Под "Высочайшей" эгидой (у истоков демократической тенденции военной печати)

Искомый дуэт составили 27-летние коллеги -- подполковник Генерального штаба В.М. Аничков и капитан Гвардейского штаба Н.Н. Обручев. Оба, после кадетских корпусов окончив военную академию, преподавали в ней. Были знакомыми Чернышевского, Добролюбова, Сераковского, который, поступая в 1857 г. в академию, констатировал: «Молодые профессора предлагают мне место адъюнкта, говорят, что для меня соответствующее место -- кафедра, а не студенческая скамья...»⁷⁵. Молодыми профессорами в ту пору были Аничков и Обручев.

Виктор Аничков только-только, в ноябрьском и декабрьском номерах «Современника» за 1857 г., опубликовал результаты своих зарубежных наблюдений -- «Очерки Алжирии. Из записок армейского офицера», до этого -- монографию «Ваграмское сражение» и две книжки под заголовком «Военноисторические очерки Крымской экспедиции (1855-1856 гг.)», положительно оцененные Николаем Чернышевским⁷⁶. В 1855 г. Аничков, вовлеченный Дмитрием Милютиным, занимался подготовкой представленной царю (и понравившейся ему) «Карманной справочной книжки для русских офицеров» (Санкт- Петербург, 1856), на том поприще сотрудничал с Александром Карцовым и братьями последнего, служившими в лейб-гвардии Семеновском полку Павлом и Нилом⁷⁷. Теплые отношения между Аничковым и Чернышевским сказались настолько, что в 1858 г. Аничков вместе с А.Я. Панаевой стали крестными младшего сына Н.Г. Чернышевского Михаила⁷⁸.

Миновало совсем немного месяцев и Аничков, назначенный вице-директором комиссариатского департамента Военного министерства, отошел от редакторства в «Военном сборнике» (его заменил полковник Генерального штаба Х.Г. Окерблом -- начальник штаба 1-й гвардейской кавалерийской дивизии, бывший однокашник Николая Обручева). Тем не менее продолжались его встречи с Чернышевским, дружба с Добролюбовым (вспоминая об этом в конце своей жизни в связи с «Материалами для биографии Н.А. Добролюбова», Николай Чернышевский отметил «желание самого Аничкова сблизиться через Николая А[лександрови]ча с Некрасовым», добавив: «Н[иколай] Александрович] мог иметь большое влияние на устройство дел, какие хотел Аничков завести с Некрасовим; это были денежные дела»)⁷⁹.

Бывший офицер Генштаба Ян (Иван) Станевич в своих мемуарах, посвященных Зыгмунту Сераковскому, называл Виктора Аничкова «очень либеральным». В то же время, при хороших отношениях с ним, характеризовал его как человека «очень ловкого, умеющего эксплуатировать в свою пользу обстоятельства». И заметил, что многое, касающееся экономических вопросов, за того написал Сераковский⁸⁰.

Николай Обручев под венец своей карьеры -- начальник Главного штаба, на исходе XIX века -- член Государственного совета, генерал от инфантерии, генерал-адъютант, кавалер многих российских и иностранных орденов (среди них -- святого апостола Андрея Первозванного, французского Почетного легиона), заслуженный профессор Академии Генерального штаба, почетный член Императорской Академии наук. Ему удалось разработать стратегию войны с Османской империей, приведший к освобождению Болгарии от оттоманского ига, а в 1863 г. он, будучи начальником штаба гвардейской дивизии, отважно «отчислился» от должности, протестуя против подавления поднятого тогда польского восстания.

В начале 1850-х годах юный Обручев зарекомендовал себя блестяще: через 2 года после учебы в кадетском корпусе, 20-летним написал «Опыт истории военного искусства в России», еще через 3 года -- «Обзор рукописных и печатных памятников, относящихся до истории военного искусства в России по 1725 г.». За отличие в военной академии 1854 г., был награжден серебряной медалью и удостоился чести, чтобы его фамилия была занесена там на мраморную доску. Со следующего года -- адъюнкт-профессор, с 1857 г. -- профессор, совмещая преподавание с должностью дивизионного квартирмейстера гвардейской пехотной дивизии. В формулярных списках Отдельного гвардейского корпуса на 1 января 1857 г. значился капитаном, что приравнивалось в положению армейского подполковника (имел преимущество старшинства в два чина). Никакими имениями не владел.

9 января 1858 г. Н.Г. Чернышевский, В.М. Аничков и Н.Н. Обручев получили уведомление за подписью графа Баранова о том, что Александр II разрешил «Военный сборник», утвердив Чернышевского общим редактором издания, а Обручева и Аничкова -- военными редакторами. Кроме того, начальник штаба Отдельного гвардейского корпуса попросил Чернышевского принять «заведование и всею хозяйственной частью журнала»⁸¹ (так что не ограничивался редакторством «по литературной части», как трактована его должность в широко растиражированной «Советской военной энциклопедии»). В связи с этим Чернышевский сообщил отцу: «Определение мое редактором «Военного сборника» состоялось; я получил уже бумаги, извещение об утверждении меня редактором и инструкцию, которая утверждена государем. Теперь остается только подождать еще с полгода, удасться ли мне поддержать хорошие отношения, в которых я теперь нахожусь с людьми, имеющими наблюдение за порученным мне изданием: главным образом важен тут Карцев. Теперь, как я сказал, мы с ним хороши; если это поддержится, мое положение упрочится»⁸².

Несколько работ Н. Макеева и Р. Таубина, появившихся в 1940-1950-х годах⁸³, коснулись «Военного сборника», но очень поверхностно. В противовес утверждению, что «вопрос о деятельности Н.Г. Чернышевского в «Военном сборнике», о направлении и содержании этого издания довольно обстоятельно освещен»⁸⁴, предпринятое исследование архивных фондов позволяет полнее осветить комплекс различных материалов.

Удалось обнаружить, что 7 января 1858 года Карцов уведомил Милютина: «Вчера утвержден «Сборник военный». Он будет издаваться при гвардейском штабе. Редакторы -- Чернышевский, Аничков и Обручев», а 2 февраля -- что «Военный сборник» еще до появления первого номера «уже успел нажить себе врагов: во 1-х, в лице морского начальства, которое рассердилось, зачем журнал смели назвать сборником; во 2-х, от в[оенной] цензуры за то, что его освободили от ее влияния, в 3-х, от в[оенно-] ученого комитета, издающего «Военный журнал». В таких условиях редакция, решившая преждевременно не открывать свои намерения, показалась Карцову «немножко беспечною»⁸⁵.

Итак, массовое издание для офицеров русской армии стало возможным только после поражения царизма в Крымской войне, когда страх перед нарос- тающим освободительным движением заставил правительство подумать об актуальности изменений, о реформах, в том числе как «крестьянской», так и военной. Впрочем, процесс усложнялся явными и подспудными неприятностями.

Поскольку рутинные органы военного министерства -- газета «Русский инвалид» и «Военный журнал» -- практически не имели общественного значения (свидетельства говорят о «Военном журнале» как о «никем в войсках не читаемом, бесцветном», о «Русском инвалиде» -- как о «находившемся в жалком состоянии»)⁸⁶, с помощью нового военно-литературного ежемесячника правительство собиралось влиять на армию так, чтобы по-своему приспособить ее функции к своим насущным нуждам. Но этим желаниям не суждено было сбыться, пока «Военный сборник» вел Чернышевский: хотя издание санкционировалось самим царем и финансировалось из средств государственной казны, в необычных обстоятельствах закладывался фундамент откровенного общения с его страниц с офицерами, через офицеров -- с солдатами.

Различными каналами (вплоть до циркуляра военного ведомства от 3 февраля 1858 г.)⁸⁷ распространялось объявление о предстоящем выпуске «Военного сборника». По сравнению с «Главными основаниями для издания «Военного сборника», высочайше утвержденными», подписанное Н.Г. Чернышевским, В.И. Аничковым и Н.Н. Обручевым «Объявление об издании журнала «Военный сборник»» -- несколько объемнее. Оно анонсировало пополнение разделами «Выдержки из журналов, русских и иностранных» и «Все нововведения по военно-административной и строевой части во всех государствах» (при этом разъяснялось, что «по тактике будут помещаемы преимущественно статьи, клонящиеся к разрешению вопросов, возбужденных событиями последней войны»), условиями подписки и оплаты гонорара, а главное -- доверительно обращалось к потенциальным авторам:

«Чтобы соответствовать своему назначению, «Военный сборник» будет стараться изложение всех статей сделать общедоступным и общеинтересным, заботясь о соединении ученых достоинств их с популярностью. Редакция употребит все усилия, чтобы наполнять журнал по преимуществу такими статьями, которые имели бы живое значение для нашего военного быта и возбуждали бы в читателях деятельность мысли. Всестороннее, добросовестное изучение настоящего материального и нравственного состояния наших войск будет первою обязанностью журнала. Редакция сознает всю важность этой обязанности, всю трудность ее исполнения; преодолеть эту трудность она надеется при помощи всех образованных и заботящихся об общем благе русских офицеров, поэтому и обращается ко всем служащим п служившим в рядах нашей армии офицерам с просьбою содействовать ей в деле изучения нашего быта и распространения в войсках всех сведений, до военного дела относящихся.

В какой бы форме ни была написана статья, основательно излагающая состояние того или другого отдела наших войск, той или другой стороны военной нашей жизни, она будет с равною признательностью принята в «Военном сборнике». Систематическое исследование, простой рассказ, заметки в форме воспоминаний или наблюдений -- все может быть равно прекрасно и полезно, лишь бы только было дельно и правдиво. Многие из опытнейших и достойнейших людей, в совершенстве знающих свою часть, затрудняются передавать на общую пользу посредством печати плоды своих наблюдений только потому, что их останавливают требования так называемой литературной формы; но знание дела и здоровый взгляд на него -- достоинства более важные, нежели изящество языка, и если статья написана человеком дельным, ясно понимающим свой предмет и излагающим мысли основательно обдуманные, она всегда будет оценена по ее внутреннему достоинству. Такие статьи «Сборник» будет считать лучшим своим украшением.

Желая сколь возможно избегнуть односторонности воззрений, редакция будет охотно помещать в «Сборнике» все возражения и замечания на статьи, в нем же напечатанные.

Относительно каждой присылаемой в редакцию «Военного сборника» статьи автор будет получать от редакции уведомление, намерена ли редакция поместить ее в журнале, если только потребует уведомления об этом.

Если автор по какой-либо причине не желает подписывать своим именем принадлежащую ему статью, имя это останется ненарушимою тайною редакции.

Вознаграждение за статьи, помещаемые в «Военный сборник», определено: за извлечения и компиляции по 30 р[ублей] сер[ебром] с печатного листа, а за оригинальные статьи -- до 50 р[ублей] сер[ебром], и в некоторых случаях выше. Автор может сверх того, если пожелает, получать бесплатно от 25 до 50 отдельных оттисков своей статьи: для этого нужно ему только отметить на самой статье, что он желает иметь отдельные оттиски»⁸⁸.

«Его нашли революционным»⁸⁹ -- писал А.П. Карцов о впечатлении, произведенном таким актом. Приглашая к сотрудничеству офицеров, редакция стремилась создать им .условия для свободного обмена мыслями. Чернышевский настойчиво отстаивал в издании журнала и свою личную» независимость от генералов», чтобы «говорить прямее»⁹⁰.

Большую роль в собирании демократических сил сыграл «Современник», в февральском номере которого за 1858 г. одновременно появились две публикации: объявление о предстоявшем выходе «Военного сборника» и рассказ «Чудо «Морского сборника»», подписанный псевдонимом Иван Путинка⁹¹. Появилась своеобразная иллюстрация надежд, связанных с выходом нового журнала: отстаивание человеческого достоинства солдата, борьба с рукоприкладством, обличение невежества, корыстолюбия и подобострастия офицеров- крепостников. Показательно, что антиподом главного героя -- майора Нурки выступал в «Чуде «Морского сборника»» подполковник Травка -- выпускник Военной академии, в которую к тому времени поступили З. Сераковский и Я. Станевич (также один из «соизгнанников оренбургских», по выражению из «Дневника» Т.Г. Шевченко).

В литературоведении распространилось представление, что рассказ «Чудо «Морского сборника»» создан Станевичем. Основанием для этого послужила запись в конторской книге «Современника» о получении им соответствующего гонорара⁹². Не опровергая вполне возможного такого единоличного авторства, все же следует обратить внимание на вероятность, что за псевдонимом «Иван Путинка» могли скрываться несколько человек: не только Ян Станевич, но и Зыгмунт Сераковский, и, не исключено, -- вернувшийся из ссылки польский писатель Эдвард Желиговский. Показательно, что со всеми этими приятелями встретился Шевченко у В.М. Белозерского на следующий день после своего возвращения в Санкт-Петербург -- вечером 28 марта 1858 г. К тому же, избранный для «Современника» псевдоним очень близок имени Ивана Путнева -- одного из героев обнародованого в том же 1858 г. в Петербурге романа Желиговского «Сегодня и вчера». А Станевич мог получить гонорар, исполняя обязанности секретаря конспирации, основанной в Военной академии Сера- ковским.

Что касается Тараса Шевченко то, как видно по его художественным произведениям и «Дневнику», мысли об армии всерьез занимали Великого Кобзаря. В поразительном созвучии с высказанным В. Чичериным двумя годами ранее в «Голосах из России» он 14 июля 1857 г. в Новопетровском форте размышлял о солдатах, у которых «отнято все, чем только жизнь красна: семейство, родина, свобода, одним словом, -- все», и офицерах, которым «отдано все, все человеческие права и привилегии». Гневно клеймив пьянство и драки «истинными досугами линейных, армейских и даже гвардейских молодых офицеров», Шевченко видел несомненную пользу в том, чтобы предать гласности низменную суть армейского бытия⁹³. Поскольку именно тогда речь шла об учреждении нового военного журнала, можно предположить не простое совпадение, ведь так или иначе причастен к появлению этого печатного органа в Петербурге товарищ Т. Шевченко З. Сераковский.

Среди авторов первого номера «Военного сборника» -- С.Н. Федоров, оренбургский писатель-демократ, взявшийся за литературное творчество под влиянием Т.Г. Шевченко, А.Н. Плещеева, ссыльных польских революционеров. В течение десятилетия почти не выезжая из Оренбурга, он успел выступить в популярных столичных журналах. Сам он, составляя список своих произведений, на первое место поставил повесть «Потапов», предназначенную им для намеченого журнала при Гвардейском штабе⁹⁴ (хотя к тому времени в «Русском вестнике» уже вышли его «провинциальные сцены» под названием «Утешители»). На май 1858 г. Чернышевский принял в «Современник» драматическое произведение Федорова «Филантропы».

«Военный сборник» по приглашению Н.Г. Чернышевского поддержали такие постоянные сотрудники «Современника» как далеко не военные Н.А. Добролюбов, Е.П. Карнович, П.П. Пекарский и другие. Например, Добролюбов синхронно готовил в оба издания рецензии на «Записки об осаде Севастополя» Н.В. Берга и на «Севастопольские воспоминания артиллерийского офицера» А.И. Ершова.

Многие обратились к журналистике по приглашению редакции «Военного сборника»: С.П. Зыков, Н.П. Глиноецкий, М.И. Драгомиров, Н.Г. Залесов, Д.А. Спичаков и другие. Главным образом это были офицеры Военной академии и Отдельного гвардейского корпуса. В целом откликнулись сотни лиц, приславших свои статьи, и тысячи, изъявивших охоту подписаться на журнал. К 15 апреля 1858 г. подписчиков насчитывалось четыре с половиной тысячи, а заявки продолжали поступать -- по 200-300 в неделю⁹⁵. Когда общий тираж достиг 5884 экземпляров, подписку пришлось прекратить, хотя всех желающих удовлетворить не удалось.

«Подписка на «Военный сборник» за текущий год прекращена по истощению как первого, так и второго издания», -- гласило сообщение «От редакции» на последней странице обложки 5-го номера, но даже при несомненном ограничении число читателей выглядело внушительным, -- практически таким же, как у «Современника». Для ведомственной периодической печати почти 6-тысячный тираж вообще был необычным. Что касается русской армии с тридцатитысячным офицерством, то явление выглядело феноменальным: гражданские лица выписали около 200 экземпляров, остальные достались офицерам. Подписчиками выступали целые подразделения⁹⁶.

Не выдержав конкуренции, консервативный «Военный журнал» первым потерпел поражение: «С основанием журнала «Военный сборник», издающегося при Гвардейском штабе, в редакцию «Военного журнала» не только перестали поступать статьи посторонних сотрудников, но и те, что имелись, были забраны ими назад для помещения в «Военном сборнике»», -- официально доносил Военно-ученый комитет Военного министерства⁹⁷. В 1859 г. «Военный журнал» вообще прекратил существование.

В кругу «Современника» вызревало намерение приобрести с торгов «Русский инвалид» -- главный рупор военного министерства: была уверенность, что Некрасов сможет издавать эту газету «в расчете, разумеется, на содействие таких публицистических сил, как Чернышевский и Добролюбов». По неизвестным причинам прожект не удался⁹⁸. Отношения с «Русским инвалидом» усложнились до конфликта: там, где еще недавно рекламировалось издание «Военного сборника», развернулась арена яростных нападок на него⁹⁹.

Союзником «Военного сборника» выступил при штабе Отдельного гвардейского корпуса маленький журнальчик «Солдатская беседа», который можно было бы назвать своеобразным приложением к «Военному сборнику» с учётом того обстоятельства, что он выпущен почти синхронно: 27 февраля 1858 г. «с Высочайшего соизвеления» санкционирован выход его первого номера (одобренного цензором В.Н. Бекетовым), а чуть более чем через два месяца выдано подобное разрешение на «Военный сборник». Подписка «для войск» на «Солдатскую беседу» проводилась в редакции «Военного сборника»¹⁰⁰. И «Солдатская беседа», и «Военный сборник» подчеркивали, что функционировали не в штабе, а при нем: тем самым обращалось внимание на их особый характер. Редакция «Военного сборника» в сущности продемонстрировала относительную неподчиненность военному начальству: «Некоторые из гг. подписчиков «Военного сборника», обращавшиеся со своими требованиями в редакцию журнала, находящуюся при штабе Отдельного гвардейского корпуса, выставляли на письмах адрес неполный, подписывая только: «в штаб Отдельного гвардейского корпуса»; от этого происходило замедление в получении их требований редак- циею «Военного сборника», и она, имея в виду предупредить на будущее это неудобство, просит тех из гг. подписчиков, которые присылают свои требования на журнал в редакцию его при штабе Отдельного гвардейского корпуса выставлять на письмах полный адрес, именно адресовать их не просто «в штаб Отдельного гвардейского корпуса», а непременно «в редакцию «Военного сборника», при штабе Отдельного гвардейского корпуса». Только по этому полному адресу доходят требования до редакции без промедления»¹⁰¹.

Сложно поверить, что по-настоящему весомы были трудности с доставкой «требований» на подписку, тем более, что в «Объявлении об издании «Военного сборника» предлагалось обращаться не куда иначе как в штаб Отдельного гвардейского корпуса»¹⁰². Никак не в редакцию «при штабе». Дело, видимо, в другом: объявление из-под пера Н.Г. Чернышевского, который в «хозяйственной части» заведовал подпиской на журнал, проводило линию, какой неуклонно следовало идти, отказываясь от самых выгодных финансовых предложений, если их реализация требовала попадания под начало военного ведомства. «По «Военному сборнику» я не считаюсь на службе для того, чтобы сохранить независимость от генералов, с которыми имею сношения по этому изданию, -- писал Чернышевский родным. -- Мне предлагали сделать редакторскую должность при Гвардейском штабе, но я отмолчался от этого предложения: теперь я могу говорить прямее, нежели мог бы тогда»¹⁰³.

Редактором и основным автором «Солдатской беседы» стал 42-летний А.Ф. Погосский, близкий Н.Г. Чернышевскому, Н.А. Добролюбову, Н.А. Некрасову, В.М. Аничкову, Н.Н. Обручеву. В своих материалах -- и в «Солдатской беседе», и в журнале «Народная беседа», который с 1862 г. как бы адаптировал идеи «Солдатской беседы» к языку, понятному не только военнослужащим, но и крестьянам, -- он, успевший послужить и рядовым, и офицером, напоминал, что солдаты являются частью народа и пребывание в армии -- лишь временное явление, что впереди возвращение домой, чаще всего в село. Отсюда его стремление насытить свое детище «всем, что нужно знать солдату, да не помешает и каждому человеку».

Александр Погосский не мог не понимать, что, если для подписки на «Солдатскую беседу» подходил адрес «при Штабе», то для переписки с «нижними чинами» он уже выглядел неудачным. Поэтому просил своих корреспондентов, как и других «частных лиц», адресоваться к нему в известный магазин придворного книгопродавца А.Ф. Смирдина на Невском проспекте (там, где, кстати, обосновалась и редакция «Современника»). Само название «Солдатская беседа» подчеркивало стремление к тесному общению с читателями -- «грамотными, малограмотными и совсем безграмотными».

Дебютный номер «Солдатской беседы» открывался обращением «Землякам служивым, кое-что о нашей беседе», с помощью чего Погосский приглашал солдат к невиданному ранее способу общения между собой -- собираться для обсуждения вопросов, затронутых в журнале. Состав лиц, к кому обращался, он очертил с размахом: «пешие, конные и по морям плавающие», т.е. пехотинцы, кавалеристы, матросы -- представители всех видов вооруженных сил. «Дело наше общее, до всех касающееся» -- писал этот автор, что было совершенно феноменальным для армии и флота России явлением. Погосский отдавал себе отчет в особой роли массовой пропаганды и ставил задачу последовательного вовлечения читателей в общественную жизнь: «С часом, по маленьку дойдем и до тонкости, заговорим политичнее, а сразу нельзя, братцы: сначала топором, потом скобелем, а резьба да узоры -- последнее дело».

Солидаризуясь с редакцией «Военного сборника», обратившейся с предложением сотрудничества к офицерам и уже начавшей получать от них статьи, «Солдатская беседа» поместила отклик в поддержку журнала Чернышевского: «Вот и почали теперь люди знающие, ученые, писать и рассуждать о том, как следует образовывать, то есть выучить разуму и нашего брата-солдата. И любо читать, как иной благородный офицер пишет: «мы, говорит, должны сдружиться с солдатом, он-де товарищ наш, он нам брат меньшой ... а если он хорош, честен и трудолюбив -- отдадим ему почтение... Стыдно и грешно было бы нам не ответить на это также честно и благородно... Коли не брезгуют они подать чистую руку свою в помощь нам и дружеским голосом зовут нас на добрую дорогу, то грех было бы не послушать их...»¹⁰⁴.

Первый номер «Военного сборника» воспроизвел один из материалов «Солдатской беседы» -- рассказ «Отставное счастье» в сопровождении примечания Н.Г. Чернышевского о том, что журнал А.Ф. Погосского -- помощь офицерам, обучающим подчиненных грамоте: «Чтобы пособить по мере сил своих общему делу, г. Погосский, уже напечатавший несколько замечательных книжек для солдат, предпринимает теперь издание целого ряда брошюр под названием «Солдатская беседа». Мы помещаем здесь один из его новых рассказов, чтобы ознакомить читателей «Военного сборника» с характером статей, которыми г. Погосский надеется заинтересовать солдат и возбудить в них охоту к чтению. Главная мысль автора: спуститься в самую обыденную жизнь солдата, затронуть его чувствительную струну и тогда уже постепенно поднимать его»¹⁰⁵.

Во всяком случае, «Военный сборник» нисколько не заслужил упреков и в том, что он «не имел распространение в солдатской массе», и в том, что якобы «не охватывал своим воздействием большую часть офицерского состава»¹⁰⁶. Естественно, «Военный сборник» не распространялся среди солдат по той же причине, по которой «Современник» не имел хождения среди крестьян. Собственно, отставной майор Погосский, приглашая солдат быть «собеседниками», объяснял им, что есть и другие замечательные книги, но для них пока не предназначенные.

Письма Н.Н. Обручева к А.Ф. Погосскому свидетельствуют об их сотрудничестве в издании «Солдатской беседы» и о том, что вопросам сближения солдат с крестьянами в том журнале уделялось значительное внимание¹⁰⁷. Своеобразным откликом на задумку использования армии как рассадника народного просвещения были слова во втором номере «Солдатской беседы», что солдаты должны разнести по свету «все то, чему их на службе выучили». Погосский апеллировал к людям, понимающим как достичь цели. «Выучимся же добру, и тогда всюду встретят солдата как брата старшего, как учителя»¹⁰⁸ -- призывал своих читателей.

В «Солдатской беседе» статья «Ложь и воровство» как бы предвосхищала агитационную литературу для народа, вскоре получившую рапространение. В напечатанном тексте содержалось отнюдь не двусмысленное указание на злодеев, обкрадывающих народ: «Конечно, и на медведя есть рогатина: и вор дрожит -- словно его черт берет, протягивая руку за чужим добром. Попался он -- ну как с ним расчет короток: драл волк, дерут и волка. А вот как прикажете избавиться от такого мошенника, который серед белого дня, при народе, промышляет обманом да обирает темного человека хитростью и разным надувательством? И нет на него ни суда, ни улики, затем, что изворотлив он как змея. Что прикажете делать с таким ворищем, который и по дружбе и по службе крадет да еще похваляется: дело, мол, делаю; «квашню мешу -- между пальцев мое остается! А остается там ино половина; «крою -- песни пою, а кто будет шить, тот наплачется!» Ну, да об этих гусях лапчатых поговорим когда-нибудь потом. Надо будет потолковать о них особенно и пообстоятельнее: ведь все они какого ни есть звания и состояния -- босиком ли ходят, аль в рыдване разъезжают -- одного поля ягоды, все те же воры»¹⁰⁹.

Такие фразы свидетельствовали о жгучем желании поддержать настроения крестьян и солдат избавиться от несправедливости, что тем более весомо, поскольку номера журнала Погосского были практически единственными книжками, способствовавшими просветительной работе в армейской массе. Тяга к «Солдатской беседе» оказалась настолько мощной, что Погосский взялся за продукт аналогичного содержания для максимального распространения -- «Народную беседу»¹¹⁰.

Собственно, «Военный сборник» и «Солдатскую беседу» можно рассматривать как парное издание с налаженными редакционными контактами. Для распространения в солдатской массе издавалась «Солдатская беседа», а «Военный сборник» предназначался офицерам и дошел до очень многих из них.

«Направление «Военного сборника» было понято огромным большинством русских офицеров точно так, как предполагала понимать его редакция «Сборника»», -- четко заявил Николай Чернышевский¹¹¹. Редакция журнала имела все основания считать, что ее «Объявление об издании «Военного сборника»» нашло живой отклик в армии. Отмечая как было воспринято приглашение к сотрудничеству в новом периодическом органе, она с удовлетворением отме- тила: «Из всех концов России, где только стоят войска, получались редакциею черезвычайно многочисленные статьи, написанные все без исключения в одном и том же духе»¹¹². С особым радушием редакция встретила письмо прапорщика Смоленского пехотного полка Н.Ф. Трусова «Голос из армии», выразившее не только его личное мнение, а и взгляды целого кружка «маленького общества» молодых офицеров¹¹³.

Было Николаю Трусову тогда не более 24-х лет, но за плечами он имел немалый военный опыт. Еще в начале своей службы, в 1854 г., ему, 19-летнему унтер-офицеру Смоленского пехотного полка, довелось в составе действующей армии участвовать в переправе по студеной вешней воде на правый берег Дуная и в штурме расположенной там турецкой батареи. В 20 лет стал прапорщиком и со своей частью был переведен в Севастополь. Сражался на Черной речке, Федюхинских высотах, Бельбекской позиции, за Макензеву гору. Видел, как по вине бездарных «верхов» бессмысленно погибали однополчане. Даже прошение об отставке он наполнил горечью воспоминания о наступлении его отряда и движении «того же числа в обратном направлении»¹¹⁴.

После окончания военных действий полк «смоленцев» был передислоцирован на постоянные квартиры, а в 1857 г. -- переброшен в Королевство (Царство) Польское. Там «небольшой кружок одного из армейских полков» стал предшественником революционной организации офицеров русской армии в Польше. Среди тех, кто мог вместе с Трусовым обсуждать в нем программу «Военного сборника», был, например, уроженец Волыни подпоручик К.И. Крупский, поступивший в Смоленский полк после окончания Константиновского военного училища¹¹⁵.

Основное внимание Н.Ф. Трусов уделил сопоставлению «жизни общества военного» с гражданской жизнью. Отношение офицеров к солдатам, как указывал Трусов, «было порождено барским сословным взглядом и перенесено на службу из житейской среды». Вспоминая помещичьи имения, где такого же рода были отношения между крестьянами и их владельцами, автор «Голоса из армии» оказался настолько смелым, что не убоялся охарактеризовать военную службу как «службу частному лицу, а не государству». Подчеркнув, что поведение офицера по отношению к солдатам порождено крепостническими отношениями в стране, укреплял позиции человеческого достоинства всех угнетенных: «Я далек от слезливого, вялого обращения, от идиллического представления себе нравственной стороны солдата, но еще дальше от того, чтобы симпатизировать телесным наказаниям». Резкое осуждение насилия над личностью сопровождалось обличением и пресловутого «солдатокрадства». Начальники разного уровня обворовывали подчиненных, утаивая для себя значительную долю их провианта. Вскрывалась гнилость армейских порядков сверху донизу: «Начальник части, требующий услужливости от своих подчиненных, сам делает то же самое относительно высших. Движимый ревностью к угождению начальству, он готов был раздеть солдат и сложить все в цейхгауз, чтобы ничего не носилось и не портилось»¹¹⁶.

Соображения Трусова и его сослуживцев получили одобрение не только редакции «Военного сборника», но и Олександра II (он пожелал увидеть текст напечатанным, а самого Трусова приветил на одном из смотров)¹¹⁷. Интересно, что осенью 1861 г. Николай Трусов солидаризовался с опубликованной в «Современнике» статьей Николая Чернышевского «Народная бестолковость»¹¹⁸. Уже находясь в отставке, обратился к редактору славянофильского еженедельника «День» И.С. Аксакову с осужденем охранительной кампании: «Я не думаю, что было хорошо, особенно в настоящее время, подкладывать дров в утихающий костер национальной вражды. И неужели Вы не верите, что главные препятствия для лучшего будущего одни и те же для нас и поляков, и что в уничтожении только этих общих препятствий, общих врагов, лежит единственная возможность мирно разделиться по племенам и народностям». Остро критикуя крестьянскую реформу 1861 г. как «двуличную», помянул глубокое негодование народа и выдвинул на первый план необходимость сочувственного отклика «на стоны медленно задушаемых миллионов серого лаптевого народа», реализации «насущной нужды угнетаемого»¹¹⁹.

Александр II не был ни революционером, ни либералом, но и прежним крепостником он уже не мог оставаться. Вхождение Н.Г. Чернышевского в редакцию «Военного сборника» означало попытку легально «подталкивать» правительство к уступкам освободительному движению¹²⁰. В этом -- ключ к пониманию перипетий, связанных с журналом, издававшимся по высочайшему повелению, каким было веление времени.

Список использованных источников и литературы

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч.: 2-е изд. -- Т. 20. -- Москва, 1961. -- С. 171.

2 Бескровный Л.Г Русская армия и флот в XIX веке. -- Москва, 1973. -- С. 16.