части подданных Людовика XVI.

В молодые годы Янг занимался ведением хозяйства на небольшом участке земли, принадлежавшем его семье, и при этом он активно экспериментировал с новыми методами возделывания и обработки почвы. В этом деле он не добился успехов, однако у него появилось желание приобрести новые знания. В 1768 г. Янг отправился в поездку по южной Англии и Уэльсу, а впоследствии по северной и восточной части острова, результатом чего стало появление трех книг, в которых было детально представлено развитие земледелия в Британии. В 1770 г. он вновь издает книгу, в которой представляет свой собственный опыт («A Course of Experimental Agriculture»). Эти работы принесли ему известность и признание не только в Англии, но и в широких кругах европейских интеллектуалов и экономистов. Наравне с научной ценностью успеху способствовал литературный талант автора, который с юного возраста занимался журналистикой. В 1776 и 1779 гг. Янг посещает Ирландию и собирает материал для своей следующей книги («Tour in Ireland», 1780). После чего он занялся подготовкой издательства монументальной, более четырех томов, энциклопедии по земледелию «Annals of Agriculture», в числе создателей которой был король Георг III Chaunu P. Cywilizacja wieku Oњwiecenia / przeі. E. B№kowska. Warszawa, 1993. Р. 497..

Ко времени своего первого путешествия во Францию в 1787 г. Янг уже был известным литератором и признанным специалистом в области земледелия. Во Францию он поехал в мае 1787 г., пересек границу в Кале и сразу же направился в столицу, где завязал ряд личных знакомств, в том числе с князем де Ларошфуко, известным почитателем естественных наук и представителем одного из наиболее уважаемых аристократических семейств Франции. Однако Янг не намеревался долго оставаться в Париже, главной его целью было посетить южную часть Франции, добраться до Руссильона и до границы с Испанским королевством. В отличие от большинства своих соотечественников он не проявлял особого интереса к столице, а когда ее посещал, большую часть своего времени отводил знакомству с таким мало популярным туристическим объектом, как овощехранилище - Halle aux bleds Young A. Travels In France during the years 1787, 1788, 1798. L., 1889. Р. 93..

Он не задавался целью участвовать в жизни французской аристократии или заводить близкое знакомство с придворной публикой. Обратим внимание на его запись, датируемую 27 мая 1787 г., в которой он описывает проводимую в Версале церемонию присвоения звания кавалера ордена Святого Духа десятилетнему сыну графа д'Артуа (младшего брата Людовика XVI), отметив, что у короля вся процедура вызывала откровенную скуку, он охарактеризовал церемонию присвоения знаков феодального отличия ребенку как полную бессмыслицу «During the service the king was seated between his two brothers, and seemed by his carriage and inattention to wish himself a hunting. He would certainly have been as well employed as in hearing afterwards from his throne a feudal oath of chivalry, I suppose, or some such nonsense, administered to a boy of ten years. Seeing so much pompous folly I imagined it was the dauphin, and asked a lady of fashion near me; at which she laughed in my face, as if I had been guilty of the most egregious idiotism; nothing could be done in a worse manner; for the stifling of her expression only marked it the more. I applied to Monsieur de la Rochefoucauld to learn what gross absurdity I had been guilty of so unwittingly; when, forsooth, it was because the dauphin, as all the world knows in France, has the cordon blue put around him as soon as he is born. So unpardonable was it for a foreigner to be ignorant of such an important part of French history, as that of giving a babe a blue slobbering bib instead of a white one!» (Ibid. Оp.cit. Р. 14).. Янг также критиковал и правила дворцового этикета («если бы была моя власть, то я искоренил бы три четверти из этих глупых правил» «<…> were I the sovereign I would sweep away three-fourths of these stupid forms» (Ibid. P. 15).). Ни Версальский дворец, ни королевский сад не произвели на него большого впечатления («Смотрю на него без всякого интереса: впечатление, по сути, никакое» Chaunu Р. Оp.cit., Р. 259.), ровно, как и бесполезный стиль жизни французской аристократии.

Янг предпочитал знакомиться с мануфактурами, осматривал дороги и мосты, а больше всего времени посвящал изучению методов возделывания почвы, техникам хозяйствования и экономическим отношениям во французской деревне и при этом стремился выделить факторы, способствующие и тормозящие развитие сельского хозяйства.

Рост сельскохозяйственного производства в XVIII в. отмечался по всей Европе, однако если в восточной ее части он достигался путем увеличения посевных площадей за счет вырубки леса, то в Англии - благодаря внедрению новых техник возделывания почвы. «Англия в XVIII столетии совершила революцию в сельском хозяйстве, неразрывно связанную с промышленной революцией, что явилось результатом разумно направленных усилий небольшого круга предпринимателей, для которых стимулом к развитию стал большой рынок сбыта в городах (только в самом Лондоне было сконцентрировано от 12 до 15% населения страны), это свидетельство тому, на какие достижения в технической сфере способен истинный эмпиризм, быстрое сопоставление фактов и очевидное, но очень важное желание находить в них опору для достижения лучших результатов. Английская революция (в широком понимании ее значения и без преувеличения) тут являлась пусковым механизмом. Она заражала своим примером, победно ступая, шаг за шагом по всей Европе, начиная с Франции», - пишет Пьер Шоню Chaunu P. Cywilizacja wieku Oњwiecenia / przeі. E. B№kowska. Warszawa, 1993. Р. 259.. Далее: «<…> английская знать XVIII столетия, стремящаяся к достижению прибыли и воспитанная в британских традициях эмпиризма, запускает в движение критическую массу преобразований, что привело к взрыву в развитии сельского хозяйства, который произошел из-за большого числа малых и нескольких значительных технических усовершенствований, результатом чего становится увеличение продукции на основе (и в этом состоит весь смысл революции) радикального увеличения производительности с гектара на душу населения» Ibid. P. 259.. И об Англии Шоню пишет: «Она получила значительно больше, чем двукратный прирост продукции, двукратный прирост при использовании прежних площадей и прежних размеров рабочей силы, в итоге это был первый в течение столетия двукратный прирост промышленного производства, который определяет все жизненно важные позиции» Ibid. P. 265..

Прибыв с родины сельскохозяйственной революции, Янг быстро понял, что сельское хозяйство Франции находится в гораздо худшем состоянии. Уже 18 мая, т.е. через 2 дня после пересечения границы, будучи в окрестностях Булони, он увидел земли, лежащие под паром, и крестьянок, собирающих сорную траву на корм скоту, что расценил как признак убожества «<…> corn miserable and yellow with weeds, yet all summer fallowed with lost attention. <…> Women gathering grass and weeds by hand in the woods for their cows is a trait of poverty” (Young A. Op.cit. P. 6-7).. Две недели спустя, покинув Париж, 31 мая, он пишет о районе Солонь как о «земле, которая могла бы значительно лучше, если бы они знали, что с ней делать <…>. Да пошлют мне Небеса терпение, чтобы созерцать такое запустение - да простят меня за обвинения в безразличии и невежестве хозяев» «this country highly improvable, if they knew what to do with it <…>. Heaven grant me patience while I see a country thus neglected - and forgive me the oaths I swear at the absence and ignorance of the possessors» (Young A. Op.cit. P. 19).. Дальше, в окрестностях Аржантон (3 июня 1787 г.): «Земледелие слабое, а люди бедные» «The husbandry poor and the people miserable». (Ibid. Р. 21).. Два дня спустя вблизи Лиможа, он пишет: «Нет ни следа пребывания человека, никакой деревни, никакой усадьбы или дома, даже нет дыма, чтобы предположить, что этот район хоть как-то обжит; поистине американский пейзаж, достаточно подходящий для томагавка дикаря» «Not a vestige of any human residence; no village; no house or hut, no smoke to raise the idea of a peopled country; an American scene; wild enough for the tomahawk of the savage» (Ibid. Р. 22)., но уже 9 июня об окрестностях Кверси в Гиеньи он сообщает как о местах менее живописных, но возделываемых значительно лучше, все «благодаря кукурузе, которая совершает чудеса!» «Not near as beautiful as Limosin, but, to make amends, it is far better cultivated. Thanks to maize, which does wonders!» (Ibid. Р. 26).. Иногда Янг находит места, возделываемые почти совершенным образом (однако никогда ему не повстречался регион, который, на его взгляд, превосходил бы по уровню развития технику земледелия английских хозяйств). Так было в окрестности Безье, где 24 июля 1787 г. он увидел старательно ухоженные долины и холмы, покрытые виноградниками, оливковыми и тутовыми деревьями, а также «большим количеством превосходной люцерны» «Pezenas opens on a very fine country, a vale of six or eight leagues extent, all cultivated; a beautiful mixture of vines, mulberries, olives, towns, and scattered houses, with a great deal of fine lucerne; the whole bounded by gentle hills, cultivated to their tops” (Ibid. Р. 48)., но гораздо чаще он высказывался критично. 2 сентября 1787 г. он пишет: «Пуату, из того, что могу видеть - это отсталая, бедная, и отвратительная местность <…> не дает и половины урожая, из того, что могла бы. Южная часть провинции богаче и привлекательнее» «Poitou, from what I see of it, is an unimproved, poor, and ugly country <…> nor does it, on an average, yield the half of what it might. The lower part of the province is much richer and better» (Ibid. Р. 72)..

Во время своего второго путешествия во Францию в 1788 г. Янг отмечает (1 сентября): «До Комбура местность выглядит дико; земледелие развито не намного лучше <…> чем у Гуронов <…> люди почти такие же дикие, как и их земля» «To Combourg, the country has a savage aspect; husbandry not much further advanced, at least in skill, than among the Hurons <…>; the people almost as wild as their country» (Ibid. Р. 123)..

Вину за отсталость французского земледелия и, как следствие этого, за убогое состояние сельских жителей Янг возлагает на крупных землевладельцев, которые, в отличие от экономически активной английской знати и аристократии, не интересуются состоянием своих земель, а кто иной (ведь не крестьяне же) имеют в наличии финансовые средства, чтобы их инвестировать в сельское хозяйство? Так, 17 августа 1787 г. он пишет: «Проезжал мимо рек, воды которых можно было бы использовать для орошения, но их никак не используют. Обширные владения имеет тут князь де Буйон. Великий господин везде и всегда сможет назвать причины, из-за которых пустуют подходящие для возделывания земли» «Pass the rivers, the waters of which might be applied in irrigation, yet no use made of them. The Duke of Bouillon hast vast possessions in these lands. A Grand Seigneur will at any time, and in any country, explain the reason of improvable land being left waste» (Young A. Op.cit. P. 63-64)., а 29 августа под Бордо: «На этих 37 милях, лежащих между реками Гаронной, Дордонью и Шаренту, то есть в одной из наиболее привлекательной для рынка части Франции, число необрабатываемых земель просто ошеломляет: и такая картина доминирует в течение всей дороги. Большая часть этой пустоши принадлежала князю де Субиз, который не желал продавать даже части ее. Так уж повелось, что где бы ни встретил великого господина, обладающего даже миллионами, можешь быть уверенным в том, что его владение - это пустыня» «In this thirty-seven miles of country, lying between the great rivers Garonne, Dordonne, and Charente, and consequently in one of the best parts of France for markets, the quantity of waste land is surprising: it is the predominant feature the whole way. Much of these wastes belonged to the Prince de Soubise, who would not sell any part of them. Thus it is whenever you stumble on a Grand Seigneur, even one that was worth millions, you are sure to find his property desert» (Ibid. Р. 70).. Посетив 10 сентября 1787 г. Шантелуп, бывшие владения князя де Шуазель и окружающие их леса, в которых хозяева-аристократы устраивали охоту, Янг выражает лишь сожаление по поводу того, что больших господ интересует охота, а не «опрятные и хорошо ухоженные фермы, чистые жилища и счастливые крестьяне». Автор записок прекрасно понимал, что отсутствие заинтересованности французских аристократов в увеличении своих владений, доставшихся им по наследству, является частным проявлением французской ментальности, которая работу ради заработка относила к формам поведения, недостойным дворянина, и английский путешественник не мог примириться с таким подходом, поскольку он противоречит этике капиталистического хозяйствования.

Услышав в Оше 19 августа 1787 г. о дворянах, которых нужда заставила вспахать собственные земельные участки, Янг заявил: «Это могут быть члены общества гораздо больше заслуживающие уважения, чем глупцы и негодяи, которые над ними насмехаются» «But they have many of the noblesse in the province, too poor to live here; some indeed so poor that they plough their own fields; and these may possibly be much more estimable members of the society than the fools and knaves that laugh at them» (Ibid. Р. 65)..

Результатом экономического бездействия французских землевладельцев было отсутствие инвестиций в сельское хозяйство и связанное с ним общее убожество, которое в свою очередь, отмечает Янг, приводит к отсутствию массового спроса на внутреннем рынке на продукцию мануфактур и ремесел. Не случайно в путевых заметках регулярно появляются сообщения о домах без оконных стекол «Pass St. Martino, and then a large village of well-built houses, without a single glass window” (Young A. Op.cit. Р. 34). или же о женщинах, не носящих чулок «Met Highlanders <…>. Many of these women here are without stockings. Met them coming from the market, with their shoes in their baskets». (Ibid. Р. 33).. 10 июня 1787 г. в Пераке Янг записывает: «Повсюду женщины и девушки не носят ни обуви, ни чулок; пахари во время работы тоже не носят обувь или чулки. Это убожество бьет по основам благосостояния народа; уровень потребления среди бедных слоев является более значимым, чем среди богатых; благосостояние народа происходит с товарооборота и потребления, и то, что бедные люди отказываются от продуктов ткацких и кожевенных мануфактур, должно считаться большим злом». янг почва писатель гостиничный

«Женщины без чулок и многие из них без ботинок», - вновь он отмечает 24 июля 1787 г. и делает дополнительную запись: «Но хотя их ноги по бедному обуты, они могут находить удовлетворение от ходьбы по чудесным дорогам» «Women without stockings, and many without shoes; but if their feet are poorly clad they have a superb consolation in walking upon magnificent causeways <…>» (Ibid. Р. 33).. И тут мы имеем дело со следующим, не менее важным, чем состояние сельского хозяйства, направлением в систематических наблюдениях Янга - инфраструктурой, хорошее состояние которой одновременно является как условием, так и показателем благосостояния в стране. «Хотя у французов и нет сельского хозяйства, которое могло бы соперничать с английским, но у них есть дороги, лучше которых представить себе трудно <…> я бы всецело был ими восхищен, если бы ничего не знал об ужасных податях, из-за которых можно только посочувствовать угнетаемым крестьянам, принудительным трудом которых было создано это великолепие» «<…> If the French have not husbandry to show us, they have roads; nothing can be more beautiful <…> which would fill me with admiration if I had known nothing of the abominable corvees that make me commiserate the oppressed farmers, from whose extorted labour this magnificence has been wrung» (Ibid. P. 7)., - пишет он 18 мая 1787 г. вблизи Булони, в начале первого путешествия - и с этого момента без устали восхищается французскими дорогами. «Дорога без преувеличения прекрасна, и больше напоминает хорошо ухоженный огород чем обычное шоссе», - например, пишет он 7 июня 1787 г. в Лимузин «The road was incomparably fine, and more like the well-kept alleys of a garden than a common highway». <…>. (Ibid. P. 24.) «Through a dead flat and unpleasant country, but on the finest road I have seen in France - nor does it seem possible that any should be finer <…>» (Young A. Op.cit. Р. 33). отмечая, что она была построена без использования дорожной повинности. А когда в июле 1787 г. он достигает Пиренеев и совершает краткосрочный выезд на испанскую сторону, отмечает: «…контраст разительный <…>. С простоватых и утомительных дорог Каталонии сразу выезжаешь на отличное шоссе, построенное с той тщательностью и внушительностью, которые характерны для дорог во Франции» «The contrast is striking <…> From the natural and miserable roads of Catalonia, you tread at once on a noble causeway, made with all the solidity and magnificence that distinguishes the highways of France» (Ibid. Р. 43)..

Отличные дороги - это признак состоятельности государства, которое их строит, и надлежащего функционирования центральной и местной власти, которым вменяется в обязанность поддерживать их в должном состоянии. Но, по мнению Янга, это не относится к Франции. Во-первых, они были построены в значительной степени с использованием принудительного труда крестьян (corveйs), что для англичанина является проявлением отсталости и бесправия, т.е. дороги строила самая бедная часть населения, в то время как пользуются ими преимущественно представители состоятельных кругов. Так, в Лангедоке 25 июня 1787 г. Янг, под впечатлением от отлично построенных шоссе, пишет: «…колоссальный труд - не видел ничего, что могло бы больше поразить путешественника, чем дороги в Лангедоке: в Англии нельзя себе и представить подобные достижения; они превосходны и величественны, и если бы я только мог забыть о несправедливом налогообложении, за счет которого они были построены, проезжал бы по ним, восхищаясь тем широким жестом, который проявили власти этой провинции» «<…> a prodigious work - I know nothing more striking to a traveller than the roads of Languedoc: we have not in England a conception of such exertions; they are splendid and superb; and if I could free my mind of the recollection of the unjust taxation which pays them, I should travel with admiration at the magnificence displayed by the states of this province.» (Ibid. Op.cit. P. 49).. Посмотрим на запись с Руссильона: «Дороги тут невиданное произведение искусства <…>. Эти дороги удивительны до помешательства. Огромные средства выделены только для того, чтобы аккуратно выровнить стоки <…> Дорожное движение, однако, не требует таких жертв <…> За 36 миль мне встретился лишь один экипаж, пол-дюжины повозок и несколько старушек с ослами. И для чего были все эти траты?» «23 July 1787 - The roads here are stupendous works <…>. These ways are superb even to a folly. Enormous sums have been spent to level even gentle slopes. <…> The traffic of the way, however, demands no such exertions <…>. In 36 miles, I have met one cabriolet, half a dozen carts, and some old women with asses. For what all this waste of treasure?» (Ibid. Р. 45)..

Обычно отличные дороги свидетельствуют о компетенции власти, но во Франции, как ни парадоксально, - об отсутствии умения вести хозяйство. Привлекательные дорогие дороги пусты, по сравнению с кипящими жизнью дорогами Англии. Подъезжая в 1787 г. к Парижу, Янг был удивлен малочисленностью дорожного движения около самой столицы, а выезжая с Парижа 28 мая 1787 г., он пишет: «Дорога в Орлеан одна из самых больших, которая ведет из Парижа, поэтому я надеялся, что мои впечатления относительно небольшого дорожного движения окажутся ложными, однако, наоборот, они подтвердились - это пустыня по сравнению с дорогами около Лондона» «The road to Orleans is one of the greatest that leads from Paris, I expected, therefore, to have my former impression on the little traffic near the city removed; but on the contrary it was confirmed; it is a desert compared with those around London» (Ibid. Р. 45).. Невысокая интенсивность дорожного движения, свидетельствующая о низкой степени мобильности населения и небольшом потоке товаров, расценивалась Янгом как проявление слабости французской экономической системы, а дополнением этой картины служило состояние гостиничного дела, которое нередко выводило его из себя. «Мы остановились для ночлега у неприятного на вид трактира, под названием Maison Rouge, но осмотревшись внимательно, мы посчитали эту стоянку во всех отношениях настолько отвратительной, а ее кладовые были настолько убогими, что нам пришлось поехать прямо в Лимож», - пишет он 5 июня 1787 г. (добавляя при этом: «Дороги по всей стране на самом деле приличные, намного лучше, чем что-либо еще из того, что я видел во Франции или где-нибудь еще») «Stop at an execrable auberge, called Maison Rouge, when we intended to sleep; but, on examination, found every appearance so forbidding, and so beggarly on account of a larder, that we passed to Limoge. The roads through all this country are truly noble, far beyond anything I have seen in France or elsewhere» (Young A. Op.cit. P. 22).. «Это была убогая деревня с постоялым двором, от вида которого хотелось выть», - так описывает он свой ночлег 30 июля 1787 г. на постоялом дворе в деревне Мотаде (Motadier) вблизи Ним, посетители которого напоминали ему бывших каторжан: «Хозяин постоялого двора, который по виду был близким родственником своих постояльцев, где-то с большим трудом раздобыл необычайно отвратительный хлеб, было только ясно, что он не черный. Ни мяса, ни яиц, ни овощей, только отвратительное вино; ни корма для моего мула, ни сена, ни соломы, ни травы; на счастье буханка была большой, отрезал себе кусок, а все, что осталось, отдал моей четвероногой испанской подруге, которая все съела с благодарностью, хотя хозяин постоялого двора что-то недовольно проворчал» «<…> it is a beggarly village, with an auberge that made me almost shrink. Some cut-throat figures were eating black bread, whose visages had so much of the galleys that I thought I heard their chains rattle. <…> The master of the auberge, who seemed first cousin to his guests, procured for me some wretched bread with difficulty, but it was not black. - No meat, no eggs, no legumes, and execrable wine; no corn for my mule, no hay, no straw, no grass; the loaf fortunately was large; I took a piece, and sliced the rest for my four-footed Spanish friend, who ate it thankfully, but the aubergiste growled» (Ibid. Р. 54).. 3 августа 1787 г. в Памье: «Само это место было отвратительное, оно издавало вонь и было плохо застроено, а какой был трактир! Прощайте господин Gascit; если судьба вновь закинет меня в какой-нибудь дом, похожий на Ваш, - то это будет наказание за мои грехи!» «The place itself is ugly, stinking, and ill built; with an inn! Adieu, Monsieur Gascit; if fate sends me to such another house as thine - be it an expiation for my sins!» (Ibid. Р. 56). Несколько позже, когда попадал в места получше (на опрятном постоялом дворе в Эр (Aire) его отлично покормили и совсем недорого «As dearness is, in my opinion, the general feature of all money exchanges in France, it is but candid to note instances to the contrary. At Airй, they gave me, at the Croix d'Or, soup, eels, swet bread, and green-peas, a pigeon, a chicken, and veal cutlets, with a dessert of biscuits, peaches, nectarines, plums, and a glass of liqueur, with a bottle of good wine, all for 40 sous, oats for my mare 20 sous and hay 10 sous. At the same price at St. Severe I had supper last night not inferior to it. Everything at Airй seemed good and clean; and what is very uncommon, I had a parlour to eat my dinnerin, and was attended by a neat well-dressed girl» (Young A. Op.cit. Р. 56).), Янг признал, что это были исключительные случаи. У него не было замечаний относительно гостиницы в Эперне (1789 г.) «The hotel de Rohan here is a very good inn, where I solaced myself with a bottle of excellent vin mousseux for 40 sous and drank prosperity to true liberty in France» (Ibid. Р. 195)., но в Бордо, хотя саму гостиницу он описал как превосходную, все же имел повод для недовольства - это ужасное состояние туалета (Бордо в конце августа 1787 г.) «The inns at this city are excellent; the hotel d'Angleterre and the Prince of Asturias; at the latter we found every accommodation to be wished, but with an inconsistence that cannot be too much condemned; we had very elegant apartments and were served on plate, yet the necessary-house the same temple of abomination that is to be met in a dirty village» (Ibid. Р. 70).. Однако причин для недовольства было гораздо больше: место ночлега в Круа Бланш (4 августа 1787 г.) он описал как «наиболее отвратительное сборище мусора, насекомых, невнимания и нахальства, которое испытывало терпение или глубоко ранило путешественника. Там правит сморщенная ведьма, демон, превращающий людей в зверей. Я улегся, но так и не заснул, в комнате над конюшней, испарения которой доходили через разбитое окно, были наименее отвратительными запахами в этом ужасном месте» «<…>the most execrable receptacle of filth, vermin, impudence, and imposition that ever exercised the patience or wounded the feelings of a traveller. A withered hag, the demon of beastliness, presides there. I laid, not rested, in a chamber over a stable, whose effluvia through the broken floor were the least offensive of the perfumes afforded by this hideous place» (Ibid. P. 57).. «В Шербуре не следует задерживаться дольше чем необходимо; меня там обобрали таким бессовестным образом, как больше нигде во Франции; два лучших постоялых двора были переполнены, пришлось идти в barque, убогую дыру, немного лучшую, чем хлев, где за грязное убогое жилище, за два ужина, состоящих главным образом из яблок, небольшого количества масла и сыра и каких-то несъедобных добавок к пище, и за один жалкий обед мне предъявили счет на 31 ливр; сказали заплатить не только мне за каждый ночлег по 3 ливра, но даже и за конюшню для мой лошади, с заоблачными ценами за овес и солому» «Cherbourg is not a place for a residence longer than necessary; I was here fleeced more infamously than at any other town in France; the best two inns were full; I was obliged to go to the barque, a vile hole, little better than a hog-sty; where, for a miserable dirty wretched chamber, two suppers composed chiefly of a plate of apples and some butter and cheese, with some trifle besides too bad too eat, and one miserable dinner, they brought me in a bill of 31 livres; they not only charged the room 3 livres a night, but even the very stable for my horse, after enormous items for oats, hat, and straw» (Ibid. Р. 122).. Несколько дней спустя в Ренне он находит определенно лучшее и более дешевое место ночлега, но вскоре (8 сентября 1788 г.) путешественника снова ждет неприятное испытание: в бретоньском местечке Бель-Иль (Belleisle) «лишь я только уснул, как у моей постели появился хозяин постоялого двора, раздвинул портьеру, с которой, казалось, посыпятся пауки, и только для того, чтобы сказать, что у меня отличная английская кобыла и что какой-то господин желает ее купить: пришлось выдать ему полдюжины французских “цветочков” [обидных понятий], до того как он счел уместным оставить меня и своих пауков в покое» «I was in my first sleep at Belleisle when the aubergiste came to my bedside, undrew a curtain, that I expected to cover me with spiders, to tell me that I had une jument Anglois superbe, and that a seigneur wished to buy it of me: I gave him half a dozen flowers of French eloquence for his impertinence, when he thought proper to leave me and his spiders at peace» (Young A. Op.cit. Р. 126)..

У Янга очень быстро сформировалось негативное мнение о гостиничном деле во Франции в целом; после нескольких недель своего первого путешествия он делает обобщение: «Апартаменты плохо обставлены, стены побеленные, либо с обоями разных видов в одной и той же комнате; либо с гобеленом, таким старым, что может быть использован в качестве гнезда осами или пауками; а мебель стоит такая, какую в Англии хозяин использовал бы лишь на растопку. <…> Двери выдают музыкальные эффекты кроме возможности войти, ветер свищет из щелей, завесы скрипят. Окна пропускают дождь с тем же успехом, как и солнечный свет, закрытое окно не так просто открыть, а открытое не просто закрыть. Метлы, щетки и скребки отсутствуют среди инвентаря французской гостиницы. Звонков нет никаких, fille надо постоянно вызвать криком, а как уже появится, то будет неаккуратная, нехорошо одетая и некрасивая. Кухня черна от дыма; хозяин обычно и повар, и чем меньше видишь приготовление пищи, тем больше возможность того, что обед тебе понравится: но это относится не только к Франции» «Apartments badly fitted up; the walls white-washed; or paper of different sorts in the same room; or tapestry so old as to be a fit nidus for moths and spiders; and the furniture such that an English innkeeper would light his fire with it. <…> Doors give music as well as entrance; the wind whistles through their chinks; and hinges grate discord. Windows admit rain as well as light; when shut they are not easy to open; and when open not easy to shut. Mops, brooms, and scrubbing-brushes are not in catalogue of the necessaries of a French inn. Bells are there none; the fille must always be bawled for; and when she appears, is neither neat, well dressed, no handsome. The kitchen is black with smoke; the master commonly the cook, and the less you see of the cooking the more likely you are to have a stomach to your dinner: but this is not peculiar to France». (Ibid. P. 36).. Еще худшее мнение сложилось у него о французских конюшнях и конюхах, которых считал виновными в недомогании своей кобылы «At Luzarch, I fund that my mare, from illness, would travel no further; French stables, which are covered dung-hills, and the carelessness of garзons d'ecures, an execrable set of vermin, had given her cold» (Ibid. Р. 11)..

Нет оснований полагать, что низкая оценка гостиничного дела во Франции, сделанная Янгом, была результатом предвзятости и преувеличения; путешествующая незадолго до него госпожа Градок (Gradock) также отмечала, что постоялые дворы зачастую действуют отталкивающе. Удивительно было бы, если бы их оценки различались - ведь убеждение англичан о том, что французские гостиницы и конюшни намного хуже, чем их собственные, появилось с момента зарождения английского туризма во Франции. Не будет существенной ошибки в утверждении, что это произошло в XIV в., когда англичане использовали передышку в военных действиях в ходе столетней войны, для того чтобы приехать в Париж. Уже тогда они создали французский «разговорник», который, помимо прочего, давал информацию о том, «как обучить ленивых, безалаберных и похотливых французских конюхов их обязанностям, как сказать хозяину постоялого двора, чтобы прибрал грязные и захламленные гостиные комнаты и подавал еще не остывшую и не испорченную пищу, а также как поступить с развратным французским обычаем подсовывания путешественникам девок и как впоследствии не быть обвиненным. Путеводитель четырнадцатого века только в некоторых деталях - но не в общей своей интонации - отличается от разговорников, вручаемых английским вояжерам XVIII века», - пишет Пауль Джонсон Johnson О. Оp. cit. Р. 117.. От других английских путешественников Янга отличало то, что он лично был заинтересован в том, чтобы понять, результатом чего была низкое качество гостиничного обслуживания во Франции: небольшого числа путешествующих или низкого уровня развития торговли и малой мобильности жителей королевства - явлений, напрямую связанных со слабым состоянием экономики, с отсталым сельским хозяйством и дорожными податями. Уже во время первого путешествия, 4 августа 1787 г., разочарованный своим визитом в Круа Бланш, Янг пишет: «Какой оборот движения людей из других городов и других стран могут обеспечить такие гостиницы и постоялые дворы? Некоторые писатели считали, что подобные наблюдения являются лишь проявлением впечатлительности путешественников, но это лишь свидетельство их крайнего невежества <…> движение на дорогах и комфорт помещений, приготовленных для посещения путников, говорит нам одновременно и о числе, и о состоянии самих путешествующих, под ними я понимаю, главным образом, местных жителей, перемещающихся по делам или же в поисках развлечений; ведь если их не хватает для того, чтобы обеспечить наличие хороших гостиниц, то и тех, которые пребывают издалека, - тем более не хватит; об этом можно судить по плохим номерам даже на главной дороге из Лондона до Рима. Напротив, в Англии, когда приезжаешь в местечки с населением 1500, 2000 или 3000 <…> тебя встречают опрятные гостиные дворы, с хорошо одетой и аккуратной прислугой, добротной мебелью и приятным обхождением; и хотя не все ваши желания могут быть исполнены, вас не постигнет полное разочарование, а если пожелаете экипаж с парой коней, то плата за это, несмотря на высокие налоги, не будет выше, чем 80 фунтов, и он будет готов доставить вас туда, куда захотите. Могут ли быть сделаны определенные политические выводы на основании этого разительного контраста?» «What can be the circulating connection between such masses of people and other towns and countries that can be held together and supported by such inns? There have been writers who look upon such observations as rising merely from the petulance of travellers, but it shows their extreme ignorance. <…> traffic on the great roads, and the convenience of the houses prepared for the reception of travellers, tell us both by the number and the condition of those travellers; by which term I chiefly allude to the natives who move on business or pleasure from place to place; for if they are not considerable enough to cause good inns, those who come from a distance will not, which is evident from the bad accommodations even in the high road from London to Rome. On the contrary go in England to towns that contain 1500, 2000, or 3000 people <…> yet you will meet with neat inns, well dressed and clean people keeping them, good furniture and refreshing civility; your senses may not be gratified, yet they will not be offended; and if you demand a post-chaise and a pair of horses, the cost of which is less than Ј80 in spite of a heavy tax, it will be ready to carry you whither you please. Are no political conclusions to be drawn from this amazing contrast?» (Young A. Op.cit. P. 57-58).

В ходе своего второго путешествия в 1788 г. вновь приобретенный печальный опыт подтвердил прежние впечатления Янга и заставил сделать гневное замечание: «Что мы должны думать о государстве, которое не может обеспечить в восемнадцатом столетии лучших условий для путешественников!» «What are we to think of a country that has made, in the eighteenth century, no better provision for its travellers!» (Ibid. Р. 126). Вопрос чисто риторический - уже до этого Янг утверждал, что плохая инфраструктура свидетельствует о том, что Франция попросту имеет плохих правителей. Ничего удивительного, что в ходе своего третьего путешествия наблюдения за состоянием сельского хозяйства и условиями перемещения отходят уже на задний план, а его дневник полон подробностей, описывающих происходящий упадок политической системы. В 1789 г. он покидает Париж, чтобы по ранее намеченному плану ознакомиться с хозяйством северной Франции. Отсутствие кофейных и местных газет в Шампани приводит его в ярость: «Какая глупость, бедность и бездействие! Этот народ не заслуживает свободы <…> невозможно описать и подобрать слова, которые верно бы передали чувства, ограниченность и глупость Франции» «What stupidity, poverty, and want of circulation! This people hardly deserve to be free; <…> it is not possible to describe, in words adequate to one's feelings, the dulness and stupidity of France» (Ibid. Р. 193). (4 июля 1789 г.).

Это не означает, что Янг в итоге своих путешествий начал попросту презирать французов. Он не видел у этого народа таких недостатков, которые делали бы невозможным прогресс экономики и политические свободы (по крайней мере, он не говорит об этом в опубликованной версии путевых записок). То, что Франция в полной мере не использовала свой хозяйственный потенциал, по его мнению, полностью было виной позднефеодальной общественно-политической системы, составным элементом которой были тормозящие экономическую активность крестьян условия аренды земли, равно как и убеждение, что любая работа с целью заработка - занятие не достойное дворянина. Напротив, во Франции второй половины XVIII в. начали появляться публикации на тему новых форм возделывания земли и создавались сельскохозяйственные общества, что могло свидетельствовать об изменении установок части землевладельцев относительно характера использования своих имений. Янг не преминул познакомиться с деятельностью этих обществ и других институтов, способных работать с целью улучшения состояния сельского хозяйства Франции, и пришел к неутешительным выводам. Посетив сельскохозяйственное общество в Лиможе, он записал: «Это общество ведет себя ровным счетом как и другие общества - встречаются, разговаривают, присуждают награды и публикуют всякие глупости. Их деятельность не имеет значимого результата - народ не может читать их трактаты, ведь он вообще не умеет читать, тем не менее, он способен видеть, а если создать ферму с хорошо налаженным хозяйством, то можно будет перенять ее опыт, надо показать то, чему можно научиться» «This society does like other societies, - they meet, converse, offer premiums, and publish nonsense. This is not of much consequence, for the people, instead of reading their memoirs, are not able to read at all. They can however see; and if a farm was established in that good cultivation that which they ought to copy, something would be presented from which they might learn» (Young A. Op.cit. P. 24).. Янг был ошеломлен тем фактом, что члены общества сами не ведут хозяйства на своих землях, а сдают их в наем крестьянам по системе metayage (согласно которой крестьянин, обрабатывающий участок земли, принадлежащий землевладельцу, получает от него орудия труда и посевные, а взамен отдает значительную часть урожая, часто половину). Он был уверен в том, что только наличие права собственности на землю стимулировало бы крестьян к проведению ее мелиорации, способствовало бы росту как их собственного благосостояния, так и благосостояния всего общества. «Магия собственности способна превратить песок в золото» «The magic of property turns sand into gold» (Ibid. Р. 109)., - утверждал он в конце своего путешествия в 1787 г., а тем временем во Франции только небольшая часть земли находилась во владении крестьян, и казалось, что французы не осознают пагубности этой системы.

В октябре 1787 г. Янг посетил ветеринарную школу, расположенную вблизи фермы Королевского сельскохозяйственного общества. И хотя деятельность школы вызвала у него чувство уважения, «что же касается фермы, то делами на ней руководит известный натуралист, занимающий высокие позиции в Королевской академии наук, имя которого хорошо известно в Европе благодаря достижениям в наиболее важных областях знания. Надо совсем не разбираться в людях, чтобы ожидать, что такие ученые могут быть хорошими практиками. Они наверняка сочли бы недостойным их предыдущих достижений и занимаемой позиции, чтобы быть хорошими пахарями, растениеводами или пастухами. Это было бы самообманом, неверием своему собственному опыту, если бы я удивился, когда обнаружил ферму в подобном состоянии, поэтому предпочитаю об этом запомнить, но не писать» «As to the farm it is under the conduct of a great naturalist, high in royal academies of science, and whose name is celebrated through Europe for merit in superior branches of knowledge. It would argue in me a want of judgment in human nature to expect good practice from such men. They would probably think it beneath their pursuits and situation in life to be good ploughmen, turnip-hoers, and shepherds; I should therefore betray my own ignorance of life if I was to express any surprise at finding this farm in a situation that - I had rather forget than describe» (Young A. Op.cit. P. 9).. Когда же Янг в 1788 г. встретил брата Тюрго (Turgot), который показал ему свою плантацию экзотических растений, то он остался разочарован тем, что хозяин посвящает больше внимания и места редчайшим растениям, забывая при этом о растениях наиболее полезных «<…> he showed and explained to us all his plantations, but chiefly prides himself on the exotics; and I was sorry to find in proportion, not to their promised utility, but merely to their rarity. I have not found this uncommon in France; and this is far from being so in England» (Ibid. Р. 117)..

Негодование вызвало у него богатство французской католической церкви, хотя он и не высказывал враждебности по отношению к католикам. В его дневниках (напомним, что Янг был сыном англиканского священника) имеются гневные изречения в адрес католического клира Ibid. Р. 80., но в то же время его огорчал тот факт, что католики, подданные короля Англии, высылают своих детей во французские школы, не имея возможности создать католические школы у себя в стране «<…> why are Catholics to emigrate in order to be ill educated abroad, instead of being allowed institutions that would educate them at home?» (Ibid. Р. 111).. А когда во время посещения аббатства бенедиктинцев в Сен-Жермен он узнал о том, что аббат имеет годовой доход в сумме 300 тысяч ливров, то с негодованием записал: «Теряю всякое терпение, когда узнаю о том, насколько высокие доходы можно получить таким способом; в соответствии с духом десятого столетия, а не восемнадцатого. Какую удивительную ферму можно было бы основать даже на часть этих доходов! Какую репу, какую капусту, какой картофель, какой клевер, каких овец, и какую шерсть! - Не будут ли все эти вещи лучше, чем упитанный церковник? Если бы на место этого аббата поставить предприимчивого английского фермера, думаю, что он сделал бы намного больше пользы для Франции даже с половиной этого дохода, чем доходы половины аббатов всего королевства. Проехал Бастилию, очередной приятный объект, от вида которого сердце наполняется теплым чувством. Ищу хороших фермеров, а на каждом шагу натыкаюсь на монахов и тюрьмы», - пишет он 14 октября 1787 года.