Кустарно-промысловая кооперация Поволжья в условиях НЭПа

Из новейших региональных исследований можно отметить работы Н. В. Рассказовой, Р. Н. Парамоновой, Е. Ю. Анисимовой, Ю. И. Сливки, О. А. Безгиной, Т. Н. Кузьминой и Н. А. Шарошкина Рассказова, Н.В. Предпринимательская деятельность в Пензенской губернии в годы НЭПа. 1921-1927 гг.: Дисс. … канд. ист. наук / Н. В. Рассказова. - М., 2000; Парамонова, Р.Н. Развитие системы кооперации Среднего Поволжья в условиях новой экономической политики (1921-1928 гг.): Дисс. … канд. ист. наук / Р. Н. Парамонова. - Самара, 2001; Анисимова, Е.Ю. Кустарные промыслы Симбирского - Ульяновского Поволжья конца XIX - второй половины ХХ вв.: Дисс. … канд. ист. наук / Е. Ю. Анисимова. - Ульяновск, 2003; Сливка, Ю.И. Развитие кооперации в Нижнем Поволжье в 1921-1941 гг.: Дисс. … канд. ист. наук / Ю. И. Сливка. - Астрахань, 2004 и др.

. Н. В. Рассказова проанализировала процесс организационного и хозяйственного становления кооперированной кустарной промышленности Пензенской губернии в годы нэпа. Р. Н. Парамонова пришла к выводу, что «кооперативное возрождение» в Среднем Поволжье началось значительно позже, чем в других регионах страны. Ю. И. Сливка приводит количественные характеристики, отражающие хозяйственную деятельность отдельных кустарно-промысловых кооперативов и финансовое положение кустарно-промысловой кооперации Астраханской губернии. Т. Н. Кузьмина и Н. А. Шарошкин затрагивают проблему борьбы государственно-кооперативных органов с лжекооперативными уклонами в кооперации; прослеживают процесс вовлечения кустарей и ремесленников в кооперативы; анализируют политику государства по укреплению материальной базы кустарно-промысловой кооперации.

Таким образом, к настоящему времени созданы предпосылки как для нового прочтения документов архивов и опубликованных источников, так и для теоретического переосмысления проблемы. Вместе с тем отметим, что до сих пор отсутствует в отечественной историографии специальное историческое исследование, рассматривающее в комплексе опыт развития кустарно-промысловой кооперации Поволжья в годы нэпа. Не разработаны новые подходы к анализу различных этапов функционирования кооперативного сектора кустарной промышленности на протяжении 1920-х гг.

Во втором параграфе «Источники по изучению кустарно-промысловой кооперации периода нэпа» анализируется источниковая база исследования.

Задачи исследовательской практики продиктовали настоятельную потребность в масштабном привлечении архивных источников, большинство из которых вводятся в научный оборот впервые.

В основу исследования положены документы более 90 фондов 14 центральных и региональных архивов. По содержанию документов архивы делятся на бывшие партийные и государственные, что дало возможность изучить две важнейшие стороны деятельности кустарно-промысловой кооперации: общественно-политическую и хозяйственную.

В Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) наиболее ценные сведения были почерпнуты в фонде Центрального комитета РКП (б) - ВКП (б) (Ф.17), а именно: обработаны отчеты о работе Всекопромсоюза на местах; протоколы и стенограммы губернских партийных конференций и пленумов, заседаний губкомов РКП (б); протоколы совещаний председателей - членов РКП (б) кооперативных промысловых союзов; закрытые письма и информационные сводки экономического управления ОГПУ СССР о состоянии и недостатках в деятельности кустарно-промысловой кооперации в губерниях Поволжья.

Российский государственный архив экономики (РГАЭ) представлен несколькими фондами: (Главное управление по делам кустарной и мелкой промышленности и промысловой кооперации (Главкустпром) (Ф.1691), Центральный кооперативный совет (Ф.3986), Государственная общеплановая комиссия при СТО (Ф.4372) и др.), в которых хранятся циркуляры Главкустпрома на места, протоколы заседаний коллегий Губкустпромов, доклады и конъюнктурные обзоры о хозяйственной, организационной и культурно-просветительской деятельности Всекопромсоюза; протоколы заседаний Центрального и губернских кооперативных советов; отчеты о положении кустарно-промысловой кооперации на местах, дела о перспективных планах развития кустарно-промысловой кооперации.

Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ) представлен в исследовании фондом Наркомата Рабоче-крестьянской инспекции СССР (Ф.374), в котором почерпнута информация о союзной и низовой сети кустарно-промысловой кооперации, полученная в ходе инспекционных проверок НК РКИ СССР. В фондах Всероссийского союза промысловой кооперации (Всекопромсоюза) (Ф.5449) и Всесоюзного совета республиканских центров промысловой кооперации (Всекопромсовета) (Ф.5339) изучены материалы о социальном составе кустарно-промысловых кооперативов и их руководящих органов, нормативные акты руководящих учреждений, доклады и отчеты перед высшими государственными хозяйственными органами.

Конкретизация приведенных в исследовании сведений осуществлялась на основе использования материалов региональных государственных архивов. К их числу относятся фонды Государственного архива Астраханской области (ГААО): Астраханского губернского Союза кредитно-кустарно-промысловой кооперации, Управления промысловой кооперации при Астраханском облисполкоме (Ф.Р. - 3306); Государственного архива Пензенской области (ГАПО): Губернского кустарно-промыслового кооперативного союза (Губкустарсоюза) (Ф.Р. - 4); Центрального государственного архива Самарской области (ЦГАСО): Губернского союза кустарно-промысловой кооперации (Губкустпромсоюза) (Ф.Р. - 675); Государственного архива Саратовской области (ГАСО): Саратовского межокружного промыслового союза (Ф.Р. - 296); Государственного архива Ульяновской области (ГАУО): Губернского интегрального союза сельскохозяйственной, кустарно-промысловой и кредитной кооперации (Губинтегралсоюза) (Ф.Р. - 285) и др.

В региональных государственных архивах были изучены протоколы губернских кооперативных съездов, заседаний правлений и общих собраний специализированных и смешанных кооперативных союзов; доклады губернских кустарно-промысловых союзов об организационно-хозяйственном состоянии кооперации, в частности о порядке организации и регистрации кустарно-промысловых кооперативов, об удельном весе «диких» и лжекооперативов в системе кооперации.

Ценный материал содержится в центрах документации новейшей истории поволжских областей: Государственном архиве современной документации Астраханской области (ГАСДАО), Центре документации новейшей истории Волгоградской области (ЦДНИВО), Самарском областном государственном архиве социально-политической истории (СОГАСПИ), Государственном архиве новейшей истории Саратовской области (ГАНИСО), Государственном архиве новейшей истории Ульяновской области (ГАНИУО).

В бывших региональных партийных архивах нами были изучены стенографические отчеты и резолюции губернских партийных конференций по вопросам кооперации: о кооперировании коммунистов; переписка губкомов партии с партийными и советскими органами об организации кустарно-промысловой кооперации; сводки и политдонесения укомов ВКП (б) и ОГПУ о политическом и экономическом положении губерний Поволжья; протоколы комиссий по проверке руководящих работников кооперации; переписка фракций ВКП (б) с Всекопромсоюзом; конъюнктурные обзоры, отчеты, сводки, тезисы и справки о состоянии кустарной промышленности и кустарно-промысловой кооперации, а также информационные отчеты о работе кооперативных союзов; материалы кооперативных совещаний и партийных собраний кооперативных работников и т. д.

Источниковую базу исследования серьезно пополнил обширный комплекс опубликованных источников, включающих законодательные акты, которые позволяют проследить в динамике изменение государственной политики в кустарно-промысловой сфере Декреты Советской власти. - М., 1974. - Т.7; Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. (1917-1928). - М., 1967. - Т.1; Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-Крестьянского правительства РСФСР (СУ РСФСР). - М., 1919-1925; Собрание законов и распоряжения Рабоче-Крестьянского правительства СССР (СЗ СССР). - М., 1923-1929 и др.. Особое место среди них занимают сборники с руководящими указаниями, касающимися исключительно кустарно-промысловой кооперации Кустарная и мелкая промышленность и промысловая кооперация. (Собрание декретов, инструкций, циркуляров, разъяснений и прочее по кустарной и мелкой промышленности и промысловой кооперации) / Составил С. А. Алфеевский. - М., 1923; Законы о кустарях и их артелях. Сборник декретов, постановлений, инструкций, циркуляров и пр. / Под ред. проф. А. М. Винавера. - М., 1925 и др..

Отдельная группа источников представлена решениями партийных съездов, конференций и пленумов ЦК РКП (б) - ВКП (б), а также стенографическими отчетами губернских, краевых, районных съездов Советов, партийных собраний и конференции по вопросам кооперативного строительства КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. - М., 1983; О сельскохозяйственной, кредитной, промысловой и потребительской кооперации (резолюция XIV Всесоюзной партконференции). - Самара, 1925; Резолюции шестнадцатой Ульяновской губернской конференции РКП (б). 17-24 января 1927 года. - Ульяновск, 1927 и др.. «Особый статус» этих документов определяется тем, что в условиях доминирующего положения партии в системе власти решения съездов и пленумов ЦК ВКП (б) носили обязательный характер и контролировались соответствующими органами на местах.

Важное место среди опубликованных источников занимают труды, статьи и выступления партийных, государственных и общественных деятелей 1920-х гг.: В. И. Ленина, Н. И. Бухарина, Ф. Э. Дзержинского, А. И. Рыкова, Л. Д. Троцкого, В. В. Куйбышева, Я. А. Яковлева и других См. напр.: Ленин, В.И. О потребительской и промысловой кооперации / В. И. Ленин // П.С.С. - М., 1963. - Т.43; Речи о кооперации М. Калинина, Л. Каменева, В. Куйбышева, А. Андреева. - М., 1925; Яковлев, Я. Наша деревня. Новое в старом и старое в новом / Я. Яковлев. - Изд. 2. - М., 1924., определивших роль и место кооперации в советском экономическом механизме.

В отдельную группу источников можно выделить статистические сборники, справочники и ежегодники статистических и кооперативных учреждений, материалы обследований и переписи Тяжесть обложения в СССР (социальный состав, доходы и налоговые платежи населения Союза СССР в 1924/25, 1925/26 и 1926/27 годах) / Доклад комиссии Совета Народных Комиссаров Союза ССР по изучению тяжести обложения населения Союза. - М., 1929; Мелкая промышленность СССР по данным Всесоюзной переписи 1929 г. - Вып.1-2. - М., 1932-1933; Контрольные цифры народного хозяйства и культуры Нижне-Волжского края на 1928-1929 год. - Саратов, 1929; Кустарно-промысловая кооперация РСФСР. Система Всекопромсоюза в 1926/27 году. - М., 1928. . При их анализе можно проследить рост числа кооперированных мелких товаропроизводителей, финансовое состояние и социальные изменения в кустарно-промысловой кооперации.

Особое место в источниковой базе занимают опубликованные и неопубликованные документы делопроизводства кооперативных организаций (положения, уставы, бюллетени и материалы к очередным собраниям и кооперативным съездам, отчеты и резолюции, протоколы заседаний), в которых зафиксированы конкретные факты, события, проблемы и намечаемые пути их решения Конев, Ф.Ф. Система кустарно-промысловой кооперации в 1925-1926 году (кооперативы и союзы). Материалы к V очередному собранию Уполномоченных Всекопромсоюза / Ф. Ф. Конев. - М., 1927; Материалы второго очередного собрания Уполномоченных Самарского губернского Союза сельскохозяйственной и кустарно-промысловой кооперации. 26-28 мая 1923 г. - Самара, 1923..

Значительное место в источниковой базе занимает периодическая печать. В центральных изданиях, таких как газеты «Известия», «Кооперативная жизнь», «Правда», «Труд», «Экономическая жизнь» печатались аналитические статьи, постановления государственных и партийных органов по вопросам развития кустарно-промысловой кооперации, разъяснялись принятые законы и т. д. В каждом номере газеты «Кооперативная жизнь» имелась отдельная страница, посвященная проблемам кооперативного строительства в Поволжье. Из центральных журналов можно выделить «Вестник кустарной промышленности» и «Вестник промысловой кооперации».

Местная периодическая печать представлена журналами: «Кооперативный путь», «Голос Нижне-Волжского кооператора», «Нижнее Поволжье»; газетами «Борьба» «Трудовая правда», «Кооперативное слово», «Экономический путь» и др. Редакции газет провели немало дискуссий, в ходе которых обсуждались вопросы добровольного членства в кооперации, о ее сущности и роли в условиях социалистического строительства и т. д. Однако работа с материалами периодики диктует необходимость критического переосмысления оценочных суждений и выводов, которые зачастую выстраивались под конъюнктурные требования властных органов.

Ценность использованных источников состоит в том, что они позволили получить новые научные выводы и результаты, провести широкий сравнительный анализ проблемы, обобщить уже накопленный опыт и в конечном итоге способствовали решению поставленной цели и задач исследования.

Глава II «Состояние кустарно-ремесленного производства и кустарно-промысловой кооперации в Поволжье к началу нэпа» посвящена анализу причин возникновения и условий функционирования кустарно-ремесленного производства, а также деятельности кустарно-промысловой кооперации в годы «военного коммунизма».

В первом параграфе «Возникновение, размещение и условия функционирования кустарно-ремесленного производства» отмечается, что одной из особенностей экономики России начала ХХ в. было широкое развитие кустарно-ремесленной промышленности, которая в отличие от Западной Европы получила распространение, прежде всего, в сельской местности. Данное обстоятельство относилось и к рассматриваемому региону, где около 90 % населения было занято в аграрном секторе. Анализ состояния экономики Поволжья показал, что промышленная продукция занимала незначительное место в общем валовом обороте, а выработка промышленных товаров на одного жителя была в 3,5 раза меньше, чем в среднем по стране.

Слабое развитие промышленности в регионе, не способной удовлетворить своей продукцией в полном объеме потребности населения в предметах первой необходимости, и преобладание в ее составе пищевой отрасли закономерно привело к возникновению и развитию кустарно-ремесленного производства.

Кроме того, продукция фабрично-заводской промышленности была достаточно дорогой из-за отдаленности заводов, складов и магазинов от деревень. К этому добавлялись плохие пути сообщения. Как следствие, крестьянин обращался за необходимыми товарами к соседу-кустарю.

Перечисленные факторы обусловили значительную роль кустарно-ремесленного производства в промышленном секторе региона. Так, в кустарно-ремесленном производстве только в Симбирской губернии было занято 40 % всех работающих, что превышало аналогичный показатель по Центрально-Европейской части России в три раза.

Вторым по значимости фактором, способствовавшим развитию кустарных промыслов и ремесел в Поволжье, являлось аграрное перенаселение, приводившее к росту малоземелья крестьян и низким доходам от занятия сельским хозяйством. В 1917 г. в Саратовской губернии только у 16 % крестьян хватало своего хлеба до нового урожая. Данное обстоятельство неизбежно вызывало возникновение и развитие различных промыслов и ремесел, пополнявших бюджет крестьянина чистым заработком дома или на стороне.

Размещение кустарно-ремесленного производства в различных губерниях региона было неравномерным. Наибольшее развитие оно получило в малоземельных Пензенской, Саратовской и Сибирской губерниях, а наименьшее в Самарской, где обеспеченность крестьян землей была значительно выше, а также Астраханской губернии, население которой основной доход получало от рыбного промысла.

Еще одним важным фактором для возникновения и развития кустарно-ремесленного производства в Поволжье являлось богатство сырьевыми ресурсами. Наличие лесных массивов обусловило высокий удельный вес промыслов, связанных с обработкой дерева. В этой отрасли производства в отдельных губерниях региона было занято от 30 до 50 % кустарей и ремесленников.

Факторами, влияющими на состояние кустарно-ремесленного производства в Поволжье, были сокращение лесной площади и колебание урожаев. Первый фактор отрицательно отражался на деревообрабатывающих промыслах, имеющих приоритетное значение в регионе. Относительно второго фактора необходимо заметить, что большинство кустарных изделий изготавливалось для нужд крестьянского населения и сбывалось на местном рынке, в результате чего кустари находились в полной зависимости от покупательной способности местного населения, которая повышалась в урожайные годы и понижалась в годы неурожая и хозяйственных потрясений.

В досоветский период в Поволжье, несмотря на достаточно высокий уровень развития кустарно-ремесленного производства, процесс вовлечения мелких товаропроизводителей в кустарно-промысловые кооперативы протекал очень медленно, центры руководства кооперированной кустарной промышленностью в регионе отсутствовали.

Данное обстоятельство во многом было обусловлено тем, что низкие заработки подавляющего большинства кустарей и ремесленников не позволяли создавать кооперативные объединения, так как у мелких товаропроизводителей просто не хватало средств на отчисления в промысловую организацию.

Во втором параграфе «Кустарно-промысловая кооперация в условиях «военного коммунизма» анализируется кооперативная политика советской власти и ее последствия для кустарно-промысловой кооперации.

Сразу же после Октябрьских событий 1917 г. в основу хозяйственной политики большевиков был положен принцип организации кустарно-промысловых артелей в противовес единоличному производителю.

Государственная поддержка кооперации была закреплена в программе партии, принятой в марте 1918 г. После чего были организованы соответствующие государственные и кооперативные структуры.

В Поволжье работу по кооперированию кустарей и ремесленников возглавили созданные в 1919 г. кооперативно-кустарные отделы при ГСНХ, а с 1920 г. Губернские отделы по делам кустарной и мелкой промышленности и промысловой кооперации (Губкустпромы), которые обеспечивали сырьем и заказами мелких товаропроизводителей. Члены кустарно-промысловых кооперативов получали отсрочки по трудовой и военной мобилизации, им выдавались продовольственные пайки и предоставлялись другие льготы, имеющие большое значение в условиях военного времени.

Но при этом на местах практиковалось насильственное насаждение артелей и регламентация их деятельности, что не способствовало росту доверия к кооперативной форме производства.

Недоверие мелких товаропроизводителей к проводимой политике возрастало по мере дальнейшего внедрения в кооперацию военно-коммунистических методов регулирования. Если первоначально кооперативы строились на принципах добровольности, хозяйственной самодеятельности, самоуправления, материальной заинтересованности, то декретом СНК от 27 января 1920 г. «Об объединении всех видов кооперативных организаций» нарушались основные принципы кооперативного движения: добровольное членство заменялось обязательным, а все виды кооперации были подчинены потребительской. Самостоятельные кооперативные союзы упразднялись и заменялись губсельскосекциями и губкустпромсекциями в составе аппаратов губсоюзов потребкооперации. Царицынская газета «Борьба» в начале 1921 г. писала о том, что кустарно-промысловая кооперация, по сути, превратилась в филиал потребительской кооперации. поволжье кооперативный кустарный

Стихийный рост артелей в 1920/21 хозяйственном году не сопровождался их объединением в союзы. Так, в Пензенской губернии с ноября 1920 г. по июль 1921 г. общее число артелей выросло в 2,4 раза, а количество кооперативов, состоявших членами местного Губсоюза, фактически осталось неизменным. Опыт работы Симбирской Губкустпромсекции показал ее недееспособность и убыточность. За время существования секции было зарегистрировано всего два договора о принятии кустарно-промысловых артелей в союзную сеть.

Параллельно Губкомами партии предпринимались попытки насильственного внедрения в руководство Губкустпромов коммунистов, что вызывало протест со стороны кооперативных работников. Вопреки декрету от 7 сентября 1920 г., запрещавшему национализацию артелей без согласования с соответствующими органами в Поволжье в начале 1921 г. велось открытое наступление на кустарно-промысловую кооперацию, выражавшееся в национализации артелей.

В целом можно отметить, что проводимая в эти годы государственная политика в отношении кустарно-промысловой кооперации носила противоречивый характер. С одной стороны, в условиях свертывания товарно-денежных отношений, кризиса снабжения и сбыта власть давала возможность кустарям и ремесленникам получать через Губкустпромы и другие государственные организации гарантированные заказы, сырье, полуфабрикаты и оборудование, что имело на тот момент решающее значение для сохранения мелкотоварного производства. С другой стороны, система запретительных мер сковывала частную инициативу мелких промышленников.

В условиях военного времени и борьбы за власть жесткая централизация экономики и стремление государственных и партийных органов подчинить своему контролю производственную деятельность мелких товаропроизводителей, были объективно обусловлены сложившейся на тот момент социально-экономической и политической обстановкой. Однако при переходе к мирному строительству подобная политика не могла стимулировать деятельность кустарей и ремесленников.

Глава III «Организационные принципы функционирования кустарно-промысловой кооперации в 1920-е гг.» посвящена анализу организационных преобразований в союзной и низовой сети кустарно-промысловой кооперации.

В первом параграфе «Эволюция организационной структуры кустарно-промысловой кооперации в 1921-1923 гг.» рассматривается процесс отделения кустарно-промысловой кооперации от потребительской и других видов кооперации. При этом отмечается, что спецификой кооперативного строительства в Поволжье, несмотря на декретированную в 1921 г. самостоятельность кооперативных систем, являлось преобладание смешанных кооперативных союзов. В регионе лишь в Пензенской губернии уже в 1921 г. был создан самостоятельный губернский кустарно-промысловый кооперативный союз (Губкустарсоюз), а в остальных губерниях в течение 1921-1923 гг. кустарно-промысловые кооперативы вошли в состав созданных смешанных (интегральных) кооперативных союзов.

Такое объединение стало следствием, во-первых, хозяйственной слабости каждого вида кооперации; во-вторых, с созданием объединений сельскохозяйственной и кустарно-промысловой кооперации охватывались все стороны производственной деятельности крестьянства. Кроме того, прямое давление в ряде губерний региона на объединение различных видов кооперации оказывали партийные организации.

Уже в начале нэпа представители кустарно-промысловых кооперативов выступали против смешения функций различных видов кооперации, считая, что в объединенной кооперации будут ущемляться интересы кооперированных кустарей и ремесленников. В Симбирской и Саратовской губерниях предпринимались попытки создания самостоятельных губернских центров кустарно-промысловой кооперации, но из-за противодействия со стороны партийных органов, пропагандировавших идею интегрирования различных кооперативных систем, они оказались неудачными.

Кроме централизованного создания кооперативных центров в регионе шел самостоятельный процесс создания кустарно-промысловых кооперативов, которые по своей структуре делились на кредитно-промысловые товарищества, трудовые артели и организовывались по принципу добровольного вступления в них и свободного избрания правления. Главными проблемами для кооперативов было отсутствие организационной связи между союзной и низовой сетью, отсутствие коллегиальных начал в работе правлений, организационная и хозяйственная слабость кооперативных объединений.

Во втором параграфе «Кооперативное строительство в 1924-1929 гг.» рассматривается процесс организационного укрепления кустарно-промысловой кооперации, выразившийся в создании во всех губерниях региона самостоятельных кустарно-промысловых союзов, что благоприятно отразилось не только на численном росте числа кооперативов и членов в них, но и на улучшении их хозяйственно-финансового положения.

В 1924 г. активизируется работа по выделению кустарно-промысловой кооперации из смешанных кооперативных союзов в самостоятельную систему. К этому времени властные структуры вынуждены были признать, что кооперативный «интеграл» лишает кооперативы самостоятельности, подрывает кооперативные принципы и доверие мелких товаропроизводителей. Анализ работы смешанных кооперативных союзов в Поволжье показал, что в них сельскохозяйственная деятельность велась за счет доходов от операций с кустарными изделиями, кооперированные кустари и ремесленники находились в ущемленном положении. Поэтому вполне закономерным выглядело создание в течение 1925-1927 гг. специализированных кустарно-промысловых союзов во всех губерниях Поволжья. Анализ различных статистических данных показал, что отделение кустарно-промысловой кооперации от сельскохозяйственной и кредитной способствовало значительному численному росту ее членов. Окончательное оформление кустарно-промысловой кооперации Поволжья в централизованную систему произошло в 1929 г., когда были созданы Средне-Волжский областной союз кустарно-промысловой кооперации и Нижне-Волжское краевое бюро кустарно-промысловой кооперации.

Особенностью реформирования низовой сети кустарно-промысловой кооперации являлось навязывание сверху, особенно во второй половине 1920-х гг., артелей с общей мастерской, а также реорганизация мелких кооперативов в крупные хозяйственно-финансовые организации. Данные преобразования были продиктованы не стремлением самих мелких товаропроизводителей, а государственной политикой направленной на обобществление мелкого производства для дальнейшего включения его в централизованно-плановую систему и в конечном итоге огосударствления.

В Главе IV «Хозяйственная и финансовая деятельность кустарно-промысловой кооперации» анализируются условия хозяйственной деятельности кооперативных союзов и кустарно-промысловых кооперативов в условиях относительной либерализации экономической жизни.

В первом параграфе «Хозяйственная деятельность кустарно-промысловой кооперации в 1921-1923 гг.» доказывается, что декретированные в 1921 г. привилегии и всемерная поддержка кустарно-промысловой кооперации со стороны государства на практике не реализовывались.

Перестройка хозяйственной деятельности кустарно-промысловой кооперации на началах нэпа происходила в условиях тяжелейшего кризиса, охватившего промышленность и сельское хозяйство, что закономерно привело к свертыванию мелкотоварного производства, в том числе и кооперированного, так как крайне низкая покупательная способность населения даже в условиях перехода к свободному товарообмену не позволяла кустарям и ремесленникам реализовывать свою продукцию. Кооперации очень сложно было конкурировать с частным капиталом, который быстрее приспосабливался к рыночному спросу и имел свободные денежные средства.

Государство в 1921 г. издает целый ряд декретов, направленных на поддержку кооперации в противовес частнику, что вполне соответствовало доктринальным основам правящей партии. Однако анализ деятельности кустарно-промысловой кооперации Поволжья свидетельствует о том, что проводимая государством налоговая политика являлась фактически средством экспроприации материальных ресурсов кооперативных объединений и вела к сокращению числа последних.

Значительно обострил хозяйственное положение кооперативов в регионе голод 1921-1922 гг., вызванный небывалой засухой, приведшей к неурожаю и сокращению посевных площадей. Члены артелей вынуждены были за бесценок продавать свою продукцию частным скупщикам, так как у Губкустпромов и кооперативных союзов не было средств для оплаты кустарных изделий. Банковское кредитование в этот период практически отсутствовало. Однако, даже в условиях острейшего кризиса кооперативные союзы и Губкустпромы пытались наладить торговую и производственную деятельность через сбыт кустарной продукции в другие регионы, заключение договоров с различными организациями.

В целом можно отметить, что вплоть до конца 1923 г. кустарно-промысловую кооперацию региона периодически «лихорадило», количественный состав кооперативов был крайне неустойчивым, а хозяйственно-финансовый кризис 1923 г. показал, что без реальной государственной поддержки кустарно-промысловая кооперация не выживет.

Во втором параграфе «Производственная деятельность кустарно-промысловых кооперативов в 1924-1925 гг.» рассматривается деятельность кустарно-промысловой кооперации в условиях государственной политики, направленной на снижения налогового бремени для кооперации, увеличения ее кредитования и создания других льготных условий, позволивших начать процесс хозяйственного укрепления кустарно-промысловой кооперации.

Хозяйственный кризис 1923 г., приведший к нарушению товарообмена между городом и деревней усилил интерес советской власти к кустарно-промысловой кооперации, способной в кратчайшие сроки насытить рынок дешевыми товарами широкого потребительского спроса. Поэтому уже в декабре 1923 г. для кооперативных организаций были введены налоговые льготы, а в 1924 г. им было предоставлено право на первоочередное получение долгосрочных кредитов. Кроме того, уменьшалась арендная плата, устанавливались пониженные ставки по банковским ссудам, полностью от промыслового налога освобождались члены кустарно-промысловых кооперативов в сельской местности. В результате наметился рост числа кустарно-промысловых кооперативов и членов в них, увеличился товарооборот, улучшилась ситуация по сбору паевых взносов.

Таким образом, именно 1924-1925 гг. стали переломными в производственной деятельности кустарно-промысловой кооперации, получившей широкую поддержку со стороны государственно-партийных органов и банковских структур. Положительную роль сыграла и благоприятная рыночная конъюнктура, при которой вся производимая кооперативами продукция успешно сбывалась на рынках Поволжья и других регионов. Как следствие, кооперация для мелких товаропроизводителей стала более привлекательной, чем работа на частного скупщика.

В третьем параграфе «Хозяйственное и финансовое положение кустарно-промысловой кооперации во второй половине 1920-х гг.» утверждается, что рассматриваемый вид кооперации укреплялся во многом благодаря государственной поддержке, но при этом делается вывод, что во многом такой протекционизм преследовал цель использования кооперации для вытеснения из производственной сферы сначала частного капитала, а затем и подчинение самой кооперации жесткому государственному контролю.

Усиление государственной поддержки кустарно-промысловой кооперации во второй половине 1920-х гг. было обусловлено тем, что в условиях начавшейся индустриализации дешевле было помогать кооперации, чем вкладывать деньги в развитие государственной легкой промышленности. Поэтому многие предприятия стали передаваться промысловой кооперации. Одновременно кооперация переходила на государственное плановое снабжение сырьем и материалами, а также сбыт продукции. Это, с одной стороны, укрепляло кустарно-промысловую кооперацию, но, с другой, усиливало ее зависимость от государства.

Об улучшении хозяйственного положения кустарно-промысловой кооперации Поволжья свидетельствуют следующие данные. Собственные средства Пензенского Кустпромсоюза в 1926 г. выросли в 4,7 раза по сравнению с 1925 г., а Астраханский Кустпромсоюз с 1925 по 1927 гг. увеличил свои средства в 15 раз. В сети Сталинградского Кустпромсоюза с 1 октября 1926 г. по 1 октября 1927 г. паевые капиталы выросли в два раза.

Однако укрепление финансового положения кооперативов сопровождалось ростом махинаций с денежными средствами. Отсутствие надлежащего учета ценностей, запутанность в отчетности, бесконтрольность расходования кооперативных средств, неосведомленность рядовых членов о делах кооперативов приводили к тому, что растраты приобретали систематический характер. Руководство Сталинградского Кустпромсоюза практиковало распространенную в настоящее время форму присвоения средств, в обиходе называемую «откат». В результате председатель Кустпромсоюза был отдан под суд. Во многих артелях открывались счета на несуществующих лиц.

Несмотря на указанные негативные явления, кустарно-промысловая кооперация Поволжья к концу 1920-х гг. превратилась в мощную хозяйственную структуру. Так, к 1930 г. промысловая кооперация Нижнего Поволжья по мобилизации собственных средств и сбору паевого капитала вышла на первое место по РСФСР.

В Главе V «Социальный компонент в организации и деятельности кустарно-промысловой кооперации» рассматриваются социальные аспекты проблемы, позволяющие выяснить, какую же роль партийно-государственные органы отводили кооперации в системе советских общественных отношений.

В первом параграфе «Внедрение «партийных сил» в управленческий аппарат кустарно-промысловой кооперации» анализируется политика властных органов, направленная на подчинение кооперации своему влиянию.

Новая экономическая политика, предоставившая относительную свободу кооперации в хозяйственной деятельности, не подразумевала отказа правящей партии в стремлении подчинить своему контролю центральный кооперативный аппарат, а затем и остальные звенья. Поэтому уже осенью 1921 г. Политбюро ЦК РКП (б) образовало комиссию по партийной работе в кооперации, которая вела надзор за персональным составом кооперативных центров.

Рассматривая кустарей и ремесленников как мелкобуржуазную стихию, большевики боялись влияния на них представителей других партий. Как следствие уже в начале нэпа кустарно-промысловая кооперация Поволжья, как и страны в целом стала ареной острой борьбы между правящей партией и «старыми» кооператорами, выступавшими против вхождения коммунистов в кооперативные органы.

Насильственное внедрение партназначенцев в кооперацию отрицательно сказывалось на имидже правящей партии среди кустарей. В Самарской губернии лозунг «Лицом к деревне» крестьяне восприняли как «Бей деревенского коммуниста». Причем, председатели Кустпромсоюзов - коммунисты сами отмечали, что партия в кооперацию направляла не лучших, а тех, от которых «надо было отделаться». Так как 80 % кустарно-промысловых кооперативов Поволжья находились в сельской местности, то для партийных работников направление на работу в кооперацию означало «ссылку» в деревню. Не случайно к началу 1926 г. на городских частных предприятиях коммунисты составляли 8,6 % работающих, тогда как в сельских кустарно-промысловых кооперативах их удельный вес не превышал 0,07 %.

Однако с 1927 г. несмотря на противодействие со стороны членов кооперативов и нежелание самих коммунистов работать в кооперации процесс внедрения партийных кадров в кооперативные органы усилился. Для реализации поставленной задачи использовались отчетно-перевыборные кампании, в ходе которых создавалась партпрослойка в правлениях и ревизионных комиссиях кооперативов.

В конечном итоге, овладев кооперативным аппаратом Всероссийского и губернских центров кустарно-промысловой кооперации, партия большевиков и на завершающей стадии нэпа имела незначительный процент участия в первичных кооперативных организациях. Но это был как раз тот случай, когда небольшая прослойка коммунистов осуществляла фактическое руководство низовой сетью кооперации.

Во втором параграфе «Изменения в социальном составе кустарно-промысловых кооперативов» рассматривается трансформация социальной ориентации кустарно-промысловых кооперативов в сторону неимущих слоев мелких товаропроизводителей. Причем подобная направленность была обусловлена растущей материальной зависимостью данного вида кооперации от государства, которое, в свою очередь, использовало ее как решето, с помощью которого просеивались социально чуждые элементы для новой власти, а на поверхности оставались полупролетарские массы кустарей и ремесленников.

Работа по вовлечению в кустарно-промысловую кооперацию бедноты проводилась государственными и кооперативными органами на всем протяжении нэпа и заключалась в предоставлении рассрочки паевого взноса, открытии кредитов, выдаче ссуд, снабжении бедноты сырьем и необходимым инвентарем, создании специальных фондов кооперирования бедноты (ФКБ), касс взаимопомощи. К середине 1920-х гг. в кустарно-промысловых кооперативах, входящих в состав Сарсельскосоюза, бедняки составляли 77,5 % всех членов, а зажиточные лишь 0,4 %.

Одним из рычагов по изменению социального состава кооперативов было законодательство, которое в конце 1920-х гг. сделало практически невозможным вступление в кооперативы состоятельных мелких товаропроизводителей. Кроме того, государство рядом директив культивировало принцип «уравниловки» кооперированных кустарей по их доходам, что снижало заинтересованность последних в результатах своего труда.

Активно в целях регулирования социального состава кооперативов использовались отчетно-перевыборные кампании, в ходе которых вытеснялись из выборных органов так называемые «чуждые элементы». Эту же цель преследовали чистки артелей, перерегистрация членов, проверка личных дел, осуществлявшиеся под контролем партийных органов. В итоге, в 1929 г. в кустарно-промысловой кооперации Поволжья не более 2 % кооперированных кустарей относились к числу зажиточных.

В третьем параграфе «Вовлечение в кооперацию молодежи, женщин и нацменов» анализируется политика государственно-кооперативных органов по увеличению в составе кустарно-промысловых кооперативов указанных категорий населения. Для привлечения в кооперацию молодежи в регионе создавались учебно-показательные мастерские, кустарно-ремесленные школы, молодежные артели. С целью поощрения ученичества и для борьбы с безработицей и беспризорностью в молодежной среде принимались постановления, поощрявшие кустарей, имеющих учеников. В результате в ряде губерний Поволжья молодежь к концу 1920-х гг. составляла более 20 % к общему числу членов кустарно-промысловых кооперативов.

В кустарно-промысловой кооперации в годы нэпа был наибольший процент кооперированных женщин по сравнению с другими видами кооперации. По некоторым промыслам процент женщин доходил до 90 %. Женщины преобладали в трикотажном, сарпино-ткацком и пуховязальном производствах. Кооперативные союзы Поволжья уже с 1921 г. проводили работу по вовлечению женщин в составы правлений кустарно-промысловых кооперативов, создавали специальные отделы. Наибольшее количество женщин было вовлечено в кустарно-промысловую кооперацию в Пензенской и Саратовской губерниях, наименьшее - в Самарской, Сталинградской и Симбирской. С 1925г. рентабельные кустарно-промысловые кооперативы Поволжья стали создавать особый фонд для обслуживания материальных нужд женщин-кустарок. За счет фонда открывались ясли, женские консультации, предоставлялась материальная помощь вдовам, многодетным матерям - членам кооперативов. Результатом целенаправленного процесса по кооперированию женщин был рост их числа за период 1926-1929 гг. по отношению к общему числу членов кооперативов более чем в два раза.

Самым сложным вопросом в социальной политике кооперации являлось вовлечение в ее сеть представителей национальных меньшинств. Для Поволжья данная проблема являлась очень важной, так как нерусские народы составляли более 30 % населения региона. До середины 1920-х гг. о какой либо продуманной политике в отношении национальных кооперативов говорить не приходится. Так, по Ульяновской губернии средства Губсельпромсоюза в русских производственных кооперативах участвовали на 45,6 %, а в национальных на 2,2 %. Лишь в 1927/28 хозяйственном году началась проводиться работа по вовлечению национальных меньшинств в органы управления кооперативов, улучшилось снабжение отдаленных национальных районов сырьем и т. д.

Четвертый параграф «Культурно-просветительская и пропагандистская деятельность кооперативных органов» посвящен анализу социально-культурной миссии кооперации, которая в условиях однопартийной системы выполняла функцию демонстрации успехов социалистического строительства. Для популяризации советского кооперативного движения в годы нэпа проводились выставки продукции кооперированных кустарей, создавались кустарные музеи, устраивались соревнования между артелями. Однако в первой половине 1920-х гг. пропаганда кооперативного движения не была подкреплена хорошо поставленной культурно-массовой работой. В кустарно-промысловых артелях г. Саратова в 1926 г. 38 % членов были неграмотными, что в два раза превышало средний показатель по городам. В отчетах инструкторов Кустпромсоюзов Поволжья отмечалось, что многие члены кооперативов газет не читают, широкое распространение среди них имеет пьянство и засилье религиозного дурмана, культурные комиссии значатся только на бумаге. Одной из основных причин слабой культурно-просветительской работы можно назвать отсутствие материальных средств на развитие дела в данном направлении. По мере укрепления финансового положения кустарно-промысловой кооперации стали издаваться кооперативные газеты и журналы, открываться школы ликвидации безграмотности, избы-читальни, кружки.

В целом культурно-просветительская составляющая в деятельности кустарно-промысловой кооперации сыграла положительную роль в повышении числа грамотных кустарей и ремесленников и в подъеме их общего культурного уровня.

В Главе VI «Государственная политика по ликвидации лжекооперативных уклонов и «дикой» сети в кустарно-промысловой сфере» выявляются причины возникновения и широкого распространения лжекооперативов, а также не входящих в союзную сеть кустарно-промысловой кооперации объединений мелких товаропроизводителей. При этом доказывается, что подобные явления во многом были вызваны проводимой политикой государственных и руководящих кооперативных органов.

Первый параграф «Возникновение, деятельность и вытеснение лжекооперативов из кустарно-промысловой среды» посвящен анализу деятельности частного капитала в кустарном производстве, который из-за несовершенства законодательства и по ряду других причин скрывался в годы нэпа под кооперативной вывеской.

В начале нэпа властные органы, предоставив частнокапиталистическим отношениям в торгово-промышленной сфере право на существование, при этом не скрывали своих намерений по поводу дальнейших «перспектив» частного капитала в условиях социалистического строительства. Наряду с поощрением частной инициативы, государство с помощью налогов и других мер репрессивного характера целенаправленно вытесняло частных предпринимателей из крупной и средней промышленности. Поэтому вполне логично выглядел уход частника из легального бизнеса в теневой через организацию лжекооперативов, так как кооперативные объединения были еще неподконтрольны государству и имели различные льготы.

Признаками лжекооперативности кустарно-промысловых кооперативов считались их замкнутый (семейный) характер, выдача большей части прибыли на руки, торговля товарами несобственного производства, нарушения в выборности членов правления и председателя. Такие кооперативы, как правило, финансировались 2-3 лицами, а их рядовые члены фактически являлись наемными рабочими.

В Поволжье первая масштабная чистка кустарно-промысловой кооперации от лжекооперативов была произведена в 1923-1925 гг. В результате в целом ряде кооперативов были выявлены нарушения по ведению счетоводства, сбору паевых взносов, имелись случаи составления фиктивных списков членов артелей. В ходе чистки только в Пензенской губернии была ликвидирована каждая четвертая кустарно-промысловая артель.

Завершающая кампания по ликвидации лжекооперации пришлась на 1928-1930 гг., когда руководителей лжекооперативов начали привлекать к уголовной ответственности, были законодательно закреплены признаки лжекооперативности артелей, упрощена процедура вмешательства фискальных органов во внутреннюю жизнь кооперативных объединений.

В конечном итоге вытеснение частного капитала из кустарно-промысловой сферы практически ликвидировало всякое влияние рыночных отношений на кооперативное строительство, что имело мало общего с экономической целесообразностью и преследовало чисто политические цели.

Во втором параграфе ««Дикие» кооперативы и вовлечение их в союзную систему кустарно-промысловой кооперации» исследуется феномен устойчивости на всем протяжении нэпа объединений кустарей и ремесленников, не входивших ни в один кооперативный союз, не имеющих органов наблюдения и контроля и ведущих работу на свой риск и страх.

Одной из основных причин «дикости» кооперативов в советской России, получивших широкое распространение в 1920-е гг., являлся явочный, а не разрешительный порядок регистрации кооперативных объединений.

В рассматриваемый период ни один из видов кооперации не имел в своем составе такого большого количества «диких» кооперативов, какое было в кустарно-промысловой. Это объяснялось тем, что в данном виде кооперации процесс вовлечения первичных объединений в союзную систему проходил довольно сложно, так как требовалось не только наличие данных для организационного обслуживания, но и хозяйственное взаимодействие при осуществлении сбыто-снабженческих операций. Кроме того, охват союзом низовой сети осложнялся еще и тем, что промкооперация имела очень разнообразные виды производства.

В своей массе «дикие» кооперативы не отличались от других кооперативных организаций: имели свой устав, выбранное правление, соблюдали принцип добровольности членства, взимали членские взносы, зачастую были зарегистрированы в местных органах власти. Но они не спешили с оформлением членства в кооперативном союзе по следующим причинам: нежелание содержать руководящий кооперативный аппарат; финансовая и хозяйственная слабость кооперативных союзов; «карликовый» характер большинства «диких» кооперативов; возможность бесконтрольного использования финансовых средств, недоверие части мелких товаропроизводителей к централизованному кооперативному движению.

Тесная связь с частным капиталом и рынком, позволяла «дикой» сети быстро развиваться. Как следствие, в Поволжье в середине 1920-х гг. по различным губерниям процент «диких» кооперативов колебался от 35 до 80 % от общего числа кустарно-промысловых кооперативов. По мере централизации союзной кооперативной системы среди ее лидеров возобладали устремления подчинить своему контролю обширную нишу, представленную «дикими» кооперативами. В этом вопросе руководство Всекопромсоюза встретило поддержку со стороны государственно-партийных органов, видевших в самостоятельных кооперативных организациях кустарей и ремесленников враждебные советскому строю экономические организации, ведущие разрушительную работу против кооперативной системы.

В рассматриваемом регионе кампания по ликвидации «дикой» сети в кустарной среде началась в конце 1926 г., но успеха она не имела. В Саратовской губернии по состоянию на 1 октября 1927 г. число «диких» кустарно-промысловых кооперативов по-прежнему составляло значительную величину (78,9 %). Аналогичная картина наблюдалась и в других губерниях Поволжья. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что сами государственные органы, стремящиеся работать непосредственно с низовыми кооперативами, минуя союзы, тем самым создавали стимул к возникновению на месте ликвидированных новых «диких» кооперативов. Лишь после перехода в конце 1920-х гг. на плановое снабжение союзной сети кооперации сырьем и материалами, «дикие» кооперативы вынуждены были или входить в систему, или самораспускаться. В результате на 1 октября 1929 г. «дикие» кустарно-промысловые артели, например, в Сталинградском округе составляли незначительную величину (около 10 %) от общего числа кустарно-промысловых кооперативов. В 1930 г. ЦК ВКП (б) перед всеми кооперативными центрами поставил задачу включить в союзную систему все «дикие» артели, при этом тщательно очистив их от кулацко-нэпманских элементов.

Закономерным финалом после этого шага властных структур должно было стать окончательное огосударствление кустарно-промысловой кооперации.

В заключении подводятся итоги исследования, которые подтверждают новизну поставленной проблемы и значимость полученных результатов. Проведенный всесторонний анализ различных аспектов в деятельности кустарно-промысловой кооперации в условиях реализации новой экономической политики позволяет реконструировать объективную картину явлений и процессов, непосредственно связанных с предметом исследования.

В диссертации доказывается, что возникновение и развитие кустарно-ремесленного производства в рассматриваемом регионе было закономерным явлением, обусловленным целым рядом объективных причин. При этом отмечается, что данный вид производства в основном носил сельский характер.

Установлено, что в начале ХХ в. модернизационные процессы слабо захватывали промысловую сферу, представленную разрозненными кустарями и ремесленниками, а процесс их кооперирования начался лишь под влиянием государственной поддержки в виде предоставления заказов на кустарную продукцию и некоторых льгот.

При рассмотрении кооперативной политики органов советской власти в годы «военного коммунизма» отмечается, что она носила противоречивый характер и не соответствовала классическим принципам кооперативного движения. А провозглашение нэпа стало лишь временным компромиссом власти с кооперацией, имеющим целью восстановить с помощью последней экономику страны, а также вытеснить частный капитал из торговой и производственной сфер.

Анализ эволюции структуры кустарно-промысловой кооперации показал, что властные органы на всем протяжении нэпа пытались навязать свое видение организационных форм построения союзной и низовой сети кооперированной кустарно-ремесленной промышленности через внедрение кооперативного интеграла и создание артелей с общими мастерскими. В одних случаях это выглядело достаточно обоснованным, но в большинстве своем не соответствовало устремлениям самих кустарей и ремесленников.

Оценка финансового и хозяйственного состояния кустарно-промысловой кооперации позволяет условно выделить три этапа в производственной деятельности данного вида кооперации. 1921-1923 гг. - период нахождения кустарно-промысловых кооперативов на грани хозяйственного краха; 1924-1925 гг. - улучшение хозяйственной конъюнктуры; 1926-1929 гг. - включение кустарно-промысловой кооперации в государственные хозяйственные планы, что, с одной стороны, значительно улучшило устойчивость различных ее звеньев, но, с другой, усилило зависимость кооперативов от государственно-партийных органов. На практике «советский протекционизм» обернулся выхолащиванием исторического значения кооперации. Государство сначала весьма эффективно использовало данную форму самоорганизации для вытеснения частного капитала, а затем полностью охватило данный вид кооперации сферой своего контроля путем вовлечения его в планово-централизованную систему социалистического народного хозяйства.