Среднее Поволжье в годы новой экономической политики: социально-экономические процессы и повседневность

Однако промышленную базу отдельных территорий составили немногочисленные, но наиболее сильные предприятия (казанские производства - мыловаренное - братьев Крестовниковых, оснащенное передовой техникой кожевенное - Алафузовых, акционерная компания Ушковых; симбирские суконные фабрики Акчурина; самарский завод братьев Маминых по механическому ремонту сельскохозяйственной техники и др.), которые представляли для власти ценность в смысле их реформирования в новых экономических условиях.

В начальный период НЭПа ввиду снятия предприятий с государственного снабжения, при истощенных запасах сырья и топлива, а также скудных финансовых возможностях, важно было сосредоточить все имеющиеся ресурсы на максимально меньшем их количестве, но наиболее крупных, оборудованных и рентабельных. Однако в новых условиях этим предприятиям не удалось полностью реализовать свой потенциал из-за противоречивости институциональной политики, в которой легализация рыночных отношений в экономике ставилась в жесткую зависимость от господствующей роли государства. Реорганизация средневолжской промышленности показа-ла, что трест является наиболее предпочтительной формой предприятий, позволяющей подчинить утратившие производственную, коммерческую и юридическую самостоятельность заведения единому управлению, что отвечало требованию момента См.: РГАЭ. Ф. 7019. Оп. 1. Д. 1. Л. 15..

Несмотря на стремительные темпы промышленной перестройки, когда всего за полтора года была сформирована новая структура предприятий, последние не смогли начать производственную деятельность: проблема финансового обеспечения была насущной. Выделяя деньги на организацию предприятий союзного значения, государство, тем не менее, вынуждено было признать, что «развить промышленность на такие средства вряд ли возможно» Там же. Д. 131. Л. 3.. В результате фосфоритные рудники треста «Фосфатотук» не функционировали, Бондюжский и Кокшанский предприятия, в основном, простаивали, едва вырабатывая 50% довоенного объема продукции, а трест «Симбирсклес» так и не сумел развить коммерческую деятельность вплоть до 1924 г. См.: Там же. Л. 61..

Если организация трестов обеспечивалась центральным финансированием, то предприятия местного подчинения начинали свою работу «без копейки субсидий» НАРТ. Ф. 787. Оп. 1. Д. 497. Л 8. . В этих сложных условиях, например, Татсиликаттрест был не в силах не только удовлетворить растущий спрос на стеклопосуду, но и приступить к налаживанию производства. Привязка трестов сначала к главкам, потом к синдикатам, обладавшим реальным правом распоряжения сырьём, реализацией продукции и, соответственно, средствами предприятий, делала последние изначально зависимыми от центральных структур.

Так, от излишней «опеки» синдиката «страдал» казанский мыловаренный завод, предприятия татарского кожевенного, фабрики Симбирского суконного (далее: ССТ) трестов. Срывы сырьевых поставок, острая продовольственная проблема, отсутствие надлежащей помощи предприятиям в ремонте производственного хозяйства вызывали острую критику управляющих ведомств со стороны руководства предприятий. «Топливный кризис наглядно показал, сколько вреда наносят промышленности разные Губ-лескомы, Губторфы, Губтопы, которые совершенно не заинтересованы в её работе», РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 2. Д. 958. Л. 2 (об.). - отмечалось в докладе председателя Правления о работе ССТ от 9 мая 1922 г.

Декрет СНК и ВЦИК СССР о развитии коммерческой деятельности трестов, направленный на развитие самостоятельности предприятий в торговых операциях, вызвал оживление производства, способствовал усилению восстановительных тенденций. Анализ работы трестов, тем не менее, показывает, что этот процесс был неустойчивым, а вхождение трестированной промышленности в рынок носило искусственный характер. Функционирование производства обеспечивалось так называемыми запродажами, когда ссуды, кредиты, необходимые для приобретения сырья и топлива, строительства и выплаты зарплаты, предприятия получали в счет планируемой к выпуску продукции. Доходы предприятий от коммерческой деятельности распределялись нерационально, когда их большая часть шла на содержание центральных управляющих структур, а также на дополнительные выплаты определенным категориям рабочих и служащих, устанавливаемые по «классовому принципу» См.: НАРТ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 105. Л. 75..

Непрозрачность системы использования финансовых средств не только сдержи-вала восстановительный процесс. Отчисление прибылей предприятий в СНХ «превращало властный орган в «государство в государстве», с которого те получали еще больше общегосударственных средств» НАРТ. Ф. 3452. Оп. 1. Д. 365. Л. 17.. Хронический недостаток последних, некредитоспособность производств и, как следствие, завышенные цены на производимую продукцию отражались на показателях трестированной промышленности, которая по валовому обороту и объемам реализации значительно уступала нетрестированным производствам См.: приложение 5 в наст. дисс. С. 524-527.. Среди последних рыночный ресурс НЭПа наиболее полно был использован в мельничном хозяйстве. Быстрый оборот средств и отсутствие больших вложений обеспечивали высокую доходность средневолжских мельниц, аренда которых составляла 69% от всех производств этой группы. Однако быстро распознав бесперспективность развития рынка вообще и в мельничном хозяйстве в частности, предприниматели действовали по принципу «хоть день - да мой, а там - трава не расти!» Рафалович А. Указ. соч. С. 125.. Мотив «снятия жира» в виде неучтенного материала был основным для них, так как позволял арендаторам «долго задаром жить, но частью которого приходилось кое с кем делиться» Там же..

Во второй половине 1920-х годов Мельтрест мопополизировал право на ведение этой деятельности, мельницы были полностью огосударствлены. Но наиболее тяжелым следует признать положение акционерных обществ, которые из-за подчиненности трестам также были лишены свободы в своей хозяйственной деятельности.

История «Акмарчувлеса», а также «Казлеспрома» показывает, как, будучи рассчитанными на постепенное вхождение в систему рыночных координат, даже при наличии незначительного капитала, акционерные общества могли решать сложные хозяйственные задачи, выстраивая последовательную цепочку операций от частника-лесоруба до крупных лесозаготовительных организаций. Вторжение государства в работу акционерных обществ с целью распоряжаться их доходами нарушало действие собственно рыночного механизма, приводило сначала к их огосударствлению, а потом к ликвидации.

Второй параграф «Основные направления промышленного развития» раскрывает положение региональных производств во второй половине 1920-х годов, когда обострились имеющиеся и возникли новые проблемы, связанные с углублением действия рыночных начал в экономике.

Трестированная промышленность функционировала нестабильно. Так, металлтресты не удовлетворяли крестьянский спрос на плуги и сельскохозяйственные машины даже при предоставлении им заказов, долгосрочных банковских кредитов и материалов на их изготовление. Цены на промышленную продукцию «кусались» (например, при покупательной способности населения региона в 1924/25 гг. в 4 р. 81 коп. за плуг однолемешный нужно было заплатить 27 руб.) НАРТ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 242. Л. 56., сельхозорудия пылились на складах, а возросшая к середине 1920-х годов товарность крестьянского хозяйства не обеспечивалась увеличением объема промышленного производства.

Трестам кожевенному, химического направления, напротив, удавалось интенсифицировать производственный процесс. Так, мыловаренный завод, «Пищетрест» к концу 1926 г. давали прибыль в бюджет Татреспублики, намечая расширение производства. Но государство, с одной стороны, было заинтересовано в коммерческой деятельности трестов и распоряжении их прибылью, а с другой, стремилось обуздать децентрализаторскую тенденцию в экономике, с помощью синдикатов ограничивая действие рыночного механизма. Став пайщиком Всесоюзного масложирсиндиката, мыловаренный завод уже не мог выходить за пределы плановых заданий по производству и сбыту всех своих товаров. Более того. Республика утратила способность самостоятельно выступать на сырьевом рынке из-за монопольного права Всесоюзного Кожсиндиката на заготовительные операции. Именно синдикаты лишали предприятия возможности свободного выбора покупателя и свободного согласования с ним цены продаж - двух фундаментальных образующих рыночного механизма. Тресты вырывались из этой зависимости и практически доказывали абсолютную ненужность посреднических структур. Но это были тщетные усилия. Огосударствление трестов, цензовых заведений было закономерным следствием централизованного планирования, формировавшего органические пороки экономической системы в целом.

Сложнее было управлять арендованными и частными заведениями. С одной стороны, за счет наличных средств частика государство решало текущие хозяйственные задачи, с другой - грубо ограничивало его деятельность, вводя запрет на приобретение сырья, расширение производства, использование наемной силы. Снижение доли частного капитала в промышленности региона к середине 1920-х годов подтверждает общую тенденцию по стране. Активное сопротивление средневолжского предпринимателя государственному диктату характеризует особенности взаимодействия власти и рынка в этот период.

Так, деятельность татарских заготовителей и распространение кожпродукции арендованных заводов в Среднем Поволжье были столь масштабными, что синдикатам приходилось буквально отвоевывать кожевенные рынки, а государственно-кооперативные организации и вовсе не имели доступа к ним. Сокращение кредитования, налоговый пресс, угрожающие предписания Губфинотделов о запрете деятельности частников «выдавливали» последних из производственного процесса, и они, маскируясь под кооперативные артели, уходили в мелкое производство См.: ГАСар. О. Ф. 441. Оп. 1. Д. 10. Л. 59.. Но и кустарно-ремесленные заведения оказались временным прибежищем для частника. Налоговое давление доходило до такого предела, что дальнейшая хозяйственная деятельность была невозможна. Поэтому частный капитал «крутился» в сфере снабженческо-сбытовых операций кустарной промышленности, обеспечивая её функционирование как таковое. Но слабая втянутость в рынок обусловила низкие показатели кустарного производства по сравнению с крупным, хотя объективно оно играло не менее важную роль как в вопросе поглощения избыточного населения деревни, так и в деле борьбы с безработицей в городе.

В целом промышленность Среднего Поволжья не решала главной на тот момент задачи - удовлетворение возрастающего спроса крестьянства на промышленные товары. Обрабатывающие и пищевкусовые производства, как наиболее соответствующие имеющимся в регионе ресурсам и сформировавшие в дореволюционный период доб-ротные основания для их последующей капитализации и технической модернизации, существовали обособленного от рыночного процесса, лишь в слабой мере удовлетворяя насущные потребности населения. Идеологические приоритеты постепенно вытесняли экономическую целесообразность, «брали верх» над объективной реальностью и задавали ориентиры форсированного развития с опорой на тяжелую промышленность.

В третьем параграфе «Проблема районирования республик и областей в новых экономических условиях» анализируются сложности взаимодействия государства и рынка через призму неоднозначности подхода Центра и региона к вопросу о перспективах развития Среднего Поволжья и его отдельных территориально-административных единиц.

Необходимость укрупнения созданных в 1920-е годы национальных образований была насущной задачей НЭПа: рынок по природе своей не терпит национальных рамок. В этих условиях возникла значимая историческая интрига: какого масштаба должны быть создаваемые районы? Поскольку пестрый этнический состав населения являлся одной из специфических черт Среднего Поволжья, постольку национальный фактор играл огромную роль при обсуждении вопроса о наиболее эффективном пути экономического развития региона, когда для субъектов Российской Федерации нужно было принять или отвергнуть тот или иной вариант укрупнения. Так, когда Госплан РСФСР в 1921 г. выдвинул идею создания новых районов в виде производственного комбината, она встретила сопротивление со стороны партийных и хозяйственных органов образованных республик и областей Среднего Поволжья. На ход экономического районирования, совпавшего по времени с национально-государственным строительством, стало влиять национальное самоопределение татар, мари, чувашей и многих других народов, живших компактной группой на некогда единой экономической территории, которую ещё в феврале 1920 г. административная комиссия ВЦИК определила как Поволжский экономический район в составе бывших Казанской, Симбирской, Самарской, Саратовской и Астраханской губерний.

Первоначальная районная сетка Госплана определила так называемую Средне-Волжскую область с центром в Самаре. Реакция входивших в неё республики, областей и губерний была неоднозначной. В частности, советские органы и общественность ТАССР, живо поддержавшие идею экономического районирования и одними из первых начавшие работу по её практической разработке, не выразили своего положительного отношения. В 1922 г. правительство республики выдвинуло альтернативный проект по созданию Волжско-Камской экономической области с центром в Казани в составе Татарской АССР, Чувашской, Марийской и Вятской автономных областей; стало вести активную работу по его реализации, изучая материалы плановых и хозяйственных органов, регулярно совещаясь с представителями предполагаемых к вхождению автономий, внимательно относясь к их нередко колеблющейся позиции.

В 1923 г. в Самаре центральные органы проводили свои съезды, где обосновывались преимущества Средне-Волжской экономической области с точки зрения «без-болезненного разрешения национального вопроса, скорейшего подъема национальных меньшинств» РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 15. Д. 27. Л. 90.. Однако от широких первоначальных планов Центру пришлось отказаться: позиция планируемых к вхождению в область субъектов страдала неустойчивостью. С одной стороны, их беспокоили неизбежный разрыв «исторически сложившейся экономической связанности» территорий, а также образование лишних бюрократических учреждений в этой связи См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 15. Д. 72. Л. 58.; с другой, возможное вхождение в Волжско-Камский район всякий раз оговаривалось условиями, выставляемыми автономиями перед Татреспубликой, которая должна была финансировать их строительные проекты, решать жилищный вопрос, оказывать помощь в поставке оборудования, двигательной техники и т.п.

Вмешательство центральных ведомств в спор между Марийской областью и Чувашской республикой из-за малонаселенной территории с лесным массивом в размере 180 000 десятин, некогда входившей в состав Чебоксарского уезда Казанской губернии, а с 1920 г. - Чувашской области, где из 5200 чел. населения 4500 чел. были марийцами, определило отношение автономий к проекту Центра и выработало их позицию по поводу их вхождения в Волжско-Камский экономический район. Отторжение от Чувашии 75000 десятин леса учитывало волеизъявление марийцев, живущих на территории Чувашской республики, но стремившихся войти в Марийскую область См.: Там же. Оп. 68. Д. 330. Л. 67.. Однако Чувашия чувствовала себя уязвленной. «Как в интересах 4500 марийцев Левобережья можно пренебречь интересами 200 000 чувашей Правобережья?» См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 68. Д. 330. Л. 86. - резонно задавал вопрос секретарь Чувашобкома РКП(б) Томасов в своих многочисленных докладных записках в ЦК партии. Недоумевало и крестьянство, связавшее отход Левобережья с неспособностью автономий отстоять их интересы, а, следовательно, бессмысленностью её существования. По их мнению, в царское время интересы крестьян удовлетворялись, а с образованием автономий стали попираться См.: Там же. Л. 93..

Решение партии укрепило позиции МАО: она стала ориентироваться на мнение центральных плановых органов. Чувреспублика в этой непростой для неё ситуации решила войти в состав Волжско-Камского района, хотя в идеале предпочла бы никуда не входить См.: Там же. Оп. 67. Д. 299. Л. 37..

Борьба мнений Центра и региона за реализацию собственных замыслов шла на протяжении шести лет. За этот период неизменность своей позиции подтвердила только Татреспублика. Заметим, не без оснований. Проект ТР был направлен на сохранение национальной целостности народов мари, чувашей, татар, вотяков и их территорий во избежание разного рода конфликтов. Практика взаимного общения в процессе хозяйственного взаимодействия на протяжении столетий, несомненно, пошла бы на пользу в рамках создаваемого экономического района. Полагаем, что в условиях НЭПа были возможны компромиссные решения, направленные на получение взаимной выгоды, извлекаемой в результате совместной, прежде всего, производственной деятельности на данной территории. Но проект не осуществился. Центр, увидев в нем «угрозу национализма», объявил его реакционным. Краевым объединением в Поволжье стала Средневолжская область с центром в Самаре. Марийская автономная область и Чувреспублика постановлением ВЦИК от 14 января 1929 г. вошли в образованную Новгородскую область, а Татреспублика осталась самостоятельным экономическим районом См.: ЦГАИПД РТ. Ф. 15. Оп. 2. Д. 626. Л. 73..

Не принижая значимости включения национальных автономий в состав крупных экономических единиц, представляется, что в основе политики и практики Центра по отношению к ним лежала идея государственного социализма, где всеобщее регулирование и централизация преобладают над экономической целесообразностью, а особенности национально-государственного устройства не учитываются. Объективно данные противоречия отражали проблемы развивающейся страны, вступавшей на путь масштабного индустриального развития.

В третьей главе «Средневолжская деревня в годы НЭПа» рассматривается сложный процесс возрождения хозяйственной жизни и восстановления крестьянских хозяйств в регионе 1920-е годы.

В первом параграфе «Крестьянство и власть: на грани продовольственной и политической катастрофы» представлена кризисная картина общественно-политической обстановки в Среднем Поволжье накануне перехода к НЭПу.

Реквизиционные методы изъятия продразверстки, отчаянная борьба крестьян за физическое выживание вследствие военно-коммунистической политики были причинами сначала негативного отношения крестьян к власти, а потом собственно крестьянских восстаний в Поволжье. «Вилочный мятеж» и «чапанная война», охватившие, главным образом, уезды Казанской, Симбирской и Самарской губерний, уже в 1920 г. показали всю глубину противоречий между властью и обществом, переросших в их противостояние. Драматические события начала 1921 г. не оставляют никаких сомнений в том, что власть стремительно утрачивала не только способность контролировать политическую ситуацию в регионе, но и доверие населения. Будучи «поставленной крестьянством на колени» (В. Булдаков), она вынуждена была ввести новую экономическую политику.

Ряд декретов, положений, вышедших после Х съезда РКП(б), направленных на разрешение гнетущей атмосферы, не сразу успокоили население. «Правильное и спокойное ведение хозяйства на основе свободного распоряжения земледельца продуктами своего труда» Собр. Узак. 1921. № 26-147. С. 153. декретировалось и декларировалось как приоритетная политическая линия новой власти. Анализ социально-экономического положения в регионе показывает, что продналог снял общественное напряжение, свободный обмен одобрялся крестьянами, но настороженность к нововведениям сохранялась из-за продолжающейся практики карательного способа изъятия у них продуктов, зерна, семян.

В результате весной 1921 г. в средневолжских селениях поля засеивать было нечем. Это предопределило начало голода, когда уже с осени питание населения строилось на суррогатной основе. Но сбор продналога проходил без учета этого обстоятельства. «Берут налог, а выходит хуже прошлогодней разверстки! Все основано на обмане. Указано, что излишки - на улучшение своего хозяйства, а здесь выходит совершенно другое» Письма во власть: 1917-1927. М.: РОССПЭН, 1998. С. 278..

Отождествляя продналог с продразверсткой, крестьяне не понимали смысла новой политики. Сбор обязательного платежа с урожая 1922 г. вызвал тяжелый продовольственный кризис и стал единственной причиной ухудшения положения крестьян См.: «Совершенно секретно…» Т. 1. Ч. 1. С. 487., которые не только не стремились к «наибольшему вложению в землю затрат» См.: НАРТ. Ф. 1296. Оп. 2. Д. 387. Л. 1; ГАУО. Ф. 101. Оп. 2. Д. 189. Л. 1; ГАСам. О. Ф. 839. Оп. 2. Д. 39. Л. 6., а, напротив, сокращали посевные площади, продавали или забивали скот.

Фактически, политический кризис 1921 г. перерос в продовольственную катастрофу 1921/22 гг., показавшую, во-первых, невозможность введения рынка директивным способом; во-вторых, отсутствие институциональной защищенности собственности, деформирующее любые попытки её реализации.

В результате продналог действительно превратился в продразверстку, и все последующие законодательные акты были направлены на то, чтобы приостановить разрушительное действие порочной практики изъятия сельхозпродукции «до последнего зернышка».

Во втором параграфе «Крестьянское хозяйство: восстановительные тенденции и их результаты» анализируется ситуация в селениях Среднего Поволжья после при-нятия Земельного Кодекса (в нём переуступка прав на землю допускала сдачу земли в трудовую аренду за уплату деньгами, применение наёмного труда) и в условиях действия Декрета ВЦИК «О едином сельскохозяйственном налоге» См.: Собр. Узак. 1923. № 42. Ст. 451.. Нововведения власти в сфере использования земли вызвали определенные изменения в сельском хозяйстве, выразившиеся, прежде всего, в увеличении посевных площадей, но не в результате качественного улучшения обработки земли, а из-за необходимости потребительски застраховать себя как на случай неурожая, так и разверсточных норм продналога.

Законодательные акты 1923 г. по освобождению от уплаты налога беднейших слоев населения, сложению недоимок по натуральному налогу 1921/1922 гг., задолженности по семссудам или её отсрочке См.: Собр. Узак. 1923. № 97-969. объективно были направлены на совершенствование налоговой политики в деревне. Но фактически этими действиями власть страховала от голодной смерти лишь беднейшие слои населения, тем самым стимулируя их вступление в кооперацию.

Обследование средневолжских деревень специальными комиссиями местных властей летом 1923 г. показало, что крестьянские хозяйства после пережитых испытаний были очень слабы и, конечно, стремились объединиться в артели, коммуны, товарищества, чтобы получить технику, орудия, рабочий скот для обработки земли. Однако эффективность этих объединений была низкой. Сельхозинвентаря не хватало, средств на его приобретение не было. В кооперативных лавках сырьё и продовольствие отсутствовали. «Частник и торгаш», приходившие на помощь сельчанам в решении насущных хозяйственных задач, ослабляли положение кооперации и делали её совершенно непопулярной в крестьянской среде.

1923 сельскохозяйственный год, считавшийся урожайным по сравнению с пред-шествующим периодом голода, излишков не дал. Поэтому очередной сбор продналога вызвал волну протестных настроений. Грубое обращение продинспекторов, простаивание в очередях у налоговых касс по 6-7 суток и порча находящегося все это время под открытым небом сдаваемого зерна были серьезным основанием для категорического отказа крестьян выполнять налоговые обязательства. Подобные факты заставляли их усомниться в искренности намерений властей, порождали безразличное отношение к НЭПу. «Часть крестьян смотрят на НЭП как на поворот к старому, другие как на временную меру» «Совершенно секретно…» Т. 1. Ч. II. С. 722., отмечалось в сводках ОГПУ.

Законодательство 1924 г. вновь обратило внимание местных властей на дальнейшее развитие кооперирования, но не для улучшения сельскохозяйственного производства, а «для борьбы с частным капиталом» в деревне с помощью предоставления беднейшим слоям кредитов, налоговых льгот См.: Собр. Узак. 1924. № 2. Ст. 261.. Но и эти средства не были действенными. Наметившаяся тенденция увеличения посевных площадей была ослаблена засухой, а затем недородом 1924 г., вызвавшими резкое снижение урожайности и, как следствие, сокращение скотоводства, поголовье которого стало постепенно увеличиваться после голода 1921/22 гг. В результате продовольственная обстановка в регионе снова ухудшилась. В начале 1925 г. 85% населения Самарской губернии питалось суррогатами, а 50% жителей Саратовской губ. - голодало См.: «Совершенно секретно…» Т. 3. Ч. 2. С. 335.. Все это ставило под удар доходность - главный показатель крестьянского хозяйства, который, например, в Симбирской губернии снизился на 50% по сравнению с дореволюционным периодом См.: ГАУО. Ф. 334. Оп. 1. Д. 95. Л. 5.. Только к концу 1925 г. определилась рыночная направленность средневолжских хозяйств, о вовлеченности которых в денежный оборот свидетельствуют данные крестьянских бюджетов.

Среди рассматриваемых районов наибольший капитал в 648,3 руб. на 1 хозяйство имела Самарская губерния, которая занимала лидирующие позиции и в условно-чистом доходе на 1 хозяйство и на душу, составив 419,0 и 68,8 руб. соответственно. По показателю капиталов на 1 дес. сельскохозяйственной площади первое место занимала Ульяновская губ. (73,8 руб.), за которой шла ТАССР (62,1 руб.), потом Самарская губ. (27,2 руб.) См.: Труд и хозяйство. 1928. № 3-4. С. 41.. Однако в пересчете на душу населения доходность в регионе была низкой и составляла 29 руб., тогда как в Центрально-промышленном районе - 42,4 руб. См.: Студенский Г.А. Рента в крестьянском хозяйстве и принципы его обложения. М., 1925 г. С. 63.. Душевые нормы приобретений товаров в крестьянских хозяйствах характеризуют губернии Среднего Поволжья как слабых потребителей, когда на 100 душ приобреталось 10 пар обуви или аршин шерстяной ткани См.: Литошенко Л. Емкость крестьянского рынка. М., Л., 1927. С. 10..

Доходность крестьянских хозяйств обеспечивалась количеством землепользования, которое к середине 1925 г. сформировало в регионе преимущественно их середняцкий состав, в большинстве случаев обеспеченный инвентарем и землей См.:НАРТ. Ф. 1296. Оп. 2. Д.362. Л. 16; ГАУО. Ф. 334. Оп. 1. Д. 101. Л. 97.; ГАСар.О. Ф. 441. Оп. 1. Д. 228. Л. 113.. Считавшийся устойчивым, этот тип хозяйств, тем не менее, чаще всего эволюционировал в бедняцкую группу, которая занимала вторую позицию в количественном отношении. В этих хозяйствах всегда имелся избыток рабочей силы и едоков при недостатке площади пашни. При нехватке средств для ведения хозяйства им приходилось продавать живой и мертвый инвентарь либо за деньги, либо за обработку. Не справляясь с землей, они сдавали её в аренду за плату более сильным хозяйствам, что и составляло их главный доход.

Зажиточная часть крестьянства количественно была наименьшей группой. Она производила излишки хлеба, скота, пользовалась наемным трудом и соответственно имела тесную связь с рынком. Однако многосемейность этой группы заставляла снижать её доходность до уровня середняцкой или, как, например, в Татреспублике, даже ниже середняцкого хозяйстваСм.: Штуцер И. К вопросу о расселении крестьянства в ТР //Труд и хозяйство. 1926. № 4. С. 27. .

Самыми многоземельными считались кулацкие хозяйства, которые по сравнению с вышеперечисленными были самыми сильными, но слабее своих дореволюционных предшественников. Их главной целью было не накопление в своих руках земельной собственности, а концентрация денежного капитала путем торговых и промышленных операций, кредитование местного населения, отдача в аренду инвентаря, скота и прочее См.: Большаков А. Указ. соч. С. 65.. С каждой из этих групп власть выстраивала особую систему взаимоотношений: на основе преференций с беднейшими слоями и запретов разного рода с зажиточными группами.

Такая избирательность вызывала протестную ответную реакцию последних в периоды налоговых сборов. Вырастив хороший урожай, получив излишки хлебной продукции, но не имея возможности их выгодно продать, крестьяне саботировали сдачу сельхозналога. Совпадение его со сбором семссуды и по страхованию, ошибочное определение доходности в сторону её увеличения и соответственно неправильное составление окладных листов вызвало недовольство всех слоев населения. Резко отри-цательное отношение крестьян к продналогу подогревалось отсутствием в кантонах и уездах промышленной продукции, либо её дороговизной.

Данные обстоятельства обусловили провал заготовительной кампании и экспортно-импортного плана 1925/26 гг., который завязал основной узел противоречий, получивший свою драматическую развязку во II половине 1920-х годов.

В третьем параграфе «Крестьянство в обстановке угасания НЭПа» показана картина нарастания социальной напряженности, ставшей закономерным результатом действия двух разновекторных тенденций восстановительного процесса: одной, ориентированной на использование административных принципов хозяйствования, и другой, рыночной, направленной на эволюционирование хозяйственной жизни в регионе.

Не видя в новой власти своего помощника в деле подъема крестьянских хозяйств и уже не надеясь на её содействие, разочаровавшееся в проводимой политике кре-стьянство обратилось к идее создания крестьянского союза, который, по мнению зажиточных слоёв, не только защитит их интересы, но позволит политически влиять на власть См.: «Совершенно секретно…» Т.4. Ч. 1. С. 590..

Эти мысли активно циркулировали в селениях Поволжья, усиливая, тем самым, новую волну протестных настроений в регионе. Власть же, напротив, последовательно проводила линию избирательной поддержки «бедного и убогого мужика», видя в увеличивающейся доходности крепких хозяйств опасность для бедняцко-середняцких слоев крестьянского населения.

Во второй половине 1920-х годов издаются новые законодательные акты, направленные на создание благоприятных условий хозяйствования именно беднейших и «впавших в нужду» середняцких групп См. Собр. Узак. 1928: № 47. Ст. 349; № 85. Ст. 566; № 90. Ст. 586; № 117. Ст. 737.. Но эти меры были не эффективны, так как ни кооперация, ни комитеты взаимопомощи как основные рычаги реализации этой поли-тики по-прежнему не имели ни средств, ни орудий. Налоговые преференции бедняцким хозяйствам лишь усиливали раздражение остальных групп крестьянства, которые уже перестали проявлять заинтересованность в работе. Поэтому к 1928 г. основной стала проблема роста хозяйств, расширения посевных площадей, увеличения урожайности. Постоянная подвижность величины налога, признававшаяся даже руководителями цен-тральных ведомств как недопустимая мера, усиливала негативный настрой крестьян. Рост недоверия к власти порождали слухи о переходе к продразверстке, из-за чего крестьяне на сходах принимали решения о том, чтобы хлеб не вывозить, а излишки закапывать См.: «Совершенно секретно…» Т. 6. С. 273..

В этих условиях административный нажим и угрозы по отношению к держателям излишков превращались в основное средство сбора всякого рода платежей. Описывалось имущество, последняя корова или лошадь, а при отказе добровольной сдачи хлеба циркулярно предписывалось «мести под метелку» См.: Там же. С. 124..

Так, в конце 1920-х годов в средневолжской деревне вновь, как и в начале 1921 г., возникло противостояние власти и крестьянства, которое судя, по настроениям масс, напомнило партийным руководителям канун вилочного восстания. Реализация рыночных начал в экономике, происходившая в условиях их постоянного отторжения, стала не созидательным, а деструктивным фактором нэповских преобразований. Решительно поддержав аграрную революцию, средневолжское крестьянство оценило её результаты как проигрышные в сравнении с их жизнью в дореволюционный период, надежда на возврат которой исчезала по мере угасания НЭПа.

В главе четвертой «Рынок и торговля в регионе: от конъюнктуры к конъектуре» прослежен процесс реализации принципов новой экономической политики в условиях нарастающего действия государства на рыночный механизм посредством регулирования цен.

Первый параграф «Власть и рынок: институциональные условия и особенности взаимодействия» раскрывает положения классической критики социализма и современных концепций рынка, согласно которым правительства не могут управлять рыночным процессом. Напротив, рынок должен управлять их деятельностью, максимально содействуя её эффективности. С этой точки зрения обосновывается тактика В.И.Ленина, который, признав ошибочной политику уничтожения рынка, «ввел НЭП» и допустил торговлю См.: Прокопович С. Указ. соч. //НЭП. Взгляд со стороны. С. 20.. Именно разрешительно-регулирующие меры характеризуют институциональные условия реализации принципов НЭПа.

Законодательство начального периода уже заложило основы и отразило приоритет административного регулирования торговой деятельности предприятий как следствие объективной необходимости из-за остановки производства, отсутствия товарооборота и его условий (транспорта, связи, сети торговых заведений). Но по мере восстановления промышленности и крестьянских хозяйств, когда материальные условия обмена стали задавать рыночные векторы хозяйственной жизни, выяснилось, что «уменье торговать заключается в том, чтобы заместить частный капитал во всех областях, не сокращая торгового оборота» Стенографический отчет ХIII съезд ВКП(б): 1924 г. М., 1963. С. 386..

Данный концепт стал основой резолюции ХIII съезда «О внутренней торговле», которая определила её главную задачу - организацию «правильного снабжения потребителей», а мерой руководящего влияния государства - степень регулирования им рыночных цен. Для этого основная масса товаров концентрировалась в государственно-кооперативном секторе в соответствии с декретом о его преимущественном праве См.: Советская товарная биржа. 20-е годы. Документы и материалы. М.: Дело, 1992. С. 24., частник же, занимая подчиненную к данным контрагентам позицию, должен был бороться за выживание, всегда рискуя быть уличенным в нарушении законодательства. Рынок вырывался из административных тисков, заставляя власть ослаблять контроль, что способствовало динамичному развитию хозяйственного механизма в целом. При усилении управления рынок хирел, что сразу негативно отражалось на состоянии формирующейся экономики 1920-х годов.

Во втором параграфе «Рыночная конъюнктура начала НЭПа» представлен процесс высвобождения региональной экономики из жестких рамок рационирования эпохи «военного коммунизма». Рыночный старт, данный Х съездом РКП(б), совершенно не означал моментального складывания рыночной конъюнктуры. Её важные составляющие отсутствовали, производство было парализовано, сельское хозяйство - обескровлено нещадными реквизициями, а население выживало благодаря мешочничеству. Голод в Среднем Поволжье поднял рейтинг вольного рынка, где, по сообщениям командированных из Москвы представителей центральных ведомств, «из продуктов всегда можно было приобрести все, кроме, разве что птичьего молока», а из промтоваров - одежду, занимавшую остродефицитную позицию в товарообмене См.: РГАЭ. Ф. 1691. Оп. 1. Д. 67. Л. 1.. В условиях совершенно разлаженного рыночного механизма, нехватки и ограниченного распределения продуктов единственным спасительным средством, «рефлексом самосохранения» от физической гибели было воровство, следствием которого стали расстрелы по при-говорам.

Свободный товарообмен, закон 1922 г. о выпуске банковских билетов, направленный на урегулирование денежного обращения и восстановление финансовой системы, сделали определяющим фактором рыночной конъюнктуры цены, которые постепенно установили денежную торговлю, ускоренную налоговым законодательством. Все торговые заведения при налогообложении делились на пять разрядов, что упорядочивало стихию рынка, структурировало его в рамках государственного, кооперативного и частного секторов. Такое деление, отсутствовавшее в дореволюционной России, позволяло власти оценить возможности обобществленной торговли и силу частного капитала, который в первые годы НЭПа не имел себе равных в розничном товарообороте. Несмотря на то, что торговая сеть в регионе из-за голода стала формироваться на два года позднее, чем по стране, она проявила тенденцию её стремительного роста. Лидирующие позиции частного сектора Татреспублики были особенно выразительны, что объяснялось завидной активностью в торговых операциях татарских предпринимателей по причине знания языков своих соседей См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 15. Д. 72. Л. 207.. Это позволяло им осуществлять свои интересы в региональном масштабе как до революции, так и в годы НЭПа См.: РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 15. Д. 1060. Л. 16..

В I половине 1920-х годов сформировались продовольственный, галантерейный, мануфактурный, кожевенный рынки. Но складывание цен определял хлебный рынок, который из-за низкой урожайности первых лет НЭПа был напряженным. Яичный и мясной рынки считались наиболее динамичными. Восстанавливающиеся после голода куроводство и скотоводство в крестьянских хозяйствах задавали рыночные параметры этого направления торговли. Возрождались средневолжские ярмарки. Но тяжесть налогового бремени, смена районов экономического тяготения вызвали сокращение объемов ярмарочных продаж до 50% довоенного уровня См.: ГАУО. Ф. 101. Оп. 1. Д. 910. Л. 77, 102; ГАСар. О. Ф. 441. Оп. 1. Д. 309. Л. 7, 21..

В условиях сложностей восстановительного периода, слабой связи промышленности и сельского хозяйства торговля в целом носила примитивный, подавленный характер, который стал меняться в сторону большей централизации и упорядоченности, а на первых порах и динамики, в связи с возникновением товарных бирж, «возродившихся не единым приказом из Центра, а движением снизу» См.: Венгеров В. Товарные биржи в Союзе советских республик //Советская товарная биржа. - С. 93.. Их деятельность вносила ясность в торговую конъюнктуру, формировала представления о состоянии рынка, выявляла спрос и предложение. Именно благодаря биржевой торговле к середине 1920_х годов сформировалась ценовая политика, появилось понятие рыночной цены, как эквивалентного соотношения пуда ржи и важнейших товаров широкого потребления, стимулирующего устойчивый спрос на крестьянском рынке.

Сильное действие конъюнктуры в результате хорошего урожая 1925 г. способствовало не только стремительному подъему товарооборота в этот период, но и оздоровлению экономической ситуации в регионе. Цены на сельхозпродукцию росли, на промтовары - снижались, покупательная способность населения улучшалась. Но это состояние было неустойчивым и ко второй половине 1920-х годов баланс государственно-кооперативного и частного секторов начинает меняться в пользу первого.

В третьем параграфе «Формирование конъектурных тенденций в региональной торговле» исследуются последствия административного влияния торговой политики на рыночный процесс. Основной тенденцией II половины 1920-х годов стал рост крупно-оптового товарооборота, сформировавший совершенно новую ситуацию в региональной торговле. В купле и продаже крупных партий товаров частный капитал имел большие шансы укрепить свое влияние в противовес госторговле и кооперации, что не могло не беспокоить регулирующие органы.

Задачу уничтожения мелкого оптовика, поставленную ХIII съездом партии, власть решала комплексно, проводя в отношении частника жесткую кредитную и налоговую политику, ограничивая его деятельность на биржах, вводя регулирование цен. Но, несмотря на запретительные меры, частник проникал в сферу оптовых операций, имел высокие показатели удельного веса в общих оборотах, например, 29,3% в Татреспублике против 21,5% по СССР См.: НАРТ. Ф. 1488. Оп. 2. Д. 166. Л. 55.. Это доказывает силу предпринимательского сектора средневолжской торговли, которую можно характеризовать как её региональную особенность. Но положение частника было сложным. Политика твердых закупочных и розничных цен позволяла госорганам теснить его на хлебном и мясном рынках. Создание монополистических объединений типа «Мельтрест», «Мясотрест» укрепляло позиции обобществленного сектора, усиливало конъектурные тенденции в торговле во II половине 1920-х годов. Чрезмерные суммы обложения вынуждали владельцев частных торговых заведений либо приостанавливать на время торговлю, либо «в целях снижения налоговых сборов менять их вывески», либо возвращать выбранные патенты и прекращать свою работу См.: ГАУО. Ф. 101. Оп. 1. Д. 1218. Л. 7.. Наиболее полно программа вытеснения предпринимателя из оптовой торговли реализовалась на кожевенном рынке, где деятельность особенно татарских заготовителей была наиболее активной См.: ГАСар. О. Ф. 441. Оп. 1. Д. 217. Л. 15..

Мероприятия регулирующего характера с целью планирования оптового обо-рота резко изменили характер биржевой торговли, где выросла доля дефектных сделок. В условиях запрета операций с частником, госорганы и кооперация, тем не менее, стремились к сделкам именно с ним, но во внебиржевом секторе, уклоняясь от их регистрации на бирже. Мотив ясен: частник был надежным партнером, операции с ним сулили реальную выгоду.

В зоне повышенного внимания Губторготделов была хлебная торговля. Твердые цены, запрет на размол частного зерна на госмельницах и скупку предпринимателями зерна сверх определенного количества, с целью «положить конец всем их ухищрениям», имели тяжелые последствия для экономики региона. В 1928 г. на почве продовольственных затруднений начались массовые выступления крестьянского населения, оценившего создавшуюся ситуацию так: «Теперь хуже, чем в 1921 году» См.: «Совершенно секретно…» Т. 6: 1928. С. 369..

Институциональная незащищенность собственности обусловила слабую результативность НЭПа и печальную судьбу рынка. Жесткий контроль всех его составляющих (опт, розница, биржи, ценообразование), преференции государственно-кооперативному и ущемление частного секторов - фактор, не только разрушивший хрупкую систему хозяйственных связей, но лишивший страну выбора наиболее эффективного способа экономического развития. Региональный рынок, как в годы НЭПа, так и в последующие десятилетия советской эпохи, характеризовался замедленными темпами накопления, бескредитностью, пониженной доходностью населения и хронической продовольственной напряженностью.

Глава пятая «Повседневность» посвящена анализу провинциальной «житейщины» в 1920-е годы. Быт, мотивация, ментальность, интересы горожан и сельских жителей рассматриваются под углом зрения решающего влияния на «окрестности» человека материальных условий.

В первом параграфе «Проблема выживания населения в годы НЭПа» исследуется комплекс проблем повседневной жизни, среди которых основополагающей стала проблема питания. На основе анализа данных определены динамические ряды потребления городского и сельского населения в годы НЭПа. В соответствии с уровнем физиологической нормы произведен расчет основных компонентов калорийности, снижение которой означало наступление голода в регионе в 1921-1922 гг.

Среди городского населения Подробную роспись социального состава городского населения Татарской АССР, Ульяновской, Самарской, Саратовской губерний см.: приложение 15 наст. дисс. С. 540. данные демонстрируют преимущественные позиции потребления рабочих в сравнении со служащими. Вместе с тем выявляется, что при низком удельном весе количества потребляемых продуктов в целом, питание служащих было более сбалансированным: содержало больше белков и жиров. Расчеты показывают, что в 1921-22 гг. рабочие и служащие питались лучше сельских жителей, но по физиологической норме уровень потребления горожан был в 2-3 раза меньше необходимого минимума.

Самая низкая норма потребления, стоявшая на угрожающем уровне в июне 1922 г. и составлявшая в день на 1 едока в Казани 2,490ф (996,0 г) или 1035 ккал См.: НАРТ. Ф. 1296. Оп. 2. Д. 203. Л. 22., стала выравниваться к октябрю 1922 г., и только с зимы 1922/23 гг. закончился период хлебного голодания. Главной причиной установления полноценного питания к середине 1920-х годов стало восстановление крестьянских хозяйств, которые, оправившись от голода, стали поставлять городу продукты сельского хозяйства.

С октября по февраль 1925 г. горожане увеличили норму потребления белков животного происхождения, повысили величину потребления жиров и к маю достигли баланса питательных веществ в своем рационе. Выборочное обследование питания городского населения в 1926 году рисует довольно благостную, но неровную картину потребления. Рацион семьи учительницы или страхового агента в г.Самаре мог быть разнообразен и насыщен по калорийности, составлявшей в среднем 3041 кал на человека, тогда как многодетная семья бухгалтера питалась на порядок хуже и имела всего 1752,2 кал на едока См.: ГАСам. О. Ф. 76. Оп. 1. Д. 3312. Л. 4.. Данные диспропорции формировали общую тенденцию снижения величины потребления городского населения, которая уже в феврале 1927 г. составила 41% от уровня 1925 г. по всем видам продуктов См.: Там же. Оп. 2. Д. 1426. Л. 8.. Весной 1928 г. в ряде средневолжских городов происходит переход на нормированное снабжение населения хлебом, предельный уровень которого постоянно снижался. Весь период НЭПа потреб-ление сельского населения существенно не дотягивало до нормы и потому резко контрастировало с потреблением горожан. Недостаток жиров в питании горожан, мяса - у крестьян свидетельствовал о серьезных сбоях в экономической сфере, а благополучие городского населения носило относительный характер. Поэтому наметившаяся тенденция постепенного снижения уровня питания как тех, так и других, логически завершается продовольственным кризисом, когда, например, в Ульяновске в марте 1928 г. хлебная норма для работающих составляла 300 г, а для бедняцких хозяйств в деревне - от 100 до 200 г в день См.: «Совершенно секретно…» Т. 7: 1929. С. 14, 15..

Проблема исследуется в контексте анализа данных по доходам и расходам отдельных групп городского и сельского населения, сравнительных показателей бюджетов отдельных административно-территориальных единиц, позволяющих наиболее полно показать низкий уровень жизни простых слоев средневолжского общества и складывающуюся привилегированность региональной номенклатуры. Широкое распространение проституции и безработица дополняли сложную социально-экономическую обстановку в регионе, в котором росла волна протестных настроений рабочих и крестьян к новой власти.

Во втором параграфе «Средневолжский город: жилищный вопрос, досуг, семейные отношения» рассматривается городская действительность 1920-х годов, отражающая переходное состояние общества от традиционности к новой социальности.

В центре внимания - жилищная проблема, уплотнительная политика властей и житейские коллизии в этой связи. Особенно сложной была ситуация в Татарской республике. Если в Самаре, согласно данным городской переписи населения 1923 г., на 1 комнату приходилось 2,2 души при средней площади на 1 жителя в 10 кв. аршин См.: Артищев Р.Т. Указ соч. С. 72., то в Казани только 10% населения жили по 1 человеку в комнате, которая составляла 8,5 кв. аршин на 1 жильца См.: Усольцев В.Ф. Указ. соч. С. 89.. В 1924 г. в обращении к V Всетатарскому съезду Советов отмечалось, что жилищная проблема приобрела катастрофический характер См.: Труд и хозяйство. 1924. С. XI..

Жилообеспеченность как главный критерий оценки жилищной ситуации, а не количество проживающих в отдельных комнатах, качество строений или их комфортность, лежал в основе жилищного кризиса в средневолжских городах. Разрешить его не представлялось возможным не только в 1920-е годы, но и в последующие десятилетия до хрущевского периода массовой застройки, а в отдельных случаях - до последнего времени. Беседы с современниками НЭПа свидетельствуют, что, например, некоторые казанцы жили в постройках 1920-х г. вплоть до начала реализации республиканской программы Татарстана по ликвидации ветхого жилья конца 1990-х годов См.: Интервью с современниками 1920-х годов //Архив автора..

Кризисные явления в семейной сфере, взаимоотношения полов, сложное поло-жение женщины, выступающей в роли матери и работницы одновременно, рассматриваются как неизбежные спутники переходного периода, исследуются с опорой на свидетельства современников, а также с использованием художественно-эстетического метода описания «житейщины».

Через призму культурологического анализа изучаются разнообразные формы организации досуга. Он выступает как признак упорядочения жизни, в котором наряду с внешней стороной повседневности отражается её внутреннее содержание как психоментальное основание действительности. Чувства и переживания простых людей говорят об их глубоком разочаровании в новой жизни как результате несостоявшихся, прежде всего, социальных ожиданий. Реальность оказалась ловушкой для основной их массы. Старый мир был разрушен, новый - предстояло построить. В ситуации неясности и неопределенности гражданам новой России приходилось выстраивать индивидуальную стратегию элементарного выживания. Блеск и веселье города эпохи НЭПа, так же как и витрины магазинов с изысканной снедью, были лишь видимой завесой его пороков и зол: безработицы, ужасных жилищных условий, продовольственной напряженности.

Третий параграф «Быт средневолжской деревни» освещает крестьянскую повседневность в постреволюционный период.