Бегство мирных жителей России от нашествия французов в 1812 году

Размещено на http://www.allbest.ru/

БЕГСТВО МИРНЫХ ЖИТЕЛЕЙ РОССИИ ОТ НАШЕСТВИЯ ФРАНЦУЗОВ в 1812 г.

А.Н. Курцев (г. Курск, РФ)

Аннотация

Стаття присвячена проблемі біженства в 1812 р. Зазначено, що, на відміну від Першої та Другої світових воєн, процеси насильницького переміщення величезних мас людей під час вторгнення Наполеона до Росії ще й досі не вивчені. Висвітлені причини міграції населення на схід країни з великоруських губерній та Москви влітку-восени 1812 р., ставлення місцевих жителів до прибулих, їх матеріально-побутове становище на новому місці проживання тощо. Особливу увагу приділено підрахунку загальної кількості тодішніх біженців та їх поверненню додому після остаточного розгрому супротивника.

К настоящему времени в России беженство как особый вид военной миграции населения в наибольшей степени изучено применительно к годам Великой Отечественной войны, повлекшей исход 17 млн советских людей.

С 1990-х гг. развернулось исследование беженцев эпохи Первой мировой войны (обычно именовавшейся современниками Второй отечественной), в т.ч. с достоверным определением масштабов беженства за 1914-1917 гг. в 5 млн чел.

Практически неизвестной остается драма эвакуации до миллиона россиян в Отечественную войну 1812 г., являвшую собой составную часть общеевропейской борьбы с наполеоновской армией. Освещение этого беженства представлено лишь упоминаниями в общей литературе по указанной войне и специальных статьях по смежной проблематике.

После вторжения 12 июня 1812 г. на российскую землю армия Наполеона быстро захватила Виленскую, Гродненскую, Минскую, Витебскую и Могилевскую губернии, выйдя на флангах к Балтике (г. Риге) и Волыни (г. Луцку). Нерусские уроженцы этих западных регионов остались жить в зоне оккупации, что объяснялось их лояльным отношением к неприятелю, а также отсутствием боев за населенные пункты, которые практически не пострадали от войны. Первой беженской волной стал небольшой слой русских выходцев из местных городов, включая «торговцев» и остальных «обывателей», которые стихийно выехали с «семьями и имуществом» на восток по причине «страха и ужаса» перед врагом. «Чиновники, находившиеся в штатской службе, им последовали, а некоторые и упредили». Официальная эвакуация государственных служащих с обязательным вывозом «казенного имущества» происходила по «повелению» и осуществлялась с запозданием, когда населенный пункт бывал уже почти покинут нашими войсками. Администрация часто «силой задерживала население и его имущество на местах жительства до момента занятия неприятелем города», что сокращало потенциал начальной эвакуации.

Только с конца лета -- начала осени 1812 г. беженство приняло массовый характер, охватив центральные губернии с коренным русским населением: главным образом -- Смоленскую и Московскую, частично -- Калужскую и др.

В полосе наступления французской армии, начиная с г. Смоленска (1718 августа), многие населенные пункты стали ареной ожесточенных боев. Большинство беженцев, стихийно ушедших в тыловые губернии, составляли горожане. Вначале обезлюдел выгоревший Смоленск (в 1811 г. имел 12,4 тыс. чел.), затем -- уездный центр Дорогобуж, «Вязьма покинута жителями», «Гжатск совершенно пуст» и т.д.

Самым массовым был исход населения Москвы, где накануне войны проживали 276 тыс. чел. Беженство москвичей, вызванное взятием Смоленска, усилилось после Бородинской битвы. В первое время власти, с одной стороны, сдерживали исход городских низов, а с другой -- старались удалить население, считавшееся настроенным профранцузски: «Ростопчин, действуя страхом, выгнал(!), -- отметил очевидец, -- из Москвы дворянство, купцов и разночинцев», которых подмосковные крестьяне называли «изменниками», отнимали у них в пути следования «экипажи и имущество». С середины августа из города ежедневно выезжали «тысячи» карет, бричек, подвод с беженцами. «После Бородина» там уже «царит паника», поскольку с 26-27 августа «уезжают все, кто только может», «забирая с собой что было можно из имущества», следуя «куда Бог поведет». В результате к 30 августа «Москва опустела и в ней осталось не более 50 тысяч жителей». Эти остатки уходили на восток уже пешком, включая день сдачи столицы: в течение 2 сентября «толпы людей» слились в «плотную массу» беженцев. По сообщению Ф.В. Ростопчина, «когда Бонапарт взошел в Москву, в ней было всего 10 тысяч жителей», из которых «половина всякой сволочи, дожидавшейся как бы пограбить город».

Беженство продолжалось и в период оккупации из-за пожаров, убийств и грабежей, совершаемых вражеской солдатней, а также «московской чернью», русскими дезертирами и окрестными крестьянами. Поэтому в Москве остались в итоге примерно 6 тыс. жителей.

Осенью московский гражданский губернатор указал, что военными отрядами противника «выжжены и разграблены» уездные города Богородск, Бронницы, Верея, Волоколамск, Дмитров, Звенигород, Можайск, Подольск и Руза, а «жители оных, удалясь от лютости врага и скитаясь..., ищут пристанища». Лишь Клин, Коломна и Серпухов, а также Воскресенский и Сергиевский посады, «будучи охраняемы [российскими. -- А. К] воинами и ополчившимися поселянами, хотя избежали зол, подобных прочим; но жители [их. -- А.К.], видя повсеместное опустошение и грабительство, удалялись.».

Накануне сдачи Смоленска, позднее из Москвы и других городов власти организовали отъезд в тыл чиновников, священников, учащихся и т.п. В частности, состав Московского университета вывезли в Нижний Новгород, московская администрация во главе с Ф.В. Ростопчиным укрылась во Владимире. К подобной эвакуации готовили Петербург.

Наступление врага по Смоленскому тракту в направлении Москвы, полоса которого «по обеим сторонам дороги» имела до 40 верст, принесло бедствия и сельскому населению: «пожар разливался по сей широкой черте опустошения, и целые волости с остатком своего имущества бежали от сей всепожирающей лавы, куда -- и сами не ведали».

Крестьяне Смоленской и Московской губерний, забрав скот и ценные вещи, оставляли селения и обычно укрывались от вражеских войск в ближайших «лесах», иногда обороняясь «против являвшихся в их округу [вражеских. -- А.К.] фуражиров». Собственно беженцев дала придорожная местность, где в результате боевых столкновений войск появились «пустые сожженные селения», уроженцы которых «удалились в другие губернии за неимением пристанища по сожжении и разорении их селений.». Жители уцелевших деревень, «не успевшие уйти с пути неприятеля», подверглись «жестокостям и грабежам» оккупантов, вследствие чего, «оставя свои дома», постепенно тоже «разбредаются».

Охваченные войной территории центра страны покинули также помещики с членами семейств, ценным имуществом, личной прислугой, спасаясь не столько от вторжения неприятеля, сколько от собственных крепостных, которые нередко убивали дворян, грабили их имения, сжигали усадьбы и т.д.

Разоряли крестьян и русские воины. В августе гражданские власти констатировали, что «солдаты уже не составляют армию. Это орда разбойников и они грабят на глазах своего начальства». Особенно «казаки много делают грабежей» поместий, где затем французам «поживиться было уже нечем». Оставляемая местность «разорена совершенно».

В период отступления по Смоленщине российской армии там «все покидали свои дома, стар и млад, чиновник, помещик и крестьянин, повсюду тянулись обозы с наскоро захваченным скарбом». Гражданское население «все попряталось и разбежалось, даже смоленский губернатор скрылся неизвестно куда». «Гжатский уезд был совершенно пуст», «Пореченский уезд также страдал отсутствием крестьян и чиновников» и т.п.

Из Московской губернии сообщалось, что «за время движения армии от Бородина к Москве было заметно значительное учащение дезертирства и мародерства». Поэтому «жители здешней губернии от страха быть ограбленными от неприятеля или же своих войск, более нежели на 50 верст в окрестностях Москвы, оставили свои селения, разбежались».

Кроме стихийного беженства и официальной эвакуации людей, власти принудительно выслали с театра войны в «дальние города» немало российских «жидов», иностранцев -- «французов» и др. лиц, подозреваемых в «шпионстве». миграция население наполеон насильственный

В итоге французская армия, захватив центр России, увидела там «пустыню» .

После перемещения с начала сентября военных действий в южном направлении беженство охватило часть Калужской губернии, вплоть до официальной эвакуации гражданского населения из Калуги.

Подобная участь ожидала г. Тулу, откуда 15 сентября писали, что «народ здесь в великом смятении и страхе. Церковные сокровища и украшение все вывезены, также купцы из гостиного двора... Об оружейном заводе есть повеление, чтобы мастеровые до тех пор работали. А когда будет опасность, тогда мастеров вывести в Сибирь, а завод предать огню». Одновременно тульский губернатор «закрыл присутственные места и остановил производство дел», но без «предписания начальства», за что получил 15 октября «замечание» от Комитета Министров.

В соседней Рязанской губернии военные перемещения гражданского населения начались летом с выселения евреев в «отдаленные российские губернии», смягченное правом «оставить единственно тех, которые с давнего времени, проживая тихо и спокойно на одном месте, не навлекают на себя никаких подозрений».

Осенью происходило массовое поступление беженцев из оккупированных территорий, а также их транзитное движение на восток. После сдачи Москвы «всеобщая паника», царившая среди прибывающих оттуда людей, «передалась населению» смежных с Подмосковьем районов Рязанщины». Так, в Зарайском уезде «многие помещики бежали из своих вотчин, а в самом городе Зарайске не осталось и трети жителей», что объяснялось не только потенциальной опасностью наполеоновского вторжения, но и реальным грабежом с жестоким насилием со стороны русских солдат, «особенно мародерствовали в 1812 г. казаки».

В середине сентября, «когда неприятель в каждый момент мог появиться под стенами Рязани», из последней «все казенное имущество было подготовлено к отправлению вниз по Оке...», а некоторые иногородние учреждения переправили в более безопасные места, например, «Московское военно-сиротское заведение» -- в Тамбов. Когда напряженность спала, Рязань приняла «Калужскую губернскую гимназию с уездным при ней училищем» и т.д.

Письма беженки-дворянки гласят, что уже к 17 сентября «Тамбов битком набит. Каждый день прибывают новые лица» из Москвы, Калуги, Рязани и других городов, все они «грустные и убитые». Спустя три недели настроение их улучшилось: «Прибыв сюда с разбитым сердцем и с душевным горем., мы благодарны тамбовцам за их ласковые к нам поступки. Все наперебой стараются оказать нам услуги и нам остается лишь благодарить этих добрых соотечественников».

Для призрения беженцев в тыловых губерниях были образованы «Комиссии о людях, выходящих из мест, занятых неприятелем», которые действовали под руководством губернаторов, а правительство открыло «кредит» до 10 тыс. рублей каждому такому учреждению. Рязанская комиссия начала работать 12 октября 1812 г., ее суммарные расходы на нужды беженцев составили за несколько месяцев 8 тыс. руб., последние средства были выбраны 30 июня 1813 г. В обязанности комиссий входило оказание помощи «скитальцам»: «размещать их по городам и селениям», где «употреблять все средства для поддержания их».

Большинство прибывших в Рязанскую губернию расселились в городах, в т.ч. с выплатой эвакуированным (из Москвы, Смоленска и т.п.) чиновникам полагающегося им «жалованья». Воспитанников и преподавателей «Московской губернской гимназии» устроили в здании аналогичного учебного заведения Рязани. Крестьян «размещали по казенным селениям и определяли им денежное вспоможение». Местные монастыри приняли «престарелых, немощных и малолетних». Рязанский дом призрения, заполненный беженцами, опекало «Патриотическое дамское общество для помощи разоренным от неприятеля», собиравшее также «деньги и вещи» особо нуждающимся.

Отметим усилия и Тверской комиссии, к которой «большей частью казенные крестьяне уездов, смежных с Тверской губернией, не имеющие ни одежды, ни обуви, ежедневно являясь в значущем количестве, просят о пособии.».

Дополнительную помощь из благотворительных средств с ноября 1812 г. оказывал из Петербурга новый общественный орган «Сословие призрения разоренным от неприятеля», действующий посредством своих региональных представителей .

Многими осуществлялась частная благотворительность. Так, курский помещик, помогая беженцам, «давал одним -- деньги, другим -- одеяние, а некоторым пристанище».

Возврат людей в родные места происходил постепенно. В частности, с Рязанщины уже в декабре 1812 г. отправили продолжать прежнюю службу эвакуированное чиновничество. Завершился процесс реэвакуации летом 1813 г., о чем указывает закрытие Рязанской комиссии по призрению беженцев.

В феврале 1813 г. население Москвы достигло 100 тыс. чел., а весной его состав превзошел довоенный -- 300 тыс.

В более западные смоленские земли, по свидетельству губернского предводителя дворянства, лишь «в мае 1813 г. начали обыватели из рассеяния собираться ... на место пепелищ прежних жилищ своих и некоторое время жили на открытом воздухе, питаясь грибами и хлебом» из «пайков», отпущенных государством.

В общем итоге исход мирного населения из районов оккупации врага в 1812 г. с временным проживанием в тыловых территориях и послевоенной реаэвакуацией представлял собой яркое проявление демографических последствий наполеоновского нашествия.

Список использованых источников и литературы

Проходцов И.И. Рязанская губерния в 1812 г., преимущественно с бытовой стороны: Материалы для истории Отечественной войны. Рязань, 1913. -- Ч. 1. -- С. 237-254, 256.

Гладков Н.Н. О фамильных документах, относящихся к 1812 г. // Труды Курской губернской ученой архивной комиссии. -- Вып. II. Курск, 1915. -- С. 51.

Проходцов И.И. Указ. соч. -- Ч. 1. -- С. 256.

Проходцов И.И. Указ. соч. -- Ч. 2. -- С. 303, 306, 312-313.

Там же. -- С. 293-294, 298-301, 303, 309, 313-316.

Журналы Комитета министров: Царствование Александра I. 1802-1825 гг. -- Т. II: (1810-1812 гг.). -- СПб., 1891. -- С. 651.

См.: Соколов А.Р. «Сословие призрения разоренных от неприятеля» // Военно-исторический журнал. -- 2004. -- № 4. -- С. 55-61.

Танков А.А. Патриотическая деятельность Курского духовенства во время Отечественной войны 1812-1814 гг. // Курские епархиальные ведомости. -- 1912. -- Ч. неофиц. № 51/52 (23-30 дек.). -- С. 533.

Проходцов И.И. Указ. соч. -- Ч. 1. -- С. 299-300, 312-313.

Тартаковский А.Г. Указ. соч. -- С. 377.

Отечественная война и русское общество. -- М., 1912. -- Т. V. -- С. 107.

Размещено на Allbest.ru