Анализ революционных преобразований на Востоке в Новое и Новейшее время

Как известно, период Второй Конституции начался с победы младотурецкой революции 1908 г. Подробное изучение всех нюансов политической борьбы не входит в наши планы. Наша задача состоит в выявлении постоянных “констант” (относительно стабильных данных ситуации) в идеологии правящей элиты, в рассмотрении их эволюции. Как уже отмечалось, рассмотрение множества частных представлений, либо одного из них, особенно в политической сфере, входящих в общую совокупность представлений, не позволит нам раскрыть сущности явлений транссубъектного (общего) характера. Личные убеждения, в отличие от идеологии определенной совокупности, не имеют постоянной функции в общественной жизни, поскольку люди не сознают и, в большинстве своем, не хотят осознавать историю, которую делают. К тому же необходимо отличать истинные представления человека, от заимствованных представлений, которыми он просто щеголял. Для нас желательно увидеть “каркасные линии”, доминирующие черты. Ведь выбор своего исторического пути нация совершает не на основании абстрактной политической демагогии.

Итак, обратим наше внимание в XIX век. По мнению большинства историков, начиная с 1860-х годов, Османская империя стала ощущать на себе всплески балканского национализма, более того Балканы в значительной степени обуславливали международные отношения империи с “концертом” европейских держав. К этому же времени относится возникновение очагов национализма и на других окраинах империи, когда в среде нетурецкого населения стали преобладать национальные интересы. Политика государства, регулирующая отношения между управляющими и управляемыми, между государством и инонациональными общинами, осуществлялась в рамках уже упоминавшихся доктрин: османизма, панисламизма, пантюркизма, отличавшихся друг от друга терминологией легитимизации ценностей.

За редким исключением, большинство государственных деятелей и интеллектуалов, от Н. Кемаля до лидеров младотурок, стремились сохранить существующее несовпадение культурных и политического сообществ, присущего империи с эпохи обширных завоеваний. Это предполагалось осуществить на основе наднациональной имперской идеологии. Вопрос о предоставлении автономии нетурецким народам, станет накануне и после революции, предметом ожесточенного спора принца Сабахеддина и иттихадистов.

Следует отметить, что в рамках эгалитарного мусульманского общества империи, принцип эгалитарности не распространился на покоренные христианские народы. Еще Мехмед II Фатих стремился включить высоко активные и специализированные экономические группы Византийской империи в структуру зарождающейся империи. Эти национальные и религиозные анклавы содействовали извлечению и накоплению ресурсов в османском государстве. Веками христианское население существовало в довольно изолированном положении, сосредоточившись на предписываемой государством деятельности. Даже в XIX в. этнически чуждые группы не допускались в правящую элиту (лишь в случае принятия ислама, со всеми вытекающими последствиями), не воздействовали на структурное устройство общества. Количество христианского населения в государственных учреждениях явно не соответствовало его численности; христиане не пользовались преимуществами от учебных заведений, учрежденных реформами Решид-паши и т.д.

Остановимся на рассмотрении ряда сложностей происходившей модернизации. По мнению большинства современных турецких исследователей, основная причина недостатка предпринимательского мышления в Османской империи в существовавшем строении общества. Некоторые из них, проводя сравнительный анализ турецкого и западного менталитета, утверждают, что причина беззаботности, беспечности типичного турка, заложена в управленческой системе, не позволявшей получать необходимое количество знаний для развития предпринимательских качеств. Также было отмечено, что западная производственная технология не могла моментально поменять общественных основ, повседневной жизни османского общества, сталкиваясь с системой ближневосточного мышления. Выделяются следующие характерные элементы этой системы: религиозность, мистицизм, покорность, инертность и др.

Принц Сабахеддин в письме падишаху утверждал, что основная причина отсутствия индивидуализма в обществе в крайней централизации, в косности сознания: «Ваше величество, как это ни прискорбно, однако приходится признать, что наш самый главный враг это не Италия, не Балканы и не Европа, а на самом деле мы сами! Дело в том что: отрицательные качества в нашей частной жизни, сугубо духовное развитие, препятствуют развитию личности…». Во время первой мировой войны один из офицеров турецкой армии отмечал, что «с нашими солдатами невозможно обращаться как с индивидами. Они мне представлялись колесиками единого механизма. В подразделении они легко подчинялись всему, что от них требовали. Но тот, кто отделялся от группы и оказывался в изоляции, уже не мог действовать независимо от группы по собственной воле и разумению. Во время коллективных действий каждый из них постоянно оглядывался на командира».

Итак, мы проследили, что на протяжении имперской истории, идеи и организация новационных преобразований, призванных обеспечить государственной системе стабильность, могущество, исходили от слоя бюрократии, от правящей элиты, обладавшей высокой адаптивной способностью. В рамках османского общественного устройства, равенство и иерархия переплетались таким образом, что равенство присутствовало в рамках обеих имевшихся групп: “управляющих” и “управляемых”, что наполняло требование свободы элитой особенным содержанием - скорее свободы действовать в определенных рамках, чем свободы для каждого индивида в отдельности. Из классики: «Эти древние общественно - производственные организмы (древнеазиатский, античный вообще) несравненно более просты и ясны, чем буржуазный, но они покоятся или на незрелости индивидуального человека…, или на непосредственных отношениях господства и подчинения».

2. МОДЕРНИЗАЦИЯ В ЯПОНИИ

В Японии на протяжении последних ста с лишним лет идет процесс глубокой трансформации всех сфер жизни общества, отражающий объективную историческую тенденцию модернизации и интернационализации экономики, политики, науки, культуры, что сближает народы различных стран, содействует их сотрудничеству и взаимопониманию. В результате формируется новый облик страны, который органично соединяет в себе традиционные элементы и западные инновации. Эти процессы обусловлены набором эндогенных и экзогенных факторов. Начало этому процессу положила реставрация Мэйдзи (Мэйдзи исин), когда после более чем двухсотлетней изоляции начались активные контакты со странами Запада. С этого времени ведет отсчет крупномасштабная модернизация, принявшая форму вестернизации, точнее европеизации. Способность японского общества на протяжении всей его истории перестраиваться помогает понять суть процесса модернизации.

При преобразовании традиционного общества в западное речь, естественно, идет об интенсивном, одностороннем межнациональном переносе социально-экономических, политических и социокультурных ценностей. В этом случае модернизация происходит под влиянием экзогенных факторов и идет достаточно быстро. Перенос ценностей может иметь место как в условиях зависимости того или иного модернизирующегося государства, так и при сохранении весьма широкой политической и экономической его самостоятельности. Не только в мэйдзийской Японии, но и в первые десятилетия после поражения во второй мировой войне, «модернизированный» и «западный» являлись синонимами - японское общество считалось отсталым, а западное - передовым. Только по мере достижения высокого уровня экономического развития такие воззрения потеряли силу.

На характер модернизации Японии большое влияние оказала высокая адаптивная способность населения, т.е. усвоение им различных элементов других цивилизаций, прежде всего индийской и китайской, более того, превращение их в компонент своих национальных ценностей. В настоящее время трудно разобраться, что в японском обществе самобытно, а что заимствовано, поскольку все соединилось в единый сплав. Образование такого сплава связано с мировосприятием японцев, в основе которого, как и в других восточных обществах, лежит традиция. Для Японии характерен эволюционный процесс трансформации традиций. Новые элементы обычно добавлялись к старой структуре, не разрушая ее, часто сосуществуя с ней, иногда сливаясь. Постепенно эти элементы, видоизменявшиеся по мере приспособления к старой структуре, вызывали перестройку всей системы. Иногда этот процесс шел настолько бурно, что порождал обманчивое впечатление, будто японцы разрушают свои традиции. Преобразования в японском обществе, даже самые серьезные, происходили без сокрушительных социальных взрывов, путем реформ, без революций, путем эволюции. Решение проблем (противоречий) путем компромиссов - явление характерное для Японии, где, как правило, выбирают золотую середину между разрушением и созиданием. Такой подход базируется на одном из основополагающих принципов мировосприятия японцев - понятии гармонии «ва». Для реставрации Мэйдзи, в частности, был свойственен компромисс между консервативными силами и сторонниками обновления. Первые проявили склонность к изменению положения в обществе, вторые - к сохранению и поддержанию традиции. Значительная часть представителей торгово-промышленного капитала, выходцев из феодальных кланов, оказалась вполне готовой адаптироваться к требованиям новой эпохи. Тем не менее, сами реформы на поворотных этапах исторического развития Японии имели поистине революционный характер.

Прагматизм японцев давал им большие возможности воспринимать все нововведения, которые они считали нужными, старательно избегая возможные катаклизмы, не поступаясь традиционными ценностями. Это одна из причин, почему Япония сумела успешно ответить на вызов Запада. Японский опыт свидетельствует о том, что ни одна культура, даже такая мощная, как западная, не может быть универсальным образцом для подражания, и в то же время ни одна культура не развивается абсолютно независимо, как бы в вакууме.

Восприятие западных взглядов проходило в острой борьбе, по формуле японский дух - западная техника (вакон-ёсай). Вакон олицетворял традиционную культуру. Это понятие отражало мировозренческий аспект, связанный с духовными ценностями японцев. Ёсай означал универсальную европейскую цивилизацию. Правительство понимало, что, только усвоив достижения западной науки и техники, оно сможет отстоять независимость страны и таким образом свои привилегии. Но усвоение западных достижений несло с собой опасность разрушения всей старой системы. Отсюда появление лозунга «изгнание варваров», который можно рассматривать, как проявление начальной стадии национализма.

Реставрация императорской власти была вполне логичным итогом борьбы националистических сил страны с уже изжившим себя тоталитарным феодальным режимом сёгуната, борьбы против угрозы потери национальной независимости. Император был своеобразным знаменем возрождаемого самосознания, символом национального единства. Духовным орудием новой власти стал государственный синто.

Особенности реставрации Мэйдзи (приход в правительство представителей феодальной знати, торгово-ростовщического капитала, а не буржуазии, которая была еще политически слаба) предопределили специфику капиталистического развития страны при сохранении значительных феодальных пережитков (натуральная арендная плата в деревне, помещичья собственность на землю, полуфеодальные условия труда на предприятии). Поэтому реформы, проведенные правительством, оказались достаточно ограниченными. Модернизация осуществлялась сверху, через элиту нации, в ходе ее реализации исключительно важным было значение государства, которое заложило мощный фундамент для экономического взлета страны, но ведущая роль принадлежала все же частному предпринимательству, которое существовало еще в токугавский период. Носители новых экономических отношений были в значительной степени выпестованы протекционной политикой правительства. Вступление Японии на путь ускоренной модернизации было объективной экономической необходимостью, и закономерным было ее осуществление на пути наращивания военного потенциала по формуле «богатая страна - сильная армия».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

турция модернизация япония мэйдзи

Ранее утверждалось, что процесс модернизации в Турции проходил по особому пути. Эта «огромная разница» между восточными обществами Турции и Японии, поддерживалась советской историографией вплоть до конца XX столетия. Был провозглашен единый путь развития и модернизации, ведущий к определенным политическим решениям в интересах пролетариата. Отметим лишь, что рамки данной работы не позволят нам провести полноценный сравнительный анализ Мэйдзи исин и младотурецкой революции. На наш взгляд имеются все предпосылки для проведения подобных исследований, поскольку социальная структура в Японии была построена по аналогичному турецкому принципу коллективного целедостижения, имелся сопоставимый институциональный ресурс.

Провал в развитии империи на рубеже веков, вызванный уменьшением способности имперской системы поддерживать продолжающуюся трансформацию, обусловленную потребностью модернизации, по нашему мнению, вызвал в Турции либеральное движение военно-гражданской бюрократии за расширение участия (1908 - 1923). В дальнейшем, в силу асинхронности процесса изменений, оно эволюционировало в сторону буржуазного национализма, имевшего характерную для Турции специфику и радикального в республиканский период, ратовавшего за политическую централизацию.

В Японии этого не произошло. В отличие от Турции модернизация в ней проходила не революционным, а эволюционным путём. Другой особенностью Японии являлось то, что, в отличие от Турции, в результате модернизации к власти в ней пришла не буржуазия, а феодальная знать).

ЛИТЕРАТУРА