Жены декабристов

Размещено на http://allbest.ru

Жены декабристов

С начала царствования Александра накопилось много поднятых и не разрешенных вопросов, разрешения которых нетерпеливо ждала передовая часть общества, приучившаяся к оппозиционному отношению к правительству еще со времени Тильзитского мира и континентальной системы и успевшая, после близкого общения с Европой в 1813-1815гг, выработать себе определенные политические идеалы. Идеалы эти шли совершенно вразрез с реакционным направлением правительства, выражавшимся к концу царствования Александра в самых обскурантских и нелепых формах. Всё это привело мало-помалу не только к острому недовольству и брожению среди передовой интеллигенции, но к образованию в среде ее прямого заговора, ставившего себе резко революционные цели.

Главным источником революционной идеологии декабристов были противоречия между потребностями национального развития и феодально-крепостническими порядками, которые тормозили национальный прогресс. Самым нетерпимым для передовых русских людей было крепостное право. Оно олицетворяло всё зло феодализма - царившие повсюду деспотизм и произвол, гражданское бесправие большей части народа, экономическое отставание страны, раздиравшие ее социальные коллизии. Размышлять об этом они начали ещё до войны 1812г. А война окончательно разбудила революционное сознание декабристов, поскольку свела их с простыми тружениками-крестьянами, ремесленниками и т.д. - не как господ с холопами, а как соратников в защите Отечества, и поэтому заставила их больше, чем когда-либо задуматься над судьбами России и ее народа.

Это революционное движение завершилось, в силу случайных обстоятельств, преждевременным и неподготовленным взрывом 14 декабря 1825г. - взрывом, помогшим правительству Николая быстро ликвидировать и подавить это движение жестокими репрессивными мерами. В результате страна лишилась лучших и наиболее живых и самостоятельных представителей передового мыслящего общества, остальная часть которого была запугана и терроризована мерами правительства.

С 1821 на севере и юге страны параллельно создаются вполне зрелые революционные организации, которые разрабатывают программы всеобъемлющего преобразования России и конкретные планы их осуществления. В первое время руководителем Северного общества был Никитина Михайлович Муравьев - сын воспитателя Александра I, он унаследовал от деда миллионное состояние, женился на богатейшей графине А.Г Чернышовой, он был превосходно образован, владел семью иностранными языками. Перед ним открывалась блестящая военная или научная карьера, но Муравьев отказался от нее с целью преобразовать Россию. В 1823г в Северное общество вступил Кондратий Рылеев, отставной артиллерист, служивший по выборам петербургского дворянства и вместе управлявший делами Североамериканской торговой компании. Он стал вождем Северного общества; здесь господствовали конституционно-монархические стремления. Гораздо решительнее было Южное общество, оно состояло из офицеров второй армии, расположенной в Киевской и Подольской губерниях. Вождем Южного общества стал командир пехотного Вятского полка Пестель, сын бывшего сибирского генерал губернатора, человек образованный, умный и с очень решительным характером; благодаря этому вождю в Южном обществе получили преобладание республиканские стремления.…..но его к началу восстания (13декабря) арестовали. И поэтому южный полк восстал только к 29 и возглавил его Сергей Иванович Муравьев-Апостол. Довольно трудно сказать, вышли ли бы общества Северное и Южное, на улицу под революционным знаменем, если бы не одна несчастная случайность.

Император Александр был бездетен; престол после него по закону 5 апреля 1797 г. должен был перейти к следующему брату, Константину, а Константин был также несчастен в семейной жизни, развелся с первой женой и женился на польке; так как дети этого брака не могли иметь права на престол, то Константин стал равнодушен к этому праву и в 1822 г. в письме к старшему брату отказался от престола. Старший брат принял отказ и манифестом 1823 г. назначил наследником престола следующего за Константином брата - Николая. Все это было довольно просто, потому что было необходимо. Но странно, что этот манифест не был обнародован и даже доведен до сведения самого нового наследника.

В 1825 г. Александр поехал на юг России провожать свою больную императрицу и 19 ноября умер в Таганроге от тифозной горячки. Благодаря таинственности, которой облечен был вопрос о престолонаследии, смерть эта сопровождалась важным замешательством: великий князь Николай принес присягу Константину, а в Варшаве старший брат, Константин, принес присягу младшему, Николаю. Начались сношения, при тогдашних дорогах занявшие много времени. Этим временем междуцарствия и воспользовалось Северное тайное общество. Члены Северного общества распространяли в некоторых казармах, где популярно было имя Константина, слух, что Константин вовсе не хочет отказаться от престола, что приготовляется насильственный захват власти и даже что великий князь арестован. Этими слухами и увлечены были некоторые гвардейские солдаты; значительная часть Московского гвардейского полка 14 декабря отказалась дать присягу.

С распущенными знаменами в одних сюртуках солдаты бросились на Сенатскую площадь и построились здесь в каре; к ним присоединилась часть гвардейского гренадерского полка и весь гвардейский морской экипаж; всего собралось на Сенатской площади более двух тысяч солдат. Целью декабристов было свержение самодержавия и ликвидацию крепостного права. С этим «Манифестом» они и шли на Сенатскую площадь. Всего шесть часов длилось восстание. Против восставших были двинуты вчетверо их превосходящие воинские силы царя. В распоряжении царя была артиллерия. Залпы пушек положили конец восстанию. Не успел Петербург оправиться от шока, вызванного 14 декабря, как узнал о восстании декабристов на Юге. Оно оказалось более продолжительным (с 29 декабря по 3 января 1826г), но менее опасным для царизма т.к Южане сумели поднять только Черниговский полк. Но и он был разбит правительственными войсками.

После разгрома восстания самодержавие обрушилось на декабристов со всей беспощадной жестокостью. По всей стране начались массовые аресты участников тайных обществ декабристов. Сотни их были брошены в казематы Петропавловской крепости. Полгода работал «Высочайше учреждённый Следственный комитет по изысканию соучастников злоумышленного общества, открывшегося 14 декабря 1825 года».

Расправа с декабристами вершилось жестоко. Сам Николай I выступал в роли следователя и тюремщика декабристов, лично производил допросы, определял режим заключения каждому декабристу. В списке привлечённых к следствию значится 579 имён. Это был невиданный для России широкий политический процесс. Всего было арестовано свыше 3 тыс. мятежников(500 офицеров и более 2,5тыс солдат) Солдаты были биты шпицрутенами а потом разосланы в штрафные роты (а иные насмерть). Для расправы с главными преступниками Николай1 назначил Верховный уголовный суд из 72 высших чиновников Суду был передан 121 декабрист:61 член Северного общества и 60- Южного.

Основанием для приговора были три преступления, совершенные осужденными: покушение на цареубийство, бунт, воинский мятеж. Пятеро главных преступников (П.И Пестель, К.Ф. Рылеев, С.И. Муравьёв-Апостол, М.П. Бестужев-Рюмин и П.Г. Каховский) были приговорены к четвертованию, которое в России в XIX в. не применялось. Император решил заменить четвертование повешением. Казнь была проделана варварски, трое повешенных сорвались с виселицы, ибо оборвалась веревка. Сергей Муравьев будто бы сказал: «Боже мой, и повесить-то порядочно в России не умеют». 31 человек были приговорены к обыкновенной казни - через расстрел; Николай заменил ее им каторжными работами - бессрочными и частью на 15-20 лет. Соответственно он понизил наказание и другим; но большая часть всё же была отправлена в Сибирь.

Бунтовщиков, увозили прямо из полков, из имений. Аресты производились на глазах жен, малолетних дочерей, стариков и родителей. Арестантов доставляют в Петропавловскую крепость.

Официальные свидания заключенным в Петропавловской крепости с близкими разрешены один раз в неделю. Поэтому любящие жены и сестры под всякими предлогами и любыми способами (вплоть до переодевания в костюм горничной) пробираются в крепость, подкупают стражу, коменданта. Молодая энергичная француженка Полина Гебль платит 200 рублей унтер-офицеру, передавшему ей первую записку от ее гражданского мужа Ивана Анненкова. Она разрабатывает даже план побега узника, отказаться от которого заставляет только нехватка денег.

Более или менее регулярная связь узников с волей установилась уже впервые дни заключения. Этому в немалой степени способствовало сочувственное отношение караула Петропавловской крепости к арестованным декабристам. Через подкупленную стражу (приходилось платить по 50 рублей за записку) Муравьев не только сообщал о своем самочувствии, но и давал жене и матери указания, какие книги или рукописи нужно уничтожить или спрятать от глаз следователей. Академик Н. М. Дружинин, автор монографии о Никите Муравьеве, отметив, что в сохранившемся архиве декабриста имеются разнообразные исторические и военные записки и отсутствуют какие-либо политические заметки, не без оснований полагает, что Муравьев «успел уничтожить руками своей жены все имевшиеся вещественные улики».

После казни пятерых декабристов осужденных начинают отправлять в Сибирь. Отправляют постепенно, партиями. Первая группа -- «Трубецкой с товарищами» (Волконский, Артамон Муравьев, Давыдов и др.) -- прибыла на каторгу в августе 1826 г. Никита Муравьев, Анненков добрались в январе 1827 г. и т. д.

Путь в Сибирь для осужденных скрашивался не только свиданиями с близкими, которые правдами и неправдами оказывались на ближайших к Петербургу и Москве почтовых станциях, но и явно сочувственным отношением окрестного населения. Об этом долго помнили декабристы.

Восстание декабристов и особенно его разгром усиливают раскол в русском обществе: его реакционная часть поддерживает и одобряет жестокую расправу царизма, передовая -- сочувствует восставшим. Первыми открыто выразили участие опальным женщины. Больше того, сразу же после катастрофы женщины начали бороться за близких, пуская в ход все: деньги, родственные связи, влиятельные знакомства, прошения на «высочайшее имя» следовать за мужьями в Сибирь. И без сомнения, надо было обладать немалым мужеством, чтобы пойти против самодержавной воли, мнения большинства. Так, с первых же часов и дней после 14 декабря активная поддержка, казалось бы, не выходящая за естественные пределы личного, родственного участия, становится фактором общественной жизни страны.

Верховный уголовный суд признал виновными по делу 14 декабря и приговорил к различным мерам наказания сто двадцать одного человека. Из них двадцать три были женаты (считая и И. Анненкова, который официально не оформил брак).

Все женатые декабристы-- офицеры, состоявшие на службе или находившиеся в отставке. В их числе три генерала (Волконский, Фонвизин, Юшневский), восемь полковников (Трубецкой, А. З. Муравьев, А. Н. Муравьев, Давыдов, Нарышкин, Тизенгаузен, Поливанов, Бригген), четыре подполковника. Трое (Волконский, Трубецкой и Шаховской) имели княжеские титулы, Розен и Штейнгель -- баронские. Волконские, Трубецкие, Нарышкины, Муравьевы, Фонвизины были весьма близки ко двору. И все они, кроме званий, титулов, положения в свете, имели состояния (разумеется, одни -- большие, даже огромные, другие -- незначительные). Следовательно, переходя на положение «жен ссыльнокаторжных», женщины сознательно и бесповоротно порывали с прошлым, отказывались от привилегий, от прежних представлений о жизни и от прежнего образа жизни. И поскольку разрыв этот означал публичную поддержку государственных преступников, женщины оказывались в оппозиции к властям, их поведение становилось формой общественного протеста. Таков социально-политический аспект отъезда женщин за мужьями-каторжанами в Сибирь. Была и другая сторона той же проблемы, не имевшая, возможно, такой общественной значимости: отправляясь за мужьями, жены добровольно отказывались от собственных детей и родителей. Это окружало женщин еще большим ореолом мученичества. Царь разрешал ехать только женам. В отношении прочих родственников, в том числе и детей, среди постановлений, касавшихся «государственных преступников», существовало и такое: «О недозволении отправляться к ним в Сибирь детям их благородного звания, родственникам и другим лицам». Расставались, имея очень мало надежд на то, что когда-нибудь свидятся. По постановлению Комитета министров, «невинная жена», последовавшая за мужем в Сибирь, должна была оставаться там до его смерти, а может быть, и до собственной смерти, так как правительство не гарантировало обязательного возвращения женщин в случае смерти их мужей, «государственных преступников.

Сроки заключения также не внушали оптимизма. Из двадцати трех женатых семеро были осуждены по первому разряду (Трубецкой, Артамон Муравьев, Давыдов, Юшневский, Никита Муравьев, Волконский и Якушкин; Рылеев, как известно, был поставлен вне разрядов). Это означало «каторжную работу вечно», а после сокращения срока 22 августа 1826 г. -- двадцать лет каторги. По второму разряду поручик И. А. Анненков получил (после сокращений) пятнадцать лет каторги. В. И. Штейнгель (по третьему разряду) -- также пятнадцать лет каторги. Причисленные к четвертому разряду государственных преступников М. А. Фонвизин, И. В. Поджио, П. И. Фаленберг и М. М. Нарышкин были приговорены к пятнадцати годам каторжных работ, затем срок им сократили до восьми лет. А. Е. Розену (пятый разряд) десять лет каторги уменьшили до шести. Шестеро (В. Н. Лихарев, А. В. Ентальцев, В. К. Тизенгаузен, И. Ю. Поливанов, А. К. Берстель и А. Ф. Бригген) получили минимальный срок каторги (четыре года, после сокращения -- один год). Наконец, А. Н. Муравьеву по конфирмации шестилетняя каторга была заменена ссылкой в Сибирь без лишения чинов и званий, Ф. П. Шаховского выслали в Сибирь на двадцать лет (с лишением чинов и званий).

Сейчас, почти через двести лет после происшедшего, трудно восстановить с точностью, что послужило первым толчком к принятию каждой из декабристок решения обречь себя на добровольное изгнание. Подвижничество во имя любви? Супружеский долг? Чувство справедливости? Сострадание к ближнему? О многом можно только догадываться. Бесспорно одно: в 1826 г. эти женщины оказались в трудном положении. Вероятно, у каждой из уезжавших в Сибирь женщин были свои особые аргументы, не всегда ясные нам до конца. Как известно, «гроза двенадцатого года», ставшая эпохой в жизни России, явилась значительным этапом в формировании декабристской идеологии. Марии Раевской, будущей жене декабриста Волконского, дочери прославленного генерала, героя 1812 г., было тогда только семь лет; Елизавете Коновницыной (будущей Нарышкиной), дочери другого героя Бородинского сражения, едва минуло одиннадцать. Но дочери и младшие сестры участников Отечественной войны вместе со всеми пережили то время особого подъема национального самосознания и патриотизма, под влиянием которого складывались их понятия о чести, любви к родине. Заложенные в детские и юношеские годы нравственные принципы дали о себе знать в трудную минуту жизни. Конечно, женщины, жившие в ту пору скорее сердцем, чем разумом, заботились, прежде всего, об облегчении участи близких, уповая при этом на волю божью и милосердие государя. Декабризм оказал глубокое нравственное влияние на женщин, раскрыл их лучшие душевные качества, пробудил готовность к самопожертвованию, мужество, энергию, показал, что они обладают неисчерпаемым запасом любви и участия. Женщины еще не были борцами в нашем понимании этого слова, и, наверное, их главная сила заключалась в терпении. Когда идешь на самое рискованное дело сознательно, представляешь заранее (или по крайней мере должен представлять) ответственность за совершенное и соразмеряешь свои силы с тем вполне реальным наказанием, которое может обрушиться на тебя. Страдать за другого значительно труднее…

По приказу свыше, было создано немало препятствий на пути декабристок в Сибирь.

И все-таки одиннадцать из них проделали то путешествие, которое сам царь считал «ужасным»… Эти одиннадцать были самые разные -- по социальному положению и материальной обеспеченности, по характеру и уровню культуры. Из титулованной знати -- княгини Мария Волконская и Екатерина Трубецкая, урожденная графиня Лаваль; Александра Григорьевна Муравьева -- из графского рода Чернышевых, одного из самых богатых в России. Елизавета Петровна Нарышкина -- дочь графа Коновницына, генерала, бывшего военного министра. Генеральша Наталья Дмитриевна Фонвизина -- из рода Апухтиных. Они не только знатны, но и достаточно богаты. Другая генеральша -- Мария Казимировна Юшневская, урожденная Круликовская, -- похвастать богатством не может. Получив разрешение на отъезд в Сибирь, она продает на дорогу последнюю шубу и серебряные ложки. Такая же «середнячка» и баронесса Розен -- Анна Васильевна Малиновская, дочь первого директора знаменитого Царскосельского лицея.

Две француженки -- Полина Гебль и Камилла Лe-Дантю -- также не могли похвастаться высоким положением в обществе. Гебль, жестоко бедствовавшая в детстве, до замужества работала в Москве продавщицей модного магазина. Мать Камиллы была гувернанткой в доме будущих родственников -- Ивашевых.

По возрасту женщины тоже разные. Самые старшие из них -- Юшневская и Ентальцева. В 1830 г., когда Мария Казимировна приехала в Сибирь, ей было сорок лет. Примерно столько же -- и Александре Васильевне Ентальцевой. Следующая по старшинству -- Анна Васильевна Розен. Остальные восемь родились уже в первом десятилетии XIX в., все они приехали в Сибирь, когда им не исполнилось и тридцати. Марии Волконской не было еще и двадцати двух лет; Муравьевой, Фонвизиной и Камилле Лe-Дантю в момент их приезда -- по двадцать три года (Муравьева старше Фонвизиной на один год, Ле-Дантю-Ивашева -- вообще самая младшая из одиннадцати женщин); Нарышкиной и Давыдовой по двадцать шесть лет, Трубецкой двадцать семь и Анненковой двадцать восемь лет.

Каждая из них шла в Сибирь своим путем.

Первая из женщин -- Екатерина Ивановна Трубецкая -- уже в июле 1826 г., на следующий день после отъезда мужа, отправляется вслед за ним. В Красноярске сломалась карета, заболел провожатый. Трубецкая продолжает путь одна, в тарантасе. В Иркутске губернатор Цейдлер долго запугивает ее, требует (еще раз после Петербурга!) письменного отречения от всех прав -- Трубецкая подписывает. Через несколько дней губернатор объявляет бывшей княгине, что она продолжит путь «по канату», вместе с уголовными преступниками. Она согласилась. Княгиня Трубецкая первая проложила путь, не только дальний, неизвестный, но и весьма трудный, потому что от правительства дано было повеление отклонять ее всячески от намерения соединиться с мужем»

Трубецкая, за нею Волконская и Муравьева едут, обгоняя в пути некоторых декабристов. Муравьева и Волконская, безоговорочно и сразу поддерживают своих мужей, Мария Волконская, едва узнав об аресте своего супруга, пишет ему, что «готова следовать во всякое заточение и в Сибирь». Примеру первых тут же последовали Е. П. Нарышкина и А. В. Ентальцева; в марте 1828 г. на каторгу в Читинский острог приехали еще две жены -- Давыдова и Фонвизина -- и невеста Анненкова -- Полина Гебль; в августе 1830 г., при переходе каторжан из Читинского острога в Петровский завод, к ним примкнули А. В. Розен и М. К. Юшневская; наконец, в сентябре 1831 г. в Петровском заводе состоялась свадьба Василия Ивашева с приехавшей к нему Камиллой Ле-Дантю. Так, по-разному уезжали в Сибирь одиннадцать женщин -- девять жен и две невесты. Но были и такие случаи, когда родственники не только не захотели или не смогли приехать, но которые вообще отказывались от своих сыновей, мужей, возлюбленных.

А. Е. Розен в «Записках декабриста» пишет, что в Сибири оказались восемь мужей, отторгнутых от жен и детей, и семь женихов с обручальными кольцами без надежды на сочетание браком с невестами. По разным причинам не приехали жены Бриггена, Лихарева, Артамона Муравьева, Иосифа Поджио, Тизенгаузена, Фаленберга, Штейнгеля, Якушкина. Жены Якушкина, Артамона Муравьева, Бриггена, как и невеста Муханова, хотели, но не смогли соединиться с любимыми. Но были и такие женщины, что воспользовались разрешением Николая и порвали с мужьями. Такая судьба застигла Иосифа Поджио, Лихарева. Старый царский служака В. С. Шереметев отрекается от сына: «Если сын мой в том заговоре, -- говорит он великому князю Михаилу Павловичу, -- я не хочу более его видеть, и даже я первый вас прошу его не щадить». Когда же сына перед отправкой в ссылку приводят проститься с отцом, тот долго отказывается видеть его, и только слезы семьи и самого юного бунтовщика несколько смягчают Шереметева. Родители Пестеля громко осуждают идеи сына, а брат его усиленно делает карьеру и получает флигель-адъютантские аксельбанты одновременно с приказом о повешении пяти декабристов, в числе которых и Павел Пестель. Мать Сергея Волконского так же исправно, как и до ареста сына, исполняет обязанности первой статс-дамы, живет в царском дворце и обедает за одним столом с Николаем I, отправившим ее сына на каторгу.

Находятся охотники поживиться за счет «государственных преступников». Новоиспеченный граф Чернышев, получивший титул за усердные труды в Следственном комитете, претендует на богатейший майорат Чернышевых, оказавшийся выморочным в результате ареста единственного наследника -- Захара Чернышева. Об этом много толкуют в Петербурге. И когда кто-то возмущается незаконностью притязаний А. И. Чернышева, прославленный генерал А. П. Ермолов, известный также своим свободомыслием и близостью к декабристам, выражается резко и определенно: «Нет, это не беззаконно: по древнему обычаю в России шуба, шапка и сапоги казненного принадлежат палачу.

Поступавшие партии осужденных революционеров вначале распределяли по разным заводам Восточной Сибири. Так, Трубецкой, Волконский, Давыдов и пять их товарищей оказались в Благодатском руднике, в 9 верстах от Нерчинского завода и, главное, в стороне от дороги. Благодатский рудник в те годы представлял собой деревню из одной улицы, расположенную на голом месте: лес на 50 верст кругом был вырублен, дабы в нем не могли укрываться сбежавшие каторжники. Тюрьма, тесная и грязная, состояла из двух комнат, соединенных сенями: в одной размещались беглые уголовники, пойманные и водворенные на место, в другой -- разжалованные дворяне, декабристы.

Император Николай отнял у «невинных» все имущественные и наследственные права, разрешил тратить нищенские суммы; к тому же в своих расходах женщины ежемесячно отчитывались перед начальником рудников. Ничтожная сумма держит Волконскую и Трубецкую на грани нищеты. Живут княгини в крестьянской избе со слюдяными окнами и дымящейся печью. Обед готовят и отправляют в тюрьму, чтобы поддержать узников. От ужинов отказываются. Часто ограничиваются супом и кашей. К тому же «бунтуют» девушки-горничные: сходятся с казаками, отказываются помогать своим барыням; в результате начальство отсылает их на родину

Аристократка Трубецкая, привыкшая к изысканной кухне, иногда вынуждена была «сидеть на черном хлебе с квасом». Эта избалованная княгиня в Благодатском руднике ходила в истрепанных башмаках и отморозила себе ноги, так как из теплых башмаков сшила шапочку товарищу мужа. В Читу декабристов начали доставлять с января 1827 г. Через год там уже насчитывалось более семидесяти осужденных революционеров. И вместе с ними -- восемь женщин. Первой здесь обосновалась Александра Григорьевна Муравьева, в ее доме поначалу остановились благо-датские жительницы Волконская и Трубецкая; еще в мае 1827 г. приехали в Читу жены Нарышкина и Ентальцева, в марте 1828 г. к ним присоединились Н. Д. Фонвизина, А. И. Давыдова и П. Е. Анненкова-Гебль. Теснота в остроге, кандальный звон (кандалы снимали только в бане и в церкви) раздражали и без того измученных людей. Но вместе с тем совместная жизнь имела много плюсов. Заключенные в Читинском остроге жили артелью, все вещи и книги были общие. Средний годовой пай составлял 500 рублей. Малоимущие платили, сколько могли. Женатые вели самостоятельное хозяйство, но делали при этом крупные взносы в артель: Трубецкой, Волконский, Никита Муравьев -- от двух до трех тысяч в год, Фонвизин, Нарышкин -- до тысячи.

Женщины жили вблизи тюрьмы в простых деревенских избах, сами готовили еду, ходили за водой, рубили дрова, топили печь.

Все женщины по прибытии в Сибирь давали подписку об отказе от семейной жизни. Свидания с мужьями разрешались по часу два раза в неделю в присутствии офицера. Поэтому женщины часами сидят на большом камне против тюрьмы, чтобы иногда перекинуться словом с узниками.

На четвертом году заключения с узников сняли кандалы. После снятия кандалов комендант С. Р. Лепарский стал разрешать узникам выходить из тюрьмы под конвоем. Мужья начали каждый день навещать жен. Потом и другим заключенным разрешили ходить в дома к женатым, но только по одному человеку в каждый дом и не иначе как по записке дамы, просившей коменданта под каким-нибудь предлогом позволить такому-то посетить ее.

Острог в Чите с трудом умещал всех узников. Поэтому уже в 1828 г. царь распорядился построить новую тюрьму для декабристов в Петровском заводе. И хотя к лету 1830 г. строительство не было закончено вполне, комендант Лепарский получил приказ перевести туда до осени всех заключенных. Переход из Читы в Петровский завод красочно описан в воспоминаниях многих декабристов.

Бездетные женщины -- Нарышкина, Фонвизина, Волконская -- в собственных экипажах следовали за партиями заключенных. Трубецкая, Муравьева, Давыдова и Анненкова с детьми приехали прямо на место. «Петровский завод был в яме, кругом горы, фабрика, где плавят железо, -- совершенный ад. Тут ни днем ни ночью нет покоя, монотонный, постоянный стук молотка никогда не прекращается, кругом черная пыль от железа». Так описывает место заключения декабристов Полина Анненкова.

Еще до отъезда в Петровский завод декабристки обратились к шефу жандармов с просьбой разрешить им жить в тюрьме, не разлучаясь с мужьями. Разрешение было получено, и 30 сентября 1830 г женщины переезжают к мужьям. « Петровский завод был в яме, кругом горы, фабрика, где плавят железо-совершенный ад. Тут ни днем, ни ночью нет покоя, монотонный, постоянный стук молотка никогда не прекращается, кругом черная пыль от железа Темь в моей комнате такая, что мы в полдень не видим без свечей. В стенах много щелей, отовсюду дует ветер, и сырость так велика, что пронизывает до костей» - так описывает место заключения декабристов Полина Анненкова. Я живу в очень маленькой комнатке с одним окном, на высоте сажени от пола, выходит в коридор, освещенный также маленькими окнами. Темь в моей комнате такая, что мы в полдень не видим без свечей. В стенах много щелей, отовсюду дует ветер, и сырость так велика, что пронизывает до костей». И женщины тут же начинают борьбу с петербургской и сибирской администрацией за облегчение условий заключения, невзирая на все увещевания и угрозы. И вскоре были вознаграждены за это. «Наши дамы подняли в письмах такую тревогу в Петербурге, -- пишет Михаил Бестужев, -- что, наконец, разрешено прорубить окна на улицу в каждом номере». Правда, сделано это было лишь в мае 1831 г., т. е. больше чем через полгода после прибытия декабристов в Петровский завод. К тому же окна узкие, под самым потолком, с решеткой, как в конюшне. Но все-таки окна прорубили, и не по царскому милосердию, как утверждал шеф жандармов, а, вне сомнения, под давлением общественного мнения, неудовольствия среди достаточно широкого круга родственников, друзей и знакомых, информированных женами декабристов.

Приехав в Сибирь, женщины окружили узников лаской и заботой, взяли на себя все хозяйственные обязанности: закупали продукты, готовили еду, шили для всех узников, не только для своих мужей. Женщины умели поддержать павших духом, успокоить возбужденных и расстроенных, утешить огорченных. Женщины не только утешали, они как бы цементировали, сплачивали узников. Уже с самого начала публичной поддержкой осужденных декабристов, добровольным изгнанием женщины создавали общественное мнение, которое впоследствии укрепляли, открыто признавая высокое благородство революционеров, рассматривая их выступление как проявление бескорыстного служения отечеству.

Большая заслуга женщин и в том, что они, находясь в Сибири, связывали узников с внешним миром, с родными. Власти изолировали самих декабристов и хотели всех заставить забыть имена осужденных, изжить их из памяти. Родные, друзья пишут узникам. Им же запрещено отвечать (право на переписку они получили только с выходом на поселение). В этом сказался все тот же расчет правительства на изоляцию декабристов. Этот замысел разрушили женщины. Ссылка революционеров не привела к их изоляции, на что надеялось правительство, она будила общественное мнение, вызывала сочувствие и поддержку.

Долгие годы, проведенные вместе с мужьями в заточении, были для женщин трудной, но хорошей школой, не только обогатившей их житейским опытом, но и развившей в них чувство активного протеста.

Анненкова

Весьма скоропалительный и вполне тривиальный поначалу роман блестящего кавалергарда и молодой очаровательной француженки-модистки в необычных условиях перерос в любовь, ставшую не только темой разговоров в великосветских салонах того времени, но и сюжетом для романа (А. Дюма «Учитель фехтования», в котором мало правды и много фантазии) и оперы (первая редакция «Декабристов» Ю. А. Шапорина называлась «Полина Гебль»).

Родилась она 10 марта 1800 года в Лотарингии, в замке Шампаньи в старинной дворянской семье, которую революция лишила как социальных, так и материальных привилегий. Отец её Жорж Гебль - монархист по убеждениям, в 1793 году был арестован, а через полгода выпущен с документом гласящим "Не достоин служить республике". Стоит ли говорить, что семья бедствовала. Правда, в 1802 году по протекции друзей Жорж Гебль был принят на службу в наполеоновскую армию в чине полковника, что позволило семье несколько лет прожить в достатке. Но это продолжалось недолго, так как отец Полины вскоре погиб в Испании. Полине и её сестре пришлось зарабатывать на жизнь рукоделием. Когда же ей исполнилось семнадцать лет, она поступила продавщицей в модный дом в Париже. В 1823 году Полина приняла предложение торгового дома "Дюманси" и поехала работать в Россию. Необходимо сказать, что в Россию она ехала с особым чувством, ей невольно вспомнилось 14 декабря 1814 года, когда она, прогуливаясь с подругами, впервые увидела русских офицеров. Она долго смотрела на них и с улыбкой сказала:

- Выйду замуж только за русского.

Трудности подавляют только слабых людей, у сильных же, напротив, вызывают прилив энергии. Так случилось и с Полиной Гебль, которая всегда была не только жизнелюбива, но и умела бороться за «место под солнцем»

В это время поручику Ивану Александровичу Анненкову исполняется двадцать один год. Он строен, красив и силен, как Геркулес (с легкостью поднимает до трех пудов), отличный пловец и наездник, а главное, он знатен и богат. Модный дом "Дюманси", в котором работала Полина, находился рядом с домом Анны Ивановны Анненковой, обожавшей делать покупки. Она часто бывала в этом магазине. Почтительный сын не отказывался сопровождать свою мать. Полина сразу обратила на него внимание. Иван Анненков также заметил красивую, изящную, прекрасно воспитанную француженку. Он стал бывать в магазине чаще (уже без маменьки) и вскоре признался Полине в любви. Он предлагал ей тайно обвенчаться, так как знал, что мать никогда не даст согласия на неравный брак. Полина, прекрасно осознавая своё положение, отказала ему - у неё свои представления об уважении воли родителей, и она не хочет их нарушать.

Они познакомились за пять месяцев до восстания на Сенатской площади, когда Анненков уже был членом Северного общества декабристов. Он был осуждён по II разряду и приговорён к 20 годам каторжных работ, позднее срок сократили до 15 лет. В отчаянном состоянии она решает устроить ему побег. Полина возвращается в Москву, чтобы упросить мать Ивана Александровича помочь ей в этом. Она уже разработала план побега и почти обо всём договорилась, нужны только деньги. Она умоляет Анну Ивановну спасти единственного сына. Мать Анненкова отказывает ей: "Мой сын - беглец, сударыня!? Я никогда не соглашусь на это, он честно покориться своей судьбе". Не найдя поддержки, Полина возвращается в Петербург. Разгром восстания, арест произвели на Анненкова гнетущее впечатление и даже поставили на грань самоубийства. В ночь с 9 на 10 декабря Анненков был отправлен в читинский острог. Полина Гебль, как всегда в трудную минуту, действовала настойчиво, смело и решительно. Не удается устроить побег из крепости -- она отправляется вслед за царем в Вязьму, на маневры, где Николай более доступен, и здесь правдами и неправдами вручает ему свое прошение. Положение мадемуазель Поль особенно щекотливо не только потому, что она -- иностранная подданная: их отношения с Анненковым не узаконены. Но она «припадает к стопам» монарха, испрашивая, «как милости, разрешения разделить ссылку ее гражданского супруга»: «Я всецело жертвую собой человеку, без которого я не могу долее жить. Это самое пламенное мое желание». Её прошение было принято. Николай I, тронутый её преданностью осуждённому, разрешил ей ехать в Сибирь и приказал выдать пособие на дорогу, однако ребенка брать с собой он запретил.

В декабре, простившись с дочерью, которую она оставила у Анны Ивановны Анненковой, Полина отправилась вслед за своим любимым. Мать Анненкова щедро позаботилась о ней, снабдив в дорогу всем необходимым, в том числе и крупной суммой денег.

С приездом Полины жизнь Анненкова изменилась, она окружила его заботой и вниманием, её любовь давала ему силы переносить все тяготы каторжной жизни. Свидания их были редки, но он зал, что его Полина здесь, рядом и теперь уже навсегда. Полина Егоровна живая, подвижная, привычная к труду, хлопотала по хозяйству с утра до вечера, сама готовила, не доверяя кухаркам, завела огород, что значительно улучшило питание заключённых, и всё это - не теряя врождённого изящества и веселья. Она помогала всем, чем только могла, учила жён декабристов готовить и вести хозяйство. Часто по вечерам её новые подруги приходили к ней в гости, чтобы полакомиться и просто отдохнуть душой. Молодая женщина отказалась от своей родины, независимой жизни и всю себя отдала любимому мужу, семье. Именно в этом она увидела смысл своего существования. Она внесла в безрадостные будни мужа много света, веселья и добра. Венчание состоялось в Чите, в апреле 1828 г.

В 1830 году Анненкова перевели в Петровский завод. Здесь свидания разрешались чаще. Прасковья Егоровна купила небольшой домик, обзавелась хозяйством - купила скот. В 1831 году она родила сына Владимира. Всего Прасковья Егоровна рожала 18 раз, шестеро детей выжили. Далее Анненкова переводили в село Бельское Иркутской губернии, затем в Туринск. Полина с детьми повсюду следовала замужем. Все эти многочисленные переезды были сопряжены с большими материальными трудностями, - на новом месте нужно было как-то обустраиваться. С 1839 года, по ходатайству матери Анненкову было разрешено поступить на гражданскую службу. Это несколько облегчило материальное положение многодетной семьи. Летом 1841 года Анненковым было разрешено переехать в Тобольск, где они и прожили пятнадцать лет до амнистии 1856 года. После амнистии Анненковы перебрались в Нижний Новгород. В Нижнем Новгороде Анненковы прожили душа в душу ещё почти двадцать лет. Иван Александрович служил чиновником по особым поручениям при губернаторе, был членом комитета по улучшению быта помещичьих крестьян, участвовал в подготовке реформ, работал в земстве, избирался в мировые судьи. Прасковья Егоровна тоже занималась общественной деятельностью, она была избрана попечительницей нижегородского женского Мариинского училища; по просьбе издателя "Русской старины" М.И.Семевского писала воспоминания, вернее, так и не освоив письменного русского, диктовала их своей старшей дочери Ольге. Её воспоминание были опубликованы впервые в 1888 году, затем неоднократно переиздавались.

Но главным в её жизни всегда оставался Анненков. С годами его характер портился, он становился раздражительным, а Прасковья Егоровна, постаревшая, располневшая, всё так же снисходительно относилась к нему, весёлостью и мягкостью смиряя его тяжёлый нрав. До последних дней своих она ухаживала за ним, как за ребёнком, и до самой смерти не снимала с руки браслета, отлитого Николаем Бестужевым из кандалов её мужа.

Умерла Прасковья Егоровна утром 4 сентября 1876 года. Иван Александрович очень тяжело переживал смерть жены. "После смерти бабушки дед впал в болезненное состояние и последнее время своей жизни страдал чёрной меланхолией", - вспоминает внучка Анненковых М.В. Брызгалова. Скончался он через год и четыре месяца после её смерти, 27 января 1878 года, и был похоронен в нижегородском Крестовоздвиженском женском монастыре, рядом со своей женой, так горячо его всю жизнь любившей и бывшей ему самым верным и преданным другом

М. Н. Волконская

Волконская, княгиня Мария Николаевна (1806 - 1863) - жена декабриста князя Сергея Григорьевича Волконского, добровольно разделившая с ним ссылку. Дочь известного героя 1812 года, Н.Н. Раевского. Она в 19 лет покорно, по воле отца, она выходит замуж за князя Волконского, уже немолодого (в год свадьбы, совпавший с восстанием декабристов, ему исполнилось тридцать семь лет), некрасивого, но весьма знатного и богатого. Участник пятидесяти восьми сражений, имевший множество орденов и медалей, он получил чин генерал-майора за боевые отличия в двадцать четыре года. Мои родители думали, что обеспечили мне блестящую, по мнению света, будущность», -- писала Мария Николаевна в конце жизни.

Уже до свадьбы она сумела испытать силу своей красоты и своего обаяния: ею был увлечен Пушкин, к ней сватался польский граф и революционер Олизар. Оказавшись женой немолодого генерала, Мария Николаевна, по существу, не успела даже как следует узнать его до ареста в январе 1826 г., так же как почти совсем не знала до свадьбы: в первый год они прожили вместе не более трех месяцев. Тяжелые роды, двухмесячная горячка, вначале полная неизвестность, а потом сообщение об аресте мужа. Нелегкое испытание для 20-летней женщины.

Как и жены других декабристов, она узнала о существовании тайного общества только тогда, когда большинство заговорщиков уже было в крепости. Вся семья: отец, мать, братья, сестры -- восстали против «безумства» Маши. Мешали, как могли, ее отъезду. Марию Николаевну изолируют не только от мужа, но и от жен других декабристов, на первое свидание с Сергеем она идет не одна, а в сопровождении родственника -- будущего шефа жандармов Алексея Орлова. Больная, едва оправившаяся от тяжелых первых родов, Волконская сразу, без колебаний, не только стала на сторону мужа и его товарищей, но и поняла, чего требует от нее голос долга.

Когда стал известен приговор, она решила, что последует за мужем в Сибирь, и осуществила это решение вопреки всем препятствиям, исходившим от семьи Раевских и от правительства Решение об отъезде в Сибирь Марии Волконской было, по существу, первым проявлением ее незаурядного характера. Она восстала не только против всех окружающих, но прежде всего против себя самой, своей дочерней покорности, женской инертности и послушания, привитых ей с детства. 27 декабря 1826 г. Мария Николаевна выезжает из Москвы. 11 февраля добирается до Благодатского рудника, где разжалованный князь Сергей Григорьевич Волконский добывает свинец. Поселяется рядом с ним, вместе с своей подругой, княгиней Е. Трубецкой, в маленькой избушке. Бодро и стойко исполняли они свой долг, облегчая участь не только мужей, но и остальных узников.

К концу 1827 г. декабристов перевели в Читу, где вместо работы в рудниках их заставляли чистить конюшни, молоть зерно на ручных жерновах.

В 1837 г. Волконского перевели на поселение в село Урик, под Иркутском, а в 1845 г. ему позволили жить в самом Иркутске. Эта вторая половина ссылки была бы гораздо легче первой, если бы не постоянная тревога за детей.

Из четверых, родившихся у нее в Сибири, остались в живых только сын и дочь, и их воспитание наполняло ее жизнь. По восшествии на престол Александра II последовала амнистия; Волконский с семьей вернулся на родину. В 1863 г. Волконская умерла от нажитой в Сибири болезни сердца, двумя годами раньше старика Волконского. И оба -- после бурной тяжелой жизни -- покоятся вместе, в Черниговской области, в селе Воронки...

После нее остались записки, замечательный по скромности, искренности и простоте человеческий документ. Рассказывая детям и внукам о своем отъезде в Сибирь, Мария Волконская неоднократно подчеркивает полнейшую бескорыстность, идеализм движения декабристов, что произвело на нее сильнейшее впечатление.

Заключение

Советские исследователи создали целую серию работ как о движении декабристов в целом, так и о виднейших его участниках. Были разысканы и введены в научный оборот уникальные документы и материалы, изданы следственно-судебные дела (семнадцать томов), тщательно изучена иконография декабристов. Достоянием общественности стала портретная галерея деятелей движения, выполненная рукою одного из них. Но в декабристоведении, разумеется, есть еще и «белые пятна», неисследованные или недостаточно изученные проблемы. Так, отсутствует специальная работа, посвященная декабристкам: женам, матерям, сестрам деятелей декабристского движения. Это вопрос важный. Без его решения трудно во всем объеме воссоздать картину общественной жизни тех лет, осветить роль декабристов, степень их влияния на современников до и после трагических событий 14 декабря 1825 г., равно как и их воздействие на последующие поколения соотечественников.

«Детьми двенадцатого года» называли себя пионеры русской свободы. Они воистину были рождены одной из величайших войн, пережитых когда-либо Россией. Есть глубинная связь между победой нашего народа над полчищами вторгшегося неприятеля и началом сознательной организованной борьбы против «внутренних турок», против самодержавия, крепостников-помещиков, за социальную справедливость, политическую свободу, национальную независимость. В подвиге декабристов героико-патриотическое неразрывно слито с революционным, первое перерастает во второе, оставаясь столь же возвышенным, патетическим и романтическим в лучшем смысле этого слова, глубоко национальным, русским и общероссийским.

Отказ от сословно-дворянской узости, помещичьего эгоизма, попытка закрепить в бою рожденное национальное единение -- такова основная, характернейшая черта программы деятельности декабристов. Они настойчиво и страстно искали такой идеал общественного устройства, который бы обеспечивал всеобщее благосостояние, процветание всего народа.

В определении места и роли подвига декабристок в русской общественной жизни, а также и в отражении их подвига в произведениях литературы и искусства, в памяти народной сложилось два подхода, две позиции. Один, узкий, если можно так выразиться, семейно-бытовой. Сторонники его видят истоки подвига декабристок в патриархальной верности мужу, семье, а черты самоотверженности, политической смелости в поведении целой когорты славных русских женщин склонны объяснить экзальтированностью, одержимостью, романтичностью и т. д. Они ссылаются на «природный инстинкт», «христианское мученичество», «любовь к ближнему» и т. п. Общественно-политическое значение подвига при этом или прямо отрицается или сводится на нет уже самим подходом к теме, группировкой фактов, объяснением мотивов деятельности.

Нетрудно понять, что притом резонансе, какой вызвал в русском обществе подвиг жен декабристов (многие современники говорили именно о подвиге), замолчать его не представлялось возможным. Строго говоря, в суженном понимании мотивов поступков жен декабристов заинтересован был Николай I. Не мог же царь согласиться с тем, что значительная часть общества не на его стороне, а на стороне его поверженных, но не побежденных, не сломленных врагов, что поведение жен декабристов -- одна из форм выражения к ним сочувствия передовой России. Поскольку самодержец очень любил лицедействовать и представлялся примерным семьянином, то всем, кто сочувствовал осужденным, открывалась законная возможность по-семейному помогать ссыльным, просить за них и даже следовать за ними. Все это, разумеется, отразилось в документах, прошениях, свидетельствах современников, обросло литературой, приняло характер своего рода традиции, которую преодолеть достаточно трудно.

Разумеется, при объяснении мотивов деятельности декабристок нельзя не учитывать яркой индивидуальности каждой, особенностей жизненного пути и прочих обстоятельств, накладывавших отпечаток на ход событий, выдвигавших в каждом отдельном случае на передний план те или иные побудительные мотивы. Было бы неправильным, например, считать, что все декабристки в полной мере понимали огромное значение подвига своих мужей, полностью разделяли их идеалы, были, так сказать, соучастницами борьбы. Но еще более ошибочным является прямо противоположное суждение, что декабристки выступали просто как жены и сестры, а не как самостоятельно мыслящие личности, что они не были осведомлены о делах мужей и не подозревали даже о существовании тайного общества. Но почему и зачем противопоставлять работу разума чувству долга перед братом или мужем?! Не логичнее ли предположить, что оба эти потока -- и мыслей, и чувств слились и стали источником и основой душевной стойкости, так поразившей современников и по сей день волнующей сердце и разум всякого, кто соприкоснется с этой темой.

Декабристки были причастны к деятельности своих мужей и братьев, которую те развернули в Сибири. А она была весьма разнообразна, охватывая сферу производства, просвещения, здравоохранения и т. д. Они были активными участницами созданной декабристами своеобразной академии, где читались лекции и обсуждались самые разнообразные научные, литературные, политические проблемы. Более того, без помощи декабристок, организованной ими регулярной связи с родиной, получения книг, газет, журналов, приборов и т. д., эта умственная деятельность декабристов просто не могла бы развиться.

И, разумеется, без поддержки не только родных и близких, но и более широких кругов общества, оппозиционно настроенных к режиму Николая I, нельзя представить жизнь декабристов, их семейств в условиях изгнания.

Николаю не удалось стереть с лица земли декабристов, уничтожить посеянные их рукой в русскую землю семена свободы. В неравном противоборстве с царем декабристы вышли победителями. Свою лепту в эту борьбу внесли женщины. Они полагали, что надлежит сохранить мужей для пользы Отечества. Более того, верили вместе с мужьями, что дело свободы восторжествует и принесет им избавление от оков. Эта вера была одним из источников их невиданной душевной стойкости.

декабрист жена ссылка

Размещено на Allbest.ru