Специфика раннего фронтира на Кавказе

Размещено на http://www.allbest.ru/

Астраханский государственный университет

СПЕЦИФИКА РАННЕГО ФРОНТИРА НА КАВКАЗЕ

Романова Анна Петровна д.ф.н., профессор

Астрахань, Россия

Статья посвящена анализу раннего фронтира на Кавказе. В статье доказывается правомерность употребления понятия «ранний фронтир» для этого периода российско-кавказской истории. Автор, опираясь на классические критерии фронтира, предложенные еще Д. Тернером, сравнивает основные характеристики раннего американского и кавказского фронтиров. В процессе анализа выделяются общие и специфические элементы межкультурных коммуникаций этого периода, которые формируют основные механизмы функционирования фронтирного сообщества. В статье показано как фактор «промежуточности» определяет гетеротопный, неустойчивый, реверсивный, трансгрессивный характер основных процессов и межкультурных коммуникаций, протекающих на этапе раннего фронтира. Методология данного исследования может быть использована для анализа различных типов и этапов фронтира, как исторических, так и современных

Ключевые слова: ФРОНТИР, МЕЖКУЛЬТУРНЫЕ КОММУНИКАЦИИ, КАВКАЗ, ГЕТЕРОТОПИЯ, ТРАНСГРЕССИЯ

Любая социально-культурная, историческая реконструкция процессов, протекавших в далеком прошлом, весьма условна. Однако для того, чтобы лучше понять современные события, мы должны попытаться проанализировать процессы прошлого, в которых зарождались ныне действующие закономерности.

В данной статье мы не претендуем на полную и четкую историческую реконструкцию основных событий этапа раннего фронтира на Кавказе. Эта задача чрезвычайно сложна в силу скудости архивных документов и нарративных источников того периода, особенно по сравнению с количеством источников аналогичного периода американского фронтира. Более того, существует целый ряд версий относительно времени, характера проникновения, первых переселенческих отрядов с территории Руси на Кавказ, а также их состава, которые часть противоречат друг другу [1]. Мы не будем на них подробно останавливаться, поскольку нашей задачей является не историческая реконструкция, а применение фронтирной методологии к исследованию Кавказа. Дело в том, что большинство исследователей не рассматривают ранний период заселения русскими Кавказа с позиции фронтира. Даже признающий факт существования кавказского фронтира и дающий собственную его периодизацию А.Т. Урушадзе начинает вести его отсчет со второй половины XVIII века [2]. Мы же попытаемся показать, что период XVI-XVII веков можно назвать этапом раннего фронтира как с позиции базовых характеристик данных Тернером, так и с точки зрения протекания там межкультурных коммуникаций. Мы попытаемся выделить основные закономерности, которые позволят нам обозначить этот процесс как «ранний фронтир» на Кавказе.

Термин «ранний фронтир» предложен молодой отечественной исследовательницей О.С. Якушенковой, которая положила в основу своей типологизации не просто классический линейный цивилизационный подход, а характер коммуникационных процессов, происходящих на территориях фронтира. На основе исследования американского материала она выделяет три разных типа фронтира: ранний фронтир, собственно фронтир и постфронтир, каждый из которых характеризуется своим типом культурного диалога [3]. Надо заметить, что по отношению к фронтиру процесс типологизации не является чем-то законченным. Не существует единой общепринятой типологии. Некоторые процедуры типологизации были осуществлены самим Тернером. Однако наибольшее внимание этому вопросу уделил Р.А. Биллингтон. В основу его типологии (более 20 типов фронтира) были положены географический и исторический принципы. Предложенные им типы или формы фронтира (трапперский, шахтерский, торговый и т.д.) носят ярко выраженный хозяйственный характер [4]. В российской науке тоже был осуществлен ряд попыток структурирования и типологизации фронтирных процессов. Выделяя три структурных элемента фронтира: внешний, внутренний и внутрицивилизационный. М.В. Шиловский определяет их как виды фронтира [5], А.С. Хромых как стадии одного и того же фронтира [6]. А.И. Широков, отходя от чисто исторической трактовки фронтира, рассматривает его как волновой процесс и считает возможным применить эту методологию к процессам освоения Сибири в ХХ веке [7]. Типологизация, предложенная О.С. Якушенковой, взята нами за основу и, применительно к Югу России, была дополнена С.Н. Якушенковым и А.П. Романовой еще одной стадией и в определенной степени типомфронтира - рефронтиром [8]. В данном случае, применительно к Кавказу, мы можем выделять и основные этапы, характерные для части территорий Кавказа, так и отдельные типы фронтира применительно к отдельным регионам Кавказа. ранний фронтир кавказ межкультурный

Ранее мы дали общую характеристику основным этапам Кавказского фронтира [9],в данной статье попытаемся проанализировать его начало.

Ранний фронтир на Кавказе и его характеристики

За определенную точку отсчета, позволяющую нам далее вести сравнительный анализ, мы возьмем основные характеристики американского раннего фронтира, выявленные на основе тщательного анализа американской фронтирной литературы, исследовательницей О.С. Якушенковой. «Фронтир этого времени - это не статичное явление, не крепостная стена, а сооружение в большей степени идеологическое, разделявшее мир колонистов и мир индейцев», - пишет Якушенкова О.С.«Первый контакт этих двух миров принимал несколько форм - форму соглашения, компромисса, сосуществования и форму конфронтации» [3].

Начало американского фронтира исследователи датируют датой основания Джеймстауна в Вирджинской колонии в 1607 г. На этот момент основы английской культуры как европейской уже были сформированы. На территории Америки происходила встреча двух разных по уровню мировосприятия и организации социума культур. Естественно, это был сложный процесс, который Тернер назвал встречей цивилизации и дикости [11].

На этапе раннего фронтира возникают первые слабые межкультурные контакты, в условиях, когда пришлое население количественно значительно меньше аборигенного и вынуждено во многом считаться с ним и уподобляться ему для элементарного выживания [12]. В этот момент образ индейца, человека по другую сторону фронтира, амбивалентен - это «враг/союзник»[3]. Причем на данном этапе образ врага не является доминантным, а контакты - конфронтационными. Они носят хаотичный характер и представляют собой чаще всего взаимовыгодный обмен.

Точка отсчета Кавказского фронтира в отечественной науке определяется А.Т. Урушадзе с момента создания Азово-Моздокской укрепленной линии (1777 г.) [2]. Однако с нашей точки зрения, как фронтир, этот процесс на Кавказе начинается гораздо раньше, с середины XVI в. Первыми «фронтирмэнами» можно считать новгородских ушкуйников и выходцев из Рязанского княжества, казаков Червленого Яра, бежавших оттуда после присоединения Рязани к Москве [15]. В «Хрониках гвардейских казачьих частей, помещённых в книге Императорской гвардии», даже указывается дата этого побега - 1520 г. Именно из числа беглецов и начинает формироваться гребенское и терское казачество [16]. О появлении первых фронтирных линий можно говорить с момента построения укрепленного городка на Тереке, по одной версии, казаками или разбойниками во второй половине ХVI в. [17], по другой, Иваном Грозным в 1563 г. [18], по третьей в устье Сунжи в 1567 г. [19]. В любом случае ранний Кавказский фронтир как минимум на полвека старше американского.

Вообще датировка появления гребенского и терского казачества на Кавказе у исследователей весьма различна, как собственно, датировка строительства и разрушения городков на Тереке и Сунже, а также их координаты. «Вероятнее всего, - пишет С.А. Козлов, - подвижные, курсировавшие (курсив А.Р.) по всему Терско-Сунженскому бассейну казачьи сообщества почти параллельно осваивали как устье и низовье Терека, так и гребни Терского хребта и далее правобережье Сунжи. Казаки продвигались от терского устья все дальше вглубь за междуречье Терека и Сунжи» [20].

Но для раннего фронтира вообще характерны реверсивность, возвратность, изломанность линий, подвижность, отступления, непрочность и зыбкость, в гораздо большей степени, чем для этапа фронтира.

Посмотрим, какие из базовых признаков фронтира, предложенных Тернером, характерны для раннего этапа кавказского фронтира. В его работах диффузно содержатся следующие признаки фронтира: окраинность заселенной территории; противостояние дикости и цивилизации; сопротивление властям, свобода, демократизм, либерализм; полиэтничность и поликонфессиональность, религиозная свобода; индивидуализм, отрицание старого, новое поле возможностей и т.д. [11]. Мы не будем пока коррелировать с более полной и представительной систематизацией фронтирных характеристик, предложенной Басалаевой [22], мы на данном этапе рассматриваем только тернеровскую «фронтирную классику».

Если говорить об окраинности, как характеристике раннего этапа Кавказского фронтира, то на тот момент, когда первые поселенцы бежали на территорию Кавказа, это не была даже окраина России. Астраханское ханство еще завоевано не было. С момента его присоединения к России в середине XVI в. (1556 г.) эта территория становится, по сути, территорией «между», т.е. именно фронтирной, где проживают и кавказские этносы различных конфессий, часть из которых на тот момент не имела своей государственности (чеченцы, ингуши) и находятся отдельные казачьи поселения-городки. Надо сказать, что в период раннего фронтира культурный уровень и система общения по обе стороны были более или менее однопорядковыми. «Пока казаки были предоставлены сами себе, они вели себя точно так же, как их соседи, образовывая союзы то с одним, то с другим мелким правителем или с различными общинами, с которыми вступали в контакт. И даже в периоды волнений между ними не возникало вражды на национальной почве или каких-то столь серьезных конфликтов, которые они не могли бы разрешить» [17]. Более того, с обеих сторон фронтира этническая и социальная структура населения была весьма гетеротопной. Она не была этнически однородной. С кавказской стороны это была масса мелких и достаточно крупных этносов, расселенных подчас весьма дисперсно. Со стороны России даже казачество не было этнически однородно. Так терские казаки, первое появление которых на Кавказе датируется 1559 г., с момента завоевания Тюмени (Терколте), «формировались из числа беглых, разрозненных групп русских людей и горских народов» [24]. Среди терских казаков было много иностранцев, причем нехристиан [17], т.е. на стадии раннего фронтира это большая этническая гетеротопия, где идет смешение этносов и смазаны границы между Своими и Чужими.

Именно промежуточный (как временной, так и пространственный), гетеротопный характер раннефронтирной территории, формирует особые межкультурные коммуникации. Они, с одной стороны, более или менее мирные, с другой достаточно вольные.

Межкультурные коммуникации раннего фронтира пока еще не носят явного конфронтационного характера по принципу Свой - Чужой / Враг. В постоянно возникающих и разрушаемых, переносимых с место на место крепостях, еще достаточно немногочисленные гребенские казаки «вступали в тесные дружественные отношения с соседними горскими народами»[26], жили «во вполне дружеских отношениях со многими кумыкскими и кабардинскими князьями» [17]. Они оказывали кавказским народам посильную военную и хозяйственную помощь и поддержку, вели с ними меховую торговлю» [26].

Такие достаточно позитивные коммуникативные связи складывались в силу целого комплекса причин, но, прежде всего, как и на американском фронтире, хозяйственного симбиоза. В Aмерике «первые волны фронтирменов активно сотрудничали с местным населением. Пришлое население нуждалось в коренном, и вместе с тем, местные жители выступало серьезным препятствием для освоения территории. Эта двойственность жизни на фронтире во многом определяла характер культурного диалога»[3] как в США, так и на Кавказе.

На этапе раннего фронтира бинарная оппозиция Свой - Чужой часто замещалась отношениями «Свой - Другой». Мир с аборигенным населением, с которым жили бок о бок, ценился выше временных союзов с так называемыми «своими». Так, в 1649 г. терские и гребенские казаки вступили в стычку и не вошли в союз с донскими казаками для совместного похода на соседний ногайский аул, разместившийся на Тереке «меж казачьих городков на выходи» [30]. Казаки вместе со своими местными союзниками совершали набеги на другие племена, расширив границы своих поселений вплоть до Каспия [17].

На этапе раннего фронтира еще одой характеристикой, заявленной Тернером, является более высокий уровень личной свободы, то, что в русской культуре называется «волей». Именно в XVI в. преобладающей массой на Тереке были вольные казаки. По мнению Скрынникова, «в XVI-XVII вв. это понятие заключало в себе несколько моментов. Во-первых, в документах XVII в. можно встретить противопоставление «вольных» людей письменным. Во-вторых, вольные казаки служили добровольно, тогда как для служилых государева служба была обязательна. В-третьих, вольные казаки подчинялись только своим выборным атаманам, тогда как служилые находились в подчинении воевод» [32]. Воля была понятием достаточно расплывчатым - от разбойного беспредела до сопротивления налоговому гнету, жестоким хозяевам и религиозному преследованию. Вольный дух постепенно проникает в менталитет жителей фронтира и становится характеристикой образа жизни, «когда сдержанность считалась скукой, а жизнь в собственном доме невыносимой»[17].

Очень часто вольность на этапе раннего фронтира и на Кавказе, и в Америке проявлялась в свободе брачных отношений, что укрепляло позитивные межкультурные связи. Брак по сути своей был формой регуляции межкультурных коммуникаций. В США такие браки давали колонистам множество преференций, в ряде случаев они просто помогали им выжить [3]. Но и индейцы на этапе раннего фронтира были заинтересованы в них, поскольку ценили ребенка от брака с белыми гораздо выше других своих детей [35]. На Кавказе гребенские казаки женились, преимущественно, на чеченках и кумычках [17]. Межкультурные браки, осуществлявшиеся на фронтирной территории, часто приводили к религиозной трансгрессии. На американском фронтире пуритане не одобряли внебрачных связей с индианками. Брак был возможен только с крещеными индианками [3]. Мусульманские жены гребенских казаков, видимо, тоже были вынуждены позднее креститься, поскольку гребенцы, сами бежав от религиозной нетерпимости, были однако более нетерпимы к иноверцам, чем представители терского казачества. Они «не признавали нехристиан, или хотя бы тех, кто не желал обратиться в христианство» [17].

Еще одной характеристикой раннего этапа фронтира, по Тернеру, являлась поликонфессиональность фронтирменов, относительная религиозная свобода и, соответственно, возможность религиозной трансгрессии. На раннем этапе кавказского фронтира это был важный фактор. Кроме налогового гнета и беспредела хозяев, бежать на Терек казаков заставляло религиозное преследование старообрядчества [17]. Это касалось, прежде всего, общин гребенских казаков. Исследователи приходят к различным выводам относительно стойкости и уровня приверженности их к старой вере. Дж. Баддели считал, что первое время религиозное преследование казаков практически не осуществлялось [17]. Не акцентировали внимание на характере веры казаков и Астраханские епископы в силу ее размытости. Более того, старообрядцы, бежавшие на Кавказ в более позднее время, не признавали гребенцов единоверцами. Даже Петр, суровый к старообрядцам, «приказал не тревожить старых верований гребенцов, так как служат они государю верно и без измены, «удерживаются» в мусульманском мире, не идут против церковной власти, не нарушают государственного порядка» [26]. Это еще раз подчеркивает фронторность ситуации. Не только сами фронтирмены допускали для себя определенные «вольницы и свободы», но и власти на определенном этапе признавали за ними право на волю, при соблюдении, естественно определенных условий. И только в середине XVIII века произошло ужесточение отношения к религиозному инакомыслию, приведшее к началу XIX в к практически полному переходу их в православие [17]. Однако некоторые исследователи считают, что гребенцы, сохраняя свою идентичность, «оставались старообрядцами на протяжении всего дореволюционного периода, несмотря на усиленные попытки светских и, главным образом, духовных властей привить им официальное православие» [43].

Гораздо сложнее дело обстоит с одной из базовых классических характеристик фронтира - местом контакта дикости и цивилизации (Д.Тернер). На этапе раннего фронтира на Кавказе вольные массы беглых казаков находились на одном цивилизационном уровне с основной массой горцев, а в некоторых случаях уступали им. «Когда мы говорим о контактах между русскими и кавказцами, то это вовсе не был контакт между цивилизованным народом и дикарями. Казаки того времени, видимо, стояли на одном уровне развития с чеченцами и кумыками и, конечно, были на более низком уровне, чем адыги, в то время подданные кабардинских князей, и сами кабардинцы»[17]. Отсутствие именно этой характеристики позволяет некоторым авторам утверждать, что нельзя назвать фронтиром процессы, протекавшие на Кавказе [45], или сдвигать начало фронтира на более позднее время [2]. Для более позднего периода цивилизаторская миссия России педалируется во многих исторических документах, письмах и нарративных источниках того времени [47]. Тем не менее, это была встреча различных культур, развивавшихся по своей траектории и в своем временном режиме. Поэтому в совокупности анализ основных векторов развития межкультурных коммуникаций позволяет утверждать о наличии этапа раннего фронтира на Кавказе.

Заключение

На современном этапе концепция фронтира уже давно вышла за рамки как исследования истории заселения территории США, так и исторических реконструкций в целом. Мы говорим о фронтире как о современном процессе, применяя этот термин к недавним событиям, происходившим в Чечне, к ситуации, происходящей в настоящий момент в Украине и т.д. Однако понимание того, какие механизмы запускают, если так можно выразиться «дремлющий фронтир», невозможно без реконструкции процессов, происходящих в прошлом. Естественно, что в каждом конкретном случае это происходило и происходит по-разному, но, тем не менее, основные характеристики этих процессов могут проявляться в разных коммуникационных сценариях.

Список литературы

1. Потто В.А. Два века терского казачества (1577-1801). Т.1. Владикавказ. 1912;Виноградов В.Б., Магомадова Т.С. О времени заселения гребенскими казаками левого берега Терека // История СССР. 1975. № 6. С. 160-164.

2. Урушадзе А.Т. Взаимодействие культур на Кавказе в конце XVIII - первой половине XIX вв.: Автореф. дисс. … канд.ист. наук. Ростов-н/Д.: ЮФУ, 2011.

3. Якушенкова О.С. Женщина на американском фронтире. Астрахань: Сорокина, 2012.

4. Billington R.A. WestwardExpansion: AHistoryofthe American Frontier. N.Y.: Macmillan. 1960.

5. Шиловский М.В. Фронтир и переселения (сибирский опыт) // Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII - XX вв.: общее и особенное. 2003. Вып.3. С. 101.

6. Хромых А.С. Русская колонизация Сибири последней трети XVI - первой четверти XVII века в свете теории фронтира: Автореф. дисс. … канд. ист. наук. Красноярск: КГПУ им. В.П. Астафьева, 2009.

7. Широков А.И. Социальная среда северного фронтира (на примере северо-востока России) // Вестник ТГУ. 2007. № 299. С. 91-93.

8. Якушенков С.Н., Романова А.П. Новый подход к осмыслению социально-политической и экономической ситуации на Юге России // Инноватика и экспертиза. 2012. Вып. 2. С. 74-80.

9. Романова А.П. Топчиев М.С. Кавказ как вечный фронтир //Каспийский регион: политика, экономика, культура. 2014. №3.

10. TurnerF. J. The frontier in American history. N.Y.: Courier Dover Publications. 1996.

11. Фостер У.З. Очерк политической истории Америки. М., 1953. 584 с; Ефимов А.В. К истории капитализма в США. М., 1934. 213 с.

12. Потто В.А. Кавказская война. Т.1. Ставрополь: Кавказский край, 1994. С. 12.

13. Казачьи войска // Справочная книжка Императорской Главной квартиры / Под ред. В.Х. Казина. Репринт. изд-е 1912 г. СПб.: Дорваль, 1992. С. 171.

14. Баддели Дж. Завоевание Кавказа русскими 1720-1860 гг. М., 2013. С. 22.

15. Шишов А.В. Схватка за Кавказ. XVII - XX век. М.: Вечер, 2005. 497 с.

16. Барретт Томас М. Линии неопределенности. Северокавказский «фронтир» России // Американская русистика. Вехи историографии последних лет. Имперский период: Антология / Сост. М. Дэвид-Фокс. Самара, 2000. С. 163.

17. Козлов С.А. Кавказ в судьбах казачества (XVI-XVIII). СПб.: Историческая иллюстрация, 2002. С. 13.

18. Басалаева И.П.Критерии фронтира: к постановке проблемы // Теория и практика общественного развития. 2012. [Электронный ресурс]. Режим доступа:http://www.teoria-practica.ru/.

19. Омельченко И.Л. Терское казачество. Владикавказ, 1991. С. 59.

20. Попко И.Д. Терские казаки со стародавних времен. СПб., 1880. Вып. 1. С. 24. РГАДА. Ф. 127. 1649 г., Д. 1, лл. 226-22.

21. Скрынников Р.С.Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века. Ленинград: Изд-во Ленинград. ун-та, 1985. С. 6.

22. Lawson J. A New Voyageto Carolina, containing the exact description and Natural History of that Country, together with the present state thereof and a Journal of a Thousand Miles Travel'd thro several Nations of Indians, Giving a particular Account of their Customs, Manners. London. 1709. P. 29.

23. Великая Н.Н.Официальное православие и гребенские казаки в XVIII - начале XX вв. // Православие в исторических судьбах Юга России. 2003. Вып.16. С. 30-43.

24. Шеуджен Э.А. Зона ли фронтира Северный Кавказ? // Вопросы теории и методологии истории: Сборник научных трудов; Адыг. гос. ун-т. Майкоп, 2006. Вып 5. С. 3-15.

25. Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX - XX вв. СПб.: Звезда, 2005. 720 с.

Размещено на Allbest.ru