Становление и развитие провинциального краеведения в России во второй трети XIX – начале ХХ века (на примере Пензенской, Тамбовской и Саратовской губерний)

При изучении проблемы мы придерживались основных методов исторического исследования. Историко-генетический метод, раскрывающий свойства и изменения изучаемой реальности в процессе ее движения и позволяющий охарактеризовать события и личности в их индивидуальности, помог выявить особенности восприятия краеведческих знаний различными исследователями в зависимости от их образовательного уровня и социального происхождения.

Проблемно-хронологический метод позволил проанализировать события по качественным признакам на определенных отрезках времени, следовательно, представленный в диссертации материал является не простой констатацией фактов. Нами дана оценка значимости каждого периода в становлении развитии краеведческих знаний, что особенно важно при анализе историко-краеведческой деятельности ГСК и ГУАК на протяжении 80 лет.

Метод исторического моделирования позволил охарактеризовать различные периоды в работе губернских статистических комитетов и ученых архивных комиссий в ракурсе проявления сущности краеведения, реализации их функций и выяснении социального состава и образовательного уровня членов этих учреждений.

Историко-статистический метод помог определить размеры материальных вложений государства и частных лиц в деятельность ГСК и ГУАК, а также воссоздать типаж провинциального любителя-краеведа.

Для современной историографической ситуации характерно существование значительного количества методологических подходов, связанных с различными идеологическими парадигмами. В связи с этим отметим, что наше исследование носит конкретно-исторический характер. Поэтому использование историко-сравнительного анализа при изучении конкретных фактов и явлений стало основополагающим при определении общего и особенного в становлении и развитии исторического краеведения. Развитие провинциальной исторической науки в исследуемых губерниях рассматривалось в контексте модернизации российского общества, вызвавшей динамику социальных и культурных изменений. Провинциальные научные общества оказывали воздействие на социальную среду, являясь пространством научно-просветительной работы ученых и общественных деятелей, выполняли социальный заказ различных общественных, профессиональных и возрастных групп. Важным подходом в нашем историческом исследовании является критическое отношение к источникам, позволяющее путем анализа и всестороннего сравнения выявить противоречия и найти позитивную информацию, которая возможно неочевидна или даже искажена в результате субъективного отражения реальности.

Методика представленного исследования может быть охарактеризована как системная и комплексная. Системность в данном случае означает рассмотрение краеведения последовательно в каждом периоде его развития и как части более сложных систем - общественной жизни, науки, образования, и как самостоятельной структуры со своими внутренними подразделениями. Комплексность состоит в выявлении и использовании практически всех относящихся к теме источников и литературы, определении взаимосвязи и взаимозависимости всех компонентов краеведения. Комплексный принцип в методике исследования позволил совместить и использовать данные и общеисторические, и прикладных исторических наук. Важным для данного исследования стал метод качественного анализа, позволивший сравнить состояние историко-краеведческой деятельности в Пензенской, Саратовской и Тамбовской губерниях на различных этапах ее развития.

Применение указанных принципов, методов и подходов к изучению поставленной проблемы позволило в значительной мере преодолеть методологические трудности и разрешить основные задачи исследования.

Определение роли ГСК, ГУАК и Русской православной церкви в формировании краеведческих знаний невозможно без включения в исследование таких ключевых понятий, как «краеведение», «провинциальное краеведение» и «провинциальная историческая наука».

Термин «краеведение» закрепился в языке науки и общественной жизни лишь в начале ХХ в. Причем он трактуется по-разному: «краеведение - изучение какого-либо края или отдельных местностей, районов со стороны их природы, истории, экономики, быта и т. п.» Словарь русского языка. - М., 1958. - Т. 2. - С. 155. ; «краеведение - всестороннее изучение определенной части страны (края, области, района, города, села) преимущественно силами местного населения…» Большая советская энциклопедия. - М., 1953. - Т. 23. - С. 192.; «краеведение есть комплекс научных дисциплин, различных по содержанию и частным методам исследования, но ведущих в своей совокупности к научному и всестороннему познанию края…» Барков, А. С. Вопросы методики и истории географии / А. С. Барков. - М., 1961. - С. 80.. Но наиболее емко, на наш взгляд, раскрыл этот термин С. О. Шмидт: «Краеведение - не только способ освоения исторического опыта, это - и отбор, а зачастую и усовершенствование того, что выдержало испытание временем. Потому-то краеведение определяет как характер освоения прошлого, так и способ переустройства настоящего. Оно помогает выявить конкретные (в условиях данной местности, исходя из местных традиций) направления движения в будущее» Шмидт, С. О. От редактора / С. О. Шмидт // Историческое краеведение. - С. 3.. Вплоть до недавнего времени данный термин применялся в уничижительной форме, обозначавшей донаучную форму познания.

В понятие «провинциальное краеведение» мы вкладываем весь комплекс краеведческих исследований (исторических, историко-культурных, естественно-географических), практическую работу (охранительную, музейную, преподавательскую), а также деятельность краеведческих учреждений, организаций и обществ вне столичных городов (Москва и Санкт-Петербург).

В нашем исследовании также использовался термин «провинциальная историческая наука», под которым мы понимаем всю совокупность исторических исследований определенной (не столичной) губернии (губерний) или области (областей) в различные исторические периоды. Это понятие несколько шире понятия «историческое краеведение», поскольку в него наряду с исследованиями любителей-краеведов мы включаем труды и профессиональных историков (не зависимо от места их проживания) о той или иной губернии или области, в частности о Пензенской, Саратовской и Тамбовской губерниях.

Хронологические рамки исследования охватывают период с 1830-х гг. по 1918 г. В качестве исходного рубежа взят период создания большинства ГСК. Так, Пензенский губернский статистический комитет был открыт в 1835 г., а Саратовский и Тамбовский комитеты - годом позже. ГСК стали первыми официальными краеведческими учреждениями в России, поэтому время их создания послужило отправной точкой в нашем исследовании. Верхней границей хронологических рамок избран 1918 г., когда в результате революционных событий ситуация в стране кардинально изменилась. Декретом Совнаркома «О реорганизации и централизации архивного дела в РСФСР» от 1 июня 1918 г. ГУАК фактически прекратили существование. Функционирование двух основных типов историко-краеведческих учреждений - ГСК и ГУАК - послужило хронологическим ориентиром в нашем исследовании.

Территориальные границы исследования ограничены тремя губерниями: Пензенской, Саратовской и Тамбовской, территория которых ныне входит в состав семи субъектов Российской Федерации - Пензенской, Саратовской, Тамбовской, Липецкой, Рязанской, Волгоградской областей и Республики Мордовия.

В связи с этим целесообразно оговорить некоторые вопросы терминологии и принцип выбора территориальных рамок исследования, которыми мы руководствовались. Прежде всего, необходимо заметить, что мы не принимаем сложившегося в пензенской исторической науке районирования, которое традиционно выделяло регион, состоявший из Пензенской, Симбирской и Самарской губерний, так как оно основано на историко-экономических связях. В контексте поднятой нами проблемы районирование территории России по историко-культурному признаку является более объективным. На наш взгляд, оно имеет несколько уровней. Первый уровень - придание столице особого статуса и ее выделение из остальной России. Он нашел яркое выражение в термине «провинция».

В последнее время в научной литературе стал употребляться более нейтральный термин «регион». Он используется для обозначения объединения нескольких административно-территориальных единиц.

Понятие «локальный» раскрывается как местный, отнесенный к определенному месту, как ограничение места действия, распространение какого-либо явления, процесса. Обозначение явления «локальным» говорит о том, что за пределами данной местности (несколько деревень, районов области) это явление больше не встречается.

Однако из всех понятий первого уровня именно слово «провинция» стало одним из основных образных понятий, выражающих строение, «рельеф» российского социально-географического и историко-культурного пространства. Под «провинциальным» мы подразумеваем не оценочную характеристику, а то что не относится к столицам. Как и С. О. Шмидт, мы не отождествляем термин «провинция» с термином «региональный» См.: Шмидт, С. О. Вступительное слово / С. О. Шмидт // Российская провинция XVIII - ХХ веков: реалии культурной жизни. - Пенза, 1996. - Кн. 1. - С. 11.. Последний может распространяться и на столицы («Московский» и «Петербургский» регионы) и обычно имеет первенствующим признак собственно географический, а не социокультурный. Помимо того выявление особенностей провинциальной исторической науки предусматривает изучение не только региональных особенностей, но и локальных. Таким образом, провинция включает в себя и региональные, и локальные особенности, поэтому данный термин используется в качестве ведущего в нашем исследовании.

Вторым немаловажным уровнем районирования являются критерии объединения тех или иных территорий страны. Прежде всего, исследователи за основу берут экономико-географический опыт деления России. В роли критериев здесь фигурируют естественно-исторические, хозяйственные или земледельческие признаки, в меньшей степени географические или территориальные. Однако при изучении историко-культурных проблем такое районирование себя не оправдывает, например Пензенская область в данном научном контексте, не в меньшей, а в некоторых случаях и большей степени тяготеет к Тамбовской и Саратовской областям.

Источниковой базой исследования являются как опубликованные материалы, так и неопубликованные источники, выявленные в фондах центральных и местных архивов, библиотеках и музеях.

Всю совокупность использованных источников можно разделить на следующие пять основных групп. К первой мы относим комплексы архивных материалов, образовавшиеся в результате деятельности губернских статистических комитетов, губернских ученых архивных комиссий, Центрального статистического комитета, Археологической комиссии, Департамента народного просвещения, а также крупных научных обществ - Русского географического, Московского археологического, Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете и др.

В своей работе мы использовали документы фондов: в Российском государственном историческом архиве (РГИА) - Центрального статистического комитета МВД (ф. 1290), Департамента народного просвещения (ф. 733), Департамента общих дел МВД (ф. 1284), Государственной думы I, II, III и IV созывов (ф. 1278); Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) - Экономические примечания к Генеральному межеванию (ф. 1355); Архиве Санкт Петербургского Института истории Российской академии наук (Архив СПб ИИ РАН) - Археологической комиссии (ф. 1), Третьего стола Департамента общих дел МВД (ф. 6.); Петербургском отделении Архива Российской академии наук (ПОА РАН) - Историко-филологического отделения (ф. 2), переписки Российской академии наук с МВД (ф. 133); в Центральном государственном историческом архиве г. Москвы (ЦГИА г. Москвы) - Московского археологического общества (ф. 454).

Выявленные в центральных архивах материалы были дополнены документами местных учреждений, находящихся в фондах государственных архивов Пензенской (ГАПО), Саратовской (ГАСО) и Тамбовской (ГАТО) областей. Наибольшей информативностью отличались фонды губернских статистических комитетов (ГАПО, ф. 9, Пензенский губернский статистический комитет; ГАСО, ф. 421, Саратовский губернский статистический комитет; ГАТО, ф. 63, Тамбовский губернский статистический комитет) и губернских ученых архивных комиссий (ГАПО, ф. 131, Пензенская губернская ученая архивная комиссия; ГАСО, ф. 407, Саратовская губернская ученая архивная комиссия; ГАТО, ф. 178, Тамбовская губернская ученая архивная комиссия). Эти фонды отражают многообразную научную и издательскую деятельность названных учреждений. Помимо регулярной протокольной и отчетной документации, списков членов, финансовой отчетности, трудов провинциальных историков, материалов о составе библиотек и музеев мы находим здесь обширную и содержательную текущую переписку с другими статкомитетами и учеными архивными комиссиями, а также научными обществами, учреждениями и профессиональными историками - членами комитетов и комиссий. Однако следует заметить, указанные фонды имеют разную степень сохранности, что соответственно влияет на их информативность, а следовательно, освещение нами той или иной темы.

Некоторые вопросы поднятой проблемы отражены в следующих фондах: провинциальных учебных заведений - дирекции народных училищ Пензенской губернии (ГАПО, ф. 81), Пензенской духовной семинарии (ГАПО, ф. 21), Саратовской духовной семинарии (ГАСО, ф. 12); провинциальных государственных учреждений - канцелярии пензенского губернатора (ГАПО, ф. 5), старшего чиновника особых поручений при пензенском губернаторе (ГАПО, ф. 7), канцелярии саратовского губернатора (ГАСО, ф. 1.), канцелярии губернатора Тамбовской губернии (ГАТО, ф. 4), тамбовского губернского предводителя дворянства. Тамбовского губернского дворянского депутатского собрания (ГАТО, ф. 161); краеведческих учреждений Русской православной церкви - Пензенского церковного историко-археологического и статистического комитета (ГАПО, ф. 269), епископов саратовских и царицынских (ГАСО, ф. 1132), Козловского Троицкого мужского монастыря (ГАТО, ф. 212).

Изучение поставленной проблемы невозможно без использования материалов личных фондов членов ГУАК. В частности, нами исследованы документальные комплексы, связанные с бывшим в 1890-е гг. правителем дел СУАК В. Н. Смольяниновым (отдел письменных источников Государственного исторического музея (ОПИ ГИМ), ф. 7.), членом-учредителем СУАК А. И. Шахматовым (ГАСО, ф. 660), председателем ПУАК В. Х. Хохряковым (ГАПО, ф. 132) и председателем ТУАК А. Н. Норцовым (ГАТО, ф. 153).

Создание и функционирование ГСК и ГУАК невозможно понять без обращения к законодательным документам Российской империи, которые мы относим ко второй группе источников. Основная масса этих источников сосредоточена в Полном собрании законов Российской империи и Своде законов Российской империи См.: Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. - СПб., 1830. - Т. 1 - 45; Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. - СПб., 1830 - 1884. - Т. 1 - 55; Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Павловича составленный. - СПб., 1832. - Т. 1 - 15. , а также «Журнале Министерства внутренних дел».

Ценным источником по формированию исторической науки в российской провинции исследуемого периода является третья группа - большой комплекс опубликованных документов: годовых отчетов и протоколов заседаний ГСК и ГУАК. Изданные отдельными тиражами в 50 - 150 экземпляров или в периодических изданиях этих учреждений, такого рода «Отчеты» и «Протоколы» дают наглядную картину развития научно-исторических знаний в Пензенской, Саратовской и Тамбовской губерниях.

Четвертую обширную группу источников составляют периодические издания ГСК и ГУАК: «Памятные книжки», «Справочные книги», «Адрес-календари», «Сборники ГСК», «Труды ГУАК» или «Известия ГУАК». Оценивая в целом периодические издания ГСК и ГУАК, можно сказать, что они позволяют проследить процессы, связанные с функционированием этих учреждений. Помимо протоколов и отчетов в них иногда публиковались описи архивных дел, документы, признанные наиболее значительными (в основном в изданиях ГУАК), статьи по вопросам истории своей или соседних губерний. Указанные публикации дают возможность рассмотреть процесс формирования провинциальной исторической науки и определить направления научных поисков членов этих учреждений, что делает их своеобразными краеведческими комплексами, ценность которых сегодня трудно переоценить. Близкими к ним по тематике историко-краеведческих работ и часто авторскому составу являются «Губернские ведомости» и «Епархиальные ведомости», которые также активно использовались в нашем исследовании. При выяснении некоторых проблем организации, правового и материального положения ГСК и ГУАК, а также анализе отдельных публикаций некоторых членов этих учреждений нами широко использовались центральные периодические издания: «Журнал Министерства государственных имуществ», «Известия императорского русского Археологического общества», «Живая старина», «Исторический вестник», «Русский архив», «Вестник археологии и истории», «Русская старина», «Древняя и новая Россия», «Русское обозрение», «Вестник Европы», «Московский телеграф», «Северная пчела» и «Отечественные записки».

К пятой самостоятельной группе источников следует отнести работы провинциальных историков по различным историко-краеведческим направлениям, которые мы также широко использовали в своем исследовании.

Критический анализ разнообразных источников, привлеченных для рассмотрения данной темы, дает основание для объективной интерпретации исторических фактов и осмысления причинно-следственных связей изучаемого периода.

Научная новизна исследования определяется тем, что представленная диссертация является первым комплексным исследованием историко-краеведческой деятельности ГСК, ГУАК и Русской православной церкви в контексте модернизации Российской империи. Впервые сделана попытка обобщения научных и организационных аспектов в становлении и развитии ГСК и ГУАК в Пензенской, Саратовской и Тамбовской губерниях. Исследование содержит материал об их участии в осуществлении архивной реформы, археологического, этнографического изучения и охраны памятников истории и культуры в российской провинции. Охарактеризованы основные тенденции в развитии этих явлений и процессов, проанализированы их типология и связь с развитием исторической науки в целом. Изучен механизм взаимодействия ГСК и ГУАК, а также с администрацией и различными социальными группами, с научными обществами и институтами общероссийского уровня. Предлагаются анализ работ и автобиографические данные наиболее выдающихся краеведов второй трети XIX - начала ХХ в. Сделаны выводы об основных тенденциях в развитии провинциальной исторической науки выбранного региона, представлены общие и специфические черты в формировании и функционировании статкомитетов и ученых архивных комиссий Пензы, Саратова и Тамбова. В диссертации использованы новые подходы и принципы изучения исторического прошлого, что позволяет создать более полную картину деятельности изучаемых учреждений.

Научно-практическая значимость данной работы определяется возможностью использования ее результатов для дальнейшего изучения широкого спектра проблем российской истории второй половины XIX - начала ХХ в., а также проблем отечественной культуры. Материалы диссертации могут быть использованы в учебном процессе в высших и средних учебных заведениях при чтении лекций, проведении семинарских занятий, разработке спецкурсов, спецсеминаров, тематики дипломных и курсовых работ, а также при проведении историко-краеведческих конференций и научных семинаров для учителей истории, повышающих квалификацию. Результаты исследования представляют интерес для разработки современной концепции историко-краеведческого движения.

На защиту выносятся следующие основные положения, в которых нашла отражение научная новизна диссертационного исследования.

1. Формирование провинциального краеведения в России началось с объединения провинциальной интеллигенции, разночинной по происхождению, в весомую социальную группу, объединенную общими мировоззренческими установками. В ее составе появились историки-любители, консолидирующиеся в каждой губернии вначале вокруг ГСК, а затем - ГУАК.

2. Законотворческая деятельность правительства привела к качественным изменениям в историко-краеведческой работе ГСК. До 1880-х гг. они были единственными учреждениями в России, вокруг которых формировалась провинциальная интеллигенция.

3. ГУАК появились в ходе продолжительного и сложного процесса создания в России системы историко-архивных учреждений. Созданию комиссий предшествовала длительная работа местных краеведов по сбору исторических источников, изучению истории края и пропаганде историко-краеведческих знаний. Организационными центрами этой работы были губернские статистические комитеты.

4. Существенным тормозом в деятельности ГСК и ГУАК было тяжелое финансовое положение, улучшить которое не смогли ни центральные, ни местные власти, ни меценаты.

5. В процессе историко-краеведческой деятельности ГСК и ГУАК в их среде сложились устойчивые научные интересы и были выработаны определенные научные задачи, степень решения которых была неоднозначной в каждой из исследуемых губерний.

6. Благодаря умелой координации секретарями ГСК и председателями ГУАК исследовательской работы осуществлялась подготовка кадров профессионалов-краеведов.

7. Издательская деятельность ГСК и ГУАК заключалась в публикации материалов об их текущей деятельности (протоколы, отчеты), в формировании неофициального отдела «Губернских ведомостей», в создании новых типов периодических провинциальных научных изданий - «Памятных книжек», «Адрес-календарей», «Сборников», «Трудов», «Известий», заполненных историческими, археологическими, этнографическими и другими работами местных авторов (зарождалась массовая провинциальная научная литература).

8. Церковно-краеведческие учреждения начали создаваться в России в середине XIX столетия, но попытки административными мерами подтолкнуть духовенство к развернутой краеведческой работе не увенчались успехом. Большинство священников в силу своего образовательного уровня, интеллектуального потенциала и интересов были не готовы к такой работе. Массовый характер этот процесс получил лишь на рубеже XIX - ХХ вв.

9. Охрана памятников старины в России во второй половине XIX в. (особенно в провинции) заключалась в коллекционировании и научном описании материалов историко-культурного значения, а также составлении списков зданий и сооружений, являвшихся памятниками истории и культуры. Положительный момент - составление губернских археологических карт и создание историко-краеведческих музеев.

10. Труды провинциальных историков по сей день не востребованы в той степени, которой они заслуживают, массив созданных и опубликованных в провинции исторических, археологических и этнографических источников до сих пор не использован в полной мере исторической наукой.

Апробация работы. Результаты данного исследования используются в учебном процессе учреждений системы высшего профессионального образования: разработана тематика дипломных и курсовых работ, читается спецкурс, проводятся спецсеминары. Основные положения диссертации были изложены на международных, всероссийских, межрегиональных, областных и межвузовских конференциях: на Международной научной конференции, посвященной 75-летию со дня рождения В. Ф. Генинга (Ижевск, 28 - 30 марта 2000 г.), VI Всемирном Конгрессе по изучению Центральной и Восточной Европы (Тампере, Финляндия, 29 июля - 3 августа 2000 г.); всероссийской научной конференции «Российская провинция XVIII - ХХ вв.: реалии культурной жизни» (Пенза, 25 - 29 июня 1995 г.), III Всероссийской научной конференции «В. О. Ключевский и проблемы российской провинциальной культуры и историографии» (Пенза, 25 - 26 июня 2001 г.), IV Всероссийской научной конференции «В. О. Ключевский в истории науки и культуры» (Пенза, 29 мая - 1 июня 2006 г.), Первых всероссийских краеведческих чтениях, посвященных 85-летию С. О. Шмидта (Москва, 16 - 17 апреля 2007 г.), Вторых всероссийских краеведческих чтениях (Москва, 26 - 27 мая 2008 г.); межрегиональной конференции историков-аграрников Среднего Поволжья «Крестьянство и власть» (Саранск, 21 - 23 мая 2003 г.), межрегиональной конференции «Историко-культурное развитие народов Среднего Поволжья: традиции и инновации» (Саранск, 16 - 18 марта 2004 г.); межрегиональной научной конференции «VII Сафаргалиевские чтения» (Саранск, 2003 г.), межрегиональной научной конференции «Краеведение и архивное дело в российской провинции: исторический опыт и перспективы развития, посвященной 120-летию Саратовской губернской ученой архивной комиссии» (Саратов, 5 - 6 декабря 2006 г.); областной научной конференции «Пензенское краеведение: опыт, перспективы развития» (Пенза, 7 - 8 октября 2004 г.), областных научно-практических конференциях «Идеалы и реальности культуры российского города» (Пенза, 2002 - 2005 гг.), областной научно-практической конференции «Земля родная» (Пенза, 22 ноября 2002 г.); межвузовских научно-практических конференциях «Лебедевские чтения» (Пенза, 2001 - 2007 гг.).

СТРУКТУРА И ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Структура диссертации подчинена исследовательской логике и состоит из введения двух разделов, шести глав, заключения, библиографического списка и приложения.

Во введении обосновываются актуальность, теоретико-методологическая база и научная значимость темы, ее территориальные и хронологические рамки, даются анализ историографии и обзор источников, ставятся цели и задачи исследования, формулируются выносимые на защиту положения.

Первый раздел «Общественно-политические предпосылки возникновения краеведческого движения в России» посвящен становлению российской провинциальной исторической науки, деятельности Пензенского, Саратовского и Тамбовского статистических комитетов, а также социальному составу и образовательному уровню историков российской провинции.

В первой главе этого раздела «Основные проблемы становления исторической науки в российской провинции» рассматривается роль провинциальной интеллигенции, разночинной по происхождению, в формировании историков-любителей, которые первоначально консолидировались вокруг губернских статистических комитетов, а затем - губернских ученых архивных комиссий. Идейное воздействие народничества на этот круг людей выразилось, прежде всего, в их обращении к истории, археологии и этнографии той местности, где они проживали. Поэтому происходило обновление тематики краеведческих исследований. Интересы русской провинциальной интеллигенции нашли яркое отражение в деятельности замечательного русского историка той эпохи А. П. Щапова. Созданная им концепция «областничества» послужила теоретическим обоснованием для занятий местной историей многих историков-любителей.

Первые опыты историко-краеведческих описаний в диссертации представлены исследованиями С. А. Березнеговского (Тамбовская губерния), А. Ф. Леопольдова (Саратовская губерния), Н. В. Прозина (Пензенская губерния). Их работы не являлись в прямом смысле этого слова историческими произведениями и носили скорее прикладной характер. Тем не менее их наличие свидетельствовало о нарастающем интересе к региональной истории и отражало процесс накопления исторической информации.

Правовая база ГСК формировалась на протяжении 30 лет. В конечном счете эти учреждения стали систематически заниматься историко-краеведческой работой и до 1880-х гг. были единственными в России, где концентрировалась провинциальная интеллигенция.

Церковно-краеведческие учреждения начали создаваться в России в середине XIX столетия, но попытки административными мерами подтолкнуть духовенство к развернутой краеведческой работе были заранее обречены на провал. Большинство священников в силу своего образовательного уровня, интеллектуального потенциала и интересов были не готовы к такой работе.

Массовый характер этот процесс получил лишь на рубеже XIX - ХХ вв. Успех церковно-краеведческой деятельности во многом зависел от организации краеведческого дела в провинции. Пока между светской и церковной властью шла борьба за приоритетное право охраны церковных памятников, в епархиях, создавались церковно-археологические учреждения, которые эти памятники охраняли, изучали, описывали. Часто они появлялись под влиянием центра, как, например, в Тамбове в 1912 г. Однако иногда они возникали и по инициативе отдельных лиц, поэтому личностный фактор играл здесь не последнюю роль. Такие организации имели определенный юридический статус в форме уставов, которые были написаны с опорой на законодательные акты Святейшего Синода. Благодаря деятельности этих учреждений стали известны работы новых авторов из числа приходских священников, учащихся семинарий и местной интеллигенции, созданы древлехранилища (музеи) и библиотеки.

К сожалению, работа церковно-краеведческих учреждений была не длительной. В годы Первой мировой войны она была свернута, так как духовенство стало больше уделять внимания благотворительной деятельности: сбору средств для нужд действующей армии, поддержке семей фронтовиков, оказанию помощи раненым. Научные проблемы отошли на второй план. Например, в 1917 г. деятельность Тамбовского церковно-археологического комитета фактически была прекращена, а в 1918 г. органы советской власти официально его закрыли. О судьбе Пензенского историко-археологического и статистического комитета известно лишь то, что он работал до 1913 г. Документов более позднего периода не сохранилось. О Саратовском церковном комитете вообще не сохранилось сведений. Однако в целом их роль в изучении церковной истории и охране памятников старины нельзя недооценивать.

Вторая глава «Историко-краеведческая деятельность Пензенского, Саратовского и Тамбовского статистических комитетов во второй половине XIX - начале ХХ века» посвящена историко-краеведческой работе этих учреждений.

Начиная с 1830-х гг. ГСК постепенно становились центрами научно-исторической деятельности в российской провинции. Из местных любителей-историков сформировался круг постоянных исследователей - авторов провинциальных изданий. Определились тематика и проблематика краеведческих работ, которая включала в себя следующие направления: изучение древнейшей истории определенной губернии, ее заселение и хозяйственное освоение, промышленное развитие, народные движения, время основания губернских центров, этнографическое изучение края. Большое значение имела широкая археографическая деятельность местных историков-любителей по сохранению архивных материалов, организации при статкомитетах, а затем при ученых архивных комиссиях губернских исторических архивов. Зародилась краеведческая библиография, были опубликованы первые библиографические указатели литературы о родном крае. Все это в совокупности позволило нам утверждать, что к середине 1880-х гг. историческое краеведение сформировалось в самостоятельную отрасль знаний. Если в 1850 - 1860-х гг. изучение прошлого исследуемых нами губерний было в числе прочих достопримечательностей края, то в конце 1860-х - 1870-е гг. краеведов стал интересовать определенный период в истории края. В 1880-е гг. они уже четко стали фиксировать внимание на историческом прошлом региона, в этом смысле далее всех продвинулись саратовские краеведы, так как они могли использовать опыт профессиональных историков - Д. Л. Мордовцева и сосланного в Саратов Н. И. Костомарова. Мнение же многих исследователей о низком качестве публикаций ГСК, на наш взгляд, не совсем верное.

В археологических исследованиях Пензенский, Саратовский и Тамбовский ГСК опирались на методическую помощь центральных археологических учреждений (в первую очередь Московского археологического общества и Археологической комиссии), т. е. вели по их программам, включавшим наряду с раскопками обязательный сбор данных и составление археологических карт губерний, создание археологических коллекций и открытие местных музеев, издание историко-археологических работ по местной тематике. В формировании же кадрового состава провинциальных историков и археологов исключительно важная роль принадлежала археологическим съездам, организуемым Московским археологическим обществом.

Основными направлениями этнографической деятельности губернских статистических комитетов было: участие в работе центральных научных обществ и учреждений (прежде всего Русского географического общества), которое нашло отражение в сборе по присланным программам и вопросникам первичного этнографического материала; участие в научных выставках с экспонированием на них этнографических коллекций и других материалов своих губерний; широкая просветительная работа в виде публикаций в провинциальных изданиях этнографических статей и материалов разного уровня - от простых «описаний» до серьезных научных трудов, а также источников по этнографии местного края; формирование любителей-этнографов из представителей духовенства, учителей, врачей, юристов и чиновников.

Издательская деятельность ГСК включала в себя: публикацию материалов о текущей деятельности статкомитетов (протоколы, отчеты); формирование неофициального отдела «Губернских ведомостей»; создание новых типов периодических провинциальных научных изданий - «Памятных книжек», «Адрес-календарей» и «Сборников», в которых наряду с официальной информацией публиковались исторические, археологические, этнографические и другие работы местных авторов; формирование круга авторов из местных любителей старины; публикация уникальных по научной значимости краеведческих источников и работ; создание научно-краеведческих библиотек.

Сравнивая издательскую деятельность Пензенского, Саратовского и Тамбовского ГСК, можно сказать, что в 1860-е гг. самое незначительное количество краеведческих публикаций приходилось на Пензенскую губернию. Однако в 1880-е гг. положение изменилось к лучшему, и разницы в количестве подобных публикаций уже не наблюдалось.

Деятельность ГСК по охране памятников старины в России во второй половине XIX в. заключалась в коллекционировании и научном описании материалов историко-культурного значения, а также составлении списков зданий и сооружений являвшихся памятниками истории и культуры. Эти мероприятия на местах проводились чаще всего по заданию из центра и гораздо реже по указанию губернских властей. На наш взгляд, такая деятельность не была успешной. Кроме составления списков дело чаще всего дальше не шло.

В третьей главе «Историки в российской провинции второй половины XIX - начала ХХ века» рассмотрены социальный состав и образовательный уровень краеведов Пензенской, Саратовской и Тамбовской губерний, а также представлена характеристика научного наследия некоторых из них.

Организаторами краеведческих исследований на местах по праву считались секретари ГСК. Лучшие из них сумели объединить разрозненных представителей провинциальной интеллигенции - любителей местной старины - в деле изучения истории родного края. Помимо этого секретари ГСК помогали им публиковать материалы в провинциальных периодических изданиях, инициировали многие значительные исторические исследования в крае. Причем сами находились в гуще исследовательской работы. Труд не всех секретарей был равнозначным, мы приводим в качестве примера деятельность трех, на наш взгляд, лучших секретарей - В. П. Попова (Пенза), А. И. Соколова (Саратов) и И. И. Дубасова (Тамбов). Сравнивая их краеведческую деятельность, можно сказать, что наибольшей оригинальностью, научностью и решением поставленных исследовательских задач отличался И. И. Дубасов.

Секретари активно участвовали в общероссийских научных форумах - археологических съездах и научных выставках. Во второй половине XIX в. благодаря умелой координации секретарями статкомитетов исследовательской работы осуществлялась своеобразная профессионализация актива губернских статистических комитетов. Из обычных любителей старины вырастали кадры профессионалов-краеведов, ставших костяком губернских ученых архивных комиссий и различных обществ по изучению местного края. Уже в начале ХХ в., когда почти повсеместно были открыты губернские ученые архивные комиссии, научная и культурная значимость должности секретаря статкомитета в губернии снизилась, так как выросла плеяда самостоятельных исследователей, не нуждавшихся более в опеке и координации их деятельности. Уникальная миссия секретаря комитета была на этом в значительной мере выполнена. Губернские статистические комитеты превратились в органы сугубо административной статистики с ординарным чиновником во главе.

В российской провинции второй половины XIX - начала XX в. белое духовенство было значительной культурной силой. Достаточно характерной для того периода является фигура сельского священника, историка и этнографа-любителя, библиографа, члена губернского статистического комитета.

Гуманитарное образование, общественный подъем 1860-х гг., наличие постоянных организационных краеведческих центров в виде ГСК и «Епархиальных ведомостей», нацеленность краеведческих материалов в местной печати на деятельного читателя, стремление к большей личностной реализации, желание выйти из привычного круга занятий, влияние передовой литературы - таковы, думается, основные предпосылки обращения многих десятков приходских священников во второй половине XIX в. к занятию историей и этнографией родного края. Именно священнослужители, а, например, не купцы или мещане, уже в 1860-е гг. оказывали повсеместную поддержку научной деятельности статистических комитетов.

Явление это было социально обусловленным: в селе функции официального историка, регистратора событий внутри небольшой общности людей возлагались именно на священника. Существование церковного архива, ведение метрических и исповедных книг, составление клировых ведомостей делало этих людей своеобразными генеалогами поневоле, сопричастными ходу истории, позволяло им свободно ориентироваться в прошлом. Будучи своими в тесном сельском мирке, они одновременно были отстранены от него своим положением, образованием и могли взглянуть на привычные крестьянские занятия с точки зрения этнографа.

Именно эта среда приходского духовенства в условиях провинциальной России XIX в. создала благоприятные условия для формирования исторического сознания. В то же время в этой среде можно почерпнуть немало примеров косности, неприятия нового, духовной лени, неспособности к элементарному описанию, т. е. простая принадлежность к духовному сословию никого автоматически в историка-любителя не превратила. Помимо указанных нужен был ряд факторов субъективного характера. Все же русскую историю в XIX - начале XX в. и в центре и на местах писали поповичи со всеми вытекавшими отсюда последствиями.

Из среды образованного чиновничества чаще всего выходили руководители и организаторы научных исследований в российской провинции. Из учительства, которое было более многочисленным, вышли краеведы-исследователи, совершенствовавшиеся в течение многих лет в своей научной работе. Если духовенство сравнивать с учительством, то можно сказать, что первое было собирателем первичного архивного, археологического и этнографического материала, а второе - в большей степени аналитиком. Поэтому лучшие учителя становились историками-профессионалами пусть не по роду основной служебной деятельности, а в силу личной увлеченности, талантливости и многолетнего самообразования. Также как чиновники и учителя, любители-краеведы из юристов и медицинской среды все свободное время посвящали краеведческим исследованиям. Эти энтузиасты краеведения собрали огромный источниковый материал. Благодаря их усилиям для исторической науки были сохранены ценнейшие исторические документы. Некоторые из них после сбора и сохранения архивного материала постепенно переходили к анализу полученных данных, хотя не всегда удачному. По нашему глубокому убеждению, без их самоотверженного труда не состоялось бы сегодняшнее историческое краеведение.

Под влиянием профессиональных историков, таких, как Н. И. Костомаров, Д. Л. Мордовцев, Г. И. Перетяткович и П. Н. Черменский, работавших в Саратове и Тамбове на рубеже XIX - ХХ столетий, работы краеведов-любителей стали отличаться использованием большого количества архивных источников, критическим пересмотром и обновлением источниковой базы местной историографии, углублением и дифференциацией исторической тематики. Появились работы, посвященные узким проблемам истории, экономики, культуры, образования, церкви, местной литературы и искусства. Традиционные темы провинциальной историографии по истории городов и административного управления краем, биографии выдающихся местных деятелей стали выполняться на качественно ином уровне по сравнению с предыдущим периодом. Внешнее оформление и уровень написания многих работ (обзор источников, оформление сносок, комментарии, вспомогательные именные и географические указатели, документальные приложения) стали приближаться к научному уровню работ университетских ученых-историков того времени.

Второй раздел «Тамбовская, Саратовская и Пензенская губернские ученые архивные комиссии» посвящен истории создания, финансовому и правовому положению, научным и организационным связям ГУАК, их деятельности по формированию исторических архивов, изучению и охране памятников истории.

В первой главе «Создание и функционирование губернских архивных комиссий (1884 - 1918 гг.)» рассмотрены предпосылки образования губернских архивных комиссий и их организационная структура. Этот процесс не был случайным, спорадическим явлением. ГУАК появились в ходе продолжительного и сложного процесса создания в России системы историко-архивных учреждений. Открытию комиссий предшествовала длительная работа местных краеведов по сбору исторических источников, изучению истории края и пропаганде историко-краеведческих знаний. Организационными центрами этой работы были губернские статистические комитеты. Так, при непосредственном участии выдающегося российского археографа и источниковеда, инициатора создания ГУАК Н. В. Калачова первой из исследованных нами комиссий в 1884 г. открывается Тамбовская ученая архивная комиссия, в 1886 г. - Саратовская и в 1901 г. - Пензенская.

ГУАК имели статус полуофициальных организаций, так как, во-первых, были созданы не в обязательном порядке, по директиве сверху, а по предложению губернаторов; во-вторых, ГУАК не имели регулярного и полного государственного финансирования; в-третьих, работа членов комиссий не оплачивалась, а выполнялась на общественных началах. В то же время деятельность комиссий протекала в достаточно жестких рамках, определенных официальными документами, курировалась Министерством внутренних дел и Министерством народного просвещения.

Кадровый состав комиссий состоял из представителей различных общественных слоев. Но наряду с социальным цензом отсутствовал и образовательный, что негативно отражалось на их работе. Острый дефицит квалифицированных специалистов был свойствен всем губернским ученым архивным комиссиям. Исключение здесь составляла Саратовская комиссия, привлекавшая к своей работе профессиональных историков.

Самой острой проблемой для всех исследованных нами комиссий на протяжении всей их истории было финансовое обеспечение. Не случайно сразу после открытия Тамбовской ученой архивной комиссии ее первый председатель И. И. Дубасов писал: «Что касается денежных средств, то комиссия наша совсем их не имеет и вопрос об изыскании их остается открытым» ГАТО, ф. 178, оп. 1, д. 1, л. 1.. Не имея стабильных доходов, комиссии были вынуждены довольствоваться нерегулярными поступлениями от местных властей и министерств, эпизодическими частными пожертвованиями и незначительной суммой членских взносов. Подобное положение вызвало комплекс проблем организационного и исследовательского плана, нерешенность которых комиссии ощущали вплоть до конца своего существования.

Одной их главных проблем для Тамбовской и на начальном этапе для Саратовской комиссии было отсутствие необходимых помещений. Для Пензенской комиссии такой проблемы не существовало изначально, а для Саратовской комиссии она исчезла в 1911 г., после пожертвования члена-основателя комиссии А. А. Тилло в ее пользу своего дома.

Исследовательскую работу каждой комиссии наиболее ярко характеризует издательская деятельность. В этом направлении из трех комиссий несомненное лидерство принадлежит ТУАК, издавшей 58 томов «Известий Тамбовской ученой архивной комиссии». По количеству изданий она занимала второе место в России, уступая лишь Тверской. К «середнячкам» можно отнести Саратовскую комиссию, опубликовавшую 33 тома «Трудов Саратовской ученой архивной комиссии», и явным аутсайдером была Пензенская ученая архивная комиссия с 3 томами «Трудов Пензенской ученой архивной комиссии».

Такая же картина наблюдается и с библиотеками при ГУАК. Самая большая библиотека (несмотря на отсутствие постоянного помещения) принадлежала Тамбовской комиссии (более 46 тыс. томов), среднюю позицию также занимали саратовцы (около 10 тыс. томов), и наименьшее количество книг было у Пензенской комиссии (5 тыс. томов). Подобное положение мы объясняем двумя причинами. Первая причина - в Пензе комиссия была создана гораздо позже остальных. Вторая причина - отсутствие там такого количества высокообразованных членов комиссии, которые работали в Тамбове и Саратове.

Научные связи Тамбовской, Саратовской и Пензенской комиссий выражались в выявлении и обмене между собой и с другими ГУАК архивными материалами, в публикации на страницах собственных изданий статей и заметок сотрудников других комиссий, обмене печатной продукцией, проведении совместных археологических исследований. В немалой степени успеху этих связей способствовала практика привлечения в ряды членов своих комиссий историков и архивистов из других губерний. Так, например, членами Тамбовской ученой архивной комиссии были Г. П. и Н. П. Петерсоны, С. К. Платонова, входившие в состав Пензенской комиссии. Ф. Ф. Чекалин, А. А. Гераклитов, С. А. Щеглов кроме Пензенской входил в состав Саратовской комиссии. И. И. Дубасов состоял членом Тамбовской и Саратовской ГУАК. Членами всех трех комиссий были А. Н. Норцов, В. Х. Хохряков и А. Ф. Селиванов. Кроме того, происходил постоянный обмен организационным опытом. Особенно ярко это проявилось между Тамбовской и Пензенской комиссиями: наблюдается в какой-то мере патронат первой, более старшей, над второй - младшей. С этой целью проводились консультации по вопросам формирования исторических архивов и музеев. В плане консолидации ГУАК Тамбовская комиссия проявила ряд инициатив, направленных на совместную разработку предложений по изменению статуса и условий деятельности комиссий. Инициированный ею, но несостоявшийся по объективным причинам археологический съезд историков средней полосы России, безусловно, способствовал бы более плодотворной разработке проблем исторического прошлого региона.

Глава вторая «Деятельность архивных комиссий по формированию исторических архивов» посвящена архивной работе Тамбовской, Саратовской и Пензенской ученых архивных комиссий.

Провинциальные исторические архивы создавались с целью сохранения массива документов, скопившихся на местах. Тамбовская комиссия принадлежала к числу ГУАК, создавших значительный в количественном отношении архив: в 1912 г. он насчитывал 100 000 дел. По данным на 1915 г., архив Саратовской комиссии составлял 219 947 дел. В 1911 г. архив Пензенской комиссии составлял 1 039 дел, «…которым была составлена опись, и много не разобранных» ГАПО, ф. 131, оп. 1, д. 8, л. 31 - 35.. Все комиссии первоначально приняли в ведение фонды упраздненных учреждений, в хранении которых новые учреждения-правопреемники не были заинтересованы из-за нехватки площадей для их хранения. Считая недостаточным для создания полноценных архивохранилищ, выделенных для уничтожения документов правительственных учреждений, ГУАК привлекали другие, разнообразные по составу и происхождению материалы из частновладельческих и церковно-монастырских архивов. Их фонды пополнялись также документами, полученными в результате обмена между комиссиями. Из-за недостатка денежных средств документы редко закупались. Большое количество подлинных или копированных исторических документов комиссии получили из Московского архива Министерства юстиции и Сената. Наиболее подготовленные к работе с историческими источниками члены некоторых ГУАК лично работали в центральных архивах, что, безусловно, расширяло источники комплектования и повышало качественный уровень документальной базы провинциальных архивов.

Отсутствие инструкций, регламентирующих порядок организации архивов, значительно осложняло проведение работ по систематизации документов. Вследствие этого единообразие не соблюдалось не только при группировке дел губернских архивов в целом, но даже в пределах одного хранилища. К числу субъективных факторов относятся недостаточная профессиональная квалификация большинства членов комиссий, их неподготовленность к проведению подобных работ, что сказывалось на объемах принимаемых на хранение дел и порядке их разбора. В этом отношении одной из самых передовых (благодаря усилиям А. А. Гераклитова) была Саратовская архивная комиссия. В 1915 г. она имела «систематические» описи на 6 386 дел и на 14 087 дел были составлены «инвентарные указатели» - перечни номеров дел, принадлежащих одному учреждению.

Что касается «разбора старых дел», то, несмотря на приверженность провинциальных архивистов принципу Н. В. Калачова уничтожать как можно меньшее количество дел, им невольно приходилось некоторые ликвидировать и оставлять на хранение в своих архивах лишь определенный процент по присылаемым учреждениями описям. Причины этого крылись в ряде обстоятельств. Во-первых, в распоряжение ГУАК поступали уже выбракованные учреждениями документы, наиболее значимые оставались в ведомственных архивах; во-вторых, большинство комиссий не обладало возможностями и средствами для непосредственного знакомства с документами и было вынуждено ограничиваться краткими заголовками канцелярских описей; в-третьих, отсутствие необходимых для хранения вновь прибывавших документов площадей. «Положение» 1884 г., обязывавшее ГУАК принимать в свои архивы все подлежащие постоянному хранению дела, ставило многих из них в отчаянную ситуацию. Не имея возможности оставлять их у себя в полном объеме, комиссии обращались с соответствующей просьбой в ведомственные архивы, но получали в большинстве случаев отрицательный ответ. Неупорядоченное положение архивных дел препятствовало их использованию в научных и справочных целях.