Характеристика ценностного отношения римлян эпохи поздней республики – принципата к труду и богатству

Римляне стремились всячески продемонстрировать свое богатство. К примеру, пользование дорогой и старинной посудой было в обычае на званых обедах, и такой обычай, по мнению В.А. Квашнина, был формой демонстрации повышенного социально-имущественного статуса хозяина. Обед у римлян был публичным актом, обедать в одиночестве считалось несчастьем, и поведение патрона во время обеда по отношению к клиентам образовывало одно из существенных слагаемых его репутации - репутации богатого и могущественного человека, который, пусть вопреки старинным установлениям, может иногда и унизить бедняков, оказавшихся за его столом.

Денежное богатство, описанное Цицероном, безусловно, предосудительно, потому что оно существует в определенном комплексе и предосудителен весь этот комплекс в целом: apparatus - пышный и роскошный стиль жизни, обстановки, утвари, elegantia - утонченность, изысканность, оригинальность, copia - изобилие; все вместе производим от объединяющего их ключевого понятия cultus vitae - культурный образ жизни, культура.

Понятие культуры, таким образом, оказывается у Цицерона глубоко двойственным: культура свидетельствует об обогащении и утонченности жизни, об изощрении вкуса, и она же есть выражение чрезмерного и нечистого богатства, чреватого iniuria - нарушением закона и справедливости.

Римские историки повествуют нам о том, что общество с презрением относилось к стяжательству: "трудно поверить, чтобы у богатого человека любовь к деньгам взяла верх над благочестием и уважением к памяти предков"; "Стремиться к обогащению считается недостойным сенатора".

Этим престижным представлениям, отстаиваемым Цицероном, противопоставлен другой комплекс, воплощенный в Верресе и основанный на cultus - любви к искусству, неотделимой от стяжательства и аморализма. На протяжении всей разбираемой речи повторяется, что Веррес - ценитель произведений искусства. Также на всем протяжении говорится, что он алчный стяжатель. Эти две характеристики постоянно выступают как две стороны единого целого: "Он старался не просто наслаждаться видом красивых вещей и удовлетворять не только свою прихоть, но также и безумную страсть всех самых жадных людей". Веррес действительно едва сдерживает слезы, видя, что не может приобрести взволновавшие его вазы; он действительно снимает с захваченных ваз художественные рельефы, а сами вазы возвращает владельцу.

Но любовь к произведениям искусства как к художественным ценностям и жажда обладания ими как сокровищами равно противоположны староримской системе ценностей, предполагавшей бескорыстие магистрата, и его dignitas - величавое бесстрастие, его равнодушие к эстетической стороне искусства равно замешаны на алчности, шальных деньгах и беззаконии и потому сливаются в едином комплексе. В своем антиконсерватизме они все в целом образуют альтернативную систему предпочтений и стимулов, где pecuniae cupiditas равно порождает и apparatus, и cultus vitae, и iniuria.

В конечном счете, противоположность двух шкал ценностей отражает основополагающую для римской истории противоположность натурального хозяйственного уклада и товарно-денежного развития, общинной автаркии и ее разрушения под влиянием завоеваний и торговли, консерватизма и общественной динамики, римской традиции и греко-восточно-римского синкретизма, примата общественного целого над личностью и индивидуализмом, moris maiorum и audaciae - всю ту систему контрастных отношений, которая была названа противоположностью полиса и города. Именно потому, что эта противоположность в различных своих модификациях характеризует всю историю римской гражданской общины, мы находим ее отражения в самых разных источниках II в. до н.э. - II в. н.э., т.е. всей той эпохи, когда она была осознана и стала предметом рефлексии. В пределах этого периода она проделывает весьма знаменательную эволюцию.

При рассмотрении проблемы "полис - город" в связи с понятием престижности в этой антиномии проступают существенные ее стороны, обычно остающиеся в тени. Выясняется, что денежное богатство, в его противопоставлении земельному богатству, bono modo - отнюдь не только факт финансово-экономический, а прежде всего факт социальной психологии, общественной морали и культуры. На протяжении I в. до н.э. - I в. н.э. cultus утверждается как особый престижный стиль, в котором слиты pecuniae cupiditas, изощрение цивилизации и быта, тяготение к искусству, усвоение греко-восточных обычаев, интерес к греческой философии - все формы существования, объединенные своей непринадлежностью к кодексу и этикету гражданской общины, к староримской традиции своей противоположностью ей и, явным или скрытым, осознанным или инстинктивным, от нее отталкиванием. Явления римской действительности, в которых находила себе выражение эта «антитрадиционная престижность», разнообразны до бесконечности.

Широко известен, например, раздел книги Варрона "О сельском хозяйстве", посвященный рыбным садкам. "Те садки, - начинает Варрон, - которые полнят водой речные нимфы и где живут наши местные рыбы, предназначены для простых людей и приносят им немалую выгоду; те же, что заполнены морской водой, принадлежат богачам и получают как воду, так и рыб от Нептуна. Они имеют дело скорее с глазом, чем с кошельком, и скорее опустошают, чем наполняют последний". Консулярий Гирций тратил на кормление своих рыб по 12 тыс. сестерциев зараз. Однажды он одолжил Цезарю шесть тысяч мурен из своих садков с условием, что тот их ему вернет по весу, т.е. что они не похудеют. У Квинта Гортензия под Байями были садки с хищными рыбами, для кормления которых у окрестных рыбаков скупался весь их улов. Чтобы соединить свои садки с морем, Лукулл прорыл прибрежную гору.

В распространенных рассказах о безумствах римских богачей обычно упускается из виду, что главным здесь были не траты сами по себе, а создание ореола изысканности, снобизма, демонстрация своей способности к переживаниям, недоступным толпе.

Знаменитый оратор, доносчик, политический деятель и богач Аквилий Регул, начинавший при Нероне и сошедший с политической арены лишь при Траяне, содержал для своего сына-подростка виварий и птичник, мало чем уступавшие садкам Гортензия. Когда мальчик умер, Регул перебил у погребального костра всех животных и птиц, что отнюдь не было в римских обычаях, а скорее демонстративно контрастировало с ними.

Письмо Плиния Младшего, на которое опирается Г.С. Кнабе, раскрывает ту систему связей, в которой описанные факты только и обнаруживают свой подлинный смысл. Как содержание животных, так и их уничтожение было, прежде всего, демонстративным, престижным актом: "Это уже не горе, а выставка горя". Своеобразный этот зоопарк входил в число тех владений Регула, что выражали богатство в неразрывной связи его с искусством: "Он живет за Тибром в парке; очень большое пространство застроил огромными портиками, а берег захватил под свои статуи". Все эти особенности Регула характеризовали не столько его поведение, сколько особый склад личности - сложной, противоречивой, необычной, обличавшей полный разрыв с традициями римской gravitas. Он покровительствовал искусству, был неврастеничен и нагл, расчетлив и непоследователен, а главное - талантлив, подл, патологически тщеславен и беспредельно алчен. Это был все тот же "комплекс Верреса", еще один вариант cultus.

Таких вариантов на протяжении I в. обнаруживается множество: строительство роскошных домашних купален, призванных доказать одновременно и в единстве богатство хозяина, его прикосновенность к греко-восточным традициям, способность к утонченным наслаждениям и грубую причудливость вкуса; судебное красноречие так называемых delatores, талантливых, демонстративно аморальных, столь же демонстративно противопоставлявших себя римской традиции и старине, зарабатывавших своим продажным красноречием огромные деньги (Регул был из их числа); "новая аксиология", которую усиленно насаждал Нерон и которая предполагала насыщение жизни искусством, максимальную эллинизацию всего, бешеные траты, пренебрежение ко всему исконно римскому, наглую грубость и извращенную жестокость. Главное - что все это делалось напоказ, привлекало сотни и тысячи зрителей, задавало тон, вызывало восхищение и подражание даже при внутреннем несогласии, т.е. было престижным: к Регулу "людей приходит видимо-невидимо; все его клянут, ненавидят и устремляются к нему; толпятся у него как у человека, которого уважают и любят".

Неразумное расходование средств вызывает у Тацита негодование: «Следующая задача заключалась в том, чтобы достать деньги. Перебрав все возможности, решили, что правильнее всего добыть их из того же источника, из которого и проистекло нынешнее безденежье: Нерон раздарил два миллиарда двести миллионов сестерциев, Гальба приказал взыскать их, оставив каждому одну десятую часть подаренной суммы. Но сверх этой одной десятой у людей, облагодетельствованных Нероном, уже почти ничего и не было, ибо, привыкши расточать свое добро, они так же управлялись с дареным; у этих хищных негодяев не осталось ни капиталов, ни земли и хватало богатства лишь на разврат. Ведать изъятием этих денег -- делом новым и нелегким, вызвавшим много происков и тяжб, -- были назначены тридцать римских всадников. Город заволновался: люди продавали и покупали, вели судебные дела; многие, однако, ликовали при мысли, что те, кого Нерон обогатил, станут беднее тех, кого он обобрал». В данном отрывке отчетливо проявляется негативное отношение к владельцам богатств, которые тратят их бесполезно, Тацит называет их «хищными негодяями» и говорит о том, что многие «ликовали», узнав об изъятии денег у богачей.

Саллюстий, затрагивая тему богатства, говорит, что слава, которую оно дает, забывается. «Всем людям, стремящимся отличаться от остальных, следует всячески стараться не прожить жизнь безвестно, подобно скотине, которую природа создала склоненной к земле и покорной чреву. Вся наша сила ведь -- в духе и теле: дух большей частью повелитель, тело -- раб; первый у нас -- общий с богами, второе -- с животными. Поэтому мне кажется более разумным искать славы с помощью ума, а не тела, и, так как сама жизнь, которой мы радуемся, коротка, оставлять по себе как можно более долгую память. Потому что слава, какую дают богатство и красота, скоротечна и непрочна, доблесть же -- достояние блистательное и вечное» (Nam divitiarum et formae gloria fluxa atque fragilis est, virtus clara aeternaque habetur).

Таким образом, можно сделать вывод о том, что отношение римлян к «богатству» на протяжении II в. до н.э. - II в. н.э. претерпело значительные изменения. Это было связано с ростом могущества Рима и расширением его территорий. В результате завоеваний в Рим хлынули огромные потоки драгоценных металлов, дорогих украшений, тканей, изысканной пищи и т.д. Отсюда, происходит разложение староримской системы ценностей, становится обыденным изощренность в пище и быту, расточительство, алчность. Но само наличие богатства не могло быть положительной или отрицательной характеристикой гражданина, а вот способ его получения и использования получает моральную оценку. Если человек заработал состояние честным путем и тратил их на благородные дела и общественные нужды - то, безусловно, общество высоко оценивало его действия. Если же богатство было добыто в результате неблагочестивых занятий и растрачивалось впустую (пиры, забавы), то его обладатели подвергались критике, и о них складывалось резко негативное мнение.

Аппиан, Цезарь, Светоний демонстрируют нам примеры достойного распоряжения денежным состоянием: снятие долгов, постройка и восстановление общественных зданий, в первую очередь храмов, расплата с кредиторами за лиц, которые не могут это сделать самостоятельно. Народ в свою очередь отвечал на эти действия любовью, преданностью и добрыми пожеланиями. Катон, Колумелла и Цицерон в своих сочинениях делают акцент на том, что ценным является состояние, добытое в процессе занятия сельским хозяйством. Тацит, Саллюстий и Светоний осуждают богатство, которое получено в результате доносов, краж, грабежей завоеванных территорий. Необходимо подчеркнуть, что обладание нематериальными ценностями, по мнению Саллюстия, также делало его богатым в глазах окружающих. В доказательство он говорит, что в среде римских воинов слава, подвиг, поражение врага считались богатством. Наличие состояния и его демонстрация, по словам Цицерона и Тацита, давало его обладателям особый социально-имущественный статус, репутацию могущественного человека. Во всех проанализированных источниках отчетливо видно, что общество с презрением относилось к алчному накоплению денег, жажде к наживе, стяжательству.

Таким образом, проследив отношение древних римлян к труду и богатству во II в. до н.э. - II в. н.э., мы пришли к следующим выводам. В эпоху Поздней Республики категория «труд» занимала высокое положение в аксиологической шкале римлян, наряду с «доблестью», «верностью», «образованием» и «справедливостью». Наиболее высокую оценку из всех видов физического труда получало земледелие. Занятия ремеслом и торговлей, как правило, считались недостойным римского гражданина. Бесчестным и презрительным здесь считалось состояние зависимости, что рассматривалось как некоторое сближение с рабским статусом. При оценке категории «труд» принципиально важными были условия его исполнения, и наиболее существенным критерием выступала личность исполнителя. Работа свободного гражданина всегда выглядела в глазах окружающих более ценной и почитаемой, нежели труд зависимых лиц. Так как в эпоху Поздней Республики большинство видов трудовой деятельности выполнялось свободными гражданами, историки относятся к ней с уважением, считая работящего человека достойным гражданином, выбравшим правильный жизненный путь. Хотя для земледельцев и ремесленников работа являлась суровой необходимостью, свою деятельность они считали значимой и ценили человека, для которого ежедневный повседневный труд был нормой жизни, в противовес праздности. Показательно, что даже элита римского общества, не занятая тяжелым физическим трудом, позитивно оценивала выполненную на совесть работу.

В эпоху Принципата значение роли труда претерпевает некоторые изменения: физическая работа в иерархии ценностей занимает более низкую позицию, праздность в обществе не получает резкой критики, а иногда воспринимается как жизненная цель и, следовательно, ценность. Наиболее ярко это прослеживается на примере земледелия: если раньше большинство свободного населения сами обрабатывали свои наделы, то теперь эту обязанность переложили на плечи рабов и батраков. В среде самих трудящихся ценность выполняемой ими работы не снижается, а вот отношение нобилитета в корне меняется. В связи с притоком иностранных ремесленников и рабов, появляется презрительное отношение к людям, занятым тяжелой физической работой. Очевидно, что изменение ценностного отношения к труду обусловлено не собственно видами деятельности, а статусом его исполнителя.

Изучение исторических сочинений позволяет проследить эволюцию ценностного статуса категории «богатство». В период Поздней Республики самыми чистыми и уважаемыми считались доходы от земельных наделов. Деньги в большинстве случаев зарабатывали честным способом, и они служили благим целям, поэтому римляне ценили обладателей богатств. Кроме того, наличие большого состояния в этот период было неразрывно связано со знатностью происхождения. Обладатели богатств тщательно следили за своей репутацией и старались расходовать их разумно, на благо общества. Пороками, т.е. «антиценностями», считались эгоистическая расточительность (luxuria) - подменявшая щедрость для общины в целом (munificentia), а также алчность, корыстолюбие (avaritia) - им противопоставлялась бережливость (parsimonia). Оценка категории «богатство» меняется в период Принципата: в работах историков чаще встречаются примеры нечестных, противозаконных, аморальных способов накопления денег и неразумной их растраты. Заработать состояние в указанный период могли не только знатные люди, но даже вольноотпущенники и рабы. Новоиспеченные» богачи вызывали в глазах окружающих недоверие и неприязнь. Состоятельные люди уже не так трепетно следят за своей репутацией: если раньше большую часть своих денег они жертвовали на нужды общества, то теперь их тратили на предметы роскоши, пиры, развлечения. В связи с этим в среде римской знати богатство начинает занимать одну из высших позиций в шкале ценностей. У историков данный факт вызывает беспокойство: авторы видят в этом процессе одну из причин размывания сложившихся нравственных норм.

2. Ценностные категории прагматического характера в представлениях древних римлян периода поздней республики - принципата по данным литературной традиции

2.1 Специфика отношения древних римлян к труду в литературных сочинениях

Среди инструментов познания ценностных ориентаций римлян периода поздней республики - принципата важное место принадлежит произведениям художественного творчества, прежде всего римскому литературному наследию.

Универсальный, всеохватывающий, всепроницающий характер литературы, неотделимой от жизненного опыта и социальной практики народа, отмечен Ю.Б. Боревым. На роль литературы в формировании взглядов и вкусов общества, его социально-политических и философских воззрений обратил внимание С.Л. Утченко. А.Г. Ковалёв выделил в литературных произведениях способность служить индикатором общественных настроений, общественной психологии.

Как упоминалось выше, из всех жанров литературы, созданной в эпоху поздней республики - принципата, максимальную связь с социальной психологией населения державы имела сатира.

Л.С .Выготский, Л.В. Карасев, А. Бергсон, Ю.Б. Борев, С.Л. Рубинштейн, П.В. Симонов, изучавшие природу смеха с психологической, эстетической, культурологической точек зрения, считают, что смешное, безобразное выступали как антипод ценного и прекрасного, ирония облегчала восприятие несовершенного мира с позиций возвышающегося над ним идеала, с позиций высших ценностей.

Совместимость жизненных ценностей автора сатирических произведений и его аудитории позволяет создать представление об индивидуальных и надиндивидуальных, принятых в обществе, идеалах и жизненных ориентирах.

В.С. Дуров, А.А. Кроник, М.И. Борецкий, М.Л. Гаспаров, И.М.Тронский, исследовавшие сатирические произведения, созданные в эпоху поздней республики - принципата, отмечали, что характерная черта римской сатиры - заостренное внимание к индивидуальному бытию, к повседневной действительности изображаемого персонажа. Однако «образ человека в культуре - не что иное, как коллективное самоописание», поэтому писатель, создавая образ героя, максимально типизирует его, что позволяет ему через персонажей сообщать информацию о современной ему реальности как о макросреде, в которой формируются ценности, о типических отношениях и представлениях, порожденных колоритом времени.

Обозначенные подходы к изучению литературного наследия эпохи поздней республики - принципата и сатирических произведений, в частности, создают методологическую конструкцию, использование которой позволит нам определить место категорий «труд» и «богатство» в аксиологической шкале древних римлян и их изменения в ходе развития римской цивилизации. В центре нашего внимания находятся произведения выдающихся мастеров сатирического жанра из различных социальных групп. Для начала, необходимо отметить, что все имеющиеся в нашем распоряжении источники по исследуемой проблеме, в том числе и данные римской сатиры, написаны представителями древнеримского общества, непосредственно не связанными с каким-либо производительным трудом. Однако в этом отношении литературные памятники эпохи представляют более объективную информацию, нежели данные философской и исторической традиции, так как во время выступления перед римскими гражданами, большую часть которых составляли земледельцы, ремесленники и торговцы, автор был вынужден отходить от более или менее присущей ему аристократической морали и учитывать настроения народных масс.

Землевладельцы и крестьяне были важными компонентами римского общества, и озабоченность землей сформировала часть всеобщего мировоззрения. О высокой роли земледелия свидетельствует Авл Персий Флакк в истории о Квинтии, которого избрали в диктаторы, и посланные от сената нашли его на поле за плугом:

Где был ты, сошник в борозде притуплявший,

Квинтий, дрожащей женой пред волами одет, как диктатор;

Плуг же домой тебе ликтор отнес.

Автор, в свою очередь, рекомендует данный вид занятия:

Собственной жатвой живи и зерно молоти: это можно.

Страшного нет: борони -- и растут твои новые всходы.

Марциал в «Эпиграммах» предпочитает земледелие юриспруденции и военному делу, которые другие авторы считают наиболее достойными занятиями:

По судам заставляет Тит таскаться,

Говоря мне частенько: «Выгод много».

Много выгод, мой Тит, у земледельца.

Вкратце желаешь ли знать о мечтах ты приятеля Марка,

Славный в военных делах, славный в гражданских Фронтон?

Пахарем хочет он быть на малом, но собственном поле,

Мил ему сельский досуг, крупный не нужен доход.

Децим Юний Ювенал определяет земледелие как достойное занятие, угодное богам:

Дети мои, -- так марс и герник говорили когда-то

Или вестинец-старик, -- добудем мы плугом довольно

Хлеба к столу: так угодно богам нашим сельским…

В басне «Крестьянин и скворцы» Бабрий восхищается трудом земледельца, описывая хитрости крестьянина, на которые тот вынужден идти для достижения хорошего результата при выполнении своей работы. И в отличие от остальных сатириков, автор в басне «Жаворонок и его птенцы» отмечает, что наемный труд жнецов и батраков в земледелии более эффективен, нежели добровольная помощь друзей:

Пришел меж тем хозяин к своему полю

И молвил, увидав, что налились всходы:

"Пора мне созывать моих друзей к жатве!"

Услышав эти речи, из птенцов кто-то

Сказал отцу, что надобно уже думать

О том, в какое лучше улететь место.

Отец ответил: "Есть еще у нас время:

Кто ждет друзей, тот, верно, не спешит с делом".

Но вот хозяин, на поле опять выйдя,

Когда колосья стали уж ронять зерна,

Сказал, что он наймет себе жнецов завтра

И батраков, которые снопы вяжут.

Тогда-то деткам жаворонок сам молвил:

"Ну, птенчики мои, лететь нам прочь надо:

Теперь хозяин дело взял в свои руки".

Если труд бесполезен и бессмыслен, то он теряет свою ценность и исполнителю его тяжело выполнять. Это пытается донести Апулей в истории о Психее, которой поручили разобрать кучу зерна (рожь, ячмень, просо, мак, горох, чечевицу, бобы) по сортам. Автор утверждает, что в случаях, когда результат труда несоизмерим с затраченными усилиями, «подобная работа трудна» [Apul.,Met., VI, 10].

Все авторы литературной традиции [Hor. Sat., I, 1; 7-8; Persius,Sat. I, 74; Juvenal. Sat. III, 8; 9-12; Juvenal. Sat. V, 13; 70-73] сходятся во мнении, что наиболее уважаемыми должностями в Риме были воины и городские служащие:

Я - начальник ночной стражи и полагаю, что до сегодняшнего дня никто не мог упрекнуть в чем бы то ни было мое неусыпное усердие.

Вкратце желаешь ли знать о мечтах ты приятеля Марка,

Славный в военных делах, славный в гражданских Фронтон?

Ювенал признает воинский труд также ещё и самым благородным

Среди почитаемых видов деятельности Петроний Арбитр выделяет организацию похорон: «А каким почтенным делом занимался он, прежде чем дошел до теперешнего состояния! Он был устроителем похорон» [Petr. Sat. 38]. Вероятно, это связано с важностью ритуала погребения в жизни каждого римлянина.

Баснописец Бабрий высоко оценивает труд умелых и храбрых охотников. Это можно проследить в баснях «Стрелок и лев» и «Сын, отец и нарисованный лев». В произведении «Трусливый охотник» Бабрий высмеивает боязливого представителя данного ремесла.

Заслуживает уважения, по мнению Марка Валерия Марциала, труд домоправителя:

Славный стоит пред тобой домоправителя труд,

Ибо известнейший здесь Церейского поля хозяин --

Гилар на тучных холмах и перевалах живет.

Негативно относятся авторы к людям, занимающимся торговлей, ростовщичеством, шинкарством и т.д.: «Но, как часто бывает, в недобрый час я отправился, и надежды на барыш меня обманули: накануне все скупил оптовый торговец Луп». [Apul., Met. , I,5]. Представителей этих профессий Квинт Гораций Флакк прямо называет «сволочью»:

Тотчас объявит всем рыболовам и всем, продающим

Овощи, птиц и душистые мази, всей сволочи этой,

Всем шутам, мясникам, чтоб назавтра же утром явились.

К содержанию питейных домов автор относится с презрением, считая их хозяев «лживыми» [Hor. Sat., I, 1; 28].

Это подтверждается и историей о Милоне, который «всем известен как человек преподлый и прегрязный; больше всего ростовщичеством занимается, под залог золота и серебра проценты большие дерет; одной наживе преданный, заперся он в своем домишке и живет там с женой, разделяющей с ним его несчастную страсть. [Apul., Met., I,21].

Апулею противостоит точка зрения Ювенала, который вполне приемлет торговлю как достойный вид деятельности:

Если ж тебе не по нраву нести постоянно работу

В лагере, если живот тебе слабит от трубного звука,

Звука рогов, то торговлей займись: запасай, что возможно

Перепродать вполовину дороже, но только не брезгуй

Всяким товаром…

Позорный, унизительный труд, по словам Марциала, выполняют повара харчевен («Кто был настолько жесток, кто настолько, спрошу я, был дерзок, чтобы тебя, Феопомп, определить в повара?» [Marcial, Epigr. X; 66; 1-2]), рыбосолы, разносчики, шуты, танцовщики:

Светским кажешься ты себе, Цецилий.

Не таков ты, поверь. А кто же? Гаер.

То же, что и разносчик из-за Тибра,

Кто на стекла разбитые меняет

Спички серные и горох моченый

Продает на руках зевакам праздным;

Что и змей прирученных заклинатель,

Что и челядь дрянная рыбосолов,

Что и хриплый кухарь, в харчевнях теплых

Разносящий горячие сосиски,

Что и шут площадный, поэт негодный,

Что и гнусный танцовщик из Гадеса,

Что и дряблый похабник непристойный!

То, что Масклион гордо шаткий камень

Балансирует, шест на лоб поставив,

Иль что Нин-великан, напрягши мышцы,

Семь или восемь мальчишек поднимает,

Представляется мне не трудным делом.

Подобное отношение, вероятно, связано с тем, что данными видами деятельности занимались в основном рабы и бедные люди. Рабский труд, по мнению Бабрия, является недостойным и уничижительным:

Афинянин твердил: "Тезей стократ выше,

И подлинно божественна его доля:

Ведь никогда он не был, как Геракл, в рабстве".

Это прослеживается и в басне «Волки и собаки»: «Волки сказали собакам: «Мы всем похожи друг на друга: отчего бы нам не жить по-братски, душа в душу? Между нами нет никакой разницы, кроме как во вкусах: мы живем на свободе, а вы подчиняетесь людям и рабски им служите, а за это должны терпеть от них побои, носить ошейники и сторожить их овец. А вместо корма они бросают вам одни кости» [Бабрий, «Волки и собаки»].

Тяжелые работы, связанные с большими физическими затратами, ложились на плечи низших слоев населения. В их числе, Апулей выделяет труд грузчиков («Я зарабатывал гроши, как грузчик, когда еще сила была.» [Apul., Met., I, 7]), могильщиков [Apul., Met., II, 22], работу на мельницах [Apul., Met., VII, 15]. Такого рода занятия также считались унизительными.

Негодование общества, по мнению Ювенала, вызывает труд иноземцев, которые зачастую берутся за множество самых различных работ, и выполняют их некачественно. В этом отношении показателен пример с греком:

Скажи, за кого ты считаешь

Этого мужа, что носит в себе кого только хочешь:

Ритор, грамматик, авгур, геометр, художник, цирюльник,

Канатоходец, и врач, и маг, -- все с голоду знает

Этот маленький грек; велишь -- залезет на небо;

Тот, кто на крыльях летал, -- не мавр, не сармат, не фракиец,

Нет, это был человек, родившийся в самых Афинах

Как не бежать мне от их багряниц?

Вслед за Б.С. Ляпустиным отметим, что в римском обществе бытовало мнение, согласно которому, человек, связанный с ремесленным трудом, утруждает своё тело, живет в неизвестности, имеет небольшой заработок, отличается недалеким умом, простоватостью. Мысли и стремления его далеки от благородных помыслов, развития душевной гармонии и стройности.

Но не все авторы негативно относились к ремесленному труду, выполняемому зависимым населением: Марциалу импонируют профессии музыканта, глашатая, зодчего, брадобрея. Ремесла писателей, риторов, учителей он советует избегать:

Пристаешь ты давно ко мне с вопросом,

Луп, кому обученье сына вверить.

Всех и риторов ты и грамотеев,

Мой совет, избегай: не надо сыну

Знаться ни с Цицероном, ни с Мароном.

Пусть Тутилий своей гордится славой!

Если ж сын -- стихоплет, лиши наследства.

Хочет прибыльным он заняться делом?

Кифаредом пусть будет иль флейтистом.

Коль окажется мальчик тупоумен,

Пусть глашатаем будет или зодчим.

Здесь погребен Пантагат, скончавшийся в юные годы,

Это и горе и скорбь для господина его.

Ловкий он был брадобрей: едва прикасаясь железом,

Волосы стричь он умел ровно и щеки обрить.

Апулей симпатизирует талантливым деятелям искусства: «Мастерство превосходного скульптора выразилось больше всего в том, что передние лапы у собаки взметнулись в воздух вместе с высоко поднятой грудью и как будто бегут, меж тем как задние опираются на землю.» [Apul., Met., II,4].

Еще более неоднозначную оценку у авторов литературных произведений получает врачебная деятельность. Врачебное искусство, по словам Горация, было довольно уважаемым в Риме:

Если когда лихорадки озноб ты почувствуешь в теле,

Или другою болезнью ты будешь к постели прикован,

Кто за тобою-то станет ходить и готовить лекарства?..

Кто врача умолять, чтобы спас от болезни и снова

Детям, родным возвратил?

Отзывается о врачах с одобрением и Апулей: «Недаром опытные врачи тяжелые и страшные сны приписывают обжорству и пьянству!» [Apul.,Met., I,18].

Петроний считает ремесло врачей одной из самых трудных профессий: «А чье, по-вашему, - продолжал он, - самое трудное занятие после словесности? По-моему, лекаря и менялы. Лекарь знает, что в нутре у людишек находится и когда будет приступ лихорадки. Я, впрочем, их терпеть не могу, - больно часто они мне анисовую воду прописывают.» [Petr. Sat. 56].

Несмотря на признание деятельности врачей как одной из самых трудных, автор не видит в ней смысла, кроме как самоутешения: «Врачи его погубили, а вернее, злой Рок. Врач ведь ничто иное, как самоутешение» [Petr. Sat. 42].

Схожую точку зрения мы находим у Марциала, который к лекарскому сословию относится с недоверием и опаской:

В баню он с нами ходил, пообедал веселый, и все же

Рано поутру найден мертвым был вдруг Андрагор.

Просишь, Фавстин, объяснить неожиданной смерти причину?

Да Гермократа-врача видел он ночью во сне.

Ты гладиатором стал, а раньше ты был окулистом.

Как гладиатор теперь делаешь то же, что врач.

Отношение к врачебной деятельности у Бабрия неоднозначно, что прослеживается в басне «Неумелый врач». Вначале автор говорит о важности помощи, которую оказывают лекари больным. Далее же прослеживается мысль о том, что боги проклинают врачей за то, что те продлевают жизнь людям с различными недугами:

Но на днях Кора

И сам Плутон, преследуя врачей гневом

За то, что те мешают умирать смертным,

Всех поименно в грозный их внесли список.

Хотели и тебя вписать в числе первых,

Но я к ним подошел, коснулся их скиптров

И побожился им, что ты не врач вовсе

И что тебя оклеветали зря люди".

Все авторы литературных произведений говорят о том, что любой труд, выполненный искусно и на совесть, будет по достоинству оценен в обществе. В «Сатириконе» Петрония Арбитра это отражено следующим образом: «Недавно я купил сыночку несколько книг с красными строками: хочу, чтобы он понюхал немного законы для ведения домашних дел. Занятие это хлебно. В словесности он уже достаточно испачкался. Если ему ему опротивеет, я его какому-нибудь ремеслу обучу: отдам, например, в цирюльники, в глашатаи или, скажем, в стряпчие.

Это у него одна смерть отнять может. Каждый день я ему твержу: "Помни, первенец: все, что учишь, для себя учишь. Посмотри на Филерона, стряпчего: если бы он не учился - давно бы с голоду подох.

Не так еще давно кули на спине таскал, теперь с самим Норбаном потягаться может. Наука - это клад, и искусный человек никогда не пропадет".[Petr. Sat. 46].

Гораций считает, что любой труд приемлем:

Он не боялся упрека, что некогда буду я то же,

Что он и сам был: публичный глашатай иль сборщик, что буду

Малую плату за труд получать. - Я и тут не роптал бы.

Автор сообщает, что ремесло не позорный промысел, ремесленники - люди, умеющие делать что-нибудь полезное, и оттого, что люди свободные, они вовсе не должны ничего не делать. Далее идут соображения о пользе труда и вреде праздности. Гораций осуждает лень и побуждает добывать средства к существованию работой:

Потом усталости - вот чем отыскивай вкусные блюда!

Лени обрюзглой что ни подай, ей все не по вкусу…

Ювенал даже советует просить у богов тяжких трудов, нежели отдыха:

Духа, не склонного к гневу, к различным страстям, с предпочтеньем

Тяжких работ Геркулеса, жестоких трудов -- упоенью

Чувством любви, и едой, и подушками Сарданапала.

Из вышесказанного мы можем сделать вывод о том, что для определения ценностного статуса труда в Древнем Риме существенными были условия его исполнения, то есть, кто именно выполнял работу и насколько качественным был результат. Если исполнителем являлся свободный и достаточный гражданин, то труд приобретал большую ценность, нежели его исполнял бы раб или бедняк.

Мы можем наблюдать, что значительную часть населения римского мира составляли рабы и другие категории зависимого населения, многие из которых были греками. Элитой в городе являлись люди не занятые производственной деятельностью - они были полностью освобождены от любых экономических вопросов благодаря рабочей силе, которую они покупали и продавали, имея обширные права собственности на них.

Римский баснописец Федр в своих произведениях в иносказательной форме выражает протест против данного принципа и верхушки общества. Автор выступает против гнета и насилия правящих кругов, против паразитизма и лени богачей, против тщеславия знати, против доносчиков. В басне «Пчелы и трутни перед судом осы» мы можем проследить презрительное отношение автора к лени и праздности и почитание трудолюбия:

На рослом дубе были как-то соты пчел.

Лентяи-трутни объявили все своим.

Ну, в суд то дело, а судьей оса была.

Породе этой - пчел и трутней как не знать!

И предложила вместе им такой закон:

"Вы сходны телом, да и цвет у вас один -

Законно к спору в этом деле вы пришли!

Но, по незнанью, чтоб не сделать мне греха,

Берите соты и вливайте мед туда.

По форме сотов, по тому, как пахнет мед,

Мы обнаружим, кто ж создатель сотов был".

Отказ - от трутней и согласие - от пчел.

Оса такое тут решение дает:

"Теперь уж ясно, кто мог строить их, кто нет.

Итак, я пчелам отдаю работу их".

По этой басне мог бы я молчать теперь, -

Когда бы трутни не отвергли слов суда.

Главным критерием оценки труда, согласно Ювеналу, является его полезность для государства:

Доброе дело -- народу, отечеству дать гражданина,

Если его создаешь ты полезным для родины, годным

Для земледельца работ, для военных и мирных занятий.

Бабрий акцентирует внимание на том, что, не приложив трудовых усилий, невозможно получить хороший результат:

«Явился бог и молвил: "Раскачай воз свой

Да подстегни волов: твои мольбы тщетны,

Пока ты сам не хочешь шевельнуть пальцем"»

Трудолюбивые люди, как отмечает Гораций, пользовались уважением в Риме:

"На, посмотри-ка!" тут скажет иной, толкнувши соседа:

"Вот трудолюбец, вот друг-то! вот прямо заботлив!"

Судя по произведениям сатириков, праздность и лень в римском обществе получали крайне отрицательную оценку. Персий называет их приверженцев бездельниками и лентяями:

«Малый, ступай-ка снеси скребочки в баню Криспина!

Живо, бездельник!» Коль так прикрикнут, тебя не толкает

Рабская доля ничуть, и ничто извне не приходит

Дергать за жилы тебя: но если ты сам из печенки

Хворой рождаешь господ, то как безнаказанней выйти

Можешь, чем тот, кого плеть и страх пред хозяином гонят?

Утром храпишь ты, лентяй.

Ювенал выражает презрение к праздному образу жизни:

Изгнанный Марий, богов прогневив, уже пьет спозаранку:

Он веселится -- и стоном провинция правит победу.

Это ли мне не считать венузинской лампады достойным?

Этим ли мне не заняться? А что еще более важно?

Сводник добро у развратника взял, коли права наследства

Нет у жены, зато сводник смотреть в потолок научился

И наловчился за чашей храпеть недремлющим носом.

Из представленного пассажа мы видим, что праздность и неограниченный досуг не приветствуются и даже осуждаются простым населением. Под давлением народа в отрицательном влиянии праздности на человека признаётся герой Ювенала Марий:

К чему эти лица стольких вояк,

Если ты пред лицом Сципионов играешь

В кости всю ночь, засыпаешь же только с восходом денницы

В час, когда эти вожди пробуждали знамена и лагерь?

Автор с почтением вспоминает былые времена, когда труд занимал одно из первых мест в иерархии ценностей:

Некогда скромный удел охранял непорочность латинок,

И небольшие дома не давали внедряться порокам

Там, где был труд, где недолог был сон, и грубые рук

Были от пряжи этрусской жестки, а к самому Риму

Шел Ганнибал, и мужья охраняли Коллинскую башню.

Осуждает лень и Марциал, называя тех, кто ей предается «лоботрясами» («Хочешь, скажу я, кто ты, Аттик? Пустой лоботряс.» [Marcial, Epigr. II; 7; 8]) и «разгильдяями» («Никуда вы не годны, разгильдяи, вы ленивей Ватерна и Расина.» [Marcial, Epigr. III; 67; 1-2]). Но тем не менее, ему самому безделье приносит удовольствие:

Нынче -- люблю я пожить в усадьбе поближе к столице

И наслаждаюсь, коль там можно бездельничать мне.

2.2 Ценностный статус категории «богатство» в произведениях римских писателей

Согласно современным подходам к изучению общества, менталитет определяет экономические, политические, социальные отношения, социально-культурное и социально-экономическое мышление и, как следствие, мотивированное поведение отдельного человека и социума в целом. В том числе, менталитет реализуется через представления о богатстве и сложившееся отношение к богатым. Данный аспект нашел широкое отражение в римской литературной традиции II в. до н.э. - II в. н.э. Именно в этот период, в связи с завоевательными походами и расширением территории государства, в Риме наблюдается значительное увеличение богатств и количества состоятельных людей.

В исследуемых нами произведениях авторы обращают внимание на людей с громкими титулами, огромными доходами или состояниями. Однако эти атрибуты не являются несомненными признаками таланта или других достоинств. Нравственную оценку богатство получало в зависимости от путей его получения и распоряжения.

Богатство можно было получить в наследство, нажить собственными усилиями, отнять у другого человека, украсть и т.д.

С точки зрения большинства римлян, самый чистый и достойный доход приносила земля, а из земледельцев выходили самые верные люди и самые стойкие солдаты.

Ювенал с сожалением вспоминает о прошлых временах, когда подавляющая часть римского общества добывала средства к существованию путем занятия сельским хозяйством [Juvenal. Sat. V, 15; 179-182]. Полученный таким образом доход вызывает восхищение писателя.

Все исследуемые нами авторы отмечают важность зарабатывания состояния исключительно честным путём, в противном случае богатство теряет свою ценность и о его обладателе ходит дурная слава: порицание недобросовестно нажитого имущества прослеживается, например, в басне Бабрия «Журавль и павлин»:

Павлин золотоперый и журавль серый

Затеяли однажды спор. Журавль молвил:

"Тебе смешон убогий цвет моих крыльев,

Но я на них взлетаю к небесам звездным,

А ты своими золотыми зря машешь:

Как тот петух, что не был никогда в небе".

[Не лучше ли с почетом жить в плаще рваном,

Чем в драгоценном платье, но с дурной славой?]

В басне «Лев и волк» автор отмечает тот факт, что несправедливо добытое богатство трудно удержать, и его могут с легкостью отнять.

Недобросовестными способами заработка, часто упоминаемыми в работах сатириков, являлись воровство, кражи, доносы, обман. Богатство, нажитое подобными действиями, вызывало отвращение у римских граждан:

Да что ж я сделал, когда б обокрал он,

Тайне моей изменил или мне не сдержал обещанья?..

Тем, для которых вины все равны - нет самим оправданья!

Против них все вопиет: и рассудок, и нравы, и польза -

Мать справедливости, мать правоты - их все осуждает!

В вышеприведенном высказывании Гораций соотносит с кражей неисполнение обещаний. Очевидно, это связано с тем, что экономическое благополучие автора целиком зависело от его Мецената. Оценка богатства в текстах Горация двойственна. Критическое и враждебное отношение к власть имущим и отсюда оппозиционное настроение, с одной стороны, стремление войти в их ряды и отсюда своеобразный интеллигентский паразитизм - с другой. Обычно исследователи подчеркивают известную независимость Горация от Августа и Мецената, ссылаясь на тот факт, что поэт отклонил предложенное ему место тайного секретаря в собственной канцелярии принцепса. Конечно, у Горация нет того сервилизма, который позднее встречается у Марциала, но всё же свою экономическую самостоятельность он получил именно от Мецената, а его поэтическая деятельность была в значительной своей части не только прославлением своих высоких покровителей, но и нового политического режима - принципата.

Об общественном осуждении наворованного богатства заявляет в своей работе Марциал [Marcial, Epigr.IV; 39; 1-10]. Немилостивое отношение к любителям легкой добычи со стороны богов наблюдается в басне Бабрия «Больной ворон». Главной идеей этого произведения является то, что воров ожидает мучительная смерть.

Одним из распространенных «нечистых» способов заработка в Древнем Риме являлась отдача денег в рост. Ростовщичество - это отнятие под видом даяния. Ростовщики искали денег и прибыли даже у бедных, нуждающихся в помощи. Представители данной профессии часто вместо того чтобы облегчить тяжелое материальное состояние человека, увеличивали нужду, старались отнять последнее у неимущего. Несчастья бедных они превращали в способ своего обогащения, желали людям скудости и убожества, чтобы их деньги могли приносить прибыль. Ярким примером является герой книги Апулея - Милон - «набит деньгами, страшный богатей, но скуп донельзя и всем известен как человек преподлый и прегрязный; больше всего ростовщичеством занимается, под залог золота и серебра проценты большие дерет; одной наживе преданный, заперся он в своем домишке и живет там с женой, разделяющей с ним его несчастную страсть» [Apul.,Met., I, 21]. Несмотря на очевидное отвращение к алчности героя, Апулей называет его страсть несчастной, указывая на то, что человек не всегда способен преодолеть соблазн.

Кроме вышеприведенных отрицательных способов зарабатывания денег, в Риме было распространено взяточничество. Оно вызывало у римлян неприязнь и считалось преступлением. Ярким примером осуждения обществом данных проступков явилось судебное разбирательство по делу оратора Гортензия, получившего в качестве взятки золотую статую сфинкса. Данный факт лег в основу сюжета множества античных анекдотов.

Богатство, полученное в результате торговли, не имеет в работах сатириков какой-либо выраженной оценки. Лишь Гораций порицает торговцев [Hor. Sat., I; 4:29-32].

В период Поздней Республики у большинства римских граждан существовало убеждение, что если ты беден - тебе никогда не суждено стать богатым, деньги идут к деньгам:

Эмилиан, ты всегда останешься бедным, коль беден:

Деньги даются теперь только одним богачам.

Бедняк мог нажить состояние, лишь занимаясь неблагопристойными занятиями, за что получал негативную оценку со стороны общества:

В пору, когда посещал друзей он достойных и честных,

В тоге холодной ходил нищим бедняк Телесин.

С той же поры как заискивать стал у развратников гнусных,

Земли, столы, серебро он покупает себе.

Хочешь ты стать богачом, Битиник? Ступай к негодяям:

Чистый тебе поцелуй, право, не даст ни гроша.

В период Принципата ситуация меняется по сравнению со временем поздней Республики. Даже вольноотпущенники могли стать очень состоятельными людьми, если обладали деловыми качествами или хорошо оплачиваемой профессией. В одной из надписей, найденных в Риме, говорится о цирковом наезднике Марке Аврелии Полинике, который родился рабом, но был отпущен на волю: за неполные тридцать лет своей жизни он одержал в заездах 739 побед, за что получил 3 премии по 40 тысяч сестерциев, 25 премий по 30 тысяч сестерциев и ещё 11 простых премий, размер которых неизвестен. Доходы наездников могли быть и ещё больше: например, некий Гай Апулей Диокл, покинув арену цирка в возрасте сорока двух лет, имел состояние в 36 миллионов сестерциев. Рабы после освобождения получали гражданство; при известных обстоятельствах вольноотпущенники поднимались до высоких постов в государственном управлении и придворной службе, а их сыновья могли стать всадниками. Увековечивание в надписях размеров состояний отдельных лиц говорит о высокой оценке со стороны общества их умения зарабатывать деньги.

Со времени окончания Второй Пунической войны в римскую казну широкими потоками текли золото и серебро контрибуций, взятых с разгромленных территорий. С этого момента начинает обогащаться римский нобилитет, поставлявший из своей среды вождей в победоносных войнах, и офицерство римских легионов. Уже к I в. до н.э. в казне Рима находилось около 17000 римских фунтов золота, около 22000 фунтов нечеканенного и 18000 фунтов чеканенного серебра. Параллельно с этим потоком драгоценного металла в Италию вливался поток «живого товара», т.е. невольничьей силы. Торговля рабами принимала всё более организованный характер и приносила огромную прибыль их владельцам и перекупщикам. С начала II в.римские мыслители и политики отмечали повышение роли богатств как одну из причин кризиса государства. Причем, по мнению О.А. Шалимова, это касалось, прежде всего, римского нобилитета.

Процесс накопления богатств повысил положение данной категории в аксиологической шкале римлян. В связи с этим наблюдается рост аморальных поступков, совершаемых ради денег.

Богачи для увеличения своего состояния шли на безумные поступки, например, поджигали дома, чтобы получить компенсацию от государства:

Так и Персик, бобыль богатейший,

Глядь, поправляет дела и лучше и шире, чем были, --

И подозренье растет, не сам ли поджег он хоромы.

Сатирики часто демонстрируют порчу нравов на примере любовных отношений: способом зарабатывания денег становится женитьба по расчету [Marcial, Epigr.IX; 80; 1-2; Juvenal. Sat. I, 1; 37-41], оказание услуг сексуального характера [Marcial, Epigr.XI; 87; 1-4; Juvenal. Sat. I, 1; 73-78; II, 6; 460-463] и т.д. Подобные действия вызывают отвращение у авторов исследуемых произведений.

Герой сатиры Персия ради денег молит богов о смерти близких. Автор с презрением относится к таким людям:

Совести, славы, ума откровенно просят и громко,

А про себя и сквозь зубы цедя бормочут: «О, если б

Дядюшка сдох, то-то смерть была бы на славу! О, если б

Заступ ударился мой о горшок с серебром, поспособствуй

Мне, Геркулес! Или как-нибудь мне извести бы мальчишку,

После которого я ближайший наследник! Паршивый

Он ведь и желчный! А Нерий жену уже третью хоронит!»

Апулей приводит случай убийства гражданина с целью захвата наследства. Один из героев призывает общество сурово покарать данное злодеяние: "Вашим добрым именем заклинаю вас, квириты, и всем, что для вас свято: заступитесь за убитого гражданина и невероятное преступление зловредной этой и нечестивой женщины сурово покарайте. Это она, и никто другой, несчастного юношу, сына моей сестры, извела отравой, чтобы угодить любовнику и грабительски захватить наследство" [Apul.,Met., I, 7].

Легкие деньги начинают привлекать даже такую, казалось бы, благородную прослойку общества, как армия. Марциал упоминает о случаях обогащения солдат в результате подкупа. Автор называет такое богатство «гнусным» [Marcial, Epigr.V; 69; 5-8].

Важным моментом моральной оценки богатства является то, как хозяин распоряжается им. От внимания литераторов не укрылось политическое значение имущественного расслоения общества и нарастания в нём социальной напряженности, вследствие чего в государстве «заключены два враждебных между собой государства: одно - бедняков, другое - богачей». Стремление снять или хотя бы смягчить социальные противоречия внутри общества вызвали к жизни различные виды благотворительности.

Если богатый человек тратит излишки на благие нужды (постройку храмов, помощь людям и государству) - это поощряется. Если же богатый человек не помогает обществу - его осуждают:

"Это, ты скажешь, идет не ко мне: я не Травзий! Имений

И доходов моих для троих царей бы достало!"

- Ежели так, то зачем ты излишек не тратишь на пользу?

Если богат ты, зачем же есть в бедности честные люди?

Для чего же богов разрушаются древние храмы?

Для чего ты, негодный, хоть малую часть из сокровищ,

Накопленных тобой, не приносишь отечеству в жертву?

Или, ты думаешь, счастье тебе одному не изменит?

В римском обществе считалось хорошим тоном помогать нуждающимся, особенно если у человека есть для этого материальная возможность. Если человек этого не делает, в обществе его недолюбливают. Особенно непримирим здесь Марциал:

О негодяй! Постыдись сундука ты с ненужным богатством:

Всаднику ты отказал, а не откажешь коню?

Автор проклинает жадных богачей:

Двести тысяч ты, Гавр, обещался мне дать, но зачем же,

Раз не способен ты был и десяти-то мне дать?

Или ты можешь их дать, да не хочешь? Но это же гнусно!

Да пропади ты совсем, Гавр, малодушный подлец!

В античном мире благотворительность мыслилась не столько как богоугодное дело, столько как гражданский долг имущих членов общины по отношению к неимущим, за исполнением которого зорко наблюдали государство и общественное мнение. Уклонявшихся от него осуждали; щедрым благотворителям, напротив, оказывали всяческие знаки уважения - в их честь воздвигались статуи, их имена увековечивались в памятных надписях, им отводили почетные места в театре, дарили золотые венки, освобождали от налогов. Здесь можно согласиться с М.Е.Сергеенко, по мнению которой, римская «благотворительность не была бескорыстной, ибо вознаграждалась почетом, а античный мир был честолюбив в высшей степени».

Марциал советует делиться состоянием с товарищами, так как всё богатство может исчезнуть в любой момент, а друзья останутся:

Ловкий грабитель, взломав сундук, украдет твои деньги,

До основанья твой дом буйное пламя сожжет,

Да и должник не отдаст тебе ни процентов, ни долга,

Ты не получишь семян с нивы бесплодной назад;

Лживой подругою твой управляющий будет обобран,

Вместе с товаром корабль будет потоплен волной.

Не угрожает судьба лишь тому, что друзьям подарил ты:

Только одно, что ты дал, будет твоим навсегда.