Церковный раскол в XVII веке

Русская церковь накануне раскола. Исправление богослужебных книг и церковной обрядности. Начало раскола, основные противники Никона. Отречение патриарха Никона от патриаршества. Бегство Никона с патриаршего престола и расстройство в церковной жизни.

Рубрика История и исторические личности
Вид контрольная работа
Язык русский
Дата добавления 02.11.2013
Размер файла 44,1 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Расколом принято называть произошедшее во второй половине XVII века отделение от господствующей Православной Церкви части верующих, получивших название старообрядцев, или раскольников. Значение раскола в русской истории определяется тем, что он являет собой видимую отправную точку духовных противоречий и смут, завершившихся в начале XX века разгромом русской православной государственности. О расколе писали многие. Историки - каждый по-своему толковали его причины и разъясняли последствия. Непосредственным поводом для Раскола послужила так называемая «книжная справа» - процесс исправления и редактирования богослужебных текстов.

Церковный раскол стал одним из самых существенных явлений в истории российской духовной культуры XVII в. Как широкое религиозное движение он зародился после собора 1666-1667 гг., наложившего клятвы на противников греческих обрядов, введенных в практику русского богослужения, и запретившего использование литургических книг, отпечатанных до начала систематического исправления богослужебных текстов по греческому образцу. Однако истоки его восходят к более раннему времени, к периоду патриаршества Никона. Вскоре после возведения в сан (1652) патриарх провел церковную реформу, которая, по общему мнению исследователей, сразу же вызвала резкий протест ревнителей старины. Первоначально недовольство исходило от узкого круга лиц, многие из которых прежде были единомышленниками Никона. Самыми видными фигурами среди них были протопопы Иван Неронов и Аввакум Петров.

В первые годы правления Алексея Михайловича они вместе с Никоном входили в «кружок ревнителей благочестия», возглавлявшийся царским духовником протопопом Благовещенского собора в Кремле Стефаном Вонифатьевым, и оказывали заметное влияние на церковную политику. Однако реформа, начатая Никоном, превратила бывших друзей в непримиримых врагов. Н.Ф. Каптерев назвал это «разрывом лиц, решительно разошедшихся между собою во взглядах и убеждениях». В переломные моменты Российской истории принято искать корни происходящего в ее далеком прошлом. Поэтому обращение к таким периодам как период церковного раскола представляется особенно важным и актуальным.

1. Русская церковь накануне раскола

Уже после реформы церкви в середине XVII столетия в старообрядческих апологических сочинениях сильно идеализировалась «дониконовская» русская церковная старина. Между тем Смута, которая привела в сокрушительный упадок все сферы русской жизни, больно ударила и по церкви. Вернее, послужила как бы мощным тараном, углубившим все трещины и порвавшим все натяжения, возникшие в ней ранее, еще в XV и XVI веках.

Можно даже поставить вопрос об упадке церкви накануне ее реформы, о тягостных и застарелых болезнях, которые требовали немедленного и радикального лечения. Об этом говорят единодушно и русские челобитные о церковных неправдах и нестроениях, и иностранные свидетельства.

Иностранцы за два столетия оставили более пятидесяти сочинений, многие из которых посвящены исключительно религиозному быту русских. Конечно, авторы этих записок, по большей части протестанты или католики, не могли увидеть веру русских изнутри, вполне понять те идеалы, которые одушевляли русских подвижников и святых, те взлеты духа, которые они большей части протестанты или католики, не могли увидеть веру русских изнутри, вполне понять те идеалы, которые одушевляли русских подвижников и святых, те взлеты духа, которые они переживали. Но зато, бессильные описать, так сказать бытие, иностранцы постоянно наблюдали религиозный быт, и не святых, а обычных людей XVI - XVII веков. В описаниях этого быта, порой точных и красочных, фиксирующих точное и характерное, а порой явно предвзятых и недоброжелательных “русофобских”, можно почерпнуть немало интересного о Святой Руси последних веков ее существования. В то же время эти свидетельства проливают свет и на отношение русских к инославию и иноверию.

Особняком стоят записки и мемуары путешественников с православного Востока, дающие представление и о собственно религиозной жизни России на исходе средневековья. Начнем с богослужения. В его состав входит чтение и пение. И то и другое в описываемое время находилось в приходских, городских и сельских церквах в крайне плачевном положении. Еще Адам Клеменс в середине XVI века заметил, что в церквах у нас читали так быстро, что даже тот, кто читал, ничего не понимал. Вармунд во второй половине XVII века подтверждает это. Между тем прихожане вменяли в заслугу священнику, если он мог прочитать несколько молитв не переводя духа, и кто опережал других в этом деле, тот считался лучшим.

Службу старались как можно больше сократить за счет так называемого многоголосия. Одновременно священник читал молитву, чтец - псалом, дьякон - послание и т.д. Читали в три - четыре и даже пять - шесть голосов сразу. В результате служба убыстрялась, но понять в ней что-нибудь было невозможно, поэтому, по свидетельству того же Клеменса, присутствующие в храме не обращали внимания на чтение и позволяли себе в это время шутить и разговаривать, тогда как в остальное время богослужения они сохраняли величайшую скромность и набожность.

Наше церковное пение не нравилось иностранцам. Даже крайне доброжелательный к русским и склонный хвалить почти все их церковные установления архидьякон Павел Алеппский, рассказывая о пении, меняет тон речи. По его словам, наши протодьяконы и дьяконы произносили ектении, а священники молитвы низким и резким голосом. Когда Павел, освоив русский язык, прочел однажды в присутствии царя славянскую ектению высоким голосом, то Алексей Михайлович выразил удовольствие. Но Павел Алеппский делает различие между пением собственно в России и Малороссии. В последней, по его словам, была заметна любовь к пению и знание музыкальных правил. «А московиты, не зная музыки, пели наудачу; им нравился низкий, грубый и протяжный голос, который неприятно поражал слух; они даже порицали высокоголосное пение и укоряли этим пением малороссов, которые, по их словам подражали полякам». Из описания путешествия Павла видно, что на Украине в церковном пении принимали участие все присутствующие в храме; особенно воодушевляли чистые и звонкие голоса детей.

В нашей церковной практике была еще одна несообразность, удивлявшая иностранцев, против которой восставали многие пастыри церкви. У нас существовал обычай, согласно которому каждый присутствующий на службе молился своей иконе. Нарушение этого правила даже считалось преступлением, за которое наказывали. Так, если хозяин какой-нибудь иконы замечал, что кто-то другой ей кланяется, то он сейчас же принимался бранить его: «Как ты смел своими воровскими молитвами восхищать у иконы те милости, на которые я один имею право как хозяин?» Он предлагал ему приобрести своего Бога, которому можно молиться сколько угодно, объясняя при этом, что пользоваться чужим нельзя. Виновный в этом случае должен был заплатить хозяину иконы часть ее стоимости. В случае церковного отлучения хозяин иконы забирал ее из церкви домой, и потом, по примирению с церковью, опять возвращал ее на прежнее место. Между тем этот обычай вел к большой неблагопристойности при богослужении: присутствующие в церкви заняты были не столько общим церковным пением и чтением, сколько своими частными молитвами, которые каждый обращал к собственной иконе, так что во время богослужения все собрание молящихся представляло собой толпу лиц, обращенных в разные стороны. Наступала минута большого входа, тогда все устремляли свои взоры на Св. Дары и повергались перед ними ниц, но после того, как Дары ставились на престол и царские врата закрывались, опять каждый начинал смотреть врозь, каждый обращался к своей иконе и твердил свою простую молитву: «Господи, помилуй!» Сам царь в этом случае следовал общему правилу. Таково свидетельство Майерберга, которое вполне подтверждается Колинсом. Последний говорит, что в известные моменты службы русские разговаривали о делах, а царь Алексей Михайлович почти всегда занимался делами в церкви, где он бывал окружен боярами.

Все эти особенности религиозного быта русских привели к тому, что в XVII веке на Западе даже была защищена диссертация на тему: «Являются ли русские христианами?» И хотя автор ее давал утвердительный ответ, уже само появление вопроса, вынесенного в заглавие, о чем-то говорит…

2. Никон. Краткая биография

До июля 1652 г., то есть до избрания на патриарший престол Никона (патриарх Иосиф умер 15 апреля 1652 г.), положение в церковно-обрядовой сфере оставалось неопределенным. Протопопы и священники из ревнителей благочестия и митрополит Никон в Новгороде, не считаясь с решением церковного собора 1649 г. об умеренном «многогласии», добивались совершения «единогласной» службы. Напротив, приходское духовенство, отражая настроения прихожан, не выполняло решения церковного собора 1651 г. о «единогласии», в связи с чем в большинстве церквей сохранились «многогласные» службы. Результаты исправления богослужебных книг не внедрялись в практику, так как не было церковного одобрения этих исправлений. Эта неопределенность более всего беспокоила царскую власть.

Во внешнеполитическом плане первостепенное значение приобрели для нее вопросы воссоединения Украины с Россией и войны с Речью Посполитой, что было связано с началом в 1648 г. освободительной войны украинского народа против власти шляхетской Польши (уже в 1649 г. в Москву прибыл представитель Б. Хмельницкого С. Мужиловский с предложением принять Украину под власть России). Приступать к решению этих вопросов, не устранив религиозно-обрядовых расхождений между русской и греческой церквами и не преодолев отрицательного отношения русских православных иерархов к церкви Украины, было, по меньшей мере, неосторожно. Однако события 1649 - 1651 гг. в церковной сфере и особенно ухудшение взаимоотношений между светской и церковной властями сыграли отчасти и положительную роль. Их следствием было то, что царь и его ближайшее светское окружение почувствовали сложность и грандиозность перемен, которые предстояло осуществить в религиозной области, и невозможность проведения такого рода реформы без теснейшего союза с церковной властью. Алексей Михайлович понял также, что недостаточно иметь во главе церкви сторонника такой реформы. Успешное осуществление преобразования церковной жизни России по греческому образцу было доступно только сильной патриаршей власти, обладавшей самостоятельностью и высоким политическим авторитетом и способной централизовать церковное управление. Это определило последующее отношение царя Алексея к церковной власти.

Выбор царя пал на Никона, и этот выбор поддержал царский духовник Стефан Вонифатьев. Казанский митрополит Корнилий и находившиеся в столице ревнители благочестия, не посвященные в планы царя, подали челобитную с предложением избрать в патриархи Стефана Вонифатьева, наиболее влиятельного и авторитетного члена кружка. Реакции царя на челобитную не последовало, а Стефан уклонился от предложения и настойчиво рекомендовал своим единомышленникам кандидатуру Никона. Последний тоже был членом кружка. Поэтому ревнители благочестия в новой челобитной царю высказались за избрание в патриархи Никона, бывшего тогда новгородским митрополитом.

Никон (до пострижения в монахи -- Никита Минов) обладал всеми нужными царю Алексею качествами. Он родился в 1605 г. в Нижегородском уезде в семье крестьянина. Богато одаренный от природы энергией, умом, прекрасной памятью и восприимчивостью, Никон рано, с помощью сельского священника, овладел грамотой, профессиональными знаниями служителя церкви и уже в 20 лет стал священником в своем селе. В 1635 г. он постригся в монахи в Соловецком монастыре и был назначен в 1643 г. игуменом Кожеозерского монастыря. В 1646 г. Никон по делам монастыря оказался в Москве, где и встретился с царем Алексеем. Он произвел самое благоприятное впечатление на царя и потому получил место архимандрита влиятельного столичного Новоспасского монастыря. Новоиспеченный архимандрит сблизился со Стефаном Вонифатьевым и другими столичными ревнителями благочестия, вошел в их кружок, неоднократно беседовал о вере и обрядах с иерусалимским патриархом Паисием (когда тот находился в Москве) и стал активным церковным деятелем. Перед царем он выступал чаще всего в качестве ходатая за бедных, обездоленных или невинно осужденных, и завоевал его расположение и доверие. Став в 1648 г. по рекомендации царя новгородским митрополитом, Никон проявил себя как решительный и энергичный владыка, и ревностный поборник благочестия. Царю Алексею Михайловичу импонировало и то, что Никон отошел от точки зрения провинциальных ревнителей благочестия на церковную реформу и стал сторонником плана преобразования церковной жизни России по греческому образцу.

Никон считал себя единственным реальным кандидатом в патриархи. Суть его далеко идущих планов сводилась к тому, чтобы ликвидировать зависимость церковной власти от светской, поставить ее в церковных делах выше царской власти и самому, став патриархом, занять, по меньшей мере, равное с царем положение в управлении Россией.

Решительный шаг последовал 25 июля 1652 г., когда церковный собор уже избрал Никона патриархом и царь одобрил результаты выборов. В этот день в кремлевском Успенском соборе для посвящения новоизбранного в патриархи собрались царь, члены царской фамилии, боярская дума и участники церковного собора. Никон появился лишь после посылки к нему ряда делегаций от царя. Никон объявил, что не может принять сан патриарха. Свое согласие он дал только после «моления» царя и присутствовавших в соборе представителей светской и церковной власти. Этим «молением» они, и, прежде всего царь Алексей Михайлович, обязались слушаться Никона во всем, что он будет «возвещать» им о «догматах божиих и о правилах», слушаться его «яко начальника в пастыря и отца краснейшаго». Этот акт существенно поднял престиж нового патриарха.

Светская власть приняла условия Никона потому, что считала эту меру полезной для проведения церковной реформы, а самого патриарха - надежным сторонником плана реформы. Более того, ради решения первоочередных внешнеполитических задач (воссоединение с Украиной, война с Речью Посполитой), чему должна была содействовать церковная реформа, светская власть пошла на новые уступки. Царь отказался от вмешательства в действия патриарха, затрагивавшие церковно-обрядовую сферу. Он допустил также участие Никона в решении всех интересовавших патриарха внутриполитических и внешнеполитических дел, признал Никона своим другом, и стал именовать его великим государем, то есть, как бы пожаловал ему титул, который из прежних патриархов имел только Филарет Романов. В итоге возник тесный союз светской и церковной властей в форме «премудрой двоицы», то есть царя и патриарха.

Патриарх Никон вскоре после своего избрания стал самовластным владыкой русской церкви. Он начал с устранения вмешательства в церковные дела своих прежних единомышленников по кружку ревнителей благочестия. Никон даже велел не допускать к себе протопопов Ивана Неронова, Аввакума, Даниила и других. Их жалобы не поддержали ни царь, ни Стефан Вонифатьев, ни Ф. М. Ртищев, которые уклонялись от вмешательства в действия патриарха.

Уже в конце 1652 г. некоторые из настоятелей монастырей, чтобы угодить Никону, стали раболепно именовать его великим государем. Их примеру последовали архиереи. В 50-х годах XVII в. благодаря энергичной и решительной деятельности Никона был осуществлен комплекс мер, которые определили содержание и характер церковной реформы.

3. Реформы Никона

Первым и важнейшим делом патриаршества Никона было исправление богослужебных книг и церковной обрядности. Начало такому исправлению было положено еще при патриархе Иосифе, и тогда же обозначились те два правила, которыми потом Никон постоянно руководствовался, занимаясь этим делом.

Богослужебные книги исправлялись у нас при всех патриархах, когда готовились к печати. Но правились только по славянским "добрым переводам", или спискам. Также, как и "добрые" славянские списки, даже самые древние, не чужды были погрешностей и немало различались между собой в некоторых моментах, поэтому, совершенно естественно, что и в печатных книгах, появившихся при первых наших патриархах, повторились все эти погрешности и различия, доходящие иногда до противоречий. Под конец жизни патриарха Иосифа у нас, наконец, ясно осознана была мысль, что исправлять церковные книги по одним славянским спискам недостаточно, а нужно сверять также и с греческими текстами. И вот сам царь Алексей Михайлович обратился в Киев с просьбой прислать в Москву «ученых мужей», знавших греческий язык, чтобы они исправили по тексту семидесяти толковников славянскую Библию, которую тогда намеревались вновь напечатать. Эти ученые люди успели еще при жизни патриарха Иосифа исправить по греческому тексту одну, уже кончавшуюся печатанием, книгу "Шестоднев" и напечатали свои исправления в конце книги, чтобы всю ее не перепечатывать. Это была первая напечатанная в Москве церковная книга, исправленная не только по славянским спискам, но и по греческому тексту; и в этом выразился первый принцип, которого потом придерживался Никон - исправлять богослужебные книги одновременно по "добрым" славянским спискам и по греческому тексту.

В отправлении богослужения у нас с давнего времени допускалось крайнее бесчиние, происходившее от многоголосия и от хорового пения. Службы совершались сразу многими голосами: один читал, другой в то же время пел, третий говорил ектении или возгласы, а иногда читали разом двое или трое, и совершенно различное. А при хоровом пении слова растягивались до бессмыслия, с переменой ударений, заменой полугласных букв на гласные, прибавлением новых гласных. Против такого бесчиния восставали еще Стоглавый Собор и патриарх Гермоген, а теперь, при патриархе Иосифе, восстали даже некоторые из светских людей, таких как Федор Ртищев, и два самых авторитетных московских протоиерея: казанский - Неронов и благовещенский - Вонифатьев (царский духовник). К ним присоединились Новгородский митрополит Никон и сам царь. А патриарх Иосиф посоветовался с Цареградским патриархом Парфением и другими греческими иерархами и решил, что "подобает ли в службах по мирским церквам и по монастырям соблюдать единогласие". Иосиф с Собором своих русских архиереев в присутствии самого государя и его синклита постановил, чтобы по всем церквам пели чинно, безмятежно и единогласно и читали в один голос, тихо и неспешно. В этом выразился второй принцип, которого также постоянно придерживался Никон: во всех случаях недоразумений при исправлении церковной обрядности просить совета и решения Восточных первосвятителей).

Появились новые обстоятельства, которые вынудили не только не прекращать, а напротив, с еще большей энергией продолжать начатое дело исправления церковных книг и обрядов. При царе Алексее Михайловиче еще чаще, чем прежде, прибывали в Москву греческие иерархи и другие духовные лица для милостыни и иногда оставались у нас довольно долго. Присматриваясь с любопытством к нашей церковности, они не могли не замечать в нашей Церкви некоторые расхождения с чинами и обрядами Греческой Церкви и некоторые "новшества", каким особенно казалось им употребление двуперстия для крестного знамения. Это новшество, несмотря на решение Стоглавого Собора, слабо проникало в народ, который издревле от предков привык креститься тремя пальцами. Но при патриархе Иосифе, будучи внесено в некоторые учительные и богослужебные книги, стало распространяться, утверждаться и наиболее бросаться в глаза восточным единоверцам. Гостил так же в Москве Иерусалимский патриарх Паисий. Он тоже заметил новшества в русской церковности и с укором указывал на них царскому любимцу Никону и другим. Встревоженные царь и патриарх Иосиф, прощаясь с Паисием, отправили с ним на Восток своего старца Арсения Суханова, чтобы он изучил там церковные чины и обряды и доставил о них сведения. Арсений, возвратившись в Москву, привез с собой "Статейный список", в котором подробно изложил свой жаркий спор с греками о двуперстии для крестного знамения и о некоторых других церковных предметах, которыми русские отличались тогда от греков, а также привез достоверное, им самим обследованное известие, что на Афоне монахи всех греческих монастырей, собравшись на соборе признали двуперстие ересью, сожгли московские книги, в которых было напечатано о нем, как книги еретические, и хотели сжечь самого старца, у которого нашли те книги.

Все это должно было еще больше встревожить царя и церковные власти в Москве и показать им, до чего могут довести те обрядовые разночтения, которые находили у нас греки и прямо называли новшествами. Вместе с Арсением прибыл в Москву Назаретский митрополит Гавриил, привезя с собой письма от Иерусалимского патриарха Паисия к царю и к патриарху Иосифу. И этот митрополит также высказал свои укоризны на наши церковные новшества. Что же оставалось делать нашему церковному правительству? Патриарх Иосиф был уже дряхл и слаб и скоро скончался. Но Никон, столь могущественный еще при патриархе Иосифе, а теперь сделавшийся его преемником, мог ли он быть спокоен и не отреагировать на порицания греков?

Тотчас по вступлении на патриаршую кафедру Никон, как рассказывается в предисловии изданного им Служебника, "упразднися от всех и вложися в труд, еже бы Святое Писание разсмотрити, и, входя в книгохранильницу, со многим трудом многи дни в разсмотрении положи". В «книгохранильнице» он нашел подлинную уложенную грамоту об учреждении патриаршества в России, подписанную патриархами Иеремией Цареградским и Иовом Московским и многими другими святителями, русскими и греческими; нашел также подлинную грамоту, или книгу, об утверждении патриаршества в России, подписанную и присланную в 1593 г. всеми Восточными патриархами со множеством греческих епископов. В последней грамоте он прочел, что Московский патриарх есть брат всех прочих православных патриархов, единочинен им и сопрестолен, а потому должен быть согласен с ними во всем. Наиболее же привлекли к себе внимание Никона следующие слова: "Так как православная Церковь получила совершенство не только в догматах боговедения и благочестия, но и в священно-церковном уставе, то справедливость требует, чтобы и мы потребляли всякую новину в ограде Церкви, зная, что новины всегда бывают причиною церковного смятения и разделения, и чтобы следовали мы уставам св. отцов, и чему научились от них, то хранили неповрежденным, без всякого приложения или отъятия". Прочитав всю эту грамоту, Никон “впал в великий страх”, не допущено ли в России какого-либо отступления от православного греческого закона, и начал прежде всего рассматривать Символ веры. Он прочел Символ веры, начертанный греческими буквами на саккосе, который за 250 лет перед тем, был принесен в Москву митрополитом Фотием и сравнил с этим Символом славянский, как он изложен был в новых московских печатных книгах. Таким образом, он убедился, что в славянском Символе есть разногласия с древним греческим. Затем точно так же рассмотрел святую литургию, т. е. Служебник, и нашел, что одно в нем прибавлено, другое отнято или изменено, а после Служебника нашел и в других книгах многие несходства. После этого, стремясь быть во всем согласным с Восточными патриархами и истреблять всякие нововведения, которые могут вести к разногласиям в Церкви, смутам и разделению, и убедившись лично, что такие нововведения у нас действительно есть в печатных церковных книгах и даже в самом.

Символе веры, Никон решился приступить к исправлению наших богослужебных книг и церковных обрядов.

Первая попытка в этом роде была сделана Никоном спустя около семи месяцев после вступления его на патриаршую кафедру и касалась только двух новшеств. Но при первой же попытке обнаружились и ярые противники Никона и начатого им дела. Перед наступлением Великого поста в 1653 г. Никон разослал по всем московским церквям следующую "Память": "По преданию св. апостол и св. отец не подобает в церкви метания творити на колену, но в пояс бы вам творити поклоны; еще и тремя персты бы есте крестились". В таком сжатом виде передает "Память" протопоп Аввакум, но относительно поклонов передает неясно и неточно, конечно, не без намерения. Никон, как считает митрополит Макарий (см. его соч. «История русской церкви»), указывал вовсе не то, чтобы православные не клали вообще земных поклонов в церкви, а лишь на то, чтобы в святую Четыредесятницу при чтении известной молитвы святого Ефрема Сирина православные не клали одних земных многочисленных (около 17) поклонов, как делалось у нас тогда, а клали поклоны поясные, только кроме четырех земных. "Память" эта прислана была и в Казанский собор протопопу Ивану Неронову. Неронов тотчас пригласил к себе протопопа Аввакума, который проживал у него, и других своих близких. "Мы же, - рассказывает Аввакум, - задумалися, сошедшеся между собою; видим, яко зима хощет быти: сердце озябло и ноги задрожали. Неронов мне приказал идти в церковь (т. е. Казанский собор), а сам един скрылся в Чудове, седмицу в палатке молился. И там ему от образа глас бысть во время молитвы: "Время приспе страдания, подобает вам неослабно страдати". Он же, плача, сказал Коломенскому епископу Павлу… потом Даниилу, костромскому протопопу, таже сказал и всей братии. Мы же с Даниилом, написав из книг выписки о сложении перст и о поклонех, и подали государю, много писано было. "Он же не вем, где скрыл их, мнится, Никону отдал". Вот кто явились противниками Никона и как они начали борьбу с ним! Что ж подвигло их на эту роковую борьбу? Неужели одна привязанность к тем двум обрядам, или обычаям, которые хотел изменить Никон? Протопопы казанский Неронов и благовещенский Вонифатьев были при патриархе Иосифе самыми авторитетными людьми в московском духовенстве, сильными перед патриархом и царем, и под их покровительство стекались и другие, преимущественно иногородние, протопопы, каковы были: Аввакум юрьевский, Даниил костромской, Логгин муромский, составлявшие вокруг них "братию". В числе своих близких друзей временщики-протопопы считали и Никона, нового царского любимца, пока он был архимандритом и даже Новгородским митрополитом. Но когда патриарх Иосиф скончался, эти мнимые друзья Никона, воспользовавшись его отсутствием в Москве, строили козни, чтобы не допустить его до патриаршества. Никон по возвращении в Москву узнал о кознях и как только сделался патриархом, то не стал, по выражению протопопа Аввакума в его автобиографии, «пускать к себе бывших друзей своих и в крестовую». Такого унижения и оскорбления Неронов со своими приближенными не в силах были перенести и ждали только случая отомстить Никону. Случай, как им казалось, представился. Никон разослал "Память" духовенству - они написали на нее опровержение из книг, выставляя ее еретической, и подали свою рукопись государю, рассчитывая уязвить Никона и навредить ему. Но ошиблись в расчете: Никон остался в полной силе, но только еще больше разозлился на своих бывших друзей. И началась борьба преимущественно из личных побуждений, которая уже в самом начале приняла с обеих сторон самый резкий характер. Но стоит заметить, что Никон в этот раз как бы не обратил внимания на поступок своих врагов, не потребовал их на суд за оказанное сопротивление архипастырскому распоряжению и вовсе их не преследовал.

Никон ввел еще некоторые изменения: в старых книгах всегда писалось и выговаривалось имя Спасителя «Исус», в новых книгах это имя было переделано на «Иисус»; в старых книгах установлено во время крещения, венчания и освящения храма делать обхождение по солнцу в знак того, что мы идем за Солнцем-Христом. В новых книгах введено обхождение против солнца; в старых книгах, в Символе Веры (8 член), читается: «И в Духа Святаго Господа Истиннаго и Животворящаго», после же исправлений слово «Истиннаго было исключено»; вместо двойной аллилуйи была введена тройная; божественную литургию в Древней Руси совершали на семи просфорах; новые «справщики» ввели пятипросфорие, т. е. две просфоры исключили; и некоторые другие.

Между тем, 16 апреля (1653) в Москву прибыл еще один из высших святителей Востока, бывший Константинопольский патриарх Афанасий. Для нас этот визит интересен тем, что и он, подобно другим Восточным первосвятителям, приходившим к нам прежде, "зазирал" патриарху Никону "в неисправлении Божественного Писания и прочих церковных винах" и тем вновь побуждал его к исправлению наших церковных книг и обрядов. Кроме того, Афанасий во время своего пребывания в Москве написал для Никона сочинение под названием "Чин архиерейского совершения литургии на Востоке", чтобы Никон ясно мог видеть, какие отступления от того чина допущены в России.

4. Начало раскола. Основные противники Никона

Мы видим, как вопрос об исправлении церковных книг постепенно выдвигался вперед по мере того, как в Москве утверждалось единоначалие - церковное и гражданское. С начала XVII в. то приступали к исправлению книг, то оставляли его; то торжествовало единоначалие с его объединительными формами, то брали верх местные элементы и предания старины. Борьба эта велась судорожно, толчками, кризисами. Отбирали и жгли книги, изданные несколько лет назад. Преследуются как неправильные и еретические книги, вышедшие лишь недавно в большом количестве экземпляров и распространенные в народной массе, с разрешения высшей духовной власти. Но если, например, Филарет сжигает требник, изданный до него, и Никон преследует книги, изданные при Иосифе; если собор 1667 г. постановляет, что «стоглавый собор не в собор и клятва не в клятву» - то этим дело еще не заканчивается. Никон сам себе противоречит: он объявляет еретической кормчую книгу, изданную им же самим. Народ уже не знал, чему верить, что признавать за непогрешимое. Авторитеты падали низвергаемые другими авторитетами и даже заносили руку на самих себя.

При таких обстоятельствах не мог не возникнуть религиозный раздор. Усилению церковного раздора также содействовали колебания в высших кругах духовной и светской сферы. (Противоречивость действий в отношении Никона и Аввакума). Раскол, как плод религиозного раздора, начинается в высших сферах, а затем спускается в низшие. В это время его последователи борются, преимущественно, по выражению протопопа Аввакума, с «любоначалием», происходящим, главным образом, от высшей духовной власти при Никоне.

Патриарх Иосиф крестился двумя пальцами. Так крестился в начале и Никон, так крестились массы русского населения, так креститься было положено Стоглавым Собором. Были изданные постановления этого собора действительно утверждены им, или нет - в массе населения эти постановления все равно принимались как соборные. С митрополита Даниила в русском духовенстве было много защитников двуперстного знамения. В этом русское духовенство отличалось от греческого, так как греческая церковь признавала лишь трехперстное знамение и видела в двуперстном отступление русской церкви. Иерусалимский патриарх Паисий Афонские монахи, Митрополит Назаретский и патриарх Константинопольский - все они проклинали двуперстное знамение. При Алексее Михайловиче влияние греческого духовенства на Москву, через южную Россию и Киев, становилось ощутимым. В 1648 г. Ртищевым было основано около Москвы ученое общество для перевода и издания церковных книг. Основанием исправления должны были служить греческие книги. Отступления русской церкви, очевидно, должны быть отменены, если за норму принимался греческий текст. Но эти отступления укоренились временем, и вступать в борьбу с ними было нелегко.

Не всякий представитель высшей духовной власти мог приступить к выполнению этого дела. Патриарх Иосиф был кроток и опасался, что его отставят, но его преемник Никон был другим человеком. Сначала он крестился двумя пальцами, но когда греческий иерарх указал ему, что это неверно, он начал креститься тремя. Начав исправление с себя, он не отступил и перед исправлением других. Двухперстное знамение и двойная аллилуйя. Четырехконечный крест вытесняет восьмиконечный крест, вместо семи просфор вводится служение на пяти. Никон также вводит изменения во второстепенных подробностях: поклоны в землю запрещены - вместо них предписаны только поясничные. Все эти исправления многих озадачивают, и возникает раздражение против Никона. Главными его врагами становятся священники Иван Неронов, Аввакум, Лазарь и Никита. Эти люди были начитанными и образованнейшими из духовенства того времени.

Первой типической личностью выступает протопоп Аввакум. Это был человек железной воли и непреклонного, неуступчивого характера, фанатик в преследовании своих целей и защите своих убеждений. Он ломает маски и бубны пришедших в его приход музыкантов с медведями, так как считает такое скоморошничество грехом. Он наотрез отказывается благословить сына боярина с выбритой бородой, так как выбритая борода, по выражению Аввакума - «блудоносный образ». В Тобольске Аввакум с местным архиереем велели кинуть тело сына боярина Петра Бекова на улицу собакам. Во всех этих поступках виден человек, не отступающий ни перед чем, если его задели за живое. Явное расположение женской половины царского семейства, сочувствие бояр, большинство которых было враждебно Никону, и нерешительный характер Алексея Михайловича - все это содействовало тому, что личный враг Никона - Аввакум приобрел большой вес и стал предводителем большой партии старообрядцев. Сподвижники Аввакума были подстать ему: Логгин, когда его расстригали из священников, плевал через порог в алтарь на Никона, Неронов останавливал службу в Успенском соборе, когда пели тройную аллилуйю и запрещал петь ее.

Первое открытое столкновение Никона с его противниками произошло, прежде всего, с протопопом Нероновым. Столкновение это довольно подробно описал сам Неронов в своей "Росписи", которую и послал царю Алексею Михайловичу, и несколько короче в своей челобитной, которую подал впоследствии патриархам. В июле 1653 г. Никон созвал в своей крестовой Собор, на который приглашен был и протопоп Неронов, и слушал на Соборе отписку муромского воеводы на протопопа муромского Логгина, будто тот похулил образ Спасителя, Пресвятой Богородицы и всех святых. Никон, выслушав Логгина и "не испытав истины, по отписке того воеводы осудил Логгина в мучение злому приставу, мстя себе прежде бывшее обличение от того Логгина протопопа в его Никонове небрежном, и высокоумном, и гордом житии. Неронов сначала заступился за одного из своих сторонников, муромского протопопа Логгина, еще прежде дерзко укорявшего Никона в гордости, и упрекнул Никона в жестокости. Потом донес царю на Никона, будто бы сказавшего о царе неприличные слова. А потом резко укорял Никона, что он верит одним только клеветникам без всякого расследования; что прежде он был другом Вонифатьева и его друзей, советовался с ними во всем, а теперь сделался врагом Вонифатьева, везде «поносит» его, а друзей его, протопопов и попов, разоряет, мучит, на их места ставит других, избрал себе новых советников, которых прежде называл врагами Божиими; что прежде из страха подписал Уложение, а теперь порицает его; что, наконец, лжет на него, Неронова, и сам настроил на него клеветника. И среди всех этих укоров Никону нет ни слова против исправления им церковных обрядов, которое уже начиналось тогда; не видно и тени какой-либо привязанности к старым обрядам, на которые будто бы посягнул Никон. Во всем видна одна лишь личная вражда, ненависть, озлобление Неронова и его друзей против Никона за то, что он изменил им, лишил их прежней власти, стал их врагом, преследует их. Этой-то ненавистью более всего руководились они и впоследствии, когда начали ратовать будто бы за старые обряды.

Озлобление Неронова не имело границ, и он совершенно забылся, когда позволил себе на Соборе дерзко порицать и позорить в глаза своего патриарха, а в конце похулить и весь Собор. Неудивительно, что святой Собор на основании 55-го правила святых апостолов, которое гласит: "Аще кто из клира досадит епископу, да будет низвержен", определил послать протопопа Неронова на смирение в монастырь.

Когда Неронов подвергся опале, его друзья, составлявшие вокруг него "братию", продолжали ходатайствовать за него перед государем. Протопопы Аввакум и Даниил костромской написали челобитную и отнесли к царскому духовнику Стефану. Но осторожный Стефан уже начал отделяться от своих друзей, затеявших неравную борьбу с могущественным патриархом, и, по выражению Аввакума, "всяко ослабел", и челобитной "государю не снес". "Братия", впрочем, нашла другой путь к государю и подала ему свою челобитную, а государь передал ее патриарху.

Тем временем, Аввакум отправился провожать Неронова в ссылку на Каменный остров. А когда вернулся, казанские священники не дали ему читать вместо протопопа Неронова поучение к народу из толкового Евангелия и сказали: «ты протопоп в Юрьевце, а не наш, и патриарший архидиакон велел нам самим читать поучения к народу». Аввакум очень огорчился и не стал ходить в Казанскую церковь, а "завел свое всенощное" в сушиле, находившемся на дворе протопопа Неронова, переманил к себе несколько прихожан Казанской церкви, а чрез них призывал и других от церкви в сушило, говоря: "В некоторое время и конюшня-де иные церкви лучше".

Казанские священники донесли об этом патриарху Никону. Поступок Аввакума был очень важен и противен канонам Церкви: он самовольно устроил особую молельню, самовольно отделялся сам и отделял других от Церкви в самочинное сборище. По приказу патриарха Борис Нелединский со стрельцами осадили молельню и схватили самого Аввакума, богомольцев и челобитчиков (писавших и подписавших челобитную о Неронове), так что всех взятых было больше 40 человек. Аввакум был отвезен на телеге в Андроньев монастырь, а "братью", т. е. взятых богомольцев и челобитчиков, отослали в тюрьму и держали в ней целую неделю. Затем царь пригласил их к себе, прочитал им церковные правила, которые они нарушили своим самочинным сборищем, и всех предал анафеме (проклял) и отлучил от Церкви.

Протопопа Неронова известили в его заточении, какая судьба постигла его ближайших друзей протопопов. И он написал к государю ходатайственное письмо об этих "заточенных, и поруганных, и изгнанных", утверждая, что они осуждены мирским судом, а не по правилам Церкви, что они много лет служили и сам Никон на них не жаловался, а теперь они оболганы и Никон поверил клевете на них. Затем Неронов уверял, что не собственные страдания побудили его обратиться к государю, а страх, «как бы благочестие не было в поругании и гнев Божий не излился на Россию, и умолял царя утишить бурю, смущающую Церковь, прекратить брань, губящую сынов Церкви». Духовник царя Стефан, конечно по его поручению, два раза писал к своему бывшему другу, казанскому протопопу, и убеждал его смириться, быть в послушании патриарху, примириться с ним и извещал, что Никон ожидает от него и его друзей истинного покаяния и готов простить их. Но неукротимый Неронов с укорами отвечал Вонифатьеву: «Зачем ты оскорбил меня?.. Я не могу принять твоего совета: мы ни в чем не согрешили пред отцом твоим Никоном патриархом...». Неронов отправил обширное послание и к царю Алексею Михайловичу. Здесь прежде всего умолял о тех же "заточенных, поруганных, изгнанных без всякой правды" своих друзьях, осужденных будто бы мирским судом, а не по правилам Церкви, и напоминал царю о временах антихриста, когда Христовы рабы гонимы будут, носящие на себе знамение Небесного Царя. Потом указывал на известную "Память", или указ, Никона, содержавший два его распоряжения относительно поклонов в святую Четыредесятницу и относительно троеперстия для крестного знамения. Первое распоряжение называл прямо "ересью непоклонническою". Против второго распоряжения Никона защищал двуперстие для крестного знамения и ссылался на Мелетия Антиохийского, Феодорита, Максима Грека. Далее уверял, что ничем не согрешил "пред мнимым владыкою" (т. е. Никоном) и что говорил к нему одну истину, вступившись за честь царского величества, им ругаемую и ни во что поставляемую, да и за своих страждущих братьев, и молил царя созвать Собор, на котором бы присутствовали не одни архиереи, но и другие духовные лица и добродетельные миряне всякого чина. Под конец послания он писал: "От патриарха, государь, разрешения не ищу, потому что он осудил меня не по правилам св. апостолов и св. отцов, но своей ради страсти; я сказал ему правду, а он за то возненавидел меня, и не меня только, но всю братию - рабов Христовых". Прочитав это послание, царь дал приказ, чтобы Неронов впредь к нему не писал. И Вонифатьев, передавая этот приказ Неронову, извещал его так же, что царь удивляется его упрямству и ни царь, ни царица не одобряют его, что "царь государь положил свою душу и всю Русию на патриархову душу" и за патриархом ничего худого не видал, что относительно поклонов царь согласуется с государем патриархом и с властями, а крестное знамение будет, как было издревле. Но Неронов остался непреклонен и отвечал Вонифатьеву: "...Не вменяй в упрямство, что я не прошу у патриарха прощения: я не признаю себя согрешившим пред ним..." и пр.

На соборе 1654 года, созванном по вопросу о книжном исправлении, епископ Павел Коломенский заявил Никону: «Мы новой веры не примем». Надо заметить, что епископ Павел не в первый раз выражал свое противоречие Никону. Еще в предшествующем году, когда перед наступлением Великого поста Никоном была издана "Память" относительно земных поклонов, Павел находился в числе лиц, которые вместе с протопопом Нероновым восстали против этой "Памяти", написали на нее возражения и подали государю. Никон разразился над несчастным епископом страшной карой: низверг его с кафедры, снял с него мантию, предал его тяжкому телесному наказанию и сослал в заточение. Вследствие этого Павел сошел с ума, и никто не видел, как он погиб; но ходили слухи, что он был тайно убит по приказу Никона. Сам ли Никон единолично и без суда низверг епископа Павла, как говорили обвинители Никона на Соборе 1666 г., или низвержение Павла совершено было соборно, по правилам, как утверждал Никон на том же Соборе, указывая на то, что дело о низвержении Павла есть на патриаршем дворе, во всяком случае, таким жестоким наказанием епископа Никон крайне повредил и себе и делу, за которое ратовал, потому что еще более ожесточил против себя своих противников и возбудил к ним сочувствие в народе.

Каковы были расколоучители, таковы и многие из их последователей. Когда в Ниловой пустыне стали служить на пяти просфорах по новому положению, разразился скандал: пономарь ударил священника кадилом в голову, и последовала общая схватка в церкви. Сильнее всего никоновским постановлениям противились на южных и северных окраинах России. Бунт Стеньки Разина находится в одинаковой исторической связи как с окончательным закрепощением крестьянства (Уложением 1649 г.), так и с церковными реформами Никона. В Соловецком монастыре сопротивления церковным реформам превратились в открытое восстание. Соловецкие монахи отказывались принять новопечатные книги. Основание у них было то же, что и у прочих раскольников: «Если мы раскольники - писал Аввакум к царю Алексею Михайловичу, - так

святые отцы, и цари, и патриархи тоже были раскольники». Словом, раскольники считали, что если прежде молились по «худым» книгам, но молились и спасались, то отчего не остаться при старом? В Соловецком монастыре вспыхнуло восстание против правительства, монахи побросали книги в море и сожгли доски от них. Царские воеводы 8 лет осаждали монастырь. Даже архимандрит Никанор наводил подзорную трубу на осаждавших и указывал куда стрелять. Историк этой десятилетней осады, один из главных последователей раскола - Семен Денисов, сравнивает ее с троянской войной.

Сначала в Москве мало знали о раскольниках и называли их капитонами (от черного священника Капитона, распространявшего раскол), но вскоре увидели, что Капитон был лишь одним из многих, что раскол проник повсюду.

Раскольники, гонимые Никоном, проклиная, прозвали его антихристом. Находили подтверждение этому в Апокалипсисе. Толковали, что число антихриста - 666, и так как приближался 1666 г., то вера в пришествие антихриста усилилась. Расколоучители пускали слух. Что Никон богохульник, что у него на внутренней подошве одной туфли вышит образ Богоматери, а на другой - восьмиконечный крест. Постановления Никона, что апостолам не нужно молиться на коленях, а достаточно кланяться в пояс; что юродивые не что иное, как бешеные и их не следует писать на иконах - подтверждали в глазах народа эти слухи. В 1666-м и последующих за ним годах напряжение суеверных ожиданий Апокалипсиса достигло крайней степени. В ночь перед масленицей и перед троицыным днем (на эти дни ожидали (по преданию) страшного суда) в нижегородском Поволжье, надев рубахи, саваны и, ложась в долбленые гробы, пели заупокойные молитвы. Некоторые даже сами себя отпевали.

Когда раскол оказал силовое противодействие, в Москве начали понимать возможность последствий распри, имевшей сначала исключительно религиозный характер. Вскоре сопротивление обнаружилось и в Москве. Начинаются стрелецкие бунты в защиту соловецких монахов, следовательно за дело сподвижников Разина. Старые книги - лозунг партии, объявившей себя против как церковных, так и гражданских реформ. Сопротивление гражданским реформам становится сущностью раскола и только прикрывается разногласием по церковным вопросам, чтобы объединить более многочисленную массу, относившуюся враждебно к крутому повороту от старины к новым порядкам.

Противники Никона называли себя последователями старой веры и видели раскольников не в себе, а тех, кто, по их мнению, уклонялся от древнего православия. Напрасно им доказывали, что ничего не изобреталось, все, что вводились, было старым, бывшим прежде, что исправляли книги, тщательно сверяя, по 500 афонским спискам, по 200 греческим и из других мест, и всем тем, которым могли предоставить 39 монастырских библиотек в России. Старообрядцы считали, что Никон хотел исправить книги кое-как, только бы все было по-новому, что в его изменениях больше принимали участие произвол и «любоначалие», чем желание исправить. При таком взгляде на вещи, совершенно второстепенным вопросом стал: точно ли Никон сделал нововведения, и не сделали ли их те, кто допустил отступления от греческих обрядов в эпоху, предшествовавшую расколу? Вопрос о юридическом праве здесь был посторонним.

Раскольники называли исправления «новшествами». «Новшества», шедшие с греческого востока, они признавали неверными, потому что где же было существовать чистым и неискаженным церковным преданиям - говорили они - на земле, подвластной туркам? «Новшества» с латинского запада были противны им по исконной вражде к католицизму, и четырехконечный крест уже потому был ими не принят, что он был «латинским крыжем».

Итак, раскол стоит за старину, но старину недавнюю, свою. Что было столетия назад, до того, ему нет дела.

5. Отречение патриарха Никона от патриаршества

Реформы, проводимые Никоном, порождали смуту в обществе, вызывали противодействие Никону. Его крутой нрав создавал ему много противников. Произошел у него разрыв и с царем. Патриарх вторгался в дела государства, возмечтал даже стать выше царя и полностью подчинить его своей воле. Алексей Михайлович стал тяготиться своим «собинным другом», охладел к нему. Началось все вроде бы с мелочей. В 1658 г., во время очередного праздника, царский окольничий, прокладывая, по обычаю, дорогу для государя, ударил палкой патриаршего человека. Тот начал возмущаться, называя себя «патриаршим боярским сыном», и тут же получил еще один удар палкой. Никон, узнав об этом случае, пришел в крайнее негодование и потребовал у Алексея Михайловича расследования и наказания виновного боярина. Но расследование не было начато, а виновный остался безнаказанным. Затем, Никон получил письмо от царя, в котором государь запрещал ему впредь именоваться великим государем. Видя изменившееся отношение к себе государя, Никон задумал воздействовать на царя угрозой, что ему раньше удавалось. Он решил публично отречься от патриаршества, рассчитывая на то, что царь будет тронут его отречением и станет упрашивать не покидать первосвятительский престол. Это стало бы хорошим поводом восстановить и усилить свое влияние на царя.

На торжественной литургии в Успенском соборе в Кремле 10 июля 1658 г. он объявил с амвона, обращаясь к духовенству и народу: «От лени я окоростовел, и вы окоростовели от меня. От сего времени не буду вам патриарх; если же помыслю быть патриархом, то буду анафема». Тут же на амвоне Никон снял с себя архиерейское облачение, надел черную мантию и монашеский клобук, взял простую клюку и вышел из собора.

Сразу после отречения Никона от патриаршества царь Алексей Михайлович указал переписать всю домовую и келейную патриаршую казну "после великого господина, бывшего патриарха Никона", т. е. все имущество, принадлежавшее как патриаршему дому, или кафедре, так и лично, или келейно, патриарху Никону (такая перепись делалась и прежде - после патриархов Филарета Никитича, Иоасафа и Иосифа). При этом подробно описаны были: а) церковные вещи: образа, кресты, панагии, сосуды церковные и облачения, богослужебные книги и разная церковная утварь; б) домашние вещи: рясы, клобуки, камилавки, шубы, серебряные кубки, братины, ковши, тарелки и пр., бархаты, атласы, соболи, сукна, ковры и пр.; в) наличные деньги, поступившие в патриаршую казну с духовенства, с патриарших монастырей и вотчин и из других источников; г) жалованные грамоты и другие многочисленные документы на разные патриаршие имения; д) книги, рукописные и печатные, славянские и греческие и на иных языках, отчасти находившиеся в палатах патриарха, каменных и деревянных, а преимущественно помещавшиеся под Крестовою церковью трех святителей - Петра, Алексия и Ионы, Московских чудотворцев. По окончании переписи патриаршего имущества все, что оказалось в нем "келейного", т. е. все вещи, принадлежавшие собственно патриарху Никону, какого бы рода они ни были, по приказанию государя были отделены и отправлены в Воскресенский монастырь к бывшему патриарху.

Внимание и милость Алексея Михайловича к бывшему патриарху простерлись еще далее. Царь оставил за Никоном все три монастыря его строения: Крестный, Иверский и Воскресенский со всеми приписанными к ним четырнадцатью монастырями и со всеми их вотчинами. Таким образом, Никону оставлена была довольно значительная область, церковная и владельческая, в которой он мог самостоятельно действовать как иерарх и как владелец. Он независимо правил всеми этими монастырями, церквами и вотчинами, творил в них суд и расправу, сам посвящал для них священников, диаконов, причетников, а для монастырей сам ставил и настоятелей и другие власти и по своему усмотрению распоряжался всеми доходами с монастырских вотчин и угодий. К этим доходам прибавлялось еще ежегодно по две тысячи рублей, которые высылал царь за взятые им у Воскресенского монастыря камские соляные варницы. Но еще в то же лето, когда Никон оставил свою кафедру, один из близких к нему бояр, Никита Алексеевич Зюзин, много раз, как сам свидетельствует, посылал к нему дьяка Федора Торопова со словами: "Что, государь, оставил престол свой? Оставь свое упорство и возвратись". И Никон каждый раз через того же дьяка присылал ответ: "Будет-де тому время, возвращусь"6. Значит, перед близкими своими он вовсе не скрывал, что имеет желание и надежду возвратиться на свою кафедру. Он только не хотел сам проситься, а ожидал времени, когда его позовут, и он возвратится с честью.


Подобные документы

  • Анализ реформ патриарха Никона и Церковного Раскола в России в XVII веке. Сущность разногласий патриарха Никона и его бывших единомышленников. Предание церковному проклятию противников реформ. Раскол в обществе как последствие церковного раскола.

    реферат [37,8 K], добавлен 14.01.2014

  • Неразрывная связь истории русской Церкви с историей России. Причины церковного раскола в XVII веке. Церковная реформа патриарха Никона, исправление богослужебных книг. Появление раскольников, неистовый Аввакум. Социальные корни церковного раскола.

    доклад [1,9 M], добавлен 13.02.2011

  • События, связанные с церковной реформой Никона. Предпосылки, причины и последствия раскола Русской православной церкви. Жизнь и деятельность патриарха Никона. Соловецкое сидение, стрелецкий бунт. Идеолог и символ движения раскольников – протопоп Аввакум.

    реферат [48,8 K], добавлен 11.01.2012

  • Личность патриарха Никона, причины и результаты проведения церковной реформы, ее цели. Столкновение между царем и патриархом. Церковный раскол, его сущность и последствия. Перемены в обрядах на основе греческих книг и практики константинопольской церкви.

    реферат [37,9 K], добавлен 12.04.2017

  • Оценка личности Патриарха Никона, истоки формирования его характера. Начало духовной деятельности, анализ церковных и политических преобразований. Роль Патриарха в церковной реформе, ее последствия и значение для внутренней и внешней политики России.

    доклад [22,2 K], добавлен 20.10.2012

  • Путь Никона к патриаршеству. Патриарх Никон как друг царя Алексея Михайловича. Начало и последствия реформаторской деятельности Никона. Дело Патриарха Никона. Возрастание конфликта и "отречение" Никона в 1658 г. Тяжба Никона с царём. Суд над патриархом.

    реферат [33,4 K], добавлен 24.01.2012

  • Анализ влияния изменений в социальной экономике и политическом развитии России XVII в. на взаимоотношения между представителями духовенства. Вопрос о редактировании богослужебных книг. Стремление Никона к унификации русской церковной богослужебной сферы.

    реферат [47,6 K], добавлен 13.10.2015

  • Россия в середине XVII века: "бунташный век", противоречия между церковью и государством. Царь и патриарх до начала церковной реформы. Знакомство Алексея Михайловича и Никона. Причины и мотивы проведения реформы. Противостояние Никона и боголюбцев.

    курсовая работа [63,7 K], добавлен 13.06.2013

  • Рассмотрение задач церковной реформы середины XVII века. Причины раскола Русской православной церкви. Анализ особенностей осуществления церковной реформы патриархом Никоном. Характеристика духовных предпосылок проведения церковной реформы XVII века.

    дипломная работа [87,9 K], добавлен 23.04.2016

  • Теория суверенности, церковь как нравственный противовес русскому самодержавию в годы правления Ивана IV. Значение принятия патриаршества и его роль в борьбе с самозванцами и польско-шведскими интервентами. Реформы патриарха Никона и начало раскола.

    реферат [34,2 K], добавлен 14.11.2010

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.