Новая экономическая политика в отечественной историографии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Кафедра "Предпринимательство и внешнеэкономическая деятельность"

Новая экономическая политика в отечественной историографии

Гущин Д.Е. студент

Научный руководитель:

Суздалева Т.Р. к. и. н.,

доцент кафедры "История" МГТУ им. Н.Э. Баумана

Аннотация. В статье рассматриваются этапы изучения новой экономической политики исторической наукой. Взгляды исследователей по данной проблеме часто определялись политической конъюнктурой. Лишь в последние годы появились работы, которые смогли дать объективную оценку задачам и целям новой экономической политики. Периоды изучения нэпа в исторической литературе во многом совпадают с коренными изменениями в истории страны. Но интерес к данной проблеме не ослабевает. Опыт нэпа востребован в период экономических реформ, развития экономики переходного периода.

экономический политика аграрный исторический

Историографический анализ

Необходимость изучения новой экономической политики (нэпа) как модели реформирования переходного общества со своими особенностями, в том числе региональными, вызвана недостатком комплексных исследований по этой важной проблеме. Между тем социальная, экономическая, политическая история периода новой экономической политики - один из концептуально важных и сложных вопросов современной историографии. Обращение к опыту нэпа отечественных и зарубежных исследователей на протяжении многих лет является показателем актуальности проблемы. В изучении нэпа условно можно выделить четыре периода: 1920-е гг.; 1930-е - середина 1950-х гг.; вторая половина 1950-х - конец 1980-х гг.; начало 1990-х гг. - настоящее время. Критерием выделения периодов выступает совокупность характера направлений исследований, количественных и качественных показателей в научном осмыслении нэпа, изменение формального статуса самих исследователей. В постперестроечный период в российской исторической науке сложилась специфическая ситуация, которую Ю.А. Поляков удачно охарактеризовал как «разрушенность старого и несозданность нового» [1, с. 38]. Интерес к «России нэповской» стал постепенно снижаться. При этом было утрачено и отношение к изучаемой политике как к целостному явлению: что было главным, а что второстепенным стало неясно. В то же время общее ослабление внимания ученых к периоду нэпа не означает, что данная тема не обогатилась заметными научными трудами в новейшей историографии (имеем в виду работы, вышедшие в свет с начала 2000-х гг.). Во многих из них содержатся попытки непредвзято оценить предпосылки, существо и итоги нэпа. [1, c.1]

Один из центральных вопросов, привлекающих к себе внимание современных исследователей - вопрос о причинах и обстоятельствах перехода к нэпу. А.К. Соколов справедливо отмечает, что новую экономическую политику 20-х гг. нельзя рассматривать вне исторического контекста, вне связи с кризисом, порожденным системой военного коммунизма в экономической, социальной и политической сферах [3, с. 6,9]. В данной связи А.Ю. Давыдов критически оценивает представление о переходе к нэпу как о контролируемом властью процессе. Автор видит в переходе к нэпу совокупность вынужденных и хаотичны отступлений большевиков от коммунистических догм; прослеживает, как внедряемая уже в условиях нэпа прожектерская схема безденежного продуктообмена между городом и деревней под давлением нелегального рынка заменилась свободой торговли [8;, с. 22]. Современные историки обращают внимание не только на известные факты народной борьбы в конце 1920 - начале 1921 гг., апогеем которой стал Кронштадтский мятеж, но и отмечают, что выйти из острого политического кризиса большевикам во многом помогло «отсутствие реальных политических альтернатив большевизму, уничтоженных и раздавленных в годы гражданской войны».

Результатом стало, в частности, распространение среди рабочих «политического уныния» и абсентеизма [6, с. 20-21]. В последние годы обнаружились различные подходы к исследованию социально-экономического развития России и СССР в годы нэпа. Ряд авторов отмечает заметные положительные сдвиги как в аграрном секторе в 20-е гг., так и в экономическом развитии страны в целом. Так, по оценкам В.М. Кудрова, самыми высокими темпами экономического роста в СССР характеризовались именно 20-е гг. (на второе место по этому показателю исследователь ставит 50-е гг. и лишь на третье - 30-е гг.) [7, с. 165]. По мнению В.Л. Телицына, в деревне численно возросло и экономически укрепилось «среднее крестьянство, которое постепенно трансформировалось в средний класс», а сельскому хозяйству, по словам автора, всего «за год-полтора» с объявления нэпа «удалось восстановить свой внутренний механизм, сбалансировать удельный вес производительной и потребительной сферы и активно заработать в качестве поставщика товаров на рынок» [9, с. 114, 116]. Правда, при таком подходе остаются неясными причины срывов хлебозаготовительных планов, введение карточек и т. п. меры. Об этом автор, к сожалению, умалчивает. Н.Л. Рогалина, также отмечая определенные успехи аграрного сектора, указывает в то же время и на целый ряд проблем в этой сфере (низкие темпы прироста посевных площадей, сокращение удельного веса зерновых культур в составе крестьянских посевов и др.). «Все имеющиеся в нашем распоряжении данные, - пишет она, - свидетельствуют в пользу более эффективного хозяйствования, имевшего место в дореволюционное десятилетие» [5, с. 226].

Примечательно, что автор обнаруживает предпосылки и возможности рационализации нэповского потенциала. Положительные сдвиги в агарной сфере, по мнению Н.Л. Рогалиной, могли быть обеспечены путем «дальнейшей индивидуализации землепользования, расширения аренды и придания ей соответствующих цивилизационных форм, отказа от монополии внешней торговли, от национализации земли» [2, с. 231]. Исходя из этого, к числу политических авантюр следует отнести выбор принципиально иного варианта - отказа от нэпа, свертывания частной торговли, предпринимательства и иных рыночных механизмов, переход к политике коллективизации.

Конечно, историки занимаются не только аграрными проблемами нэповской России. Сохраняется также исследовательский интерес к различным аспектам истории развития промышленности [6,с. 121-149;], финансовой сферы [2; 12], кооперации [ 9;] и др.

Заметной тенденцией в современной науке стало повышение интереса ученых к исследованию того, как вырабатываемая в «центре» новая экономическая политика отражалась и преломлялась на региональном уровне [9; 12; 7]. Думается, региональное измерение нэпа - весьма перспективное направление в историографии, развитие которого будет способствовать созданию более полной и объективной картины нэповской России.

На пути к такой цели, как представляется, сделано уже немало.

Ученые перестали искать в периоде 20-х гг. признаки сугубо формационного свойства. Они характеризуют нэп как этап, на котором «допускалось развитие частного сектора, государственное регулирование сочеталось с рыночными отношениями и не было столь массовых репрессий, как при Сталине» [6, с. 11], отмечают, что «нэповский курс продемонстрировал свою гибкость и изменчивость даже в те несколько лет, которые он существовал» [4, с. 19]. При этом историки выделяют те сущностные черты, которые достались нэпу от военного коммунизма и во многом определили его структуру. Прежде всего это выраженное стремление к революционно-насильственному решению насущных и многоплановых проблем. В частности, А.Ю. Давыдов в своих монографиях неоднокрано обращает внимание на то, что присущее «русской смуте» всеобщее ожесточение не ушло в прошлое, а, напротив, наложило от- печаток трагизма на многие стороны политической жизни 1920-х гг. и последовавшего периода [7 с 40].

Одна из центральных проблем современной историографии нэпа - это проблема влияния политической власти и идеологии на экономику. Вопрос о взаимоотношениях экономики и политики по-разному решается учеными.

Отчетливо сформулировал свою позицию С.А. Павлюченков, по мнению которого, «советская коммунистическая доктрина - это феномен конкретной мобилизационной идеологии». «К коммунизму следует относиться как к духовной оболочке объективного процесса,смысл которого заключается в ключевом понятии - "модернизация"» [6, с. 9, 10].

Большинство исследователей рассматривают вопросы взаимодействия политической и экономической сфер России в годы нэпа синых позиций. Они так же, как и Павлюченков, признают решающую роль идеологии правящей партии и ее политических интересов в судьбах нэповской экономики [5;, с. 19]. Однако полагают, что это имело негативные последствия: политический догматизм большевиков, по их мнению, стал ключевым фактором свертывания но- вой экономической политики во второй половине 1920-х гг .Наиболее последовательно данную точку зрения отстаивал Е.Г. Гимпельсон. Отказ правящей партии от серьезных политически преобразований он объяснял ее марксистской ортодоксальностью, ее приверженностью курсу на осуществление доктринальных политических идей. Автор убежден, что решающую роль в переходе партии к социально-экономическим контрреформам на исходе нэпа играла именно идеология. «Постоянное навязывание партией большевиков стране социалистической ориентации сдерживало саморегулирующийся процесс развития общества», - резюмирует исследователь [5, с. 10, 14, 60]. Общим местом стало утверждение о том, что нэп представлял собой либерализацию народного хозяйства при усилении политического диктата. Однако авторы порой не замечают содержащегося их текстах противоречия. Л.П. Колодовникова на одной странице монографии указывает на ужесточение контроля партии уже при переходе к нэпу, а на другой - характеризует новую экономическую политику в целом как «эпоху хотя и ограниченного, но все же плюрализма» [11, с. 7, 8]. Она приводит выразительные данные о том, что в 1923 г. треть членов ячейки центрального ведомства ОГПУ линию ЦК не поддерживала; колебания проявляли и высшие руководители карательных структур: Ф.Э. Дзержинский, Г.Г. Ягода и др. [11, с. 8]. Автор прослеживает процесс нарастания противоречий между властью и обществом по мере эволюции нэпа, в результате сталинским руководством был использован - по ее мнению - единственно возможный, насильственный способ удержать страну в повиновении и обеспечить ее развитие [11, с. 340].

Противоречия становления рыночной экономики в 20-е годы и её итоги [18]. Ряд зарубежных историков проявили интерес к данной проблематике в связи с переменами в новейшей истории России. Но всех их объединяет понимание нэпа как результата острого политического противостояния в большевистской партии в борьбе за власть [19].

Изменения общественно-политического строя, экономической политики способствовали новому осмыслению проблем новой экономической политики. Возможно ли было использовать методику нэпа в условиях экономических реформ переходного периода конца ХХ - начала ХХI веков? Каким образом отреагирует общество на эти перемены? Возможно ли было учесть опыт и ошибки двадцатых годов с тем, чтобы с минимальными потерями для общества провести кардинальные реформы? По-новому оценивались успехи и возможности нэпа и то, что во многом благодаря преждевременным, необоснованным действиям властей эти реформы были прерваны. С другой стороны, государственное регулирование в экономике такой страны, какой являлась Россия, и предшествующий период, характеризовавшийся незаконченностью начатых реформ, оправдывал такую степень государственного вмешательства.

Ряд работ по-прежнему свидетельствуют о восприятии нэпа как политики временных реформ, уступок проблемам переходного периода и признании молодым российским правительством необходимости отхода от непосредственного строительства социализма [14].

В начале ХХI века появились работы, авторы которых пытаются объективно оценить опыт нэпа. Учитываются как ошибки, так и положительные результаты деятельности правительства и партии большевиков. Рассматриваются различные вопросы реформ двадцатых годов ХХ столетия через общую проблематику восстановления и дальнейшей реконструкции экономики и общественных отношений в российском обществе [11].

Нэп по сумме своих экономических и политических событий был одним из классических явлений переходного периода для страны со слаборазвитой промышленностью, с преобладающим сельским населением. Монополизация промышленности, её ведущих отраслей способствовала лишь краткосрочным успехам, а в общественно-политической сфере это приводило к диктатуре. Не отрицая эффективность принятых мер в области экономики в двадцатых-тридцатых годах ХХ века, они несли в себе новые, более серьезные вопросы, которые требовали разрешения. Ведь в последующем, правительство не единожды пыталось реформировать как экономику, так и общественные отношения в рамках социалистических общественных отношений.

Особняком в историографии нэпа стоит крестьянский вопрос и протестные выступления на начальном этапе мирного становления Советской власти [22]. Этот период можно считать продолжением гражданской войны в особых условиях становления новой общественно-политической системы. Для России этот вопрос извечный, как и земельный.

В своих откровенных письмах крестьяне выражали объективное состояние дел в деревне, в крестьянском подворье. «Как и всем, так и Советской власти не безызвестно, что крестьяне Советской России находятся в критическом положении и влачат жалкое существование» [23]. Крестьянство занимало ту позицию, которая определялась аграрной политикой правительства, означавшую решение земельного и продовольственного вопросов. Это служило причиной возникновения конфликта между государством и крестьянством.

«Зачастую человек оказывался по ту или иную сторону фронта по причинам чисто житейским, не имеющим ничего общего с идеологией противоборствующих лагерей.

Крестьянская война 1917-1921 гг. - последствие политики большевиков, которые своей регламентацией пытались превратить крестьянство «в государственных батраков» [24].

Проблема коллективизации в исторической литературе по сей день вызывает острый интерес и дискуссии. Но большинство авторов сходятся во мнении, что эта история российской деревни была трагична и ошибочна, послужила началом коренной ломки крестьянского хозяйства. В исследованиях анализируются проблемы жизнедеятельности, положения и роли крестьянства в социально-экономических преобразованиях, политика партии и взаимодействие различных экономических укладов в перестроечной деревне Историография новой экономической политики, форм и методов её реализации, социальные протесты и многое другое в разные периоды трактовались по-разному. В начале двадцатых годов у молодой советской власти не было иной альтернативы как методом проб и ошибок реализовать то, ради чего была совершена социалистическая революция. Вопрос в том, оправданы были те или иные методы и формы во внутренней политике? Возможность альтернативы существовала, проявлялось это в ходе внутрипартийных дискуссий. Но какова была гарантия, что альтернативный курс не привел бы к тем же результатам. Объективная оценка без идеологического штампа должна стать основой в осмыслении реформ 20-х годов и возможности использования их опыта на современном этапе развития страны.

Нэп в понимании В.И. Ленина означал возможность использования в интересах социализма товарного производства, товарно-денежных отношений, хозрасчёта и материального стимулирования. Он считал, что торговля является единственно возможной формой связи социалистической промышленности с мелкобуржуазным крестьянским хозяйством [1].

Партийные функционеры понимали реформы как временное отступление, обусловленное особыми внутренними условиями и международной обстановкой. Одним их активных исследователей новой экономической политики был Л. Каменев, который признавал, что предстоящий путь строительства социализма займет немало времени и, в первую очередь, по причине слаборазвитой экономики страны. По его мнению, задача нэпа заключалась в том, чтобы дать импульс развитию промышленности на основе крестьянского хозяйства [5]. Л. Каменев утверждал, что нэп был надолго, так как стояла задача не только восстановления, но и дальнейшего развития экономики страны.

Общих, единых теоретических основ у исследователей того периода не было. Они связывали нэп с политическим кризисом и событиями марта 1921 г. в Кронштадте и считали видоизмененным продолжением политики «военного коммунизма». Нэп был необходимостью переходного периода с временным допуском в экономику капиталистических элементов, которые в дальнейшем должны быть ликвидированы [6].

В исследовательской литературе двадцатых годов изучались вопросы союза рабочего класса и крестьянства, торговли, политики цен, финансов, кредита, кооперации, налоговой политики, бюджетного процесса и др. [12]. Основной причиной неудовлетворительного роста экономики считали наличие политического диктата партии большевиков и в целом всей политической системы [6].

В двадцатые годы были опубликованы первые исследования, посвященные аграрной тематике Юга России [6].

В 1929 г. в Коммунистической академии прошла дискуссия, посвященная нэпу. По мнению исследователей, нэп решил экономические проблемы к этому периоду, и это означало, что дальнейшее использование этих принципов было нецелесообразным.

Считалось, что данная политика была продиктована исключительно особенностями структуры экономики страны, где доминировало крестьянское мелкотоварное хозяйство. В 1938 г. в издании «История ВКП (б). Краткий курс» были подведены итоги первого этапа изучения причин и последствий реализации новой экономической политики.

Коренной перелом в советской историографии по проблемам нэпа произошел в период с 30-х гг. по первую половину 50-х годов, когда в СССР установилось полное господство официальной коммунистической идеологии и практики хозяйствования.

Радикальные изменения в странах Западной Европы во второй половине ХХ века возродили интерес к проблематике новой экономической политики. Были опубликованы работы, посвященные восстановлению экономики двадцатых годов [8].

Ю. Ларин, С.Г. Струмилин, Э.Б. Генкина, Ю.А. Поляков, И.Б. Берхин и другие исследователи рассматривали нэп не только как ведущую, по сути дела, но и единственную тенденцию в развитии экономической политики страны двадцатых годов. Это приводило, возможно, к переоценке нэпа и её значения по степени влияния на общественно-политические процессы в обществе. Не всегда хватало объективности в оценке деятельности руководителей страны, оценке противоречий в самом нэпе и её кризисах, узости экономических реформ.

В конце 60-х - начале 70-х годов появляются работы, посвященные реализации нэпа на региональном уровне. Это позволило включить в научный оборот большое количество новых документов регионального характера [4].

Во второй половине восьмидесятых годов XX века в историографии наметились значительные изменения, связанные с переменами, которые происходили в СССР. В этот период возникают первые попытки отойти от идеологической зависимости в трактовке как построения социализма, так и возможностей использования рыночного механизма в этом процессе. Экономисты, историки искали в нэпе истоки перестройки и аргументы для анализа причин деформации социализма.

Переход к рыночной экономике в Российской Федерации с 90-х гг. ХХ в. привлек исследователей к истории двадцатых годов ХХ столетия [9]. Изучались проблемы экономического, социального характера и особенности развития аграрного сектора экономики [10]. Эта была попытка проанализировать причины, механизм и последствия нэпа для советской экономики и перспектив социалистической индустриализации.

Историография нэпа девяностых годов в отличие от перестроечной, заключалась в отказе от чрезмерно оптимистических оценок и переход на более объективное освещение её сторон. Исследователи большое внимание уделяли динамике, кризисам, противоречиям, складывающейся системы, перспективам нэпа. Изучались опыт и точки зрения русских эмигрантов-экономистов 20-30-х годов [11].__

Проблемы мотивации и стимулирования труда, производственной этики как составляющих трудовых отношений в советской России на материалах конкретных регионов и отдельных предприятий подняты в работах Л.И. Бородкина, Л.В. Борисовой, С.Б. Ульяновой, Е.И. Сафоновой, А.В. Мирясова10. Авторы справедливо отмечают, что военно-мобилизационный характер повсеместно господствовавшей системы партийного руководства накладывал отпечаток и на сферу производственных отношений, представлявших собой клубок различных противоречий, обюрокрачивая ее и подвергая жесткой регламентации и администрированию. Методы прямого и косвенного принуждения, создававшие почву для распространения конформизма и укрепления механизма манипулирования массами, рассматриваются при этом в качестве основных при разрешении возникавших споров и конфликтов. Роль профсоюзов, комсомола и «негосударственных организаций» в политическом пространстве постреволюционной России и место в них различных социальных групп и слоев, прежде всего рабочего класса, отражены в книге И.Н. Ильиной11. Она указывает на усиление в конце 1920-х гг. тенденции ограничения общественной самодеятельности, расширение системы запретов, партийного и ведомственного контроля и надзора за многочисленными объединениями и союзами, ставшими «приводными ремнями» РКП(б)- ВКП(б), постепенно вытеснившей их из области идеологии, экономики, религии. Но, учитывая производственно-отраслевой принцип создания и функционирования ряда организаций, считаем вывод автора о том, что рабочий класс, за небольшим исключением, не был основой в их составе, не бесспорным. В силу ряда уже обозначенных выше объективных и субъективных обстоятельств только со второй половины 1990-х гг. на качественно новом уровне начинается разработка проблем, связанных с историей отдельных отраслей промышленности. Процесс становления отечественного военнопромышленного комплекса (ВПК) в 1920-е гг. наиболее полно на сегодняшний день освещен в монографии Н. С. Симонова, работах А.К. Соколова, М.Ю. Мухина, И.В. Быстровой, В.Н. Алексеева, А.Н. Щербы12. Вместе с тем до сих пор остается дискуссионным вопрос о сроках создания ВПК, поскольку каждый из исследователей наполняет этот термин своим содержанием. И.В. Быстрова, склонная считать ВПК не только совокупностью отраслей военной промышленности, а определенной системой власти, оказывающей огромное влияние на развитие общества и государства, завершением этого процесса называет начало 1960-х гг. Н.С. Симонов дает весьма сложную формулировку понятия «советский военно-промышленный комплекс», согласно которому в одном случае ВПК рассматривается как сочетание оборонных отраслей промышленности, в другом - как совокупность «предприятий, выполняющих государственный военный заказ», в третьем - как «союз реакционных сил» и, наконец, как «политическое лобби». Наиболее взвешенной, на наш взгляд, является точка зрения М.Ю. Мухина, который применительно к довоенному периоду (1921-1941) определяет ВПК как комплекс государственной военной промышленности и органов непосредственного управления ею, а также учреждений, обеспечивающих и контролирующих ее деятельность, и занятых в ней работников. Особую актуальность в современных условиях, с точки зрения использования накопленного в 1920-е гг. теоретического и практического опыта, имеют исследования общероссийского и регионального уровня, посвященные рассмотрению отдельных видов кооперации и истории кооперативного движения в целом13. Предметом исследования А.С. Соколова, В.Д. Мехрякова, И.А. Чуканова, А.Н. Новикова, Б.С. Тупова в 1990-2000-е гг. стала финансовая политика государства и местных органов власти, деятельность финансово-кредитных учреждений России в период нэпа14. Переход к новой экономической политике привел к дифференциации общества и как следствие способствовал возникновению деформаций в социальной психологии и укладе жизни, появлению аномальных явлений в повседневной жизни и менталитете различных слоев населения. Результатом их многолетних исследований являются труды Н.Б. Лебиной, А.Н. Чистикова, И.В. Нарского, Е.Ю. Зубковой, Н.Н. Козловой, А.Ю. Рожкова, носящие междисциплинарный характер15. Изучению динамики социальной структуры, численности и состава населения России в 1920-е гг. посвятили работы Ю.А. Поляков и В.Б. Жиромская16. В 2000 г. под ее редакцией вышел первый том исторических очерков «Население России в XX веке».

Проблемы новой экономической политики 1920-х годов… 59 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ 2010. Вып. 1 цессы 1900-1939 гг. в органической связи с происходившими историческими событиями. На основе данных переписи 1926 г., исходя из возрастной структуры, был восстановлен динамический ряд численности населения за 1917-1926 гг. В результате использования новой методики удалось получить данные людских потерь за период революций, Гражданской войны и голода (1917-1922), наиболее адекватно отражающие реальность. Они составили в России, по мнению авторов, не 38,5 млн. человек, как указывается в некоторых публикациях, а 11-15 млн. Интересны главы, посвященные эволюции городской семьи и безработному населению России 1920-х гг.

Одной из тенденций современной историографии является перемещение центра изучения нэповской проблематики в провинцию. Со второй половины 1990-х гг. ученые Сибири, Урала и Поволжья начали активную разработку таких вопросов, как государственная и частная промышленность, их институциональное и правовое положение, многоукладность экономики17. Особенностью этого периода стало также издание работ, раскрывающих на региональном материале те или иные аспекты развития предпринимательства и торговли в 1920-е гг. Следует выделить отдельные статьи и монографические исследования Е.В. Демчик, А.П. Килина, Р.А. Хазиева, посвященные роли и месту частного капитала в общественном производстве, анализу экономических и социальных источников его формирования, различным направлениям деятельности представителей бизнеса и антинэповской политики государства в отношении «новой буржуазии»18. Аргументированный вывод авторов о всеобъемлющем (хотя и неравномерном) характере распространения нэпа и замедленном процессе расслоения мелких товаропроизводителей, обусловленном реализуемым повсеместно принципом «ограниченного благоприятствования», находит свое подтверждение и на материалах Удмуртии. В числе приоритетных для историков Урала остались проблемы, связанные с эволюцией промышленности, количественными и качественными характеристиками рабочих. Они поднимаются как в публикациях, отражающих масштабные процессы развития региона в широком историкохронологическом пространстве, так и в специальных изданиях19. Большой интерес по периоду нэпа представляют труды М.А. Фельдмана и С.П. Постникова. [13] Многоаспектный подход к проблематике (взаимосвязь источниковедения, историографии и конкретной истории, равно как диалектическое сочетание экономических, правовых, социальных и политических критериев анализа) позволил авторам поставить и последовательно решить комплекс исследовательских задач, выразившихся в степени соответствия социокультурного облика рабочих Урала потребностям преобразований индустриальной сферы; в цене революционных потрясений и форсированной индустриализации для промышленных рабочих; эволюции внутрисоциальных отношений в рабочей среде; корреляции культурного потенциала и духовных преобразований; степени сохранности традиционных черт менталитета в трансформационных условиях 1920-х гг.; соответствии социокультурных характеристик «трансформированного» уральского рабочего функциям носителя диктатуры пролетариата и др. Ключевым исследовательским выводом является положение об эпохе первых десятилетий XX в. как переходной от преимущественно доиндустриального общества к индустриальному. Он отличается и от марксистской оценки уровня развития уральского общества как в основном индустриального уже к началу XX в., и от определения И.В. Нарского, относившего население Урала в начале XX в. к типично доиндустриальному обществу. Авторам удалось наглядно раскрыть процесс становления новой социальной иерархии, в том числе в рядах рабочих крупной промышленности после упразднения традиционного сословного деления населения дореволюционной эпохи. Главным его результатом, по мнению М.А. Фельдмана и С.П. Постникова, стало усиление разнородности рабочих цензовой промышленности. Это способствовало сохранению социокультурного раскола в их среде. Мироощущение квалифицированных рабочих содействовало их сближению с заводской интеллигенцией и служащими. Поэтому улучшение своего статуса они видели в повышении культурно-технического уровня, продвижении по службе в рамках производства. Вместе с тем отличием советской эпохи авторы справедливо назвали обращение государственного патернализма преимущественно к средне-, полу- и малоквалифицированным слоям рабочих. Одним из основополагающих выводов, сделанных М.А. Фельдманом и С.П. Постниковым, стало утверждение о возрождении в послереволюционной России рабочего-умельца и безразличного к своему делу, жилью, земле пролетария, но уже на более массовой основе, более масштабном уровне восприятия и формирования культурных ценностей. Перспективным направлением продолжения исследовательского интереса видится проблема внутренних связей и соотношения различных компонентов социокультурного облика промышленных рабочих Урала в ракурсе «микроистории». [2, c.7]

Развивая традиции столичных исследователей в рамках нового научного направления - исторической демографии, уральские историки изучают также численность и воспроизводство населения, демографический менталитет, семейные и брачные отношения в городах. В изданных трудах приводятся данные о составе, укладе жизни и размерах семьи, характере ведения домашнего хозяйства. Авторы монографии «Население Урала», определяя особенность рабочей семьи в 1920-е гг. и указывая на трансформацию норм демографического поведения (новая внутрисемейная иерархия ролей), снижение рождаемости, увеличение внесемейной ориентации женщин, изменившееся отношение рабочих к религии, пришли к выводу, что характерная для этого периода ломка экономической, социальной и политической структур общества приводила к отмиранию социально-экономических устоев многодетности20. Вслед за региональными исследованиями по отдельным проблемам периода нэпа стали появляться диссертационные работы, посвящённые комплексному социально-экономическому развитию отдельных национально-территориальных образований России в 1920-е гг. - Татарской и Чувашской АССР, Марийской автономной области

Таким образом, современный этап в отечественной историографии характеризуется разнообразием научных подходов и оценок различных аспектов новой экономической политики 1920-х гг. При сохранении целого ряда спорных и дискуссионных моментов, историков, занимающихся исследованием нэповской России, объединяет всё же многое. Авторы нового века отчетливо понимают, что реальная история развивалась далеко не всегда в соответствии с директивами партийно-государственных органов, что следует, безусловно, отличать директивы и лозунги от сути реальных исторических процессов.

Новая экономическая политика в восприятии современных историков - это возможность реализации творческого народного потенциала, адаптации широких слоев населения к бесчисленным трудностям административного свойства. Отсюда - большее, чем раньше, внимание не к абстрактным явлениям и процессам, а к человеку 20-х гг., к его взглядам, трудовым свершениям и иным аспектам повседневной жизни, а также к повседневным управленческим практикам, сложившимся в нэповской России. Такой подход имеет большое значение не только для развития собственно научных исследований, но, как справедливо отмечают современные ученые, и для широкого использования воспитательного потенциала истории при работе с современной студенческой молодежью [9].

Для нынешнего этапа отечественной историографии характерно также понимание того факта, что реализация новой экономической политики во многом зависела от региональных особенностей нашей страны, поэтому всё более пристальное внимание в настоящее время уделяется региональному измерению нэпа. Полагаем, что дальнейший прогресс в изучении нэпа будет во многом связан с углубленным и беспристрастным исследованием проблем хозяйственной эффективности нэповской модели, роли политико-идеологических факторов в ее свертывании, особенностей общественного сознания и повседневных практик различных групп и слоев населения в непростых условиях 20-х гг. Важнейшим условием плодотворной научной деятельности в этом направлении является, на наш взгляд, широкое использование междисциплинарного подхода и еще более активное, чем ныне, использование региональных исторических источников, в том числе впервые вводимых в научный оборот.

Список литературы

1. Поляков Ю.А. Историческая наука: время крутых поворотов // Россия в ХХ веке: Судьбы исторической науки. - М., 1996. - С. 31-42.

2. Бехтерева Л.Н. Проблемы Новой Экономической Политики 1920-Х Годов В Современной Отечественной Историографии - Вестник Удмуртского Университета 57 2010. Вып. 1 с. 1-8

3. Скворцов В.Н. Условия формирования патриотизма как основы мировоззрения современной молодежи // Патриотизм и гражданственность в повседневной жизни российского общества (XVIII - XXI вв.): материалы междунар. науч. конф. 14-16 марта 2013 г. / под общ. ред. проф. В.Н. Скворцова, отв. ред. В.А. Веременко. - СПб., 2013. - С. 6-8.

4. Соколов А.К. Историческое значение нэпа // Нэп в контексте исторического развития России ХХ века: сб. ст. / отв. ред. А.К. Соколов. - М., 2001. - С. 6-12.

5. Россия нэповская / под ред. А.Н. Яковлева. - М., 2002.

6. Кудров В.М. Советская экономика в ретроспективе. Опыт переосмысления. - М., 2003.

7. Рогалина Н.Л. Нэп как реформа (Аграрный аспект) // Нэп в контексте

исторического развития России ХХ века: сб. ст. / отв. ред. А.К. Соколов. - М., 2001. - С. 221-237. 2000.

8. Гимпельсон Е.Г. Новая экономическая политика Ленина - Сталина.

Проблемы и уроки (20-е гг. ХХ в). - М., 2004.

9. Голанд Ю.М. Разрушение нэпа: экономические, идеологические и политические предпосылки // История сталинизма: итоги и проблемы изучения: материалы междунар. науч. конф. Москва. 5-7 дек. 2008 г. - М., 2011. - С. 112- 134.

10. Давыдов А.Ю. Нелегальное снабжение российского населения и власть.

1917-1921 гг.: Мешочники. - СПб., 2002.

11. НЭП. Взгляд со стороны: сборник / сост. В.В. Кудрявцев. М.: Московский рабочий, 1991. С. 304; Формирование административно-командной системы (20-30-е годы): сб. ст. / под ред. В.П. Дмитренко. М.: Наука, 1992. С. 234.

12. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939 // Документы и материалы: в 5 т. Т. 1. Май 1927-ноябрь 1929 / под ред. В. Данилова, Р. Маннинга, Л. Виолы. М.: РОССПЭН, 1999. С. 880; Голод 1932-1933 годов: сб. ст. / отв. ред., вступ. ст. Ю.Н. Афанасьева. М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 1996. С. 96.

13. Постников С.П., Фельдман М.А. Государство и профессиональная подготовка рабочих кадров промышленности Урала в 1900-1940 гг. Екатеринбург, 2004. 230 с.;

Размещено на Allbest.ru