К вопросу о пределах советской мобилизационной экономики 1941-1945 годов: региональный аспект

Размещено на http://www.allbest.ru/

К вопросу о пределах советской мобилизационной экономики 1941-1945 годов: региональный аспект

А.А. Пасс

Истории Великой Отечественной войны посвящено огромное количество научных работ. Но среди исследователей до сих пор нет единого и согласованного понимания ряда основополагающих категорий, которые непосредственно влияют на познавательный процесс. В частности, речь идет о понятии «мобилизационная экономика». Сколько-нибудь внятное определение этого феномена принадлежит доктору философских наук, председателю общественно-политического движения «Евразия» Александру Дугину. В его интерпретации мобилизационная экономика - это тип экономических отношений, при котором все ресурсы страны направлены на одну или несколько приоритетных целей в ущерб другим отраслям, что нарушает гармоничное развитие общества1. В данном случае весьма примечательно, что при осмыслении специфических экономических отношений задействован эстетический принцип гармонии. Причина в том, что сформулировать позитивную дефиницию, оставаясь в рамках собственно экономической науки, невозможно, поскольку всякая экономика изначально носит мобилизационный характер.

В самом деле, организуя производство, мы задаемся вопросами. Что производить? Для кого или для чего? В каком количестве? По какой цене? И в поисках ответа наталкиваемся на целый ряд природных и социальных ограничений. Их преодоление требует мобилизации самых разнообразных ресурсов. Чтобы оценить эффективность предпринятых усилий, необходимо составить баланс потерь и приобретений как на текущий момент, так и на перспективу, которой, как правило, отдается предпочтение. В случае положительного сальдо можно говорить о поступательных, прогрессивных изменениях. Если же в результате напряженной работы какой-либо фактор производства (материальный или духовный) оказывается под угрозой исчерпания (разрушения) и найти ему адекватную замену в настоящий момент нельзя, это ставит под вопрос дальнейшее существование конкретной экономической системы и базирующегося на ней социума. Тогда начинает действовать так называемый «сверхмобилизационный эффект»2, который, на наш взгляд, способен вызывать состояние бифуркации (кризис), резко сужающее вариативность будущего и сводящее его к наиболее простому, «очевидному» формату, призванному воспрепятствовать опрокидыванию общества в хаотическое состояние. В итоге равновесие восстанавливается на более низком уровне, а цивилизация вынуждена видоизменяться, чтобы впредь не испытывать нужды в дефицитном ресурсе. Формируется иная траектория развития, и затем его цикл повторяется вновь. На этот феномен обратил внимание еще А. Тойнби. Он считал, что «на протяжении 4 или 5 тысячелетий военизация общественной жизни вела, как правило, к надломам цивилизации и задержке социального роста»3. Для нас важно понять следующее: мобилизационная экономика при всех ее отрицательных сторонах - это не жупел, а суровая реальность, особенно для такой геополитически и геоэкономически уязвимой страны, как Россия. Другое дело, что направления, характер, степень и сама способность к «мобилизации» политической элиты и народа варьируются во времени и пространстве, порождая производные социальные процессы и явления.

Но вернемся к проблематике войны. В публикациях отечественных историков содержится множество непреложных фактов, свидетельствующих о массовом героизме и самоотверженности нашего народа в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, о невиданных лишениях, выпавших тогда на его долю. Это действительно так. Однако известно, что серьезные ограничения, повлиявшие на привычный жизненный уклад, пришлось претерпеть и либеральным государствам, вовлеченным в противоборство с нацистской Германией. Имеются в виду увеличение продолжительности рабочего дня, отмена отпусков, замораживание заработной платы, введение контроля над потреблением и проч. Означает ли это, что они тоже подошли к пределу своих возможностей? Задача заключается в том, чтобы исключить субъективный подход и выработать объективные, научно обоснованные критерии, которые бы позволили дать четкие ориентиры для решения поставленных проблем.

Прежде чем анализировать экономическую политику СССР, проводимую в 1941-1945 гг., важно обратить внимание на ряд существенных моментов. Во-первых, несмотря на заключение пакта Молотова-Риббентроппа, советское руководство с самого начала переговоров не сомневалось в том, что страна рано или поздно окажется вовлеченной в войну с фашизмом. Следовательно, все средства и резервы, находившиеся в распоряжении государства, в первоочередном порядке направлялись на количественное и качественное совершенствование оборонно-промышленного комплекса. Осуществить это в кратчайший по исторически меркам срок можно было только волевыми решениями, используя отлаженный партийно-бюрократический аппарат.

Опыт применения внеэкономического принуждения в широких масштабах в качестве универсального метода управления в Советском Союзе уже имелся. Достаточно вспомнить сталинский «великий перелом» 1930-х гг. В результате серии кризисов в отношениях между государством как целеполагающим институтом и хозяйствующими субъектами, которым изначально были присущи собственные цели развития, демократическая «рыночная конституция» общества уступила место жесткому, идеологически обусловленному централизованному планированию, причем процесс не был гладким. Он занял определенное время, сопровождался ломкой прежних норм деловой жизни, неудобствами и тяготами, то есть тем, с чем бывает обычно сопряжена война. В конце 1930 - начале 1940-х гг. большевики вновь прибегли к жесткой, опробованной при решении внутренних проблем административной вертикали. Это сопровождалось перегруппировкой сил режима, его дальнейшим ужесточением и проникновением во все поры и клетки общественного организма.

Во вторых - в ходе формирования «догоняющей» индустриальной модели развития произошла существенная деформация кооперативного сектора, и социальное содержание кооперации существенно изменилось. Из массового движения она превратилась в подконтрольное органам власти самоокупаемое коллективное предприятие, работающее там, где был неэффективен госсектор. В результате широкое видовое многообразие кооперативных объединений свелось в Советском Союзе к промысловым артелям и сельским потребительским обществам4. Тем не менее, системообразующие принципы, такие как добровольность членства, паевое участие и работа на рынок, в промысловой кооперации сохранялись. Также, несмотря на отчетливую тенденцию превращения потребительской кооперации в придаток колхозной системы, она продолжала обладать, в той или иной мере, организационной и финансовой самостоятельностью, располагала значительным торговым и производственным потенциалом. Ее присутствие в структуре аграрного сектора позволяло последнему быстрее приспосабливаться к экстремальным запросам государства.

В-третьих, незадолго до войны в правительстве возобладало прагматичное мнение о необходимости превращения малых негосударственных предприятий (артелей промысловой кооперации, мастерских райпотребсоюзов и сельпо) в основного производителя потребительских товаров для населения с тем, чтобы госсектор мог целиком сосредоточиться на оборонных заказах5. Совместным постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 7 января 1941 г. «О мероприятиях по увеличению производства товаров широкого потребления и продовольствия из местного сырья» отменялось централизованное распределение кооперативных изделий. Их разрешалось оставлять в распоряжении района, области, края, республики и реализовывать по рыночным ценам. Госбанк обязали выдавать кредиты кооператорам, которые к тому же получили льготы по налогообложению. В промысловые артели безвозмездно передавалось неиспользуемое оборудование с крупных заводов.

Данное решение было нацелено на воссоздание значительного и совершенно особого сегмента национальной экономики, функционирующего на принципах рыночной конъюнктуры, хозяйственного расчета и демократического самоуправления.

Предполагалось, что кооперативная промышленность оперативно отреагирует на диспропорции в социальной сфере, в короткие сроки освоит местные источники сырья, расширит собственную производственную базу, усовершенствует технологию и ослабит тем самым товарный дефицит.

Предпринятые меры побудили региональные органы власти в лице обкомов партии включить в повестку дня вопрос о претворении в жизнь соответствующих указаний партии и правительства. В феврале 1941 г. на Урале появились областные программы, направленные на расширение кооперативного сектора в материальнобытовом обслуживании населения6. Они были призваны способствовать увеличению выпуска и совершенствованию ассортимента кооперативных товаров. Ими руководствовались и в мирное время, и в первые месяцы войны. Однако вскоре положение на фронтах стало катастрофическим, и это практически не оставило шансов на оптимизацию вектора общественно-экономического развития.

Тяжелейшие поражения лета и осени 1941 г., оккупация немцами значительной части европейской территории СССР диктовали необходимость скорейшего превращения страны в единый боевой лагерь. Соответствующая директива СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 г. нацеливала партийные и советские органы на сплочение всего народа для поддержки Красной Армии, для победы. А в октябре 1941 г. вступил в действие одобренный ЦК ВКП(б) и СНК СССР военно-хозяйственный план, который предусматривал резкое увеличение производства оборонной продукции в восточных регионах Советского Союза, в том числе на Урале . Возросло количество военных заказов, требующих срочного исполнения.

Одновременно с организационной перестройкой партийной и хозяйственной работы развернулся процесс перевода артелей на военное производство. «У нас не может быть теперь мирных предприятий, - писала в июле 1941 г. газета «Правда». - Каждый завод, каждая фабрика должны работать для удовлетворения военных нужд»8. Специфические особенности промысловой кооперации - разветвленная сеть, большое количество отраслей хозяйства, простота технологии и главное, возможность обойтись без ощутимых государственных вложений - в сумме обусловили скорое освоение сложных военных изделий. К традиционной номенклатуре, изготавливаемой в артелях, - санитарно-обозному имуществу, шанцевому инструменту и обмундированию - добавились мины, гранаты, артиллерийские снаряды, походные кухни и т. д. По двум объединениям: облпромсовету и кооперации инвалидов Моло- товской области - уже осенью 1941 г. оборонные заказы выполняли 226 кооперативов из 3009. И если в июле 1941 г. местная и кооперативная промышленность этой области поставляла в армию всего 3 вида спецпродукции, то к декабрю - 4010. Аналогичная картина наблюдалась и в других районах страны. Так, С. В. Ломтев свидетельствует о повышении доли военной продукции в валовом производстве кооператоров Горьковской области - с 3-6 % в 1940 г. до 40-45 % в 1943 г.11

Артели, загруженные военными заказами, работали по 20 часов в сутки, в две смены. На производство оборонной продукции переключались кооперативы, имевшие, казалось бы, сугубо гражданский профиль. Опачевская камнерезная артель (Мо- лотовская обл.) в большом количестве стала вырабатывать хирургический гипс12. Товарищество художников изготавливало макеты противовоздушной маскировки секретных объектов13. Кунгурская фаянсовая артель, до войны выпускавшая облицовочную плитку, стала делать гильзы, трубки для гранат, госпитальную посуду14.

Весьма существенное обстоятельство переключения кооперативных предприятий на выполнение заказов оборонных ведомств заключалось в том, что они не только не приносили прибыли, но были убыточны. Ручная граната РГД-42, на освоение которой затрачивалась масса сил и средств, стоила 24 р., граната Ф-1 - 10 р.15 Пошив офицерского полушубка в 1941 г. оценивался в 15 р., столько же - катка пары армейских валенок. А по смете Чкаловского облпромсовета, в которой учитывалась только себестоимость работы без налога с оборота и процента рентабельности, они обходились в 26,8 р. и 24,84 р.16 Для сравнения отметим, что в то время на уральских рынках новые валенки кустарной выделки продавались за 700 р., на них можно было выменять 5 пудов ржаной муки17. Порой военные не расплачивались вовсе. Южно-Уральский военный округ задолжал товариществу «им. Осипенко» 31700 р., и его председатель, не боясь обвинений в саботаже, отказался принимать новые заявки от Юж.-УралВО . Артель «Кооперативный труд» изготовила и 14 декабря 1941 г. сдала на склад НКО солдатское нательное белье на сумму 23732 р. Однако и спустя год она не получила причитающиеся деньги19.

Всего за период Великой Отечественной войны промкооперация Урала дала стране вооружения, снаряжения и обмундирования на сумму свыше 800 млн р. В областном разрезе это выглядит так:

Стоимость военных заказов, выполненных кооперативной промышленностью ряда уральских областей в 1941-1945 гг.20

не считая стоимости ремонтных работ.

** за 1941-1944 гг.

*** местная и кооперативная промышленность.

****цифры по Челябинской области даны в новых ее границах (без Курганской области). Сведения по УАССР и Курганской области найти не удалось

Особо отметим, что в промысловой кооперации Урала при выполнении спецзаданий рост натуральных показателей значительно опережал общее увеличение валовой продукции в денежном выражении. Если в 1941 г. промартели изготовили 15,2 тыс. 76-миллиметровых артиллерийских снарядов и 9,4 тыс. гранат Ф-1, то в течение 1943 г., когда работа на оборону достигла максимального напряжения, - 205,2 тыс. и 1075,8 тыс. штук соответственно. Налицо рост в первом случае в 13, во втором - более чем в 100 раз! Эта тенденция прослеживается практически по всей номенклатуре военных заказов. В то же время за период 1941-1943 гг. валовое производство в рублях повысилось примерно в 1,5 раза: с 646,7 млн р. до 940,6 млн р.; численность артелей - с 1287 до 1349, а их членов - примерно с 61 тыс. до 101722 человек . Для сравнения: в Сибири война вызвала резкое сокращение численности мелких пред- приятий .

Несмотря на фактическое превращение промкооперации в составную часть военно-промышленного комплекса региона, заданий по обеспечению тружеников тыла товарами массового спроса и услугами с нее никто не снимал. Однако справиться с ними она уже не могла. Началось обвальное падение производства товаров и услуг для населения. Среднемесячный их выпуск с июня по октябрь 1941 г. в Свердловской области уменьшился на 1,6 млн р., в Челябинской - на 3,2 млн р. В декабре челябинцы вообще ничего не получили от городской промкооперации. Дефицитом стали ложки, тарелки, стаканы, керосиновые лампы - практически любые предметы первой необходимости24. На крупных заводах обеденный перерыв растягивался на многие часы, потому что рабочие ждали, когда освободятся столовые приборы.

Одновременно сворачивались такие гражданские отрасли, как мебельное и гончарное дело, индивидуальный пошив обуви и одежды, резко сузилась сфера услуг. Даже то, что по отчетам артелей числилось ширпотребом, предназначалось, главным образом, внерыночным потребителям - Наркоматам Обороны, Внутренних дел, Военно-морского флота. Инструктор Глебова докладывала в декабре 1941 г. Чкалов- скому обкому ВКП(б) о результатах обследования кооператива «Коопремонт», до войны ремонтировавшего предметы обихода. Он имел 29 мастерских, 120 человек персонала. К 1 декабря мастерских осталось 6, в них трудилось всего 35 рабочих. Но и они обслуживали военные организации и не принимали заказы от населения25.

Сплошь и рядом наблюдались случаи, когда артель, специально оставленная для удовлетворения бытовых нужд, некоторое время спустя переводилась на выполнение фронтового задания. При этом председатели кооперативов расторгали ранее заключенные договоры на услуги и товары ширпотреба, так как понимали, что справиться с работой одновременно по двум направлениям не удастся, к тому же за срыв поставок армейского обмундирования или боеприпасов могла грозить тюрьма.

Отставание в развитии социальной сферы ощущалось на Урале и в мирное время. А к осени 1941 г. ситуацию в жизнеобеспечении региона можно было охарактеризовать как чрезвычайную. Промышленные товары на рынках стоили безумно дорого. В октябре 1941 г. в Миассе старое ведро продавалось за 120 р., в Шадринске столько же просили за поношенное женское ситцевое платье , тогда как среднемесячная заработная плата рабочего Магнитогорского металлургического комбината в г. составляла 451 р. в месяц27 и часть ее шла на приобретение облигаций военного займа. Люди оказались в бедственном положении. В партийные комитеты, в том числе и в ЦК, начали поступать жалобы. декабря 1941 г. ЦК ВКП(б) принял развернутое постановление «О плохом руководстве Златоустовского горкома партии делом материально-бытового обслуживания трудящихся». Ряд партийных функционеров, например, секретаря Златоустовского горкома Устинова сняли с работы и исключили из партии. Таким образом, трудящимся было продемонстрировано, что пренебрежение условиями их жизни расценивается как антигосударственная линия. Вместе с тем, острейший кризис в социальной сфере объяснили «перегибами на местах» и ответственность за него целиком возложили на администрацию краев и областей. В 1942 г. уральские власти вплотную занялись проблемами, стоявшими перед местной промышленностью и кустарно-промысловыми артелями в деле увеличения производства товаров широкого потребления.

Благодаря предпринятым шагам, в кооперативной промышленности произошли позитивные изменения. Удалось преодолеть неблагоприятные тенденции, наблюдавшиеся во второй половине 1941 г., и в 1942 г. добиться удвоения производства ширпотреба по Челябинскому городскому управлению промкооперации. Кооператорами областного центра было изготовлено предметов первой необходимости на сумму 20960 тыс. р. (в 1940 г. - на 9751 тыс. р.)28. За 1942 г. артели области освоили видов новых изделий против 35 запланированных, что в условиях войны явилось несомненным успехом .

Удмуртский обком ВКП(б) по-прежнему направлял развитие кооперативного сектора автономной республики, исходя из довоенного постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О мероприятиях по увеличению производства товаров широкого потребления и продовольствия из местного сырья». Бюро обкома 13 ноября 1942 г. заслушало информацию о его выполнении30. Линия удмуртских властей была неадекватна моменту. Она не учитывала изменения, которые война внесла в функционирование всего народнохозяйственного комплекса и кооперативной промышленности, в частности. Ведь первоначально не предполагалось, что большинство артелей будет задействовано на оборону и им придется работать с двойной нагрузкой: наряду со специзделиями наращивать производство товаров для населения31. Постановление центральных органов от 7 января 1941 г., ориентируя кооператоров на использование отходов и местных материалов, предусматривало обеспечение промартелей государственным недефицитным фондовым сырьем. В расчете на это облпромсоветы расширяли мощности, строили новые цеха. А когда грянула война, то даже военные заказы, размещаемые в кооперативах, не всегда подкреплялись фондами.

Невозможно было предвидеть массовый отток из промысловой кооперации квалифицированных специалистов. Кстати, с этой проблемой справились быстро. Ушедших в армию мужчин заменили члены их семей: жены, дети, старики; шире стали применять надомничество. Однако возникла новая, неведомая в мирное время задача: как заставить кустарные предприятия не только не уменьшать выпуск гражданской продукции, но и разнообразить ее ассортимент. Ответы на эти вопросы январское постановление 1941 г. не давало, а потому уже не было необходимости строго ему следовать.

Стремясь создать благоприятную институциональную среду, которая бы позволила добиться увеличения выпуска предметов повседневного спроса промышленностью местного подчинения в условиях военного времени, правительство СССР в 1942 г. дважды, 2 января и 25 августа, выносило соответствующие решения. Артели получили право отбирать на машиностроительных, металлообрабатывающих, металлургических заводах, на базах Главвторчермета лом и отходы металла, чтобы использовать их для изготовления товаров ширпотреба. Кооператоры допускались к децентрализованным заготовкам картофеля, овощей, бахчевых культур и фруктов. Им разрешалось шить обувь и одежду из шерсти, льна, кожи, которые поступали от колхозов в порядке натуроплаты за переработку давальческого сырья, и самостоятельно реализовывать эти товары.

Оборудование и инструмент, произведенные в промкооперации после 1 января г., перестали включаться в общий план использования и предназначались теперь исполкомами исключительно для выпуска домашней утвари и хозяйственнобытового инвентаря. Запрещалось снятие председателей артелей с работы без согласия облисполкомов и СНК автономий. Устанавливались ежемесячные премии передовым коллективам и их руководителям. Надомники, выполняющие суточные нормы, по снабжению продовольствием приравнивались к персоналу предприятий, заказы которых они исполняли. Промысловые кооперативы освобождались от налога с оборота и бюджетной разницы с добываемой ими соли. Кроме того, 5 % валовой и 50 % сверхплановой продукции оставалось теперь в распоряжении самих облпромсоветов.

Хотя постановления правительства дали ощутимый импульс развитию предприятий и отраслей, обслуживающих первоочередные нужды трудящихся, но они были не в состоянии одним махом покончить с огульным администрированием, бюрократизмом и мелочной регламентацией со стороны местных властей. Кооперативные товарищества стояли на последнем месте в существующей тогда иерархии предприятий, и ими командовали все: столица, область, район. Кроме того, артели получали ориентировку на валовый выпуск товаров, а не на отпуск их торговле. Некоторые использовали это несовершенство в планировании следующим образом: включали в отчеты по ширпотребу армейское обмундирование, изготавливали преимущественно дорогостоящие артикулы, оформляли несколько квитанций на одно и то же изделие и выполняли тем самым валовые показатели в рублях. И если горожане могли время от времени покупать в магазинах и на рынках одежду, обувь и другие вещи, то для сельского жителя приобрести что-либо было крайне сложно. В Удмуртской АССР, например, в годы войны практически прекратилась продажа колхозникам фондируемых, т. е. получаемых централизованно промышленных товаров .

Несмотря на усилия кооператоров и помощь центральных властей, существенно улучшить снабжение людей не удалось. Так, в Челябинской области ремонтировалось за год полпары обуви в расчете на одного жителя34. В Курганской - на душу населения в 1944 г. было выработано мыла 200 г, посуды - 0,2 штуки, спичек - 1,5 коробки, мебели на 70 коп., чулок и носков - 0,04 пары35. В Соликамске (Молотов- ская обл.) местпром и кооперация в 1944 г. выпустили один стол на 93 человек, пару обуви на 22 человека и головной убор на 44 человека36.

На этом фоне трудящиеся высказывали обоснованные претензии в адрес ответственных руководителей и самих артельщиков. В Свердловской области люди спрашивали: почему не расширяют сапожные мастерские по починке обуви для рабочих? Что мешает, чтобы в достатке были спички, соль, мыло, ведь изготавливать эти то- вары можно здесь, на Урале?

Народ видел, что бытовые тяготы были вызваны не только чрезвычайными обстоятельствами, но также ошибками и упущениями чиновников в социальнобытовой сфере. В Иглинском районе БАССР была размещена эвакуированная с Украины обозная промартель «Металлист». Кооператоры постепенно осваивались на новом месте. Но кому-то срочно понадобилось кровельное железо. И райком партии с легким сердцем позволил разобрать крышу механического цеха «Металлиста». Затем потребовался кирпич. Сломали одну из пристроек кузнечного цеха и 8 горнов выбросили на улицу. Вскоре аналогичная участь постигла сушильную камеру. Ночью в полуразрушенное помещение проникли воры и украли стропила, опалубку, доски пола. Как следствие, артель перестала существовать. А ее мощностей вполне бы хватило, чтобы обеспечить повозками и утварью колхозы района и личные подворья38.

Печально сложилась судьба лесопромысловой кооперации. До войны она занималась заготовкой деловой древесины, поставляла лыко, мочало, смолу, детали обоза. Деревообрабатывающие предприятия изготавливали пиломатериалы, мебель, укупорку, спортинвентарь, щепные товары, а лесохимические - древесный спирт и скипидар, смолу и уксус, канифоль и пихтовое масло, автол и спички. В 1940 г. на долю лесопромысловиков-кооператоров приходилось 50 % всей производимой в стране мебели, 35 % бочкотары, 40 % телег, 85 % дегтя и скипидара. С началом войны им пришлось освоить выпуск противотанковых деревянных мин, аэросаней, ящиков для боеприпасов и других специзделий.

В течение 1941-1942 гг. кооператоры с трудом, но справлялись с возросшими заданиями. Однако в 1943 г. произошло лавинообразное падение производства: по деловой древесине и спирту в 3 раза, по таре в 2,5 раза. Прекратился выпуск мебели. Отчасти это объяснялось мобилизациями людей на другую работу и их уходом из артелей ввиду отсутствия регулярного товароснабжения. Но основная причина бедственного положения крылась в чрезвычайно высокой трудоемкости работ в сочетании с малой денежной отдачей. Для получения 1 т скипидара надо было переработать 125 кубометров смолы и 100 кубометров дров, затратить 412 человеко-дней, тогда как стоимость полученного продукта составляла всего 3300 р. в неизменных ценах 1932 г. Выработка на одного рабочего исчислялась суммой 8 р. в день, тогда как в швейных кооперативах - 45 р., в пищевых - 93 р.

Озабоченный судьбой лесных артелей, зам. начальника Управления промкооперации при СНК РСФСР Федотов в 1944 г. обратился к секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову с предложением выделить их в самостоятельную систему. Идея состояла в том, чтобы оказать лесным промыслам государственную поддержку путем сокращения организационных расходов и пересмотра ценовой политики. Это обращение понимания не встретило40. Проще было разверстать дополнительные задания по Наркомлеспрому и ГУЛАГу. Поэтому лесопромысловая кооперация, исчерпав за первые два года войны внутренний запас прочности, практически прекратила существование. Отдельные предприятия, которые сумели сохраниться, влились в межрайонные и разнопромысловые союзы кооперативов.

Дискриминация и эксплуатация кооперативов в качестве дарового резерва при переводе народного хозяйства на военный лад пагубно отражались на их способности к воспроизводству. Некоторые кооперативы, чтобы элементарно выжить, прибегали к товарообмену с выгодным для себя коэффициентом или к теневым каналам сбыта готовой продукции. Архивные данные подтверждают сказанное. Курганская артель «Кооператор», обладая достаточными мощностями, рабочей силой и материалами для выработки спичек, искусственно поддерживала их дефицит в районе и делала столько коробков, сколько ей было нужно, чтобы проводить необходимые «взаимозачеты»41. Можгинские кустари из «Красного знамени» (УАССР) свои товары обменивали на фураж42. В нижнетагильском товариществе «Красный пищевик» (Свердловская обл.) в качестве всеобщего эквивалента использовался алкоголь. В декабре 1944 г. правление обменяло на продукты 37 л спирта и 38 л водки43. Если кому-то масштаб сделки покажется незначительным, заметим, что это количество спиртного на свердловских и челябинских рынках «тянуло» на 400 кг мяса, или 63 ц муки, или 400 ц картофеля44. Понятно, что данные операции не отражались в бухгалтерской отчетности, а внезапные проверки кооперативных складов обнаруживали целые залежи самых разнообразных товаров и полуфабрикатов при пустых магазинных полках.

Отступление от норм закона, несмотря на его вынужденный характер, деформировало нравственные принципы у некоторых руководителей и членов артелей. Именно к периоду войны, по меткому замечанию американского историка И. Бирмана, относится создание в СССР морального климата, способствующего распространению так называемой «второй» или нелегальной экономики , в чем также можно найти одно из проявлений «сверхмобилизационного эффекта».

Только со второй половины 1943 г., когда в войне обозначился коренной перелом, артели стали частично освобождать от спецзаказов. Руководителям кустпром- кооперации разрешили ходатайствовать перед исполкомами об увеличении отпускных цен для подъема рентабельности. С 1 января 1944 г. в Челябинской области обувь кустарной работы подорожала на 50 %, сапоги - на 133 %, стоимость услуг в ателье - на 100 %46. Некоторые виды дефицитных товаров, например, мыло, свечи, зубной порошок, спички, моющие средства с мая 1943 г. перестали облагаться налогом с оборота47. А поскольку цены на них постоянно росли, то данная мера сделала их производство очень выгодным.

В сентябре 1944 г. Управление промкооперации при СНК РСФСР утвердило положение о прогрессивно-сдельной оплате труда в артелях, производящих ширпотреб. Новые расценки применялись по следующей шкале: при превышении норм выработки на 40 % рабочий получал до 75 % надбавки; перевыполнение плана более чем на 40 % удваивало вознаграждение. Этим создавался дополнительный стимул к ударному труду.

Организационно-хозяйственные преобразования 1943-1944 гг. ставили целью вернуть промкооперацию к традиционной и привычной деятельности по удовлетворению нужд трудящихся. Упор на экономические рычаги управления повышал ее эффективность. Это позволило достичь рекордных за всю войну официальных показателей. В 1944 г. уральские облпромсоветы изготовили предметов первой необходимости на 879,1 млн р., кооперация инвалидов - на 141,04 млн р., превысив уровень мирного 1940 г. в 2,5 раза49. Причем, работа велась на изношенном оборудовании, а в распоряжении имелись менее квалифицированные кадры, чем до войны. К слову, кооператоры-горьковчане за все годы войны так и не смогли достигнуть довоенных показателей50.

Уральские власти в 1 полугодии 1945 г. выработали комплексные программы развития кооперативных предприятий в мирное время51. В них говорилось о необходимости скорейшего завершения специализации, 100 % загрузки станков и машин, повышения отдачи от подсобных хозяйств, чья продукция служила сырьем для пищевых кооперативов. Предусматривалось переоснащение промкооперативной системы. Ей передавались здания и оборудование, ранее находившиеся в распоряжении военного ведомства. Поощрялось сотрудничество между государственными и кооперативными предприятиями. Соблюдение ассортиментного минимума становилось обязательным.

В дальнейшем функционирование промкооперации определялось постановлением СНК СССР от 22 августа 1945 г. «О мероприятиях по увеличению производства товаров широкого потребления и продовольственных товаров предприятиями местной промышленности, промысловой кооперации и кооперации инвалидов»52. Этим документом все бездействующее оборудование с заводов союзно-республиканского подчинения передавалось облпромсоветам безвозмездно, а их отходы оценивались в пределах 70 % стоимости полноценных материалов. Рассчитываться за последние вновь разрешалось встречными поставками готовых изделий. В полном распоряжении артелей оставалась заготовленная ими древесина и выращенная сельскохозяйственная продукция. Пищевые товарищества получали в пользование крупные земельные участки на срок не менее 10 лет. Ряд товаров, выпускаемых кооператорами (телеги, мебель, тара, стройматериалы и др.), не подлежал централизованному распределению. Разрешалось продавать через собственную торговую сеть без карточек своим членам до 75 % предметов ширпотреба, выпускаемых кустарными предприятиями сверх квартального плана. Дешевели кредиты Торгбанка.

Постановление означало дальнейшее продвижение по пути снятия с промысловой кооперации правовых и хозяйственных ограничений и создания для нее более приемлемой институциональной среды. Теперь цель состояла в том, чтобы быстро и безболезненно провести полную конверсию кооперативов и тем самым смягчить продолжающийся товарный голод. В целом курс на рыночное соглашение между местными производителями и потребителями к концу войны был настолько очевиден, что народ заговорил о новой экономической политике. Свердловский комсомолец А. Безукладников в июне 1945 г. в письме М. И. Калинину даже просил разъяснить ее особенности на современном этапе53.

Таким образом, в 1941-1942 гг. социальная сфера Уральского региона была близка к коллапсу, вызванному чрезмерным и поспешным переводом малых негосударственных предприятий на выпуск военной продукции. Кроме того, имели место массовые конфискации кооперативного имущества, включая недвижимость, транспорт и оборудование. Возможно, в прифронтовых областях, подвергавшихся угрозе оккупации, эти меры являлись оправданными. Но в тыловых районах, где размещались крупные центры промышленности, в том числе оборонной, тотальная милитаризация хозяйства принесла вред. Достаточно того, что в госсектор под начало военного ведомства передавались наиболее крупные и хорошо оснащенные артели. Остальные кооперативные объединения необходимо было оставить для обслуживания населения с целью смягчения острого товарного дефицита. Но, будучи также задействованы в работе на оборону, они не сумели выполнить указанную задачу, несмотря на крайне благоприятную конъюнктуру на потребительском рынке.

Осознав проблему, местные власти частично откорректировали проводимый экономический курс, вернув промысловые кооперативы к их привычной деятельности и пообещав им поддержку. Однако оставшихся мощностей и тех, что вновь вводились в строй, очевидно, не хватало. В этом, на наш взгляд, и нашел проявление так называемый «относительный сверхмобилизационный эффект». В народнохозяйственном комплексе Урала он выразился в меньшей степени, чем в ряде других местностей, поскольку, по данным автора, такие показатели, как численность артелей, количество занятых в них работников и общий объем производства для гражданских нужд на протяжении всех лет войны в крае не только не снижались, но неуклонно росли.

Основными поставщиками кооперативных товаров являлись небольшие коллективные предприятия, расположенные вблизи индустриальных гигантов, в районах, насыщенных инфраструктурой. Их взаимодействие с партийными органами, сосредоточившими в своих руках координирующие, арбитражные и посреднические функции, давало удачный пример сочетания предпринимательской и авторитарноцентрализованной производственных культур. В результате эффективность народнохозяйственного комплекса повышалась, в него вовлекались дополнительные ресурсы. Иначе они оказались бы невостребованными.

Благодаря промысловым кооперативам, люди вновь обрели возможность покупать на городских базарах, в артельных магазинах или сельских лавах простую, но столь необходимую в тех суровых условиях еду, одежду, бытовую утварь удовлетворительного качества и по доступной цене. Это, безусловно, помогло индустриальному краю избежать невосполнимых людских потерь и выдержать сверхнапряжение тотальной войны.

В дальнейшем опасность уничтожения со стороны вероятных противников (из- за угрозы атомных бомбардировок, применения нейтронного оружия, планов развертывания космических вооружений) оставалась вполне реальной. Требовалось по- прежнему поддерживать высокий мобилизационный накал, т. е. перераспределять сырье, финансы, кадровый потенциал и т. д. в пользу оборонной промышленности, а также культивировать необходимые общественные настроения. В данном контексте весьма показательно, что если накануне и в годы Великой Отечественной войны в СССР в лице кооперативов и других «маргинальных», с точки зрения коммунистической идеологии, организационных форм производственной деятельности (личных подворий, подсобных хозяйств, кустарей и ремесленников, работающих по патентам) еще сохранялись элементы внутренней диверсификации и многоукладности с отличным от госпредприятий экономическим содержанием и это повышало приспособляемость системы к внешним вызовам, то во второй половине 1950-х гг. по ним был нанесен сильнейший удар. Промысловые артели были национализированы, ЛПХ обложено огромными налогами, а индивидуальная трудовая деятельность запрещена. В рамках искусственно созданной гомогенной структуры народного хозяйства оказалась утраченной важная способность к поиску и стимулированию компенсаторных механизмов, пригодных для поддержания субъективно приемлемых жизненных стандартов. Вера в социализм как способ достижения желаемого уровня материального благополучия («как на Западе») иссякла, и это предопределило, в конечном итоге, его демонтаж.

мобилизационный молотов кооперативный промышленность

Примечания

1. См.: www.finam.ru/dictionary/wordfoibc200031/default.asp?n=1

2. Термин предложен автором статьи и нуждается в дальнейшем научном обосновании. Целесообразно выделять абсолютный сверхмобилизационный эффект, когда существующие социальные структуры и производительные силы разрушаются, что приводит к утрате обществом ряда основополагающих характеристик (например, экономических, демографических, конфессиональных); и относительный сверхмо- билизационный эффект, когда население испытывает тяготы, но профильные организации, отвечающие за возвращение социума в устойчивое состояние, сохраняют дееспособность и развиваются.

3. Тойнби, А. Постижение истории / А. Тойнби. - М., 1991. - С. 222-223.

4. Подробнее см.: Пасс, А. А. Большевизм и кооперация. Теория и практика сосуществования / А. А. Пасс // Вестн. ЧГАУ. - Т. 27. - Челябинск, 1998. - С. 26-34.

5. Подробнее см.: Пасс, А. А. «Другая экономика». Производственные и торговые кооперативы на Урале в 1939-1945 гг. / А. А. Пасс. - Челябинск, 2002. - С. 145-149.

6. ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 5. Д. 27. Л. 31, 55; ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 36. Д. 20. Л. 12, 13; ОГАЧО. ПФ. 288. Оп. 4. Д. 35. Л. 27-33; ЦДНИУР. Ф. 16. Оп. 14. Д. 8. Л. 51, 52.

7. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. - Т. 3. - С. 44-48.

8. Правда. - 1941. - 10 июля.

9. Подсчитано по: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 88. Д. 67. Л. 162; ГАНИОПДПО. Ф. 105. Оп. 13. Д. 107. Л. 16, 17.

10. Агафонов, А. И. Партийное руководство Советов Западного Урала реорганизацией местной промышленности 1941-1945 / А. И. Агафонов // Из истории партийных организаций Урала. - Пермь, 1973. - Вып. 2. - С. 102.

11. Ломтев, С. В. Промысловая кооперация Горьковской и Кировской областей в годы войны [Электронный ресурс] / С. В. Ломтев // Военно-ист. журн. - 2006. - № 2. - С. 4. - Режим доступа : www.mil. ru.

12. Лялицкая, С. Молотовские камнерезы / С. Лялицкая. - М., 1955. - С. 32.

13. Звезда. - 1942. - 4 янв.

14. Искра. - 1944. - 1 мая.

15. Подсчитано по: ЦГИАРБ. Ф. 815. Оп. 4. Д. 10. Л. 6.

16. ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 5. Д. 425. Л. 70.

17. ОГАЧО. ПФ. 288. Оп. 6. Д. 360. Л. 16, 17.

18. ЦДНИОО Ф. 371. Оп. 7. Д. 964. Л. 79.

19. ОГАЧО. Ф. 1266. Оп. 1. Д. 66. Л. 55.

20. Янгуразов, А. М. Промысловая кооперация, ее значение в социалистическом народном хозяйстве : на материалах БАССР : дис. ... канд. экон. наук / А. М. Янгуразов ; УрГУ, Свердловск, 1953. - С.112, 113; ГАОО. Ф. 1010. Оп. 5. Д. 3. Л. 101; Звезда. - 1945. - 24 февраля; ЦДООСО Ф. 4. Оп. 40. Д. 205. Л. 14; ОГАЧО. Ф. 965. Оп. 5. Д. 31. Л. 298.

21. ГАРФ. Ф. 396. Оп. 2. Д. 76. Л. 194-206.

22. См. Пасс, А. А. «Другая экономика». - С. 369, 370.

23. Докучаев, Г. А. Сибирский тыл в Великой Отечественной войне / Г. А. Докучаев. - Новосибирск, 1968. - С. 126.

24. ОГАЧО. ПФ. 288. Оп. 4. Д. 174. Л. 13; ГАСО. Ф. 1923. Оп. 1. Д. 37. Л. 52.

25. ЦДНИОО Ф. 371. Оп. 5. Д. 170. Л. 6.

26. ОГАЧО. ПФ. 288. Оп. 6. Д. 360. Л. 16.

27. Урал - фронту. - М., 1985. - С. 196.

28. ОГАЧО. Ф. 1579. Оп. 1. Д. 1. Л. 2.

29. ОГАЧО. ПФ. 288. Оп. 4. Д. 350. Л. 103.

30. ЦДНИУР Ф. 16. Оп. 14. Д. 281. Л. 4, 5.

31. В дальнейшем, по указаниям ГКО, СНК СССР промысловая кооперация привлекалась к производству стройматериалов: кирпича, извести, черепицы, мела и алебастра, предназначенных для возведения жилья, а также сельскохозяйственных орудий и запчастей к машинам и тракторам, в которых ощущалась острая нужда.

32. См.: Сборник указов, постановлений и распоряжений. 1941-1945 гг. - Челябинск, 1945. - С. 154-156.

33. Удмуртия в период Великой Отечественной войны (1941-1945). - Ижевск, 1996. - С. 219.

34. Челябинская область (1917-1945) : сб. док. и материалов. - Челябинск, 1999. - С. 213.

35. ГАОПДКО. Ф. 166. Оп. 2. Д. 382. Л. 56.

36. ГАНИОПДПО. Ф. 105. Оп. 11. Д. 147. Л. 78.

37. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 88. Д. 147. Л. 168, 169.

38. ЦГАООРБ. Ф. 122. Оп. 24. Д. 78. Л. 493.

39. РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 287. Л. 90-98.

40. РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 287. Л. 90-98.

41. ГАОПДКО. Ф. 166. Оп. 1. Д. 328. Л. 38.

42. ЦДНИУР. Ф. 311. Оп. 1. Д. 99. Л. 16.

43. ЦДООСО Ф. 1718. Оп. 7. Д. 2. Л. 19.

44. При подсчете автором использованы данные, приведенные в монографии: Палец- ких, Н. П. Социальная политика на Урале в годы Великой Отечественной войны / Н. П. Палецких. - Челябинск, 1995. - С. 110.

45. Birman, I. Second and first economies and economic reforms / I. Birman. - Washington, 1980. - P. 10. Цит. по: Дроздов, В. В. Современная западная литература о влиянии Великой Отечественной войны на советскую экономику / В. В. Дроздов // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 6. Экономика. - 1996. - № 3. - С. 30.

46. ОГАЧО. Ф. 1266. Оп. 1. Д. 31. Л. 2.

47. См.: Постановление СНК СССР от 15 мая 1943 г. «О льготах по налогу с оборота на свечи, мыло, заменители мыла и зубной порошок производства местной промышленности и промкооперации» // Собрание постановлений и распоряжений Правительства СССР. - 1943. - № 7. - С. 119.

48. Промысловая кооперация : сб. важнейших постановлений. - М., 1949. - С. 159-162.

49. Подсчитано автором по материалам уральских архивов.

50. Ломтев, С. В. Промысловая кооперация Горьковской и Кировской областей. - С. 5.

51. ЦГАООРБ. Ф. 122. Оп. 25. Д. 141. Л. 25-28; ГАОПДКО. Ф. 166. Оп. 3. Д. 27. Л. 10-24; ЦДНИОО Ф. 371. Оп. 9. Д. 49. Л. 10-13.

52. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. - Т. 3. - С. 232-237.

53. Кожурин, В. С. Народ и власть (1941-1945) : новые док. / В. С. Кожурин. - М., 1995. - С. 141, 142.

Размещено на Allbest.ru