Проблемы истории российской повседневности

Размещено на http://www.allbest.ru/

УНИВЕРСИТЕТ РОССИЙСКОГО ИННОВАЦИОННОГО ОБРАЗОВАНИЯ

НИЖЕГОРОДСКИЙ ФИЛИАЛ

Факультет истории и права

Доклад по предмету История повседневности

на тему: ««ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ РОССИЙСКОЙ ПОВСЕДНЕВНОСТИ»»

Выполнил: Студент 143 гр. Миртов А.Б

Преподаватель: Сапон Ю.П.

Нижний Новгород 2016

На протяжении ХХ века мировая историческая наука претерпевала динамичные изменения: череда научных поворотов и обращение к междисциплинарности стали своеобразными точками роста для целого ряда новых подходов к историческому исследованию, что дало возможность научному сообществу более рельефно рассмотреть многие события прошлого.

В конце ХХ - начале XXI в. в связи с повсеместным отказом от советской идеологической доктрины российская историческая наука предприняла попытки усвоить тот пласт научных знаний, которым оперируют зарубежные исследователи, и применить его в своих работах. Одним из таких подходов стала «история повседневности» (Alltagsgeschichte), разработанная в трудах немецких исследователей в 70-80-е годы ХХ в.

Исследования, закрепившие «историю повседневности» в качестве самостоятельной концепции, представляют собой методологические поиски теоретиков Alltagsgeschichte. Исследования Альфа Людтке были посвящены описанию основных методов и приемов «истории повседневности», а работы Ханса Медика, в свою очередь, теоретизировали соотношение подходов микроистории и истории повседневности. Еще одним из пионеров-теоретиков этого подхода является Ю. Кучинский, призвавший изучать историю рабочего движения не только через познание повседневной жизни рабочих, но и через призму их обыденного сознания. Продуктивность применения при исследовании повседневности такого вида источников, как устная история, теоретически обосновал Луц Нитхаммер.

О том, что такое история повседневности и зачем она нужна, с начала 80-х годов велись горячие дебаты не только среди германских историков. По словам одного из теоретиков этого направления Альфа Людтке, в конце 1990-х годов увеличилось число так или иначе связанных с «повседневной жизнью в истории» статей, книг, иллюстративных томов в глянцевых обложках, фильмов и циклов телепередач, т. е. такой продукции, которая всегда привлекает внимание и пользуется в Германии хорошим спросом. В ходе обсуждения возможностей нового направления отмечалось возвращение на историческую сцену индивидуума. Оно рассматривалось прежде всего как результат радикального поворота от изучения социума к «истории в лицах». В центр внимания, по общему признанию, был поставлен субъективный опыт отдельной личности, ее восприятие и интерпретации окружающего мира, а также ее поведение в этом мире. Явное смещение акцентов к обыденной жизни маленького человека было обозначено как результат разочарования позитивистским модернизмом. Предложенные им интерпретации убеждали в том, что структуры не только определяют мысли людей и ограничивают рамки их поступков, но и что люди могут (и должны) иметь собственную стратегию поведения.

В центре внимания истории повседневности - реальность в интерпретации ее непосредственных участников, причем акцентируются именно те аспекты повседневной рутины, которые представляют собой, по мнению повествователя, актуальное, значимое событие или явление. Такие события могут относиться к различным сферам жизни, а участниками этих событий могут выступать люди разных социальных слоев. В первую очередь исследователей интересует эмоциональная реакция, отношение конкретных персонажей к описываемым явлениям.

Для России конца ХХ - начала ХХI в. это направление приобрело особую значимость, так как изучение повседневности вводит в проблемное поле науки культурно-исторические явления, которые ранее не входили в круг исследовательских интересов российских историков. Очень долгое время отечественная наука не учитывала этот аспект, уделяя основное внимание материальным или духовным ценностям.

Одним из наиболее многочисленных по составу течений российской историографии, возникшим как незамедлительная реакция на усвоение нового подхода, стало обращение интереса большой части научного сообщества к описанию подробностей быта и обычаев прошлых времен, что обнажило проблему проведения границы между «историей повседневности» и «бытоописанием». Главное отличие между традиционными исследованиями быта и изучением повседневности историками лежит в понимании значимости событийного, подвижного, изменчивого времени, случайных явлений, влиявших на частную жизнь и менявших ее. Именно в тривиальной обычности жизни витают мысли и чувства, зреют замыслы, ситуации, рождающие экспериментирование. Историка повседневности интересует, как это происходит. Если этнограф воссоздает быт, то историк повседневности анализирует эмоциональные реакции, переживания отдельных людей в связи с тем, что его в быту окружает. Он ищет ответ на вопрос, как случайное становится вначале «исключительным нормальным», а затем и распространенным. В центре внимания историка повседневности - не просто быт, но жизненные проблемы и их осмысление теми, кто жил до нас. Поэтому история повседневности в изучении ментальных макропроцессов есть форма историзации коллективного бессознательного в большей степени, нежели этнографическая история конкретно-бытовых навыков и обыкновений. Каковы механизмы возникновения новаций в укорененных и привычных структурах, что заставляет сближаться новые и традиционные формы и нормы социального действия, почему одни из них устойчивее других - это тоже круг вопросов историков повседневности. Они не только и не столько претендуют на интерпретацию малых единиц как таковых. Они скорее надеются выявить в них или перепроверить те или иные абстрактные понятия и теории. Целью подобного сокращения масштаба исследования является поэтому желание ученых опуститься с макроуровня в те глубины, где структуры находят свою реальную конкретизацию или как раз не находят ее. Здесь, на их взгляд, можно увидеть подводные течения макроисторических процессов, а именно неодновременность их на разных уровнях, сопротивление им или же полное неприятие их хода. Здесь проявляются также отступления от правил, моменты инертности, отсутствие подобия различных систем и т. д.

В быстро нарастающем потоке исследований российских историков, работающих в рамках этого направления, появляется не только научная, но и популярно-публицистическая литература с описанием «нравов Средневековья», «моды Франции времен Людовика», «викторианской Англии», «императорской России». «Занимательное чтение по истории», которое составляло значительный пласт литературы XIX века, делает попытки возродиться как побочный продукт «истории повседневности». Однако авторы данного направления ошибочно называют свои описательные модели исследованиями в рамках концепции «история повседневности» в ее каноническом немецком варианте.

В связи с возникновением подобных разночтений, в современной российской исторической науке развилась самостоятельная дискуссия по вопросу соотношения и содержания понятий «быт» и «повседневность». Понятие «быт», встречавшееся в российских работах как в прошлом, так и в настоящее время, является, по сути, синонимом понятия «повседневность». Понимание быта, повседневности претерпело эволюцию - от учета ее внешне-событийных и предметных проявлений к синтезу мыслительных и материальных структур повседневности. Именно такой синтез позволяет увидеть за внешне-предметными и событийными проявлениями повседневности внутренние, знаковые и символические смыслы, постичь повседневность как часть культуры. быт повседневность история людтке

В отличие от бытописателей XIX в. в работах современных ученых наметилась тенденция рассматривать быт, повседневную жизнь не изолированно, не как сферу, оторванную от больших исторических событий, политики, научного и технического прогресса, но как область, в которой проявляются, преломляются магистральные исторические процессы и которая, в свою очередь, оказывает влияние на ход истории. Появление темы повседневности в исторических исследованиях связано с утверждением нового понимания истории, согласно которому ее ход определяется не только политическими событиями, экономическими законами, выдающимися личностями, но и неприметным ходом обыденных дел, «жизнью незамечательных людей».

Предметная область повседневности охватывает в большей мере непроизводственную, потребительскую сферу, сферу досуга, чем производственную (насколько они могут быть отделены друг от друга до промышленной революции XIX в.), в большей мере сферу частной жизни, чем жизни общественной (насколько эти сферы могут быть обособлены в рамках прошлых эпох). Тем не менее в рамках данной дискуссии существуют мнения, высказываемые, в частности, исследователем В.Д. Лелеко, согласно которым различия между содержанием понятий «быт» и «повседневность» настолько незначительны, что их можно отождествлять. Результатом такого отождествления становится тот факт, что в проблемное поле «истории повседневности» вписываются и бытописание, характерное для XIX века, и краеведение, что размывает границы данного подхода, так же, как его предмет и исследовательские методы.

Столь широкое внимание российского исследовательского сообщества к «истории повседневности» может объяснить и тот факт, что наибольшее значение для социальной истории имеют такие группы источников, которые отражают непосредственные взаимоотношения людей с государственными и общественными институтами, что позволяет задействовать в своих исследованиях огромный пласт документов, ранее считавшихся наиболее субъективными и недостоверными. Среди них письма, обращения, жалобы, личные и персональные дела, судебно-следственные материалы и прочие документы особого типа, служащие источниками для построения коллективных биографий (просопографий). Для советского периода особое значение приобретают сводки и донесения о настроениях в обществе, периодически составлявшиеся различными политическими органами, материалы проверок, чисток, контрольных комиссий и т. д., свидетельствующие о действительном, а не мнимом состоянии общества, каким его видела или хотела бы видеть власть.

Российские историки обращаются к исследованию сюжетов повседневности Нового времени по источникам XVII-XVIII вв., но основываются такие работы в основном на делопроизводственных и судопроизводственных материалах. В отношении исследования истории более поздних времен, количество работ, использующих концепцию «история повседневности», возрастает в связи с тем, что расширяется источниковая база, позволяющая применять этот подход: увеличиваются тиражи периодической печати, появляются источники личного происхождения - письма, дневники, растет количество донесений полиции. Начиная с исследований, посвященных XIX веку, выделяется группа ученых, обращающих внимание на женскую повседневность. При этом существует определенный диапазон взглядов на повседневность, поскольку многие позиции еще находятся в стадии дискуссий.

Стремление в рамках предложенного подхода к пространственной локализации провоцирует появление большого числа конференций и выход сборников статей, посвященных истории повседневности различных городов России, активизирует деятельность местных исторических сообществ.

Таким образом, вслед за немецкой российская историческая наука со всей серьезностью подошла к изучению опыта микроистории. «История повседневности», как отдельный подход исторического познания, оказалась востребованной российскими исследователями, однако этот подход сегодня не реализуется в полной мере. Этому препятствует усиление внимания к бытоописательной составляющей истории повседневности в ущерб анализу социально-психологических компонентов.

Некоторые российские исследователи предлагают свое понимание понятия «повседневность», не следуя полностью за зарубежными теоретиками этого направления, однако в некоторых случаях в процессе подобного переосмысления из содержания данного понятия выпадают такие важные элементы категории повседневности, как обыденное сознание обывателей, их отношение к происходящим вокруг них событиям, понимание ими тех или иных реалий ежедневных практик. В ряде случаев наряду с полным пониманием теоретического содержания концепции «история повседневности» при переходе к конкретно-историческому исследованию, авторы сохраняют свои структуралистские позиции, изменяя лишь масштаб исследования - анализу подвергаются структуры и социальные формы более локальной общественной группы или территории, при этом отсутствует декларируемая родоначальниками подхода история повседневных переживаний «маленького человека». Примечательна в этом контексте работа таких видных исследователей, как И.Т. Касавин и С.П. Щавелев. Они предлагают в своем исследовании комплексный анализ понятия повседневности и методов ее изучения. Для этого они справедливо вписывают возникновение истории повседневности в антропологический поворот исторической науки в значении перехода от знаменательных личностей, экстраординарных событий, категориального уровня понятий непосредственно к человеку минувших эпох, его внутреннему миру и соответствующему привычному, каждодневному поведению в кругу близких и понятных ему людей и вещей. Это определение вполне соответствует как классической немецкой трактовке концепции, так и представителям ведущих российских приверженцев этого подхода. Но далее, опираясь на серию трудов под общим названием «Повседневная жизнь…» издательства «Молодая гвардия», авторы трактуют предмет исследования истории повседневности так: «…во что разные люди разных эпох и стран одевались, чем они украшали себя, что ели и пили, где, в каких строениях и помещениях жили, где и как проводили свободное время, чем развлекались, как они любили друг друга или же как мстили враг врагу и т. д.». Этот яркий пример искажения понимания концепции истории повседневности и сведения ее к обычному бытописанию происходит из-за того, что серия «Повседневная жизнь..», хоть и оперирует понятием «повседневность», но не реализует теоретико-методологических установок классической немецкой концепции Alltagsgesсhiсhte.

Что же касается перспективности данного направления, то, по мнению многих историков и критиков истории повседневности, этот подход, безусловно, внес новые импульсы как в немецкую и общемировую, так и в российскую историческую науку, заставив не только обратиться к новым темам и проблемам, но и более рельефно рассмотреть ранее описанные явления и сюжеты. Размышляя о перспективности применения методов истории повседневности к российскому материалу, можно отметить, что данный подход значительно расширяет проблемное поле историков, обращает внимание исторического сообщества на проблему пересмотра прежде заявленных концепций, позволяет по-новому взглянуть на ранее изученные исторические источники.

Неугасающий уже на протяжении двух десятилетий интерес российских историков к работе в рамках этого направления и появление новых приверженцев данного подхода также подчеркивают перспективность и возможность развития истории повседневности в контексте российской исторической науки.

Список литературы

Ильясова А.В. «История повседневности» в современной российской историографии // Будущее нашего прошлого: мат. науч. конф. Москва, 15-16 июня 2011 г. / отв. ред. А.П. Логунов; Рос. гос. гуманит. ун-т, Фак-т истории, политологии и права, Каф. истории и теории ист. науки. М., 2011. C. 159-169.

[1] См.: Lьdtke A. Alltagsgeschichte, Mikro-Historie, historischeAnthropologie // Hans-Goertz (Hg.): Geschichte: Ein Grundkurs. Reinbek bei Hamburg, 1998. S. 557-578; Idem. Alltagsgeschichte: Zur Rekonstruktionhistorischer Erfahrungen und Lebensweisen. Frankfurt; N.Y., 1989.

[2] См.: Medick H. Quo vadis Historische Anthropologie? Geschichtsforschung zwischen Historischer Kulterswissenschaft und Mikro-Historie // Historische Anthropologie. 2001. № 9. S. 78-92.

[3] См.: Kuczynski Y. Ыber einige Probleme des historischen Materislismus, dargestellt vornehmlich an Beispielen aus der deutschen Geschichte. Berlin, 1976.

[4] См.: Niethammer L. Lebenserfahrung und kollektives Gedдchtnis: die Praxis der «oral history». Frankfurt, 1985; Idem. Fragen - Antwirten - Fragen: Methodische Erfahrungen und Erwдgungen zur Oral History // «Wir kriegen jetzt andere Zeiten»: Auf der Suche nach der Ehrfahrung des Volkes innachfaschisteschen Lдndern. Berlin; Bonn, 1985. S. 392-445.

[5] См.: Людтке А. Что такое история повседневности? Ее достижения и перспективы в Германии // Социальная история: Ежегодник. 1998/99. М., 1999. С. 77.

[6] См.: Пушкарева Н.Л. История повседневности и частной жизни глазами историка // Социальная история. М., 2003.

[7] См., например: Вострышев М.И. Частная жизнь москвичей из века в век. М., 2007; Фукс Э. История нравов. Смоленск, 2007 и др.

[8] См.: Терещенко А. Быт русского народа. Ч. 1-5. СПб., 1848; Костомаров Н.И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях. М., 1992; Забелин И.Е. Домашний быт русских царей в XVI и XVII cтолетиях. Кн. 1: Государев двор или дворец. М., 1990; Ешевский С.В. Женщина в средние века в Западной Европе. М., 1870.

[9] См.: Лотман Ю.М. Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII века // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Таллин, 1992. Т. 1. С. 248-268.

[10] См.: Лелеко В.Д. Пространство повседневности в европейской культуре. СПб., 2002.

[11] См.: Емелина М.А. Делопроизводство Коллегии иностранных дел в 1740-х годах // История повседневности. СПб., 2003. С. 178-196; Раев Д.В. Выдача винного жалования в городах Западной Сибири второй половины XVII - начала XVIII в. // История повседневности. СПб., 2004. Вып. 2. С. 81-87 и др.

[12] См.: Сучугова Н.Ю. Будни дипломатического корпуса в России в начале XIX в: (На материалах посланника США в Санкт-Петербурге Д.К. Адамса (1809-1814 гг.) // История российской повседневности. СПб., 2002. С. 76-81; Акбаев С.М. Повседневная жизнь карачаевцев в XIX в. и ее отражение в адатах // Проблемы повседневности в истории: образ жизни, сознание и методология изучения. Ставрополь, 1999. С. 228-232 и др.

[13] См.: Зоткина Н.А. Заложницы эроса: Причины и факторы роста феномена проституции в российской повседневности на рубеже XIX-XX вв. // Исторические записки: межвузовский сборник научных трудов. Пенза, 2000. С. 51-61; Журавлева Н.Н. Повседневная жизнь женской школы Западной Сибири на рубеже XIX-ХХ вв. // История повседневности. Вып. 2. С. 178-194; Женская повседневность в России в XVIII-XX вв.: материалы международной научной конференции. 25 сентября 2003 г. Тамбов, 2003.

[14] См.: Городская повседневность в России и на Западе: межвузовский сборник научных трудов. Саратов, 2006; Саранск: идеалы и повседневность городской культуры: материалы IV Воронинских научных чтений. Саранск, 2007; Повседневность российской провинции: история, язык и пространство: материалы 3-й Всероссийской летней школы «Провинциальная культура России: подходы и методы изучения истории повседневности». Июнь-июль 2002 г. Казань, 2002.

[15] См.: Баскина А.Л. Повседневная жизнь американской семьи. М., 2003; Андреевский Г.В. Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху (30-40-е годы). М., 2003; Марочкин В.В. Повседневная жизнь российского рок-муыканта. М., 2003; Аникович М. Повседневная жизнь охотников на мамонтов. М., 2004 и др.

[16] Касавин И.Т., Щавелев С.П. Анализ повседневности. М., 2004. С. 175.

Размещено на Allbest.ru