Центр и северная окраина российского государства в ХVI-ХХ вв.: динамика стратегических связей (на материалах Кольского Заполярья)

Study of the Soviet Advance into the Arctic. - New York, 1938; Armstrong T. The Northern Sea Route: Soviet Exploitation of the North East Passage. - Cambridge, 1952; Armstrong T. The Russians in the Arctic: Aspects of Soviet Exploration and Exploitation of the Far North, 1937-57. - London, 1958; Armstrong T. Russian Settlement in the North. - Cambridge, 1965; Archer C. The Soviet Union and northern waters. - London ; New York, 1988; Botkin B.J. Geopolitics and indigenous peoples: the Far North and the Russian Far East. - Washington, 1994; Slezkine Y. Arctic Mirrors: Russia and the Small Peoples of the North. - Ithaca, 1994; McCannon J. Red Arctic: Polar Exploration and the Myth of the North in the Soviet Union, 1932-1939. - New York, 1998; Baron N. Soviet Karelia: Politics, Planning and Terror in Stalins Russia, 1920-1939. - London, 2007..

Историографию соседних северных стран - Норвегии и Финляндии отличает более "приземленный" характер исследуемой проблематики. В центре внимания историков оказываются, в основном, процессы взаимодействия с Россией на Крайнем Севере на разных этапах истории: от территориального размежевания и эволюции образа соседа до развития приграничной торговли и трансграничной миграции Paasilinna E. Petsamo, Historiaa ja muistoja. - Otava, Helsinki, 1992; Breivik A.S. Kolanordmenn - forbilde eller trusselbilde. De norske kolonistenes mottakesle I russisk offentlighet, 1860-1914 - set I lys av s?rtreekk ved russisk nasjonalisme og minoritetspolitikk. - Tromsш, 2005; Helppikangas P., Kotomin A., Urponen K. Pohjoinen raja II, Северная граница II. - Rovaniemi, 2006; Rantala L. Kuolaan: Ven?J?n vallan aikana Kuolan niemimaalla k?yneet suomalaiset tiedemiehet ja heid?n kirjoituksensa. - Rovaniemi, 2008; Ниеми Э. Поморская торговля глазами норвежцев//Отар. - 1992. - № 192. - С.15-23; Нильсен Й.П. Мурман и Финмарк: одного ли поля ягоды? (сравнительный метод в изучении политики царской администрации по освоению Мурманского побережья)//Меняющаяся Россия в изменяющемся мире. - М.-Архангельск, 2001. - С.33-45; Йентофт М. Оставшиеся без родины: История Кольских норвежцев. - Мурманск, 2002.. .

На историографии, естественно, отражается та борьба, которая ведется между разными государствами за пространства и ресурсы Арктики, приобретая ныне все более рельефные очертания, что не может не затруднять понимание исторического вклада России в освоение северных пространств.

Анализ степени научной разработанности проблемы позволяет прийти к выводу, что, несмотря на определенные достижения в изучении истории Кольского Севера, заявленная тема еще не была предметом самостоятельного исследования. Как в отечественной, так и в зарубежной историографии история Кольской окраины России изучалась довольно фрагментарно, в рамках тех или иных исторических периодов, что, очевидно, становится одной из причин слабости воздействия имеющихся идей на общее историографическое поле. Вместе с тем, несмотря на бытующие подходы, накопленный историографический и методологический опыт позволяет перейти на следующий уровень обобщения и с помощью рассмотрения долговременных факторов развития приблизиться к некоторым граням "северного измерения" российской стратегии в контексте общероссийского исторического процесса.

В первой главе анализируется источниковая база исследования, которая достаточно обширна, разнообразна и представлена комплексом неопубликованных и опубликованных документов.

С одной стороны, это документы органов государственной власти (законодательные акты, распорядительные документы, официальная переписка). К этой группе, в частности, относятся опубликованные собрания законодательства Сборник грамот Коллегии экономии. Т.I-II. - Пг., 1922-1929; Полное собрание законов Российской империи (ПСЗРИ). - СПб; Высочайше утвержденные особые журналы Совета Министров за 1912-1915 гг. (Библиотека Российского государственного исторического архива. Инв. № 82629, 84625, 84627, 84628, 84630, 98290, 99942); Журналы заседаний Временного правительства. В 4 т. - М., 2001-2004; Декреты Советской власти. Т.1-13. - М., 1957-1989; Собрание законов и распоряжений Рабоче-Крестьянского Правительства СССР (СЗ СССР). М., 1924-1939; Собрание узаконений и распоряжений рабоче-крестьянского правительства РСФСР (СУ РСФСР). Пг., М., 1917-1938.. Всего было выявлено более 200 законодательных актов, непосредственно обращенных к Кольскому Северу. Массовость этого вида источника, при наличии полноты и репрезентативности массива, разрешает изучение его не только традиционными, качественными методами, но и таким пока мало применяемым количественным методом, как контент-анализ, на основе чего легче обнаруживать латентные процессы генезиса и эволюции политических тенденций в отношении окраины.

Большое значение при разработке данной темы также имеют архивные документы: в РГИА - № 1276 (Совет Министров Российской империи), в ГАРФ - № Р-130 (Совнарком РСФСР), Р-6751 (СТО РСФСР), в РГАВМФ - № Р-342 (Морской Генеральный Штаб), № Р-1483 (Управление морских сил РККА), № Р-1678 (Наркомат ВМФ СССР), в РГВА - № 7 (Штаб РККА). В них содержатся разного рода правительственная и межведомственная переписка, позволяющая реконструировать процесс выработки решений по вопросам строительства и развития стратегической инфраструктуры на Кольском Севере, создания здесь административно-территориальных, военно-окружных и флотских систем управления, решения злободневной для Севера проблемы "рабочих рук" и т.д.

В силу пограничного положения Кольского Севера существенные сведения содержат дипломатические документы (международные договоры, ноты, меморандумы, переписка и др.). Большой массив российских и датских источников ХVI-ХVII вв., хранящихся в Копенгагенском архиве и касающихся "лапландского спора", опубликовал Ю.Н. Щербачев Щербачев Ю.Н. Датский архив: Материалы по истории древней России, хранящиеся в Копенгагене // Чтения в имп. Обществе истории и древностей Российских при Московском университете. 1893. Кн.1. (164). Отд.1; Русские акты Копенгагенского государственного архива, извлеченные Ю.Н. Щербачевым // Русская историческая библиотека. Т.ХVI. - СПб., 1897.. Имеющие отношение к Кольскому Северу международно-правовые акты и межгосударственная переписка ХХ в. также опубликованы Ключников Ю.В., Сабанин А. Международная политика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях. - М., 1925-1929; Документы внешней политики СССР. М., 1957-1992. - Т.1-22; Советско-норвежские отношения, 1917-1955: Сб. документов. - М., 1997 и др..

С другой стороны, это документы окраины: территориальных подразделений центральных органов и органов местной власти Кольского Севера. К ним относятся фонды действовавших на Мурмане военных структур флота и армии, хранящиеся в РГАВМФ и РГВА, органов безопасности - в Архиве УФСБ по Мурманской области, а также отложившийся в ГАМО комплекс фондов партийных и советских органов Кольского Севера, (№ Р-54, Р-88, Р-162, Р-405, П-1 и др.), помогающий реконструировать процессы создания структур местного управления, реализацию политических решений центра, действие обратных связей "окраина-центр". Значительное количество документов после рассекречивания вводится в научный оборот впервые.

При рассмотрении отношений центра и окраины большое значение имеет анализ документов органов и учреждений, являвшихся посредниками между Кольским Севером и центром. К ним относятся фонды архангельского губернаторства и генерал-губернаторства, советских учреждений Архангельской губернии (№ 1, 2, 1367, Р-286, Р-352 в ГААО), документы областных органов Ленинграда (№ Р-162 и П-2 ГАМО), а также управления Ленинградского военного округа (№ 25888 в РГВА).

Большим информационным потенциалом обладает периодическая печать (журналы "Известия Архангельского общества изучения Русского Севера", "Вестник Мурмана", "Карело-Мурманский край", газета "Полярная правда" и др.). Насыщенность информационного потока периодической печати и неплохая ее сохранность разрешают также применить здесь контент-анализ, позволяющий пролить свет на процесс становления и эволюции образа Кольского Севера, динамику концептуальных воззрений, касающихся перспектив развития края.

В свете изучения общественно-политических дискуссий, касающихся роли Кольского Севера в судьбе страны, трудно переоценить значение публицистики, в особенности печатные выступления С.Ю. Витте, А.Е. Конкевича, А.М. Арнольдова, а также протоколы заседаний 3-го отделения Вольного Экономического Общества от 28 апреля и 5 мая 1867 г. А.К. Военный порт на Мурмане//Русский вестник. - 1889. - Декабрь. - Т.205; Витте С.Ю. Из истории вопроса об устройстве военного порта на Мурмане // Прошлое и настоящее.- Л., 1924. - Вып.I; Арнольдов А. Вторые Дарданеллы: Мурманский выход в Европу. - Пг., 1922; Беседы о Севере России в 3 Отделении Императорского Вольного Экономического Общества. - СПб., 1867. - С.217-326.

Мемуарные источники, при всей своей ценности, особенно важны при восполнении пробелов, вызванных недостатком официальных документов или отсутствием к ним свободного доступа (например, из-за секретности). Так, в диссертации были использованы воспоминания участников и свидетелей Гражданской войны на Мурмане, Гражданская война на Мурмане глазами участников и очевидцев: Сб. документов и воспоминаний. - Мурманск, 2006. а также советских военачальников, занимавшихся становлением и развитием атомного военного флота на Севере Егоров Г.М. Фарватерами флотской службы: Записки командующего флотом. - М., 1992; Чернавин В.Н. Флот в судьбе России. - М., 1993; Михайловский А.П. Океанский паритет: Записки командующего флота. - СПб., 2002; Михайловский А.П. Цена успеха: Записки командующего флотом. - СПб., 2006; Хмельнов И.Н. Российский флот. Доблесть и нищета: Записки адмирала. - М., 2003 и др. . Осмыслить эволюцию образа Кольского Севера помогают записки путешественников, путевые очерки, активно создававшиеся в течение второй половины ХIХ - первой половины ХХ вв. Случевский К.К. По Северо-Западу России.- СПб., 1897. - Т.I; Львов Е.Л. По Студеному морю. Поездка на Север. - М., 1895; Горький А.М. На краю земли // Горький А.М. Полн. собр. соч. В 25 т. - М, 1974. - Т.20. - С.237-251; Толстой А.Н. Новый материк // Толстой А.Н. Публицистика. - М., 1975. - С.58-72 и др.

Особую группу источников составляют материалы учета и статистики, представленные писцовыми и приходо-расходными книгами, ревизиями, материалами переписей населения, статистическими описаниями и обзорами.

В работе над темой новые возможности открывают опубликованные контент-базы массовых источников при условии их статистической обработки. Книга памяти жертв политических репрессий Мурманской области (Мурманск, 1997), составленная на основе довольно полного массива уголовно-следственных дел осужденных за политические преступления, содержит необходимую информацию для выявления активности и направленности действий репрессивного механизма на Кольском Севере. Подготовленный на основе массовой документации Государственного архива Мурманской области справочник "Руководители организаций РКП(б)-ВКП(б)-КПСС и органов государственной власти Мурманской области (1920-1991)" (Мурманск, 2008) включает сведения, на основе которых можно рассмотреть процесс развития регионального аппарата власти, его структуризацию и корпоративную устойчивость.

В целом, собранный автором фактический материал дает возможность реконструировать историческую динамику стратегических связей между российским центром и Кольским Севером.

Во второй главе "Лапландский вопрос в политике Москвы (ХVI-ХVII вв.)" рассматривается история возникшего между Московским государством и Данией (владевшей тогда Норвегией) территориального спора в Лапландии. Обосновывается мысль о том, что результатом этого спора стало появление лапландского межгосударственного рубежа и превращение Кольского Севера в российскую окраину.

На общее отношение советской историографии к лапландской проблеме повлияла идея И.П. Шаскольского о том, что разграничение владений в Лапландии произошло на основании русско-норвежского договора 1326 г. Шаскольский И.П. Договоры Новгорода с Норвегией… - С.47, 54; Возгрин В.Е., Шаскольский И.П., Шрадер Т.А. Грамоты великого князя Василия III сборщикам дани в Лопской земле//Вспомогательные исторические дисциплины. - СПб., 1998. - Т.ХХVI. - С.126. Согласившись с ней, И.Ф. Ушаков сформулировал точку зрения, согласно которой Кольский Север вместе с другими новгородскими владениями перешел под власть Москвы одновременно, в 1478 г. Ушаков И.Ф. Избранные произведения. В 3 т. - Мурманск, 1997. - Т.I. - С.43. Представление о том, что историческая задача по закреплению Кольской земли за Российским государством была уже решена, как раз и позволяла исследователям относиться к "лапландскому спору" ХVI-ХVII вв. как к заурядному для того времени территориальному притязанию зарубежной державы на русские владения. Вместе с тем, и для И.П. Шаскольского, и для И.Ф. Ушакова неразрешенной оставалась проблема интерпретации двоеданничества лопарей, проживавших на территории Кольского Севера и Финмарка (Лапландский общий округ), которое сохранялось вплоть до начала ХVII в.

Параллельно с этим в историографии стали высказываться отдельные мнения, в которых принадлежность Кольского Севера к русским владениям и сохранение двоеданничества лопарей воспринимались в качестве взаимоисключающих Устюгов Н.В. Саамы (лопари)//Очерки истории СССР. Период феодализма. ХVII в. - М., 1955. - С.773; Волков Н.Н. Российские саамы: Историко-этнографические очерки. - Каутокейно - СПб., 1996. - С.92; Линд Дж Х. "Разграничительная грамота" и новгородско-норвежские договоры 1251 и 1326 гг.//Новгородский исторический сборник. - СПб., 1997. - № 6(16). - С.141-143.. Диссертант, развивая эту позицию, выдвигает идею о том, что поскольку двоеданничество, сохранявшееся вплоть до первой четверти ХVII в., не позволяет определить подданство лопарей однозначно, Кольский Север, как и всю Лапландию, целесообразнее отнести к территориям с неопределившимся статусом. Лапландия представляла собой своего рода "пред-окраину" - фронтир, под которым в современной литературе понимается обособленная политико-географическая область, замыкающая пространство заселенной или освоенной территории и находящаяся вне объединенного пространства политического образования. Неразграниченное русско-датское пространство охватывало практически весь Кольский полуостров и территорию Финмарка, которые на севере соединялись через узкую прибрежную полосу. Южнее этой полосы русско-датский округ упирался в территории, где дань с лопарей собиралась совместно Русью и Швецией. Попытки отдельных исследователей "примирить" двоеданничество лопарей с отнесением Кольского Севера к государственным владениям Русского государства теряют силу при анализе политической ориентации жившего в его пределах аборигенного населения. Среди лопарей Кольского Севера не существовало единой позиции по определению своей юрисдикции. Это видно по тому, какой адресат лопари выбирали для отправки жалоб по поводу притеснений со стороны сборщиков дани, кого считали легитимной инстанцией для разрешения спорной ситуации. В 1595 г. по восточной Лапландии прокатилась волна возмущений из-за действий датского поданного Иосифа Мортенсона. Тогда как пазрецкие лопари направили свою челобитную русскому царю Федору Ивановичу, кильдинские, нотозерские и масельгские лопари - датскому королю Христиану IV.

События этого периода еще не рассматривались в историографии в контексте определения статуса политики Москвы. Вместе с тем есть все основания рассматривать ее в качестве стратегии закрепления Кольского полуострова за Московским государством. В лапландской проблеме своеобразно отразились процессы территориального роста Московского государства, оформления его периметра, усиления мощи и амбиций центральной власти, постоянной потребности в обороне и безопасности.

В процессе развития лапландской стратегии Московского государства диссертант выделяет четыре этапа. В рамках первого этапа (1517-1573 гг.) московские власти пытались получить эффект от налаживания конструктивного сотрудничества с лопарями. В 1517 г. Василий III предупреждал русских сборщиков дани о недопустимости произвола в Лапландии. Одновременно проводится курс на приобщение лопарей-язычников к православной вере, что имело существенное значение в закреплении территории их проживания за Русским государством. В 1526 г. Василий III поручил новгородскому архиепискому Макарию отправить на Крайний Север священнослужителей для совершения обряда православного крещения лопарей. В свою очередь, это становится поводом для развития на Кольском Севере русского монастырского землевладения, прежде всего, за счет создания местных монастырей (Кандалакшского, Печенгского и др.). Мероприятия Москвы были подкреплены русской колонизацией, достигшей в этот период Мурманского побережья. Позиции Русского государства в этих удаленных районах начинают институциализироваться в возникшей промысловой и торговой деятельности.

На втором этапе (1573-1583 гг.) московские власти проводят в отношении Лапландии более жесткую политику, что, по мнению диссертанта, было связано с развитием западной стратегии Москвы в Ливонской войне. Прежде всего, оформляется и провозглашается позиция российского центра о своих владельческих правах на Мурман (послания Ивана Грозного английской королеве Елизавете I и датскому королю Фредерику II). В 1573-1574 гг. московские власти проводят описание населения Кольского Севера, пытаясь обозначить рубеж российских владений на Мурмане по реке Паз. Активно развивается монастырское землевладение: центр практикует передачу земельных владений на Кольском Севере крупным и известным монастырям, находящимся за многие сотни километров отсюда (Троице-Сергиеву, Кирилло-Белозерскому). Рост русского влияния на территории общего округа вызвал сопротивление с датской стороны. После того, как с начала 1580-х гг. инструментом борьбы за лапландские земли Дания начинает рассматривать военную силу, лапландский вопрос превратился в серьезную международную проблему. Датская эскадра, контролировавшая в 1582 г. побережье Мурмана, награбила у заморских купцов всяких товаров на 50 тыс. рублей. Фредерик II вскоре приказывает своим даньщикам, посылаемым на Кольский Север, собирать дань уже не только с лопарей, но и "с русских, карел… монастырей, деревень и всех поданных Лапландии", предлагая, правда, воздержаться от применения насилия. В качестве мер противодействия правительство Ивана IV в 1582-1583 гг. вводит воеводское управление и строит острог в Коле.

После смерти Ивана Грозного, на третьем этапе (1584-1591 гг.), московское правительство, по-видимому, под влиянием неудачи в Ливонской войне, ослабляет свои позиции на Мурмане. Как следствие, были не только выведены все стрельцы из Колы, но и международный торг с Мурмана ("места убогого") в 1585 г. был переведен в только что основанный город Архангельск. Ослаблению русских позиций содействовало и шведское нападение 1589 г. на различные населенные пункты Кольского Севера, в результате которого были разорены Кандалакша и Печенгский монастырь. Пользуясь изменением баланса сил, Дания в 1591 г. резко повысила размер собираемой дани с восточных лопарей.

На четвертом этапе (1591-1623 гг.) московское правительство вернуло утраченные позиции на Кольском Севере, благодаря чему успешно разрешило лапландскую проблему. Право на торговлю в Коле снова получили все купцы, при этом падение Колы как крупного торгового центра в виду бурного роста Архангельска становилось уже неизбежным. Но Кола укреплялась в административном отношении: сюда возвращались стрельцы и переводился разрушенный шведами в 1589 г. Печенгский монастырь.

Укоренение русских позиций на Кольском Севере делало бесперспективным дальнейшее соперничество Москвы и Дании. Ввиду того, что именно двоеданничество оказывалось главной причиной спорности территории, в 1602 г. волевыми усилиями Дании и Москвы оно было упразднено на большей части территории Лапландии. В 1612 г. Дания сумела на один год возобновить двоеданничество. Но затем оно пало вовсе. Жившие на Кольском Севере лопари становились подданными Московского государства. Тем самым, к 1613 г. Россия фактически обрела условную рубежную полосу, которая проходила по территории самых западных православных погостов - Нявдемскому и Пазрецкому (район реки Паз). Отныне эта полоса разделила территории сбора дани, территории подданства и владения. Однако до 1826 г. ни строгой демаркационной линии, ни тем более регулярной ее охраны на лапландском рубеже не существовало. В порубежных погостах (Нявдемском, Пазрецком, Печенгском и др.) лопари по-прежнему продолжали нести двойное бремя податей, выплачивая дань России и Дании и выполняя роль своего рода международного буферного механизма.

В 1621-1623 гг. датская эскадра занималась разбойными действиями у берегов Мурмана. Но все попытки Дании возобновить "лапландский спор" к успеху не привели. Подготовительная работа, эффективно проведенная Москвой, ко второй четверти ХVII в. обеспечила размежевание земли и закрепление восточной Лапландии за Русским государством, превращение Кольского Севера из фронтира в российскую окраину. После разрешения пограничного спора, с 1623 г. и до начала ХVIII в., стратегические связи между российским центром и Кольским Севером утратили стратегический характер.

Таким образом, превращение Кольского Севера в окраину Российского государства представляло собой не одномоментный акт, как это порой преподносится в историографии, а стало результатом длительного процесса.

В третьей главе диссертации "Кольский Север - "дальняя" окраина Российской империи (ХVIII - начало ХХ вв.)" анализируется положение Кольской окраины в имперской политике, выявляется роль общественных дискуссий в определении ее стратегических перспектив. В главе обосновывается мысль о том, что вплоть до начала Первой мировой войны центр не выработал к территории Кольского полуострова регионально сфокусированной стратегии и все стратегические связи с ней носили опосредованный и эпизодический характер, следствием чего стало превращение Кольского Севера в "дальнюю" окраину Российского государства.

Обширные территории, протянувшиеся к северо-востоку от Ладожского озера, вплоть до Ледовитого океана, в период войны со Швецией 1700-1721 гг. были превращены Петром I в действующий тыл балтийского плацдарма. Швеция, включавшая в то время территорию Финляндии, имела с Россией общую границу, которая проходила в Лапландии и Карелии. Кроме того, обладая сильным флотом, она представляла угрозу и северному побережью России. Ожидая контрудара противника, Петр I осуществил ряд мер по укреплению обороны Беломорья и Мурмана. Были проведены работы по реконструкции Кольского острога. В Колу присылается дополнительное оружие и боеприпасы. В 1703-1704 гг., по указу царя, была сооружена почтовая дорога от Колы к границе с Данией, тогдашней союзнице России, "для скорейших и нужнейших обсылок". Большое значение приобрела проблема доставки на Балтику новых военных кораблей, строившихся в Архангельске для молодого Балтийского флота. Первоначально Петр I принял решение о перевозке фрегатов из Белого моря к Ладожскому озеру по внутренним путям, что положило начало "осударевой дороге". После разгрома шведов под Полтавой российское правительство решилось использовать для перевода построенных военных кораблей из Архангельска на Балтику морской путь, вдоль Мурманского побережья.

Русский Север все больше выступал с точки зрения центра целостностью, функционально помогающей в борьбе со Швецией и могущей стать одним из территориальных оснований имперской государственности. В 1708 г. была создана Архангелогородская губерния, включающая территорию от западной границы с Данией и Швецией до предгорий Северного Урала и от Ледовитого океана до Приладожья и верховьев Волги. В нее вошел и Кольский Север. С момента создания Архангелогродской губернии и до начала 20-х гг. ХХ в. территория Кольского полуострова накрепко связывалась статусом архангельской периферии. Поэтому положение Кольского Севера в стратегии государства в значительной степени стало определяться стратегической ролью как самого Архангельска, так и всего Европейского Севера в целом. Достижение конечных целей в войне - закрепление за Россией балтийского побережья, основание Санкт-Петербурга - заметно ослабляло позиции северной окраины, которая интересовала царя лишь как один из инструментов в борьбе за Балтику. На общей ситуации отразилась и переориентация внешнеторговой стратегии России с Севера к Санкт-Петербургу. Впрочем, в периоды обострения отношения со Швецией (1741-1743, 1788-1790), при малейшей угрозе закрытия русской "форточки" на Балтике, государственная власть рефлексивно обращалась к потенциалу северной окраины: усиливало ее оборону, пользовалась морскими путями Севера.

Произошедший в конце ХVIII в. перевод стратегических ориентиров России к южным морям обусловил превращение Севера из стратегической периферии в захолустную окраину Российской империи. Это положило начало использованию Кольского Севера в качестве места массовой ссылки и сделало неизбежным вывод из Колы артиллерии и регулярных войск. Падение стратегического значения Кольского Севера отразилось и в проведенной в 1826 г. демаркации российско-шведской/норвежской границы, в результате которой Россия добровольно уступила территорию Нявдемского и части Пазрецкого погостов, где жили православные лопари, соседнему государству.

Последствия демилитаризации Кольского Севера оказались весьма драматичными. Англия, осложнившая отношения с Россией из-за присоединения той к континентальной блокаде, в мае 1809 г. совершила демарш, направив свою эскадру к Мурманскому побережью. Узнав об этом, жители безоружной Колы бежали из города. Как удалось установить диссертанту, кольское купечество и городничий И.Владимиров выбрали миролюбивую тактику общения с англичанами.

Во время Крымской войны, в 1854-1855 гг., Кольский Север подвергся нападению англо-французской эскадры. Центр, занятый военными действиями в Крыму, не обеспечил для Севера условий безопасности. В отличие от локального английского нападения 1809 г., заставившего незащищенных колян выбрать миролюбивую тактику по отношению к неприятелю, нападение на Колу 1854 г. происходило в условиях войны, патриотические чувства северян на сей раз неизбежно взывали к сопротивлению. Но 16-пушечному военному кораблю оказалось легко расстрелять фактически безоружный деревянный город. Пожар уничтожил большую часть застройки Колы, что привело к временному лишению ее статуса уездного центра и слиянию территории Кольского уезда с соседним Кемским уездом (1858-1883).

Диссертант отмечает, что в начале 1880-х г., в связи с начавшимся процессом реформирования военно-морского флота России, центр начал восстанавливать интерес к потенциалу северных морей. В 1881-1882 гг. на Севере была введена практика сезонного военно-морского патрулирования. Охранное крейсерство на Севере, став средством демонстрации силы военно-морского флага России, было призвано актуализировать линию морской государственной границы и тем самым обеспечить защиту российских интересов в этих удаленных от центра районах, что имело большое значение в связи с набиравшим силу иностранным промысловым браконьерством. Учреждая охранное крейсерство в заполярных водах, центр впервые исходил не из потребностей защиты Балтики, а руководствовался сугубо северным измерением безопасности. Это давало основание рассматривать морское пространство у северного побережья России, если не в качестве места базирования военного флота, то, по крайней мере, как его операционную зону. При учреждении охранного крейсерства на Севере государство использовало уже имевшийся опыт на Дальнем Востоке. В 1883 г. крейсерская практика у берегов Мурмана была временно прекращена, а с 1893 г. вновь возобновлена и продолжалась вплоть до начала Первой мировой войны. Серьезным препятствием на пути повышения военного статуса охранного крейсерства и зарождения северных военно-морских приоритетов становился стратегический консерватизм империи.

Автор подробно рассматривает роль Кольского Севера в экономической политике Российской империи. Проведенный диссертантом контент-анализ Полного собрания законов Российской империи позволил реконструировать процесс выработки основных экономических подходов к освоению ресурсов края и выявить в нем два этапа. На первом из них (1704-1768) государство использовало, в основном, бюрократические рычаги управления, что выразилось, с одной стороны, в монополизации торговли продуктами промысла, а, с другой стороны, в создании казенных предприятий (Кольского китоловства, Лапландских горных заводов). На втором этапе (1768-1914) произошло переключение к более либеральным порядкам, предполагающим развитие широкой общественной инициативы на основе свободы торговли, предоставления местному населению различных льгот. Причем, если в период с последней трети ХVIII и до середины ХIХ в. государственные меры сводились в основном к поддержке местного населения, участвующего в поморской торговле с Норвегией, то в дальнейшем, вплоть до начала ХХ в., заметен переход к колонизации: привлечению на незаселенный Мурманский берег постоянного населения и созданию здесь всей необходимой для этого инфраструктуры. В имперский период, таким образом, впервые были апробированы различные формы экономического освоения Кольского Заполярья: торговая монополия, государственное предприятие, принудительный труд, акционерная кампания, аренда, колонизация на основе льготного стимулирования.

С ХVIII в. проявилось и набирало силу стремление государства стимулировать экономическое развитие Кольского Севера за счет его приграничного положения, путем интеграции в местную экономику международных ресурсов, путем привлечения иностранного капитала, развития международной приграничной торговли и норвежской колонизации Мурманского берега. Низкий военно-стратегический статус края невольно способствовал становлению такого рода контактов, благодаря использованию прозрачности и открытости северной границы.

Между тем экономическая политика империи не принесла ощутимых результатов, что было связано с инфраструктурной оторванностью Кольского Севера и неготовностью царского правительства к реализации в условиях Заполярья крупномасштабных программ. В конце ХIХ в. на Мурмане производилось около 1 % всей российской рыбы. И хотя численность местного населения Кольского Севера за период проведения колонизационных мероприятий выросла вдвое, составив в 1914 г. 13 тыс. чел., край продолжал относиться к числу наименее развитых районов страны.

Вместе с тем уже со второй половины ХIХ в. ресурсы и потенциальные возможности Кольского Севера стали предметом дискуссий, инициированных общественностью Петрозаводска, Санкт-Петербурга и Архангельска.

В 1867 г. перспективам развития Мурмана были посвящены заседания Вольного Экономического Общества, где были поставлены вопросы о необходимости использования выгод мурманского выхода в океан для внешней торговли России и более активном освоении ресурсов края, для чего предлагалось проложить на Мурманское побережье надежные пути сообщения и образовать "Лапландскую область".

С конца 80-х гг. морской офицер А.Е. Конкевич и олонецкий губернатор Г.Г. Григорьев предложили проект строительства на Мурмане военно-морской базы. Эту идею поддержал министр финансов С.Ю. Витте. В 1894 г., включившись к дискуссии о месте строительства главной военно-морской базы, он начал борьбу со сторонниками балтийского проекта, предложив Александру III построить базу в Екатерининской гавани на Мурманском берегу. Свой проект С.Ю. Витте обосновывал особыми свойствами Баренцева моря - его незамерзаемостью и прямой связью (без проливов) с Мировым океаном. Внезапная кончина Александра III остановила продвижение этого проекта. Пришедший к власти Николай II, при сохранении военно-морской базы на Балтике, начал реализовывать дальневосточную стратегию.

Таким образом, во второй половине ХIX - начале ХХ в. общественная мысль, активно переосмысливая российский стратегический опыт, открыла, что Кольскому Северу должна принадлежать важная роль в обеспечении военной и ресурсной безопасности Российского государства. Появившись в эпоху реформ, эти идеи оказывали на власть определенное воздействие, готовя почву для пересмотра политики в отношении Кольского Севера. В то же время жители самого Кольского Севера фактически не принимали участие в этих дискуссиях, что затрудняло установление прямых связей между центром и окраиной.

В четвертой главе "Российский центр и побережье Баренцева моря в период кризиса российской государственности: реструктуризация северного пространства (1915-1922)" рассматривается опыт взаимодействия российского центра и Кольского Севера в условиях острейшей государственной дестабилизации, вызванной Первой мировой войной и революцией. Обосновывается мысль о том, что Кольский Север в этот период временно был включен в поле большой стратегии, следствием чего стало преобразование кольской окраины в российский регион.

Диссертант отмечает, что в 1915-1922 гг. стратегические связи между российским центром и Кольским Севером приобрели особый динамизм. Содержанием этого периода стало вызванное строительством Мурманской железной дороги оживление жизни края, переход на новый уровень его сотрудничества/взаимодействия с центром.

Период, насыщенный интенсивной политической борьбой, сложными международными коллизиями, стал одним из центральных направлений отечественной историографии ХХ в. Однако накал драматических событий фактически заслонил от исследователей важный аспект, имеющий ключевое значение для осмысления логики развития российской стратегии. Именно в этот период переживающее кризисные процессы Российское государство впервые за многие столетия проявило к своей северной окраине жизненный интерес.

Первая мировая война выявила неэффективность системы организации ресурсов. Выходом из сложившейся ситуации мог стать завоз стратегических грузов из стран-союзников России по Антанте. Однако с началом Первой мировой войны Россия осталась без надежной связи с внешним миром. В этот момент взоры правительства обратились на Север. Архангельск принимал пароходы только пять месяцев в году (с мая до октября), когда северодвинский рейд и Белое море были свободны ото льдов. Узкоколейная Архангельско-Вологодская железная дорога нуждалась в реконструкции - перестройке на широкую колею. Особую актуальность в военной обстановке приобретали проекты строительства железной дороги на Мурман.

Смену пространственных ориентиров в системе транспортных коммуникаций России хорошо иллюстрируют результаты проведенного диссертантом контент-анализа принимаемых в правительстве решений, касающихся развития морских театров и примыкающих к ним приморских зон. Согласно этим данным, уже в 1914 г. северный выход в океан заметно обогнал по степени привлекательности для государства остальные морские театры, вместе взятые. В 1915 г. северное направление сохранило приоритетное внимание центра, увеличив количество правительственных решений в 3 раза.

Диссертант указывает на некорректность встречающегося в литературе утверждения о том, что строительство Мурманской железной дороги велось с начала 1915 г. Анализ правительственных решений показывает, что до июня 1915 г. все надежды связались с беломорским побережьем, но никак не с Мурманским. Отсюда, вступление в войну Турции и закрытие средиземноморских проливов стали непосредственными причинами к стратегическому усилению архангельского направления.

Россия не была готова к строительству железной дороги на Мурманское побережье. Царское правительство, надеясь на быстрый исход войны, колебалось с принятием столь непростого решения. На целых 9 месяцев (январь-сентябрь 1915 г.) центр растянул выделение средств на проведение изыскательских работ и строительство отдельных участков Мурманской дороги. Это было связано с тем, что в течение первого года войны правительство активно проверяло свои надежды на быстрый исход кампании, в связи с чем вело переговоры с союзниками о разделе сфер влияния в южной Европе. Происходившее по мере развития военной обстановки затухание этих надежд, нарастание страха перед предстоящей зимой и замерзанием Архангельского порта стали непосредственными причинами к переключению внимания центра на сверхтрудный мурманский проект, что и завершилось к осени 1915 г.

С одной стороны, это не могло не свидетельствовать о реактивном характере северной стратегии, не являющейся еще самостоятельным и осознанным явлением. Но с другой стороны, именно благодаря Югу Российское государство уже на практическом опыте открывало стратегические свойства Севера. Мурманская дорога в процессе своего строительства превращалась в "стратегический коридор", получивший в западной прессе название "Вторых Дарданелл". Этот проект потребовал привлечения на Крайний Север значительных трудовых и финансовых ресурсов, развертывания в заполярных водах военно-морских сил, приглашения союзников. К осени 1916 г. строительство 1000-километрового полотна дороги было закончено. Дорога была сдана с большими техническими дефектами, что затруднило вывоз стратегических грузов союзников вглубь страны. В 1916 г. в Мурманский порт поступило 20 % всех грузов, завезенных в Россию северным маршрутом. В 1917 г. этот показатель вырос до 25 %.

Угроза германского противодействия вынудила российское правительство принять меры для защиты судоходства, для чего с февраля 1916 г. на Мурмане целенаправленно создавались структуры военной безопасности. Вершиной этой деятельности стала организация летом 1916 г. Флотилии Северного Ледовитого океана, штаб которой разместился в Архангельске, но важнейшие оперативные соединения стали базироваться на Мурмане.

В литературе распространено мнение, что политика царского правительства на Кольском Севере в 1915-1917 гг. определялась исключительно сиюминутными потребностями военного времени и потому носила временный характер. Диссертантом установлено, что действительно имевший место военный фактор не исключал проявления долгосрочных интересов, основанных, прежде всего, на довоенных проектах экономического освоения Кольского Севера. В новых условиях это связывалось с деятельностью министра путей сообщения А.Ф. Трепова. По его инициативе конечная станция Мурманской дороги была преобразована в город Романов-на-Мурмане (ныне Мурманск). Вместе с тем многие другие идеи царского правительства, рассчитанные на долговременную политику, не были реализованы из-за начавшейся в России революции. Несмотря на все усилия центра, мурманский стратегический коридор, построенный за 5 месяцев до падения монархии в России, не смог спасти положение Российской империи.

Процесс становления стратегических связей между центром Российской империи и Кольским Севером, таким образом, можно представить в виде 4-х взаимосвязанных этапов: 1) осень 1914 г. - лето 1915 г. - складывание предпосылок для переключения внимания центра на Мурман; 2) июнь - сентябрь 1915 г. - оформление решения о строительстве Мурманской железной дороги и начало ее строительства; 3) февраль - июль 1916 г. - включение Мурмана в формирующуюся систему военной безопасности северного побережья и начало строительства военно-морских баз; 4) осень 1916 г. - февраль 1917 г. - начало функционирования мурманского стратегического коридора, попытки реализации правительственных инициатив, направленных на оживление колонизации Кольского Севера.

Пришедшее к власти в марте 1917 г. Временное правительство, заявив о курсе продолжения войны, было вынуждено принимать меры по усилению пропускной способности и улучшению технического состояния, а также мер безопасности Мурманской железной дороги и Мурманского порта. Вызванный революцией паралич центральной власти, если не прекратил, то весьма ослабил связи центра и северной окраины. Пришедшее к власти в октябре 1917 г. большевистское правительство взяло курс на заключение мира "без аннексий и контрибуций" и выход из войны, в результате чего северная инфраструктура и вовсе потеряла былое значение. Ее судьба оказалась в руках тех людей, которые проживали рядом с ней.

В отечественной историографии мурманские коллизии 1917-1918 гг. традиционно рассматривались с точки зрения классового подхода, в соответствии с которым большое внимание уделялось расстановке социальных сил и политической борьбе, возникавшей между группировками и отдельными личностями. Следует заметить, что вследствие размытости и непостоянства местной социальной среды на Мурмане эти факторы не могут объяснить всей сложности происходивших на северной окраине процессов. Представляется важным учитывать местную специфику Кольского Севера как приграничного интенсивно развивавшегося пространства, которое оказывало равномерное воздействие на все социальные слои, вовлеченные в политическую борьбу.

После октябрьского переворота 1917 г. оставшаяся без попечения со стороны нового правительства северная окраина поначалу развивалась в меридиональном направлении, продолжая инерционно искать контакты с центром и сохраняя свою приверженность тем стратегическим целям и задачам, которыми были вызваны к жизни Мурманская железная дорога и порт. Последовательное развитие этого направления привело к идее выхода Мурмана из состава Архангельской губернии. Вместе с тем, возросший геополитический статус Европейского Севера при одновременном ослаблении центра делал меридиональную интеграцию Мурмана и других территорий малоэффективной, в силу чего уже с конца 1917 г. в Архангельске и Вологде начинает обсуждаться проект, предполагавший сплочение северных сообществ в широтном направлении на основе создания Северо-Восточного областного объединения. Мурманское руководство не только не проявляло к этому проекту большой заинтересованности, но в тайне стало разрабатывать свой сценарий развития, который, отличаясь радикальностью, предусматривал политическое отторжение территории Кольского Севера от Советской России. Основой для него послужила идея сотрудничества с присутствовавшими на территории края силами Антанты.

К июню 1918 г., когда возможности лавирования были исчерпаны, наступила развязка, итогом которой стал разрыв отношений Мурмана с центром. Произошедший в августе 1918 г. антисоветский переворот в Архангельске привел к институциализации Северной антибольшевистской области, в состав которой был интегрирован и Мурман. Не имеющий сил и средств для организации сопротивления распаду страны, российский центр был вынужден в оборонительных целях даже содействовать изоляции откалывающихся частей. Так, 7 июля 1918 г. В.И. Ленин приказывает чрезвычайному комиссару Мурманско-Беломорского края С.П. Нацаренусу "принять все меры к радикальному разрушению железнодорожного пути" на Мурман, предоставив на проведение всех мероприятий 2 млн. руб.

Диссертант отмечает, что период воссоединения Кольского Севера с РСФСР является одним из наименее изученных в истории взаимодействия российского центра и Кольского Севера. Если первоначально, вступив в Гражданскую войну, Советское государство было даже до некоторой степени заинтересовано в обеспечении своей изоляции от внешних врагов, то впоследствии, испытав острый дефицит ресурсов, который угрожал большевикам политическим крахом, напротив, стало нуждаться в приведении своей расстроенной транспортно-инфраструктурной системы в порядок. В условиях блокады правительство РСФСР принимает решение о срочной достройке Мурманской железной дороги, значение которой особенно возросло в зиму 1920-1921 гг. в связи с замерзанием Архангельского и Петроградского портов. Осознание стратегической значимости края провоцировало страхи перед угрозой внешней агрессии на его территории. Наиболее вероятными противниками, угрожающими безопасности на севере РСФСР, рассматривались Великобритания, с ее мощным боевым флотом, и Финляндия, вынашивавшая агрессивные планы у советской границы.

С целью урегулирования международной обстановки Советское правительство в 1920 г. согласилось на передачу Финляндии района Печенги. Центральная власть начинает создавать на северной окраине РСФСР сравнительно мощный заслон, включавший в себя как военно-морские, так и сухопутные силы. В практике военного строительства на Севере в 1920 г. столкнулись два подхода. С одной стороны, центр попытался превратить Архангельскую губернию, включая и Мурман, в единый стратегический организм, для чего учреждается Беломорский военный округ и восстанавливается военно-морское формирование, получившее название "Морские силы Северного моря". С другой стороны, территория Мурмана в связи с угрозой финского нападения стала местом дислокации 7-й армии, штаб которой, располагаясь в Петрограде, с февраля 1920 г. находился в прямом подчинении Реввоенсовета. Тем самым, уже к лету 1920 г. территория Мурмана оказалась выделенной за счет наложения на нее нескольких военных систем, центры которых находились в Архангельске и Петрограде.

Возрастающий военный статус Мурмана все больше не соответствовал его административному положению в качестве уезда. В 1921 г. Президиум ВЦИК принял решение о создании Мурманской губернии. Отсоединение от Архангельской губернии в реальности означало для Кольского Севера попадание в сферу влияния Петрограда, хотя и с правом установления прямых связей с центром. Тем самым, пространство Европейского Севера было реструктурировано.

Нормализация международной обстановки привела в 1921-1922 г. к отказу от развертывания в крае крупных военных формирований. С восстановлением транспортных коммуникаций Советское государство все более утрачивало интерес и к мурманскому выходу в океан. Данное обстоятельство, как и начало реализации в России принципов новой экономической политики, стали поводом к появлению в 1922 г. предложений о закрытии Мурманской железной дороги "из-за убыточности". Таким образом, в политике центра по отношению к Кольскому Северу наметился доктринальный кризис, который потребовал разработки новой концепции стратегического использования региона.

В пятой главе "Включение Кольского региона в систему долгосрочных стратегических интересов Советского государства (1923-1941)" рассматривается эволюция статуса северной окраины в период интенсивного строительства Советского государства и становления системы его стратегических ориентиров.

Победа, одержанная большевиками в Гражданской войне, вовсе не гарантировала экономического выживания Советской России в мирное время. Переход к развертыванию долгосрочных и широкомасштабных социально-экономических программ вынуждал Советское правительство, с одной стороны, обращаться за помощью к западным странам, а с другой стороны, параллельно этому начинать процесс создания своей собственной, независимой экономики, что предусматривало в первую очередь поиск и освоение ресурсов на всей территории страны, в том числе на самых дальних ее окраинах. Неудивительно, что в этих условиях центр начинает проявлять повышенный ресурсный интерес и к своим северным территориям. На заседании комиссии ГОЭЛРО 22 мая 1920 г. были обозначены перспективы превращения Кольского Севера в развитый промышленный край.

Вместе с тем в начале 20-х гг. у правительства не существовало единой концепции освоения природных богатств Кольского Севера. Один из подходов предполагал фактическое продолжение политики царского правительства по переселению на Мурманский берег жителей Финляндии и развитию с их помощью рыбных промыслов. Центр между тем не принял этого проекта, посчитав возможным вернуться к нему тогда, когда Финляндия "выйдет из состава буржуазно-капиталистических государств и примкнет к красному Интернационалу".

Другой подход рассматривал возможность использования канадского опыта по превращению железных дорог в средство колонизации и хозяйственного подъема пустынных территорий ("канадизация"). Этот проект, оказавшись ближе всего к реальным возможностям государства, был положен в основу принятого 25 мая 1923 г. Положения СТО "О колонизации Карело-Мурманского края". В соответствии с ним, Мурманская железная дорога наделялась определенными правами эксплуатации лесов, недр, вод и других "природных сил и богатств". Притоку рабочей силы в район железной дороги должны были способствовать введенные тем же Положением льготы для лиц, переселяющихся в Карело-Мурманский край. Взятый правительством курс позволил не только предотвратить консервацию Мурманской железной дороги, но и в условиях резко возросшей конкуренции с Петроградским портом со временем значительно увеличить грузооборот Мурманского порта. Вместе с тем опыт "канадизации" оказался малоэффективным способом колонизации и экономического развития Карело-Мурманского края. За время работы железной дороги в качестве "промышленно-транспортного и колонизационного комбината" на Кольском Севере было построено несколько предприятий местного значения. Численность населения края выросла незначительно и составила в 1928 г. 27 тыс. чел.

С середины 20-х гг. параллельно, не останавливаясь, шел поиск новых управленческих схем и решений, основанных на более активном вмешательстве центра в дела своей окраины. Одним из первых симптомов этого процесса стал перевод из Архангельска в Мурманск постоянной базы государственного тралового флота.

Диссертант отмечает, что зарождение нового, индустриального подхода имело прямое отношение к той борьбе, которая развернулась в верхах страны по поводу выбора дальнейших путей для достижения главной цели большевиков - построения социализма. НЭПовская идеология, связанная с поддержкой земледельческих хозяйств, тормозила перераспределение средств на реализацию крупных индустриальных проектов. Это склонило мурманские власти в 1925-1926 г. к поддержке "левой оппозиции". Для колонизационной практики Мурманской железной дороги данная политическая борьба не могла не обернуться все более нарастающим трением в отношениях с центром, поскольку "канадизация" Карело-Мурманского края отражала либеральные, в целом, подходы к освоению Севера, не предъявляющие высоких требований к его темпам.

Проведенный диссертантом контент-анализ статей, напечатанных в официальном органе правления Мурманской железной дороги (журнал "Карело-Мурманский край" и его предшественники), позволил установить, что в зеркале прессы конкуренция двух экономических подходов - "канадизации" и индустриализации - продолжалась в 1927-1930 гг. Причем, появившись в 1927 г., идеи форсированной индустриализации уже в 1929 г. стали безусловно определяющими, что совпало с политикой свертывания НЭПа. Эти изменения совпали с преобразованием в 1927 г. Мурманской губернии в Мурманский округ Ленинградской области.