Ломоносов М.В.: ложь, мифы, правда

А вот, наконец, и материал об отношении Феофана к учению Демокрита. Михаил давно ожидал момент открытой встречи Феофана с Демокритом. Внимательно вчитывается он в текст: «Непрерывное тело не может слагаться из неделимых частиц. Точки эти должны быть телами, ибо если будут телами, то непрерывное, сложенное из них, не будет телом, а если и будет телом, то непротяженным». Почему Феофан, как вкопанный, останавливается перед атомами Демокрита? «Мир не возник случайно, - читает далее он, - подобно тому как из случайно рассыпанных букв не могли возникнуть произведения, например, Гомера». Атомное учение Демокрита могло бы помочь Феофану объяснить движение атомов в пустоте, - шепчет Михаил, - Но он пустоту Демокрита и Ньютона не принял. Он принимает точку зрения Декарта, который считает, что частицы материи делятся бесконечно и заполняют в плотную все пространство, как вода или воздух. В модели Вселенной Феофана существует только материя в форме «целокупно» существующих тел, делящихся до бесконечности. Феофан не признает учение Демокрита о неделимости атомов. «Природе любой вещи, - читает, внутренне сопротивлясь мысли Феофана, Михаил, - свойственно как то, что она неделима сама по себе и расчленена, так и то, что она делима и определена по отношению к другой вещи. Это второе не может измениться даже при божьем вмешательстве. Все тела равно состоят из бесконечно делимых телец». Но как же так, - возмущается Михаил, - ведь дальше ты пишеь совсем другое: «Природе любой вещи свойственно как то, что она неделима сама по себе и расчленена, так и то, что она делима и определена по отношению к другой вещи. Этот вопрос не может измениться даже при большем вмешательстве. Душа человеческая, яко умная, ничего в себе телесного не имеющая, како могла из вещественных и телесных атомов произойти?» Но почему в этом месте ты, Феофан, изъясняешься в сторону непризнания учения об атомах, - мысленно восклицает Михаил. - «Известно, - пишешь ты, - на основании свидетельств органов чувств, что из многих тел образуются какие-то маленькие частички, и ими являются испарения из земли и воды. Ведь запах цветов, аромат трав, а также смрад, возникающий вследствие гниения, есть не что иное, как выделение каких-то маленьких частиц, долетающих к носу и тем или иным способом на него действующий. А что касается тех явлений, которые даже недоступны органам чувств вследствие различных действий, то разум подтверждает, что частицы нужно предполагать, например, когда видим, что магнит притягивает, однако, никто не сомневается в том, что что-то течет от магнита к железу или от железа к магниту, или от одного и другого к одному и другому». Нашел! - вдруг мысленно, неожиданно для себя, кричит пораженный идеей о неделимых атомах Ломоносов. - Почему же ты, Феофан, - горячо шепчет он про себя, ошеломленный ясностью мысли о неделимых атомах, - считаешь, что делящиеся частицы на все более мелкие частицы сохраняют в себе один и тот же запах, то есть одно и то же свойство? Быть такого не может! Я докажу тебе это, Феофан. В эксперименте! (Михаил, наклонившись над своими листами бумаги, вновь быстро-быстро пишет в свой конспект «Курса философии» Феофана: «В начале рассуждения о материи надо поместить определение о материи: материя есть протяженное, несопроницаемое, делимое на нечувствительные (неделимые - В.С.) части (сперва, однако, надо сказать, что тела состоят из материи и формы, и показать, что последняя зависит от первой). 2). Надо доказать, что существуют неделимые корпускулы… Вода, волнуемая бурями, бьется об утесы, катится по крутизнам скал, рассыпаясь от водопадов в воздухе, бьется об утесы [и] твердые тела и все-таки не разрушается. Так и воздух. Отсюда следует, что есть неделимые корпускулы ( атомы - В.С.)» (Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений, т.1, М.-Л., 1950, с.107, 141) и затем в конце последней строки с усилием ставит точку. - Все! Ясно!». Хотя, конечно, не все еще было ясно Михаилу Ломоносову, но он понял, что как философ и ученый он уже состоялся. Все остальное для него теперь было делом времени.

В.С.: Момент осознания («озарения», «инсайт») М.Ломоносовым великого значения атомной теории, по моим расчетам, пришелся на май - июль 1735 г. С этого времени начинается процесс формирования им нового (восточнослывянского, великорусского) варианта учения об атомах материи, Вселенной.

Помимо чисто философских и научных теоретических рассуждений в «Курсе лекций по логике, натурфилософии…» Ф.Прокоповича М.Ломоносов нашел большое количество ссылок на результаты научных наблюдений, опытов, экспериментов из области оптики, механики, гидродинамики, горного, артиллерийского, инженерного дел из трудов ученых Западной Европы и его - Феофана - личных. Немало наблюдений и опытов Феофан Прокопович предлагает своим читателям проделать самим, например, при изучении химии, минералогии, атмосферного давления, размножения простейших организмов. Он говорит, что в его экспериментальном арсенале имеются микроскопы, армиллярные сферы по системе Коперника и другие астрономические приборы, которыми он сам пользовался для проведения наблюдений. Михаил с жадностью прочитывает, перечитывает, а затем переписывает все это в свою тетрадь. Химия, минералогия, теплофизика, теплодинамика (термодинамика), артиллерийское и горное дело. Именно они теперь станут основными направлениями его будущей научной работы, в которых он сделает свои открытия, которые войдут в золотой фонд отечественной и мировой наук. В XVII веке Россия и Западная Европа в основном через Польшу, Голландию, Англию и Архангельск, беспрепятственно обменивались результатами творческой интеллектуальной информацией исследователей в предельно короткие сроки.

В связи со сказанным обращу внимание на один из эпизодов интеллектуальной жизни Европы тех лет. В 1748 году (заметим этот год! - В.С.) в ней разгорелся жаркий спор о корпускулах Рене Декарта и атомах Михаила Ломоносова, ибо его учение тогда мощною волной захлестнуло многие, особенно молодые, умы народов континента. В науке и философии вновь повеяло весною, обновлением. Королевская Академия в Берлине (в лице самого же Эйлера - В.С.) приняла самое деятельное участие в этих спорах. У нее было в обычае предлагать ежегодно тему и присуждать премию - Золотую медаль в пятьдесят дукатов - тому, кто, по ее мнению, представит наилучшее рассуждение на заданную тему. В этом году она предложила ученому миру «для спора» вопрос об атомах М.В.Ломоносова. Было представлено большое число трактатов на эту тему, и для рассмотрения их президент Берлинской академии Мопертюи (француз по национальности) учредил особую комиссию во главе с обергофмейстером двора королевы графом де Доном. В конце концов, в результате бесчисленных обсуждений члены комиссии объявили идеи об атомах М.Ломоносова «настолько несостоятельными и химеричными, что все принципы знаний того времени были этим ниспровергнуты». Абсолютное большинство членов Берлинской академии наук одобрили идею о бесконечной делимости частиц материи и премия под названием «Ничтожество и неосновательность атомов» была присуждена немецкому минералогу и философу Иоганну Юсти (1720-1771). Решение это, подчеркну, было принято под давлением самого Л.Эйлера. Вот так! «Как бы не изворачивались некоторые философы (имея ввиду, конечно же, М.В.Ломоносова), - писал он, - стараясь отстоять свои атомы, то есть последние и мельчайшие непротяженные частицы, из которых состоят, по их мнению, все тела, они встречаются с величайшими трудностями и никогда не смогут их избежать. Хотя они и утверждают, что только люди примитивного ума неспособны оценить их возвышенную теорию, но я считаю, что самые тупоумные наиболее в этом преуспели» (Эйлер Л.Письма к немецкой принцессе о различных физических и философских материях, СПБ.-М., 2002, с. 276, 277). Приведенный отрывок показывает каким по своим фундаментальным воззрениям был тогда великий Л.Эйлер и какой методологической и алгоритмологической «накачки» было почти все окружавшее его европейское интеллектуальное сообщество. Ждать официального признания «Теория об атомах физико-химических элементов, слагающих Вселенную» было в этих условиях для М.В.Ломоносова, естественно, напрасным трудом. Но тем не менее часть западноевропейских и русских умов уже сели на «атомную иглу» учения русского мыслителя, ведь как известно: «Сова Минервы вылетает в сумерках».

Размещено на Allbest.ru