Идеи П.Я. Чаадаева и их влияние на русскую общественную жизнь

Размещено на http://www.allbest.ru/

Реферат

по дисциплине «История»

Тема: «Идеи П.Я. Чаадаева и их влияние на русскую общественную жизнь»

Санкт-Петербург 2014 г.

Введение

Данная работа посвящена личности П. Я. Чаадаева, освещению его идей в их совокупности, развитии и трансформации. Акцент будет сделан на влиянии идей Чаадаева на российское общество середины XIX столетия.

Помимо введения, работа состоит из трех частей и заключения. В части первой описаны основные вехи биографии Чаадаева, причем особенное значение уделено его духовному становлению. В работе не ставится цель максимально полно осветить все события из жизни мыслителя, поскольку обстоятельства его биографии исследованы достаточно подробно. Более детально рассмотрены моменты жизни, связанные с формированием его мировоззрения, эпизоды, которые добавляют значительные штрихи к изучению поведения мыслителя, без знания чего невозможно получить целостное представление о его взглядах.

Вторая часть посвящена циклу «Философических писем», составляющему основу творческого наследия мыслителя. При этом особое внимание уделено интеллектуальному контексту, в котором формировались идеи писем, их истокам, а также реакции на них современников. Это позволяет оценить значимость историософских построений Чаадаева в общественной жизни того времени и показать, насколько соответствовали взгляды мыслителя настроениям общества.

Изменения, которые претерпевали взгляды мыслителя, являются предметом освещения в третьей части работы. В ней указываются истоки этих изменений и их связь с событиями в России и в мире, а также с настроениями русского образованного общества того времени.

Данная работа позволяет выяснить, почему Чаадаев стоит особняком в истории общественной мысли. Двойственность, а порой и множественность его суждений, постоянное отрицание даже самого себя отражают неоднозначный и противоречивый характер философии мыслителя.

Использованные источники и литература - основные философские трактаты философа («Философические письма», «Апология сумасшедшего») и сборник многочисленных писем и эссе Чаадаева «Статьи и письма», рецензии критиков того времени на них, статьи из научно-публицистических журналов и интернет-ресурсы.

1. Жизненный путь и духовно-интеллектуальное становление П.Я. Чаадаева

Имя Петра Яковлевича Чаадаева (1794-1856) навсегда вписано в ряд великих творческих дарований России. В истории же отечественной общественной мысли он вообще занимает исключительное положение. Эта исключительность проявилась в том, что он не принадлежал ни к одному из главных мировоззренческих течений, контуры которых явно обозначились в 30-е гг. XIX столетия: западнического, славянофильского и государственного.

К Чаадаеву неприложимо ни одно из расхожих историко-социологических определений: «консерватор», «либерал», «почвенник», «демократ», «социалист», - именно потому, что это была свободная творческая личность. Не являлся он в точном смысле слова и философом: его комплекс идей, «система», как он его называл, не была самостоятельной философской концепцией, именно поэтому у него не было явных последователей. Он не был ни писателем, ни поэтом. При жизни Чаадаева его сочинения были опубликованы лишь дважды, и наиболее значительной публикацией стал небольшой трактат в виде первого «Философического письма». Каждая из идей его произведений отнюдь не была оригинальной, но в своей совокупности они производили сильное впечатление. Он остро и резко поставил вопросы об исторической судьбе России, о ее историческом предназначении. Именно взгляды Чаадаева вызвали своего рода общественный «шок», который ускорил обособление главных течений русской общественной мысли.

Получить представление о формировании взглядов Чаадаева невозможно без обращения к его биографии, ее изучения в ключе духовно-интеллектуального становления мыслителя. Лишь изучив особенности его образования, обозначив круг общения и интеллектуальную среду, в которой вращался Чаадаев с университетской скамьи до последних лет жизни, а также указав события, решительным образом повлиявшие на его биографию и мировосприятие, возможно осмыслить историю формирования и изменения его взглядов.

Петр Яковлевич Чаадаев родился в 1794 г. в Москве в семье отставного подполковника Я. П. Чаадаева и его жены Н. М. Щербатовой, дочери известного общественного деятеля екатерининской эпохи, темпераментного обличителя пороков дворянского сословия и царской фамилии, историка князя М. М. Щербатова. Большинство исследователей указывает на поразительное сходство Чаадаева с князем М.М. Щербатовым. Петр Чаадаев был, как пишет М. Н. Лонгинов, «вполне внук своего деда, за исключением чинов и лент…». (Знаменательно, что в 1908 году были изданы в одном томе трактат «О повреждении нравов в России» деда и «Философические письма» внука. «Сочинение Щербатова, - говорилось в редакционном введении, - было первой попыткой философии русской истории, и это еще более выдвигает его интерес. Много лет спустя эту попытку повторил П. Чаадаев…») Цит. по: Артемьева Т. В. Михаил Щербатов. - СПб. : Издательство С.-Петербургского университета.

Родители Чаадаева рано умерли, и его со старшим братом Михаилом взяла на попечение и воспитание родная тетка Анна Михайловна Щербатова. В доме Щербатовых мальчики получили безупречное по тому времени домашнее образование. Позже биографы отмечали в Чаадаеве не только замечательную образованность, но и чрезвычайный ум, живость характера, самобытность и самостоятельность суждений, большую любовь к чтению. Честный, смелый, независимый, отзывчивый, впечатлительный - вот неполный перечень эпитетов, которыми пестрят биографические записки о нем.

В 1808 г. Петр и Михаил Чаадаевы вместе с двоюродным братом Иваном Щербатовым поступили в Московский университет. Петр Чаадаев весьма одобрительно отзывался о лекциях ряда профессоров, но еще более уважительно он относился к сообществу прогрессивно настроенных сокурсников, впоследствии ставших видными общественными деятелями. В одно время с Чаадаевым учились более двадцати будущих декабристов. Наиболее близкие отношения установились между Чаадаевым и Александром Грибоедовым, Иваном Снегиревым, И. Щербатовым, И. Якушкиным, П. Кавериным, Никитой и Артамоном Муравьевыми, А. Якубовичем и другими студентами.

Чаадаева увлекали в студенческие годы русская поэзия и красноречие, философские и политические науки, римское право и история, политическая экономия и дипломатия. Диспуты, литературные кружки, театральные представления, инсценировки судебных процессов - вся атмосфера студенческого общения располагала к свободному обмену мнениями. В те же годы профессор Цветаев преподавал впоследствии запрещенное естественное право. Критическое отношение его к существующим в России порядкам не могло не быть темой студенческих разговоров. Не только суждения Монтескье, но и мысли Вольтера и Руссо входили в предмет обсуждений. Студентам были известны произведения Радищева и Новикова. В собранной к 1812 г. библиотеке Чаадаева, одной из самых богатых в Москве, которой активно пользовались его друзья, были и книги, запрещенные царской цензурой.

Образование Чаадаева, которое современники неизменно называли блестящим, было таковым именно в России того времени. Хотя нельзя не отметить, что характерным недостатком всей системы российского просвещения начала XIX в. было то, что лекции читались только на иностранных языках. Русский язык не изучали вовсе. Позднее Чаадаев говорил о себе: «...Мне легче излагать свои мысли по-французски, чем по-русски». (Следует отметить, что и свое первое «Философическое письмо» он тоже напишет по-французски.)

После окончания университета братья Чаадаевы оказались перед выбором дальнейшего жизненного пути. Предстоящий выбор облегчался семейной традицией - многие родственники Михаила и Петра, как по отцовской, так и по материнской линии, в разное время служили в лейб-гвардии в Семеновском полку, а так как Отечественная война объединила передовые силы России в едином патриотическом порыве, в мае 1812 г. Чаадаев вступил юнкером в гвардию и затем определился подпрапорщиком в Семеновский полк. Эта дата позволяет сделать вывод, что отнюдь не карьера или, во всяком случае, не только она привела его в армию - он шел защищать Россию.

Чаадаев - герой Бородина, ходил в штыковую атаку при Кульме, был награжден русским орденом Святой Анны и прусским Кульмским крестом. Мемуарист и чаадаевский родственник М. Жихарев писал: «Храбрый обстрелянный офицер, испытанный в трех исполинских походах, безукоризненно благородный, честный и любезный в частных отношениях, он не имел причины не пользоваться глубокими, безусловными уважением и привязанностью товарищей и начальства» Жихарев М. И. Докладная записка потомству о Петре Яковлевиче Чаадаеве // Русское общество 30-х годов ХIХ века. - М., 1989. - С. 54.. Петр Чаадаев участвовал в сражении под Тарутином, при Малоярославце, Люцене, Бауцене, под Лейпцигом, брал Париж. Всю войну он прошел бок о бок со своим университетским другом Якушкиным.

В свете увиденного и пережитого неизбежно произошла переоценка жизненных и духовных ценностей, Чаадаев все больше размышлял над судьбами мировой истории, над общекультурными процессами и социально-политическими проблемами своей родины. Возможно, что революционные события в Испании, в Неаполе, в Греции, в Пьемонте вновь и вновь заставляли его переоценивать и переосмысливать накопленный интеллектуальный и жизненный материал.

М.И. Жихарев считал решающим в формировании западнических взглядов Петра Яковлевича его непосредственный контакт с Европой: «С выступлением русских войск за границу, с пребыванием их во время перемирия и войны в тринадцатом году в Германии и особенно с днем вступления союзников в Париж для меня совпадает появление перед глазами Чаадаева той мысли, которою обозначалось и осенилось все его существование» Жихарев М. И. Указ. соч. С. 60.. В сноске Жихарев добавляет: «Кажется, во все время перемирия Семеновский полк был расположен в Силезии, в деревне Lang BiIau. Стоянке в этой деревне я приписываю для Чаадаева чрезвычайную важность. Тут впервые охватило его влияние европейской жизни в одной из самых прелестных и самых обольстительных из ее форм. Об деревне Lang Bilau Чаадаев до конца жизни не поминал иначе как с восхищением, очень понятным всякому, кто знает различие между русской деревней и деревней Силезии или Венгрии» Жихарев М. И. Указ. соч. С. 60..

19 марта 1814 г. русскими войсками был взят Париж. Ближайший друг Чаадаева И. Якушкин писал впоследствии: «Пребывание целый год в Германии и потом несколько месяцев в Париже не могло не изменить воззрения хоть сколько-нибудь мыслящей русской молодежи; при такой огромной обстановке каждый из нас сколько-нибудь вырос».

Весной 1816 г. Чаадаев был переведен корнетом в лейб-гвардии Гусарский полк, квартировавшийся в Царском Селе. Через несколько месяцев его произвели в поручики, а еще через год командир гвардейского корпуса Васильчиков берет его к себе адъютантом. В это время Чаадаев был самым видным и блистательным из молодых людей в Петербурге. Сам он признавался позднее, что был в то время «блестящим молодым человеком, бегающим за всякими новыми идеями... не имея ни одной прочной».

Тогда же в доме Н. М. Карамзина в Царском Селе Чаадаев познакомился с юным лицеистом Александром Пушкиным. Подружились они несколько позже, после окончания Пушкиным Лицея. Своим исключительным умом и блестящим образованием Чаадаев оказал на мировоззрение молодого поэта очень большое влияние. Пo слoвaм иx oбщeгo знaкoмoгo Я.И. Сaбурoвa, влияниe Чaaдaeвa нa Пушкинa былo «…изумитeльнo. Oн зaстaвлял eгo мыслить». Они беседовали и много спорили. Главной темой их бесед была самодержавная Россия со всеми ее теневыми сторонами: крепостным правом, отсутствием свободы и угнетающей атмосферой, царившей везде. Друзья были единодушны в необходимости посвятить Отчизне «души прекрасные порывы».

Чаадаеву посвящено несколько стихотворений Пушкина («В стрaнe, гдe я зaбыл трeвoги прeжниx лeт» (1821), «К чeму xoлoдныe сoмнeнья» (1824), «К портрету Чаадаева» (1820) и др.).

Еще в 1814 г. В Кракове Чаадаев был принят в масонскую ложу и достиг в Петербургской Ложе Соединенных друзей высокой степени мастера. Однако в 1818 г. в своей «Речи о масонстве», Чаадаев, по его собственным словам, «ясно и сильно выразил мысль свою о безумстве и вредном действии тайных обществ вообще». Вердиктом будущего философа в адрес «Ложи» была фраза: «ничего не заключается могущего удовлетворить честного и рассудительного человека». В 1821 г. Чаадаев ушел из Ложи Соединенных друзей, а в 1822 г. был издан указ о запрещении в России масонских лож.

В 1821 г. Чаадаев вступил в тайное декабристское общество (Северное общество), но деятельного участия в его делах не принимал. По мнению Д. Н. Свербеева, историка, дипломата, автора мемуаров о пушкинском времени, Чаадаев всегда был врагом всяких потрясений, требующих крови, в нем всегда жила надежда на мирную революцию, на тихий исход дворцового переворота. Впоследствии Чаадаев будет негативно отзываться о восстании декабристов, утверждая, что, по его мнению, их порыв отодвинул нацию на полвека назад.

В 1821 году после поездки в Троппау с докладом Александру I о бунте в батальоне лейб-гвардии Семеновского полка Чаадаев уходит в отставку. Петр Чаадаев был чрезвычайно яркой фигурой в петербургском обществе. Он часто общался с милостиво к нему расположенными великими князьями Константином и Михаилом Павловичами. Чаадаев был замечен и самим царем Александром I. Никто, кроме самых близких ему по духу людей, не мог сомневаться в блестящей карьере молодого офицера. Именно поэтому отставка Чаадаева стала очень неожиданной, вызвала много разных толков и слухов. Трудно выделить какую-либо одну, решающую причину этого поступка. Не исключено, что после беседы с царем погасли надежды Чаадаева на «надлежащий путь» к славе, на соединение личной карьеры с государственными преобразованиями. И хотя выходы в отставку в тот период (в том числе и в знак протеста против режима) не были редкостью, они, во-первых, не были столь заметны, а во-вторых, их мотивы тщательно скрывались.

Чаадаев покинул службу и всецело посвятил себя умственной деятельности, как сделал это годом раньше его брат Михаил. К тому времени он разочаровался в тайных обществах и, очевидно, в рационалистических идеалах переустройства мира, однако новые идеалы тогда только начали зарождаться в его сознании. Он продал свою старую библиотеку и начал собирать новую, приобретая, помимо художественной, преимущественно религиозную, философскую и историческую литературу. Перед отставкой он планировал поселиться за границей, не желая оставаться в России, однако в 1823 г. он отправился в заграничное путешествие (Англия, Франция, Швейцария, Италия, Германия). Столь резкая смена общественного положения и разочарование в идеалах юности навели на него глубокую ипохондрию, которую М. И. Муравьев-Апостол, провожавший его за границу, назвал байроновской «искусственной разочарованностью».

Воспитанный в западных традициях, знавший французский язык лучше своего родного, смотревший на мир глазами западных философов, Чаадаев пережил смену нескольких увлечений, отражавших настроения высших слоев общества периода царствования Александра I. Чаадаев, на глазах которого страна-победитель, величайшая держава, устанавливала на своей земле одну за другой идеи поверженного ею Запада, вовсе не обращаясь к национальным корням, не смог найти в России подходящей ему идеи и, продолжая традиции своего западнического поколения, обратился к Европе.

К этому времени Чаадаев уже в значительной мере преумножил свои познания в области христианства. Он сознательно обратился к нему вскоре после отставки и уже в заграничном путешествии указывал на недостаток веры в России, «особенно в высших классах», и беседовал в европейских гостиных на религиозные темы. Всецелое посвящение себя мыслительной деятельности было сознательным выбором Чаадаева. Блиставший в светском обществе Москвы и Санкт-Петербурга, удачливый в военной карьере, Чаадаев уделял много времени чтению, особенно интересуясь философией, чем и завоевал себе репутацию «гусара-философа». Он не был исключением среди своих товарищей - и в Москве, и в Санкт-Петербурге его окружали люди, далеко не чуждые метафизических премудростей. Однако именно Чаадаеву позже суждено было сыграть роль светского мудреца и даже «апостола и проповедника истины», как называл его А. С. Цуриков, мнение которого многие разделяли Жихарев М. И. Указ. соч. С. 118-119..

Заграничное путешествие внесло существенные изменения в духовную жизнь Чаадаева и повлияло на становление его философии истории. Он продолжал пополнять свою библиотеку. Пристальное внимание Петра Яковлевича привлекали труды, в которых предпринимались попытки согласовать социально-научный прогресс с христианством. В 1826 г. в Карлсбаде Чаадаев познакомился с немецким философом Ф. В. Й. Шеллингом, чья «философия тождества» и учение о свободе воли воздействовали на убеждения Петра Яковлевича. Находясь во Франции, Чаадаев бывал у аббата Ф. Р. Ламенне, французского публициста и философа, одного из основоположников христианского социализма.

Если обратиться к изучению других влияний, которые испытал Чаадаев, то прежде всего надо коснуться влияния католичества, которое в те годы имело немалый успех в высшем русском обществе. Прежде всего здесь надо упомянуть Ж. де Местра, который долго жил в Петербурге (как посланник Сардинии); немало историков склонны говорить о его большом влиянии на Чаадаева. Конечно, Чаадаев не мог не знать ярких и сильных построений де Местра, но не он, а Бональд и Шатобриан в действительности сыграли большую роль в идейной эволюции Чаадаева, который, несомненно, знал всю школу французских традиционалистов.

чаадаев мировоззрение письмо историософский

2. «Философические письма»: реакция современников

До 1826 г. Чаадаев оставался за границей (что спасло его от гибели, так как он был чрезвычайно близок с самыми видными декабристами). По возвращении из-за границы Чаадаев был арестован, но вскоре освобожден и смог вернуться в Москву, где пережил второй кризис - на несколько лет он сделался совершенным затворником, весь уйдя в очень сложную мыслительную работу.

Пять лет он жил в имении тетки в Дмитровском уезде. Позиция Чаадаева в тот период очень хорошо иллюстрируется содержанием письма к Вяземскому: «Неужто надобно непременно делать дела, чтобы делать дело? Конечно, можно делать и то и другое, но из этого не следует, чтобы мысль... не могла быть вещь очень дельная. Настанет время, она явится и там» Чаадаев П. Я. Статьи и письма / Сост., вступ. статья и коммент. Б. Н. Тарасова. - 2-е изд., доп. - М. : Современник, 1989. - С. 310. . В эти годы (до 1830 г.) полнейшего уединения у Чаадаева сложилось философское и религиозное мировоззрение, нашедшее (в 1829 г.) свое выражение в ряде этюдов, написанных в форме писем - с вымышленным адресатом.

С 1831 г. он навсегда поселился Москве, во флигеле большого дома Е. Г. Левашевой на Ново-Басманной улице. Здесь он жил какое-то время вместе с М. Бакуниным и познакомился с В. Белинским. Отсюда он ездил в Английский клуб, где собирались люди, глубоко озабоченные судьбами России. Еще Н. М. Карамзин в «Записке о достопримечательностях Москвы» отмечал значение клуба как барометра социальных убеждений: «Надобно ехать в Английский клуб, чтобы узнать общественное мнение, как судят москвичи». По свидетельству П. И. Бартенева, сам Николай I «иной раз справлялся, что говорят о той или другой правительственной мере в Московском Английском клубе» Чаадаев П. Я. Статьи и письма. С. 560..

Чаадаев не принадлежал, очевидно, ни к одному из образовавшихся тогда кружков. И это неудивительно. Он постоянно ощущал учрежденный над ним тайный надзор, от которого не избавляло и пятилетнее «примерное» поведение в деревенской глуши. Тем более ему как «уличенному в связях с декабристами» в силу запрета заниматься общественной деятельностью недоступны были какие-либо официальные формы проявления своих демократических убеждений. Он не мог, подобно Т. Н. Грановскому, профессору Московского университета, высказывать свое кредо с университетской кафедры, не мог заняться издательской деятельностью. Можно лишь предположить, что письменное обращение к Васильчикову, Бенкендорфу и Николаю I с просьбой об определении на государственную службу было попыткой как-то легализовать свое положениеТам же. С. 229-234..

При жизни Чаадаев публиковался дважды (оба раза под псевдонимом). Первая статья - «Нечто из переписки NN» (1832). Другая статья - «Философические письма к Г-же***. Письмо первое», напечатанная в журнале «Телескоп» в 1836 г., представляла собой лишь часть основного сочинения Чаадаева. (Весь цикл составляют восемь «Философических писем», полностью ставшие известными только в 1935 г.) Причем весь цикл «Писем» был написан в 1828-1830 гг., т. е. за несколько лет до публикации в журнале. Автор, скрывавшийся под псевдонимами, был сразу же узнан, так как рукописные копии «Писем» Чаадаева давно уже ходили по рукам.

В «Письме» автор размышляет о путях человечества к высшей свободе и великому единству, т.е. к царству Божию на Земле. Сила воздействия этого произведения, отмеченного умом и талантом и вместе с тем проникнутого трагическим мироощущением, заключалась в том, что оно выразило настроения протеста против «византийских» порядков монархического режима. Россия, полагал Чаадаев, восприняла религию и культуру от Византии, находившейся вне Востока и Запада, и потому осталась вне истории мировой цивилизации. Изоляционизму и государственничеству православия Чаадаев противопоставлял римо-католицизм с его идеей всеобщности и надгосударственности. Осмысление и совершенно неожиданное для многих страстное обсуждение содержания данного письма открыло новую страницу в развитии русского общественного сознания, обозначив его перелом.

Несомненно, что такая статья вызвала самое негативное отношение властей. Из письма Бенкендорфа царю: «Все, что для нас, россиян, есть священного, поругано, уничтожено, оклеветано с невероятною предерзостью и с жестоким оскорблением как для народной чести нашей, так для правительства и даже для исповедуемой нами православной веры» Жихарев М. И. Указ. соч. С. 98.. Дальнейшее известно. Цензор А. В. Болдырев, ректор Московского университета, был отправлен в отставку, журнал «Телескоп» закрыт, а его издатель Н. И. Надеждин сослан в Усть-Сысольск (ныне Сыктывкар). Чаадаев был вызван к московскому обер-полицмейстеру, где он дал подписку «ничего не печатать». Последовала резолюция царя, в соответствии с которой Чаадаева объявляли умалишенным, за ним устанавливался полицейский и врачебный надзор, ему предписывалось не выходить из дома. Сам Чаадаев отнесся к своей участи со свойственной ему печальной иронией.

В «Письме» Чаадаев передавал открывшуюся ему «истину» с искренней болью за свою страну: «…мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого», «Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих…», «Если бы мы не раскинулись от Берингова пролива до Одера, нас и не заметили бы… И в общем мы жили и продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для отдаленных поколений…» Чаадаев П. Я. Философические письма. Письмо первое // Чаадаев П.Я. Статьи и письма. - М.:

Современник, 1989. - С. 38-56.. В то же время он всемерно превозносит Западную Европу, полагая, что там идеи долга, справедливости, права, порядка родились из самих событий, образовывавших западноевропейское общество, входят необходимым элементом в социальный уклад. Чаадаев видел в Католической церкви, господствующей на Западе, поборницу просвещения и свободы. Одновременно Чаадаев критиковал крепостное право в России.

Среди мнений первых читателей и толкователей «Философических писем» особо выделяется позиция А. С. Пушкина. Вот строки из письма А. С. Пушкина Чаадаеву от 19 октября 1836 г.: «Что касается мыслей, то вы знаете, что я далеко не во всем согласен с вами… у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. <…> Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться. <…> Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал. <…> Поспорив с вами, я должен сказать, что многое в вашем послании глубоко верно. Действительно, нужно сознаться, что наша общественная жизнь - грустная вещь. Что это отсутствие общественного мнения, что равнодушие ко всему, что является долгом, справедливостью и истиной, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству - поистине могут привести в отчаяние. Вы хорошо сделали, что сказали это громко» Цит. по: Б. Тарасов. Чаадаев. - М.: Мол. Гвардия, 1986. - С. 286..

И если учитывать соображения, высказанные Пушкиным после опубликования «Письма», то напрашивается вывод о том, что поэт выступил по существу первым серьезным исследователем главного произведения Чаадаева. Пушкин решительно не соглашался с мнением философа об «исторической ничтожности» России и настаивал на том, что Россия имела поставленную перед ней Провидением цель - не только защитить Западную Европу от татаро-монгольского нашествия, но и спасти христианскую цивилизацию.

Показательно, что в своей критике Пушкин исходил из одинаковых с Чаадаевым методологических принципов - провиденциально-теологических, только сама цель представлялась обоим мыслителям по-разному.

Шум же от первой и единственной прижизненной публикации Чаадаева был действительно большой. Герцен очень образно уподобил «Философическое письмо» «выстрелу среди ночи». По свидетельству М. Жихарева, никакое событие, не исключая и смерть Пушкина, не произвело такого впечатления: «Даже люди, никогда не занимавшиеся никаким литературным делом; круглые неучи; барыни, по степени интеллектуального развития мало чем разнившиеся от своих кухарок и прихвостниц, подьячие и чиновники, увязшие и потонувшие в казнокрадстве и взяточничестве; тугоумные, невежественные, полупомешанные святоши, изуверы или ханжи, поседевшие и одичалые в пьянстве, распутстве или суеверии, молодые отчизнолюбцы и старые патриоты - все соединилось в одном общем вопле проклятия и презрения человеку, дерзнувшему оскорбить Россию» Цит. по: Жихарев М. И. Указ. соч. С. 105..

Первоначально русское общество откликнулось на острую статью в соответствии с закономерностями социальной психологии - на уровне умонастроений. Статья больно задела чувство национального достоинства и вызвала резкое неприятие в самых различных кругах общества. Даже те, кто приветствовал «Философическое письмо», как правило, не вдавались в скрупулезный анализ его содержания: их более всего привлек пафос отрицания самодержавно-крепостнической России, явственно проступавший в этом произведении. Реакция света была вполне понятной: «Чаадаев не патриот!» В чем только не обвиняли его: и в увлеченности Западом, и в «нелюбви» к Родине, и в том, что он якобы принял католичество, отрекшись от веры отцов, и даже в сумасшествии... хотя, последнее обвинение, пожалуй, можно было бы назвать «царской милостью», поскольку оно спасло Чаадаева от угрожавшей ему ссылки. В России и прежде были расколы - политические, социальные, церковные, но впервые раскол был вызван мнением частного человека. Как результат - мощный общественный резонанс, поскольку до него никто на подобное не решался. Чаадаев заставил общество думать, анализировать свою жизнь. Именно с его рассуждений начинается развитие русского национального самосознания.

Чаадаев стал некой противоположностью традиционному русскому Сознанию. Впервые частное мнение стало настолько значимо, что даже спустя почти два века, оглядываясь на его мнение и жизнь, нельзя не согласиться с Осипом Мандельштамом: «След, оставленный Чаадаевым в сознании русского общества, такой глубокий и неизгладимый, что невольно возникает вопрос: уж не алмазом ли проведен он по стеклу» Мандельштам О. Э. Чаадаев // Мандельштам О.Э. Стихотворения и проза. - М.:

Риппол-классик, 2002. - С. 450..

Появление «Первого Философического письма» и споры вокруг него имели большое значение для развития и размежевания основных направлений русской общественной мысли.

Оно способствовало началу идейного и организационного оформления славянофильства и западничества - двух течений, определивших развитие русской философской мысли первой половины XIX в. Аполлон Григорьев так высказался о «Философическом письме»: «Письмо Чаадаева было тою перчаткою, которая разом разъединила два дотоле если не соединенные, то и не разъединенные лагеря мыслящих и пишущих людей...» Мамардашвили М. К. Эстетика мышления. - М.: Московская школа политических исследований, 2000. - С. 7.

Очень важной представляется позиция, высказанная в статье «Петр Чаадаев», написанной Осипом Мандельштамом в 1914 г. Во-первых, Чаадаеву «хватило мужества сказать России в глаза страшную правду», полагает поэт. Во-вторых, главное, на что обратил внимание Чаадаев, что «мало одной готовности начать историю, ее вообще нельзя начать». Нельзя, потому что «не хватает преемственности, единства. Единства не создать, не выдумать, ему не научиться. Где нет его, там в лучшем случае “прогресс”, а не история». В-третьих: «Чаадаев был первым русским, в самом деле идейно побывавшим на Западе и нашедшим дорогу обратно… А сколько нас духовно эмигрировали на Запад! А сколько среди нас - живущих в бессознательном раздвоении, чье тело здесь, а душа осталась там!»Мандельштам О. Шум времени : Воспоминания. Статьи. Очерки / О. Э. Мандельштам. - СПб. : Азбука, 1999. - С. 178-179, 184-185.

3. «Апология сумасшедшего»: изменение мировоззрения «басманного философа» в 1830-1850-х гг.

Именно с 1836 г. творческий и жизненный феномен Чаадаева становится предметом пристального общественного внимания и изучения. Историческая судьба России, соотношение России с Западом и Востоком, место и роль России в мировой истории, тождество и различия православия и католицизма как ведущих течений христианства, роль православия в русской истории стали средоточием русской философской и общественной мысли XIX и XX вв.

Публикация «Философического письма» и объявление Чаадаева сумасшедшим способствовали росту его популярности. Если прежде его проповедь воспринималась современниками как некий любопытный казус, то в дальнейшем все больше людей принимают «басманного мыслителя» всерьез. Он стал преподавателем «с подвижной кафедры», провозглашая свои убеждения во многих наиболее значимых для интеллектуальной истории салонах Москвы.

Между тем взгляды Чаадаева на судьбы России претерпевают существенные изменения. Постепенно философ пришел к выводу о том, что историческая изолированность от Европы не только составляет «самую глубокую черту нашей социальной физиономии», но и является основанием «нашего дальнейшего успеха». Духовная дистанция, отделяющая малоподвижную Россию от беспокойно-деятельного Запада, позволяет ей, по Чаадаеву, спокойно и беспристрастно оценивать европейские события: «мы - публика, а там - актеры, нам и принадлежит право судить пьесу». Свобода России от двусмысленности «тяжелого прошлого» Европы, от «стремительного движения, уносящего умы» в ее настоящем положении может позволить нашей стране трезво и объективно разобраться в «великой пьесе народов Европы», не повторить весь длинный ряд безумств, извлечь уроки на будущее. Более полное и глубокое проникновение в суть национального своеобразия и собственной истории вместе с критическим усвоением всего западного опыта и является, считал Чаадаев, залогом высокой роли России.

«Басманный философ» приходит к уверенности, что «нам незачем бежать за другими; нам следует выйти из лжи и утвердиться в истине». Очевидно, что перенос на русскую почву западных идей чреват катаклизмами, но для России было бы немыслимо, стоя лицом к лицу с громадной цивилизацией, не попытаться усвоить ее достижения всеми возможными способами. «…Нам нет дела до крутни Запада, ибо сами-то мы не Запад… - пишет он и далее отмечает: - У нас другое начало цивилизации… Нам незачем бежать за другими; нам следует откровенно оценить себя, понять, что мы такое, выйти из лжи и утвердиться в истине. Тогда мы пойдем вперед, и пойдем скорее других, потому что мы пришли позднее их, потому что мы имеем весь их опыт и весь труд веков, предшествовавших нам» Чаадаев П. Я. Статьи и письма. С. 202.. В этот период Чаадаев уже видит православие единственным создателем нашего народа, сообщившим ему свой аскетический характер, склонность к подчинению стоящим над нацией силам. Этим он объясняет все значительные события российской истории: призывание варягов, опричнину, преобразования Петра.

«Телескопская история» заставила Чаадаева пропагандировать свои новые мысли более ярко и отчетливо, и он отразил все изменения своего мировоззрения в развернутом ответе на критику его первого философического произведения - в «Апологии сумасшедшего».

Написанная им в 1837 г. и опубликованная только после его смерти в 1862 г. в Париже князем Гагариным, «Апология сумасшедшего» стала вершиной политической мысли Чаадаева. Он уже более трезво оценивал историю России, утверждая, что бесплодность исторического развития России в прошлом представляет собой в некотором смысле благо, так как русский народ не скован окаменелыми формами жизни и потому обладает свободой духа, чтобы выполнить великие задачи будущего, которые стоят перед ним. При этом он придавал большое значение православию, которое, по его мнению, способно оживить тело Католической церкви. Он признал, что в будущем Россия станет центром интеллектуальной жизни Европы, если она, конечно, ассимилирует все самое ценное в Европе и осуществит миссию, предначертанную ей Богом: «…мы призваны решить большую часть проблем социального порядка… ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество... может быть, преувеличением было опечалиться хотя бы на минуту за судьбу народа, из недр которого вышли могучая натура Петра Великого, всеобъемлющий ум Ломоносова и грациозный гений Пушкина» Чаадаев П. Я. Апология сумасшедшего. С. 159.. В этих своих мыслях Чаадаев перекликается с идеями славянофилов.

При этом он отнюдь не изменил своей высокой оценке католицизма, он лишь избежал ее упоминания в оправдательной статье. Он остался до конца жизни верен мысли о величайшей значимости западной Церкви в единении христианских народов, в претворении на земле некоторых социальных идей христианства, о ее материальной роли, необходимой для проведения Божественных истин в материальном мире. Чаадаев, несомненно, считал себя христианским мыслителем. При всех симпатиях к католичеству Чаадаев всю жизнь оставался православным, регулярно исповедовался и причащался, перед смертью принял причастие у православного священника и был похоронен по православному обряду.

Одним из главных жизненных принципов Чаадаева было стремление думать самостоятельно и быть честным в размышлениях. Он писал: «Прекрасная вещь - любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное это любовь к истине»Там же. С. 157.. Без любви к истине невозможен такой кропотливый труд над собой, который не прекращался в нем до самой кончины. К этому труду он призывает и соотечественников: «Человек полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее; <…> мы теперь прежде всего обязаны родине истиной <…> Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм лени, который приспособляется все видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями и которым, к сожалению, страдают теперь у нас многие дельные умы» Там же. С. 147..

Легко ошибиться, если рассматривать жизнь Чаадаева и, в частности, настроения последних лет в отрыве от конкретно-исторических условий и сути жизни вообще, в отрыве от уровня самосознания философа. За время, прошедшее с момента написания «Философических писем» до публикации первого из них в журнале «Телескоп», ситуация в стране изменилась. Восстание в Польше и реакция на его подавление западных стран, в первую очередь Франции и Англии, обозначили резкую конфронтацию России с этими государствами, а внутри страны всколыхнули патриотические настроения, формировавшиеся во многом в ответ на обвинения, которые свободолюбивый Запад бросал самодержавной России. Революция во Франции 1830-х гг. и последовавшие революционные выступления в Бельгии, в государствах Германского союза, итальянских герцогствах окончательно отпугнули многих образованных русских от западноевропейского пути развития и, таким образом, обратили их искания внутрь своей страны. Позже эти настроения усилились в связи с критикой, обрушившейся на Россию и ее императора после выступления Николая I в Варшаве с речью, не оставлявшей полякам никаких надежд на независимость и осуждавшей помощь польским бунтарям со стороны западных стран.

Значительную роль в изменении общественных настроений в России сыграл курс С. С.Уварова, министра народного просвещения, на воспитание национальной идеи через образование, основанное на спасительных началах «самодержавия, православия и народности», хотя сам Уваров был типичным представителем западнической александровской эпохи и был лишь поверхностно знаком с православной святоотеческой традицией. Благодаря его политике преподавание в России было приноровлено к отечественному началу. «Изучение русского языка и русской истории, уважение к русскому началу, - писал Уваров в «Обозрении управления министерством народного просвещения» за 1849 год, - противупоставляется влиянию иностранного духа». И в 1849 г. министр с полной уверенностью утверждал: «Новое поколение лучше знает русское и по-русски, чем поколение наше» Цит. по: Шевченко М. М. Конец одного величия: Власть, образование и печатное слово в Императорской России на пороге Освободительных реформ. - М.: Три квадрата, 2003. - С. 251-252..

Эти изменения настроений коснулись и Чаадаева. Он поддержал стихотворения Пушкина «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина», в которых поэт укорял Запад во вмешательстве во внутренние дела страны, «спор славян между собою». В статье, посвященной польскому вопросу, Чаадаев указывал, что истинное счастье для Польши - находиться в составе России, единственного объединения славянских племен, сохранившего славянское начало неприкосновенным. Мыслитель отталкивался еще от идей своих «Философических писем», в которых утверждал, что благоденствие человечества возможно лишь при единстве всех христианских народов.

Заключение

П.Я. Чаадаев не принадлежал ни к одному течению общественной мысли того периода, он словно находился над этим, заимствуя те или иные идеи, трактуя и преломляя их по-своему. Возможно, именно поэтому он оказал мощное воздействие и на современников, и на потомков.

Б. Н. Тарасов, автор введения к изданию работы «Статьи и письма» П. Я. Чаадаева, цитирует слова одного из его оппонентов, Алексея Хомякова, сказанные после кончины Петра Яковлевича: «Почти все мы знали Чаадаева, многие его любили, и, может быть, никому он не был так дорог, как тем, которые считались его противниками. Просвещенный ум, художественное чувство, благородное сердце, - таковы те качества, которые всех к нему привлекали... но в такое время, когда, по-видимому, мысль погружалась в тяжкий и невольный сон, он особенно был дорог тем, что и сам бодрствовал, и других побуждал...» Тарасов Б. Н. П. Я. Чаадаев и русская литература первой половины XIX века // Чаадаев П. Я. Статьи и письма. - М.: Современник, 1989. - С. 5.

П. Я. Чаадаев вошел в историю русской общественной мысли как выразитель западнических устремлений и последовательный оппозиционер, обличавший недостатки современного ему российского общества. Ему вменяют в вину несправедливые обвинения прошлого и настоящего России, с которыми он выступил публично в одном из лучших литературных журналов того времени. Его трагедия как мыслителя, не оставившего после себя прямых учеников, устремления которого после его смерти трактовались в самых разных мировоззренческих плоскостях, заключалась в том, что он был искренним в своих оценках прошлого, настоящего и будущего России и человечества, старался понять истину и всякий раз свято верил в нее, неоднократно менял свои убеждения и всегда по-христиански верил в свершение предначертанных свыше судеб человечества. Размышляя о судьбах России, он оставался на стороне Запада, который представил ему методику познания, и неизменно пользовался достижениями западной философии даже тогда, когда говорил о необходимости познания российской самобытности. Общество рукоплескало ему как несравненному мудрецу, но не соглашалось принять его мировоззренческих установок. Чаадаев не предлагал скорого светлого будущего и толком не знал путей его достижения. Он пропагандировал веру, а этот долгий путь к счастью не устраивал многих вокруг. Его искренность стоила ему постоянной подозрительности со стороны правительства и обвинений в идейном непостоянстве со стороны его окружения. Но эта же искренность, которая вынудила Чаадаева поставить вопрос о целесообразности исторического существования России, о соотношении ее судеб с судьбами Европы, о возможности для нее собственного исторического пути, всколыхнула образованное общество и заставила его современников обратить свои интеллектуальные силы на разрешение этих вопросов.

Основная тема философии П. Я. Чаадаева - историческая судьба России, судьба, которую он понимает как синтез прошлого, настоящего и будущего. Можно сказать, что философия Чаадаева явилась первым словом пробудившегося русского национального самосознания. П. Я. Чаадаева можно назвать первым русским философом истории, первым русским, кто попытался изложить и оценить с философской точки зрения те идеи, выражениями которых являлись те или иные исторические факты, оценить в этом контексте всю российскую историю. Он попытался объяснить, для чего существует Россия, каково ее место в мире, почему она отстает в развитии от стран Запада и каково ее будущее. Актуальность этого вопроса несомненна, поскольку он все еще остается открытым и в XXI в.

Осмысление всего того, что в труднейших социально-политических условиях, переживавшихся Россией в первой половине XIX столетия, сумел совершить этот удивительный человек, приводит к выводу об исключительной плодотворности его философско-исторических и этических идей, поразительной силе его нравственного влияния на современников.

Недаром Герцен, размышляя в «Былом и думах» о причинах необъяснимого на первый взгляд высокого авторитета опального мыслителя в кругах московского высшего общества, пришел к знаменательному выводу: «Тут важно невольное сознание, что мысль стала мощью, имела свое почетное место вопреки высочайшему повелению. Насколько власть "безумного" ротмистра Чаадаева была признана, настолько "безумная" власть Николая Павловича была уменьшена». Как считал Герцен, Чаадаев - глубокий, оригинальный мыслитель, отзывчивый, благородный человек - оказал громадное влияние на целое поколение мыслящих русских людей. Именно таким «лишним» людям, как Чаадаев, указывал он, «обязано новое поколение тем, что оно не лишнее».

Без влияния Чаадаева невозможно представить себе и развитие русской философской и общественной мысли в XIX и XX столетиях. Можно с уверенностью утверждать, что религиозная философия Чаадаева сыграла значительную роль в формировании культурных идеалов России - и консервативно-религиозных, и революционно-радикальных, и либерально-реформистских. Автор «Философических писем» стал первым в XIX в. русским философом-энциклопедистом, всесторонне освоившим европейскую философскую культуру - от античности до середины XIX в. - в поисках правильного метода понимания и преобразования России. На этой солидной основе он создал оригинальную философскую систему, ориентированную на обновление общественных отношений и религиозно-нравственное преображение человека. Философия истории Чаадаева ни в чем не уступала лучшим западноевропейским образцам, а в разработке проблемы времени даже опережала европейскую мысль. Он первым в России начал мыслить систематически, научил русских людей «западному силлогизму». Он автор первой в истории русской мысли системы, которая синтезирует в себе религию, философию, историософию и то, что сегодня можно назвать социологией (в широком смысле слова). Эта система в отдельных своих пунктах подлежит критике, с ее частностями можно спорить и не соглашаться, но остается фактом, что только после Чаадаева русская философия стала философией в подлинном смысле слова. Идеи Чаадаева, оставаясь в течение долгого времени неизвестными в полном своем объеме, оказали мощное влияние (хотя иногда довольно опосредованным путем) на славянофилов и западников, почвенников, консерваторов и либералов. Одним из своих предшественников считали Чаадаева авторы сборника «Вехи» (1909). Многие идеи Чаадаева самостоятельно и в более развитой и систематической форме повторил В. С. Соловьев.

Помимо этого влияния по существу невозможно правильно оценить многие важные темы, образы, мотивы в произведениях Пушкина, Грибоедова, Лермонтова, Гоголя, Тютчева, И. С. Тургенева, Достоевского, Чехова, Маяковского, Мандельштама, М. Булгакова, А. Платонова. Недаром Белинского и Герцена в отечественной литературе неоднократно называли «духовными детьми Чаадаева». Личность и труды Чаадаева произвели большое впечатление и на Н. Г. Чернышевского. Касаясь общественного резонанса, вызванного публикацией «Философического письма», редактор «Современника» подчеркивал, что оно «произвело потрясающее впечатление на тогдашнюю публику. Оно поразило всех страшным отчаянием, которое, как тогда казалось, господствует в нем». Критическое осмысление чаадаевских идей в немалой степени помогало Чернышевскому определять свои собственные социально-философские позиции и приоритеты. Здесь необходимо заметить, что испытавшие влияние Чаадаева не стали его последователями; он явился для них и для всей русской мысли не «учителем», а мощным «катализатором» идей и убеждений.

Идеи Чаадаева с интересом воспринимались и в странах Западной Европы, прежде всего во Франции и Германии. Не исключено, что своей критикой спекулятивного идеализма русский философ повлиял и на Шеллинга, который в 1833 г. поведал И. С. Гагарину о том, что Чаадаев - один из самых замечательных людей, которых он когда-либо видел. Идеи Чаадаева чрезвычайно сложны, многозначны, парадоксальны, они требуют вдумчивого, скрупулезного анализа, тщательной «расшифровки», глубокого понимания в контексте развития мировой и отечественной истории и культуры.

Словами самого П. Я. Чаадаева можно подвести итог его общественного служения: «Слава богу, я ни стихами, ни прозой не содействовал совращению своего отечества с верного пути. - Слава богу, я не произнес ни одного слова, которое могло бы ввести в заблуждение общественное мнение. - Слава богу, я всегда любил свое отечество в его интересах, а не в своих собственных. - Слава богу, я не заблуждался относительно нравственных и материальных ресурсов своей страны. - Слава богу, я не принимал отвлеченных систем и теорий за благо своей родины. - Слава богу, успехи в салонах и в кружках я не ставил выше того, что считал истинным благом своего отечества. - Слава богу, я не мирился с предрассудками и суеверием, дабы сохранить блага общественного положения - плода невежественного пристрастия к нескольким модным идеям» Чаадаев П. Я. Отрывки и афоризмы // П. Я. Чаадаев. Статьи и письма / Сост., вступ. статья и коммент. Б. Н. Тарасова. - 2-е изд., доп. - М. : Современник, 1989. - С. 188..

Список использованной литературы

1. Алексеев, П. В. Философы России XIX-XX столетий. Биографии, идеи, труды. - 4-е изд., перераб. и доп. М. : Академический Проект, 2002. - 1152 с.

2. Артемьева, Т. В. Михаил Щербатов. - СПб. : Издательство С.-Петербургского университета, 1994. - 92 с.

3. Жихарев, М. И. Докладная записка потомству о Петре Яковлевиче Чаадаеве // Русское общество 30-х годов ХIХ века. - М., 1989. - 119 с.

4. Записки, статьи, письма декабриста И. Д. Якушкина. - СПб. : Наука. Петербургское отделение, 2007. - 741 с.

5. Зеньковский, В. В. История русской философии: В 2 т. Л. : Эго, 1991.

6. Каменский, З. А. О современных прочтениях П. Я. Чаадаева // Вопросы философии. - 1992. - № 12.

7. Лосский, Н. О. История русской философии. - М. : Высшая школа, - 1991. 559 с.

8. Мамардашвили, М. К. Эстетика мышления. - М. : Московская школа политических исследований, 2000. - 414 с.