Начальный период объединения русских земель

Свежую постановку вопроса о коренной причине возвышения Москвы дал в последнее время профессор М. К. Любавский в замечательной статье «Возвышение Москвы» (сборник «Москва в ее прошлом и настоящем», ч. 1). По его толкованию, после татарского погрома «под влиянием опустошений и разорений, произведенных татарами в восточных и частью северных княжениях Суздальской земли», произошел «перелив населения с востока на запад Суздальской земли и обусловил естественно возвышение княжеств, лежавших на западе этой земли, Тверского и Московского». «Итак (заключает Любавский), главной и основной причиной, обусловившей возвышение Москвы и все ее политические успехи, было выгодное географическое положение в отношении татарских погромов и происшедшее благодаря этому скопление населения в ее области».

Цит. по: Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. - М., 2000. - С. 150 - 153.

Ключевский В.О. о причинах возвышения Москвы.

Географическое положение города Москвы было особенно выгодно. Верхним притоком своим Истрой река Москва подходит близко к Ламе, притоку Шоши, впадающей в Волгу. Таким образом река Москва Ламским волоком соединяла верхнюю Волгу со средней Окой. С другой стороны, город Москва возник на самом излом реки, при ее повороте на юго-восток, где она притоком своим Яузой почти вплоть подходит к Клязьме, по которой шел через Москву поперечный путь с запада на восток. <…> В конце XIV в. от Москвы шла, полегая Кучковым полем, «великая дорога володимерьская», о которой упоминает одна старая летопись по случаю сретения москвичами чудотворной иконы Божьей Матери в 1395 г. Наконец, с третьей стороны через Москву пролегала из Лопасни дорога с киевского и черниговского юга на Переяславль Залесский и Ростов. Так город Москва возник в пункте пересечения трех больших дорог. Из такого географического положения проистекли важные экономические выгоды для города и его края. <…>

В Москву, как в центральный водоем, со всех краев Русской земли, угрожаемых внешними врагами, стекались народные силы благодаря ее географическому положению. <…> Москва и возникла в середине пространства, на котором сосредоточивалось тогда наиболее густое русское население, т.е. в центре области тогдашнего распространения великорусского племени. Значит, Москву можно считать если не географическим, то этнографическим центром Руси, как эта Русь размещена была в XIV в. Это центральное положение Москвы прикрывало ее со всех сторон от внешних врагов; внешние удары падали на соседние княжества Рязанское, Нижегородское, Ростовское, Ярославское, Смоленское и очень редко достигали до Москвы, Благодаря такому прикрытию Московская область стала убежищем для окрайного русского населения, всюду страдавшего от внешних нападений. После татарского погрома более столетия, до первого Ольгердова нападения в 1368 г., Московская страна была, может быть, единственным краем северной Руси, не страдавшим или так мало страдавшим от вражеских опустошений; по крайней мере, за все это время здесь, за исключением захватившего и Москву татарского нашествия 1293 г., не слышно по летописям о таких бедствиях. Столь редкий тогда покой вызвал даже обратное движение русской колонизации междуречья с востока на запад, из старых ростовских поселений в пустынные углы Московского княжества. <…>

То же географическое положение Москвы заключало в себе другое условие, благоприятствовавшее ранним промышленным ее успехам. Я только что упомянул о реке Москве как водном пути между верхней Волгой и средней Окой. В старое время эта река имела немаловажное торговое значение. Изогнутой диагональю прорезывая Московское княжество с северо-запада на юго-восток и нижним течением связывая город Москву с бассейном Оки, а верховьями близко подходя к правым притокам верхней Волги, она служила соединительной хордой, стягивавшей концы обширной речной дуги, образуемой двумя главными торгово-промышленными путями междуречья. Одно явление указывает на такое торговое значение реки Москвы. Очень рано на самом перевале в верхней Волги в Москву возник торговый пункт Волок на Ламе (Волоколамск). Этот город был построен новгородцами и служил им складочным местом в их торговых сношениях с бассейном Оки и с областью средней Волги.

Так географическое положение Москвы, сделав ее пунктом пересечения двух скрещивающихся движений, переселенческого на северо-восток и торгово-транзитного на юго-восток, доставляло московскому князю важные экономические выгоды. Сгущенность населения в его уделе увеличивала количество плательщиков прямых податей. Развитие торгового транзитного движения по реке Москве оживляло промышленность края, втягивало его в это торговое движение и обогащало казну местного князя торговыми пошлинами.

Цит. по: Ключевский В.О. Курс русской истории. Соч. в 9 т. Т. 2. Ч. 2. 1988. С. 19 - 22.

Зимин А.А. о причинах возвышения Москвы.

С точки зрения А.А. Зимина, никаких «удобных» путей в районе Москвы не существовало. Наоборот, города на Волге (Галич, Ярославль, Кострома, Нижний) имели гораздо более удобное географическое положение. Они стояли на Волге, по сравнению с которой Москва река была бедной золушкой.

Не был московский край и средоточением каких-либо промыслов. Важнейшими центрами солеваренной промышленности были Соль Галичская, Вологда, Нерехта и др. Основными районами бортничества были Среднее Поволжье, районы Оки, Рязани, Мурома. Наиболее значительные места ловли рыбы располагались по крупным рекам, особенно по Волге, Шексне, Двине и др.

Некоторые историки считают, что основу подъема экономики в Московском княжестве составлял переход к трехполью при употреблению сохи-косули. Однако это не так. Основной формой земледелия продолжала оставаться подсека, а основным орудием труда крестьян становиться двузубая соха с палицей и без нее.

Неверным является и утверждение о том, что Москва была этническим центром России. Дело в том, что, по мнению этнографов, формирование этноса (народа) не может ограничиться одним городом. Этот процесс происходил на всей территории Северо-Восточной Руси, и роль в этом процессе Твери, Галича, Новгорода была равно значительной.

Утверждение о том, что Москва имела удобное стратегическое положение, что в этот край не доходили орды кочевников, также не верны. Исторические факты свидетельствуют об обратном. Более безопасными для жителей были Новгород, Архангельск, Тверь.

Многие историки пишут о том, что Москва и ее князья возглавили процесс национального сопротивления монголо-татарскому игу. Однако подвиг Дмитрия Донского - это исключение из общего правила. Поведение московских князей далеко не героично. Другая у них тактика.

«Если посмотреть на Русь не с «подмосковной» колокольни, а как бы с общероссийского спутника, то картина соотношения сил будет следующей. Многочисленные государственные образования представляли три тенденции, или силы, поступательного развития. Первая из них - Новгород и Тверь, которые богатели на транзитной торговле с Западом и Востоком. Как в политике, так и торговле они балансировали между другими странами и землями.

Вторую силу составляли Север и отчасти Поволжье, точнее, Галич, Вятка, Углич и Устюг. Север во многом еще смотрел в далекое прошлое, грезил о золотых временах безвластия. В варварстве северян был один из источников их силы. Север и Поволжье этнически были не чисто русскими землями, а многонародными, имперскими. … Северу была присуща ценность, которой не знала Москва, - любовь к свободе. <…>

Третья сила - хлебородный Центр с его холопьей покорностью властям и благочестивостью бессловестной паствы… Его средоточию - Москве суждено было одержать победу в борьбе за единство Руси. Ключ к пониманию этого лежит в особенностях колонизационного процесса и в создании военно-служилого войска (Двора)».

Итак, истинными причинами возвышения Москвы с точки зрения известного ученого А.А. Зимина были:

1. Военный фактор. Московские князья сумели создать вокруг себя мощную корпорацию военно-служилых людей, источником существования которой была военная деятельность. Она развивалась по двум направлениям: экспансия как внутри страны, так и вовне. Внутри - закабаление социальных слоёв московскими князями и внешне - борьба с врагами. При этом «характерной чертой московского боярства была столь тесная корпоративная связь, что каждый находился в свойстве с каждым, а наиболее знатные - Патрикеевы, Пратасьевичи, Всеволожские - могли похвастать и родством с великокняжеским домом. Основой военного могущества Москвы стал Государев двор с его тремя составными частями: служилыми князьями, боярами и детьми боярскими. Роль Двора резко возросла с середины 15 в. В это время произошла перестройка Двора, как военно-хозяйственной организации к выделению из него Дворца - хозяйственно-административной организации и формированию нового Двора - военно-административной корпорации служилых людей. «Оставя грады и домы, служилые князья, бояре и дети боярские создали ядро войска, для которого война стала делом всей жизни».

2. Социально-экономический фактор - ликвидация свободного крестьянства, его закрепощение с целью экономического обогащения московских князей и их ближайшего окружения. «Свои богатства они создавали путем захвата, полона, продажи своих же соотечественников в холопство …». Поэтому они были заинтересованы в сильной власти. «Только сильная и воинственная власть могла обеспечить своим служилым людям и землю, необходимую для того, чтобы с нее получать хлеб насущный, и челядь, которая должна была ее обрабатывать и пополнять кадры военных и административных слуг, и деньги, которые можно было тратить на заморские вина и ткани и отечественное вооружение. Но землю надо было захватить у соседа, деньги отнять у него же, а в холопы в виде благодарности можно было обратить того же простака».

3. Религиозный (или идеологический). Московские князья сумели превратить церковь в своего союзника. Московские князья пригласили митрополита в Москву. Москва стала центром русской православной церкви. «Опираясь на благосклонное внимание властей, монахи созидали очаги благополучия в этой грешной жизни, не забывая о благодарности своим высоким покровителям. Защищенные частоколом заборов и стенами каменных соборов, княжескими иммунитетами и благоговением перед святостью, монастыри становились магнитом для обездоленных и обиженных судьбой, мечтавших о царстве божьем на земле или хотя бы о забвении постигших их горестей.

Галицкие князья с их разнородным воинством, когда они не занимали великокняжеского престола, были злейшими врагами московских монастырей. В солеварах и других мытарях они видели своих соперников по торговле, в черносошных крестьянах - ненужных насельников необходимых им земель, в «инородцах» - «поганых», из которых надо было выбить их языческий дух».

Таким образом, причины возвышения Москвы заключались в создании сильного служилого войска и в особенностях колонизационного процесса, благоприятно влияющего на освоение новых районов.

Итак, «…в конце 15 - первой половине 16 в. в России происходила борьба двух тенденций развития страны. Стоял вопрос: по какому пути пойдет Русь: по предбуржуазному, который развивался на Севере с его соледобывающей промышленностью, или по крепостническому? Север противостоял Центру и был в конечном счете им подмят под себя. Предвестником этого противостояния была борьба Москвы с Галичем, Вяткой и Устюгом в годы смуты. Крепостнической, крестьянской и монашествующей Москве противостояла северная вольница промысловых людей (солеваров, охотников, рыболовов) и свободных крестьян. Гибель свободы Галича повлекла за собой падение Твери и Новгорода, а затем и кровавое зарево опричнины».

Цит. по: Зимин А.А. Витязь на распутье: Феодальная война в России 15 в. М., 1991. С. 193 - 210.

Соперничество Москвы и Твери

Ключевский В.О. о Москве и Твери в начале XIV в.

Пользуясь своими средствами и расчетливой фамильной политикой, московские князья в XIV в. постепенно сами выступали из положения бесправных удельных князей. Младшие, но богатые, эти князья предприняли смелую борьбу со старшими родичами за великокняжеский стол. Главными их соперниками были князья тверские, старшие их родичи. Действуя во имя силы, а не права, московские князья долго не имели успеха. Князь Юрий московский оспаривал великое княжение у своего двоюродного дяди Михаила тверского и погубил в Орде своего соперника, но потом сам сложил свою голову, убитый сыном Михаила. Однако окончательное торжество осталось за Москвою, потому что средства боровшихся сторон были неравны. На стороне тверских князей были право старшинства и личные доблести, средства юридические и нравственные; на стороне московских были деньги и уменье пользоваться обстоятельствами, средства материальные и практические, а тогда Русь переживала время, когда последние средства были действительнее первых. Князья тверские никак не могли понять истинного положения дел и в начале XIV в. все еще считали возможной борьбу с татарами. Другой сын Михаила Тверского, Александр, призывал свою братию, русских князей, «друг за друга и брат за брата стоять, а татарам не выдавать и всем вместе противиться им, оборонять Русскую землю и всех православных христиан». Так отвечал он на увещание русских князей покориться татарам, когда изгнанником укрывался в Пскове после того, как в 1327 г., не вытерпев татарских насилий, он со всем городом Тверью поднялся на татар и истребил находившееся тогда в Твери татарское посольство. Московские князья иначе смотрели на положение дел. Они пока вовсе не думали о борьбе с татарами; видя, что на Орду гораздо выгоднее действовать «смиренной мудростью», т. е. угодничеством и деньгами, чем оружием, они усердно ухаживали за ханом и сделали его орудием своих замыслов. (Никто из князей чаще Калиты не ездил на поклон к хану, и там он был всегда желанным гостем, потому что приезжал туда не с пустыми руками. В Орде привыкли уже думать, что, когда приедет московский князь, будет «многое злато и сребро» и у великого хана-царя, и у его ханш, и у всех именитых мурз Золотой Орды). Благодаря тому московский князь, по генеалогии младший среди своей братии, добился старшего великокняжеского стола. Хан поручил Калите наказать тверского князя за восстание. Тот исправно исполнил поручение: под его предводительством татары разорили Тверское княжество «и просто реши, - добавляет летопись, - всю землю Русскую положиша пусту», не тронув, конечно, Москвы. В награду за это Калита в 1328 г. получил великокняжеский стол, который с тех пор уже не выходил из-под московского князя.

Приобретение великокняжеского стола московским князем сопровождалось двумя важными последствиями для Руси, из коих одно можно назвать нравственным, другое - политическим. Нравственное состояло в том, что московский удельный владелец, став великим князем, первый начал выводить русское население из того уныния и оцепенения, в какое повергли его внешние несчастия. Образцовый устроитель своего удела, умевший водворить в нем общественную безопасность и тишину, московский князь, получив звание великого, дал почувствовать выгоды своей политики и другим частям Северо-Восточной Руси.

Летописец отмечает, что с тех пор, как московский князь получил от хана великокняжеское звание, Северная Русь начала отдыхать от постоянных татарских погромов. Рассказывая о возвращении Калиты от хана в 1328 г. с пожалованием, летописец прибавляет: «...бысть оттоле тишина велика по всей Русской земле на сорок лет и престаша татарове воевати землю Русскую». Время с 1328 по 1368 г., когда впервые напал на Северо-Восточную Русь Ольгерд литовский, считалось порою отдыха для населения этой Руси, которое за то благодарило Москву. В эти спокойные годы успели народиться и вырасти целых два поколения, к нервам которых впечатления детства не привили безотчетного ужаса отцов и дедов перед татарином: они и вышли на Куликово поле.

Политическое следствие приобретения московским князем великого княжения состояло в том, что московский князь, став великим, первый начал выводить Северную Русь из состояния политического раздробления. Вокруг Москвы со времени велико-княжения Калиты образуется княжеский союз, руководимый самим московским князем. Сначала этот союз был финансовый и подневольный. Поручение собирать ордынскую дань со многих, если не со всех, князей получил Иван Данилович, когда стал великим князем владимирским. Это полномочие послужило могучим орудием политического объединения удельной Руси. Не охотник и не мастер бить свою братию мечом, московский князь получил возможность бить ее рублем. Простой ответственный приказчик хана по сбору и доставке дани, московский князь сделан был потом полномочным руководителем и судьею русских князей. Когда дети Калиты по смерти отца в 1341 г. явились к хану Узбеку, тот встретил их с честью и любовью. Старшему сыну Семену, назначенному великим князем, даны были «под руки» все князья русские. По смерти Семена в 1353 г. его брат Иван получил от хана вместе с великокняжеским званием и судебную власть над всеми князьями Северной Руси. В княжение Иванова сына Димитрия этот княжеский союз с Москвою во главе еще более расширился и укрепился, получив национальное значение. Когда при Димитрии возобновилась борьба Москвы с Тверью, тверской князь Михаил Александрович искал себе опоры в Литве и даже в Орде, чем погубил популярность, какой дотоле пользовались тверские князья в Северной Руси. Когда в 1375г. московский князь шел на Тверь, к его полкам присоединились 19 князей. Они сердились на тверского князя за то, что он неоднократно наводил на Русь Литву и соединился даже с поганым Мамаем. Наконец, почти вся Северная Русь под руководством Москвы стала против Орды на Куликовом поле и одержала под московскими знаменами первую народную победу. Это сообщило московскому князю значение национального вождя Северной Руси в борьбе с внешними врагами. Так Орда стала слепым орудием, с помощью которого создавалась политическая и народная сила, направившаяся против нее же.

Цит. по: Ключевский В. О. О присоединении Твери к Москве // Хрестоматия по истории России: В 4-х тт. Т. 1. С древнейших времен до 17 века / сост.: И.В. Бабич, В.Н. Захарова, И.Е. Уколова. М., 1994. С. 169 - 173.

Соловьев С.М. о борьбе московского и тверского князей

Место родовых споров между князьями заступило соперничество по праву силы: Юрий московский был так же силен, если еще не сильнее Михаила тверского, и потому считал себя вправе быть ему соперником.

Юрий недаром жил в Орде; он умел сблизиться с семейством хана и женился на сестре его, Кончаке, которую при крещении назвали Агафиею. Ханский зять возвратился в Русь с сильными послами татарскими, из которых главным был Кавгадый. Наконец войска Юриевы пошли в Тверскую волость и сильно опустошили ее; послы Кавгадыевы ездили в Тверь, к Михаилу, с лестию, по выражению летописца, но мира не было, и в 40 верстах от Твери при селе Бортеневе произошел сильный бой, в котором Михаил остался победителем; Юрий с небольшою дружиною успел убежать в Новгород, но жена его, брат Борис, многие князья и бояре остались пленными в руках победителя.

Юрий явился опять у Волги, и с ним весь Новгород и Псков с владыкою своим Давыдом: понятно, что Новгород должен был вступиться за Юрия, не ожидая себе добра от усиления Михайлова. Тверской князь вышел к неприятелю навстречу, но битвы не было: заключили договор, по которому оба соперника обязались идти в Орду и там решать свои споры; Михаил обязался также освободить жену Юриеву и брата. Но жена Юриева не возвратилась в Москву: она умерла в Твери, и пронесся слух, что ее отравили. Этот слух был выгоден Юрию и опасен для Михаила в Орде, и когда тверской князь отправил в Москву посла Александра Марковича с мирными предложениями, то Юрий убил посла и поехал в Орду с Кавгадыем, со многими князьями, боярами и новгородцами.

Начальником всего зла летописец называет Кавгадыя: по Кавгадыеву совету Юрий пошел в Орду. Кавгадый наклеветал хану на Михаила, и рассерженный Узбек велел схватить сына Михайлова, Константина, посланного отцом перед собою в Орду; хан велел было уморить голодом молодого князя, но некоторые вельможи заметили ему, что если он умертвит сына, то отец никогда не явится в Орду. В августе 1318 года Михаил отправился в Орду, и когда был во Владимире, то явился туда к нему посол из Орды, именем Ахмыл, и сказал ему: «Зовет тебя хан, поезжай скорее, поспевай в месяц; если же не приедешь к сроку, то уже назначена рать на тебя и на города твои: Кавгадый обнес тебя перед ханом». Давши ряд сыновьям, разделив им отчину свою, написавши грамоту, Михаил отправился в Орду, настиг хана на устье Дона, по обычаю, отнес подарки всем князьям ордынским, женам ханским, самому хану и полтора месяца жил спокойно; хан дал ему пристава, чтоб никто не смел обижать его. Наконец Узбек вспомнил о деле и сказал князьям своим: «Вы мне говорили на князя Михаила: так рассудите его с московским князем и скажите мне, кто прав и кто виноват». Начался суд; два раза приводили Михаила в собрание вельмож ордынских, где читали ему грамоты обвинительные: «Ты был горд и непокорлив хану нашему, ты позорил посла ханского Кавгадыя, бился с ним и татар его побил, дани ханские брал себе, хотел бежать к немцам с казною и казну в Рим к папе отпустил, княгиню Юрьеву отравил». Михаил защищался; но судьи стояли явно за Юрия и Кавгадыя. В другой раз Михаила привели на суд уже связанного; потом отобрали у него платье, отогнали бояр, слуг и духовника, наложили на шею тяжелую колоду, по ночам руки Михаила забивали в колодки, и так как он постоянно читал псалтирь, то отрок сидел перед ним и перевертывал листы. Орда остановилась за рекою Тереком, на реке Севенце, под городом Дедяковым, недалеко от Дербента. На дороге отроки говорили Михаилу: «Князь! Проводники и лошади готовы, беги в горы, спаси жизнь свою». Михаил отказался. «Если я один спасусь, - говорил он, - а людей своих оставлю в беде, то какая мне будет слава?» На глазах его были всегда слезы, потому что он предугадывал свою участь. Прошел еще день, и Михаил велел отпеть заутреню, исповедался, потом сказал: «Дайте мне псалтирь, очень тяжело у меня на душе». Вдруг вскочил отрок в вежу, бледный, и едва мог выговорить: «Господин князь! Идут от хана Кавгадый и князь Юрий Данилович со множеством народа прямо к твоей веже!» Михаил тотчас встал и со вздохом сказал: «Знаю, зачем идут, убить меня», - и послал сына своего Константина к ханше. Юрий и Кавгадый отрядили к Михаилу в вежу убийц, а сами сошли с лошадей на торгу, потому что торг был близко от вежи, на перелет камня. Убийцы вскочили в вежу, разогнали всех людей, схватили Михаила за колоду и ударили его об стену, так что вежа проломилась; несмотря на то, Михаил вскочил на ноги, но тогда бросилось на него множество убийц, повалили на землю и били пятами нещадно; наконец один из них, именем Романец, выхватил большой нож, ударил им Михаила в ребро и вырезал сердце. Вежу разграбили русь и татары, тело мученика бросили нагое. Когда Юрию и Кавгадыю дали знать, что Михаил уже убит, то они приехали к телу, и Кавгадый с сердцем сказал Юрию: «Старший брат тебе вместо отца; чего же ты смотришь, что тело его брошено нагое?» Юрий велел своим прикрыть тело, потом положили его на доску, доску привязали к телеге и перевезли в город Маджары; здесь гости, знавшие покойника, хотели прикрыть тело его дорогими тканями и поставить в церкви с честию, со свечами, но бояре московские не дали им поглядеть на покойника и с бранью поставили его в хлеве за сторожами; из Маджар повезли тело в Русь, привезли в Москву и похоронили в Спасском монастыре. Из бояр и слуг Михайловых спаслись только те, которым удалось убежать к ханше; других же ограбили донага, били как злодеев и заковали в железа (1319г.).

В 1320 году Юрий возвратился в Москву с ярлыком на великое княжение и привел с собою молодого князя тверского Константина и бояр его в виде пленников; мать и братья Константиновы, узнавши о кончине Михаила и погребении его в Москве, прислали просить Юрия, чтоб отпустил тело в Тверь; Юрий исполнил их просьбу не прежде, как сын Михаилов Александр явился к нему во Владимир и заключил мир, вероятно, на условиях, предписанных московским князем.

Димитрий тверской поехал в Орду и выхлопотал себе ярлык на великое княжение; есть известие, что он объяснил хану всю неправду Юрия и особенно Кавгадыя и что хан велел казнить последнего, а Димитрию дал великое княжение, узнавши от него, что Юрий сбирает дань для хана и удерживает ее у себя. Юрий видел необходимость опять идти в Орду и отправился по Каме, будучи позван послом ханским, в 1324 году. Димитрий тверской не хотел пускать соперника одного в Орду и поспешил туда сам. Мы не знаем подробностей о встрече двух врагов; летописец говорит, что Димитрий убил Юрия, понадеявшись на благоволение ханское; Узбек, однако, сильно осердился на это самоуправство, долго думал, наконец велел убить Димитрия (1325г.); но великое княжение отдал брату его Александру; таким образом, Тверь не теряла ничего ни от смерти Михаила, ни от смерти Димитрия; в третий раз первенство и сила перешли к ее князю.

В 1327 году приехал в Тверь ханский посол Шевкал (Чол-хан), или Щелкан, двоюродный брат Узбека, и по обыкновению всех послов татарских позволял себе и людям своим всякого рода насилия. Вдруг в народе разнесся слух, что Шевкал сам хочет княжить в Твери, своих князей татарских посажать по другим русским городам, а христиан привести в татарскую веру. Когда пронеслась молва, что татары хотят исполнить свой замысел в Успеньев день, пользуясь большим стечением народа по случаю праздника, то Александр с тверичами захотели предупредить их намерение и рано утром, на солнечном восходе, вступили в бой с татарами, бились целый день и к вечеру одолели. Шевкал бросился в старый дом князя Михаила, но Александр велел зажечь отцовский двор, и татары погибли в пламени; купцы старые, ордынские, и новые, пришедшие с Шевкалом, были истреблены, несмотря на то, что не вступали в бой с русскими: одних из них перебили, других перетопили, иных сожгли на кострах. Узбек очень рассердился, узнав об участи Шевкаловой, и, по некоторым известиям, послал за московским князем, но, по другим известиям, Калита поехал сам в Орду тотчас после тверских происшествий и возвратился оттуда с 50 000 татарского войска. Присоединив к себе еще князя суздальского, Калита вошел в Тверскую волость по ханскому приказу; татары пожгли города и села, людей повели в плен и, просто сказать, положили пусту всю землю Русскую, по выражению летописца; но спаслась Москва, отчина Калиты, да Новгород, который дал татарским воеводам 2000 серебра и множество даров. Узбек дал великое княжение Калите.

Настоящий отрывок посвящен одному из драматических столкновений в борьбе за власть между Москвой и Тверью в начале XIV в. С 1305 г. ярлыком на великое княжение владимирское владел тверской князь Михаил Ярославич, Он получил этот ярлык по праву старшинства среди потомков Всеволода Большое Гнездо. Его отец князь Ярослав Ярославич, брат Александра Невского, был великим князем владимирским еще в 1264 - 1271 гг. Московские князья, в соответствии с существовавшим тогда на Руси порядком престолонаследия, не могли претендовать на великое владимирское княжение, так как основатель династии московских князей Даниил Александрович был лишь младшим сыном Александра Невского и никогда не занимал владимирского княжеского стола. Однако в условиях ордынского ига многое зависело от воли хана. Поэтому московские князья в начале XIV в., и в первую очередь князь Юрий, старший сын Даниила Александровича, стремятся заручиться поддержкой Орды, установив союзные и родственные отношения с ее правителями. Так, Юрий Данилович подолгу жил в Орде, был женат на сестре хана Узбека, благодаря этому и удалась его интрига против Михаила тверского.

Цит. по: Соловьев С.М. История России с древнейших времен: в 15 кн. - Кн. II. Т. 3. М., 1963. - С. 216 - 224.

III. РУСЬ В НАЧАЛЕ - СЕРЕДИНЕ XV ВЕКА

Русская православная церковь и государственная власть в XV-XVI вв.

Собирание земель вокруг Москвы, образование единого централизованного государства соответствовало традиционным политическим идеалам православной церкви, сохранявшей идею общности русских земель в течение всего периода феодальной раздробленности.

Но, всячески поддерживая московских князей, содействуя объединению земель вокруг Москвы, русская церковь попадала все в большую зависимость от великокняжеской власти.

Немаловажную роль в этом сыграло приобретение русской митрополией в середине XV в. фактической самостоятельности (автокефалии).

После обособления Русской православной церкви от Константинополя московские князья стали распоряжаться митрополичьей кафедрой по своему усмотрению. Архиерейские соборы редко отваживались оспаривать мнения светских правителей. Уже митрополит Феодосии (1461 - 1464 гг.) - первый, избранный сразу после смерти Ионы самостоятельно без колебаний и промедления собором русских епископов, - был утвержден в сане великим князем московским.

Великие князья не ограничивались решающим участием в выборе митрополитов, в назначении епископов, а вмешивались и в чисто церковные дела. Так, Иван III однажды вступил в спор с митрополитом Геронтием (1473 - 1489 гг.) о соответствии церковным правилам освящения столичного Успенского собора. Частный вопрос: "Как должен двигаться крестный ход вокруг освящаемого храма - по солнцу или против солнца?" - стал причиной серьезного конфликта. Однако даже конфликтная ситуация не помешала митрополиту оставаться усердным советником князя во всех политических делах.

Претензии светской власти на верховенство подкреплялись традиционными византийскими представлениями о единстве царства и священства. Эти идеи получают дальнейшее развитие и несколько иное звучание в Московском государстве в середине XV в. после падения Константинополя.

В Московской Руси постепенно складывается представление о том, что великие князья должны играть в православном миру ту роль, которая ранее принадлежала императорам Византии. При московском дворе стали практиковать пышные ритуалы, заимствованные из Византии. Укоренению византийских обычаев способствовала женитьба Ивана III на греческой принцессе Софье Палеолог в 1472 году. Некоторые деятели церкви восприняли константинопольскую традицию прославления монарха как основного оплота веры. Так, митрополит Зосима (1490 - 1494 гг.) называл Ивана III "... в православии просиявшим, благоверным и христолюбивым", сравнивая его с Константином Великим (при котором в IV в. христианство было признано легальной религией), а Москву называл "новым Константинополем".

Идея византийско-русской преемственности обосновывалась и позднее. В княжение Василия III, в начале XVI в., псковский монах Филофей развил мысль о Москве, как о "третьем Риме", сменившем отпавший от истинной веры православия собственно Рим и Рим второй - Константинополь, который запятнал православие союзом с католичеством. Факт отказа константинопольского патриарха от Флорентийской унии вскоре после ее заключения игнорировался.

Тезис о Москве - третьем Риме был направлен не только на обоснование мирового значения власти московских правителей, но и на внедрение в их сознание мысли о необходимости всемерной защиты и поддержки христианства, а следовательно, церкви.

При Иване IV мысли, высказанные Филофеем, получили официальное признание и в государственных, и в церковных кругах. Совершенный впервые в 1547 г. обряд венчания на царство был во многом скопирован с византийского ритуала. Великий московский князь Иван IV был провозглашен царем. Принятый титул "боговенчанного царя" окончательно закреплял за главой русского государства те прерогативы верховного попечения об интересах церкви, какие принадлежали византийским императорам и какие уже в весьма значительной степени были постепенно приобретены и самими московскими князьями.

Взаимоотношения церкви и государства, несмотря на готовность церковной иерархии признать московского государя верховным вершителем не только в мирских, но и в духовных вопросах, были достаточно сложными и противоречивыми.

В XV - XVI вв. вопросом, в котором пересеклись интересы церкви и государства, стал вопрос о церковном землевладении. Распространившийся на Руси обычай завещать села монастырям, чтобы их обитатели постоянно поминали имя дарителя в своих молитвах, привел к бурному росту церковных вотчин.

Тем временем московские правители надежное средство укрепления центральной власти видели в распространении дворянского, помещичьего землевладения. Зависимые от великокняжеской власти дворяне-землевладельцы являлись их прочной социальной опорой и военной силой. Но для развития поместной системы нужны были земли, населенные и обрабатываемые крестьянами. Между тем на протяжении XIV - XV вв. обрабатываемые земли сосредоточились в руках вотчинников (светских и духовных). Светской власти было крайне заманчиво восполнить недостаток земли для помещиков за счет секуляризации церковных земель.

С другой стороны, земельные богатства церкви стали смущать и некоторых церковных деятелей, озабоченных тем, что доходы монастырей используются не в духе христианской любви к людям, а для безбедного (и даже роскошного) житья монахов.

Вопрос о церкви и церковных богатствах стал предметом широкого обсуждения во время княжения Ивана III (1462 - 1505 гг.).

Во главе спорящих стали два выдающихся представителя монашества: Иосиф Волоцкий (Иван Санин), игумен Волоколамского, им же основанного монастыря, и Нил Сорский (Николай Майков), основатель скита на реке Соре, близ Кирилло-Белозерского монастыря.

Иосиф Волоцкий, суровый монах и отменный хозяин, устроив и обогатив свой монастырь, поддерживал в нем строгий монастырский устав и подвижническое житье: на монастырские средства там кормили в голодное время окрестных крестьян, устроили при обители приют и странноприимный дом и т.д.

Подобная благотворительность и сложившиеся в землях волоцкого монастыря отношения взаимопомощи оправдывали в глазах Иосифа и многих его современников сохранение монастырского землевладения (сторонников Иосифа стали называть осифлянами или иосифлянами).

Противниками подобных взглядов были Нил Сорский, его ученики и последователи, получившие название "нестяжателей". Нил осуждал стяжение церковных богатств, в том числе владение населенными землями, считая, что монахи должны решительно оторваться от мирских благ, кормиться трудом рук своих и всем существом стремиться к богу, не радея ни о чем земном.

Таким образом, вопрос о церковном землевладении имел как внутрицерковное, так и государственное значение.

В 1503 г. в архиерейском соборе, по инициативе Ивана III, был поставлен вопрос об отказе церкви от землевладения. Большинство участников собора встало на сторону Иосифа Волоцкого. Светская власть не решилась идти против церковного авторитета и монастырские вотчины уцелели.

Еще одна область пересечения государственных и церковных интересов была связана с появлением на Руси ересей - религиозных движений, отвергающих какие-либо элементы учения официальной церкви. Центром еретических движений был Новгород, где еще в XIV - начале XV в. действовали стригольники, отрицавшие законность церковной иерархии, обличавшие пороки духовенства и делавшие из этого вывод о греховности православной церкви.

В конце XV в. в Новгороде возникла ересь "жидовствующих", названная так за некоторое сходство их взглядов в вопросах веры с иудаизмом ( не почитали Святой Троицы, отвергали божество Иисуса Христа, не поклонялись Святому Кресту и иконам, чтили субботу, закон Моисеев и т.д.). Критика церковных догматов у еретиков сочеталась с критикой церковной организации. "Жидовствующие" выступали против церковного землевладения, существования сословия церковнослужителей, настаивая на том, что каждый человек без посредничества священников должен общаться с Богом.

Великокняжеская власть использовала ересь в своих политических интересах.

После присоединения Новгорода к Москве (1478 г.) Иван III приближает к себе главарей ереси, определив их на службу в придворные московские храмы. Противоестественный на первый взгляд союз московского князя с "жидовствующими" еретиками вполне объясним: у них был один и тот же враг - новгородское духовенство, не желавшее примириться с московским владычеством. Удаление из новгородских храмов Иваном III многих церковных иерархов, в том числе и архиепископа, проведенная секуляризация новгородских церковных земель отвечали идеалам еретиков.

Покровительство Великого князя еретикам сказалось и на решении церковного собора 1490 года, осудившего ересь, но применившего к еретикам достаточно мягкие меры наказания: лишь несколько еретиков были приговорены к заточению.

Иное отношение к еретикам мы видим в начале XVI в. Собор 1504 года осуждает еретиков на смертную казнь, которая не была произведена над многими "жидовствующими". Такое решение собора стало возможным потому, что обвинение в ереси стало выгодно княжеской власти. В это время в борьбе по вопросу о престолонаследии верх одержали сторонники князя Василия - сына Ивана III от брака с Софьей Палеолог. А официальный наследник престола, внук Ивана III Дмитрий вместе со своей матерью Еленой под предлогом пособничества еретикам были отправлены в заточение.

Таким образом, процесс 1504 г., как и другие антиеретические судебные разбирательства XVI в., в большинстве случаев затевались не только и не столько для защиты чистоты веры, сколько для расправы с политическими противниками.

В XVI веке при Василии III (1505 - 1533 гг.) и Иване IV (1533 -1582 гг.) были продолжены споры нестяжателей и осифлян. В принципе, великокняжеская власть была заинтересована в поддержке последователей Нила Сорского. Но идти на конфликт со значительной частью духовенства - сторонниками осифлян - власти не могли.

В первые два десятилетия XVI в. складывается ситуация более благоприятная для победы нестяжателей, не только благодаря устремлениям светской власти, но и потому, что во главе Русской православной церкви стояли митрополиты, симпатизирующие нестяжателям.

После 1521 г. ситуация изменилась. Митрополит Варлаам (1511 - 1521 гг.) - человек, по словам Карамзина, "твердый и не льстец великому князю ни в каких делах противных совести" - был смещен с должности. Более удобным для великого князя главою церкви оказался осифлянин митрополит Даниил (1521 - 1539 гг.), отличавшийся податливостью и угодничеством перед Василием III. С этого времени митрополичью кафедру удерживали последователи Иосифа Волоцкого, а нестяжатели были отстранены от дел.

В период политической нестабильности после смерти Василия III, в годы малолетства Ивана IV, когда за власть боролись соперничавшие боярские группировки (1533 - 1547 гг.), многие монастыри сумели расширить земельные владения, принимая в дар или в уплату по долговым обязательствам даже земли, находившиеся в собственности государя, а не только вотчины.

Во время неурядиц 1533 - 1547 гг. многим церковным иерархам стала очевидна необходимость упрочения центральной власти. Митрополит Макарий (1542 - 1563 гг.) поддерживал реформы, проводившиеся в первые годы правления Ивана Грозного. В свою очередь, Иван IV уделял большое внимание взаимоотношениям с духовенством.

В 1551 г. по инициативе царя и митрополита был созван церковный собор, получивший название "Стоглавого", так как его постановления состояли из ста глав. Собор осудил многие пороки в поведении церковников и принял меры по наведению порядка в их среде. Он продолжил оформление нового единого пантеона русских "святых", что способствовало преодолению местного сепаратизма в церковной организации. Но самым спорным стал на Стоглавом соборе давнишний уже вопрос о монастырских землевладения. Дело закончилось компромиссом: было решено вернуть в казну прежние земли, приобретенные церковью в период боярского правления, а впредь приобретать земли только с царского позволения.

Это решение позволило церкви сохранить достаточно большие земельные владения, но их дальнейшее увеличение было поставлено под контроль светской власти.

На соборе была провозглашена верность древней православной вере, подтвержден византийский принцип единения церкви и государства.

Отношения между светской и духовной властью в последующие десятилетия, хотя и не всегда были ровными, но в целом складывались на основе сотрудничества и поиска взаимовыгодных решений.

Итак, на протяжении XIV - XVI вв. в жизни Русской православной церкви произошли значительные изменения. Она стала автокефальной; ее внешние границы и сферы влияния сузились до границ государства Московского; окреп ее союз с государством, став одним из определяющих факторов московской политики. Таким образом, Русская православная церковь приобрела национально-государственный характер.

Цит. по: Богородская О.Е., Будник Г.А. История русской православной церкви. - Иваново, 1998. - С. 23 - 29.

Феодальная война в России в середине XV в.

«В лето 1446 вложил дьявол мысль князю Дмитрию Шемяке овладеть великим княжением. И начал Шемяка посылать к князю Ивану Можайскому, говоря о том, что царь будет владеть в Москве и во всех городах русских и в наших вотчинах, тогда как сам великий князь хочет сидеть на княжении в Твери. И сторонники Шемяки по дьявольскому научению ссылались и сговаривались со своими злыми советниками, которые не хотели добра своим государям и всему христианству, и с этими речами посылали к великому князю Борису Тверскому. Он же, услышав это, испугался и стал их единомышленником. В заговоре с ними были и многие из москвичей, бояре и гости, были и некоторые из чернецов в том же заговоре с ними. Князья начали вместе со своими советниками тайно вооружаться и искать подходящего времени, чтобы захватить великого князя. Они нашли подходящий случай, соответствующий их замыслам, и решили сделать нападение, когда великий князь захотел пойти и поклониться живоначальной троице и мощам чудотворца Сергия. Великий князь пошел в Троицкий монастырь со своими благородными детьми, с князем

Иваном и с князем Юрием, и с очень небольшим количеством людей, не желая ничего иного, как отпраздновать праздник с монахами великой той лавры. A к князю Дмитрию Шемяке и Ивану Можайскому каждый день шли вести из Москвы от изменников. Они же, собравшись с войском, стояли в Рузе, приготовившись, точно псы к охоте или как дикие звери, хотящие насытиться человеческой кровью.

Как только сторонники Шемяки получили весть, что князь великий вышел из города, они тотчас же внезапно подошли к Москве февраля в 12 день, в субботу, в 9 часу ночи, накануне воскресенья о блудном сыне и взяли город, потому что не было никого, кто бы им сопротивлялся, и никого, кто знал бы в Москве об их нападении, кроме их же единомышленников, которые им отворили город. Сторонники Шемяки, войдя в город, взяли в плен великих княгинь Софью и Марию, и казну великого князя и матери его разграбили, а бояр их взяли в плен и пограбили, как и многих иных людей и горожан. В ту же ночь Дмитрий Шемяка отпустил князя Ивана Можайского с многими своими и его людьми, чтобы внезапно напасть на великого князя у Троицы.

В самую же обедню, в воскресенье о блудном сыне, примчался к великому князю некто Бунко, говоря ему, что идут на него с войском князь Дмитрий Шемяка и князь Иван Можайский. И никто не поверил ему, потому что тот Бунко незадолго до этого отъехал к князю Дмитрию, а великий князь сказал: "Эти люди у нас вносят смуту, а я со своими братьями обменялся клятвами, не может так быть". Великий князь повелел этого Бунко выгнать из монастыря и вернуть обратно. Когда же Бунко был на Воре, то был схвачен караульными стражами, которые его избили. Между тем великий князь, хотя и не имел веры к словам Бунко, все же послал стражу к Радонежу. Стража пришла и остановилась на горе над Радонежом для караула. Стража Шемяки узнала ее издалека; а караул великого князя ее не заметил, потому что не верил вестям о нападении Шемяки. Стража Шемяки сказала князю Ивану, что за Радонежом стоит караул на горе. Князь Иван изготовил много саней, наподобие возов, покрытых рогожею и полостями. В сани посадили по два человека в доспехах, а третий шел позади, как бы идущий за возом. Когда передние стражи уже прошли мимо караула, все воины выскочили из саней, схватили стражу великого князя и взяли ее в плен, а убежать людям великого князя было некуда, потому что тогда лежал снег глубиной на девять пядей. Между тем люди Шемяки быстро помчались к монастырю и быстро поскакали на конях к селу Клементьевскому, точно на любимую охоту. А великий князь, увидев их, сам побежал на конюшенный дворец, где для него не было приготовлено коня, потому что сам великий князь считал все случившееся невероятным; надеясь на клятвы, он ничего не велел для себя приготовить, а все люди были в унынии и великом смущении, точно обезумевшие. Князь же великий увидев, что ему нет никакой помощи, побежал к каменной церкви святой Троицы. Пономарь, монах Никифор, пришел и отомкнул церковь; когда князь великий вошел в церковь, Никифор замкнул за ним церковь, ушел и спрятался. Убийцы, как свирепые волки, прискакали на конях в монастырь, впереди всех Никита Константинович, ворвавшийся на коне на лестницу, к передним дверям церковным. Когда он стал слезать с коня, то ударился о камень, приделанный на помосте к передним дверям церковным. Остальные пришедшие подняли его. Никита же, едва отдышавшись, выглядел как пьяный, а лицо у него было бледно, как у мертвеца. Потом и сам князь Иван прискакал в монастырь, и все их воинство. И начал спрашивать князь: "Где князь великий?" Великий же князь услышал внутри церкви, как говорил Иван, и громко закричал: "Братья, помилуйте меня, позвольте мне видеть божьи образа, я не выйду из этого монастыря и здесь постригусь". Великий князь пошел к южным дверям, отпер их и взял икону, что стояла над гробом святого Сергия, и встретил в дверях князя Ивана, сказав: "Брат, целовали мы животворящий крест и эту икону в церкви живоначальной Троицы, у этого же гроба чудотворца Сергия, что не замыслим ничего дурного, не захотим никому из наших братьев никакого зла, а теперь я не знаю, в чем виноват". Тогда князь Иван сказал ему: "Господин государь, если мы захотим тебе зла, пусть будет и над нами зло, но мы сделали так ради христиан из-за твоего выкупа. Увидев твой плен, пришедшие с тобой татары облегчат выкуп, который ты должен давать царю". Великий князь поставил икону на свое место и упал ниц у гроба Сергия, обливаясь слезами, тяжко вздыхал, молился и захлебывался от крика так, что все бывшие тут удивились и прослезились даже пришедшие злодеи, а князь Иван, сделав несколько поклонов в церкви, вышел и сказал Никите: "Возьми его". Великий князь после долгой молитвы, оправившись от неожиданности и осмотревшись, громко сказал: "Где мой брат, князь Иван?" Тогда приступил к нему Никита, злой раб гордых и немилосердных мучителей, взял за плечи великого князя и сказал: "Ты взят великим князем Дмитрием Юрьевичем". Великий князь сказал: "Да будет воля божья". Злодей вывел великого князя из церкви и из монастыря и посадил его в голые сани, а против него посадил монаха. И так увезли великого князя в Москву, а бояр его всех захватили, а остальных ограбили донага и отпустили. Сыновья великого князя, князь Иван и князь Юрий, спрятались в том же монастыре. Кровопийцы не ушли, точно после хорошей добычи, а о них не подумали, не спрашивали. В ту же ночь сыновья великого князя, Иван и Юрий, бежали из монастыря с оставшимися у них людьми, которые спрятались во время набега, к князю Ивану Ряполовскому в Юрьев, в его село Боярово. Князь же Иван со своими братьями, с Семеном и Дмитрием, и со всеми людьми своими бежали с детьми великого князя к Мурому и там затворились в городе со многими людьми. А князья великого Василия в понедельник в ночь на февраля 14 привели в Москву и посадили на дворе Шемякине, а сам князь Дмитрий стоял на дворе Поповкине. В среду, на той же недели, на ночь, ослепили князя великого и отослали его в Углич с княгинею, а мать его великую княгиню Софью, послали в Чухлому. Услышав об этом, князь Василий Ярославич побежал в Литву, а с ним князь Семен Иванович Оболенский. Остальные дети боярские и все люди били челом служить князю Дмитрию, и он их привел к присяге. Только один Федор Басенок не захотел ему служить. Князь же Дмитрий велел возложить на него тяжкие оковы и держать за стражею. Басенок же подговорил своего пристава, освободился от оков и бежал в Коломну и там спрятался у своих друзей. Затем он подговорил многих людей бежать с собой и, пограбив Коломенский уезд, 4 убежал в Литву с многими людьми и пришел к брянскому князю Василию Яро- " славичу. Дал ведь король князю Василию Ярославовичу Брянск в вотчину, да Гомель, да Стародуб, да Естиславль, да иные многие города. Князь Василий Ярославич дал Брянск князю Семену Оболенскому да Федору Басенкову.

А князь Дмитрий, услышав, что дети великого князя находятся в Муроме со многими людьми, не решился послать против них войско, потому что все люди возмущались княжением Шемяки и против него самого замышляли, желая видеть великого князя Василия на государстве.

Тогда Дмитрий (Шемяка) призвал к себе епископа рязанского Иону в Москву. Когда тот прибыл, Шемяка обещал ему митрополию и начал ему говорить: "Отче, пошел бы ты в свою епископию, в город Муром, и взял бы детей великого князя на свою поруку, а я готов их жаловать, отца их великого князя выпущу и дам ему достаточную вотчину, чтобы ему можно было жить". Владыка Иона пошел в Муром на судах и, придя с теми речами князя Дмитрия в Муром, начал говорить боярам детей великого князя, трем князьям Ряполовским и остальным. Бояре много о том думали и решили так: "Если мы ныне епископа не послушаем, не пойдем к князю Дмитрию с детьми великого князя, то он возьмет наш город с бою, а захватив детей великого князя сделает с ними, что захочет, так же как и их отцу великому князю и всем нам. Если мы не послушаем епископа, для чего будет служить наша твердость?" Бояре сказали епископу Ионе: "Если ты пришел с поручением от князя Дмитрия к нашим государям, детям великого князя, к нам, то все-таки мы сами не осмелимся так сделать, чтобы отпустить детей великого князя без твоей присяги. Иди в соборную церковь и возьми их из пелены, висящей у образа богородицы, на свою епитрахиль, тогда мы отпустим детей великого князя с тобой и сами с ними пойдем". Епископ Иона обещал так сделать, вошел в церковь и начал молебен Богородице, совершая молебен, взял детей великого князя из пелены пречистой на свою епитрахиль. Иона пошел с ними к князю Дмитрию в Переяславль-Рязанский, где находилось место его пребывания. В Переяславль Иона и дети великого князя пришли 6 мая. Князь Дмитрий несколько почтил детей великого князя, лицемерно призвав их к себе на обед и одарив, а на третий день после того с владыкою Ионою послал в Углич к отцу, в заточение. Иона привел их к отцу и, оставив их там, возвратился к князю Дмитрию, который велел ему идти в Москву и сесть на митрополичьем дворе. Иона так и сделал.