Другим ориентиром в определении социальной идентичности служил только титул. В документе после имени нескольких дворовладельцев указывался только их титул: «граф» -- Там же. С. 33, № 145; С. 38, № 183.. Многочисленны случаи обозначения социального статуса лиц, имеющих высокое социальное положение, только лишь при помощи титула «князь» без каких-либо дополнительных сведений.

Очевидно, «Табель о рангах» не учитывала все существующие социальные категории населения. Данная система классификации, наравне с классификационной системой обозначений титулов применима только к лицам, находящимся на вершине социальной иерархии. Наименование социального статуса лиц, не включенных в «Табель о рангах», базировалось на иных основаниях.

Так, обозначение социального статуса священно- и церковнослужителей и лиц, находящихся на государственной службе, чьи должности не включенных в «Табель о рангах», имеет схожие основания. Наименование социального статуса таких лиц состоит либо из одного элемента - самоназвания, либо из нескольких элементов - самоназвания и места службы. В переписной книге встречаются следующие самоназвания священнослужителей: «священник», «поп», «дьякон», «протопоп». Церковнослужители обозначены следующими наименованиями: «псаломщик», «просвирня», «пономарь». Пример наименования социального статуса, состоящего из двух элементов: «Приходу ц. Спаса Преображения Господня, что на Тверской, попа Михаила Ларионова» -- Переписная книга города Москвы. Т. 3. 1738-1742 г. С. 59. № 369.. Не включенные в «Табель о рангах» должностные лица, находившиеся на службе у государства, представлены в переписных книгах следующими наименованиями: «канцелярист», «секретарь», «копиист», «подьячий», «дьячек». Практически во всех случаях указывалось, помимо самоназвания, место службы дворовладельцев. Например: «Монетной Канцелярии канцеляриста Василья Григорьева с. Морозова» -- Там же. С. 54. № 331..

Социальный статус дворовладельцев определялся также в соответствии с их профессиональной деятельностью и родом занятий. В большинстве случаев наименование социального статуса таких лиц состоит из одного элемента - самоназвания. Так, в переписной книге указаны лица, обозначенные как «аптекарь» -- Там же. С. 3, № 24; С. 7, № 66., «архитектор» -- Там же. С. 4, № 32., «питейные компанейщики» -- Там же. С. 6, № 46., «сторож» -- Там же. С. 6, № 49; С. 11, № 101; С. 19, № 24; С. 19, № 29; С. 20, № 30; С. 20, № 31; C. 47, № 261; С. 61, № 387. , «лекарский подмастерье» -- Там же. С. 9, № 86., «артиллерии школьник» -- Там же. С. 17, № 2., «доктор» -- Там же. С. 53, № 322., «суконной фабрики компанейщик» -- Там же. С. 62, № 391., «аптекарский ученик» -- Там же. С. 66, № 428..

Наименования социального статуса лиц, определивших себя как «купец», также состоят из нескольких элементов - только самоназвания либо самоназвания и сведений о принадлежности к одной из трех купеческих гильдий. В некоторых записях переписной книги статус данных лиц обозначен как «купецкий человек» -- Там же. С. 18. № 16.. В большинстве случаев наименование социального статуса купцов включало в себя информацию о принадлежности к купеческой гильдии -- В нескольких случаях указывалась принадлежность к Гостиной и Дмитровской сотням. С. 6, № 47; С. 33, № 148; С. 16, № 40; С. 64, № 412; С. 64, № 414..

Редко в переписной книге встречаются лица, определившие себя как «служитель» и «крестьянин». Наименование социального статуса таких лиц состоит из самоназвания и сведений о лице или организации, которым эти лица «служат». Например, в одной из записей указано: «двор того же монастыря служителя Федора Васильева» -- Переписная книга города Москвы. Т. 3. 1738-1742 г. С. 19. № 26..

В нескольких записях в сведениях о дворовладельцах указана их национальная принадлежность. Так, в двух случаях в переписной книге дворовладелец обозначен как: «грек» -- Там же. С. 4, № 25; С. 70, № 463.. В одной записи указано: «польской нации Емельяна Григорьева» -- Там же. С. 37. № 175.. В данном случае ориентиром в определении социального статуса является национальная принадлежность, а не род занятий/ чин.

Обозначение социального статуса женщин в переписных книгах встречается редко, в большинстве случаев указывается только имя. Однако в нескольких случаях в источнике зафиксированы некоторые сведения о социальном статусе женщин. Так, в одной из записей указан придворный чин: «Вд. штатс-дамы кн. Марьи Юрьевны Черкасской» -- Там же. С. 8. № 70.. В других записях указаны следующие сведения о социальном статусе женщин: «Купецкой ж. вд. Лукерьи Федоровой» -- Там же. С. 14. № 20., «Вд. подьяческой ж. Марьи Ивановой» -- Там же. С. 13. № 19., «Вд. генеральши Аграфены Васильевой доч. Паниной» -- Там же. С. 21. № 41., «Майорши вд. Анны Ивановой доч. Кудаевой» -- Там же. С. 46. № 253.. В нескольких случаях в качестве ориентира в обозначении социального статуса указан титул, например: «Вд. кн. Татьяны Степеновой доч. Голицыной» -- Там же. С. 34. № 152., «Вд. гр. Елены Михайловой лоч. Апраксиной» -- Там же. С. 30. № 123..

Таким образом, информацию о социальном статусе дворовладельцев переписчики, по-видимому, получали непосредственно от самих дворовладельцев. Ориентиром для самоидентификации московским обывателям служат несколько классификационных систем: «Табель о рангах», титулованность и рудиментарная, но все еще жизнеспособная система старомосковских чинов. При этом «Табель о рангах» и титулованность являются сосуществующими параллельно системами, на которые ориентировались лица в определении своего социального статуса. Не выявлено какой-то определенной устойчивой схемы фиксации информации о социальном статусе дворовладельцев. Формулировки наименований социального статуса дворовладельцев даже одних и тех же социальных категорий разнятся. По-видимому, дворовладельцы сообщали ведения о своей социальной принадлежности в соответствии с собственными представлениями о своей социальной идентичности.

Глава 2. Категоризация московских обывателей в документах церковного учета (по данным исповедных ведомостей Китайского сорока за 1748 год)

До середины XX века исповедные ведомости как исторический источник, находясь в целом вне поля зрения историков, оставались практически не изученными. В лучшем случае на этот вид источника обращали внимание историки, чьи научные интересы лежали в сфере демографической статистики. При этом такие историки конца XIX - середины XX века не применяли в своих исследованиях первичные документы, т.е. непосредственно сами исповедные ведомости, а использовали только лишь обобщающий материал, т.е. документы, в которых данные, извлеченные из исповедных ведомостей, обобщались. Например, обобщающий материал, синодальные ведомости использовались историками для изучения численности и состава населения Москвы. -- История Москвы. Период феодализма. Том второй. Период феодализма XVIII в. - М. : Изд-во Академии наук, 1953. Результаты их исследования были опубликованы в вышедшем в середине XX века многотомном издании «История Москвы».

Одним из первых, кто обратил внимание на довольно богатый информационный потенциал исповедных ведомостей, был В.М. Кабузан. -- .Кабузан В.М. Народонаселение в России в XVIII - первой половине XIX / В.М. Кабузан. - М. : Изд-вл Акад. Наук СССР, 1963. Проведя источниковедческий анализ, он пришел к выводу о необходимости использования данного вида источника специалистами по исторической демографии. Кроме этого, Кабузан ставил вопрос о полноте и достоверности информации, полученной при анализе источника, заключив, что, хотя, в источнике отсутствуют данные по некоторым категориям населения, в целом исповедные ведомости содержат достоверные сведения о численности и социальном составе населения. Показав на практике методику работы с подобным видом источника, выявив его специфику, Кабузан, можно утверждать, положил начало изучению и применению исповедных ведомостей как источника в дальнейших исторических исследованиях. В дальнейшем, источниковедческими вопросами - вопросами о полноте информации и степени достоверности исповедных ведомостей, - задавался, спустя некоторое время, крупный историк Б.М. Миронов -- Миронов Б.М. Исповедные ведомости - источник о численности и социальной структуре православного населения России XVIII - первой половины XIX в. // вспомогательные исторические дисциплины. Т. XX. Л. : Наука, 1989, С. 102-117.. Проведя источниковедческий анализ, историк заключает, что в исповедных ведомостях не учитываются некоторые категории населения, а из-за внутренних миграций населения полный учет наличного православного населения данным видом источника в целом невозможен. Применяя сопоставительный анализ, сравнив данные церковного учета населения с данными административно-полицейского учета и ревизскими сказками, Миронов пришел к выводу, что исповедные ведомости дают в целом достаточно полные сведения о численности населения в общем, социальной структуре и, частично, о профессиональной структуре населения.

Вопрос о полноте информации и степени достоверности источника по-прежнему актуален и у современных исследователей. Так, анализу информационного потенциала исповедных ведомостей посвящена статья И.А. Черняковой -- Чернякова И.А. Ревизские сказки и исповедные ведомости - сравнительный анализ содержания с точки зрения достоверности и полноты информации // Массовые источники истории и культуры России XVI-XX вв.: Материалы XII Всероссийской конференции "Писцовые книги и другие массовые источники истории и культуры России XVI - XX вв.: проблемы изучения и издания.", посвященной памяти Василия Васильевича Крестинина (1729 - 1795), Архангельск, 19-23 июня 2001 г. Редкол. : Г.В. Демчук (отв. ред.) и др. - Архангельск: Правда Севера, 2002. С. 366-375.. Для выявления полноты информации, содержащейся в источнике и степени его достоверности исследователь проводит сравнительный анализ исповедных ведомостей и ревизских сказок. По мнению исследователя, исповедные ведомости предоставляют менее полную информацию, чем ревизские сказки. Сравнительный анализ исповедных ведомостей с иными источниками учета населения (ревизскими сказками и метрическими книгами) проводит М.А. Маркова в своем исследовании, посвященном изучению учета населения Санкт-Петербургской губернии XVIII - первой половине XIX вв. -- Маркова М.А. Первичные документы по учету населения Санкт-Петербургской губернии в XVIII - первой половине XIX вв. как исторический источник (метрические книги, исповедные росписи, ревизские сказки). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. СПб., 2005. По мнению Марковой, исповедные ведомости обладают высокой степенью достоверности и высоким информационным потенциалом.

Изучением формуляра исповедных ведомостей занимались Б.Г. Литвак -- Литвак Б.Г. Крестьянское движение в России 1775-1904 г. / Б.Г. Литвак. - М. : Наука, 1989 С. 199-202. и Б.М. Миронов -- Миронов Б.М. Исповедные ведомости…, чьи работы практически в одно и то же время вышли в конце 1980-х годов. Одним из последних исследований, в котором формуляр исповедных ведомостей подлежал пристальному изучению, является недавняя работа А.И. Федорец -- Федорец А.И. Исповедные ведомости как исторический источник по социальному составу и расселению дворовладельцев города Москвы в 40-х - 80-х гг. XVIII в. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. - М. : 2014., в которой также представлен полный источниковедческий анализ данного вида источника и охарактеризованы его информационные возможности.

В своем большинстве, исповедные ведомости привлекаются историками в первую очередь как источник демографической информации для изучения численности и состава населения. Так, одной из первых, кто использовал бы в своем исследовании данный вид источника, была Н.А. Варламова, в чьей работе представлены результаты по изучению размещения населения петербургских приходов. -- Варламова Н.А. Исповедальные ведомости 1737 г. как источник по истории населения Петербурга // Проблемы отечественной и всеобщей истории. Вып. 11. Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы истории города Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы истории города. Л., 1988. Б.Н. Миронов, при изучении аспектов существования города XVIII - XIX веков, обращает свое внимание на демографические моменты, рассматривая в рамках своей работы социальную структуру города и ее классификацию в разного вида источниках демографического учета населения, среди которых и присутствуют и исповедные ведомости. -- Миронов Б.Н. Русский город в 1740-1860-е гг. : Демографическое, социальное и экономическое развитие / Миронов Борис Николаевич. - Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1990. 272 с. В своей относительно недавней статье В.М. Кабузан, используя данные исповедных ведомостей, рассматривает динамику численности населения России XVIII - первой половины XIX века, внутренние миграционные процессы, этнический и социальный состав населения. -- Кабузан В.М. Население Российской империи в XVIII веке // Исследования по истории России XVI-XVIII вв.: Сборник статей в честь 70-летия Я.Е. Водарского. Отв. ред. Э.Г. Истомина, М.: Институт российской истории РАН, 2000. С. 42-75. Исповедные ведомости являются одним из основных источников изучения населения Санкт-Петербурга и губернии XVIII века в работе М.А. Марковой. -- Маркова М.А. Источники по истории населения Санкт - Петербурга и столичной губернии (1730 - 1740 гг.) // Материалы церковно-приходского учета населения как историко-демографический источник: сборник статей. Барнаул, Издательство Алтайского государственного университета, 2007. С. 103-120. Данные исповедных ведомостей исследователями используются также изучения семейной структуры различных слоев населения. Так, изучением купеческой семьи на основании использования исповедных ведомостей занимались А.И. Аксенов -- Аксенов. А.И. Источники для генеалогии непривилегированных сословий. Уездное купечество Подмосковья XVIII в.: капитальные, метрические книги. Исповедные ведомости. Фамильные прозвания // Историческая генеалогия. 1993. № 2. С. 10-13. и Ю.М. Гончаров -- Гончаров Ю.М. Исповедные росписи как массовый источник по истории купеческой семьи на Алтае в конце XIX - начале XX // Палеодемография и миграционные процессы в Западной Сибири в древности и средневековье. - отв. редактор Ю.Ф. Кирюшин, Барнаул: Изд-во АГУ, 1994. С. 185-187.. Применяя исповедные ведомости как основной источник, изучением дворянской семьи занимался В.В. Щербачев. -- Щербачев О.В. Исповедные ведомости московских сороков как источник по генеалогии дворянства середины XVIII века // Известия Русского генеалогического общества. Вып 12. СПб., 2003. С. 25-52; Щербачев О.В. Дворяне - прихожане московских церквей (по исповедным ведомостям Ивановского сорока 50-х годов XVIII века) // Известия Русского генеалогического общества. Вып. 14. СПб, 2004. О возможностях применения исповедных ведомостей для изучения структуры двора и семей различных социальных категорий упоминали в своей статье М.К. Акользина и Э.А. Морозова. -- Акользина М.К., Морозова Э.А. Исповедные ведомости городских и сельских церквей как источник по социальной истории Тамбовской губернии первой половины XIX в. // Материалы церковно-приходского учета населения как историко-демографический источник. Барнаул, Издательство Алтайского государственного университета, 2007. С. 121-126.

За последнее десятилетие исповедными ведомостями заинтересовались историки, чьи сферы интересов лежат в поле социальной истории и истории повседневности. Данные исповедных ведомостей использует в Н.В. Козлова -- Козлова Н.В. Люди дряхлые, больные и убогие в Москве XVIII века; см. также: Козлова Н.В. Персонализированная среда обитания российского горожанина XVIII в.: источники и методика реконструкции // Русь, Россия: Средневековье и Новое время. Вып. 3. Третьи чтения памяти академика РАН Л.В. Милова. Материалы к международной научной конференции. Москва, 21-23 ноября 2013 г. М. 2013. С. 166-172. в своей работе, посвященной организации социального призрения в Москве XVIII века. Козлова отмечает, что исповедные ведомости содержат ценные сведения для изучения нетрудоспособного населения Москвы. Так, исповедные ведомости содержат информацию о родственных и иных связях проживающих на дворах прихожан, что дает автору возможности для изучения частной благотворительности на бытовом уровне; исповедные ведомости позволяют изучить состояние социального призрения на уровне церковного прихода, так как в этих источниках указана информация о численности приходских богаделен и проживающих в них нищих. Исповедные ведомости включает в свою источниковую базу Е.В. Акельев -- Акельев Е.В. Повседневная жизнь воровского мира во времена Ваньки Каина / Евгений Акельев. - М. : Молодая гвардия, 2012 в работе, посвященной изучению повседневности воровского мира Москвы XVIII века. Зафиксированные в исповедных ведомостях сведения об официально проживающих жителей приходских дворов, Акельев сравнивает со сведениями, извлеченными из протоколов допросов, о реальных жильцах дворов, что позволяет исследователю детально изучить специфику организации московских воровских притонов XVIII века. В западной историографии исповедные ведомости использовал Александр Мартин при изучении социальной структуры некоторых районов Москвы XVIII века. -- Мартин А. Просвещенный метрополис : Созидание имперской Москвы / Александр Мартин. - М. : НЛО, 2015 г. - 448 с. : ил.

Церковный учет населения в России возник в начале XVIII века, однако, систематический сбор сведений о православном населении появился к 20-м - 30-м годам XVIII века посредством введения метрических книг и исповедных ведомостей. -- Еще по указам от 8 февраля 1716 года и 17 февраля 1718 года священнослужители были обязаны ежегодно составлять списки исповедовавшихся, неисповедовавшихся и раскольников. Указом от 16 июля 1722 года пояснялось, как именно необходимо составлять списки. В 1726 году подача исповедных и метрических ведомостей была отменена. В 1728 году составление исповедных списков было восстановлено. Подробнее см.: Миронов Б.Н. Исповедные ведомости - источник о численности и социальной структуре православного населения России XVIII - первой половины XIX в. Учет наличного православного населения по церковным приходам окончательно закрепился к 30-м годам XVIII века принятием указа 1737 года -- ПСЗ. Собрание I. Том 10. № 7226. , внедрившим некоторые меры по организации системы церковного учета. Указом -- ПСЗ, Собрание I. Том 10. № 7226. устанавливалось обязательное ежегодное посещение приходского священника для исповеди и причастия для всего православного населения начиная с семилетнего возраста. Также, согласно указу, уклоняющиеся от исповеди и причастия обязаны были платить штраф. Приходские священники обязаны были вести учет о совершении прихожанами основных церковных таинств (исповеди и причастия). Исповедные ведомости составлялись приходскими священниками ежегодно и отсылались в Духовную консисторию, после чего, в обобщенном виде отправлялись в Сенат.

В рамках данной работы для анализа были выбраны исповедные ведомости Китайского сорока за 1748 год. -- ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 747. Д. 142. Исповедные ведомости за 1748 год, поданные от 21 прихода Китайского сорока, хранятся в фонде Московской духовной консистории ГБУ «ЦГА» Москвы. В фонде Московской духовной консистории хранятся исповедные ведомости шести московских сороков (Замоскворецкого, Ивановского, Никитского, Сретенского, Пречистенского и Китайского). -- К середине XVIII века вся территория Москвы делилась на шесть сороков - Замоскворецкий, Пречистенский, Никитский, Сретенский, Ивановский и Китайский, представлявших собой крупные церковно-административные единицы, в которые входили. Первичной церковно-административной единицей являлся приход. До второй половины XVIII существовал также Кремлевский сорок, исчезнувший за ненадобностью. Более подробно см.: Федорец А.И. Исповедные ведомости как исторический источник по социальному составу и расселению дворовладельцев города Москвы в 40-х - 80-х гг. XVIII в. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. - М. : 2014.

Исповедные ведомости - документ церковно-административного учета, состоящий из нескольких образующих элементов: исповедной росписи, итоговой таблицы и заключения.

Исповедная роспись представляет собой подворный поименной список наличного православного населения прихода. В «шапке» исповедной росписи стандартной формулировкой указывались сведения о церкви и имя священника. В исповедную роспись приходской священник по дворам записывал лиц, причисленных к его приходу -- Отметим, что количество дворов в приходах существенно варьировалось. Например, один из приходов Китайского сорока представлен одним двором, принадлежащим священнику церкви Великомученицы Варвары. Наибольшее количество дворов - тридцать восемь - выявлено в приходе церкви Воскресения Христова. . Под порядковым номером, отдельным для лиц мужского и женского пола записывались лица, проживающие на дворе. Первым всегда указывался дворовладелец, далее - члены его семьи (с указанием степени родства) и, далее, остальные лица, проживающие на этом же дворе (в некоторых случаях обычно указывался статус их проживания). В исповедную роспись записывались имя, отчество и фамилия (если есть) и далее - социальный статус прихожан. В отдельной графе указывался их возраст. Напротив имени каждого прихожанина проставлялась отметка в одной из трех граф: 1 графа - исповедавшиеся и причастившиеся; 2 графа - только исповедавшиеся; 3 графа - не исповедавшиеся и не причастившиеся (с указанием причины). После перечисления всех лиц данного прихода давался список староверов, если таковых удавалось обнаружить.

После исповедной росписи располагалась итоговая таблица. В данной таблице все прихожане распределялись по семи крупным социальным категориям, если представители таковых обнаруживались в каждом конкретном приходе: «духовные», «военные», «приказные», «разночинцы», «посадские», «дворовые», «поселяне» (или «крестьяне»). Некоторые крупные социальные категории подразделялись на более мелкие, в зависимости от наличия в приходе лиц, причисленных к данным социальным категориям. Напротив каждой из категорий населения в одной из трех граф: 1) исповедавшиеся и причастившиеся, 2) только исповедавшиеся, 2) не причастившиеся, - проставлялось количество лиц, при этом, отдельно указывалось количество взрослого населения и отдельно - детей до 7 лет.

После итоговой таблицы писалось заключение, в котором сообщалось о выявленных в приходе, старообрядцах, если таковые были обнаружены.

Порядок составления документа, единый формуляр исповедных ведомостей законодательно устанавливался указом от 1737 года. Указ включал в себя образец формы исповедных ведомостей, где давалась инструкция о подворной записи населения по социальным категориям в определенном порядке. Начинать исповедную роспись следовало с перечисления обитателей дворов духовенства, затем - дворов военнослужащих, и далее - дворов приказных, разночинцев, посадских, крестьян (поселян). При перечислении обитателей каждого двора следовало также придерживаться такого же порядка, не смешивая друг с другом представителей различных социальных категорий. В первую очередь указывалась информация о дворовладельце, затем - его семье и родственниках, далее - перечислялись остальные проживающие на дворе с указанием их статуса проживания.

Таким образом, священники должны были руководствоваться четкой инструкцией при составлении исповедных ведомостей в целом, и исповедных росписей, в частности. Классификация населения по определенным четко установленным социальным категориям была предопределена указом.

Следует отметить, что не все категории населения учитывались исповедными ведомостями. Во-первых, в исповедных ведомостях учитывалось только православное население и так называемые «раскольники», представители иных конфессий данным видом источника учтены не были. Во-вторых, по мнению некоторых исследователей, не учитывалась также регулярная армия. -- См. например: Миронов Б.М. Указ. соч. С. 105. В-третьих, в исповедных ведомостях не учитывалось временное население - некоторые категории лиц, для которых характерен миграционный образ жизни. -- Подробнее об этом: Маркова М.А. Источники по истории населения Санкт - Петербурга и столичной губернии (1730 - 1740 гг.) // Материалы церковно-приходского учета населения как историко-демографический источник. Барнаул, Издательство Алтайского государственного университета, 2007. С. 103-120.

Таким образом, в исповедных ведомостях учитывалось постоянное мужское и женское православное население, включая выявленных «раскольников».

При анализе исповедных ведомостей Китайского сорока за 1748 год нас интересовали следующие моменты: во-первых, источник информации о социальном статусе прихожан; во-вторых, составные элементы наименования социального статуса прихожан; в-третьих, классификационная система, в соответствии с которой указывался социальный статус московских обывателей.

Откуда приходские священнослужители могли получать информацию о социальном статусе каждого прихожанина, приписанного к их приходу? Вероятно, при составлении исповедных росписей священники могли сверяться с метрическими книгами, в которых содержались сведения о социальном статусе приходского населения. Сведения о социальном статусе лиц, проживающих в приходе священники могли получить от самих прихожан. Также священники могли знать «в лицо» своих прихожан (особенно это характерно для приходов с небольшим количеством населения), и уже зная их чин/ сферу занятий, определяли и обозначали в документе их социальный статус в соответствии с предложенными указом 1737 года социальными категориями.

Как уже упоминалось выше, формуляр исповедной росписи предполагал дифференциацию по крупным социальным категориям: «духовные и их домашние» и т.д. Под этими заголовками следовало подворное описание состава проживающих. Первыми в таком списке указывались дворовладельцы, затем - члены семьи и остальные лица, проживающие на дворе.

Анализ книги исповедных ведомостей Китайского сорока за 1748 год показал, что наименование социального статуса церковно- и священнослужителей состояло из нескольких элементов. Приходские священники, обозначая в исповедной росписи социальный статус лиц (как дворовладельцев, так и тех, кто проживал не на собственном дворе), отнесенных к категории «духовные», указывали их сан/ должность и место церковной службы. В исповедной росписи встретились следующие наименования социального статуса лиц, отнесенных к категории «духовные»: «иерей», «дьячок», «протопоп», «поп», «дьякон», «архиепископ», «епископ», «иподиакон», «певчий», «священник», «пономарь». Если «духовные» служили в церкви того же прихода, где и проживали, информация об этой фиксировалась формулировкой «той же церкви». Если «духовные» служили в церкви другого прихода, в росписи указывалось название и иногда местоположение церкви, в которой данные лица служат. Например: «черниговскаго собора в кремле протопоп» -- ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 747. Д. 142. Л. 40..

В категорию «военные» включали как лиц, имеющих воинский чин согласно «Табели о рангах», так и солдат. По-видимому, в данную категорию включали лиц, имеющих не только военный, но также гражданский и придворный чины. Таки образом, в данную категорию входили лица, являющиеся дворянами и находящиеся наверху социальной лестницы, так и лица, обладающие низким социальным статусом. Наименование социального статуса лиц, отнесенных в категорию «военные», обычно также состояло из нескольких элементов: воинского чина и места службы. Среди дворовладельцев, отнесенных к «военным», обнаружились лица, обладающие следующими воинскими чинами: «сержант», «лейтенант», «капрал», «подполковник», генерал-майор», «подпрапорщик», «майор», «ротмистр», «прапорщик». В большинстве случаев, к информации о воинском чине добавлялись сведения о месте службы. Например, в приходе церкви Николая Чудотворца в Углу дворовладельцами являлись два сержанта - Владимирского полку -- ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 747. Д. 142. Л. 40. и Второго московского полку -- Там же. Л. 40 об.. Нередко, лица, находившиеся на военной службе на момент составления исповедных росписей, в своем дворе отсутствовали, о чем священники делали запись сразу после указания имени и социального статуса дворовладельца. Факт того, что лицо воинского чина оставило службу также отмечался в документе. Например, в исповедной росписи прихода церкви Николая Чудотворца в Углу указан отставной капрал -- Там же. Л. 40 об.. В некоторых исповедных росписях священники посчитали нужным записать, помимо чина, также титул лиц, отнесенных в категорию «военные». Например, в одном случае, священник церкви Живоначальной Троицы в исповедной росписи после сведений о воинском звании одного из дворовладельцев указал и его дворянский титул - граф -- Там же. Л. 79.. В другом случае - этот же священник также после указания информации о воинском чине записал и дворянский титул дворовладельца - князь -- Там же. Л. 80.. Священник церкви Живоначальной Троицы посчитал нужным дополнить сведения о социальном статусе дворовладельца, указав, что данное лицо - «кавалер» и обладает орденами Александра Невского и Святой Анны -- Там же. Л. 68..

В категорию «приказные» были записаны лица, состоящие на государственной службе, должности которых не вошли в «Табель о рангах». Наименование социального статуса таких прихожан состоит как из одного элемента (должности), так и из нескольких элементов (должность и место службы). В исповедной росписи встречаются следующие наименования: «секретарь», канцелярист», «подканцелярист», «копиист». Также в документе вместе с наименованием таких прихожан иногда указывалось место их государственной службы, например: «губернской канцелярии канцелярист» -- ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 747. Д. 142. Л. 89 об..

Лица, включенные в категорию «разночинцы», представляли, на первый взгляд, наиболее размытую и неоднородную категорию. Наименования социального статуса таких лиц отражали род их занятий, вид деятельности, например: «студент», «портной мастер», «фабрикант», «подлекарь». В своем большинстве наименования таких лиц состоят из одного элемента.

В категорию «посадские» включались лица, чей социальный статус был обозначен как «купец» или «посадский человек». В исповедной росписи наименование социального статуса таких лиц многовариантно: 1) фиксировалось само наименование - «купец»; 2) помимо наименования «купец» указывалась также купеческая гильдия, в которой купцы состояли или слобода, к которой они были приписаны; 3) фиксировались наименование, гильдия, слобода. Таким образом, наименование социального статуса таких лиц состояло из одного, двух или трех элементов, например: «купец» -- Там же. Л. 41., «купец Мещанской слободы» -- Там же. Л. 46., «Второй гильдии купец» -- Там же. Л. 41., ««Барашевской слободы третьей гильдии купец» -- Там же. Л. 84 об.. В данную категорию записывали также лиц, социальный статус которых в документе был обозначен как «посадский». В исповедной росписи указывалось либо само наименование «посадский», либо, к наименованию добавлялись сведения о слободе, к которой лицо было приписано.

К категории «дворовые» были отнесены лица, чей статус в документе обозначен как «служитель» или «работник». Также в некоторых случаях лица данной категории были записаны в документе как «человек ево» с указанием имени и социального статуса лица, которому они «служат». Фиксация более подробной информации о характере «служения» формуляром исповедных ведомостей не предусматривалось.

В отдельную седьмую категорию включались крестьяне всех категорий. В большинстве случаев, помимо записи в исповедной росписи - «крестьянин», в отношении лиц данной категории дополнительных сведений не указывалось. Наиболее подробная информация о социальном статусе лиц данной категории касалась крепостных крестьян. В некоторых случаях священники записывали сведения о владельцах крестьян (имя и социальный статус). Например, в исповедной росписи указано: «вотчины графа Петра Борисовича Шереметева оброчной крестьянин» -- ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 747. Д. 142. Л. 61 об..

Таким образом, священникам, при фиксации в документе социальной принадлежности лиц, в первую очередь, было необходимо соотнести их с одной из семи предложенных указом социальных категорий. Основной классификационной системой для обозначения социального статуса прихожан служила «Табель о рангах» (для лиц, имеющих чин в соответствии с «Табелью»). В редких случаях наименование социального статуса лиц, содержало, помимо информации о чине, информацию о титуле. Элементы наименования социального статуса лиц, не включенных в «Табель о рангах», варьировались. В данном виде источника социальную принадлежность прихожан определяли, в большей степени, не сами прихожане, а скорее - приходские священники, ориентировавшиеся при этом на документы церковного учета. Именно от священников зависело, какая именно информация и в какой формулировке будет зафиксирована в источнике.

Глава 3. Явочные челобитные как источник по изучению социальной идентичности московских обывателей XVIII в. (на примере записной книги явочных челобитных Московской полицмейстерской канцелярии за 1722 год)

Долгое время явочные челобитные оставались практически без внимания со стороны исследователей. Эпизодически появлялись единичные публикации -- См. например: Маштафаров А.В. Явочные челобитные 1568 - 1612 гг. из архива Суздальского Покровского девичья монастыря XVI - начала XVII веков // Русский дипломатарий. М., 2003. Вып. 9. данного вида источника, однако, без какого-либо критического анализа. Только лишь с недавнего времени этим источником заинтересовались историки и филологи. Во-первых, явочные челобитные являются объектом для изучения со стороны лингвистов, во-вторых, явочные челобитные оказались в поле зрения историков, занимающихся историей повседневности.

Явочные челобитные являются объектом изучения в исследованиях А.П. Майорова -- Майоров А.П. Явочные челобитные как памятники русского языка XVI - XVII в. Автореферат диссертации кандидата филологических наук. -М., 1987 и А.И. Сумкиной -- Сумкина А.И. Синтаксис московских актовых и эпистолярных текстов XVIII века / А.И. Сумкина. - М. : Наука, 1987. - 140 с.. Сумкина, избрав в качестве источника 45 явочных челобитных Московской полицмейстерской канцелярии, изучает специфику построения текста, синтаксические строй и особенности явочных челобитных, обращая внимание на обязательные в тексте устойчивые «формулярные» конструкции и индивидуальные особенности речевого строя составителя документа. Изучению структуры и формуляра явочных челобитных XVI-XVII веков посвящено исследование А.П. Майорова. В своей работе автор обращает внимание на лексические стилеобразующие средства и юридическую лексику явочных челобитных, изучая взаимосвязь юридической лексики и разговорных элементов в тексте.

С недавнего времени явочными челобитными всерьез заинтересовались историки, чья сфера профессиональных интересов лежит в поле истории повседневности, одного из значимы направлений современной исторической мысли. В качестве исторического источника явочные челобитные использовались в работах по истории российской повседневности XVIII века такими историками, как О.Е. Кошелева -- Кошелева О.Е. Люди Санкт - Петербургского острова Петровского времени. М., 2004., А.Б. Каменский -- Каменский А.Б. Повседневность русских городских обывателей: исторические анекдоты из провинциальной жизни XVIII века / А.Б. Каменский. - М. : РГГУ, 2007. - 403 с. и Е.В. Акельев. -- Акельев Е.А. Указ. соч. Кажется, Кошелева была одной из первых, кто применил в своей работе, посвящённой изучению обыденной жизни петербуржцев первого поколения, источник данного вида. Кошелева, на примере Санкт-Петербурга, Каменский, на примере Бежецка, изучают аспекты городской повседневной жизни, взаимоотношения жителей города, социальный состав горожан. Выбор данного источника, очевидно, был не случаен, т.к. именно явочные челобитные, по признанию авторов, содержат уникальные сведения, позволяющие историку исследовать повседневную городскую жизнь XVIII века во всем ее многообразии. Оба историка в своих работах дают краткую источниковедческую характеристику источнику, указывая при этом на высокую информативность явочных челобитных. Сведения явочных челобитных, использовал в своей работе Акельев, изучая преступный мир Москвы XVIII века. Явочные челобитные, входящие в корпус судебно-следственных дел, содержат уникальную информацию об украденном ворами имуществе, что позволило автору многопланово изучить специфику воровского мира. Таким образом, можно заключить, что наука только начинает проявлять интерес к данному корпусу источников. Данный корпус источников требует источниковедческого анализа и изучения информационного потенциала с выходом на области применения данного источника. Очевидно, что источник обладает высоким информационным потенциалом и сфера его применения не ограничена исследованиями, находящимися в сфере исторической антропологии.

Для анализа была выбрана самая ранняя из сохранившихся записная книга явочных челобитных Московской полицмейстерской канцелярии. Данная книга включает в себя сто явочных челобитных, поданных в Московскую полицмейстерскую канцелярию с августа по декабрь 1722 года.

Московская полицмейстерская канцелярия была образована указом от 19 января 1722 года как центральное государственное учреждение. -- ПСЗ. Собрание I. Т. 6. № 3883. Возглавлял канцелярию обер-полицеймейстер Максим Тимофеевич Греков. К моменту своего учреждения канцелярия находилась в подчинении Петербургского генерал-полицеймейстера. Её деятельность была регламентирована инструкцией от 10 декабря 1722 года. -- ПСЗ. Собрание I. Т. 6. № 4130. Канцелярия осуществляла полицейские функции, а именно: борьба с разбоями и корчемством, организация охраны общественного порядка в городе, сыск разыскиваемых преступников. -- Бельдова М.В. Московская полицеймейстерская канцелярия // Государственность России: словарь - справочник. Кн. 3. М., 2001. С. 162, 163.

На данный момент фонд Московской полицмейстерской канцелярии находится в Российском государственном архиве древних актов. Данный фонд содержит как подлинные записные явочные челобитные, подаваемые челобитчиками, так и записные книги явочных челобитных, куда переписывались копии с подлинных явочных челобитных. Таким образом, записная книга явочных челобитных Московской полицмейстерской канцелярии за 1722 год является самой ранней записной книгой.

Явочная челобитная - одна из разновидностей челобитных, представляет собой делопроизводственный документ. Основная функция явочных челобитных - официальное уведомление государственных органов о происшествиях, связанных с возможным совершением правонарушения либо о намерениях правонарушение совершить. Событиями, побудившими челобитчиков подать документ в государственную инстанцию, являются: кража имущества, грабеж, разбойное нападение, побои, угрозы, брань, побег дворового человека (обычно с совершением кражи имущества), безвестное отсутствие членов семьи или жильцов, донос о незаконных деяниях граждан. Лица, будучи потерпевшими, подавали явочные челобитные в государственные учреждения с целью облегчения возможности подачи в будущем судебного иска. Факт подачи явочной челобитной мог служить основанием для начала судопроизводства, однако это происходило не всегда - конфликт мог решиться сразу после подачи челобитчиком документа. Свидетели правонарушения также уведомляли государственные ведомства о случившемся с целью отвести от себя подозрения, оградить себя от возможных последствий, так как, в случаях не уведомления властей, лица, являвшиеся свидетелями правонарушений, могли считаться соучастниками.

Являясь делопроизводственным документом, явочные челобитные имеют определенную структуру, набор «формулярных» конструкций и особенности оформления, характерные для данной разновидности документов. Их составление подчинялось определенным правилам, а построение текста однотипно. Формуляр явочной челобитной, переписанной в записную книгу явочных челобитных, состоит из трех частей: преамбулы, основной часть и заключения. В преамбуле указывались следующие сведения о челобитчике: его имя и социальный статус. В основной части челобитной излагались причины, побудившие челобитчика обратиться в государственные инстанции, с подробным описанием произошедших событий, кроме этого, излагались просьбы челобитчика, если таковые имелись. В заключительной части могли содержаться сведения о лице, составившем челобитную: указывалось его имя и социальный статус. Однако в большинстве явочных челобитных подобная информация отсутствует. Также в заключительной части указывалась информация о лице, подписавшем челобитную - имя и его социальный статус. Подписать челобитную мог как сам челобитчик, так и доверенное лицо. Последний пункт документа содержал сведения о секретаре, переписавшем подлинную явочную челобитную в записную книгу явочных челобитных. В самом конце челобитной проставлялась дата копирования подлинной челобитной в записную книгу, а в некоторых случаях записывалась информация о сборе пошлины за подачу явочной челобитной в государственную инстанцию.

Особенности составления челобитных регламентировались несколькими указами. Например, указ от 1701 года предписывал прописывать в челобитных полные имена, а не полуимена -- ПСЗ. Собрание I. Том 4. № 1884., форма челобитных регламентировалась указом от 1702 года -- ПСЗ. Собрание I. Том 4. № 1899., указом от 1717 года предписывалось указывать в челобитных год, месяц и число -- ПСЗ. Собрание I. Том 5. № 3068., указом от 1718 года повелевалось подписывать челобитную собственноручно, если челобитчик был грамотен, в том случае, если челобитчик был неграмотен, требовалась подпись доверенного лица -- ПСЗ. Собрание I. Том 5. № 3251..

Явочные челобитные могли подавать лица любого социального статуса без исключений. Каких-либо ограничений на законодательном уровне в подаче явочных челобитных выявлено не было. Таким образом, явочные челобитные содержат сведения о лицах, представляющих разные социальные категории. Явочные челобитные подавались как от одного лица, так и от группы лиц. При этом данный документ могли составить как сами челобитчики (конечно, при условии, что они были, во-первых, грамотны и, во-вторых, обладали определенными навыками составления подобного вида документа), так и сторонние люди. Как уже упоминалось выше, в явочной челобитной могли указываться имя и социальный статус составителя документа, однако подобные сведения встречаются нечасто. В большинстве случаев явочные челобитные составлялись наемными государственными служащими - подьячими, канцеляристами, копиистами, подканцеляристами, и т.д., то есть людьми, чей род занятий был связан с составлением различного вида документации. -- Об этом же говорит Сумкина, проанализировав 45 явочных челобитных. Сумкина А.И. Синтаксис московских актовых и эпистолярных текстов XVIII века / А.И. Сумкина. - М. : Наука, 1987. С. 64.

Вопрос взаимодействия челобитчиков и составителей документов не раз поднимался в историографии. Лингвисты -- См. например: Сумкина А.И. Синтаксис московских актовых и эпистолярных текстов XVIII века / А.И. Сумкина. - М. : Наука, 1987; Майоров А.П. Явочные челобитные как памятники русского языка XVI - XVII в. Автореферат диссертации кандидата филологических наук. - М., 1987;, интересующиеся синтаксическим построением текста, приходят к выводу, что в источнике явно прослеживается взаимодействие письменной традиции и народно-разговорной речи. Другими словами, наряду с устойчивыми «формульными» выражениями, обусловленными правилами делопроизводства, в документе фиксируются разговорные элементы. Историков -- Каменский А.Б. Повседневность русских городских обывателей: исторические анекдоты из провинциальной жизни XVIII века / А.Б. Каменский. - М. : РГГУ, 2007. С. 41-44. же больше интересует соотношение авторского начала составителя документа и челобитчика. Так, А.Б. Каменский отмечает, что степень взаимодействия челобитчика и составителя челобитной была разной и, вероятно, зависела от каждого конкретного случая. -- Там же. С. 41-42.

При анализе записной книги явочных челобитных Московской полицмейстерской канцелярии за 1722 год нас интересовало три момента: во-первых, авторство челобитных, во-вторых, составные элементы наименования социального статуса челобитчиков, и, в-третьих, система координат, в соответствии с которой определялся социальный статус челобитчиков.

Среди 100 явочных челобитных было выявлено семь челобитных, поданных лицами, которые сами же эти документы составили, еще в 33 явочных челобитных также содержатся сведения о составителях документа. В оставшихся челобитных информация о составителях отсутствует вовсе.

Факт собственноручного составления челобитной указывался формулировкой «челобитную писал он, <…> своею рукой» или «оную челобитную писал оной проситель своею рукою». Так как не существовало каких-либо указаний или инструкций относительно формулировки социального статуса в данном документе, можно предположить, что в источнике отражены представления самих челобитчиков о своей социальной идентичности. Семь челобитчиков обозначили в документах свое социальное положение в соответствии со своими представлениями о своем месте в социальной иерархии. Четверо из семи челобитчиков, составивших документ своими силами, являются низшими государственными служащими, находящимися вне «Табели о рангах» - подканцелярист -- РГАДА. Ф. 931. Оп. 3. Д. 1698. Л. 55 об., 56., копиист -- Там же. Л. 58 об. и два подьячих -- Там же. Л. 33 об., 34, 44 об., 45.. Все четверо обозначили свой социальный статус по одной схеме: указали свою должность и место государственной службы. Так как данные лица обладали навыками составления разного вида официальных документов, знали специфику делопроизводства, не исключено, что их профессиональные навыки могли каким-либо образом повлиять на формулировку и обозначение их социального статуса в челобитных. Оставшиеся три челобитные поданы от лиц, обозначивших свое социальное положение в документе, как «человек ево» -- РГАДА. Ф. 931. Оп. 3. Д. 1698. Л. 17, 58, 58 об. и «служитель ево» -- Там же. Л. 73, 73 об., указавших также имя и социальный статус людей, которым они «служат». Таким образом, челобитчики определили и указали в документе не только свою социальную идентичность, но и социальную идентичность своих «хозяев». В чем принципиальное отличие статусов «человек ево» и «служитель ево», как соотносится их положение на социальной лестнице и какова степень их зависимости - не ясно. Примечательно, что эти три челобитные поданы челобитчиками вместо их «господ». По-видимому, ведение дел их «господ» входило в обязанности таких людей, обладающих навыками составления подобного вида документов.

Также среди 100 явочных челобитных были выявлены 33 явочные челобитные, в которых сообщаются сведения о составителях документа. Как правило, в челобитной указывалось имя и социальное положение составителя. Таким образом, 18 составителей челобитных являются подьячими -- Там же. Л. 1 об., 3, 8, 9, 11, 34 об., 35 об., 38, 43 об., 53 об., 55 об., 63, 66, 69 об., 72, 73, 78, 81., четверо указали свой статус как «копеист» -- Там же. Л. 7, 52, 53 об., 66 об., двое определили свой статус как «бывший подьячий» -- Там же. Л. 57 об., 70., двое отметили - «сослужитель» -- Там же. Л. 10 об., 43., остальные именуют себя как «пищик» -- Там же. Л. 54 об., 55., «оброчный крестьянин» -- Там же. Л. 6., «человек ево» -- Там же. Л. 18 об., «отставной писарь» -- Там же. Л. 42., «челобитенной писец» -- Там же. Л. 50 об., «дому служитель» -- Там же. Л. 51., «подьяческий сын» -- Там же. Л. 68 об.. В большинстве своем авторы документов являются государственными служащими, обладающие профессиональными навыками и имеющие опыт в составлении документов подобного вида. Возможно, составители челобитных имели определённые представления насчет формулировки в документе сведений о социальном статусе челобитчиков. Предлагал ли составитель документа челобитчику свою точку зрения насчет того, какие именно данные о социальной принадлежности челобитчика предпочтительнее указать или же составитель челобитной в точности фиксировал сведения, полученные от челобитчика - не ясно. Таким образом, вопрос о степени взаимного влияния составителя документа и челобитчика относительно формулировки в челобитной социальной принадлежности последнего остается открыт.

Проведенный анализ явочных челобитных, как тех, в которых указаны сведения о составителях, так и тех, где эти сведения отсутствуют, показал, что в большинстве случаев, «системой координат» в определении лицом его социального статуса служила «Табель о рангах» (конечно, для лиц, чин и звание которых входили в «Табель о рангах»). Наименование социального статуса таких лиц состояло из двух элементов: в явочных челобитных в соответствии с «Табелью о рангах» указывались, во-первых, чин (статский, воинский или придворный) и, во-вторых, место службы челобитчиков. В редких случаях вектором в определении положения на социальной лестнице служили иные системы классификаций. Так, в одной из челобитных человек посчитал нужным указать только свой титул: «барон» -- РГАДА. Ф. 931. Оп. 3. Д. 1698. Л. 76., не указав свой чин, который, вероятно, у него также имелся. В другой челобитной человек определил себя как «курский помещик» -- Там же. Л. 14 об.. Помимо «Табели о рангах» или титулованности как ориентиров в определении своего места на социальной лестнице, челобитчики ориентировались на систему старомосковских чинов. Так, одна явочная челобитная была подана лицом, идентифицирующем себя как «стольник» -- Там же. Л. 4 об.. Любопытно при этом, что определенная категория лиц, чей юридический статус до конца не ясен и оставляет вопросы («служитель», «служитель ево», «человек», «человек ево»), могли определить социальное положение лица, которому они «служат» одновременно по нескольким классификационным схемам, включающим сведения как о титуле, так и о звании и чине в соответствии с «Табелью о рангах». Например, челобитчик указывает социальный статус своего «господина» таким способом: «тайного советника генерала майора и подполковника леиб гвардии и ковалера князя Бариса Ивановича Куракина» -- Полностью социальное наименование челобитчика выглядит таким образом: «Челобитная тайного советника генерала майора и подполковника леиб гвардии и ковалера князя Бариса Ивановича Куракина, служителя ево Михала Щепина такова». Там же. Л. 60, 61 об..